Текст книги "В тени Алтополиса (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Равенство для всех, – вдруг вспомнилось мне. А что, об этом еще дед Пахом рассказывал, дескать какие социалисты дураки, ежели хотят приравнять землепашца к барину.

Товарищ Ортега лишь покачал головой.

– Не равенство, а равные возможности. Да и о каком равенстве может идти речь, если люди с рождения отличаются друг от друга: у одного способности кошеварить, у другого стругать, у третьего командовать. Так уж заложено матушкой-природой и государству этого не изменить. Но возможности отыскать талант, развить и принести пользу не только себе, но и окружающим – вот что власть имущим сделать под силу. Население Российской Империи составляет без малого девятьсот миллионов и половина из них безграмотна. Не умеет не только писать, но и читать толком. В двадцать первом веке, когда ракеты запускаем в космос! В Петербурге горожане давно спутниковой связью пользуются, а в симбирской деревне на расстоянии тысячу верст не то что телефона нет – самого обыкновенного проводного, в ней дороги отсутствуют. В Подмосковье автоматизированные комбайны урожай собирают, а за Уральским хребтом до сих пор плугом землю возделывают. Ты только задумайся – плугом! А если неурожай – детский гробы у околицы? – губы князя искривились в неприятной усмешке. – Довелось однажды поездить по стране и эта разница в уровне жизни… я словно в прошлое попал. Дикие, необразованные люди, готовые существовать в рабских условиях только потому, что другой жизни не знают. Что другого не дано и быть не может. Как не может быть начального образования для всех и бесплатной медицины. Я не говорю про сложные операции, ну аппендицит-то вырезать можно? Провести свет, проложить дороги, построить новые библиотеки и кинотеатры. Почему государственная казна не может обеспечить элементарных условий существования?

– Поди дорого, – тихонько ответил я, чтобы не разозлить его сиятельство и без того раздухарившегося без меры. Сразу видать, что тема ему близкая – животрепещущая.

– Дорого?! – воскликнул князь. – А строить в Заозерном дворец для любимого племянничка не дорого? А спонсировать бал в Монако для особ царской крови? А покупать самые длинные в мире яхты, для того чтобы раз в год сплавать в Испанию? Три года назад неподалеку от Челябинска мор случился. Люди на тот свет целыми семьями отправлялись, а все потому, что медицинское заведение соответствующего типа в деревнях не выстроено. А те, что имелись, находились за сотни верст по разбитой дороге. Я был тогда в Петербурге… Имел удовольствие сидеть за одним столом с его Императорским Величеством по случаю дня рождения любимой балерины. Пока он ей ручку целовал, да в танце кружил, подданные тысячами умирали. Его подданные, за которых он перед Богом в ответе, и которым обязан помощью и защитой. А что вместо этого?! Гордость за самый роскошный фейерверк в Европе? Ну еще бы, господа из самой Вены пожаловали, чтобы на торжественное мероприятие посмотреть. Вот оно, истинное величие русских царей: любовниц баловать, да иностранной публике пыль в глаза пускать. На золотые люстры в Мариинке денег в казне хватило, а на строительство больницы в далеком уральском городке – нет. Когда он стоял на палубе и, покачиваясь от ударившего в голову шампанского, разглагольствовал о новых полях для гольфа в Краснодолье… так захотелось схватить за шкирку и окунуть – окунуть прямиком в холодные воды залива. Подержать подольше, чтобы прочувствовал его императорское величие, кем на земле управлять поставлен. Не вечным быдлом, прилагающимся к власти и богатству, а целыми народами… Сложившуюся в государстве элиту полностью устраивает прогнившая насквозь система, и пока вы – простые люди этого не поймете, так и будете батрачить за копейки, и дети ваши, и внуки… А вы этого никогда не поймете, потому что даже читать не обучены. Бедная… несчастная страна, – князь выдохся и умолк. Вытащил из кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину.

– Что-то я устал, – проговорил он тихо.

Сказанные слова послужили сигналом. Окружающий сумрак вдруг ожил: заскрипел стульями, задвигался множеством теней. Из-за спины князя вынырнула фигура, и подхватив меня под локоть, потащила к выходу. Я не сопротивлялся, понимая, что на сей раз пронесло и убивать никто не собирается. Послушно засеменил следом, вышел в распахнутые двери и очутился на высоком крыльце. Задрал голову, с удивлением обнаружив стоящего рядом Аполлинария Андреевича.

Доктор с шумом втянул ночной воздух, не без удовольствия заметив:

– Чувствуешь, как пахнет степью? Хорошо…

Я принюхался, но кроме крепкого запаха мужского одеколона, исходившего от того же Аполлинария Андреевича, ничего не заметил. Да и какие ароматы здесь могут быть? Ежели возжелалось свежим воздухом подышать, то лучше в район Южных Ворот идти или сразу за железку. Вот там настоящая степь без всяких примесей и ароматов трущобного смрада.

Где-то вдалеке прогрохотал товарняк. Отличить порожний состав от груженого было делом плёвым для любого жителя Красильницкого. Ежели шумит, как пустая консервная банка, значит с Оренбуржья пошел за углем или рудой железной, а ежели отдает неторопливым перестуком колес, то по обратной ветке катит. Бывает, что кучу дел переделать успеешь, а цепочка вагонов все тянется и тянется мимо поселка. Долго стучит, отдаваясь эхом в степи.

Мы еще постояли на крыльце. Шум поезда стих вдали, вместе с ним ушел и страх, осталось лишь любопытство и немножечко удивления от всего увиденного.

– Чудной ваш князь, всё о других печётся.

– Во-первых, не князь, а товарищ Ортега, – поправил меня доктор, – а во-вторых, никакое это ни чудо. Люди от рождения обладают разной способностью к эмпатии: кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Есть и такие, у которых она вовсе отсутствует, поэтому в детстве мучают животных, не чувствуя чужой боли, а когда вырастают, добираются и до людей. Слыхал про таких?

Я молча кивнул, а у самого внутри неприятно заныло. Сразу вспомнился недавний случай с мухой, которой оторвал крылья, заставив бегать по столу. Просто так, от нечего делать… А уж сколько кузнечиков переловил.

– А есть такие, как товарищ Ортега, – продолжил вещать доктор. – И нет, он не добренький – это скорее свойство экзальтированных особ, да прыщавых юношей, воспитанных в духе художественного романтизму. Он другой… он успел в таких местах побывать, что другим даже не снилось. Полстраны объехал за рулем внедорожника и в седле, исходил пешком, ночуя в палатках. Посмотрел, как народу на просторах России живется.

– Всё равно странный, – возразил я, – какое ему дело до остальных? Неужели своей жизнью наслаждаться не хочется? Вот он давеча про царя говорил, что тот с балериной флиртует, пока на Урале мор. Так у нас куда не плюнь, каждый день чего-нибудь случается. Страна-то большая: там пожар, там наводнение. Никакого сердца не хватит обо всех переживать.

– Ты не понимаешь, – доктор грустно усмехнулся, – дело не в сердце, а в справедливости. Точнее в выстроенной веками государственной системе. Разве правильно, что всеми благами страны пользуется пять процентов населения? Процентов тридцать с небольшой натяжкой можно отнести к среднему классу – служивым, специалистам разного уровня, а остальных куда девать? Тех, у кого нет доступа ни к образованию, ни к квалифицированной работе? Какие возможности имеют они? Какое будущее смогут построить для себя, для своих детей? Что их ждет помимо вечной борьбы за выживание? Да ничего… И не потому, что глупы или от природы своей ленивы, а просто не имеют к тому возможностей. Да чего далеко за примером ходить – ты кем хочешь стать?

Я глубоко задумался. Сказать про капитана судна? В книжке про то интересно написано было с захватывающими приключениями, а в настоящей жизни поди иначе. Сидючи на диване морская качка не чувствуется, как и разъедающая кожу морская соль. Да и не ходят сейчас под парусами – времена нынче другие. Ежели только сомалийские пираты, про которых постоянно в газетах пишут.

Было бы здорово стать путешественником. Еще мелким я хотел уйти по шпалам на юг до самой Персии, а оттуда и до загадочной Индии рукой подать. Все мечтал мир посмотреть, как другим людям на планете живется. Но разве путешествие – это профессия? Скорее уж блажь для особ высокорожденных, нам же – людям простым о простых вещах следует думать.

– В заправщики пойду, ежели получится. Лет до семнадцати поработаю, а потом на завод устроюсь.

– Который Манташева? – со знанием дела спросил доктор.

– Не-а, на нефтеперегонный только после учебки берут. Я лучше на Никитинский подамся, там и платят нормально и угол в общаге дают.

– Никитинский-Никитинский, – забормотал Аполлинарий Андреевич. – Подожди, это случаем не металлургический комбинат Анастаса Никитина? Ты в курсе, что через десять лет планируется перейти на полностью автоматизированные линии, из-за чего половину работников сократят.

– Так то еще когда будет, – с философским видом заметил я. – Попрут с Никитинского – пойду к фабриканту Волобуйскому, оттуда погонят – устроюсь грузчиком на железку. Свободные руки завсегда нужны.

– То так, – согласился доктор, – но неужели хочешь всю жизнь мыкаться?

– А существуют другие варианты? – ответил я вопросом на вопрос.

Вариантов и вправду было немного. Имелись еще стригуны, готовые пополнить свои ряды новыми шестерками. И малажцы, крепко прихватившие меня за уздцы. Но с этой темы я обязательно соскочу. Как только отработаю положенный долг, заявлюсь к Лукичу и скажу, так мол и так, трудился честно, а потому отпустите на вольные хлеба.

– Варианты существуют всегда, – наставительным тоном заметил доктор. – Можно всю жизнь горбатиться и умереть, не дожив и до сорока, а можно попытаться изменить мир.

– Через кровь?

– Революции по-другому не делаются. Жирный клещ монархизма настолько глубоко вгрызся в тело страны, что его можно удалить только хирургическим методом – с помощью ножа. Это я тебе как врач говорю.

– А людей вы тоже убивать станете, как врач?

Сказанные слова вызвали немалую досаду на лице Аполлинария Андреевича.

– Вы слишком молоды юноша, и не понимаете сколько крови скопилось под царским престолом, сколько дворцов выстроено на людских муках и страданиях, а потому каплей больше – каплей меньше...

– А деток малых вы тоже во благо страны резать станете? Сколько их у императорской семьи народилось: трое, четверо?

Казалось бы, Аполлинарий Андреевич должен был взбеситься от последнего замечания, но вышло все с точностью наоборот.

– Бегите уже, юноша, – улыбнулся он в аккуратную с проседью бородку. – А Лукичу своему передайте, что про устроенную слежку знаем уже полгода как, и про заказчика тоже в курсе. Против внешнего наблюдения возражений не имеем – смотрите, сколько пожелаете. Но если снова напрямки сунетесь, тут уж не взыщите. Накажем по всей цепочке от самого младшего звена к старшему. У его высочества связей хватит.

«Причем здесь его высочество»? – думалось мне, пока бежал до дому. – «Князья, они же всю жизнь сиятельствами были». И только когда пересек заваленный железяками двор мастерской, меня осенило. Да так, что замер прямо перед входной дверью.

Высочество – это же про товарища Ортегу сказано! Получается, он самый что ни на есть царский родственник – великий князь. Это же охренеть можно… Теперь понятно, откуда ему известны подробности про балерину и «поцеловать ручку». Я-то думал, он для красного словца ввернул про желание окунуть царя в Финский залив. А получается – мог! Мог лично! И не только утопить, но и задушить, заколоть, застрелить. Возможностей у кровного родственника имелась масса. Но каков наглец, а? Устраивать бесовские сборища, прекрасно осознавая, что за ним следят. И ведь ничего не боится: ни черта, ни жандармов, ни царского гнева.

Сразу вспомнились рассказы деда Пахома про великосветскую блажь. Дескать, все они с придурью. Всего в жизни перепробовали и теперь не знают, чем себя занять. Кто поумнее, тот с актрисульками романы крутит или напьется, да гонки на свиньях устраивает. А кто поглупее, тот в политику лезет. И ладно бы в оппозиционную партию подался, принялся в Думе воду мутить в составе кадетов или октябристов как сделал двоюродный дядя ныне царствующей особы. Так нет же, связался с наихудшими из всех имеющихся. С теми, с кем за один стол не сядут и переговоров не ведут.

От накативших мыслей мигом подурнело. Я-то рассчитывал на тайну, связанную с кладом, а натолкнулся на… Дверь неожиданно распахнулась и на пороге возник смурной Лукич.

– Чего стоишь в дом не заходишь? – процедил он, и тут же приказал: – а ну бегом за стол, работа сама себя не сделает.

Как оказалось, не зря бобыль книжки с тетрадками таскал, имелись у него далеко идущие планы.

– Видишь накладные, – указал он на стопку лежащих на столе документов. – Берешь по одной и заносишь в общую тетрадь. Не просто построчно переписываешь, а каждую позицию в отдельный столбик. Сюда наименование детали, сюда количество, а вот сюда – сумму. Ежели есть размеры, указываешь отдельно в примечании. И не забудь самое главное, – Лукич перевернул документ и показал приписку, сделанную карандашом «Р/Б Ц3». – Сможешь расшифровать?

Пришлось наморщить лоб. Ежели накладная на автозапчасти, то приписка на обороте имела прямое отношение к машинам. Да и обозначение знакомое – точно! Механики никогда полное название автомобиля не произносили, коверкая на свой манер. К примеру, Руссо-Балт называли «Рубой» или еще короче «Эрбэ». С первыми буквами понятно, а дальше…

Потерев пальцами лоб для пущей сообразительности, я выдал:

– Руссо-Балт Царицынский – пикап, значит.

– А тройка к чему приписана?

– Полноразмерный, вроде малотоннажного грузовичка.

– Верно.

Лукич на этом не успокоился. Принялся показывать следующие бумажки и требовать ответа. А в самом конце неожиданно похвалил:

– Вижу, что не зря в мастерской штаны просиживал – молодец.

Вроде как слова добрые сказал, а на душе все равно было пакостно. Что значит просиживал? Это Еремей клиенткам глаза строил из столовой не вылазил, а я с мужиками на равных впахивал. К концу смены от масел и прочей грязи черный был – чернее негра.

– Перепишешь всё в большую тетрадь и потом покажешь, – продолжил наставление Лукич. – Только смотри, чтобы красивым почерком получилось, а не как курица лапой, лишь бы накарябать.

– Да как же это? – пискнул я, взглянув на лежащую в углу бумажную кучу. – Тут работы полно, до самого утра не управлюсь.

– А кто говорил про утро? Сроку тебе – две недели. Сделаешь без ошибок, получишь премию в рублях!

Лукич не обманул, через неделю принял тетрадь и, проверив проделанную работу, вручил целый червонец. Я когда хрустящую банкноту в руках сжал, такое воодушевление почуял. Сразу к ближайшему мороженщику побежал, облопался пломбиру до ломоты в зубах, а потом лежал на крыше и думал, до чего же хорошо жить, особенно ежели никуда не лезть. Пускай в книгах главные герои рискуют, выведывают секреты и тайны, а мне этого счастья и даром не надо. Устроюсь на работу – буду каждый день ходить, денежку зарабатывать. Для кого-то может и муторно, а мне спокойнее.

Про устроенною мною самодеятельность в «Трех медведях» бобыль не прознал. Я и сам постарался забыть про тот случай, как про страшный сон. Кем приходился товарищ Ортега императорской семье, что они обсуждали за закрытыми дверьми бара – не знал и знать не хотел. И даже улицу знаменитого адмирала обходил стороной. На всякий случай, чтобы не угораздило.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Днем я шатался по улицам в поисках новых сплетен, а вечерами корпел за тетрадкой. Лукич продолжал приносить накладные – не так много, как прошлый раз, но пальцам от этого легче не становилось.

На заправке всё шло своим чередом: Малюта с Гамахеном дремали в теньке, а Тоша курил за сараем.

– Какие люди! – восторженно прокричал он, стоило мне показаться из-за угла. – Ты где пропадал, Чижик?

– Писал, – признался я.

– В писатели что ли заделался? – не поверил Тоша. – Будешь как Лев Толстой в холщовой рубахе ходить, да деревенских баб портить?

Кто о чем, а вшивый о бане. Не давали парню покоя женские прелести, ох не давали. Об том свидетельствовал свежий кровоподтек на скуле. Опять поди к Тоньке-Морковке наведался в гости, томимый любовной страстью. Встретил малажского Графа, или еще какого конкурента. Их у Тоньки целая куча имелась, ежели всех в очередь выстроить, то людская цепочка до самого рынка протянется.

– Симпати-ично, – протянул я, рассматривая украшение на лице приятеля. – Вот ежели с другой стороны подрихтовать – для симметрии, то совсем красиво получится.

Тоша не стал вестись на подначку. Вместо этого нагнулся и заговорщицки прошептал:

– Мы нашли её.

– Кого – не понял я.

– Ну ты даешь, писатель – забыл уже? Настоящую американку нашли, сошедшую прямиком с Детройтского конвейера. Симпатичная девчуля получилась – на загляденье: бока лощеные, обвес хромовый, блестит под солнцем. От кормы глаз не оторвать, настолько ход плавный.

– Мы сейчас точно о машине говорим? – на всякий случай уточнил я. На что Тоша тоскливо вздохнул.

– А еще писатель называется… Отсутствует в тебе образность мышления, Чижик.

– Зато в тебе этого самого добра выше крыши. Девчонку нормальную завести не можешь.

Тошина рука взметнулась в воздух и отвесила увесистый подзатыльник. Пока я чесал ушибленную голову, парень наставительным тоном произнес:

– Ты, Чижик, не забывайся. Помни кто здесь старший, а кто мелочь пархатая. Вот когда доживешь до наших лет, тогда поймешь, до чего мужику несладко без женской ласки приходится. Теперь касаемо Плимута… Внутрь не заглядывали, капот не поднимали, но по всему видно, что наш клиент. Бразилы на всем экономят, поэтому у ихних машин имеется характерный запах дешевого пластика и днище через пару лет начинает подгнивать. А у этой ни одного ржавого пятнышка – чистенькая, ухоженная.

– Может за ней просто следят? – заметил я. – У хорошего хозяина и старый мерин ходит как арабский скакун. Опять же кузова меняют. Я когда в мастерской работал, столько всего насмотрелся. Глянешь снаружи – натуральный «Пежо», а ключи в зажигании провернешь, к звукам мотора прислушаешься и понимаешь, наш это – «Руссо-Балтовский». Поэтому внешний вид ни о чем не говорит. Пока крышку капота не поднимешь, не определишь.

– Ой, да много ты чего понимаешь, – не выдержал Тоша. – Я те говорю – настоящая американка, значит так оно и есть. Машины кто обыкновенно «переодевает» – фраера из малажских и сикариос из Фавел. Для последних дешевый понт – не понт, а образ жизни. Лишь бы пыль в глаза пустить, а то что на таких машинах только по степи гонять, подальше от жандармских глаз, ихнего брата не волнует. Короче, проследили мы за хозяином американки. Человек солидный, клерком в отделении местного банка работает и живет там же – на Калюжке. Такому связываться с фальшивкой не с руки.

И снова улица знаменитого адмирала, и снова Калюжка. Преследует она меня что ли?

– Чижик, ты чего морду скривил? – заметил Тоша мою недовольную физиономию. – Если мне не веришь, то можешь у пацанов спросить.

– Да верю я, верю… Давай информацию по клиенту, сегодня же главному доложусь.

– Ты погоди докладываться, – замялся Тоша. Почесал ухо в поисках заныканной сигаретки – не нашел. Похлопал по оттопыренному карману – он у рабочего комбинезона имелся всего один, зато большой. Не карман – целая сумка, расположенная по центру груди. Увы для Тоши, и там пачки не обнаружилось.

Долгая это была заминка. Парень заметно нервничал. За неимением курева засунул промеж зубов спичку и принялся отчаянно жевать. Значит не простой предстоял разговор. Так оно по итогу и вышло….

За следующие пять минут Тоша изложил хитрый план о том, как срубить быстрых деньжат. Началось все со злополучного Плимута. Парни быстро установили маршрут, коим клерк добирался до дома. Установили слежку и в один из прекрасных дней обнаружили, как тот выгружает из салона автомобиля коробку знаменитых сигар.

– Это же Артуро дон Фуэнто, – Тоша едва не захлебывался от восторга, – одна из самых дорогих марок в мире. Я специально у дядьки Гурама интересовался, того самого что табачную лавку на рынке держит. Ну ты знаешь его, с усами висячими… Дядька Гурам гнать не станет. Он готов взять по тридцать рублей за штуку при условии, что мы оболочку не повредим. Прикинь, тридцать рублей за одну сигару, а их двенадцать в одной коробке. Вот и прикинь арифметику.

– По поводу сигар я понял, а Плимут-то здесь причем?

– Как причем? – возмутился Тоша моей непонятливостью. – Хозяин сигары в гараже хранит. Когда машину свиснут, он стопудняк обеспокоится сохранностью остального. Все ценное из гаража вынесет, в том числе и сигары, и плакали тогда наши денежки.

– Допустим, но я-то вам зачем сдался?

– Тут такое дело, – замялся Тоша. Покатал в зубах кончик измочаленной спички, и наконец выдал: – без тебя внутрь гаража не попасть.

– Без меня? – искренне удивился я. – Ты адресом случаем не ошибся? Это вам к Лобастому нужно, он у нас спец по проникновению в чужие гаражи.

– Ты бы еще Федю с Тополиной вспомнил, – ухмыльнулся собеседник, – тоже взломщик от бога. Только и знает, что ломом навесные замки ломать. Здесь другой подход нужен, более тонкий. Защита в гараже на высшем уровне: электроника, сигнализация все дела. Мы бы может и не сунулись, но имеется в ней один изъян, – Тоша наклонился к самому уху и прошептал, – под самой крышей расположено духовое окно. Очень узкое, но ты по размерам тощий, должен пролезть.

– Не-а.

– Тебе деньги нужны?

– Нужны, но в гараж не полезу.

– Чижик, слово даю – поделим поровну на четверых.

– Не-а.

– Ну вот что ты за человек... В кои-то веки пацанам подфартило, – Тоша с досады сплюнул на землю. Вслед за смачным харчком под ноги полетела порядком пережёванная спичка. – Чижик, ежели тебя доля не устраивает, ты только скажи. Соберемся с пацанами, обсудим.

– Не в бабках дело.

– А в чем? – искренне удивился Тоша. В общем-то он был прав, идеалисты в трущобах не выживали. Деньги были нужны всем и всегда, и я не был счастливым исключением из правил. Вот только Калюжка… Не хотелось снова соваться на улицу знаменитого адмирала. Столько всего нехорошего было с ней связанно. Словно сама жизнь подавала отчаянные сигналы: не лезь туда Чижик, иначе убьет. А не убьет так обязательно покалечит или в такую историю втравит, что заокеанскому Тому Сойеру и не снилось.

– Не пойду, – отрезал я, – не пойду и точка.

Тоша тяжело вздохнул. Снова потянулся за ухо в поисках сигареты. Увы, чуда не случилось. Не возникает курево из воздуха, тут как не хоти. От отчаяния парень дернул себя за мочку.

– Блин, Чижик… без тебя никак.

– А если стенку разобрать? – вспомнил я народно-пацанский метод проникновения в гаражи. Зачем возится с замками и воротами, когда есть кирпичная кладка? За два-три часа работы посменно, вполне реально пробить отверстие, через которое не только пролезть можно, но и вынести ценности. Эх, сколько кладовых таким образом было вскрыто и не сосчитать. Другой вопрос, что дыра получалась небольшая. Про аккумуляторы или колеса можно сразу забыть, а вот сигары вполне стащить получится.

Обо всем этом Тоше и напомнил, а тот только руками всплеснул.

– Чижик, я же говорю – Калюжка! Там без разрешения бзднуть не дадут, а ты предлагаешь кувалдой стучать? Это тебе не гаражный массив в дебрях трущобных. Тут прямиком возле дома стоит, боковой стенкой в притирку. Как начнешь долбить, так хозяин и услышит – прибежит, еще и соседей с собой прихватит.

– А камеры?

– А камер там нет, – охотно поделился информацией Тоша, – мы все осмотрели. Глазки только на паре домов висят, и еще одна панорамная у шлагбаума при въезде. Ни к чему им видеонаблюдение. Улочка тихая, посторонних нет, все друг друга в лицо знают.

Я молчал и тогда Тоша посмотрел на меня взглядом до того грустным, что стало не по себе. – Чижик, выручай, без тебя не справимся… Как друга прошу.

Слова в Красильницком имели особую ценность. И если ты не трепло какое, не бросаешься важными для каждого пацана понятиями направо и налево, то и отношение к сказанному тобой особое. Тоша трепачем не был. Знал о чем говорит, за базаром следил крепко, и вдруг такое:

Чижик – выручай, как друга прошу».

Если рассуждать по факту, друзьями мы не были, так – приятельствовали по мере необходимости. Тоше и компании нужен был выход на мастерскую с целью дополнительного заработка, мне же возможность повысить свой авторитет. Взаимовыгодное сотрудничество – вот как это называлось у больших людей. Ну не могут старшаки с малолетками дружить. У нас по определению интересы разные: кому мороженное купить, а кому журнал с бабскими прелестями. Да и странной компания получается, где один от горшка три вершка – из-за прилавка не видно, а другой пригибается, когда в дом входит, чтобы головой притолоку не снести.

Как друга прошу…

Не смог я отказаться, а потому следующей ночью отправился на дело. Раньше ничего серьезного красть не приходилось. Не считать же за ценности яблоки или пирожки с прилавка. Дорогие доминиканские сигары, совсем другой коленкор. За такое если поймают, могут тюремный срок впаять и на малолетку отправят. Тем более что среди пострадавших будет числиться банковский служащий. У этой братии особые отношения с законом, и подвязки в суде имеются. Ежели чего натворят – хрен сядут, потому как в когорту особо важных персон входят – негласную, разумеется. Так-то по закону в нашей стране все равны, но когда до сути дела доходит – выясняется, что некоторые граждане ровнее прочих.

Может потому и умудрялись жить везде припеваючи. Выстроили целую улицу в трущобах, дав название в честь великого адмирала и даже позволили по ней гулять: по той её части, что была отдана на откуп общественным организациям, вроде банка и телеграфа. А вот в жилой зоне начинались проблемы. На въезде стояли полосатые шлагбаумы и будки с вечно заспанными охранниками, пускающими внутрь по спецпропускам. И камеры были, целых три штуки – невиданная роскошь для Красильницкого.

– Они раньше на каждом фонарном столбе висели, – пояснил Тоша тем же вечером. – А потом местные возмутились: не желаем жить под чужим контролем, чтобы информация о нас уходила по проводам незнамо куда. Нам сигнализации и охранников за милую душу хватит. Ну и убрали оборудование от греха подальше, потому как сами местные принялись его повреждать: то глазок залепят, то провода обрежут, а то и вовсе битой собьют.

– Откуда знаешь? – удивился я подобной информированности.

– Так он до заправки почтальоном работал, – пояснил за Тошу Гамахен. – Целых два месяца газеты развозил, а потом поперли.

– Ничего не поперли, – возмутился тот, – я сам ушел.

– Еще скажи, что не от твоего бычка стопка газет загорелась.

– Прям уж стопка, всего-то парочка «Ведомостей» задымила.

Лениво переругиваясь, мы шли по ночным улицам трущоб. Впереди вышагивал Тоша, как самый знающий. Он когда почтальоном подрабатывал, хорошо успел изучить защиту жилой зоны. Та оказалась полна дыр: камер нет, охрана ленивая, а соседи хоть и бдительные, но живут не везде. К примеру, напротив нужного нам гаража стоял пустующий дом с заросшим густым кустарником забором.

Жителям поселка недвижимость на Калюжке была не по карману, а городские еще не сошли с ума, чтобы селиться в непосредственной близости от трущоб. Вот и получается, что жили здесь в основном работники местного банка и телеграфа. У кого имелись деньги, и кто не хотел добираться до работы по утренним пробкам.

Эх, знать бы об этом раньше, может и не пришлось бы ночевать на крыше пекарни, кутаясь в сто одежек, словно старый дед. Целый жилой дом с толстенными кирпичными стенами и меблировкой внутри.

«А если…», – не успел я развить фантазию, как меня тут же обломал Тоша.

– Чижик, даже не думай. Местные в этом райончике похлеще жандармских будут: бдят круглые сутки, а если что неладное почуют сразу звонят на пост. Меня в первый же день работы повязали, а на следующее утро мужик во дворе с ружьем встретил.

Пацаны эту историю уже слышали, поэтому не удивились, а я переспросил:

– С пневматическим?

– С нарезным не хочешь? У них у каждого разрешение имеется на огнестрел какого-то там класса…

– Класса Д, – помог Тоше всезнающий Гамаш. – Красильницкое считается зоной с неблагополучной криминогенной обстановкой, поэтому у каждого домохозяйства есть право на оружие. На улицу с ним выходить запрещено, а вот применять для защиты личной территории – пожалуйста.

Я аж остановился, услыхав подобное:

– Это что же получается, у хозяина гаража есть ствол?

– Да ты не ссы малой, мы дельце в тихую провернем, – попытался успокоить меня Малюта.

– Вы-то провернете, не сомневаюсь. Только в гараж мне лезть и рисковать целостностью шкуры тоже мне, пока вы за забором отсиживаться будете.

– Чижик, не дыми.

Но меня уже было не остановить. Скинув с плеча широкую ладонь Малюты, я отбежал в сторону и с подозрением уставился на пацанов.

– Чё, за лоха держите? Думаете, нашли мелкого, значит можно лапшу на уши вешать? Так получается – да?!

Я был готов к любому развитию событий, даже самому плохому, включающему пинки и тумаки. Но пацаны лишь переглянулись.

– Ну и нахрена ты про класс Д ляпнул? – первым не выдержал Тоша. – Неужели не видишь – Чижик на нервах?

– Здрасьте, приехали, – возмутился Гамахен, – я же и виноват, получается… А кто первым про мужика с ружьем сказанул?

– Я сказанул, потому что к слову пришлось, а ты любишь поумничать на пустом месте. Мол, смотрите чего знаю: класс Д, криминогенная обстановка… Кто тя за язык тянул? – тут же набросился на соперника Тоша.

Но Гамахен не расстерялся. Выпятив обыкновенно впалую грудь, он принялся тараторить:

– Да потому! Да потому что бесит, когда всякие неучи берутся рассуждать о вещах, в которых нихрена не смыслят.

– Конечно, куда нам до вас. Вы же у нас великий Гамахен, и дня прожить не можете, чтобы свои «цыклопедические» знания не выказать.

Пацаны встали друг напротив дружки и принялись орать, позабыв обо мне и деле, на которое собрались. Дня не проходило, что бы эти двое не собачились. Бывало, что и до мордобоя доходило. И тогда в ситуацию вмешивался Малюта. Переговорить, а уж тем более переспорить языкастую парочку, он не мог, а потому действовал доступными ему способами. Прошлый раз затащил драчунов в воду, благо дело происходило на берегу озера. Обхватил могучими руками за шеи, и принялся макать до тех самых пор, пока бедолага Гамаш не стал пускать пузыри. В этот раз воды рядом не оказалось, поэтому пришлось отвешивать подзатыльники. Рука у Малюты была тяжелой. Шлепок и голова бедного Тоши мотнулась, как у тряпичного болванчика. Еще шлепок и сбитый с ног Гамахен летит на землю.