Текст книги "Теплая кровь. Том 1: Вторжение (СИ)"
Автор книги: Артём Суханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава 8. Лавр
Они напали под утро. По той самой тропинке, по которой всего несколько часов назад бежал в лагерь Лавр, оставив после себя настоящую просеку, по которой и прошли чужаки. На вечернем совете было принято решение выставить дозоры, но это не помогло. К утру опытных склавийских ветеранов сменили мацентийцы. Дозорных – географа и биолога, университетских ученых, обладателей степеней и солидных грантов – тихо взяли в ножи. Они умерли, не издав ни звука, только кровь клокотала в перерезанных костяными клинками горлах. Лагерь спал, хоть каждый из членов экспедиции и обещал клятвенно, что не заснет до утра. Тени бесшумно рассредоточились у брезентовых палаток. Первым их заметил Антон Хротов – слуга одного из склавийских картографов, дежуривший на оставленной командой “Выдре”. Выйдя покурить на борт кораблика, Хротов заметил мелькавшие между палатками тени. За своими плечами Хротов имел пять лет военной службы в граничарском (1) полку, поэтому он тут же включил корабельный прожектор, направив его на чужаков. Увидав оскаленные покрытые чешуей пасти и топорщащиеся над спинами гребни, Хротов открыл огонь. Эти выстрелы и разбудили лагерь.
С первыми выстрелами отставного граничара из джунглей полетели факелы. На брезентовой ткани палаток расцвели диковинные жёлтые цветы. Брезент горел плохо, палатки тут же наполнились вонючим черным дымом. Разбуженные выстрелами и пожаром люди вскакивали, не понимая спросонья, что происходит. Удерживающие палатку канаты перегорали, и горящий тент падал на находившихся внутри людей. Повсюду тут же началась давка и паника.
Лавр и Константин выскочили наружу сразу после выстрела Хротова. Этой ночью они не спали, колдуя над Устройством Вероятностей, тем самым металлическим коробом на походном столе. Устройство должно было заработать к утру. Об этом их попросил Смолян, а к его поручениям они оба относились серьёзно.
Лавр, выскочивший первым, тут же взял на прицел мечущиеся по лагерю фигуры, пока Кост, шипя и матерясь, тащил из загоревшейся палатки чертов металлический короб.
Лавр припал на колено, как его учили на флоте. Через прицел винтовки он увидел непривычные очертания фигур, мало напоминающие человеческие. Огонь пожара отсвечивал на их бирюзовой коже, похожей на чешую. Морды ничем не напоминали человеческие лица. Выкаченные глаза, огромные рыбьи губы, вместо носа – две вертикальные щели. За спиной у существ трепетали высокие фиолетовые гребни. А ещё у этих тварей росли хвосты, как у головастиков. Времени разглядывать нападающих не было, и Лавр нажал на спусковой крючок. Одно из существ упало. Его сородич, остервенело бивший копьём лежащего на земле человека, услышав выстрел, кинулся на Лавра. Лавр дернул затвор, загоняя в патронник новый патрон.
Удар! Прямо в голову. Лавра отбросило в сторону. Он на секунду замер, пытаясь удержать равновесие, но тут же последовал новый удар, уже в бок. Лавр упал не выпуская винтовку. Увидев над собой бирюзового монстра, занёсшего над его головой дубину, он машинально заслонился винтовкой. Удар болью отдался в пальцах. Что-то вцепилось ему в шею и правую руку, мешая двигаться и дышать. Лавр оттолкнулся, перекатываясь в сторону. Он попытался выиграть секунду, необходимую ему, чтобы перехватить винтовку. Краем глаза Лавр успел увидеть, как к нему подбегает второй бирюзовый. Тот самый, что добивал мацентийца. Теперь его копьё вздымалось над Лавром. Нужно снова перекатиться в сторону, чтобы увернуться от копья, но это тупик – вечно перекатываться он не сможет, копьё в итоге всё равно окажется быстрее. Нужно стрелять, иначе он погибнет. Вот только одновременно уворачиваться и стрелять не получится. Значит, придется выбрать что-то одно. Превозмогая ужас, Лавр вскинул винтовку. Правое бедро обожгло болью. Лавр усилием воли отогнал от себя мысли об этой боли, сосредоточившись на оружии. Палец уже на спусковом крючке, ствол винтовки смотрит в морду бирюзового, патрон уже давно в патроннике. Выстрел. Рыбомордового отбросило назад, что-то влажное и вонючее шлёпнулось на лицо Лавра. Чёрт, там же еще второй был. Мужчина инстинктивно сжался, ожидая удара, но удара не последовало. Лавр повернул голову, видя как атаковавший его сбоку бирюзовый сцепился с Костом. Князь, будучи намного крупнее субтильного чужака, повалил его проходом в ноги, и теперь они оба катались по земле, нанося друг другу беспорядочные удары.
Лавр вскочил и тут же едва не упал. Голова вспыхнула болью, тупым болезненным гудением ответил ей правый бок. Боли в бедре Лавр не чувствовал, правая нога просто подкашивалась, не желая его удерживать в вертикальном положении. Используя винтовку как костыль, он подскочил к воющему клубку. Рыбомордый, увидев его, почти перестал трепыхаться, словно сдаваясь. Кост понятливо отшатнулся, и Лавр нанёс удар прикладом, вкладывая в него весь вес оставшегося без опоры тела. Рыбомордый затих, но Лавр, боясь что тот снова вскочит, остервенело наносил удар за ударом, пока вокруг бирюзовой головы не расплылось красное пятно. Кост, забрызганный кровью, встал с бирюзового, не переставая нервно материться. Почему так тяжело дышать? Что, черт побери, так сжало ему горло?
Лавр ощупал шею, пальцами ощущая обвившийся вокруг неё ремешок. Второй ремешок удерживал его руку, но порвался, когда Лавр начал кататься по земле. Третий унылым хвостом свисал со спины. На конце всех трёх ремешков – кожаные карманы, набитые камнями. Вот чем он получил в голову. Он дернул ремень, тот не поддался, но хотя бы дышать стало легче. Тем временем Кост поднял с земли дубину бирюзового и теперь встал позади Лавра, прикрывая спину.
– Что дальше, Лавр? У тебя есть план? – зачем Кост кричит? Думает, что его денщик контужен? Или это нервы?
Выстрелы звучали всё чаще. Всё чаще падали убитые и раненые бирюзовые. Кажется, победа должна была остаться за людьми.
– Лавр! – закричал князь. Лавр повернулся на крик. Прямо на них бежал, потрясая копьём, ещё один чужак. Лавр вскинул ружье, дёрнул затвор. Бирюзовый резко сделал прыжок в сторону. Затем еще один – в противоположную. У Лавра никак не получалось прицелиться.
– Лавр!
Их снова попытались обойти с фланга. Сразу двое. В руках короткие ножи из всё той же кости. Вооруженный дубиной Константин кинулся им наперерез. Бирюзовые прыснули в стороны, обходя князя с боков. Гребни на спинах ритмично двигались, то вскидываясь, то опадая. Из рыбьих губ слышалось что-то среднее между рыком и бульканьем. Лавр повернул было ствол в их сторону, но бирюзовый с копьем подошёл слишком близко. Лавр вновь попытался в него прицелиться. Не удалось. Сбоку что-то отчаянно закричал Кост. Лавр снова дернул стволом, но копьеносец был уже близко и начал заносить копье. Лавр выстрелил. Мимо. Пуля пролетела над плечом чужака, но тот сразу съежился, вздрогнул. И потерял драгоценную секунду, необходимую ему для броска. Скользкими пальцами Лавр снова дернул затвор. Рыбомордый вновь занёс копье. Сбоку кричал, почти визжал Кост. Выстрел. Не его выстрел, стрелял кто-то рядом. Лавр постарался сосредоточиться. Выстрел. На этот раз его. Рыбомордый упал, так и не бросив своё копье. Лавр повернулся. Один бирюзовый лежал у ног князя. Второй опасливо пятился, смотря куда-то за спину Лавра. Оттуда раздался новый выстрел, и второй бирюзовый рухнул на спину, отброшенный силой выстрела.
– Целы? – прозвучало из-за спины. Лавр обернулся, едва не упав при этом. Крепкая рука сжала его предплечье, удержав от падения.
Перед ним стоял высокий мужчинах в кальсонах и нижней рубашке. Лев Смолян. На шее на страховочном шнуре болтался шестизарядный «Сброя-Драгун» (2). Через плечо был перекинут на половину уже пустой патронташ с картечью. Левой рукой Смолян придерживал Лавра. В правой руке у него был зажат двуствольный дробовик-быкобой со спиленным стволом.
«Лупара», – вспомнил название Лавр. Лупара была традиционным оружием бандитов из трущоб Прамской Пентархии (2). Ему об этом оружии как-то рассказывал мичман «Гневливого» во время очередного захода корабля в прамский порт.
– Целы? – вновь спросил Стоян. Бегло осмотрев стоявшего перед ним Лавра, он добавил, – не трудись, парень. Вижу, что задал глупый вопрос. Князь, вы ранены?
– Рука, – ответил Кост, – пустяки. Всего лишь порез, – тут же добавил он поспешно.
Лавр огляделся по сторонам – бирюзовых чужаков больше нигде не было видно. По крайне мере, живых. Трупы лежали по всему лагерю. Бирюзовые вперемешку с людьми.
Выстрелы в лагере прекратились. Неужели все дикари перебиты? Видимо, да.
Лавр почувствовал тошнотворный запах брезента, смешавшимся с запахом горящих волос. Тошнота подступила почти мгновенно. Его вырвало, и он с трудом удержался на ногах, скрючиваясь пополам. Кост испуганно отскочил, опасаясь, по-видимому, забрызгаться. Ну и чёрт с ним, – на то он и князь.
– Ничего, – сказал Стоян содрогающемуся от спазма мужчине, – блюй сколько влезет! Теперь уже можно блевать. Наша взяла, парень! Наша взяла!
***
– У нас мало времени, – сказал Аристотель Аргиропуло, открывая чистую страницу толстой бухгалтерской тетради. – У меня ещё три палатки осталось, поэтому давайте сделаем все быстро. Я перечисляю записанные на вас материальные ценности, а вы говорите мне, в каком они состоянии.
Аргиропуло был начальником хозяйственной части экспедиции. В лагере ещё стреляли, когда Аристотель уже бросил ружье, приступив к подсчёту потерь экспедиции. Этот мацентиец был настоящим профессионалом, которого отвлечь от дела не могли даже летящие рядом пули.
– Итак, – Аристотель поправил на носу очки с толстыми стёклами, – готовы?
Кост со вздохом кивнул. Как старший по палатке именно он отвечал за сохранность их с Лавром материальных ценностей, или говоря человеческим языком, – вещей, инструментов и оборудования. Сам Лавр из солидарности стоял рядом, слушая последние новости от прибившегося к ним Саввы Енчева.
– Палатка брезентовая, четырехместная.
– Сгорела, – глухо произнес Кост. Лавр тихонько вздохнул, вспоминая, как просторно было им двоим в рассчитанной на четверых палатке.
– Стол полевой, складывающийся, – продолжил спрашивать Аристотель, помечая что-то в своей записной книжке. – Две штуки?
– Из палатки Варатиса вообще всех убили, – шептал Енчев, – восемь человек. Варатис сам-то никогда в настоящих переделках не был, хоть и ездил в экспедиции регулярно. А уж подопечные его и вовсе впервые за пределы Маценты (3) выбрались. Как заполыхало, выскочили все как попало. Оружие никто заранее не зарядил. Ну и…– Савва провел большим пальцем по горлу, – сам понимаешь, короче.
– Один стол сгорел напрочь, второй обгорел, но цел, – ответил Константин, покосившись на слишком громко говорящего Енчева.
– Стулья походные, складывающиеся. Две штуки?
– Целы. Оба.
– Кушетка походная, складывающаяся?
– Мы себя сильно лучше показали, чем мацентийцы. Но тоже одного зарыть сегодня придется. Батавова. Батавов, это который хозяин Хротова, картограф. В армии служил как все, кого Смоян подбирал, но, видимо, где-то не там. Тоже ружье не зарядил, дурак. Ещё и бросился на этих врукопашную. Прикладом огреть хотел, видимо. Ну его на копья и насадили. Умный, а дурак.
– Канистра, нержавеющая сталь. Емкость десять литров. Одна штука?
– Да что ей будет-то?
– Конкретнее, пожалуйста!
– Да цела она, твою мать, – фыркнул Константин, – все вообще цело. Кроме палатки и одного стола. Это брезентовая палатка, черт тебя дери, а не многоквартирный дом! Брезент сгорел, тросы, на которые он натянут был, перегорели. Опоры металлические закоптились – всё! Всё остальное цело! Отпусти нас уже. Тут вокруг работы ещё море!
– Не терпится закапывать трупы? – Аристотель посмотрел на Коста из-под своих изящных очков в металлической оправе.
– Что?
– А какая работа ещё может быть у экспедиции сегодня? – завхоз неприятно рассмеялся, – перепись уцелевшего и погребение тех, кому не повезло. Этих, в чешуе, тоже сейчас закапывают. Неизвестно, сколько теперь нам придется стоять здесь, а эпидемия из-за разлагающихся тел никому не нужна. Так что, если мы закончили с переписью имущества, вам самое время явиться к вашему главному и получить в руки лопату.
Аргиропуло аккуратно сложил записную книжку и спрятал в карман куртки.
– А мы, кстати, закончили. Так что удачно поработать.
– Злой он сегодня, – тихо хмыкнул Енчев. – Оно и понятно. Среди погибших у него были друзья. Ну должны были быть. Хоть кто-то. Ведь погибло-то сегодня…
– Савва, – не выдержал Лавр, – заткнись!
Смолян окликнул их с Костом, когда они оба проходили мимо полевой кухни, направляясь к наполовину сгоревшей штабной палатке. Сидя на раскладном табурете, он помешивал бурлящую в котелке кашу. Увидев их, Смолян приветливо улыбнулся и призывно помахал вынутой из котелка ложкой на длинной деревянной ручке. При этом приставшие к ложке хлопья овсянки разлетелись в разные стороны, дразня не евших со вчерашнего вечера склавийцев запахом горячей еды.
– Идите сюда, парни, – крикнул им Смолян, – в штабной палатке всё равно пусто сейчас. С утра все при деле, некому командовать.
Слева от Смоляна возвышалась башня, составленная из походных металлических тарелок. За несколько секунд, которые Кост и Лавр потратили, чтобы подойти в костру, Смолян ловко вынул из башни две миски и, мастерски орудуя ложкой, быстро наполнил их горячей кашей.
– Ешьте, парни, – справа от Смоляна лежал серый холщовый мешок. Запустив в него пятерню, склавиец извлек из него горсть вяленых фруктов, которые он бросил в кашу. После того как тарелка оказалась в руках подошедшего Константина, Смолян проделал то же самое и с порцией Лавра.
– Не знал, что вы тоже по кухне дежурите, господин Смолян. – Лавр, всегда носивший свою ложку за голенищем сапога, сел на траву перед костром, быстро приступив к делу. Константин же, по господской рассеянности оставивший свою ложку в рюкзаке, мог лишь потерянно глядеть на исходящую аппетитным паром кашу и делать дурацкие замечания.
– А я и не дежурю, Ваше Высочество, – Смолян невесело улыбнулся, – сегодняшнего дежурного по кухне как раз сейчас у реки закапывают. Как и многих других. Но кто-то же должен!
Кост хмуро кивнул. Дойдя до одного из кухонных столов, он подобрал оставленную там кем-то ложку и принялся за свою порцию.
– Как поешьте, собирайте рюкзаки, парни. Сегодня нам предстоит немного прогуляться, – сказал Смолян, дуя на зачерпнутую прямо из котелка порцию каши.
– Прогуляться? Куда? – тут же заинтересовался Константин.
Лавр всё также продолжал помалкивать. За время, проведенное в составе экспедиции, он давно понял, что магистр Смолян имел обширное армейское прошлое. Вчерашний бой это в очередной раз подтвердил. Люди вроде Смоляна всегда говорили ровно то, что, по их мнению, следовало знать подчиненным. Дополнительные вопросы их только раздражали. А раздражать Смоляна Лавр не хотел.
– В разведку пойдём, – подув последний раз на ложку, Смолян осторожно попробовал ее содержимое и замолчал на некоторое время, тщательно жуя, – давно уже нужно было осмотреться. А то привыкли, что Мортум пуст и, значит, безопасен. Но как показала ночь, эта безопасность обманчива, сами понимаете.
– Когда выдвигаемся? – спросил Лавр, прикидывая, сколько ему понадобится времени на сборы.
– Устройство починили? – Ответил вопросом на вопрос Смолян.
– Почти, – потупился Кост, – мне нужен ещё где-то час.
– Ну вот тогда через два часа и выдвигаемся. Нам же еще всем собраться нужно. И катер с парохода спустить. В общем, через два часа жду вас, парни, у пристани.
1) Граничары – иррегулярные воинские формирования, размещённые на границах ив особо неспокойных регионах Склавийского Государства. Граничарам исторически разрешено заводить семьи и хозяйство в непосредственной близости от гарнизонных городков. Существуют отдельные хутора, деревни и целые уезды, населенные граничарами. Как читатель наверняка уже догадался, ближайшем историческим аналогам склавийских граничар являются казаки.
2)Прамская Пентархия, – союз из пяти могущественнейших островных городов, наиболее технически развитое островное государство. Со временем вокруг Пентарихии сложилась Прамская Конкордия – конфедерация условно независимых государств, на момент описываемых событий главный геополитический противник Склавийскогогосударства.
3) Мацента, она же Мацентийская Империя, – маленькое островное государство, упрямо цепляющееся за остатки былого величия. Давно была бы поглощена Конкордией, если бы не поддержка Склавии, использующей империю в своих интересах. Мацентийской Империи формально принадлежит треть Мортума. Ближайший исторический аналог – поздняя Византийская Империя, если бы она, каким-то чудом, дожила бы до XX века.
Глава 9. Богдан
Говоря про тысячу листов, Димов, конечно же, блефовал. Два дня назад работниками архива ратуши был сведён единый отчёт о произошедших событиях. Оригинал в тот же день отправили в Костовск. Но Лазарову было довольно и копии.
Всё началось двадцатого августа, на следующий день после похищения Петева. По эрзинским рабочим бригадам на всем протяжении тысячеверстного ичитьевского участка прошёл слух, что начальство утаило премию, полагавшуюся по случаю Дня Тёплой Зимы(1). С самого утра эрзины, пришедшие на свои участки пути, демонстративно отказывались работать. Где-то дошло до драк со склавийскими бригадирами и мастерами. Чтобы восстановить порядок, из Ичитьевска были отправлены две роты десятого драгунского полка, расквартированные в строящихся казармах к северу от Ичитьевска. Те же действия сделали и начальники других гарнизонов, находящихся на протяжении ичитьевского участка дороги. Спустя три часа неизвестные пустили новый слух про жестокие расправы военных над организовавшими стачку эрзинскими рабочими. Слухи не соответствовали реальности. Военные лишь взяли под охрану имущество дороги, предоставив руководству околотков самостоятельно уговаривать эрзинов выйти на работу. Но жившие в городе и окрестностях эрзины в эти слухи, конечно же, поверили. Уже к вечеру в центре города появилась громящая всё на своём пути толпа – непосредственно в Ичитьевске работало около десяти тысяч эрзинов. Да ещё несколько тысяч жило в деревнях вокруг города. Вся эта масса немедленно начала заниматься привычным для толпы делом – нападать на жандармов, грабить магазины и богатые дома, нападать на одиноких прохожих. Имели место и нападения на жандармов в самих эрзинских поселениях. Но лишь в одном из селений – Сагиле – жандарм был убит. В остальных дело ограничилось драками и бегством побитых жандармов. Димов с основным составом жандармов оказался заблокирован в ратуше – сквозь осаждающую здание толпу просто нельзя было пробиться без применения огнестрельного оружия. А открывать огонь начальник ичитьевских жандармов медлил, понимая, к каким серьезным последствиям это может привести.
Третья и четвертая роты драгунского полка пришли на выручку городу, спустя два часа после начала беспорядков. Драгуны топтали ошалевших эрзинов конями, стегали их нагайками и, не жалея сил, рубили их плашмя шашками, но и им понадобилось не менее часа, чтобы хотя бы выдавить толпу за пределы центра городка. Лишь на следующее утро, когда вернулись первая и вторая роты драгун, удалось окончательно очистить левый берег Ичита. И вот тогда начались аресты.
Ещё по прибытии к ичитьевским жандармам Лазаров заметил, что ратушная тюрьма была переполнена. При этом, по словам Димова, арестантов сплавляли в Костовск по Ичиту уже минимум два раза. В Костовске же и проводились основные следственные мероприятия. У ичитьевских жандармов на такое просто не было сейчас времени – весь личный состав был занят непрекращающимися арестами. О том, чтобы расследовать причины беспорядков, не могло быть и речи. Этим занимались сейчас в Костовске, но судя по тому, что следователи Особого Отдела полиции до сих пор не посетили Ичитьевск, занимались из рук вон плохо.
Из прочитанного Лазаровым отчёта ясно вытекало, что беспорядки были спланированы давно. За отдельными стачками, слившимися в итоге в жестокое городское восстание, явно стояли очень хорошие организаторы. Впрочем, такое сейчас творилось по всему государству. Слишком много крестьян покинуло свои замерзающие фермы в поисках лучшей доли. Слишком сурова была жизнь изгнанников, наводнивших в последние годы склавийские города. Неудивительно, что тайные общества и революционные кружки появлялись по всей Склавии как грибы после дождя. Теперь вот взялись бунтовать и эрзины.
Лазаров отложил бумаги и принялся за давно остывший ужин, принесенный несколько часов назад усталым жандармом. Тушеные овощи с жилистыми кусочками мяса, грустно влачившими своё бремя одиночества на разных концах тарелки, даже в горячем виде были съедобны весьма условно. Теперь же и вовсе есть их мог только умирающих от голода человек, да и то при условии, что он обладал огромной волей к жизни. Но Богдан не имел обыкновения отступать перед трудностями. Стараясь не смотреть на застывшие по краям тарелки желтые капли жира, Лазаров механически работал вилкой и двигал челюстями. Страшась почувствовать вкус еды, он пытался отвлечь себя, думая о предстоящем расследовании.
Мысли эти на вкус не сильно отличались от жандармского угощения. Коротко говоря, расследование пропажи Петева в нынешней ситуации было просто невозможно. У жандармов сейчас было не меньше сотни склавийцев, пропавших без вести во время эрзинских беспоряков. Пара из них по статусу была даже выше главного ревизора дороги. Лазарову по большому счёту было на них плевать. Не имея Гения, они не подпадали под зону его ответственности, но вот для жандармов все пропавшие были одинаково важны. То есть, вообще неважны. У ичитьевского управления сейчас были более важные дела, вроде рейдов в рабочие кварталы и пополнения ратушной тюрьмы.
Доев поздний ужин, Лазаров встал, чтобы размять спину. Где-то вдали загрохотало. В маленьких окошках подвала блеснула молния.
–Чёртов дождь, – пробормотал Богдан, – очередной чертов дождь.
Уже десять лет дожди были проклятьем для этого удаленного региона. Проклятые ливни начинались в июле и продолжались до первого октябрьского снега. Из-за дождей гибли урожаи, гнили деревья, а речные берега превращались в топкие болота. Дожди были первыми предвестниками похолодания, следом за ними шли заморозки, которые в последнее время наступали всё раньше и раньше. Лазаров ненавидел эти холодные летние дожди, но гораздо больше их ненавидели склавийские и эрзинские крестьяне. Из-за проклятой погоды пригодной для возделывания земли с каждым годом становилось всё меньше.
Не желая возвращаться за неудобный стул, Богдан пошёл вглубь архива, где круглосуточно за своим столом должен был сидеть дежурный унтер-офицер. Жандарм был на своём посту. Соорудив из каракулевой шапки что-то вроде подушки, служивый спал прямо за столом, накинув на плечи теплую шинель. Приглушенный свет настольной лампы бросал тревожные отблески на плечи унтера и его растрепанную светло-русую голову. Во сне жандарм что-то неразборчиво бормотал, его скрытые шапкой руки дергались в рваном ритме кошмара, судя по всему, снившегося этому парню.
–Шёл бы ты уже по-человечески спать, служивый, – громко произнёс Лазаров над самым ухом дежурного. Тот не проснулся. Только сильнее начали дёргаться его конечности, да бормотание стало более громким, более отчётливым.
–У меня жена, братцы, жена, – услышал Лазаров. – Не надо, братцы.
За окном снова загрохотало. Инспектор почувствовал духоту, которая всегда бывает перед дождём. Лазаров весь напрягся, прислушиваясь, но после грохотания за окнами всё стихло. Дождь не приходил.
–Что же вы, братцы, зачем?
Богдан, разменявший уже почитай шестой десяток, вдруг ощутил, что ему становится не по себе. Навалившаяся духота и скулящий жандарм, противоестественно спящий в присутствии грозного инспектора, порождали в душе какую-то смутную, глухую тревогу. Ожидание чего-то гнусного и страшного.
–Эй, служивый, – рявкнул Лазаров, – просыпайся, твою мать!
Бормотание отрезало, точно ножом. Осталось только неровное дыхание спящего, прерывающееся пронзительными вздохами-всхлипываниями. Последний раз Лазаров слышал такие звуки лет двадцать назад, ещё в войну. Так всхлипывал человек, когда ему перерезали горло.
–Дежурный! – заорал не помня себя Лазаров. – Подьём!
Обеими руками он вцепился в плечи жандарма, начав его трясти словно куклу.
Голова служивого несколько раз мотнулась вперёд-назад, после чего он открыл глаза.
–А ну, – рявкнул унтер, пытаясь сбить руки Лазарова резким ударом. Удар у него вышел так себе – затекшие за время сна руки перестали быть надежным оружием. – Отпусти гад, зарублю!
Жандарм грозно надвинулся на отскочившего Лазарова. Руки вяло блуждали по поясу, ища несуществующую шашку.
–Эх ты, дежурный, – вздохнул Богдан. – У стены твоя шашка, горе луковое, сам же перед сном, небось, поставил.
Жандарм уставился на инспектора мутными со сна карими глазами. Окончательно проснулся он только теперь.
–Ваше благородие, – проблеял унтер осевшим голосом, – простите меня, ваше благородие, третьи сутки на ногах! Не задремал, помер бы.
–Я уж и подумал, что ты помираешь, братец, – хмыкнул Лазаров. – Тебе чего снилось-то, что голосил во сне как девка? Тёща что ли привиделась?
–Дрянь какая-то, – смущенно ответил жандарм. На глазок стражу архива можно было дать не больше двадцати. В глазах Богдана почти ребёнок. – Спал, точно, простите, ваше благородие, с перепою, – унтер потёр лицо крепкими крестьянскими кулаками, отгоняя остатки сна.
–Но я не пил, ваше благородие, – тут же добавил он торопливо. – Мы тут с самой бузы эрзинской ничего крепче чая не пьём, Верховный в небесах мне свидетель! Капитан не велит!
–Да вижу я, как ты у капитана службу служишь, – рассмеялся Лазаров. Смех был каким-то жутким, неестественным. Богдан смеялся долго, почти минуту, и никак не мог остановиться. Тревога, скопившаяся внутри, требовала выхода. Жандарм всё это время стоял по стойке смирно, опустив от стыда голову и глядя исподлобья на развеселившегося инспектора.
– Утром-то домой пойдёшь? – спросил участливо Лазаров.
–Ага, – хмыкнул унтер-офицер, – пойти-то пойду, да вряд ли надолго. Послезавтра ж, ваше благородие, День Теплой Зимы – самый главный у эрзинов праздник. Даже и подумать боюсь, чего они устроят, когда перепьются все. Если уж они за неделю до этого такие ужасы вытворяли, – жандарм грустно вздохнул, – тут, ваше благородие, не надо семь пядей иметь, чтоб понять, что призовёт нас всех начальство в ружье, уже начиная с завтрашнего дня.
Часы на руке Лазарова показывали двадцать минут второго. Завтра, которого с ужасом ждал этот сонный обитатель архива, считай, уже наступило.
–Тебя как звать-то, братец?– спросил Лазаров.
–Симон Янчев, ваше благородие, – отозвался жандарм. – Я ж с вами давеча на том складу был, с эрзином. Помните, у меня ещё тетрадка была.
–Помню, как же, – кивнул Лазаров. – Ты у Димова за писаря служишь, выходит?
–Подменяю, скорее, ваше благородие. Писарь-то у нас того, запойный. А грамотных у нас раз, два и обчелся. Читать-то худо-бедно все могут, а вот пишу пристойно, считай, я один. Ну и офицеры, понятно дело. Но я ещё и на машинке шпарю, а вот офицеры наши стороной машинерию обходят, поломать бояться.
–Замучился поди на этой неделе протоколы-то калякать, а?
–Ох, как есть замучился, ваша правда.
Лазаров замолчал и сделал пару шагов в сторону архивных полок, сделав вид, что осматривает стоящие там папки. Янчев в это время приводил себя в порядок, пытаясь по-уставному зачесать взлохмаченные за время сна волосы. Парень, судя по всему, рад был избавиться от пристального внимания губернского инспектора.
В голове и на языке Лазарова крутился какой-то вопрос, ответ на который помог бы ему продвинуться в деле. Чутье подсказывало при этом, что парнишка-недописарь ответ на этот вопрос, скорее всего, знает. Впрочем, буквально десять минут назад расшалившееся чутье кричало о лютой страшной опасности, так что совсем уж сильно доверять ему, наверное, не стоило.
Итак, вопрос. Что нам нужно знать? Что поможет нам нащупать тропинку к пропавшему Петеву? Что может знать жандарм, отработавший львиную долю заявлений и обращений, пришедших в Управление после проклятых беспорядков. Вари, котелок, вари!
–Скажи, братец, в бумажке тут вашей говорится, что у вас за сотню человек на прошлой неделе пропало. А вы это каким образом выяснили? Родственники обращались?
–Так точно, – услышав голос инспектора, жандарм тут же снова стал «во фрунт», – нами принято девяносто семь заявлений о пропаже.
–А посмотреть я их могу?
–Так точно, ваше благородие!
–Неси их тогда сюда, а после ложись спать. По-человечески уже. Есть же в вашем подвале, куда упасть?
–Так точно, только…
–Если кто сюда придет, я их сам взашей вытолкаю. Давай, отдыхай, братец, а то навоюешь завтра с недосыпу, всей губернией не разгребём!
1)День Тёплой Зимы – праздник эрзинов, в котором племена провожают лето и просят зиму не быть жестокой. Праздник зачастую сопровождают безобидные жертвоприношения еды, ценностей и одежды для эрзинских богов. Конечно же, Синод с подозрением относиться к подобным праздникам, но пока позволяет туземцам их проводить.
