Текст книги "Операция "Ловец Теней" (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

– Сержант Барсуков, – сказал Лазарев холодно, – наденьте на Селихова наручники.

Барсуков, всё такой же прямой, как обычно, вышел вперёд. В руках у него были наручники. Он приблизился.

Я совершенно спокойно протянул Барсукову руки.

Сержант наградил меня хмурым взглядом. Несколько мгновений мне казалось, что он что-то скажет. Но Барсуков не сказал. Просто защёлкнул браслеты у меня на запястьях.

– Обыскать его спальное место, – бросил Лазарев.

Барсуков с Соколовым принялись шариться у меня по тумбочке. Они доставали и высыпали прямо на пол полупустые ящики. Шарились в высыпанной из них солдатской бытовой мелочи.

– Ничего нет, товарищ старший лейтенант, – сидя на корточках, поднял голову Барсуков.

– Проверьте кровать.

Тогда они стали выворачивать мою кровать: разодрали пододеяльник и одеяло. Разорвали подушку. Вверх дном перевернули матрас. И ничего не нашли.

Лазарев приблизился. Прищурил глаза.

– Где патроны?

– Где и должны быть, – пожал я плечами. – В оружейной.

– Не притворяйся идиотом. Где патроны, которые ты хотел использовать в своей провокации?

– Какие патроны? – хмыкнул я.

Лазарев обернулся к сержантам, замершим за его спиной.

– Растолкайте Петренко. Обыскать и его тоже.

– Есть.

– Есть.

Соколов с Барсуковым вышли из нашей комнатки.

Остальные солдаты недоумённо таращились на всё происходящее. Сонно переглядывались. Некоторые бойцы из других комнаток, разбуженные шумом и голосами, пытались заглядывать к нам в комнату. Их гонял Вакулин:

– Вернуться на свои места! Тут вам нечего смотреть! Нечего, я сказал!

– Ты не отвертишься, – покачал головой Лазарев, – не отвертишься, Селихов. Я знаю о твоих гаденьких планах. Ты…

– Я не сомневаюсь, что вы знаете, товарищ старший лейтенант, – у вас очень внимательный информатор.

Говоря это, я глянул на Матузного.

Тот всё ещё казался сонным, но когда услышал мои слова, любой сон как ветром сдуло с его лица. Матузный побледнел. Несмотря на ночную прохладу, которой тянуло из открытой форточки, у него на лбу выступила испарина.

Лазарев нахмурился. Он понял, что я всё знаю.

– Плохие у вас методы, товарищ старший лейтенант. Если вы, конечно, старший лейтенант, – ухмыльнулся я. – Неуважаемые в солдатской среде. У нас не любят, когда шестёрок к личному составу подставляют.

– Я тебя на губе сгною, – проговорил Лазарев беззлобно, но жёстко, – уж не переживай, найдём, под какую статью тебя подвести…

Я пожал плечами.

– Находите.

– Двести сорок девятая УК РСФСР. Уклонение от воинской службы путём членовредительства или иным способом. От трёх до семи лет… – Теперь нотки в голосе Лазарева приняли угрожающий оттенок.

– Все-то вы знаете, товарищ старший лейтенант, – я даже улыбнулся, – а главное – всё можете узнать. И друзей себе быстро находите. Да, Матузный? Ты как? Сдружился с Иваном Петровичем?

Матузный аж побледнел.

– Саша, да ты чего? Ты чего такое несёшь?..

– Ты чё, думал, мы не знаем, что ты на нас стучишь? – раздался вдруг злой голос Малюги из коридора. – Знаем! Всё знаем! Я думал, ты мне друг, Матузный, а ты падлой оказался!

– Молчать, рядовой, – обернулся к нему Вакулин.

– Падлой и крысой!

Когда сержанты привели к нам перепуганного Артёма Петренко, Вакулин бросил им, указывая на Малюгу:

– Уберите его отсюда.

Соколов схватил Малюгу под локоть.

– Пошли.

– Руку уберите, товарищ сержант!

– Пошли, говорю.

– Не трожьте! Сам пойду!

– Никого не подпускать! – распорядился Лазарев. – Всех держать в комнатах!

Он обернулся к Петренко. Спросил у Барсукова:

– Нашли?

– Никак нет. У него тоже пусто.

Тогда Лазарев спросил Петренко:

– Рядовой Петренко, где патроны?

– К-какие патроны? У меня ничего нет… Я всё сдаю…

– Трофейные. Под китайский автомат типа пятьдесят шесть, которые тебе Селихов передал.

Петренко удивлённо округлил глаза.

– Я… Никто ничего мне не передавал! Да я… Я…

– Нет у него никаких патронов, – сказал я холодно.

Офицеры и сержанты, все как один, уставились на меня.

– И ничего он не знает. Потому что я ему ничего не говорил ни о каких провокациях.

Лазарев нахмурился.

Вакулин тем временем подошёл к Петренко, положил ему руку на плечо и подался к нему так близко, что казалось, он вот-вот что-то скажет рядовому на ухо.

– Старший сержант Селихов планировал провокацию с целью очернения офицеров нашей заставы. Планировал её сегодня утром, когда отправится в наряд на границу. Ты идёшь с ним. Вы собирались осуществить ложную сработку и имитировать перестрелку. В ходе этого ты должен был, по приказу Селихова, не смертельно его ранить из твоего оружия. Для стрельбы использовать трофейные патроны, которые передал тебе Селихов. Так?

На лице Петренко отразился настоящий ужас. Глаза заблестели. Он торопливо покачал головой.

– Нет… Нет, товарищ лейтенант. Я… Я в первый раз всё это слышу. В первый раз! Клянусь!

Вакулин стал чернее тучи. Приблизившись к Лазареву, быстро что-то сказал тому на ухо. Старший лейтенант стал угрюмым, как могильная плита. Потом зыркнул на меня очень колким взглядом.

– Он ничего не знает, – сказал я. – Потому что никакой провокации я делать не планировал. И история про патроны – тоже ложь. Зато ваша шестёрка её легко проглотила. Да, Матузный?

Матузный трижды переменился в лице.

– Саша…

– Не нужно оправдываться, – сказал я. – Что сделано, то сделано. Я слежу за тобой с самого начала. Ещё с самой первой сходки. Очень уж мне показалось твоё рвение странным. Ты всегда трижды подумаешь, чтобы жопу поднять. А то вдруг проблемы. А тут – первым в пекло. Да ещё и остальных подстрекал, как надо. Разве не так?

Матузный сглотнул. Умоляющим взглядом посмотрел на Лазарева. Тот с отвращением отвернулся.

– Но знаешь, что мне все-таки интересно? – глянул я на Матузного. – Чего они тебе такого пообещали, что ты решил своих продать? Ты ж с нами весной за Шамабад стоял. С нами жизнью рисковал. А тут в шестёрки так легко подался.

Остальные погранцы, что были в моей комнате, стали недоумённо поглядывать на Матузного.

Тот это заметил. На глазах у него навернулись слёзы.

– Саша… Да я… Да я никогда…

– Только пятеро знали о моём маленьком плане – пустить дезинформацию, – продолжал я. – Знал я, Нарыв, Малюга, Вася Уткин и Алим Канджиев. Надо было мне тебя, понимашь ли, проверить. А не ошибаюсь ли я. Не ошибся ли Алим, когда видел, как ты под камень у генераторной записочки прячешь, а товарищ лейтенант…

Я кивнул на Вакулина.

– … по ночам их украдкой подбирает.

Остальные погранцы стали осуждающе посматривать на Матузного. Тот утёр слёзы.

– Саша… Да я бы никогда…

– Всем выйти, – скомандовал Лазарев и обернулся к Соколову. – Матузного изолировать.

Погранцы принялись медленно подниматься с коек и один за одним уходить из комнатки.

– Пойдём, – Соколов подошёл к Матузному. – Пойдём, говорю.

– Саша… Я… – глотая слова, пытался говорить Матузный. – Я не хотел… Просто…

Я ничего ему не ответил. Только проводил холодным взглядом.

– Товарищ старший лейтенант, – начал наконец Ковалев, когда, кроме меня в комнате не осталось других солдат. – Вы можете объяснить мне, что происходит? О чём говорит Селихов? Что… что вообще творится?..

Лазарев обернулся. Подошёл к Ковалеву почти вплотную.

– Нет. Не могу, товарищ лейтенант.

Ковалев сначала удивлённо вытянул лицо. А потом оно сделалось таким кислым, что я такого выражения у замбоя ещё ни разу не видел.

– Это какое-то самоуправство. Какой-то бардак, – выдохнул он. – Я доложу в отряд. Немедленно напишу рапорт.

– Пишите что хотите, – бросил Лазарев, будто бы потеряв к Ковалеву интерес.

Замбой снял фуражку. Платком вытер лоб, а потом двинулся на выход. Однако застыл у проёма, потому что на пути его оказался Вакулин.

– Дайте пройти.

Вакулин молчал.

– Я сказал, дайте пройти.

Замполит наградил Ковалева ледяным взглядом. А потом пропустил. Зам по бою обернулся. Глянул сначала на Лазарева, а потом на меня. Взгляд его был суровым, но полным непонимания.

Только тогда замбой вышел из комнаты.

Тут в комнатку заглянул старшина Черепанов. На лице его возникло настоящее изумление, когда он увидел меня в наручниках.

– Вам есть что сказать, товарищ прапорщик? – спросил у него Вакулин безэмоционально.

– Что тут творится? Почему Селихов в наручниках?

– Это не ваше дело, – несколько надменно проговорил Вакулин.

– Нет, товарищ лейтенант, – покачал Черепанов головой. – Это моё дело. Извините, я требую объяснений.

– Объяснений не будет, – сказал Лазарев. – Вы свободны.

– Это какое-то самоуправство! – возразил Черепанов. – Вы…

– Вы свободны, – с нажимом сказал Лазарев.

– Идите, товарищ прапорщик, – сказал я. – Не встревайте. Вам всё равно никто ничего не ответит. Не ответит, потому что товарищи офицеры прямо сейчас находятся в полнейшей растерянности. Они рассчитывали, что у них появился повод от меня избавиться, но серьёзно прокололись.

Черепанов хмуро глянул на меня. Потом, под взглядом Вакулина, всё же ушёл.

– Теперь все видят, кто вы есть на самом деле, Иван Петрович, – сказал я. – Вся застава этой ночью поймёт, что вы не тот, за кого себя выдаёте. Что вы чужой. Возможно, даже не пограничник.

Лазарев молчал. Вакулин тоже. Сержанты застыли в абсолютном безмолвии.

– Одевайтесь, – сказал Лазарев. – Товарищ старший сержант. Вы всё ещё арестованы.

– На каком основании? – я хмыкнул. – В чём меня обвиняют? Заговор, который вы тут упорно развенчивали – оказался фикцией. Я намеренно погасил его и поддерживал дисциплину. Занял погранцов делом – они наблюдали за вашими действиями на Шамабаде. Наблюдали пристально и чётко. И делали выводы.

– Одевайтесь. Вы всё ещё арестованы, – словно робот, повторил Лазарев.

Я хмыкнул. Глянул на Барсукова.

– Подайте-ка мне галифе, товарищ сержант. А то в наручниках неудобно.

Когда под конвоем из сержантов меня доставили в канцелярию, там сидел Ковалев. Сидел и писал рапорт.

Отпустив Барсукова с Соколовым, Лазарев бросил замбою:

– Вы свободны, товарищ лейтенант. Идите к себе.

Замбой, невозмутимо писавший что-то на тетрадном листе, поднял на офицеров суровые глаза. Потом глянул на меня.

Я, одетый в галифе, сапоги и майку, держался совершенно непринуждённо.

– Вы свободны, – повторил Лазарев.

Ковалев шумно встал.

– Допишу у себя. Завтра в отряде узнают, что тут происходит…

С этими словами он быстро вышел из канцелярии. Вакулин закрыл за ним дверь. Щёлкнул щеколдой.

Мы остались втроём.

– Думаешь, самый умный, да? – сказал Лазарев хмуро.

– Я думаю, что вы заигрались. И проиграли, – сказал я.

– Ты поставил всю операцию под удар, – покачал головой Вакулин.

– В гробу я видал такие операции, – ответил я холодным тоном.

Лейтенанты переглянулись. Лазарев вздохнул.

– М-да… Не думал я, что с тобой будет так тяжело. – протянул Лазарев.

В канцелярии повисла тишина. Тут было темно. Лишь настольная лампа на столе Ковалева едва разгоняла тьму, окрасив всё вокруг очень тусклым желтоватым светом.

За окном тихо шумел ночной летний ветерок.

Лазарев приблизился. Сунул руку в карман.

Некоторое время мы просто сверлили друг друга взглядами. А потом старлей достал из кармана ключик.

– Руки, – сказал он. – Дай, сниму с тебя браслеты.

Глава 9

Ключик щёлкнул в личинке замка наручников, и Лазарев снял с меня правый браслет. Потом так же и левый.

Я тут же скрестил руки на груди и оперся о стол начальника заставы. Посмотрел на обоих офицеров.

– Это вы, конечно, поторопились, – улыбнулся я, – я предполагал, что может получиться так, как получилось. Но всё же мне казалось, что вы в первую очередь попытаетесь провернуть всё по-тихой. Вызвать меня на разговор, например.

Лазарев молчал и стоял по стойке смирно, словно был на параде. За его спиной, чуть поодаль, глядел на меня Вакулин. Лица обоих лейтенантов ничего не выражали. Из-за игры светотени походили они на какие-то деревянные истуканы, искусно вырезанные из податливой древесины.

– Если вы сняли с меня наручники, – продолжил я, немного погодя, – значит, всё же неплохо понимаете, в какой ситуации оказались. А раз уж притащили меня сюда, значит, хотите что-то сказать.

Лазарев молча подошёл к стенке и взял стул. Поставил его прямо передо мной.

– Ты давай, присаживайся, Саша. Видимо, надо поговорить.

Внезапно в дверь грохнуло. Грохнуло так, что спокойный внешне Вакулин аж встрепенулся. Резко повернулся к двери.

Туда глянул и Лазарев.

– Зараза… – протянул он сквозь сжатые зубы.

Грохнуло ещё раз.

– Открывайте! – закричали из-за двери, и я узнал голос Черепанова. – Это беззаконие! Открывайте, кому сказано! А то дверь вынесем!

Из-за двери, вперемежку с новым раскатом грохота, донеслись возбуждённые крики пограничников.

– Ну вот. Вы добились настоящего бунта своими действиями, – хмыкнул я. – Что теперь будете делать?

Вакулин подошёл к двери. Открывать её он не спешил, а только закричал:

– Товарищи пограничники! Прошу вас, разойдитесь! Нет повода для таких радикальных действий!

Ответом лейтенанту стал новый удар в дверь. Да такой, что задрожал косяк, а щеколда дзынькнула. Снаружи понеслась матерная брань, а ещё возгласы недовольных солдат:

– Какие мы тебе товарищи, зараза!

– Ну!

– Точно!

– Отпустите Сашку немедленно!

– Да! Он ни в чём не виноват!

– Это вы какую-то мутную игру затеяли!

– Прошу вас, сохраняйте спокойствие, – не оставлял попыток Вакулин. – Мы освободили товарища Селихова руки и ведём с ним переговоры. Вы…

– Закрой хайло!

– Отпускай Селихова! А то мы сейчас свяжемся с отрядом и доложим о ваших вредительских действиях! – заорал Черепанов.

– О действиях доложим, а вас – приложим! – рассмеялся какой-то шутник за дверью.

Ну что ж. Этого следовало ожидать.

Как я уже говорил, я рассматривал два развития событий. Первым было такое: я ожидал, что за мной по-тихому придут ночью. Что Лазарев вызовет меня к себе на разговор. Казалось мне, что такой исход в большей степени вероятен.

Тем не менее лейтенанты пошли по иному пути. Более решительному, но и более рискованному.

Я понимал, что может начаться, если они попытаются просто ввалиться ко мне ночью и арестовать. Это вызовет резкое недовольство у солдат. Солдат, которые мне доверились.

И если они не «выразят своё неуважение» к офицерам сразу, то сделают это, когда осознают, что же творится. Значит, уже осознали.

Казалось мне, что ни Лазарев, ни Вакулин не решатся на такие рискованные действия. Тем не менее решились. Почему? Вот это главный вопрос.

– Товарищи… – попытался снова успокоить их Вакулин, но его прервал Лазарев.

Он сам подошёл к двери и крикнул:

– Разойтись немедленно! Вы даже не представляете, во что ввязываетесь! Какие последствия могут быть у ваших действий! Безопасность Селихова гарантируем!

– Иди к чёртовой бабушке, контра! – раздался крик Нарыва.

Затем снова грохнуло в дверь. Теперь с потолка даже посыпалась штукатурка.

– Мы вас оттуда сейчас выковырим! Немедленно отпустите старшего сержанта Селихова! – крикнул Черепанов. – Вы удерживаете его там незаконно! Арест – незаконен! Только в этом случае мы будем вести с вами какие бы то ни было переговоры. Иначе – штурм, вот что!

– Видишь? – обернулся ко мне Лазарев. – Видишь, что ты натворил своей выходкой? Солдатня взбесилась!

– Взбесилась? – Я хмыкнул. – Да они с вами ещё вежливо разговаривают. Стучат вот… воспитанно. А могли бы уже вооружённые в окна залезть. Это не проблема.

Оба лейтенанта застыли без движения. Оба уставились прямо на меня.

– На Шамабаде нет солдатни, – похолодел я голосом, – только люди, только солдаты. И эти солдаты недовольны. А ещё – они дают вам шанс. Рекомендую им воспользоваться.

Лазарев не выдержал первым. Он немного помолчал, а потом сухо сплюнул и выматерился. Холодным, странно хрипловатым голосом заговорил:

– Это срыв операции, Селихов. Это крах. По твоей милости всё пошло к чёрту. И в этом виновен только ты!

– Операция, значит… – я хмыкнул, но не договорил, потому что снова грохнуло в дверь.

– Открывайте! – закричал Черепанов с той стороны. – Иначе сейчас будем входить по-настоящему! Я считаю до пяти!

Лейтенанты переглянулись. Потом Лазарев вдруг глянул на сейф начальника заставы.

– Я бы не советовал вам браться за оружие, – покачал я головой. – Так вы только всё усугубите. Шамабад в этом году уже трагедий натерпелся. Хватит.

– Раз! – раздался громогласный голос Черепанова из-за двери.

– Ты всё похерил, Селихов, – покачал головой Лазарев. – Теперь уже всё равно.

– Вам даже всё равно на ваши жизни? – спросил я.

Офицеры замешкались. Лазарев больше ничего не сказал. В глазах обоих совсем на мгновение блеснули нерешительность… а ещё страх.

– Не всё равно. Я вижу.

– Два! – вёл свой отсчёт Черепанов.

– Уверяю, вас по головке не погладят за то, что вы тут, на Шамабаде, устроили, – решился сказать Лазарев.

– Мы устроили? – Я нагло ему кивнул. – Вы появляетесь на границе без документов. Вас покрывает Давыдов после ареста, а потом ещё и назначает командовать заставой. А дальше начинается цирк. Про танковый взвод я не говорю. Это кто-то сверху подсуетился. Но ослабление боеспособности заставы налицо. И как вы думаете, как к этому отнесутся пограничники, которые не так давно стояли за заставу насмерть? Как получали ранения за неё? Кровь проливали? Некоторые даже погибли.

– Три!

– Всё пошло бы как нужно, если бы ты не влез куда не просят, – теперь подал голос Вакулин.

Он говорил жёстко, но гораздо спокойнее. Да и к тому же выглядел сдержаннее Лазарева. И хотя новый начальник заставы тоже пытался сохранять хладнокровие, Вакулин гораздо лучше держал себя в руках.

– Виноват тот, – сказал я, – кто решил провернуть вашу «операцию» именно таким методом. И не стоит винить в этом ни меня, ни личный состав заставы.

– Четыре!

Лейтенанты обернулись на голос Черепанова. Напряглись. Уставились на дверь. Мгновения до следующего счёта потянулись так, будто бы время превратилось в вязкий кисель.

Лазарев не выдержал во второй раз. Обернулся:

– Останови их, Селихов. Они тебя послушают.

– Пять! – заорал Черепанов, и в дверь грохнуло так, что щеколду едва не сорвало с винтов.

К тому же я заметил, как за окном кто-то подбирался к нам. Парни решили пойти и этим путём тоже.

– Давай, выламывай! И… Раз!

Бух!

– И… Раз!

Бух!

С каждым ударом тяжёлая деревянная дверь из массива тряслась всё сильнее и сильнее. Казалось – удар-другой, и погранцы ворвутся внутрь.

– Останови! – Лазарев нервно подошёл ко мне. – Это самоуправство! Это дебош и бунт!

Я заглянул ему в глаза. А потом хитровато сказал:

– Я могу попробовать. Возможно, они даже меня послушают.

– Ну так давай!

Бух!

Я хмыкнул.

– Но у меня есть условие…

– Какое? – спросил Лазарев, строя невозмутимый вид.

– Пока будем торговаться, парни уже зайдут, – сказал я, состроив самую мерзкую улыбку, на которую только и способно было моё лицо.

Лазарев обернулся.

Бух!

Дверь с треском и грохотом откинулась. Я даже видел, как отлетела куда-то в угол щеколда.

Погранцы, одетые кто как, вооружённые кто палкой, кто какой-то доской, кто железной трубой, найденной где-то во дворе, ворвались внутрь.

Вёл их Черепанов с пистолетом в руках.

– Согласен! – крикнул мне Лазарев, и голос его даже неприятно сорвался.

Тогда я кивнул ему и вышел вперёд.

– Братцы. Отставить, – сказал я строго.

Лейтенанты, тем временем, все как один, кинулись мне за спину. Прижались спинами к столу начальника заставы.

Потом с грохотом разбилось окно, и в канцелярию, буквально вынеся раму на своих плечах, влез Вася Уткин. За ним стал карабкаться ещё кто-то.

– Вы… – запыхавшись, сказал Вася, утирая с лица кровь. – Вы арестованы, вредители! Немедленно отпустите Сашку!

Офицеры изумлённо уставились на Уткина. Казалось, они даже вот-вот прижмутся друг к другу от страха. Но всё же так низко они не пали.

– Отставить, Вася, – сказал я ему с улыбкой. – Свободный я.

– Они тебя удерживали? Чего хотели? – спросил Черепанов, нахмурившись.

– Теперь всё хорошо, братцы. Мы с товарищами офицерами договорились.

– Договорились? О чём⁈ – кивнул мне Нарыв, уставившись изумлёнными глазами.

Старший сержант вообще прибежал в одних только галифе да сапогах. В руках он держал какую-то доску, оставшуюся, видать, от стройки новой крыши на конюшне.

Так или иначе, двенадцать человек, не считая меня, окружили лейтенантов. Я заметил, что даже дежурный по заставе с вооружённым часовым стояли за спинами Черепанова и Нарыва.

Да что уж говорить, даже дежурные по связи и сигнализации прибежали на бучу.

«М-да… – подумалось мне. – Даже в своём поражении эти двое лейтенантов парализовали работу заставы. Хорошо хоть остальные парни, что ушли в наряды, всё ещё стерегут границу».

– О том, – начал я, – что товарищи офицеры нам всё объяснят. И введут в курс дела, почему они творят такое на Шамабаде.

Погранцы замерли, не зная, что им делать: арестовывать офицеров или же расходиться.

– Набрешут! – вдруг выкрикнул кто-то из пограничников.

– Да!

– Точно-точно!

– Нет им доверия! Крысу подослали!

Бойцы снова начали вскипать. Я решил быстро это купировать:

– Не набрешут, под нашим строгим надзором, – я глянул на лейтенантов, – уж я не дам им набрехать.

– Ничего не понимаю, – покачал головой Черепанов. – Я вообще перестал понимать, что на заставе творится!

– Значит, так! – вышел я вперёд. – Всем без паники. Сохраняем холодный рассудок. Товарищ прапорщик, не могли бы вы организовать службу на заставе, как полагается? А то я вижу, у вас тут даже часовой пришёл. А кто ж патрулирует территорию?

Черепанов замялся. Стал озираться.

Остальные погранцы тоже притихли. Принялись переглядываться.

– Спасибо, братцы, – продолжил я, – что пришли ко мне на выручку. Без вас было бы намного тяжелее. И всё же служба должна идти своим чередом.

Я оглянулся на лейтенантов. Оба недоумённо нахмурились. То и дело бросали взгляды на ворвавшихся в канцелярию пограничников.

– Где новенькие сержанты и Матузный? – спросил я.

– Мы их арестовали, – сказал Черепанов. – Сидят в бане.

– Хорошо. Пускай сидят. А всех остальных прошу, разойдитесь по местам, – сказал я. – Службу на заставе нужно возобновить как было.

– Какая тут служба, когда такие крысы в Шамабаде сидят⁈ – крикнул Мухин, который был сегодня дежурным по связи и сигнализации, а потом ткнул пальцем в Лазарева.

– Тихо, – сказал я ему. – Сохраняем спокойствие. Мы пограничники или кто? Предлагаю сделать так: сержантов с Матузным пока оставить в бане. Кто на службе – разойтись по постам. Кто отдыхает – отдыхайте. Оставьте только добровольцев. Пусть дежурят у бани и тут, у канцелярии.

– А с этими что? – выкрикнул кто-то из погранцов.

Я снова обернулся и глянул на Лазарева с Вакулиным.

– А этих, – сказал я, – этих мы сейчас станем допрашивать. Узнаем, в какую игру они нашу заставу втянули.