Текст книги "Операция "Ловец Теней" (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Не готов. Но скоро будешь. Зато ты уже готов быть братом. Братом своей сестре.

Карим с Мариам переглянулись. Мальчик приблизился и взял девушку за руку. Сказал ей тихим, едва слышным голосом. Слова его унес ветер. Не дошли они до моего уха. Но по губам я сумел прочитать: «Я смогу тебя защитить».

– И что мы будем делать теперь? – Старик принялся спускаться вниз по холму, за ним последовали остальные. – Что нам делать, Саша? Душманы скоро придут сюда.

– Я знаю, – я кивнул и пошел навстречу Абдуле, – скажи, ты знаешь, сколько их было? Сколько было в прошлой банде Шахида?

– Пятнадцать человек, – сказал Абдула. – Я сам видел их тела, когда шурави принесли их к нам в кишлак на временное хранение. Тел было четырнадцать.

– По пуле – на каждого, – улыбнулся я, подталкивая Тарика Хана, – а как давно они снова объявились?

– Примерно два месяца назад, – ответил Абдула.

– Значит, больше их быть не должно, – я снял винтовку с плеча. Потом спросил у старого пастуха: – Скажи, Малик, знаешь ли ты поблизости какое-нибудь безопасное место?

* * *

Лошади бешено скакали по неширокой пыльной тропе. Их было десять. И все десятеро гнали коней галопом к Пянджу.

– Девка ушла с шурави! – крикнул Шахид, мерзко щурясь и показывая ветру свой неполный набор желтых кривоватых зубов. – Малик сказал, что она поведет их к пастбищам! Следовать за мной!

Крик его донесся до Ибада Мавдуда, скакавшего ближе всех к Шахиду.

Старый душман, бывший солдат королевской армии, на скаку поправил свой старый ППШ, болтавшийся за спиной.

Когда Шах свел своего коня с тропы и направил его в степь, Ибад последовал за ним. Следом с тропы сошли и остальные люди Шахида.

«Один шурави… – думал Ибад, – один единственный шурави устроил такой кавардак в кишлаке. Видимо, он не простой человек. А не простые люди дорого стоят. Очень дорого».

Дальше пошли быстро, но не на полном скаку. Берегли конские ноги от камней и нор сусликов, которых тут было достаточно.

Они обогнули небольшое ущелье. Прошли у его левой стороны, прямо под холмом. За ним открылся вид на другой – на пастбище, где отец девки должен был пасти свою скотину.

«Значит, и шурави с ними», – подумал Ибад Мавдуд.

И это была последняя мысль в его жизни.

А последним, что он услышал, стал далекий, хлесткий винтовочный выстрел, раздавшийся неведомо откуда.

Глава 24

Я перезарядил винтовку. Снова прицелился по подходящим к нам врагам.

С вершины холма на окружающую местность открывался отличный обзор. Всадники были у меня как на ладони.

Их было десять. Вернее, уже девять. После моего первого выстрела один из душманов свалился с коня, зацепился ногой за стремя, и жеребец еще метров десять тащил его за собой, пока ступня погибшего наконец не высвободилась.

Остальные душманы тут же напряглись. Видно было, что эти ребята – не очень-то умелые солдаты. Возможно, отличные головорезы, но уж точно не солдаты.

Все потому, что первый же выстрел сбил их с толку; проскакав еще метров тридцать, они замедлились и принялись хвататься за оружие. Стали вертеть головами по сторонам, чтобы понять, откуда ведется огонь. А холмов вокруг было не так уж и мало. Как минимум еще два.

Тогда я снова прицелился. Расстояние между нами составляло метров двести. Эти сукины очень скоро они поймут, откуда я бью.

Моя главная цель была такова – попытаться рассеять врага. Нанести им такие потери, чтобы вынудить отступить. Я понимал, что вряд ли уничтожу всех. Но обратить их в бегство было более чем реально. При определенном везении, конечно.

Я быстро выцелил нового душмана – бойца в пестром халате и тюрбане. Если повезет – это будет лидер. Убью его – сукины дети разбегутся.

Я прицелился. Взял небольшое упреждение. Выстрелил.

Хлесткий звук выстрела разнесся по округе звонким эхом.

Душман в пестром халате, сжимавший в руке старую мосинку и оглядывавшийся, вдруг вздрогнул, перевалился через круп лошади прямо на ходу и рухнул на землю.

Остальные духи тут же кинулись вперед, к тому холму, что рос у них на пути. Значит, я подстрелил не лидера, а какого-то рядового душмана.

Я принялся перезаряжать винтовку.

План у меня был нехитрый.

Там, где я встретился с отцом и братом Мариам, была овечья отара. Ее мы оставили на вершине холма. Расчет был на то, что Малик Захир сообщит своему дружку Шахиду, что Мариам ушла со мной, и я, скорее всего, поведу ее к Абдуле. И старейшина несомненно знал, куда именно старый пастух выгоняет своих овец на выпас. По моей задумке отара должна была послужить приманкой. Послужить маяком, на который купятся душманы. И они купились.

Я же занял позицию на вершине другого холма. Позиция была не слишком удачной – немного дальше, чем нужно было бы. Но второй холм, который я рассматривал как стрелковую точку, по моему мнению, оказался еще хуже. Был он шире, но ниже и расположился слишком близко к отаре.

Выбор был хоть и компромиссным, но лично для меня очевидным.

А вот Абдула со своей семьей укрылись в другом месте. Они ушли дальше, на север, к Пянджу. И к моменту, когда душманы оказались в моем поле зрения, должны были преодолеть не меньше полукилометра и укрыться в каком-нибудь подходящем месте.

По моему плану, пока душманы гонят своих лошадей к отаре, я должен был обстрелять их с фланга. Они не сразу поймут, откуда ведется огонь. У меня будет фора, пока душманы наконец вычислят меня а потом подойдут достаточно близко ко мне. Тогда мое оружие уже станет бесполезным. Если к этому времени я не успею убить достаточно – начнутся проблемы.

Да, план был отчаянный, в чем-то самоубийственный, но я действовал так, как привык – исходя из тех возможностей, что имелись у меня прямо здесь, прямо сейчас.

Но главной проблемой для меня было не время, не старинная архаичная винтовка с ограниченными патронами и даже не реальная возможность лишний раз промазать на таком расстоянии. Главной проблемой был Хан.

Я не мог послать его вместе с Абдулой, Мариам и Каримом. Хитрая пакистанская змеюка могла как-то воспользоваться тем, что меня нет рядом. А значит – попытаться сбежать. Если не хуже. Короче – я рассудил, что не могу подвергать старого пастуха и его семью опасности.

А значит, придется рисковать самому и взять поганца с собой.

Когда я занял стрелковую позицию на вершине холма, уложил Хана рядом с собой. Пришлось связать Призраку ноги Каримовым кушаком и заставить лечь на пузо, чтобы он не мог сбежать.

И все же Хан отвлекал. Приходилось постоянно следить за ним, чтобы Тарик чего не выкинул. Ведь я был уверен – он предпочтет попасть в плен к душманам, чем к шурави. Если, конечно, ему не повезет, и бандиты не пристрелят Тарика, как только подберутся достаточно близко.

Нужно было заставить их повернуть назад до того момента, когда они взойдут на холм.

Как я и предполагал, душманы не поняли, откуда стрельба. Они решили, что огонь ведется из-под отары, что стрелок скрывался где-то между овец.

А потому, как только упал пестрый халат, они собрались и снова припустили к холму, на вершине которого видели овец. И даже открыли огонь куда-то в ту сторону.

Долина почти тут же наполнилась шумом стрельбы: хлестко щелкали винтовки, когда душманы палили из них прямо на ходу. Я расслышал даже высокий, пронзительный треск ППШ и более тяжелый и размеренный – автомата Калашникова.

Душманы принялись отдаляться от меня, следуя к холму.

Когда я выстрелил в третий раз, эта пуля оказалась неудачной. Поддавшись ветру, она изменила траекторию. Я видел, как за одним из всадников поднялся фонтанчик пыли. Тогда я принялся торопливо перезаряжать винтовку.

Хан, лежавший поначалу спокойно, после третьего выстрела вдруг заворочался. Стал мычать сквозь свой кляп.

– Заткни хлебальник, – прошипел я злобно.

Но тот, казалось, меня не слышал. И даже принялся с трудом, очень неуклюже переворачиваться набок.

В этот момент я как раз загонял новый патрон в казенник винтовки. Когда Хан перевалился набок и сжался в позу эмбриона, я заметил, как он сучит ногами, как пытается избавиться от кушака, что окутывал ему лодыжки. Он стал ослаблять путы, стягивать их с ног.

Не сказав ни слова, я просто перехватил винтовку и стукнул его прикладом по голове. От внезапности Тарик вздрогнул, кратко мыкнул, а потом затих.

Когда я глянул вниз с холма, то увидел, что духи наконец поняли, откуда ведется стрельба. Они завернули и галопом направились в мою сторону.

Я невозмутимо устроил винтовку для стрельбы. Прицелился и стал ждать.

Слишком далеко они отъехали, слишком силен был ветер на открытом месте. И тогда я решил подпустить их немного ближе.

Выждав несколько мгновений, я принялся целиться в одного из ведущих всадников. Прижав щеку к шершавому прикладу, я подрегулировал планку прицела. Задержав дыхание, мягко спустил крючок между двумя ударами сердца.

По округе вновь разнесся резкий раскат выстрела. Дух, пораженный в грудь, кивнул головой и завалился на шею лошади. Его конь от неожиданности запетлял и решил вдруг свернуть. Тогда позади идущая лошадь немедленно налетела на него. Не успев остановиться, она завалилась набок, привалив седока.

Остальная шестерка конных ловко сманеврировала, объехала упавших лошадей, которые подняли облако пыли вокруг себя.

А потом по мне открыли стрельбу. Пули свистели над вершиной холма. Хлопали в землю где-то внизу.

Духи поняли, на каком я холме, но еще не разобрались, где именно. Видимо, они решили, что я залег на самой вершине, на самом высоком месте, откуда проще всего было вести огонь. Я предвидел такой их шаг. Потому залег немного правее. Тут позиция была почти такой же удачной, но далеко не такой очевидной. Да и высоковатая, отросшая трава неплохо скрывала меня, если залечь.

Огонь полуавтоматических винтовок, которыми в основном и были вооружены душманы, был не плотным. Пули время от времени свистели высоко над моей головой, но это ни капли меня не волновало. Волновало другое – пройдет еще минута, и враги подберутся слишком близко к холму. Выйдут из сектора обстрела. Тогда придется вести огонь с колена, а дальше и вовсе стоя, чтобы я мог достать их.

Следующим выстрелом я снес из седла духа, вооруженного АК. Я специально выцеливал тех, у кого было автоматическое оружие. И когда я стал заряжать новый патрон, таких врагов уже не осталось. Остальные неловко пытались прямо на скаку вести огонь из разномастных винтовок. Кто-то схватился за пистолет.

Я выстрелил снова, но промазал. Принялся быстро перезаряжать винтовку. А вот следующим выстрелом я уже сбрил духа, что схватился за наган.

Их осталось пятеро. И теперь они подошли слишком близко.

– Ну лады, – стиснул я зубы, – тогда давай играть по-серьезному.

Я взял патрон с платка, что дала мне Мариам, и быстро загнал его в патронник. Еще два сунул в зубы. А потом встал на колено.

Духи к этому времени уже были у подножья холма.

Тогда я выстрелил в ближайшего. Выстрелил быстро, почти не целясь. И попал. Я видел, как папаха слетела с головы душмана. Видел, как вслед за ней мощная пуля вскрыла череп врага, словно консервную банку. Душман откинулся на круп лошади, а та, почувствовав, что ездок мертв, немедленно завернула книзу. Очень ей не хотелось бежать вверх по холму.

Я пригнулся, загоняя в казенник новый патрон.

Духи уже поняли, где я. Что ж. Стоит признать – они оказались гораздо более стойкими ребятами, чем я думал. Но по-прежнему весьма неумелыми стрелками.

Мне даже не пришлось залегать. Редкие пули ложились невпопад – слишком далеко от меня. Другие свистели очень высоко над головой. Мда. На скаку метко не постреляешь.

Четверка поднималась все выше. Уже какие-то восемьдесят или семьдесят метров отделяли их от меня.

Тогда я решился на по-настоящему отчаянный шаг. Я встал в полный рост.

Я прицелился. Увидел, как и духи тоже почти разом вскинули свои винтовки. Но я выстрелил быстрее. И снова попал.

Широкогрудый конь того душмана, что поднимался первым, встал на дыбы, когда пуля угодила ему в шею. Следующий за ним не успел затормозить и на полном скаку врезался в раненого жеребца. Тот опрокинулся своим всадником прямо на седока второй лошади. Вместе они попали под копыта последней. Та, не успев перескочить, покатилась кувырком вместе с душманом, что сидел в седле.

Поднялся высокий конский визг. Лошадь, оставшаяся на ногах, вдруг тоже встала на дыбы, а верховой принялся изо всех сил натягивать удила, чтобы успокоить взъярившегося коня.

И когда он справился с лошадью, я все еще перезаряжал винтовку.

Душман не испугался. Я успел заметить, как он выбросил свою мосинку и стал вытягивать из кобуры пистолет, одновременно изо всех сил пришпоривая коня.

Я вскинул тяжелое ружье. Когда прицелился, дух уже был настолько близко, что я смог различить черты его лица.

Это был крепкий мужчина в легком светлом халате и белой чалме. Крупный для душмана, он носил на своем злом, обветренном лице длинную черную бороду. Она, а еще сросшиеся брови делали его лицо каким-то зверским. Не по-человечески злым.

Душман приближался. Пистолета он так и не вынул, а только боролся за него с собственной одеждой. Кажется, мушка зацепилась за кушак.

Я вздохнул, задержал дыхание, наведя на врага мушку винтовки. Нежно положил палец на отполированный с годами спусковой крючок.

Я чувствовал, как адреналин колотится в висках. Чувствовал, насколько быстро бьется сердце, изо всех сил гоняя кровь по молодому телу.

Я будто опьянел от этого адреналина. Показалось, что время в очередной раз, как бывает в подобных боевых ситуациях, замедлило свой бег.

На один краткий миг я увидел, как изменилось лицо душмана. Как вскинул он брови, осознавая, что сейчас я буду быстрее него. Что я нажму на спуск прежде, чем он все же достанет свой пистолет.

И когда сердце мое в очередной раз стукнуло, я определил удачный момент для выстрела.

«Сейчас, – быстрее пули блеснула в голове мысль, – пока не наступил новый стук сердца».

Но он наступил. А я не выстрелил. Все потому, что боковым зрением я увидел, как с земли поднимается избавившийся от пут Тарик Хан.

Глава 25

Хан подорвался и неловко, но быстро помчался назад. Хитрый гад, видимо, по звуку смог понять, откуда наступают духи и просто рванул в противоположную сторону.

Раздумывать было некогда. Когда Хан побежал, я даже не пошевелился. Так и стоял, держа на прицеле душмана. А потом, наконец, выстрелил.

Хлопнуло. Я видел, как на светлом халате душмана, в области сердца, дернулась ткань. Дух наконец выхватил пистолет, указал им в небо и выстрелил, а потом на скаку запрокинулся назад и вбок и, наконец, рухнул.

Конь его, почувствовав, что седока больше нет, сразу замедлился и, проскакав еще метров десять, завернул, пошел вниз, к душману, рысью.

Я опустил винтовку. Обернулся.

Хан, неловко бежавший куда-то назад по холму, вдруг споткнулся, упал, покатился вниз. Схватив пригоршню патронов, я помчался следом.

Я знал, что пострелял достаточно душманов. Но кто-то из них мог быть еще жив. Необходимо было оставаться начеку.

Когда я добрался до пологой спины холма, с которой скатился Хан, то увидел его. Тарик лежал на спуске. Он корчился, стараясь изогнуться и провести руки под ступнями, чтобы они оказались спереди.

Я принялся торопливо спускаться вниз. Ускорился, когда, на удивление, у Хана это получилось. Тарик тут же дернул завязки и сорвал с головы мешок, потом повязку с глаз.

На ходу я принялся заряжать оружие, но первую пулю потерял. Незамедлительно принялся засовывать в казенник вторую.

– Стой! – по-пограничному крикнул я, вскинув заряженную винтовку.

Тарик замер, лежа полуна боку, полуна спине. Потом он медленно поднял руки и содрал с лица повязку, что перевязывала ему и рот. Принялся вынимать кляп.

– Не двигаться, – сказал я, медленно сходя ниже.

– Ты впечатлил меня, шурави! – крикнул Тарик Хан, глубоко дыша, – признаться, я думал, что у тебя ничего не выйдет. Что враги доберутся до нас и перебьют.

– Молчать, – бросил я ему строго.

– Мы с тобой оба знаем, что ты меня не убьешь, шурави, – сказал Тарик Хан, – и принялся медленно подниматься. – Если бы ты хотел меня убить, ты бы сделал это уже давно. Не стал бы таскать с собой такую обузу.

– Если побежишь – я хлопну тебя как голубя.

Тарик ухмыльнулся.

– Я нужен тебе живым, – повторил он. – Очень нужен. Но зачем? Зачем так рисковать собой? Я знаю, что в Союзе меня хотят или уничтожить, или захватить. И оба варианта одинаково порадуют спецслужбы. Но не-е-е-т… Ты решил для себя, что приведешь меня живым. Конечно же, от живого меня будет больше толку. В чем дело, шурави? Для чего я тебе нужен? Ты хочешь медаль? Хочешь повышение по службе?

– Для шпиона ты слишком много болтаешь, Хан, – не сводя с него дула винтовки, я продолжал приближаться.

Тарик Хан сузил глаза, не переставая смотреть на меня мерзко ухмыляться.

– Мы долго наблюдали за вами, шурави, – начал он снова. – Долго слушали. Смотрели. Оценивали вас. Оценивали каждый ваш шаг.

– Это вам не помогло, – сказал я, приближаясь к Тарику.

– Видели, как ваши командиры ослабили охрану границы. И знаешь что? Это казалось мне очень странным. Очень подозрительным.

Я ничего не ответил. Только замер за пять шагов от Хана.

Тарик все еще лежал и внимательно смотрел на меня. На лице его все так же горела недобрая ухмылка.

– И в то же время это казалось отличной возможностью для наступления, – продолжил Хан, а потом пошевелился, с трудом уселся.

– Не двигайся, – сказал я, возобновив шаг.

– У меня было много времени, чтобы подумать, – несколько гнусаво проговорил Хан, поднимаясь. – И знаешь, что я решил? А правда ли тот мятеж, которым вы вынудили нас перейти границу, был просто спектаклем? Правда ли вы пошли на такую нетипичную, рискованную хитрость? Правда ли каждый пограничник на вашем Шамабаде знал, что за рекой есть Призраки, которые только и ждут, когда бы напасть?

Я невозмутимо приближался, чтобы снова обезвредить и стреножить Хана.

– Или же все у вас было взаправду? – Хан показал в улыбке грязные зубы. – Я давно знал, что ваши спецслужбы наблюдают за нами. Что они готовят нам ловушку. Но что, если их собственная же ловушка сыграла и против них, а? Армия – консервативная штука и тяжело принимает любые изменения. Особенно служебные. Может, и мятеж был настоящим?

Я приблизился и направил винтовку на Хана. Прямо в лицо.

– Лежать.

– Я нужен тебе, чтобы отмазать кого-то от трибунала, так? Ты думаешь, что приведя меня к Советами в одиночку, они учтут это как смягчающее обстоятельство? А может и вовсе, как удачную операцию?

– Лежать, – сказал я, – или я прострелю тебе и вторую ногу.

Я направил ствол винтовки Тарику в колено.

Тарик хмыкнул. А потом кивнул куда-то вперед.

– Мне кажется, стрелять тебе нужно не в меня.

Я резко обернулся.

В миг увидел, как на вершине холма показались трое душманов. Как один из них целится в меня из пистолета. Не думая ни секунды, я выстрелил в него первым.

Душман тут же выгнулся дугой, вскинув руки, а потом завалился ничком. Боковым зрением я заметил, как Хан припустил бежать изо всех сил.

Остальных душманских недобитков смерть их товарища ни капли не смутила. Один из них вскинул мосинку, выстрелил по мне, но на бегу промазал. Когда попытался передернуть затвор, то не справился с ним. Тогда просто откинул винтовку и достал большой кривой нож.

Последний же прихрамывал и тоже вооружился холодным оружием – он сжимал в руке длинный кинжал.

Они бежали ко мне. Бежали с дикими криками и изуродованными жуткими воинственными гримасами лицами.

Я методично, но быстро щелкнул непослушной скобой. Кивнул винтовкой назад, чтоб освободить казенник от гильзы. А потом, когда нас разделяли около шести шагов, понял, что не успею зарядить новый патрон.

Тогда я просто перехватил винтовку наподобие дубины. И огрел ею первого, запрокинувшего нож для удара духа, по голове. Тот завалился в сторону и покатился куда-то вниз по склону.

На меня тут же налетел второй, с кинжалом. Душман был худой как палка, но высокий. Он сбил меня с ног, и вместе мы рухнули в траву, сцепившись, покатились следом за первым.

На ходу расцепившись, мы очень быстро оказались под холмом.

Я медленно поднялся. Остальные душманы, лежащие на земле, тоже зашевелились. Принялись вставать. Когда поднялись, я заметил, что и они тоже растеряли свое холодное оружие.

Они стояли передо мной, переглядываясь и глубоко дыша. Я, вздохнув несколько раз, чтобы продышаться, кивнул дылде, что свалил меня с ног. Потом жестом подозвал: нападай, мол.

Душман оскалился и кинулся на меня. За ним и второй. Я заметил, что у второго было уродливое, рябое и бугристое от оспин лицо и редкая борода.

Дылда согнулся, попытался сбить меня с ног, врезавшись плечом в живот и сцепив руки на моей пояснице. Не долго думая, я сделал руки замком и изо всех сил дал ему по хребту. Потом еще и еще раз.

Третий удар выбил из духа все дыхание. Я почувствовал, как ослабла его хватка. Схватил за одежду и отпихнул.

Когда дылда завалился на землю, ко мне подскочил рябой. Он замешкался, потому что схватил большой камень, которым пытался огреть меня по голове. Я схватил его за руку, потом за арафатку, а вместе с ней и за волосы. В следующий момент ударил душмана в лицо лбом.

Тот выронил камень, а я дал ему под дых сначала кулаком, а потом, схватив за одежду, добавил еще и коленом. Душман опрокинулся. Принялся корчиться от боли.

Тут поднялся на ноги дылда. Теперь он был намного аккуратнее. Не стал налетать сразу. Душман уставился мне в глаза, медленно, растопырив руки, пошел полукругом. Я, сгорбившись, напряженный как струна, внимательно следил за каждым его движением.

За каждым шагом, каждым жестом. Потому для меня не стало неожиданностью, когда дух вскрикнул и кинулся на меня. Мы столкнулись, он схватил меня за одежду, и вместе мы рухнули на землю. Я почувствовал, как камни больно впились в спину. На миг выбили дыхание из груди.

Душман же вцепился мне в горло. Принялся душить. Я схватил его за руки, а потом за лицо. Руки мои медленно, напряженно поползли по морде духа, пока большие пальцы не нащупали глаза. Я надавил.

Душман сначала оскалился от боли, потом закричал, вновь руки его ослабли хватку. Я смог продохнуть, хотя в горле все еще стоял ком. Напрягшись, я его пересилил. Мы завалились набок, и я дал душману по роже. Потом забрался на него и сам принялся душить.

А потом почувствовал, как первый навалился мне на спину, пытаясь столкнуть со своего подельника. Не думая ни секунды, я наугад вскинул голову. Почувствовал, как мой затылок со щелчком кости о кость вбивает собственный нос душмана ему же в лицо.

Ноша тут же исчезла. Я не видел, как дух упал. Все мое внимание было обращено на дылду, которого я продолжал душить.

Душман засипел подо мной, вцепился ногтями мне в руки. Стал их царапать. Потом схватился за одежду. Но он слаб. Слаб с каждой секундой. Когда под моими ладонями что-то хрустнуло, а дух принялся задыхаться, я отпустил. Несколько мгновений я сидел на душмане, переводя дыхание, пока тот хрипел и корчился.

Когда я поднялся, он уже умер.

Рябой дух вскочил. Его и без того уродливое лицо стало еще страшнее после двух моих ударов. Оно опухло, левый глаз совсем заплыл.

Сгорбившись, я злобно улыбнулся ему. Жестом позвал нападать.

Душман, казалось, был в ступоре. Он посмотрел на своего мертвого дружка. Потом на меня. Ужас блеснул в единственном глазе душмана. Он попятился. Потом вскрикнул и просто побежал прочь.

Я выдохнул. Выпрямился, провожая труса взглядом. Тот улепетывал куда-то вдоль холма так, что одни только пятки сверкали. Тогда я посмотрел вперед, туда, куда ушел Хан.

– Это ты зря, сучек, – сказал я тихо. – Очень зря.

А потом я отправился искать свою винтовку.

* * *

Тарик Хан бежал долго.

Руки, страшно натертые веревкой, саднили. Он прихрамывал, чувствуя, как в мягком, несколько великоватом сапоге, который на него нацепили взамен порезанного ботинка, хлюпает кровь. Раненая стопа вновь закровоточила.

Тарик прихрамывал, но боли в ноге почти не чувствовал. И все же идти было сложно. Хотелось пить, а все тело ныло еще после Пянджа.

Пересекая эту степь, он несколько раз спотыкался и падал, обдирая все локти и колени. Но все равно вставал и бежал дальше.

Тарик знал, куда нужно идти. Знал, что ему нужно добраться до одного из электромагнитных передатчиков, установленных Призраками у Пянджа. Если произвести с таким передатчиком нехитрые манипуляции, если отключить, кто-то из его людей придет проверить, в чем же дело. Если, конечно, кто-то еще жив.

«Мы Призраки Пянджа, – подбодрил он сам себя мысленно, – мы выживали в гораздо более тяжелых обстоятельствах! За мной придут. Должны прийти. Обязаны».

Минут через пять, когда он устал и перешел на быстрый, прихрамывающий шаг, Хан услышал за невысокой каменной грядой шум воды.

Он заметил ее уже давно и направился туда, чтобы немного перевести дух в тени. А еще понаблюдать за тем, ведется ли за ним погоня.

До гряды оставалось совсем немного, и Хан задумался:

«Кто этот шурави? Кто он такой? – думал предводитель Призраков. – На нем простая пограничная форма. Лычки старшего сержанта. Но он не может быть простым солдатом».

Хан встречал в своей жизни немало советских солдат. Немало он убил собственными руками. Многих приказывал убивать своим людям.

Среди шурави нередко попадались отчаянные, смелые, сильные солдаты. Пусть иногда им не хватало выучки, но, как правило, они компенсировали ее отвагой, стойкостью и безрассудностью, на которую сам Тарик никогда не был способен.

Но с этим шурави было что-то не так.

Он был молод, но взгляд его глаз всегда оставался глубок и внимателен. Он действовал быстро и, очень часто, внешне его дела казались безрассудными, но в каждом движении этого человека, в каждом результате, которого он добивался, в конце концов угадывался трезвый холодный расчет.

Но главное, что поражало Хана, – выдержка этого молодого человека.

«В таком возрасте люди горячи. Часто неосмотрительны, импульсивны, – думал он, – но не этот шурави. Он другой».

Хану стало страшно интересно понять, кто же такой этот человек. Понять, как он приобрел подобные боевые качества, которые Тарик видел только у старых, прошедших огонь и воду воинов. Да и то далеко не у всех.

«Что это за выучка? – думал Тарик Хан, прихрамывая и стараясь не замечать ноющую боль в стопе, – кто его так натренировал? КГБ?»

Тарик Хан много раз слышал байки о советском Комитете Государственной Безопасности. Слышал о хитрых физических и психологических приемах, которым якобы обучали советских комитетчиков.

От одного американца он даже слышал о некоем боевом приеме, которым агент КГБ может на время оглушить врага, а тот, в свою очередь, даже не свалится с ног. Просто застынет, как лишенная сознания статуя.

Тарик никогда не верил в подобные россказни. Считал их просто сказками, не более. Но сейчас, когда он столкнулся с этим шурави, с этим молодым мужчиной, почти юношей с выправкой бойца, в душе предводителя Призраков поселились какие-то странные сомнения.

Добравшись до гряды, Тарик Хан нашел за ней, в низине, неширокий ручей. Видимо, сюда пастухи водили свой скот на водопой.

Шириной в три-четыре метра, ручей громко журчал, неся свои воды по бугристым камням куда-то к Пянджу.

Тогда Призрак отыскал наиболее удачное место, где можно было спуститься с гряды к водопою. Гряда была невысокой и напоминала остатки древнего русла более широкой и полноводной реки, впадавшей когда-то в Пяндж.

Хан старался спускаться аккуратно, но все равно поскользнулся на влажном камне и упал, проделав остаток пути на пятой точке. С трудом поднявшись, он тут же стал тереть веревку, связывающую руки, об острый камень, что рос из гряды. Не меньше десяти минут потребовалось ему, чтобы избавиться от пут.

Потом Призрак подошел к воде и просто принялся пить. Пил долго, то и дело зачерпывая чистую, прозрачную воду в ладони. Потом он уселся на берег. Осмотрелся. Принялся аккуратно стягивать сапог, чтобы посмотреть, что с ногой.

А с ногой было скверно.

Кровь проступила через бинт. Вымазала всю стопу, загустела внутри сапога.

Призрак аккуратно снял повязку. Критически осмотрел раненую стопу, поплескал на нее водой.

– Руки.

Услышал Призрак знакомый голос за спиной. Нахмурившись, он застыл.

– Медленно, чтоб я видел.

Тарик Хан спокойно поднял руки. Очень медленно обернулся и посмотрел на шурави, что стоял на гряде, держа его на мушке. Одновременно с этим он придерживал удила невысокой гнедой лошадки, которая фырчала, притаптывала копытом.

– Вот, значит, как. Нашел, – сказал Хан.

Шурави молчал. Тарик Хан вздохнул.

* * *

– Вот, значит, как, – сказал Призрак, сидя у ручья. – Нашел.

Я молчал, держа Тарика под прицелом.

– Встань, – сказал я.

– Скажи, шурави. Ты нашел меня по следам, ведь так?

– Я не привык повторять дважды.

Тарик Хан встал.

– Ты можешь снова скрутить меня. Связать, – сказал Тарик. – Но ты знаешь, что это бесполезно. Что за мной все равно придут мои люди. Они найдут меня.

Я промолчал, не опуская винтовки.

– Это тебе не бандитское отродье, – продолжил Хан. – С ними ты так легко не управишься, как с людьми этого Шахида.

– Молчи. Наговоришься еще, когда попадешь на заставу. Подойди.

Хан помедлил несколько мгновений. Потом все же решился и стал медленно, шурша прибрежной галькой, шагать ко мне.

Потом он замер у гряды. Посмотрел на меня снизу вверх.

Я отошел, придерживая спокойную кобылку, которую отыскал на холме. Лошадь щипала травку на переднем склоне. Не успела еще далеко убежать. Вдобавок к ней, с одного из тел душманов я снял старенький наган с полным барабаном патронов. По карманам нашел еще штук десять россыпью. М-да. Удачно же я сходил проверить, есть ли еще кто живой среди этих сукиных детей.

– Поднимайся, – сказал я.

– Можно хоть сапог надену? – спросил Тарик хрипловато.

– Нет.

Хан несколько мгновений таращился на меня холодным взглядом своих небольших, прищуренных глаз. Потом поджал губы. От этого его грязная, всклокоченная борода с белым пятном встопорщилась еще сильнее.

Не говоря ни слова, Хан принялся медленно и аккуратно подниматься по камням. Казалось, он двигался нарочито неторопливо. Внимательно выбирал, куда ставить ноги.

Когда наконец пакистанец оказался сверху, то, стоя на коленях и решив выпрямиться и встать, посмотрел на меня. Он даже открыл рот, чтобы что-то сказать.

Да только этого сделать я ему уже не дал. Не дал, потому что со всего размаху врезал прикладом по лицу. Тарик завалился набок без сознания.

Впрочем, очнулся Хан быстро. Правда, недостаточно быстро для того, чтобы застать, как я снова связал ему руки веревкой, которая была приторочена к седлу душмана, и перекинул через седло. В момент, когда Тарик закряхтел, приходя в себя, я уже отправился в путь, ведя лошадь под уздцы.