Текст книги "Охота на привидений"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Часть вторая
ОХОТА НА БЕСОВ

Глава VIII
ТАЙНА ОБОРОТНЕЙ

Меня разбудила Светка. Она шастала по комнате, чем-то гремела на кухне. Открыв глаза, я увидел, что уже рассвело и Светка одевается, чтобы выйти на улицу.

– Ты куда? – спросил я.

– Дядя Паша, уходя на охоту, просил в магазин сходить, в Андреевку. У нас хлеб кончился.

– Я с тобой, – сразу вскочил я.

– Тебя велено не брать, – отрезала Светка, – мы с Вовкой идем, он там все и всех знает.

– Что за чушь?! – возмутился я. – Почему это я буду сидеть дома? Фигня какая!

– Ты же еще вчера лежал в постели, – попробовала убедить меня Светка.

– Не вчера, а позавчера, так что нечего тут…

Я слез с раскладушки и стал одеваться.

– Ну, Саш, – перешла на просительный тон Светка, – меня Палыч ругать будет.

– А ты ему ничего не говори, вот он и не узнает.

Поняв, что спорить со мной бесполезно, Светка смирилась. Мы вместе вышли на улицу. Правда до этого попили чая.

Легкий морозец все еще держался. Интересно, думалось мне, сколько это протянется, ведь только начало ноября. Наверняка все это развезет, вот только когда?

По дороге мы зашли к Кулешовым, и к нам присоединился Вовка. Вернее, в дом заходила Светка, а я ждал их на улице, укрываясь за забором, меня ж вроде как не было, я ж должен был дома остаться. Прождал я их под забором прилично. Зато Вовка вытащил мне кусок пирога с малиновым вареньем, который испекла его мама. Оказывается, она их и задержала – заправляла на дорогу пирогом с чаем, а этот кусок велела передать мне, чтобы я дома один не скучал. Ну да я и не скучал, и пирог получил.

Пирога хватило как раз до конца Ворожеева.

– Зайдем, – предложил я, увидев впереди стены старой церкви.

– Знаешь что, – запыхтела Светка, – хватит. Это уже наглость!

– Гляди, гляди – приезжие, – перебил ее Вовка.

И правда, в церковь входили, вернее лезли через окно, два мужика, и один из них в той самой синей куртке, которую я прошлый раз успел приметить.

Больше я уже никого слушать не собирался, а сразу рванул к церкви, чтобы посмотреть, что они там будут делать. Светка даже окликать меня не стала. Я с ходу подпрыгнул и, навалившись животом на подоконник, просунулся внутрь церкви. Там никого не было…

Это так меня ошарашило, что я чуть не выругался в храме, пусть даже и разоренном. Еле удержался, увидев прямо у себя перед глазами картину Страшного суда На сей раз я действовал предусмотрительнее. Соскочив внутрь, я обежал все возможные выходы из церкви через другие окна и полузаваленный придел. Нигде не было свежих следов на снегу, никто из церкви этими путями ни сегодня, ни в ближайшем прошлом не выходил. Я выскочил на улицу – здесь вообще никого не было, даже Светки с Куличиком. Видать, Светка, рассердившись на меня, утащила Вовку в магазин. Я ничего не понимал. Куда деваются приезжие в церкви?

И тут меня осенило! Если люди вошли в церковь и никто обратно не выходил – значит, они все еще там! Значит, где-то есть потайная дверца, ведущая в не известное никому помещение. И скорее всего это помещение находится под землей, а где же еще ему находиться, если все остальные места в этой церкви всем доступны, даже то, где был когда-то алтарь. Я решил как следует полазить по этим развалинам и обязательно найти вход в подземелье, только сделать это тогда, когда там заведомо не будет приезжих. А пока я побежал догонять Светку и Куличика.

Нагнал я их уже на полпути к Андреевке, в поле, как раз неподалеку от коровника, свет которого мы в ту жуткую ночь после свидания с духом Куделина приняли за какое-то зловещее видение.

Светка шла молча, а Куличик чуть приотстал от нее и спросил:

– Ну, чего они?

– Ничего, – ответил я.

– Есть они там или нет? – настаивал Вовка.

Я замешкался с ответом, не решив еще, что соврать,

– Ага, – обрадовался Куличик, – я тебе говорил, нафик, что они оборотни,

– Да там они, там, – усмехнулся я его радости, – в церкви. Нет никаких оборотней, я их тайну открыл.

– Какую тайну? – опешил мой собеседник.

– Всему свое время, – еще более озадачил его я.

Вовка разочарованно промолчал, и мы продолжили путь к Андреевке.

В магазин мы сходили успешно, а на обратном пути, когда уже сворачивали с дороги к Ворожееву, столкнулись с приезжими, возвращавшимися из церкви в свое временное жилище.

– Здоровоэ ребята, – приветствовал нас шедший впереди владелец синей куртки.

Мы тоже поздоровались.

– Вы в церковь не лазили? – поинтересовался он.

– Нетэ – соврал Куличик.

– Я лазил, – не стал прятаться я.

– А котенка там не подбирал?

– Какого?

– Черненький, худой, в курточке.

– Это мой котенок, – вступила в разговор Светка – Он от меня дней десять назад удрал. Мы за ним сюда и приехали.

– Говорил я тебе – не здешний, – обернулся человек в синей куртке к своему товарищу, который был пониже, но пошире в плечах.

– Мы его тут в церкви подкармливали, – продолжал приезжий, уже опять обращаясь к нам. – И курточку смастерили из моей старой олимпийки, а то он уж мерз больно, тощий. Это что за порода?

– Египетская.

– Ну, тогда ясно, африканец, у них там жара. Привет ему от нас передайте.

Мы распростились и отправились по домам. Я мучился тем, что упускаю благоприятный момент обследовать помещение церкви на предмет входа в подземелье, но решил пока ничего не открывать своим товарищам. Время до отъезда у меня еще было, и я отложил поиски потайного входа до другого удобного случая.

Домой мы успели вовремя, дотемна и до прихода охотников. Светка едва начала стряпать, как появились и они.

Пал Палыч и дядя Егор вернулись с охоты недовольные, если не сказать злые. Понятно, что с пустыми руками. Валили все на племянника Егора Дмитриевича и его приятеля.

– Я с ними больше не пойду, – распалялся Пал Палыч, – они здесь никаких мест не знают. И что ты дал им нас уговорить, сидели бы сейчас с трофеями.

– Ничего, Паш, – успокаивал его дядя Егор, – завтра свое возьмем, на енота пойдем.

– На енота надо с собаками идти, а Светка даже Ксюшу не взяла. Как бы она пригодилась.

– Одна такса погоды не сделает, – г резонно возражал местный охотник. – Мой Байкал тоже для такой охоты не годится. Но ты ведь привез, что обещал.

– Это да, это да, – соглашался дядя Паша. – Хотите, вместе с нами завтра на енота пойдем? – неожиданно предложил он нам, как видно, позабыв уже мои похождения. И я, и Вовка, конечно, согласились, а Светка ничего не ответила. Она только вдруг спросила:

– Дядя Егор, а какая у вас сейчас собака? У вас ведь вроде пса по-другому звали – Карай.

– Карая уже нет. Помер от старости прошлым годом. А пес был отличный. Такого уж не будет. Я с ним много на охоту ходил, на любого зверя был пес. И сторож хороший. Все умел, даже тапочки приносил.

– Да он Егора от кабана спас однажды, – вмешался Пал Палыч.

– Было, – согласился Егор Дмитриевич.

– Расскажите, – допросила Светка, накрывая нам на стол.

– А что там рассказывать. У меня тогда карабин "Кабан" был, я с ним на кабана и пошел. А в этом карабине при стрельбе, когда затвор передергиваешь, патрон часто наперекосяк идет и клинит. Вот так и случилось, когда я зверя подранил и он на меня попер. Я затвор передернул, а патрон заклинило, а кабан прет. Я уж думал – все, да Карай на нем, как черт, повис. Дал мне время. Я патрон выбил, новый в ствол дослал и выстрелил, вот и все. Но Караю здорово тогда досталось, я ему потом бок зашивал.

– А кроме кабана, – спросил я, – на кого вы с ним охотились?

– Да на кого угодно. На глухарей, уток, зайцев. На лису бывало. Ну на все, что тут водится в лесу. С хорошей лайкой на кого хошь ходить можно, даже на лису. Вот только барсук, енот – тут терьеры нужны.

– А медведи здесь есть? Водятся? – спросил опять я, мне тогда страшно хотелось увидеть какого-нибудь дикого зверя прямо в лесу, на природе, а не в зоопарке.

– Говорят, один заходит в область, со стороны Костромской, а так нет. По медведям у нас Пал Палыч специалист, он в охоте на медведя участвовал.

– Дядя Паш, это точно? – округлила свои серо-зеленые глаза Светка.

– Однажды было.

– Так что ж ты не рассказывал?

– Ну, хочешь, сейчас расскажу. Желание услышать рассказ про охоту на медведя было поддержано всеми. Светка даже поскорее налила Пал Палычу свежего чая. Тот отхлебнул немного и начал.

– Я тогда служил на севере и ездил по заставам. Случилось мне жить целый месяц на заставе подле одного села у самого Белого моря, почти на Полярном круге. И вот когда я там жил, по селу стал шастать ночами медведь-шатун. Тем временем стояла поздняя осень, ну как сейчас. Зимой-то там темно круглые сутки, а тогда еще днем светло было. И медведя по свету не видели, но ночами он меж домами прогуливался, оставлял на снегу следы под окнами. А ему в это время уже спать полагается, но этот не ложился. То ли не наелся на зиму, то ли залег уже, а его кто-то поднял. В любом случае плохо дело – шатуны очень опасны. Но этот шатун до поры никого не трогал, даже собаки еще ни одной не задрал. И ходил по селу, как я уже говорил, ночью, когда люди спят. Но бабы все равно боялись. Ну, как выйдешь ночью по какому-то делу, а он тебя и задерет, или сам зверь удумает куда-нибудь залезть. Короче, упросили они мужиков медведя того застрелить. А мужики там все охотники, других нет. На медведя собралось идти чуть ли не все мужское население этого села во главе с председателем местного колхоза. Только всем Игнатьич идти не позволил, отобрал самых лучших и нас с капитаном позвал.

Сначала мы в сельсовете составили план, по которому собирались охотиться. Решили зверя заманить на рыбный склад, где кучей лежала мороженая навага, выловленная колхозниками, и стояли бочки с соленой горбушей, семгой, зубаткой и всякой другой рыбой.

Ох, семга у них хороша! Я такой больше нигде не то что не ел, даже не видел. Особенно малосолка. К зиме-то она уже не та, но все равно вкусная.

– Дядя Паша, дядя Паша, – перебила кулинарные воспоминания полковника его племянница, – ты давай не про семгу, а про медведя рассказывай.

– Так ведь медведя-то в рыбный склад заманить решили, а там семга. Вот я и говорю, уж больно хороша рыба. Она-то во всем и виновата. На склад мы пришли заранее, еще вечером, часов в одиннадцать, и двери склада, а они там широкие, трактор входит, оставили открытыми, ну, чтобы медведь рыбу учуял. На улице уже стоял мороз, на складе тоже. Все охотники, даже вместе с собаками, в помещении, где сторож сидит, сгрудились, и под семгу председатель водки поставил. Я же говорил, хороша у них семга. А народу-то много, закуска быстро идет. Одна рыбина кончилась, председатель колхозника на склад за следующей послал. И эту прикончили. Он его опять за рыбиной гонит. И так, не помню уж на какой по счету рыбине, тот, что на склад-то за семгой ходил, возвращается и еще одну за хвост держит, да и говорит: "А медведь-то там уже давно ест". Тогда, значит, запустили на склад собак. Медведь сразу на улицу выскочил и там всех собак разогнал, все разбежались. И сам тоже по улицам села рванул. Все, все собаки поотстали, лишь одна маленькая такая шавочка, – Пал Палыч наклонился со стула и показал ладонью от пола рост собачки (у него получилось сантиметров двадцать), – только она за медведем стелется, и по ее лаю мы определяли, где медведь по селу бегает. А медведь бегает быстро, зверь очень подвижный. Там один по весне на мотоцикле повстречал в тундре медведицу с медвежатами. Так она метров двести за мотоциклом шагах в пяти сзади гналась. Он потом Богу молился, что не упал и мотор не заглох. Ну, и этот медведь тоже очень быстро по селу бегал. И все так, что не выстрелишь. Ко всему прочему, все же среди домов происходило. Да и только мы на лай прибежим – все, шавочка уже на другом краю села лает. В конце концов все устали, надоело, перед сельсоветом встали и начатый на складе разговор доканчиваем.

Тем временем по улицам села шли еще два охотника-ненца. Вылки их фамилия. Село-то все русское из староверов, там всего три фамилии, да еще эти Вылки из ненцев. Ну, они были ненцы оседлые, уже обрусевшие, издавна в селе жили на окраине. В избах все, как русские. В колхозе работали.

Эти двое тоже с нами на медведя пошли, и от общей массы отбились, когда по селу за зверем бегали. Все уже охоту бросили, а эти не могут – ненцы.

А ненцы охотники хорошие. Они зверя навскидку бьют и почти без промаха. Нам, русским, нужно к прикладу приложиться, прицелиться, а ненцы как будто чуют, откуда зверь выскочит или птица вылетит. Как увидят, так сразу и стреляют – и почти наверняка.

И вот на этих двух Вылок мишка и выскочил. У них и было-то всего одно ружье с одним патроном. А мишка на них и внимания не обратил, мимо бежал по другой стороне улицы. Ну, будет в таком случае нормальный человек в медведя стрелять? Но у ненцев охотничья кровь. И тот из Вылок, что помоложе был, сразу медведю в бок единственным выстрелом и закатал. Мишке стало больно, он взревел, развернулся, да на обидчика – и подмял его под себя. А второй ненец, Александр Петрович, тот вообще был старенький, слабосильный, лет шестидесяти. У него и вовсе ружья не было. Сначала не знал, что и делать. Но видит, как медведь его родственника ломает, жалко родственника. Думал, думал, вытащил из кармана перочинный ножик да и прыгнул на зверя сзади верхом. Старик и весом-то был, как куропатка, медведь его даже не почувствовал. А Александр Петрович стал ему, сидя верхом, ножиком промеж ушей тыкать. Тыкал, тыкал, медведю стало больно, он его скинул и убежал.

Старик своего помятого родственника поднял, и они поковыляли к колхозному правлению, а там мы как раз стоим, все еще охоту обсуждаем на площади. Ненцы подошли и встали рядом. Андрей Петрович в общий разговор вступает: "Мы, сама, говорит, шли, так медведь-то на нас выскочил". Ему в ответ все смеются. А Петрович продолжает: "Медведь, говорит, мимо бежал, а он в него из ружья выстрелил". Все знали, что у них был один патрон – опять смеются. Ну, никому в голову не приходит, что можно – с одним патроном – медведю в бок стрелять. Посмеялись и дальше болтают, о ненцах забыли уже. Тут этот молодой, которого медведь мял, голос подает: "Сама, вызывайте вертолет, медведь мне, сама, руку и ногу сломал". И тут же валится к нашим ногам без сознания.

– Дядя Паш, – перебила тут рассказчика его племянница, – а "сама" – это кто? "Самой" он кого называл?

– Сама – это вообще никто, – смеясь, ответил Пал Палыч. – Этим словом на севере Архангельской области местные целых два слова заменяют. Сама у них значит "это самое" и когда они говорят, то в каждой фразе эту саму вставляют и к месту и не к месту, особенно под хмельком. Ладно, дальше.

Как помятый медведем ненец упал, тут уж все всполошились. Вертолет вызвали, Вылку в райцентр увезли, в больницу. Он там поправился.

– А медведь? – не утерпел Вовка.

– А медведя потом в речке нашли, что через село течет, его туша у берега лежала. Мужики говорили, он речку переплывал, а там устье, река в море впадает, и вода в ней в этом месте уже соленая, потому и замерзает поздно – приливы, отливы. Вот, говорили мужики, вода медведю через дырку от пули в нутро попала, и там солью все сожгло. Вот он и помер.

Я то думаю, что просто пуля ему какой-то жизненно важный орган задела, – закончил свой рассказ полковник.

– А собачка куда делась? – спросила жалостливая Светка.

– Какая собачка? – удивился Пал Па-лыч.

– Которая за медведем бегала.

– Ах, эта. Отвязалась где-то, отстала и домой пошла. Что ей будет?

Светка перевела дух, успокоенная тем, что хоть это животное не пострадало.

Рассказом о медвежьей охоте закончился еще один наш вечер в Ворожееве. Егор Дмитриевич ушел с Вовкой домой. А мы укладывались спать, каждый со своими мыслями. Я все прикидывал, как бы и на охоту на енота сходить, и в то же время в церковь забраться – поискать там вход в подземелье.

Глава IX
НОРА ЕНОТОВ И ПОДЗЕМЕЛЬЕ ПРИЗРАКА

Вообще-то я не охотник. Мне зверей убивать жалко. Вот рыбалка – это мое дело, хотя одно время я и рыбу ловить бросил. Как представлю себе, как ей больно крюком за губу, даже немного стыдно становится, и червяку небось тоже не сладко. Но потом как-то я с этим смирился и рыбачу по-прежнему, а вот на зверей и птиц не могу и не хочу охотиться, ближе они нам, наверное, чем рыбы.

Теперь-то я уже знаю, что многие люди просто не понимают мучений животных, для них это скот, и все. Охотники тоже люди очень разные. Много хороших людей любили охотиться. А для некоторых это просто часть жизни или хлеб насущный. Кстати, такие охотники не станут для удовольствия убивать. По крайней мере я так думаю. Но есть, конечно, и другие…

Как бы то ни было, а я не охотник. Но в тот раз меня ужасно тянуло пойти на охоту вместе со всеми. Хотя я и боялся, что мне жалко будет енотов, если Пал Палыч с дядей Егором до них доберутся, но увидеть диких зверей в лесу тоже очень хотелось.

Вышли мы поздновато, около половины десятого, но до леса было совсем недалеко. Светка осталась дома, я и не сомневался, что она так поступит. Зато дядя Егор взял с собой Вовку.

Вот мы и в лесу. Тишина стояла даже не деревенская – только снег тихонько похрустывал под нашими подошвами да редкие барабанные дроби дятла нарушали полузимний покой.

Дяди Егоров Байкал утек сразу куда-то вперед и мелькал где-то там меж стволов и подлеска, изредка возвращаясь назад – проверить, все ли в порядке, и показать себя хозяину. Пал Палыч и Дядя Егор разошлись немного в стороны и двигались молча, не снимая с плеч своих ружей. Мы с Вовкой шагали за ними в некотором отдалении, тихонько переговариваясь. Я очень скоро понял, что Вовку на охоту берут редко, и он знает об этом занятии не многим больше моего. Но вообще он был напряжен, сосредоточен и всматривался в лес, явно выискивая зверя. Порой он указывал рукавицей на снег, где в разных направлениях разбегались многочисленные дорожки всевозможных следов. Вовка показал мне среди них след енота, но большинство отпечатков было для него китайской грамотой, впрочем, и для меня тоже.

Так мы углублялись в лес минут сорок, а то и больше. Потом присели отдохнуть на поваленном дереве. Пал Палыч слазил в армейский вещмешок, висевший у него на свободном от ружья плече, и все мы выпили по стаканчику горячего чая из термоса,

– Зверья здесь полно, – вполголоса произнес Палыч, – надо только не ходить по лесу, а сесть под дерево и подождать молча, не двигаясь, минут двадцать. Тогда они вылезать начинают. Сначала мышки выбегают, потом еще кто-нибудь, но обязательно кто-нибудь прибежит или прилетит… В молодости я здесь много так настрелял.

Однако затаиваться мы не стали, а целенаправленно двинулись дальше, к тому месту, где, по уверениям дяди Егора и Пал Палыча, нас ожидала охота на енота. Вскоре мы вышли на широкую безлесую прогалину, которая завершалась шишкой заснеженного невысокого холма на фоне темнеющего за ней следующего участка леса. Поднявшись на верхушку холмика, я действительно убедился, что вся она изрыта норами. Мне стало ясно, что мы достигли цели нашего путешествия. Правда, немного смущало то, что как раз вокруг этих нор и не было видно ни одного следа, но Пал Палыч уверенно скинул с плеча вещмешок, опустился возле него на колено, и я понял, что охота состоится.

Байкал тоже прибежал и с дурашливой физиономией наблюдал за нашими действиями. Потом он подскочил к одной из широких дыр, чернеющих в снегу, и стал сосредоточенно ее раскапывать, периодически побрехивая в нору или на воздух.

– Чует, – многозначительно кивнул на пса Пал Палыч. Дядя Егор ничего ему не ответил, видимо, считая, что молчание – знак согласия.

Тем временем Пал Палыч достал из вещмешка две шашки, как он сказал, с полицейским газом. Этим газом он и собирался выкуривать енотов из норы. Свершив все необходимые приготовления, полковник попросил нас с Вовкой отойти немного назад, подальше от разверстых в снегу входов в жилище енотов. Так он заботился о нашей безопасности и освобождал поле для стрельбы, которая могла начаться, если бы еноты появились наружу.

Дядя Егор оттащил неутомимого Байкала за ошейник и взял его на поводок. Все были готовы к главному действу.

Пал Палыч запалил шашку, решительно подошел к норе и сунул туда руку, чуть ли не по плечо. Затем быстро отбежал на несколько шагов.

Видимо, еноты не живут в плохо проветриваемых помещениях, по крайней мере в этой норе тяга была превосходная. Дымина клубами повалил наружу и все в нашу сторону. Первым смекнул суть дела полковник, ни слова не говоря, он развернулся и ломанул мимо нас, придерживая на ходу свою ушанку. Мы последовали его примеру. Бежать пришлось метров семьдесят, но все равно всем досталось. Пал Палыч отстал и доковылял к нам последним, задыхаясь, кашляя и утирая слезы.

– Хорошо, что не иприт, – произнес он, откашлявшись.

– А что такое иприт? – спросил Вовка.

– Есть такое боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия, – пояснил полковник.

Мы дождались, когда дым развеяло ветром, и поспешили посмотреть на результаты. Пал Палыч опять отстал. Обернувшись, я заметил, что он сильно хромает.

– Пал Палыч, что случилось? – остановился я.

– Ничего, ничего, когда бежал, ногу подвернул.

Ни енотов, ни даже их следов у нор на холме не было.

Охота закончилась, мы возвращались домой не в лучшем настроении все, кроме меня. Я был доволен, что еноты не пострадали и сам прогулялся неплохо. Жаль только, что живых зверей я так и не увидал. Ну да впереди было у нас еще трое суток каникул, и я надеялся еще сходить на охоту. Вот только как Пал Палыч будет охотиться? По мере приближения к Ворожеева он хромал все больше, и мы не раз останавливались отдыхать.

– Да-а, – сказал на одном из таких привалов дядя Егор, – не везет нам, Паша. И тетка Дуня осталась с носом.

– А что такое? – поинтересовался полковник, потирая поврежденную конечность.

– Да она меня просила капкан на енота поставить, зверь к ее уточке да курам подбирается. Следов много вокруг дома. А я капканов не держу, жестокое это дело зверя в капкан ловить. Обещал ей енотов другим макаром извести. Да вот не вышло.

– Фигня это, – заметил Пал Палыч. – Что, тут одна нора на весь лес, что ли? Вон следов сколько.

Следов на снегу действительно было много.

Охота на некоторое время отвлекла меня от моих мыслей о церковном подземелье, но на подходе к Ворожееву, на том же месте, что и вчера, мы опять повстречали приезжих" Видимо, они опять возвращались из церкви.

– Как охота? – после дежурных приветствий поинтересовался уже знакомый мне "оборотень" в синей куртке.

– Да лося завалили и двух кабанов, – отозвался Пал Палыч.

– Где же туши? – удивился приезжий.

– Съели, – объяснил дядя Егор.

– Поня-атно, – приезжий заулыбался. Я стоял и внутренне сокрушался, что упускаю еще один благоприятный момент для обследования церкви, но о том, чтобы отстать и задержаться с этой целью, нечего было и думать. Пал Палыч спешил домой, насколько позволяла ему больная нога.

Дома мы со Светкой аккуратно стянули сапог с ноги Пал Палыча. Лодыжка у него уже распухла.

– Ерунда, – хорохорился он, – простое растяжение связок.

Пал Палыч когда-то в молодости, еще до того, как угодил в вооруженные силы, окончил медицинский институт и, конечно, разбирался в травмах.

– Дня через три буду ходить, – утверждал он, – но завтра придется полежать. Сашок, принеси с улицы снега, приложим к больному месту. А ты, Светик, завари нам чаю покрепче.

Сбегав на улицу, я принес полную миску снега. По возвращении я застал полковника отчитывающим свою племянницу.

– Ну о чем ты думала, – выговаривал он раздраженным тоном. – Кто теперь в магазин попрется? Что нам теперь, без чая сидеть?

– В чем дело? – поинтересовался я.

– Чай вы вчера не купили? Не купили, – спрашивал и сам же отвечал Пал Палыч. – Если уж ты у нас тут за хозяйку, – обращался он уже опять к Светке, – так и следи за всем.

– Ну я забыла, – оправдывалась Светка.

– Заб-ы-ыла, – передразнил ее дядя. Настроение в связи с травмой у него было не очень-то.

– Давайте я сбегаю, – обрадовался я. В голове моей тут же созрел хитрый план. Ведь идти-то к магазину опять мимо церкви.

– Куда? Сиди. Устал на охоте. Да и вообще хлопот с тобой потом не оберешься, опять в какую-нибудь могилу полезешь.

– Да не полезу я больше никуда, – соврал я. – Мне больше не хочется с привидениями и покойниками знаться.

– Пусть сходит, дядя Паша, – вмешалась и Светка. – Без чая действительно плохо.

– Ладно, иди, – видимо, взвесив все "за" и "против", после некоторого молчания согласился полковник. – Только я тебя прошу: туда и обратно, никуда не сворачивай.

Я еще раз пообещал не лезть ни в какие могилы, получил от Пал Палыча деньги, снова оделся и отправился в магазин.

Чтобы выиграть время на поиск подземелья, до церкви я бежал бегом, не останавливаясь. Мои ожидания оправдались: заглянув в окно, я убедился, что внутри никого нет. Но надо было спешить, приезжие могли и вернуться. Я быстро вскарабкался на подоконник и прыгнул внутрь.

Опять меня обволокла со всех сторон тишина заброшенного храма. Потрескавшиеся от времени и подпорченные сыростью, но такие живые лица молча взирали на меня со стен. Некоторое время я опять рассматривал старинные росписи. Однако надо было искать вход в подземелье.

Я понимал, что могу заниматься этим очень долго и безрезультатно, недаром ведь местные ничего про этот вход не знают. Однако я надеялся найти какие-нибудь следы или приметы, оставленные приезжими, и использовать их в своих поисках.

Чутье меня не подводило. На полу было немало снега, нанесенного на пол храма сапогами приезжих. Был здесь, конечно, снег и от наших сапог, ведь мы сюда лазили со Светкой и Вовкой. Но я искал такое место, где снегу будет особенно много. Вскоре я нашел площадочку, где его было побольше, чем в других местах церкви, – рядом с картиной Страшного суда, перед узенькой лестницей, ведущей на небольшое возвышение, где, видимо, когда-то стояли певчие. Больше того, снег был в этом месте какой-то грязный, перемешанный с кирпичной пылью, но никакой дверцы или люка нигде не было заметно. Я обошел возвышение – безрезультатно. Тогда я поднялся на него и тоже ничего сначала не заметил, но когда уже собирался спускаться обратно по узенькой лестнице, то обратил внимание на довольно большой кусок фанеры, валявшийся на церковном цолу, в углу за возвышением. Мое внимание привлекло то, что рядом как раз находилось окно, на котором еще сохранилась металлическая решетка. Однако эта решетка никак не мешала проникновению внутрь снега, и его нанесло сюда ветром изрядно – у окна снег лежал целой горкой. А вот на листе фанеры его не было вовсе, да и у края листа он был утоптан ребристой подошвой. Я поспешил спуститься с клироса, так, кажется, называется в церкви место для певчих.

Под фанеркой оказался все тот же обыкновенный пол, только гораздо чище, чем в остальных местах церкви. Он был покрыт плитками из какого-то камня, одна из плиток казалась особенно чистой и имела глубокие щели по краям. Я достал из кармана свой любимый перочинный ножик с эмблемой швейцарской армии – маленьким серебряным арбалетиком. Его подарил мне отец как-то в день рождения. Ценен этот нож тем, что не был подделкой, которыми торгуют чуть ли не в каждом втором московском ларьке, а изготовлен из настоящей швейцарской нержавеющей стали. Я просунул его лезвие в щель с краю плитки и попробовал ее поддеть. Плитка поддалась, я ее вынул и увидел массивное железное кольцо. Сомнений почти не оставалось, здесь должен был быть люк, ведущий в подземелье.

Ухватившись за кольцо, я что было силы рванул его и едва не полетел вверх тормашками, так легко распахнулась крышка люка. Но, что меня поразило, – без малейшего скрипа, а ведь мы-то с Вовкой и Светкой слышали тогда скрип, исходящий из церкви и даже какое-то уханье. Да и вообще было странно, что петли за столько лет не заржавели. Впрочем, я вспомнил, что приезжие исчезали в церкви тоже беззвучно. Загадка скрипов оставалась нераскрытой.

Передо мной зиял ровный черный квадрат входа, ведущего куда-то вниз. И тут я сообразил, что не взял с собой фонарик.

Экая досада! Но отказаться от посещения подземелья я уже не мог и полез внутрь, ощупывая путь ногами и шаря в темноте руками. Оказалось, что вниз ведет удобная лесенка. Скоро я достиг дна и, ощупав вокруг себя пространство, убедился, что нахожусь в конце узкого коридора, заканчивающегося здесь тупиком. Коридор был в то же время настолько высок, что я легко мог передвигаться по нему, даже не склоняя головы.

Прежде чем двигаться дальше, я вылез обратно на Божий свет и, вставив на место плитку, вновь нырнул в подземелье, потихоньку притворив за собой крышку люка, на тот случай, если кому-нибудь вздумается заглянуть в это время в церковь, хотя это было и маловероятно.

Спустившись второй раз, я двинулся в полной тьме по коридору. Вот это была темнота так темнота! Темнее, чем в ту ночь на кладбище, когда я свалился в разрытую могилу. Как я жалел, что не взял с собою фонарика! Подземный ход оказался на удивление длинным. Я все шел и шел и не имел ни малейшего понятия, куда ведет этот ход и чем он закончится. Тут я вспомнил, что в прошлые времена был обычай делать в подземельях ямы-ловушки для непрошеных посетителей. Испугавшись, я пошел еще медленнее, тщательно ощупывая перед собой вытянутой ногой дорогу и несколько раз пробуя пол на прочность, прежде чем делал следующий шаг. Одну руку я выставил вперед, чтобы ни на что не наткнуться, а второй опирался на стенку и пришел к выводу, что стены подземелья выложены кирпичом. А коридор все не кончался. Мне казалось, что я прошел уже не одну сотню метров, когда уткнулся, наконец, вытянутой перед собой рукой в холодную, шершавую твердь.

Я стал топтаться на месте и шарить вокруг руками в поисках продолжения пути. Направо от меня стены не оказалось. Потеряв на мгновение осторожность, я шагнул туда, споткнулся и грохнулся, больно ударившись косточкой под коленом. Растерев упгибленное место, я понял, что лежу на каменных ступеньках еще одной лестницы.

Поднимался я по ней на карачках, пока опять не уткнулся в очередную твердь. Я ощупал препятствие руками. Стенка была очень холодной и достаточно гладкой. Кирпичи в ней не прощупывались. Я поднялся на ноги и уперся в эту стену обеими руками. Стена вдруг поехала куда-то вперед, и я почти ввалился в новое помещение. Эта, дверь-тоже отворилась предо мной почти без звука. Но куда я попал? Я долго не мог определить этого, у меня только появилось ощущение, что здесь немного посветлее, чем было в коридоре. Тьма уже не казалась такой кромешной; поднеся к своему лицу руку, я видел ее очертания. Откуда-то сюда проникал слабый свет. Вскоре я определил и его источник: прямо передо мной, в некотором отдалении, просвечивался светлыми линиями прямоугольник. Я догадался, что это контуры двери, и хотел уже подойти к ней, как новое обстоятельство заставило меня замереть на месте.