Текст книги "Охота на привидений"
Автор книги: Артем Кораблев
Жанр:
Детские остросюжетные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава VI
МЕЛКИЙ БЕС
Так поздно я еще не выходил здесь на улицу, разве только когда мы приехали. Но тогда было совсем другое дело, мы были втроем с Пал Палычем и не разгуливали по Ворожееву, а только прошли из машины в дом и все. На сей раз я был совершенно один и идти мне предстояло в другой конец деревни, на старое кладбище.
Однако я решил исполнить задуманное. В конце концов, мужик я или нет. Сжав в кармане рукоятку ножа и не зажигая фонарика, почему-то так мне казалось безопаснее, я двинулся по деревенской улице. Было темно и холодно. Тут я обнаружил, что позабыл на печи перчатки, которые положил туда просушиваться. Я мысленно выругался, но возвращаться в дом не стал. Не потому, что дурная примета, а просто чтобы не потревожить спящих и не сорвать все предприятие.
В одиночку ходить в темноте особенно страшно, это каждый знает, но всем страшно по-разному. Мне всегда кажется, что вот-вот кто-то выскочит и набросится на меня из темноты сзади или сбоку, а Светке мерещится, что появится привидение, упырь или еще какая-нибудь нечисть. Ей еще хуже, против нечисти нож не поможет, у меня же была хоть на него надежда. А самое удивительное, что, если с тобой в ночи кто-то есть, ну хоть годовалый ребенок беспомощный, страх куда-то девается и уже далеко не так жутко, как одному. Но тогда я был один, и мне было по-настоящему страшно.
В деревне все спали. Когда я проходил мимо, ни у Кулешовых, ни у Максимыча света не было. На подходе к церкви я замедлил шаг и пошел совсем крадучись, внимательно вглядываясь в темноту. Черта лысого я там видел! И никакого свечения из окон церкви не струилось, как показалось мне давеча. Тихо прокрался я мимо церкви, не рискуя даже приближаться к ее стенам, и вскоре был уже у кладбищенской ограды. Здесь мне пришлось особенно трудно: в отличие от прошлой, эта ночь была совершенно безлунной, все небо затянуто тучами, глаз выколи – такая темь. Лезть почти в полной темноте через ограду и пробираться между могилами было не так просто, а фонарик я пока зажигать не хотел, вдруг те, кого я ищу, где-то рядом и я могу их спугнуть. Страшно мне было ужасно, но я завелся и остановиться уже не мог. Долго я блуждал среди могильных оградок и крестов, спотыкаясь о надгробные плиты, и все никак не мог найти дорогу к склепу Куделина, а именно он меня и интересовал. Не знаю, сколько прошло времени, в темноте его течение не проследишь. Мне приходилось передвигаться согнувшись, ощупывая руками пространство под ногами, чтобы не спотыкаться, но я все равно то и дело падал. Синяков и царапин заполучил несметное количество. Наконец, понял, что совсем заблудился. Тогда я встал в полный рост, уже не боясь себя выдать, и все равно ничего не увидел. Темь вокруг и только. Немного подумав, я принял единственное, на мой взгляд, правильное решение – невзирая на препятствия, двигаться в одном направлении, чтобы покинуть проклятое кладбище. Все равно ведь, куда ни пойди, я должен упереться в ограду. И вновь я шел согнувшись, ощупывая руками оградки, перешагивая через них и натыкаясь на кресты, а кое-где полз на карачках. Про фонарик к тому времени я просто забыл.
Так я полз, полз и уткнулся в какой-то заснеженный холм, довольно высокий. Решив следовать и тут своему плану, я начал карабкаться по склону, недоумевая, откуда здесь такая возвышенность. Однако очень скоро склон кончился, и я оказался на плоской вершине, где решил выпрямиться и осмотреться по сторонам с высоты. И только встал, сразу увидел впереди себя, шагах в двадцати наверное, темную массу куделинского склепа, и крест на его макушке тоже просматривался на фоне стелющейся за кладбищем покрытой снегом и потому более светлой равнины. Обрадовавшись, я сделал два шага вперед по противоположному склону холмика, поскользнулся и… полетел в бездну…
Треск и какое-то змеиное шипение сопровождали мое приземление после неожиданно долгого полета. На десяток секунд я потерял возможность что-нибудь соображать и только корчился среди каких-то досок и рогаток, упиравшихся отовсюду мне в бока. Ударился сильно – локтем, коленкой, ребрами… Потирая ушибленные места, я все время задевал локтями о какие-то стены с обеих сторон. Ощущение реальности постепенно стало возвращаться: я понял, что упал в узкую яму, и тут же осознал, что в яме этой я не один. Совсем рядом кто-то непрерывно свирепо урчал на низких утробных нотах, хоть и не очень громко. Ужас сковал меня, и я замер, в одну секунду забыв о боли. Тут же зато я вспомнил о фонарике и ноже. Потихоньку сунул руки в карманы – фонарик на месте, а вот ножа нет – потерял. Глухое утробное ворчание не прекращалось. Так же аккуратно и тихо я вытащил руку с фонариком из кармана, потом резко сел и включил его, направив в ту сторону, откуда доносились зловещие звуки.
Я сначала не понял, кто это, а когда до меня дошло, волосы на голове встали дыбом, больше от изумления, чем от страха. Прямо передо мной сидел мелкий бес.
Что это он и есть, я догадался сразу, потому что он в точности подходил под описание Максимыча – худой, страшный и злой, да еще в курточке. Крысячьего хвоста я не видел, потому что бес на нем сидел. И тут я закричал, потому что этот бес на меня прыгнул. В испуге я откинулся назад и треснулся затылком об еще одну стенку ямы, а бес опустился мне прямо на грудь. Я его не видел, но чувствовал и, превозмогая ужас, схватил и сжал его обеими руками.
Бес заверещал, как котенок, которому сделали больно, острые коготки впились в кисти моих рук, и я почувствовал, насколько они слабы. А тельце беса было просто тщедушным, тоненькие ребрышки прощупывались под тканью его курточки и так и ходили у меня под пальцами. Каким-то чудом я не раздавил его сразу. Он продолжал жалобно пищать, ужас мой сразу же испарился, сменившись одним изумлением. Я ослабил хватку и, не выпуская странное существо из левой руки, осветил его фонариком.
В который уже раз мне стало стыдно – я держал в руке маленького перепуганного котенка, которого кто-то, видимо ради смеха, нарядил в шутовской наряд. Котенок был весь какой-то задрипанный, шерстка на голове прекоротенькая, словно плюшевая, хвост и впрямь крысячий, лапки тонюсенькие, сам тощий, а сквозь курточку проступает маленькое круглое пузико. В общем – смотреть жалко. А уж морда-то у него до чего страшненькая, мымрястая, я таких никогда и не видал. И тут вдруг до меня дошло, что это за котенок. "Да это же Ганнибал!" – сказал я даже вслух от изумления. Я совсем отпустил его и стал тихонько почесывать меж ушей. Бедняга тыкался мне своей головкой в руку и урчал от благодарности, как маленький тракторишко. Настроение у меня поднялось, кроме теплого чувства к малышу я испытывал еще и радость, что нашел его и могу теперь вернуть Светке.
Однако надо было выбираться из ямы. Я сунул Ганнибала за пазуху и поднялся на ноги, опираясь о стены ямы. Под ногами у меня опять что-то затрещало и захрустело. Я посветил туда фонариком и не понял, что это за обломки и рухлядь. Пришлось опуститься на корточки.
О Господи! Из обломков полуистлевших досок прямо в меня острием торчал осколок – часть довольно толстой кости, обернутый какой-то тряпкой. Уже догадываясь об истине, я направил луч фонарика вперед вдоль дна узкой ямы и убедился, что сижу на старом гробе в разрытой могиле. Ощущение ужаса вновь вытеснило все другие чувства из моей груди.
Я потревожил чьи-то останки, пусть невольно, и случилось это в полночь на одиноком кладбище. Мне стало совсем не по себе. Лучшее, что я мог придумать в таком положении, – это поскорее выбраться отсюда. Тем более, что и цель моя, ради которой я сюда приперся в полночный час, также не могла быть достигнута в таком положении. Не мог же я наблюдать за склепом Куделина, сидя на дне разверстой могилы.
Выбраться было необходимо, но как? До верхнего края ямы дотянуться я не мог никаким образом, она была слишком глубока. Если бы у меня был нож, я бы мог вырубить в стенках ямы ступеньки и подняться по ним, но как раз нож-то я и потерял. Оставалось только попробовать подняться, упираясь ногами и руками в противоположные стенки ямы, как это делают герои многих боевиков и триллеров. Поначалу у меня даже вроде бы получалось, но, не поднявшись и на треть глубины, я оскользнулся на обледенелой стенке, полетел вниз и опять хряпнулся спиной, да еще больно напоролся левой половинкой моего мягкого места на торчащий острый обломок кости покойника. Хорошо еще, что я не успел достаточно высоко подняться, а то наверняка пропорол бы себе зад до крови, кто его знает, какие бактерии живут на этих останках! Оклемавшись, я попробовал еще и еще в других местах ямы и все с тем же успехом, только острых костей там не было. Ганнибал мне мешал ужасно, он и не думал сидеть спокойно за пазухой, а перемещался под свитером, словно крыса в норе. При этом котенок нещадно цеплялся острыми коготками за мои бока, живот, спину. Да еще я боялся его раздавить при падении. В общем, вылезти из этой ловушки мне никак не удавалось.
Я запыхался и присел на крышку гроба отдохнуть и обдумать свое положение. Ганнибала я выудил из-за пазухи, дабы он прекратил свои колючие упражнения. Замерзнуть здесь я не боялся: во-первых, на мне была теплая одежда, во вторых, мороз был не сильным, и наконец – я мог сколько угодно продолжать свои попытки выбраться из ямы, от которых даже уже при-потел. Вот только руки у меня замерзли, перчатки-то я позабыл. Чтобы согреть их, я сунул иззябшие ладони в карманы. В правом что-то зашелестело, я вытащил это "что-то" и возблагодарил судьбу и свою забывчивость. В руке у меня оказался пакетик крекера, тот самый, который я захватил еще утром, отправляясь в гости к бабе Дуне. "Так вот зачем коза лазила ко мне в карман", – неожиданно посетила меня догадка.
Я достал одно маленькое печеньице и уже собирался положить его в рот, как Ганнибал словно ополоумел. Он взвыл, заурчал и захрипел одновременно, резво взбираясь по моей куртке к кусочку крекера. "И впрямь мелкий бес", – понял я заблуждение подслеповатого Максимыча. Никогда я не видел, чтобы котята так себя вели. Я отдал ему печенье, и он с хрустом стал его жрать. Более мягкое слово "есть" явно не передавало сути процесса. Тут до меня дошло, что котенок, видимо, страшно голоден, раз покусился на кусок сухого печенья, да еще так его пожирает. Действительно, Максимыч говорил, что бес к нему уже прошлой ночью не являлся. Видимо, котенок попал в эту западню еще до прошлой ночи. Я скормил ему половину пакетика, и все он схрустел, не переставая дико урчать, египетское отродье. Затем я снова сунул его за пазуху, и на этот раз он тут же уснул. А я пока еще думал, что бы такое мне предпринять дальше.
Вообще-то бояться было нечего. Конечно, меня утром хватятся, будут искать и в конце концов найдут, по следам или еще как-нибудь. Я могу ускорить процесс поисков, если буду орать. Но мне не хотелось быть найденным, хотелось избежать позора и выбраться самому, к тому же Бог его знает, сколько пройдет времени, прежде чем меня отсюда вытащат. Сидеть на гробе, даже в компании котенка, немного удовольствия.
"Какая же скотина разрыла эту могилу? – разозлился я и задумался: – А действительно, какая? И главное, зачем?" Да, это была новая загадка Ворожеева, которую Максимыч и Вовка сразу же припи-
шут к проделкам нечистой силы. Хотел я доказать одно, а получалось совсем другое. Нет, надо было непременно выбираться и выбираться самому.
Я поднялся и вернулся к своим упражнениям на стенках ямы. Ничего у меня опять не получалось. Тогда я попробовал другой способ. Я перешел в самое узкое место могилы, уперся спиной в одну стенку, а ногами на уровне живота в другую. Перебирая ногами по стене и упираясь спи-ной и руками, я медленно стал передвигаться вверх. Дело пошло, через некоторое время я был почти у края ямы. Правда, силы мои были уже на исходе, ноги тряслись, брюшной пресс дрожал, и котенок сидел у меня на животе каким-то пудовым грузом. Я приостановился, чтобы перевести дух и приготовиться к последнему рывку.
"Ду-у-уня!" – донеслось до меня из ночного далека какое-то слабое, но зловещее завывание, от которого холодело все внутри, и я чуть опять не полетел вниз. "Ду-у-уня!" – повторилось уже немного ближе и еще более зловеще. "Да кто ж это бабу Дуню среди ночи зовет?" – удивился я, пытаясь найти объяснение таинственным крикам. "Ду-у-ня, чертовка старая, где ты?!" – на сей раз выкрик звучал сердито и визгливо. Я попробовал перекреститься на всякий пожарный случай даже в этом трудном положении, но забыл слева
направо или справа налево кладется православными крестное знамение. Пока я вспоминал, мне стало казаться, что наверху у края ямы кто-то ходит. Я перекрестился кое-как и сделал последнее усилие, чтобы выбраться из могилы.
– Дунька, ведьма рогатая, где тебя черти носят! – отчетливо взвизгнул дребезжащий голос совсем неподалеку и в тот же миг на фоне неба над краем ямы прямо передо мной возникла страшная рогатая голова.
– Ме-е-е, – проблеяла она мне в лицо. Внутри у меня все оборвалось, я рухнул и вырубился.
Сколько уж я пролежал в беспамятстве на дне могилы, мне сказать трудно. Только когда я пришел в себя, было уже довольно светло, и Ганнибал разгуливал возле моей физиономии, щекоча мне ноздри своим крысячьим хвостом. У меня было такое ощущение, что я просто проснулся, по крайней мере я видел какие-то сны – это точно. К тому же шишки у меня на башке, кроме той, что я заработал при первом падении, не было, и даже шапка не слетела.
Едва я сел, с трудом соображая, где я и что со мной произошло, как до меня опять донеслись какие-то голоса.
– Са-а-ша! Са-а-шаИ – надрывались где-то вдали мужские басы.
– Пал Палы-ы-ч! Дядя Е-го-ор! Св-е-тка-а! Я здесь! Сю-у-да!!! – закричал я в ответ что было мочи.
Глава VII
ПОСТЕЛЬНЫЙ РЕЖИМ
– Куда его сейчас? Тридцать восемь было. Постельный режим. А как поправится – все, сразу домой. И чтобы я еще раз куда-нибудь с этим Шерлок Холмсом поехал!
Пал Палыч раздраженно басит где-то у меня за спиной. Интересно, кому это он?
– Дядя Паш, но он же все-таки нашел Ганнибала, – это Светка, опять заступается.
– И тебя никуда не возьму! Вот пусть Ирка или Андрей с тобой ездят – пожалуйста. А со мной – все, никуда не поедете. На фиг мне это нужно, по сугробам да по ямам лазить, из могил кого-то вытаскивать?
– Ха-ха-ха, – это дядя Егор.
– Чего ржешь, а если бы мы его не нашли? Если бы он себе там башку сломал или ногу даже? Что тогда?
– Павлик, помнишь, как мы с тобой с сарая прыгали и в сугробе застряли? Я через полчаса вылез, а ты еще час сидел, тебя твой батя раскапывал.
– Не помню! А вот как драли меня за это, помню!
Я молчу. Лежу в постели, носом к стенке, укрыв башку одеялом, и притворяюсь, будто сплю. По случаю моей болезни меня разместили на диване, а не на раскладушке.
– Тише вы! – опять Светкин голос. – Разбудите.
Долгое молчание, потом почти шепот Пал Палыча:
– Сейчас тетка Дуня придет. Она его враз поднимет. Завтра как огурчик будет.
Опять долгая тишина, только кто-то, стараясь не скрипеть дверью, выходит из комнаты. Я притворяюсь, что сплю.
На стене ходики с Иванушкой на Горбунке. Маятник качается, но тиканья не слышно, наверное, что-то испортилось внутри часового механизма.
– Это я им сказала, чтобы не тикали, – говорит мне черная кошечка на лавочке – А то растикались тут, спать мешают.
Уточка согласно кивает головкой.
– Да ты сама помолчи, – ворчит на кошку из-под лавки черная собачонка с агатовыми глазками навыкате. – Сама спать мешаешь.
Собачка сворачивается кольцом и засыпает. В комнату входит Тамерлан, на губах его дежурная улыбка арлекина.
– Здорово, чуваки, – приветствует он всех прямо с порога. Никто не отвечает ему на приветствие. А кошка смотрит строго, с осуждением.
– Тамусь, – удивленно обращаюсь я к своему булю, – ты что же у меня, тоже заговорил?
– Ага!
– Это еще что за чудище? – Старая коза злобно скалит желтые неровные зубы и наступает на моего пса, угрожающе наклонив рога. – А ну, пошел отсюда, белым тут не место!
Тамерлан весело виляет хвостом и начинает дурашливо припадать на передние лапы.
– Поиграем?
Маленький черный бесенок в курточке злобно шипит и урчит со стола:
– Пшел вон прид-у-ур-ррок!
– Сам козел, – отзывается Тамерлан.
– Я тебе покажу козла! – старая коза бросается на Тамерлана, выставив вперед острые рога.
Я знаю, что они отравлены, достаточно малейшей царапины. Но Тамка пребывает в неведении и весело скачет перед козой из стороны в сторону. Я хватаю его за хвост и отбрасываю за спину. Но он опять рвется вперед и подсекает меня под коленки. Я падаю, слышу какой-то визг. Прямо надо мной противная рожа козы. Она целится в меня отравленными рогами. Мне хочется закричать от ужаса.
– Тихо, тихо. Лежи, лежи, – баба Дуня удерживает меня в постели сухонькой ручкой. – Приснилось, что ли, что? Лежи, лежи.
Я опять в постели в доме у Пал Палыча.
– Баба Дуня, а вы не коза?
– Че-е-во-о? Што удумал. Приснилось видно, – удивляется старушка. – Жар у него, – говорит она уже кому-то в сторону.
– Да знаю, – отзывается голос полковника.
– Ты ему чего давал? – опять спрашивает баба Дуня.
– Ничего. Только водкой растер. А так у меня тут и нет ничего.
– Ну ладно, водкой это правильно. Сейчас я ему сама лекарство дам.
Через некоторое время баба Дуня подносит мне чашку с какой-то бурдой, пахнущей травами.
– На-ка, выпей. Потом поспишь, и сразу легче станет. Завтра поправишься.
Я приподнимаюсь на локте. Теперь мне видно Пал Палыча и Светку, они сидят за столом, и оба смотрят на меня. На коленях у Светки спит Ганнибал, уже без курточки.
Питье бабы Дуни не такое уж и противное. Допив, я откидываюсь на подушку и скоро снова проваливаюсь в сон.
Проснулся я уже поздно утром. В комнате никого не было, только Ганнибал опять спал, свернувшись у меня в ногах.
Самочувствие мое было прекрасное, будто и не заболевал. Видать, баба Дуня знала, что делала, когда давала мне свое варево. Спасибо ей.
Вставать я не спешил. Мне очень хорошо лежалось. И не только лежалось, но думалось. Значит, главное дело, зачем мы сюда приехали, я так или иначе сделал. Вон это дело башку вывернуло и дрыхнет. Значит, и Светка довольна. А вот я нет. Уж больно много загадок накопилось за два дня и две ночи, вчерашний день, проведенный в постели, и эту ночь можно не считать. Во-первых, осталась неразрешенной загадка с духом Куделина, во-вторых, непонятно, что тут делают приезжие и куда они в церкви пропали, в третьих, кто надел на Ганнибала курточку, если Кулешовы и баба Дуня его и в глаза не видели, а Максимыч от "мелкого беса" чуть ли не с ногами на стол залезал? И это еще не все, прибавилась еще одна загадка, да не загадка, а прямо-таки загадище: кто и зачем могилу разрыл, в которую я в ту ночь сверзился? Да ведь и это не все. Кто в полночь на кладбище бабу Дуню чертовкой кликал? И откуда взялась эта проклятая коза, которой никто у бабы Дуни раньше не видал и из-за которой я по второму разу в могилу грохнулся. Я чувствовал, что все это неспроста, уж слишком много тайн накрутилось здесь вокруг церкви и кладбища. И все мне казалось, что разгадка рядом где-то, что-то кто-то мне уже подсказывал. Вот только что? Я никак не мог этого вспомнить. Неужели же баба Дуня и вправду ведьма? Я готов был уже поверить и этому.
Тут скрипнула за окном калитка, потом хлопнула входная дверь, потом проскрипела дверь в сенях, в кухне немного потопали, распахнулась последняя дверь, и в комнате появилась Светка, вся красная с легкого морозца, свежая и холодная.
– О, живой, – сказала она, – проснулся.
Она присела ко мне на кровать, и я тихонько погладил ее по плечу.
– Ну, ты как? – спросила Светка, отстраняясь.
– Я уже поправился.
– Домой хочешь?
– Не-а.
– Давай тогда дядю Пашу уламывать. Он к Егору Митричу пошел узнавать, когда машина с молоком в город из Андреевки пойдет.
– Да-а, – протянул я. – А ты где была?
– В коровник с бабой Дуней ходила, молока тебе принесла. Сейчас налью.
Светка встала, хотя я и пытался ее удержать, и отправилась на кухню. Ганнибал резво поскакал за ней, успев прошмыгнуть в закрывающуюся дверь.
Пока моя подруга звякала за дверью чашками и ложками, я лежал и составлял в голове план, как бы нам уломать ее дядюшку. Светка вернулась и принесла две чашки молока и два ломтя хлеба с маслом – одна порция мне, другая ей. Ганнибал остался на кухне, наверное, ему там тоже что-нибудь перепало. Я вполне мог бы подняться и сесть за стол, но предпочел завтракать в постели.
– Слышь, Свет, – начал я, проглотив первый кусок и запив его парой глотков душистого деревенского молока.
– Чего? – с набитым ртом откликнулась она.
– Я что думаю: если мы твоего дядю не убедим, так я опять больным прикинусь. Протянем, пока машина уйдет, и будем следующей дожидаться.
– Годится, – немного помолчав, согласилась Светка. – Но это на крайний случай. Надо упросить.
– Конечно, на крайний. Конечно, надо упросить, – согласился и я.
Вскоре вернулся и Светкин дядя.
– Ну, как больной? Оклемался малость? – начал он прямо с порога.
– Да ничего, – невнятно протянул я, не поднимаясь в постели.
– Машина завтра будет, – заметил Пал Палыч.
Мы со Светкой пока промолчали.
Пал Палыч разделся, сходил на кухню и вернулся обратно уже с кружкой молока и бутербродом.
– К Егору племянник приехал, – жуя, сказал он. – С приятелем. Охотиться будут.
– Ура! – не удержалась Светка, а я неосторожно бодро сел на кровати. Пал Палыч еще в поезде обещал нам охоту именно с этими людьми.
– Тихо! Тихо! Лежи, лежи! Вас теперь это не касается!
– Ну, дядя Паша, – жалостливо заныла Светка.
– Нечего по кладбищам ночью шастать. Будете дома сидеть, а то враз в Москву, понятно?!
Мы опять промолчали, но было очевидно, что удача нам улыбалась.
– Это те самые ребята, что в прошлый раз были. Помнишь, когда мы сюда с твоими приезжали? Когда еще этот чертяка пропал.
Пал Палыч имел в виду котенка.
– Помню, – кивнула Светка.
– Они часто сюда наезжают, – продолжал полковник. – Охотиться любят. А места здесь хорошие. Уж я-то знаю.
На этом разговор временно прекратился, и Пал Палыч включил телевизор.
Я еще часа два в тот день провалялся в постели, а потом мне это так надоело, что я встал, оделся и стал изнывать от безделья перед черно-белым экраном. Светка готовила обед. А Пал Палыч опять смотался к дяде Егору и его племяннику – как он выразился: «Обсуждать планы охоты». Там он задержался до вечера. А вечером у нас собрались гости.
Сначала пришел Вовка и сообщил, что завтра его на охоту тоже не берут, хоть, правда, и сказали: "Посмотрим". Потом вернулся Пал Палыч. И наконец заглянул на огонек Максимыч. Я догадывался, что сейчас мне придется рассказывать о моем вчерашнем приключении. Так оно и вышло.
Мы снова сидели за столом на кухне и пили чай.
– Ну, рассказывай, Шерлок Холмс, раз уж оклемался, как ты в могилу к отцу Михаилу угодил, – закинул первым удочку Пал Палыч.
– А это его могила? – удивился я, вспоминая рассказ Максимыча о разрушенной церкви и пропавшей иконе.
– Она самая, – подтвердил старик.
– А я и не знал, – признался я.
– Ты что, туда за котенком полез? – опять спросил Светкин дядя.
– Нет, я туда просто свалился.
– А что ты на кладбище опять делал? Духов ловил?
Мне ничего не оставалось, как сознаться.
– Это Куделин тебя туда и завел, и столкнул, – убежденно утверждал Максимыч.
– Да не было там никакого Куделина, – возразил ему я. – Вот козу я опять видел и то под утро.
– Сколько ж ты там просидел?
– А черт его знает. Всю ночь. Я туда в одиннадцать пошел. Потом средь могил в темноте заблудился.
– У тебя ж фонарик был.
– Я не зажигал, боялся спугнуть того, кто нас из склепа пугал.
– Куделина напугаешь, как же, – опять заладил Максимыч.
– Да нет там никакого Куделина, – рассердился я, этот старик то и дело заводил меня. – Вот ведь ваш мелкий бес сидит перед вами, моется. И дух Куделина такие же сказки.
– А коза? – не унимался Максимыч. – Сам же говорил, что козу видел. Откуда коза-то взялась?
Что я мог ответить? Припер меня старик к стенке. Мне самому эта бестия не давала покоя. Про голос, звавший в ночи бабу Дуню, я и вовсе предпочитал молчать. Но тут я вдруг получил неожиданную поддержку.
– Коза как коза, – сказала Светка, – я ее тоже видела. Это Ивановых козочка из Андреевки. Они ее в коровник сдали. Держали там из жалости. Коза уже старая, молока и летом-то не дает, а тут зимой ее кормить нечем. Зарезать им жалко, привыкли, да и какое с нее мясо. А сейчас уж и коровам стало еды не хватать, решили все-таки резать. Баба Дуня пожалела ее и взяла к себе, только и всего. Она ведь всякую скотину привечает. А эта еще и тезка.
– Как так тезка? – удивился Пал Палыч.
– Так козу тоже Дунькой зовут. Вот и живут теперь две старые Дуни на пару.
Я расхохотался. Все стало на свои места. Так это не бабу Дуню звали потусторонние голоса, а сама баба Дуня козу кликала.
Максимыч сидел как оплеванный.
– Одного не пойму, – сказал тогда Пал Палыч, – кому понадобилось могилу попа раскапывать? Сволочи.
– Кому, кому, – оживился старик, – приезжим. Кому ж еще. Они там наверняка икону искали. Неспроста, ох, неспроста они тут появились. И Куделин поэтому бродит.
– Да брось ты, Максимыч, свои басни, – рассердился теперь Пал Палыч. – Куделин, икона, скажи еще, что они тут клад Наполеона ищут. Говорил же тебе Егор – реставраторы приехали, потому что роспись в церкви хотят сохранить, она какая-то ценная очень.
– Это все для отводу, – не унимался неутомимый спорщик Максимыч, – для отводу глаз. Чтобы никто не прознал, что они ищут. А они икону ищут, вот и Куделин бродит. Почуял недоброе дело и бродит…
– Тьфу, – прервал его полковник, безнадежно махнув рукой. – Вот заладил. Да когда это было? Да про твою икону уже забыли все давно. Забыли, Максимыч! Сейчас не те времена. Люди без всяких икон деньги делают, а ты все еще в прошлом веке живешь!
Старик обиделся.
– Ладно, Павлик, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – я пойду. Я старый, ваше дело молодое, что я мешать буду?
– Сиди! – Полковник обхватил старика своими ручищами и усадил обратно. – Сиди и не обижайся. На вот еще чаю выпей. Светка, налей ему свежего. И вот колбасу ешь. Водки сегодня не будет, последнюю на растирку Шерлока Холмса извел, а чай пей и колбасу ешь, нам без тебя скучно.
Хоть и грубовато извинялся Пал Палыч, но Максимыча это успокоило, и он остался.
Разговор свернул в мирное русло. Я до-рассказал, как сидел в яме-могиле, как встретил там Ганнибала и как пытался оттуда выбраться. Рассказал я и о том, как меня коза с бабой Дуней напугали, тут уж все надо мной повеселились. Загадкой в этой истории оставалась курточка Ганнибала. Светка ее сняла и сожгла в печке, а зря, я ведь толком не рассмотрел, из чего она была сшита. И я уже знал не только из книжек, что для любого расследования мелочи – самое важное дело. А мне еще многое оставалось неясным. Светка утверждала, что на курточку пошла чья-то старая трикотажная кофта, вроде спортивной. И на том, как говорится, спасибо.
Потом вспоминали, как хватились меня под утро, как искали по Ворожееву, как Светка услышала мои вопли и как Пал Палыч лазил за мной в могилу.
Когда все темы для воспоминаний были исчерпаны, Максимыч собрался уходить.
Провожать его сегодня не было нужды, и Пал Палыч остался дома. Максимыч уже вышел за порог, и полковник, проводивший его до дверей, вернулся и сел за стол, как дверь из сеней снова приоткрылась и в щель просунулась голова нашего гостя.
– Приезжие икону ишчут, – сказала голова, – а Куделин ее стерегет.
Оставив за собой последнее слово, Максимыч наконец удалился.
– Вот старый хрен! – любовно напутствовал его Пал Палыч. – Все у него в голове перемешалось.
Но я на этот раз не был так уж согласен с полковником. Разрытая могила протоиерея Михаила и исчезнувшая икона ложились в одну обойму. Однако свои предположения решил до поры хранить при себе.
Вслед за Максимычем убежал и Вовка, который вел себя в этот вечер неестественно тихо. Видно тоже переживал, что завтра его не берут на охоту.
Пока мы со Светкой мыли посуду, Пал Палыч под нашими завистливыми взглядами осмотрел и проверил одно из своих ружей, набил пояс патронами всех мастей, прицепил охотничий нож, найденный дядей Егором в снегу на краю могилы, и стал готовиться ко сну. Ему-то завтра охота предстояла, а нам было строго наказано из дома не отлучаться.
"Ну, это мы еще посмотрим", – подумал я, укладываясь спать опять на раскладушку.