Текст книги "Коробейники"
Автор книги: Арнольд Каштанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
За соснами открылось закатное небо. В зарослях черники двигалась, согнувшись, Валя. Собирала ягоды в пластиковый мешочек. «Пасешься?» – кивнул ей Юшков. Она сказала: «Сколько добра пропадает. Совсем все зажирели».– «Разве обязательно есть все, что съедобно?» – «А что, ногами топтать?» Отвечая Юшкову и ловко обирая кустики, она медленно продвигалась по поляне, как стрено-. женный конь.
Близко слышались голоса. Над обрывом, подобрав под себя ноги, сидела Наташа. Юшков сел рядом. Внизу он увидел Лялю. Там дурачились, стоя по щиколотки в воде, Чеблаков и Филин. Штанины у обоих были завернуты до колен. Филин что-то пытался поймать под водой, наверно, рыбьего малька. Чеблаков подталкивал его поглубже. Филин отбрыкивался. Белана там не было. Тамары тоже. «Валера,– невесело сказала Ляля,– дай ему как следует». Медленно оглядела обрыв, встретилась взглядом с мужем, и лицо стало безразличным. «Валера, не слушай ее,– сказал Чеблаков.– Ты добрый».
«Какое там,– тихо сказала Наташа.– Думаешь, ему в самом деле смешно? Он ухмыляется, потому что ответить не может».– «Что это ты? – опешил Юшков.– Шуток не понимаешь?» – «Что-то вы с Чеблаковым друг над другом никогда не шутите. Только над ним можно. Вы с Лялей пять лет женаты, вы даже не были у нас ни разу».– «Ты куда-то не туда поехала,– пожал плечами Юшков.– Просто случая не было».– «Случай бы нашелся. Но все знают, что Валера не обижается. А он не обижается, потому что трус и лентяй. Чтобы обидеться, какая-то душевная сила нужна, что-то в себе затратить надо».– «Ну, Наталья, ты зато истратила весь семейный запас».– «Живет чужой энергией. Присосется и заряжается. Нет никого рядом – сразу садятся аккумуляторы. Может сутками лежать животом вверх. Ты хоть задавись на его глазах – ему хоть бы хны».– «На тебя плохо действует алкоголь»,– постарался Юшков замять разговор. Она не слушала. «Он же и начальником бюро не хотел идти. Я заставила».– «Зачем?» – «Что зачем?» – «Зачем заставляла?» – «Тебе почему-то надо, а ему не надо?»
Нервно тряхнула головой, откидывая за плечо гладкие, прямые волосы. В красных лучах они казались почти черными. «Мне, Наташа, ничего не надо»,– сказал он. Она отмахнулась: «Оставь».– «Это в детстве бегают, высунув язык, лепят бабы из песка, мастерят, изобретают и ломают...» – «У тебя нет возможности активно жить, вот ты и прикидываешься философом. Когда у человека все идет нормально, он не философствует». Волосы не слушались. Она откинула их рукой. «Прикидываться философом – это уже кое-что»,– сказал он.
«Все друг другом довольны, никому ничего не надо. И ты туда же. Работаешь под своего. Иди еще с Валькой чернику собирай. Грибы маринуй. Уже и кабинет у нее свой, инженерами командует, а психология все та же, мелкого хозяйчика: всякую веревочку в дом тащить на черный день, будем сыты – не помрем... Чего ей, казалось бы, бояться? Стол у нее, что ли, отберут? Не отберут! В институте тройки выклянчивала, а теперь людей на работу принимает! Кует кадры! По своему образу и подобию!».– «Злая ты баба, Наталья».– «Ты даже не представляешь, какая я злая. Я никого не люблю...Томку люблю,– сказала она.– Потому что ей плохо. Я завистливая, а ей не позавидуешь».– «Может быть, сейчас ей как раз и не плохо». – «Оставь. Белан ей нужен, как рыбе зонтик». – «Тебе виднее».– «Оставь».– «Зачем же она сюда поехала?» Наташа, придерживая рукой волосы, взглянула через плечо. «Ну и ну... ты даешь».– «Не понял».– «А тебе и не надо понимать».
Он растерялся, замолчал. Она повторила: «Ты даже не представляешь, какая я злая».
Снизу к ним вскарабкалась Ляля. Юшков протянул руку, втащил жену наверх. «Секретничаете?»– вяло спросила она. Опираясь о ствол сосны, вытряхнула песок из одной туфли, потом из другой. И – не удержалась – мельком оглядела лес. В нем густели сумерки. Валя обирала кустики совсем рядом. «Чеблаков, как всегда, устроился лучше всех,– сказала Наташа.– Жена работает, а он развлекается». «Лентяи вы»,– откликнулась Валя. Наташа потянулась: «Хорошо-то как, господи». Наконец-то заметила.
Юшков поймал убегающий взгляд Ляли, сказал: «Садись». Она села. Рука упиралась в траву. Другой рукой потянула подол на колени. Отворачивалась. Она похорошела в последний год. Она это знала – пришло лучшее ее время, а было уже тридцать два, сколько осталось этого лучшего? «Ну что?» – сказал Юшков. Не поворачиваясь к нему, Ляля спросила: «Успокоился?» Ей казалось, все дело в нем. Наверно, так и было. Он подумал, что ему повезло с женой. С ней у него все получилось само собой, он ее не добивался, и повезло. Так же, как сегодня с работой, которой он тоже не добивался. Ему везет только тогда, когда он не прилагает никаких усилий для этого.
Нашел руку Ляли. Ляля моргнула. Выкатилась слезинка. Валя сказала рядом: «Однако надо бы покричать. Может, заблудились?» Губы и зубы ее почернели от ягод. Наташа истошно закричала: «О-го-го!!»
Чеблаков и Филин задрали головы. «Это ты так, Наталья? Не может быть».– «Попросите как следует, еще крикну». Ей хотелось кричать и двигаться. Чеблаков и Филин, пихая друг друга, вылезли наверх. Тоже кричали. Вышли из ельника Белан и Тамара. Тамара несла несколько маленьких боровиков. Чеблаков с преувеличенным умилением рассматривал их, и все за его спиной улыбались, ожидая его шутки. Он сказал наконец: «Ой, какие махонькие, как ты их рассмотрела, на землю, наверно, ложилась?» – и все захохотали. Потом уже любое слово и любой жест вызывали общий смех. Болели скулы, устали от смеха и, устав, наконец притихли.
Шли к даче, едва различая в темноте тропинку. Белан, отставая от всех, придержал Юшкова за локоть. «Что-то вы развеселились?» – «Психоз».– «Я думал, насчет нас что».– «Нет».– «Ты не знаешь, у нее есть кто-нибудь?» – «У Тамары? Не знаю».– «По-моему, у нее кто-то есть».
Не получилось ничего у Белана. Это было приятно. Чеблаков присоединился к ним, спросил: «Как, Толя?» «Я, ребята, кажется, до точки дошел,– удивился себе Белан.– Не поверите, готов жениться». Замолчал, ожидая, что они начнут отговаривать. «Что тебе сказать,– усмехнулся Чеблаков.– Скажу, что дурак, а ты потом женишься и ей передашь».– «Ей-богу женюсь!» Белан восторженно хватал приятелей за руки. Оба они почувствовали зависть.
На даче зажгли свет. Снова пили и ели. Гостям пора было к последней электричке. Белан неожиданно закапризничал: он поедет в город на машине. Его отговаривали, вразумляли, тянули к станции, уговаривали ночевать, а он залез в машину, включил зажигание – кому какое дело до него, он правами не дорожит, жизнью тем более. Лишь Тамара не участвовала в суматохе, спокойно ожидала, чем все кончится.
Ляля побежала в комнату за отцом, и Хохлов, оттолкнув всех от машины, выволок из нее на землю упирающегося Белана. Руки у него были сильные: на бицепсах Белана ниже короткого рукава остались синяки. Хохлов вынул ключ зажигания и ушел в дом. Белан поднялся, сказал: «Гады вы»– и побрел к станции. Гости потянулись следом. Ляля и Юшков уезжали в город вместе с ними. Ляля торопила всех: мол, надо бы догнать Белана, не выкинул бы что-нибудь еще, а Тамара сказала: «Ничего с ним не случится, не так уж он пьян». Ляля замолчала. Вскоре они увидели на перроне лохматую голову и коренастую фигуру в белой тенниске, и Валя презрительно фыркнула: «Вон... корнет Оболенский».
Глава пятая
Кабинеты Юшкова и Белана отделялись друг от друга маленькой приемной. В ней сердито скучала, размышляя о своей тридцатилетней жизни, долговязая, густо накрашенная секретарша Белана, глядела в мутное окно на железнодорожную ветку, но стоило открыться двери, начинала барабанить по клавишам «Оптимы» яростно и безграмотно. Здесь подкараулила Юшкова блондинка из Клецка: «Юрий Михайлович! Вас не узнать!» Она-то не изменилась за пять лет в своем Клецке.
Ей нужен был двигатель. Юшков только руками развел и пошел в свой кабинет к трезвонящему телефону. Звонок был междугородный. Как и в отделе снабжения, Юшков просил дефицит, только там требовалась сталь, а здесь, в отделе кооперации,– двигатели, подшипники, сальники, стекла, кожаные сиденья – все, что устанавливалось на автомобиль, но делалось не на заводе, а смежниками. И еще было одно отличие от прежней работы: за всем этим добром приезжали из автобаз, как эта вот блондинка из Клецка, как он сам приезжал, когда за теперешним его столом сидел Саня Чеблаков. Автобазам отдавали излишки, если, конечно, они бывали.
Стекла дребезжали от северного ледяного ветра. Разговаривая по телефону, Юшков смотрел в окно. Мокли в косом дожде деревянные ящики, рябило на лужах радужную пленку солярки, бетон эстакады почернел и покрылся разводами.
Пополз, выбрасывая синий дым, мазовский тягач с прицепом, остановился среди контейнеров. Соскочил в лужу дядька в плаще и мягкой шляпе. Тягач с прицепом подался назад, развернулся.
Блондинка из Клецка заглянула в кабинет, осторожно вошла. Юшков, прижимая трубку к уху, показал на стул. Села, положила ногу на ногу. Кончив разговор, он посмотрел на часы. Было пять. «Как вам здесь работается, Юрий Михайлович? – спросила блондинка.– Хоть бы меня к себе взяли». Словно бы и забыла про двигатель, увлеклась беседой с приятным человеком. Жаловалась на жизнь, открывала душу... и как-то незаметно протянула руку к своей сумке на соседнем стуле: «Да, кстати, Юрий Михайлович, мне тут подруга подарила, а домой я везти не могу: муж у меня слабовольный, ему это...» Вытащила глиняную бутылку рижского бальзама. Юшков рассердился на себя: а он-то, слушая, размяк. «Уберите, пожалуйста...– посмотрел в бумагу, которую она успела ему подсунуть,– Лидия Григорьевна». Она изобразила волнение: она от чистого сердца! И, поддаваясь ее тону, чувствуя себя чуть ли не виноватым перед ней, он лгал, что у него больной желудок и только поэтому он не может взять подарок, а она участливо спрашивала, что и как у него болит, советовала обязательно лечиться маслом облепихи и взялась достать это масло, которое нельзя купить в аптеках и которое ей присылают друзья из Алма-Аты. Обезоруживающе рассмеялась: «Не за двигатель. Просто так».
Просунул в дверь голову дядька в плаще и шляпе. Ему нужен был «лично Анатолий Витольдович». Наконец Лидия Григорьевна ушла. Дядька опять заглянул, спросил: «Будет Анатолий Витольдович?» «Обещал»,– сказал Юшков. Он собирался звонить в Бобруйск, Киржач и Подольск – по списку срочного дефицита. Между двумя звонками вклинился Белан: «Еле к тебе прорвался. Срочно вылетаю на АМЗ». «Тебя тут ждет человек,– сказал Юшков.– Говорит, нужен лично ты».– «Не из-под Полтавы?» – «Может быть. Номер украинский».– «Давай его сюда».– «Кстати,– сделал попытку Юшков.– У меня из Клецка очень просят один двигатель».– «Что значит очень просят?» – «От одного двигателя мы, я думаю, не обеднеем?» – «Юра, давай будем людьми принципиальными,– терпеливо сказал Белан.– У меня принцип: двигатели – это мой золотой запас, за них я что угодно могу получить, значит, зазря я их не даю. Если тебя этот принцип не устраивает, предлагай свой. Но не нужно беспринципности».– «Понял – засмеялся Юшков.– Даю тебе просителя».
Дядька дремал на стуле в прихожей. «Вы из-под Полтавы?– разбудил его Юшков.– Белан звонит». Тот кинулся к аппарату: «Витольдович?.. Это Пащенко, Витольдович, Пащенко!..– Поговорив, протянул трубку: – Вас просят». «Юра,– сказал Белан.– Дай этому Пащенко два двигателя. Я ему обещал. Попытается просить больше – не давай. И он мне должен кое-какие деньги, я сказал, чтобы через тебя отдал. Триста рублей».– «Когда приедешь?» – спросил Юшков. «Не знаю. Странный какой-то вызов. Еще одна просьба, Юра: по пути домой занеси деньги бывшей моей благоверной. Половину. Это значит, сто пятьдесят. Адрес знаешь? В доме, где почта, квартира девять. Света Бутова».– «Ладно»,– сказал Юшков.
Поручение еще и потому было неприятным, что семейная жизнь Белана оставалась для всех загадочной. Несколько лет назад он развелся. Однако его часто видели с бывшей женой. На расспросы о ней отвечал шуточками. И теперь тоже засмеялся: «Смотрите не увлекайтесь воспоминаниями. Школьные годы летят, их не воротишь назад». Юшков когда-то учился с Бутовой в одном классе.
Пащенко вопросительно поглядывал. «Сегодня день кончился,– сказал ему Юшков.– Двигатели получите завтра».– «Можно и так».– «Вы где остановились?» Он не знал, нужно ли помогать с устройством. Не похоже было, что Пащенко и вправду друг Белана. «Да есть тут вариант...» Связал тесемочки своей папки, сунул ее под мышку, чего-то ждал. О долге своем не заговаривал. «Документы можете здесь оставить»,– предложил Юшков. «Э?.. Можно...» Положил папку на стол, странно улыбался. На гладких, упитанных щечках потерялся крошечный носик-пуговка. Юшков, распахнув дверь, ждал, пока Пащенко выйдет, а тот моргал, переминаясь с ноги на ногу, маялся: «Я, может, папочку свою все же возьму,– забрал ее, заглянул в глаза.– Может, заскочим вместе кое-куда? По двести грамм и закусочка?» – «В другой раз. Вы ничего не хотели передать Анатолию Витольдовичу? Он мне сказал».
Пащенко развязал тесемочки папки. Среди бумаг там лежала пачка пятидесятирублевок. Юшкову словно обожгло лицо. Однако рассмеялся, небрежно сказал: «Странное же место вы нашли для денег».– «Вы их, значит, передадите Анатолию Витольдовичу?» Юшков не стал успокаивать. Пересчитал – бумажек было шесть,– спрятал в карман и распрощался. «Значит, до завтра?» – спросил Пащенко несчастным голосом. Клятвы он, что ли, ждал от Юшкова?
Дом Светы Бутовой, кирпичный, трехэтажный, старой постройки, стоял в двух кварталах от завода.
Юшков долго звонил, и никто не ответил. Он спустился во двор. Несмотря на ветер со снегом, у подъездов гуляли молодые мамы с колясками. Из подъезда вышел мужчина, постоял, поднимая воротник пальто, сутулясь от холода, и зябко крякнул. Косил глазом на Юшкова и вдруг сказал: «Юшков, что ли? Не узнаешь старых друзей? Загордился?» Голос был с той особой хрипотцой, которую издают обожженные спиртом голосовые связки. Славка еще в школе, в классе пятом или шестом, хватанул неразбавленного спирта. Он тогда водился с призывного возраста шпаной, был у них на побегушках и пил с ними, эта связь давала ему особый авторитет в школе, не говоря уж о танцплощадке и ее окрестностях.
Юшков пожал руку. Разговор начался обычный: сколько Юшков получает, какие бывают премии, как с жильем. Славка посочувствовал: «Слушай, я бы не сказал, что у тебя очень уж. У меня триста выходит, триста десять иногда, так ведь я ж уже дома порубать успел и покемарить часок, а ты только с работы идешь. Неужели за сто восемьдесят в месяц?» – «Что же мне делать? – усмехнулся Юшков.– К вам в модельный учеником?» – «Учеником больше семидесяти не выработаешь,– сказал Славка и утешил.– Зато у тебя работа живая, не соскучишься». «Это точно»,– согласился Юшков. Рядом у входа стояла телефонная будка. Юшков отделался от Славки, позвонил Чеблакову: «Можно к тебе сейчас заглянуть?» «Давай, старик,– сказал Чеблаков.– У нас тут пельмени, ждем тебя, так что не задерживайся». Юшков повесил трубку, и монета вернулась к нему. Он забросил ее снова в щель, и высыпалась целая пригоршня монет. Сколько ни пытался загнать их назад в автомат, они возвращались. «День шальных денег»,– подумал он.
Чеблаков первым делом глянул на туфли Юшкова. Хоть и побаивалась его Валя, а кое в чем выдрессировала. Пробормотал про чертов паркет, скинул с ног шлепанцы, заставил Юшкова влезть в них, а сам натянул кеды. Белые шнурки волочились по паркету. На кухне он снял крышку с кастрюли, бросил в кипящую воду пельмени. Вошла Валя в длинном халате и косынке, закрывающей бигуди. В деревне она не стеснялась, а в городе старалась выглядеть под стать своей зализанной до блеска квартире. «Юрка, тебя совсем не видно. Свинья ты». Чем старше она становилась, тем приветливее делалась с друзьями мужа. Либо он ее обтесал, либо смирилась наконец с тем, что они – сила, с которой надо считаться. Похвастала: «Я, Юрочка, на диету села. Хочу Наташу Филину догнать. Так что прошу мужчин за столом за мной не ухаживать». «Сделаем,– пообещал муж и свеликодушничал: – Только вот пельмени под водочку тебе порекомендуем».
Юшков почувствовал, что голоден. Пить не хотелось, и бутылку к общему удовлетворению отставили в сторону. «Мы вот с Саней к драконовской диете готовимся. Первая неделя – только овощи, но сколько угодно. Вторая неделя – то же, но без супов. Третья – вообще ничего. Сладкий чай по утрам. Четвертая – снова овощи, а пятая – все что душе угодно».– «Мы, пожалуй, начнем с пятой»,– сказал Чеблаков. «Ничего, что я столько ем? – спросил Юшков.– Я, собственно, шел не есть, а разговаривать, но так, пожалуй, лучше». Чеблаков посмотрел внимательно, потом со значением на жену. Она заварила чай и ушла в комнату: «„Спокойной ночи, малыши” начинается. Моя передача».
«Как тебе с Беланом работалось?»– спросил Юшков. Чеблаков отвел глаза, сказал осторожно: «Он ведь не был моим начальником. Мы были на равных». «Он берет взятки». Они кончили есть. Чеблаков свалил посуду в мойку, поставил на стол сервизные чашки и разлил чай. Сказал неохотно: «Это в каком смысле? Систематически?» – «Вот именно. То самое слово».– «Я догадывался»,– сказал Чеблаков. Теперь посмотрел Юшков: «Догадывался или знал?» – «Ну... за руку я его не схватил».– «Я хочу уйти,– сказал Юшков.– У тебя нет места?»
Чеблаков открыл холодильник. Наверно, искал молоко. Закрыл. «Не спеши, старик. Заместитель, сам знаешь, мне не нужен».– «Необязательно заместитель».– «Старик, Белан – это не самый плохой вариант. Я бы тебе уходить не советовал. Не торопись пока»,– сказал Чеблаков.
Блондинка из Клецка, Лидия Григорьевна, пришла и на следующий день. Села на стул, откинула с колена полу плаща, улыбалась загадочно: «Ну?.. Что же мы будем делать?» Сказала это очень тихо. Мол, хочешь – считай, что речь о двигателе, хочешь, – о чем-то другом. «Поздно вы встаете»,– сказал Юшков. Она поняла это как признание, что он скучал без нее. Рассмеялась воркующе, объяснила: «Я утром успела в цехах задние мосты и переднюю ось получить. Только вы вот меня не отпускаете». Вчера ее фамилия – Заяц – показалась ему неудобной для женщины, а теперь подумалось: как мило и как ей идет. Она открыла сумочку, вытащила флакончик с темно-красной вязкой жидкостью. «Облепиховое масло». «Как же вы так быстро это достали?» – «Уметь надо»,– сказала она.
Юшков выписал ей двигатель. Она сразу заторопилась. Он заставил забрать флакончик, а потом все же обнаружил его на полочке у двери.
А вот Пащенко не появился. Это было очень странно. Вечером Юшков понес его деньги Свете.
Открыл парень лет тридцати, в тяжелых очках, в замшевой куртке. Придерживая дверь, загораживал вход. «Мне Светлану Николаевну»,– сказал Юшков. Парене помедлил, пропустил.
В комнате горел верхний свет. Света сидела на низком диванчике справа. Она даже не посмотрела, кто вошел. За пустым столом деревянно застыли женщина в теплом байковом халате, худая, с темными глазными впадинами, и Славка. Оба подняли и тут же опустили глаза, словно боялись подсмотреть что-то такое, что им не полагалось видеть. За их спинами ходил невысокий лохматый крепыш, его Юшков не сразу заметил, отвлеченный поднявшимся с места молоденьким милиционером в сапогах и шинели. Милиционер прошел к окну, заглянул на улицу, и все для Юшкова стало нереальным. «Светлана Николаевна, к вам пришли»,– сказал парень за спиной. Он остановился у двери, как будто сторожил всех в комнате, чтобы не сбежали.
Света блеснула очками. Безумная мысль мелькнула у Юшкова: Белан и Пащенко заманили его в ловушку. Как в кино. Света медленно узнавала: «Юшков?» «Я, кажется, не вовремя,– сказал он, с трудом избавляясь от своей фантазии.– Толя просил передать, тебе кое-что». Она побледнела, расширила глаза, и только тогда он понял, что происходит. Света беспомощно посмотрела на парня. «Наоборот,– сказал тот.– Вы вовремя». Он, похоже, единственный тут получал удовольствие.
Лохматый крепыш остановился за Славкиной спиной, посмотрел на парня укоризненно. Он был удивительно похож на знакомого нижнетагильца, мешковатый и в то же время подвижный невысокий пожилой человек. «Забежал по пути,– объяснил Юшков Свете.– Хотел вчера и не застал. Толя просил передать, что задержится в командировке». Что-то толкнуло его промолчать о деньгах. Увидел, как Света расслабилась, обмякла. Благодарно шепнула: «Спасибо». Опять он перехватил укор «нижнетагильца» парню: вот видишь, мол, чего ты добился. «Нижнетагилец» заметил, что взгляд его обнаружили, нахмурился. Он явно был старший и по должности. «Садитесь»,– недовольно сказал парень. Юшков усмехнулся. «Спасибо, я спешу. Тут, по– моему, обыск?» Славка поднял глаза и еле заметно кивнул. «Вам уже приходилось бывать при обыске?» – спросил старший. «Нет как-то»,– сказал Юшков. «Почему же вы решили, что здесь обыск?» – «Тысячу раз в кино видел»,– объяснил Юшков. Следователь напомнил: «Вы хотели передать что-то Светлане Николаевне».– «Я уже передал...» – «И больше ничего?» – «Нет».– «Странно,– сказал парень за спиной.– Такие вещи можно передать по телефону». «Я могу идти?» – спросил Юшков. «Конечно,– усмехнулся старший.– Вы не арестованы». «Света, я тебе не нужен?» «Если не трудно, Юра,– сказала она,– побудь еще. Это можно?» «Можно»,– небрежно ответил старший, рассердившись, кажется, что Юшков занял у них много времени. Он обошел стол и оказался перед Светой. «Видите, как у нас получается: вы сказали, что никаких отношений с бывшим мужем не поддерживаете, и в ту же минуту звонят, входит человек и передает, что бывший муж задержится. Как же это?» – «Я объясню...» Света покраснела. Следователь перебил: «Ради бога. Это ведь не допрос. Может быть, вы и правы. Но как образованный и умный человек вы должны понимать, что всякая ложь может быть только во вред вам и вашему... бывшему мужу. Поэтому я вам искренне советую не мешать нам, а помогать и прошу добровольно показывать все, что нас интересует: деньги, сберегательные книжки, облигации, драгоценности, вообще ценности. Вы говорите, у вас ничего нет. Мы обязаны произвести обыск на основании этого вот ордера. Обыск – вещь неприятная, а мне не хотелось бы доставлять вам лишние неприятности. Не думайте, что для нас удовольствие рыться в чужих вещах».– «Да? – сказала она.– А я думала: удовольствие». Поднялась, подошла к секретеру за спиной женщины и капризно сказала ей: «Подвиньтесь, мне надо открыть». Женщина и Славка выбрались из-за стола. Юшков уже понял, что они тут в качестве понятых. Из секретера Света вытащила плоскую сумочку, из нее – три сберкнижки: «Кому это... передать?» «Посмотрите, пожалуйста»,– предложил понятым следователь. Они неохотно взяли книжки. Славка, не открывая, передал их женщине. «Я прошу вас ознакомиться добросовестно»,– сказал ему следователь строго. Света вернулась на диван. «Дальше»,– сказал парень. «В пальто,– вспомнила она,– кошелек с деньгами».– «Принесите, пожалуйста».– «Подайте пальто». Парень с места не сдвинулся, и старший чуть усмехнулся, бегло взглянув на Юшкова, способного, по его мнению, оценить юмор ситуации, и спросил: «Много в кошельке денег?» «Много»,– сказала Света. «Владимир Васильевич, будьте добры, подайте женщине ее пальто».
Следователь сел к столу, раскрыл кожаную папку, вытащил из футляра и надел очки, от которых всякое сходство с нижнетагильцем исчезло. Вытащив бумагу, он стал писать, по ходу дела уточняя фамилии понятых и участкового. Парень принес не пальто, а кошелек. Положил на стол. «Надо было показать понятым, где он лежал,– невыразительно сказал старший. Заглянул в кошелек.– Действительно много. Двенадцать рублей. Шутите все, Светлана Николаевна». «Завтра получка»,– сказала она. «Письма мужа последних лет у вас есть?»– «Мы не переписывались».—«Корешки телефонных счетов вы храните?» Свете снова пришлось идти к серванту. Вытащила и положила на стол пачку квитанций на скрепке. Старший показал понятым: не спите, мол, просматривайте, просматривайте. «Золото, драгоценности?» Света повернулась – очки в очки. «Все, что на мне». Все в комнате посмотрели на ее уши и руки, и она опять покраснела. «Обручальное кольцо мне не надо, а сережки покажите, пожалуйста». Она сняла сережки. «Когда я их покупала, они стоили сорок рублей».– «Оставьте их.– Следователь не притронулся к ним.– Все? Больше ничего нет?» – «Ничего». Следователь с неохотой поднялся. Открыл секретер, порылся в нем словно бы приличия ради, закрыл. Посмотрел на гэдээровский столовый сервиз за стеклом в серванте, махнул рукой: мол, бог с ним. Остановился у книжных полок. «„Всемирная библиотека", полностью все двести томов?» – «Я их не считала».– «У спекулянтов покупали?» «Это мой папа подписывался»,– сказала Света. «Папа,– повторил рассеянно следователь.– Папа...» Вернулся к столу, снова писал. Описывая сберкнижки, открывал их одну за другой, без всякого выражения отставляя подальше от глаз и глядя поверх очков. Так, наверно, писал, когда приходилось, и нижнетагилец. «Мне можно воды?» – спросил Юшков. Света посмотрела на парня. «Идите»,– сказал тот, рукой показав, что относится это только к Юшкову. «Открой сушилку, там сверху чашки»,– сказала она. «Что ж,– поднялся старший,– посмотрим спальню. Прошу». Пропустил впереди себя хозяйку и понятых.
Из кухни через две раскрытые двери Юшков видел, как следователь открыл полированную дверцу бельевого шкафа, уверенно поднял стопку простыней, словно все знал заранее, позвал: «Товарищи понятые, подойдите ближе». Вытащил толстую пачку облигаций. Света заплакала, ушла в гостиную, забилась в угол дивана, всхлипывала. Следователь посуровел. Наигранная ленца исчезла. Он закончил в гостиной свой акт, пригласил всех расписаться и отпустил понятых. Выходя, они старались встретиться со Светой взглядом, но она отвернулась.
Юшков посмотрел на часы. Была половина восьмого. «Торопитесь?»– спросил следователь. «Не очень»,– сказал Юшков. «Вы работаете вместе с Анатолием Витольдовичем Беланом?» – «Я его заместитель».– «Давно?» – «Два месяца. Это допрос?» – «Конечно, нет, вы сами это прекрасно знаете,– сказал следователь, – Тем более что так хорошо знакомы с кинематографией. Как я понял, в этом доме вы впервые». Юшков кивнул. «Но со Светланой Николаевной вас знакомить не надо».– «Мы учились в одном классе».– «Простите, ваше имя-отчество?» Юшков назвался. Следователь снова открыл свою папку, сел к столу, надел очки и записал. «Прошу вас завтра прийти в прокуратуру Заводского района в комнату восемь в два часа. Знаете это где?» – «Найду,– пообещал Юшков.– Белан, значит, арестован? Почему?» – «Вас это удивляет?» Следователь снял очки. Юшков покосился на Свету. «Мне кажется, это недоразумение». «А мне кажется, вам так не кажется»,– заметил, поднимаясь, следователь. Он пошел в прихожую. Молодой парень и милиционер вышли следом. Света покосилась недобро и осталась сидеть. В прихожей зашуршали плащи, послышался смешок молоденького милиционера и потом голоса: «До свидания» – «Не дай бог»,– тихо, чтобы не услышали там, сказала Света. Хлопнула дверь.
«Господи, какое счастье, что сына дома не было.– Света протирала очки.– Кажется, столько мы с ним горя хлебнули из-за его папочки, конца нет!» – «Зачем ты не сказала про облигации?» – спросил Юшков. «Но ведь это же все конфискуют! Ты ребенок, Юра! У меня зарплата сто двадцать рублей, ясно же, что это не мое!» Он промолчал. «Какое счастье, что Вовки не было, какое счастье,– повторяла она, потому что в чем-то должна была видеть оправдание неожиданному чувству облегчения, которое испытывала, не понимала его и отыскивала все новые причины, его объясняющие: – Может быть, и к лучшему, что уже наконец позади...»
К лучшему, что муж ее арестован? Что-то похожее на сочувствие Белану шевельнулось в Юшкове.
«...платил мне алименты с двухсот, а сам хватал сотни, и я же должна была их хранить... Ой, как ты думаешь, нас сейчас не подслушивают?» – «Кто?!» – «Ну есть же какие-то аппараты».– «Не беспокойся, для тебя таких аппаратов нет».– «Откуда ты знаешь?.. Он женился на мне из-за папы. Папа его всегда не переносил, но молчал, я же с ума сходила. Конечно, я знаю, что я некрасивая и характер у меня не очень, но пока я была ему нужна, он меня терпел. Он использовал меня и выбросил, как выжатый лимон...»
Он пытался вспомнить ее школьницей. Она и тогда любила дешевые фразы. Тогда казалось, что ее пристрастие к кукольному сделает ее жизнь очень трудной, она была тоненькой беленькой девочкой в очках. Любовь к кукольному законсервировалась в ней, но под этим обнаружилось железо.«Видел, как эта баба в сберкнижки заглядывала и облигации считала? Теперь по всему дому разнесут. Ах, мол, а когда мы у нее пятерку до получки просили, отказывала, бедной прикидывалась... Теперь у них праздник будет, что ты, такое развлечение! Они сюда как в музей сейчас бегать начнут!.. Между прочим, этот лохматый спрашивал про тебя».– «Следователь?» – «Не приходил ли ты вчера».– «Как он спросил?» – «Так и спросил: Юшков вчера к вам не приходил? Я сказала: я Юшкова десять лет не видела. В самом деле, живем в двух шагах... С тех пор как я узнала, что ты с Толей работаешь, все хотела встретиться. Вот и встретились»,– не удержалась она от фразы. «Почему они решили, что я должен прийти?» – спросил Юшков. «Не знаю. Ой, как я испугалась, когда ты вошел! Толя звонил мне перед отлетом, сказал, что ты принесешь деньги. Я думала, ты их сразу вытащишь, обомлела... Хорошо, что ты сообразил».– «Очень хорошо я сообразил,– с чувством сказал Юшков.– He знаю, откуда и взялось». «А что?» – испугалась она. Он спросил: «На что ты рассчитываешь?» – «Ну, знаешь, мы с ним в разводе. Пусть докажут, что его деньги. Я так легко не сдамся».– «Я в самом деле принес тебе сто пятьдесят рублей»,– сказал он. Она попросила: «Пусть пока будут у тебя». «Не хочу»,– сказал он. Она удивилась. Тонкие губы сжались. «Может быть, зря я тебе все рассказываю?» – «Теперь ты принимаешь меня за тот самый аппарат,– усмехнулся он,– которых здесь нет». Она вздохнула: «Нет, это какой-то кошмар».
Позвонили. Света вздрогнула. «Господи, не хватало мне стать психом». Пошла открывать. Юшков услышал женский всхлипывающий голос: «Ох, Светочка, что ж это делается! Я готова была сквозь землю провалиться! Все этот прохвост! Сколько ты из-за него вынесла!..» Юшков оставил на столе деньги и вышел в прихожую. Женщина в байковом халате прижимала носовой платок к глазам, но блестели они не от слез, а от любопытства. Света холодно смотрела сквозь очки, молчанием давая понять, что ей не до гостей, а гостья порывалась заглянуть в комнату. «Ты уж теперь не исчезай, Юра»,– сказала Света.
