Текст книги "Отечество без отцов"

Автор книги: Арно Зурмински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Так продолжалось до самого Рождества. Но рождественский праздник у русских не столь радостный, как у нас. У них нет рождественских елок и подарков и не слышно радостных детских голосов в этот период. Все тихо и безжизненно, как во время всей русской зимы.

Дневник вестфальца, 1813 год

Радостное Рождество русским по-прежнему было неведомо. 24 декабря «Сталинские органы» [69]69
  «Катюши».


[Закрыть]ревели с полудня и до самого вечера, лишь с наступлением темноты все стихло. Годевинд срубил пихту, установил ее на середину блиндажа и прикрепил к ее макушке трофейную переносную лампу, сильно отдававшую запахом керосина.

Вальтер Пуш нес службу часовым первой смены с 18 до 20 часов. Вернулся он с сообщением о венгерской части, которая убежала с фронта, чтобы отпраздновать Рождество в Будапеште. Венгры, румыны и итальянцы больше не хотели умирать за Великую Германию.

– Они способны лишь танцевать чардаш, – ругался Годевинд.

Полевая кухня предложила им жаркое с овощами, а на десерт твердые, как камень, пряники. Грецкие орехи, которые они собрали осенью в лесах, завершили рождественскую трапезу.

Вальтер Пуш написал преисполненное чувств письмо, в котором с похвалой отозвался о глинтвейне, поднимающем боевой дух:

Настроение великолепное. Мы поем песни: вначале рождественские, а затем и солдатские. Офицеры тоже празднуют с нами. Что на родине говорят о боях за Сталинград? Я полагаю, что фюрер нанесет весною самый главный удар. Для этого Германии потребуется мобилизовать все силы.

Роберт Розен тоже вспоминал о весне. В мае он намеревался поехать в отпуск, чтобы посмотреть на ребенка. На посту, в часы, предшествующие полуночи, он мог вдоволь вспоминать свой Подванген. Ему хотелось бы иметь сына, но мальчики, судя по войне, умирают раньше.

После полуночи русская артиллерия подкинула несколько снарядов, чтобы нарушить сон солдат, отмечавших праздник. Сигнальная ракета осветила небо. Тысяча девятьсот сорок два года назад они решили бы, что это могла быть Вифлеемская звезда.

«Ты там, наверху, забыл обо мне…», – пел царевич из одноименной оперетты Легара.

– Если вы меня спросите, то я скажу, что Всевышний на самом деле забыл о 6-й армии, – стал утверждать Годевинд после четвертого стакана глинтвейна. – Время работает против нас. У русских, будто из-под земли, возникают одна армия за другой; одним убитым больше или меньше, для них это ровно ничего не значит. А нас становится все меньше, к тому же Германия лишь летом одерживает победы.

Они подумали, что это, возможно, последнее Рождество: лично для них, для этой злосчастной войны и для всего мира, так как если этот мир рухнет, то ему больше вообще не потребуется никакого Рождества.

Гейнц Рюрманн пел: «Ничто не может сбить моряка с курса…». Судовой домовой упаковал свои вещи и приготовился покинуть тонущий корабль.

* * *

Но есть еще и мое Рождество 2003 года. Того, что было шестьдесят один год тому назад, я не помню. Его я встречала в утробе моей матери, сопровождаемая мычанием коров в теплом сарае и карканьем ворон, сидевших на груше, на которой не было ни единого листочка. Сегодня я провожу мое Рождество в одиночестве, потому что муж мой давно уже умер, а Ральф скитается за границей, спасая мир. В моем саду нет снега, поэтому праздник такой серый и печальный.

По телевизору вновь показывают солдат, которые у реки Тигр вытаскивают из какой-то грязной норы бородатого старика. [70]70
  Поимка Саддама Хусейна.


[Закрыть]Это была, видимо, крупная победа.

К Рождеству вообще показывают одни лишь кадры с убитыми. В авиакатастрофе в Африке погибают более сотни человек, в Ираке жертвами подложенной бомбы становятся тридцать человек. На бельгийской границе в автобусе сгорают тридцать пассажиров, в Калифорнии селевой поток уносит неизвестно сколько людей. В Иране разверстывается земля и поглощает тридцать тысяч. В дело теперь вмешивается и природа, она ведет свою войну. Самое время пока выключить телевизор.

Сейчас нас уже связывает одно и то же время года. Мой отец празднует Рождество у реки Оскол, а я нахожусь у реки Везер, которая в этом году свободна от льда. Он сидит в заваленном снегом блиндаже со своими однополчанами, а я одна – в хорошо натопленном доме, построенном для целой семьи. Он все еще не оставляет надежды увидеть своего ребенка и жену, а я живу без всяких надежд на будущее.

Мой мальчик прислал мне письмо с пожеланием веселого Рождества, на этот раз из Скопье. Он отмечает праздник в кругу своих земляков, а также вместе с английскими и французскими солдатами. То, что я одна буду находиться в своем доме, проводя время в воспоминаниях о Рождестве 1942 года, об этом он не думает. Он хочет вскоре вернуться. Но вновь это будет временной побывкой. Когда в Македонии все закончится, то судьба занесет его еще дальше. Солдат всегда найдет, чем ему заняться.

В первый раз, сколько я себя помню, в моей комнате нет рождественской елки. А, собственно говоря, зачем она нужна? Еловая ветка с украшениями и четырьмя свечами стоит на подоконнике, она мое единственное напоминание о празднике. У реки Оскол они притащили в свой блиндаж пихту и повесили на нее воняющую керосином переносную лампу.

Я пью глинтвейн, как и они. А в Скопье будут пить пиво в рождественский вечер. Я лишаю себя рождественского угощения, зачем мне варить и жарить для себя одной? Мне достаточно немного выпечки к глинтвейну. Сидя перед своей музейной экспозицией, развешанной на стене, мыслями я возвращаюсь на шестьдесят один год назад. В то время как остальные люди поют рождественские песни, я слушаю концерт по заявкам 1943 года. Лале Андерсен, Сара Леандер, Вильгельм Штриенц, Ильза Вернер… я знаю их всех.

Вегенер мне больше не звонит. На Рождество он отправился в горы Гарц, потому что захотел воочию узнать, что такое снег. Я рада тому, что снег сейчас не идет, его в моих мыслях и так хватает с избытком. Я скажу Вегенеру, что мне теперь стало совершенно ясно: мой отец не погиб в котле под Сталинградом. Достаточно того, что меня считают сталинградским ребенком. Своего отца я бы не хотела втягивать в эту историю.

Жаль, что у меня нет фотографии их обоих: Эрики и Роберта Розена. Иногда я думаю, она жила лишь для того, чтобы произвести меня на свет, а моего отца отправили в отпуск в мае 1942 года, чтобы он зачал меня.

А вот теперь еще один рождественский сюрприз. Газеты пишут: военная акция Европейского союза в Македонии завершается. Мой мальчик вскоре приедет домой, возможно, еще до конца этого года или же на мой день рождения.

От глинтвейна тоже можно опьянеть.

Итак, все хорошо, все проходит стороной, и мир не рушится, и все это бывает лишь однажды, и есть родина и твои звезды.

Великий император, как тяжек путь твой от Москвы и до Парижа!

Ты ведь совсем охрип,

И ноги твои мерзнут.

Шутливое стихотворение о Наполеоне, занесенное в Подвангенскую школьную хронику в октябре 1813 года

В первые дни января Бернгард Коссак направил следующее письмо в адрес войсковой части с номером полевой почты 20038:

Ну, вот и минул Великий праздник христианства. Дети вновь идут в школу, я вижу их каждый день, они подобно семи сказочным гномам шествуют мимо моих окон. Учительница провела рождественские каникулы у своих родителей и вернулась с сильной простудой. Она заразит детишек, и вскоре вся деревня будет ходить, хлюпая носом. Но, главное, чтобы не произошло что-нибудь еще более плохое.

В последние дни я ей немного помог. Все-таки молодой женщине слишком тяжело управляться одной с такой оравой ребятишек. К старому человеку, ходящему с палочкой, они испытывают большее уважение, нежели к молоденькой девушке.

В одной древней книге я обнаружил рецепт от дизентерии. Не знаю, страдаете ли вы болезнями такого рода, но на всякий случай сообщаю его: размельчают кусочек угля, добавляют к нему протертое яблоко и касторку, все это запивается большим количеством черного чая.

Малярии, о которой сообщают некоторые солдаты, в пору моей активной деятельности не существовало. Я всегда полагал, что она распространена только в тропических странах. От ностальгии помогает пение, а застывшие от мороза конечности перестают болеть, когда натираешь их гусиным жиром.

К сожалению, должен сообщить тебе, что Фриц Плац погиб. Вчера об этом узнала вся деревня. Подробности пока еще неизвестны. Он пятнадцатый погибший из Подвангена. Все они нашли смерть на Востоке.

Это письмо, посланное по почте с соблюдением всех формальностей, вернулось в феврале, поскольку его не смогли вручить адресату.

В январе Бернгард Коссак сделал последнюю запись в школьной хронике. С самого утра, когда детей еще не было в школе, сидел он у окна, освобождая его от ледяных узоров, протапливал помещение и смотрел на заснеженную улицу.

Затем он занес в хронику данные о том, что нынешняя зима пока еще не успела подвергнуть Подванген испытанию сильными морозами. Что своей смертью умер в возрасте семидесяти шести лет волынский немец Кёслинг, прибывший сюда из России после революции 1917 года, а также сообщил, что охота на зайцев, проходившая в господских угодьях, закончилась тем, что было добыто 25 штук в виде трофеев. После всего этого он подвел жирную черту под всеми записями, вставил перьевую ручку в чернильницу, промокнул написанное и закрыл книгу.

Еще до начала школьных занятий он принес хронику молодой учительнице и объяснил, что сам он уже больше не в состоянии делать записи. Руки его начинают дрожать, да и зрение сильно ухудшилось.

– Есть более важные вещи, чем написание какой-то деревенской хроники, – изрекло юное создание. – После войны у нас будет достаточно времени, чтобы сделать новые записи.

С этими словами она задвинула толстую книгу на нижнюю полку школьного шкафа. Коссак хотел было еще заметить, что следовало бы в случае, если положение на Востоке станет угрожающим, отослать все тома хроники в Берлин, чтобы разместить их там в надежном убежище, но не успел этого сказать, так как в класс вбежали детишки. Было бы чрезмерным требовать от государственной почты и государственной железной дороги, у которых наверняка имелись более важные дела, отправки через всю Германию двенадцати толстых томов исписанной бумаги.

Позднее Коссак еще раз занялся этой хроникой. В ноябре 1944 года, когда землю еще не схватило морозом, он стал рыть яму на задах школьного сада. Когда кто-нибудь его спрашивал, зачем ему это вздумалось делать, он разъяснял, что будет хранить там свеклу и картофель, укрыв их соломой. В рождественские дни, когда юное создание вновь уехало к родителям в Штеттин, он перенес все тома в свою комнату, перечитал их с первой до последней страницы, несмотря на то, что это было тяжелой нагрузкой для его глаз, перевязал их и засунул в мешок. Его он положил в деревянный ящик, обмотал рубероидом и ночью отнес тяжелый груз в сад. Там он опустил его в яму, набросал туда соломы и засыпал комьями земли. Когда учительница вернулась в январе 1945 года, чтобы еще целую неделю вести уроки в Подвангене, она не заметила отсутствия хроники. У нее имелись более важные дела.

Так ушли на дно ямы сто пятьдесят лет жизни Подвангена. Чтобы их вновь оживить, нужно отыскать Восточную Пруссию, найти в ней деревню, школьный сад и, наконец, выкопать яму в земле. Но правда заключается в том, что от той страны на Востоке остались лишь тильзитский сыр, кёнигсбергские биточки и пилкаллерский шнапс.

Январь в печальной России

Дорогая Ильза!

Со вчерашнего дня на всем Восточном фронте введен запрет на отпуска, так что пока у нас ничего не получится с маленькой дочкой. Но ведь наши попытки не были чем-то запретным. В следующий раз мы должны будем приложить для этого дополнительные усилия.

Тяжелые оборонительные бои на Кавказе и у большой излучины Дона, кажется, вступили в критическую фазу. В сводке вермахта сообщается об отходе наших войск. В Сталинграде немецкие части оказались в окружении, это признала также и сводка вермахта. Охватывает пренеприятное чувство, когда все это слышишь. Хотя орудия у нас здесь стреляют совсем мало.

В последнюю ночь выпал снег. Окружающая местность выглядит девственной, но мы перепахиваем ее танками и снарядами и оскверняем снег кровавым цветом.

Утром меня отрядили в команду по заготовке дров. Они нам нужны для отопления, а бревна – для строительства блиндажей. Физическая работа мне по душе.

Сегодня должен выступать по радио Герман Геринг. Возможно, он прояснит создавшуюся обстановку. С Божьей помощью мы добьемся перелома в только что наступившем новом году, и весною я приеду к тебе.

Под Сталинградом взяты в плен фельдмаршал Паулюс – командующий немецкой 6-й армией, 16 генералов и остатки войск союзников.

Радио Москвы на английском языке для заграницы,

31.01.1943 года

В Подвангене вот-вот на свет появится дитя. Если ты поторопишься, то будешь ребенком, родившимся в сорочке. Тысячу километров западнее, в Гамбурге, вновь полыхал пожар, две тысячи километров восточнее заканчивалась Сталинградская эпопея.

Как только забрезжило утро, у Подвангенского озера приземлилась стая ворон и своим карканьем разбудила деревню. Уходящий серп луны высветился на горизонте с восточной стороны и пролил на землю свой скудный луч, восход солнца намечался в половине девятого.

Матушка Берта, которая давно уже готовилась к этому, встала раньше обычного. В утренних сумерках она обошла вокруг дома, но не обнаружила никаких следов. О том, что ночью она слышала шаги и тихий стук в окно на кухне, она никому не сказала. Разведя огонь в печи, она поднялась по лестнице наверх к невестке.

– Будет лучше, если ты сойдешь вниз, – сказала она Эрике. – Там уже совсем тепло, и у нас все под рукой. В своей кровати я родила уже четверых детей, так что там может появиться на свет и твое дитя.

Дорхен побежала к матери Эрики, чтобы сказать ей об этом. Та тотчас же явилась и уселась рядом с дочерью на краешек постели. Герхарда послали позвонить по телефону от бургомистра Брёзе, чтобы вызвать акушерку. Добросердечная фрау жила в соседней деревне и готова была выехать после завтрака. Когда подвангенские сани, развозящие молоко, вернулись из города, звеня бубенчиками, с пустыми флягами, она вспрыгнула на них, и кони быстрой рысью, так как роды не терпят отлагательства, помчались к дому Розенов. В десять часов она была на месте, а на реке Оскол в это время был уже полдень.

Подошел час, чтобы устроить перекус. Три женщины сидели за кухонным столом, Дорхен носилась между кухней и спальней. Дедушка Вильгельм смотрел в окно, пыхтел своей трубкой и предрекал, что должен появиться мальчик. Герхард прикрутил коньки к сапогам и убежал от всей этой суматохи, связанной с предстоящими родами, на Подвангенское озеро, где стал выписывать большие круги. Кристоф сидел в своей комнате и вырезал из дерева портрет мадонны. Было воскресенье, прекрасный день отдыха.

Две тысячи километров западнее на английском языке было объявлено следующее:

Король и королева присутствовали этим утром на богослужении.

В Берлине жители отсыпались после праздников по случаю 10-й годовщины захвата власти. Человек, заваривший всю эту кашу, изменил своему правилу и поручил другому прочитать свою речь. Рейхсмаршал [71]71
  Геринг.


[Закрыть]выступил в субботу со спартанской речью, в которой прозвучали ссылки на Спарту и ее победоносные битвы, а в воскресное утро у него уже прошло опьянение от сказанного. У него наступил сильный угар от Спарты. После этого он надолго замолчал, и голос его вновь прорезался лишь на Нюрнбергском процессе. У Фермопил лежали триста спартанцев, на Волге полегли свыше ста тысяч немецких солдат. В плен попали 90 000 человек, из них родину вновь увидели 6000.

А в районе Старого Оскола, по данным сводки вермахта, отмечалась небольшая активность боевых действий.

У себя в Подвангене они чуть было не забыли подоить коров. Когда те начали мычанием давать знать о себе, Кристоф вынужден был отложить свой нож, которым он вырезал по дереву, и отправиться в коровник. Дорхен тоже пришлось идти на скотный двор, хотя она с удовольствием посмотрела бы, как рождается ребенок.

В десять часов двадцать пять минут первый крик потряс крестьянский дом Розенов.

Второй крик издала акушерка: «Дорогая фрау Розен, ребенок родился в сорочке!»

Неясно было, кого она имела в виду, говоря «Дорогая фрау Розен»: матушку Берту или Эрику, которая лежала, обессиленная, в кровати и спрашивала себя, понравится ли ему то, что это всего лишь девочка!

Пахло печеными яблоками. На плите булькала кипящая вода, крышка при этом подпрыгивала. Запомнилось то, что в комнатах было достаточно тепло, потому что мать в эти дни, наполненные надеждой, продолжала топить печки даже ночами.

На улице все как будто покрылось белым саваном, но в теплых комнатах этого никто не замечал. Белизна подвангенских полей простиралась до самых донских степей. Солнце больше не появлялось. Дав спозаранку небу небольшой просвет, оно вновь скрылось за серым занавесом. Дедушка Вильгельм стал пророчить метель, которая, по его словам, должна начаться после полудня. Обе бабушки сидели на кухне, говорили о родах, в то время как акушерка тщательно мылась. После этого она ела и пила то, что ей предлагали обе женщины. В карман акушерке был положен кусок шпика, а на дорожку с собой были даны еще три вареных яйца. Герхард запряг лошадей в сани и повез добросердечную фрау домой.

До этого момента все проходило обыденно, как будто роды были здесь повседневным делом. Тете Дорхен дозволили взять ребенка на руки. После обеда мужчин допустили взглянуть на новорожденного. Дедушка Вильгельм оценил, что рост ребенка составляет добрых пятьдесят сантиметров, а вес шесть фунтов. Дядя Герхард сказал:

– Ну, ты, маленькая плакса.

Кристоф снял шапку и стал что-то бормотать по-французски. Один лишь отец не удосужился посмотреть на того, кто только что родился.

После обеда Дорхен позвонила из телефона-автомата в Кёнигсберг. Затем пришла поздравительная телеграмма от тети Ингеборг с заголовком: «Да здравствуют мать и ребенок!». В доме Розенов удивились тому, что в столь печальные времена по-прежнему доставляются поздравительные телеграммы. В последующем письме Ингеборг сделала упор на то, что счастливый отец находится вне котла окружения, и имеются хорошие перспективы, что он вскоре приедет посмотреть на своего ребенка.

Вечером Эрика распрямила в кровати свое тело, попросила лист бумаги, карандаш и деревянную доску. Она написала ему, что у дочери черные волосики и розовые щечки, Дорхен к этому еще добавила, что ребенок похож на отца. Она же подписала конверт Роберту Розену с указанием его полевой почты 20038. Когда на следующий солнечный день почтальонша прибыла в Подванген, то ей передали письмо, которое должно было уйти полевой почтой. К тому моменту уже наступил февраль.

* * *

1 февраля 1943 года унтер-офицер Гейнц Годевинд, который за всю свою русскую военную кампанию не послал ни одного письма и лишь изредка получал почтовые открытки, уселся за сколоченный из еловых досок грубо отесанный стол, зажег оставшуюся с Рождества свечу, чтобы написать карандашом на серой военной бумаге.

Уважаемая фрау Розен!

Наверняка, Вы уже получили от нашего командира роты известие о гибели Вашего мужа. Роберт был моим самым верным боевым товарищем, сопровождавшим меня во время всего Восточного похода. Поэтому я пишу Вам это письмо, чтобы сказать, как мне жаль того, что случилось. В официальных сообщениях речь чаще всего идет о подвигах. Не верьте этому. Мы вовсе не герои, а несчастные бедолаги, которым остается лишь ждать своей гибели. Костлявая смерть с косой – наш постоянный попутчик. Мы ведем с ней беседы денно и нощно; одного хватает она сегодня, другого – на следующий день.

Это случилось в последнюю ночь января, в тихое безлунье. Небо, правда, было усеяно звездами. Был мороз, минус 20 градусов, вокруг лежало сплошное снежное покрывало около полуметра высотою. Роберт нес службу часовым на посту с десяти вечера до двенадцати часов ночи. Незадолго до полуночи единственный артиллерийский выстрел разорвал ночную тишину. Снаряд точно поразил место, где он стоял. После этого вновь воцарился мир.

Уважаемая фрау Розен! Крайне редко бывает так, чтобы артиллерийский снаряд, пролетев свыше десяти километров, мог попасть в одиноко стоявшего человека. Это все равно, как если бы его поразил метеорит. Возможно, таким образом судьба хотела избавить его от излишних страданий.

Если дело пойдет так и дальше в этой проклятой России, то все мы погибнем, но не так милосердно, как мой друг Роберт, в которого попал метеорит. Товарищ, который заступил на пост после него, был вне себя от счастья и благодарил Бога, что снаряд был послан за пять минут до полуночи. Что можно думать о таком Боге и за что его благодарить?

Я не знаю, что следует написать Вам в утешение. То, что он любил природу, об этом Вы и сами знаете. В то время как мы проклинали безотрадную Россию, он восторгался ее лесами, холмами и широкими степями. Он любил большие реки. В летние дни сидел на берегу, чтобы наблюдать заход солнца, затем его мысли переносились к Вам и в его деревню. Часто он играл на губной гармошке. Он знал толк в земле, как никто другой. Даже зимой, когда она была укрыта снегом, он точно определял места, где хорошо растет пшеница. В ясные ночи Россия открывает нам бесчисленное количество звезд. Роберт объяснял нам, где находятся созвездия Ориона, Стрельца и Плеяды. Большая Медведица указывала ему путь на родину. Впрочем, он и так всегда знал, в каком направлении ему следовало бы идти, чтобы попасть домой.

Если я правильно понимаю, то в эти дни у Вас должен был бы родиться ребенок. Роберт часто говорил о Вас и о ребенке. Если это уже произошло, пожалуйста, примите мои сердечные поздравления. У меня самого нет детей, никогда не было и жены, но я знаю, что дети есть то единственное, ради чего стоит жить. Только умирать из-за этого не нужно было. Я желаю, чтобы Ваш ребенок был Вам в утешение и придавал дополнительные силы. Если мне удастся пережить эту ужасную войну, я приеду к Вам в гости.

К этому письму прилагаю небольшую тетрадь, которую я нашел под его соломенным тюфяком. В ней он ежедневно записывал то, что ему довелось пережить на войне. Его губную гармошку я не нашел. Если он носил ее с собой, то она должна была бы разлететься на тысячи осколков, и остались лишь мелодии, которые он наигрывал.

Дорогая Ильза!

На фронте спокойно, почти мертвая тишина. Мы ждем, когда нас сменят, чтобы с новыми силами нанести русским смертельный удар. От бездействия можно свихнуться. Столько солдат собрано на небольшом пространстве, что трудно представить себе подлинные масштабы происходящего.

Сводка вермахта значительно поднимает наше настроение. На южном участке Восточного фронта дело принимает серьезный оборот, а успехи немецких подводных лодок заставляют еще сильнее биться наши сердца. Тяжелые потери русских в живой силе и технике должны, в конце концов, дать знать о себе. Мы все верим в то, что Россия рухнет в этом году.

Как прекрасно ощущать приближение весны! Дни становятся длиннее, когда в полдень появляется солнце, то столбик термометра поднимается до нуля градусов, а снег начинает таять.

Вчера мы слушали по радио речь Геринга из дворца спорта. Она также придала нам новых сил. Теперь они будут направлены на ведение тотальной войны с целью нанесения последнего решающего удара.

Наш боевой товарищ Розен погиб 31 января. Артиллерийский снаряд попал в него, когда он стоял на посту часовым. Я рассказывал тебе о нем во время нашего отпуска. Он был сыном крестьянина из Восточной Пруссии, его жена ждет ребенка. Еще одним хорошим человеком стало меньше. Унтер-офицер Годевинд был так потрясен этим, что вначале плакал, а затем напился.