Текст книги "Болотная трава"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– И есть ли у него зелёная куртка, – добавил молчаливый Денисов.

Все посмотрели на Цветкова. Тот в ответ кивнул седоватой головой и смешал разложенные перед ним карандаши, что обычно означало принятие какого-то решения.

– Значит, так, милые мои, – вздохнув, сказал он. – Ты, Откаленко, поезжай в ресторан. Сделай всё так, как сказал Лосев. А ты, – обратился он к Виталию, – поговори-ка ещё раз с этим Валеркой. Прямо сейчас поговори. – И, заметив неудовольствие в глазах Виталия, настойчиво повторил: – Да-да, поговори. И пока что выясни только один вопрос: откуда у него та зелёная куртка. Ты понял меня?

– Так точно, Фёдор Кузьмич, понял, – улыбнулся Лосев.

– Ну, то-то, – Цветков посмотрел на часы и покачал головой. – Семнадцать часов уже. Однако воскресенье ещё не кончилось. Все остальные могут быть свободны.

* * *

Сложность и деликатность задания, порученного Откаленко, заключались в том, что разговор с Петром Степановичем предстояло вести об эпизоде неприятном для него, в котором он сам выглядел не вполне достойно, ибо тоже, хотя и в меньшей степени, чем остальные, участвовал в сокрытии этого автотранспортного происшествия. И только потом, после неприятного разговора на эту тему, можно было перейти, причём крайне осторожно, к Гарику и его разбитной и предприимчивой подруге. Таким образом, требовалась определённая находчивость, чтобы предстоящий разговор дал нужный результат и чтобы Пётр Степанович отнёсся к неожиданному посетителю доброжелательно, а ещё того лучше, и доверительно. Впрочем, Откаленко не был новичком в таких непростых ситуациях и по дороге кое-что придумал.

Вскоре он добрался до ресторана и в лабиринте белых кафельных коридоров, бесчисленных кухонь и всяких подсобных помещений не без труда отыскал небольшой кабинет метрдотеля. Ему повезло. Пётр Степанович неожиданно оказался на месте.

Это был высокий упитанный человек лет сорока, державшийся очень прямо и весьма величественно, с розовым холёным лицом, большим носом сливой, тщательно подбритыми маленькими усиками и большими выразительными глазами за стёклами красивых роговых очков типа «директор». На Петре Степановиче была белая крахмальная манишка с белым галстуком-бабочкой и длинный чёрный пиджак, что весьма шло к его представительной фигуре, ну а серые в полоску узкие брюки и лакированные ботинки удачно дополняли его туалет.

Таким образом, впечатление Пётр Степанович производил чрезвычайно солидное. Тем более что и манеры его были также весьма величественны и неспешны, так же он и говорил, чуть заметно при этом грассируя. По всему было видно, что человек он опытный, что называется, тёртый, не очень при этом искренний и совсем не надёжный. О том, чтобы сделать его своим союзником, не могло быть и речи. Во всяком случае, у Откаленко на этот счёт не возникало сомнений. Лосев на его месте, вероятно, попытался бы поглубже разобраться в этом человеке. Но Игорь сразу решил, что напрямую разговор не получится и надо выбирать обходной путь.

Улыбаясь скупой своей улыбкой, необычайно привлекательной на его жестком, даже суровом лице, он доверительно сказал:

– Пётр Степанович, дорогой, вы мне можете очень помочь. А уж я вам тоже пригожусь, на этот счёт не сомневайтесь.

У степенного метрдотеля удивлённо и подозрительно поднялась одна бровь, и, поджав губы, он чопорно сказал:

– Извините, не имею чести знать.

– Естественно. Но меня прислал Гарик.

– Извините, но какой Гарик?

– Ну, который с Мариной был. Такая красивая девушка, неужели не помните?

– Что-то припоминаю… – неопределённо произнёс Пётр Степанович, не спуская с Игоря изучающих глаз.

Они всё ещё продолжали стоять, и Пётр Степанович не спешил предложить неожиданному гостю стул.

– Ваше знакомство началось, – Игорь хохотнул, – с транспортного происшествия возле Смоленской площади. Припоминаете?

– Ах, да-да, – слегка оживился наконец Петр Степанович. – Теперь вспомнил. Как же, как же. Весьма приятный и солидный молодой человек. Садитесь, пожалуйста. Чем могу быть полезен?

– Как ваша машина? Не нужно ли чем помочь? – в свою очередь поинтересовался Игорь. – Гарику мы машину сделали по первому классу. Не видели?

– Ах, вот оно что, – приятно улыбнувшись, кивнул Петр Степанович и уже заинтересованно посмотрел на Игоря. – Видал, видал. Отличная работа, – он вздохнул. – Мне, признаться, сделали хуже.

– Фирма, – хвастливо произнёс Игорь. – Но Гарик говорил, сколько ему это стоило?

И он лукаво усмехнулся.

– Намекал, – понимающе кивнул Петр Степанович. – Но когда водятся деньги, и немалые, то…

– А сроки? – добавил Игорь. – Всё же было сделано, можно считать, в момент. – Он многозначительно поднял палец. – Вместо… Ну, я вам даже не буду называть наши официальные сроки. Это же с ума сойти.

– Да-да. Гарик говорил.

– Ну вот. Мы же с Валеркой не разгибались.

– А кто такой Валерка?

– Это как раз дружок Гарика. Иначе разве мы взялись бы. А запчасти? – с воодушевлением продолжал Игорь. – Где вы сейчас найдёте, допустим задние фонари, решётку, радиатор или бампер к этим «Жигулям»? Мы и то обыскались. Но нашли.

– О, да вы ценный человек, оказывается, – всплеснул руками Пётр Степанович, как бы прогоняя последние сомнения.

– Кстати, не знаете, где сейчас машина Гарика? – спросил Игорь. – Он вроде решил её продавать.

– Нет-нет, – покачал головой Пётр Степанович. – Он собирается сейчас ехать в ней на юг, отдыхать.

Это была неожиданная и неприятная новость.

– Небось в Ялту, в «Интурист», как всегда? – небрежно осведомился Игорь. – У нас там общие знакомые, вернее, общая знакомая, – хитро усмехнулся он.

– Кажется, что-то вроде этого, – согласился Пётр Степанович и добавил, тоже усмехнувшись: – А общие знакомые всегда полезны.

– А когда же он едет? – спросил Игорь.

– Да говорил, на днях. Но до этого обещал заглянуть с Мариночкой.

– Очень мне его надо повидать, – озабоченно сказал Игорь. – Валерка велел. Неприятности у него. А телефон у Гарика чего-то не отвечает. Вы случайно не знаете почему?

– А он не подходит, – усмехнулся Петр Степанович. – Видимо, какие-то звонки нежелательны, как я понимаю.

– Ну, уж только не наши. А может, у меня неверно телефон записан? У вас есть? Давайте-ка уж заодно сверим.

Чем дальше продолжался этот разговор, тем больше убеждался Игорь в правильности выбранного им пути. Пётр Степанович постепенно оттаивал и втягивался в беседу, которая, кажется, всё больше начинала его интересовать, и проникался доверием к Игорю. Впрочем, последний не собирался использовать ему во вред полученные таким путём сведения. Игорю нужен был этот неведомый Гарик, в первую очередь Гарик, поведение которого казалось всё более подозрительным, а во вторую очередь… перед Игорем время от времени возникало каменное лицо инспектора ГАИ Полукарцева.

– Телефончик был, как же, – ответил Пётр Степанович, доставая из ящика стола продолговатый, изрядно потрёпанный телефонный реестр. – Сейчас найдём. Одну минуточку…

– Интересно, какой у вас записан, – первым поинтересовался Игорь.

– Так… так… – Пётр Степанович полистал странички. – Вот… – Он назвал номер телефона и добавил: – Вообще-то Гарик сам мне звонит.

– Ах, чёрт! – досадливо воскликнул Игорь. – Девяносто три! А у меня почему-то восемьдесят три. Вот спасибо, – он исправил что-то у себя в записной книжке. – А Гарик не уточнял, когда заглянет? Если всё-таки я до него не дозвонюсь.

– Нет пока.

– Так я, если разрешите, через вас уточню. Очень уж он нужен Валерке.

– Болен? – сочувственно поинтересовался Пётр Степанович.

– Вроде того, – туманно ответил Игорь и предложил: – Кстати, не обменяемся ли телефонами? Можем ведь и пригодиться друг другу, как вы находите?

– Без сомнения, – охотно откликнулся Пётр Степанович и снова взялся за свой реестр. – Пишу.

Игорь продиктовал свой служебный телефон и прибавил:

– Просто Игорь.

– Да, конечно.

Петру Степановичу хорошо, видимо, был знаком этот установившийся порядок деловых и неофициальных знакомств, при которых фамилии по возможности не фигурировали.

Игорь, в свою очередь, записал телефон Петра Степановича, после чего доверительно сообщил:

– Но чего я к вам, собственно, заглянул. Валерка, значит, подсказал. Нужен, понимаете, кабинет для интимного ужина. На высшем уровне и максимум внимания.

Игорь в точности повторил выражение одного официанта, с которым пришлось однажды иметь дело. И Пётр Степанович воспринял это как нечто вполне естественное и понятное.

– Нет вопроса, – решительно объявил он. – Когда вам требуется?

– На неделе я вам позвоню.

– Всегда будем рады. – И, помедлив, Пётр Степанович добавил: – А насчёт Гарика позвоните завтра. Буду знать.

Расставшись со своим новым знакомым и шагая к метро, Игорь подводил итоги своего визита. Итак, начинает вырисовываться некий Гарик, весьма подозрительно вырисовываться. Удирает, например, из Москвы, именно удирает. Зачем это ему вдруг второй раз ехать в Сочи? Чего-то боится? Вот и к телефону, оказывается, не подходит. К тому же и денег у него куры не клюют. Откуда, интересно, столько денег? Откуда второй отпуск подряд? Нет, этого парня надо серьёзно «примерить» ко всему случившемуся. Тут Виталий прав.

Игорь вошёл в метро и, спускаясь вниз по длиннющему эскалатору, по привычке всматривался в поток людей, двигавшихся ему навстречу из гулкой и далёкой пока глубины тоннеля. Игорь при этом спешил. Надо было застать Лосева и ещё сегодня кое-что предпринять. Ведь теперь у него был телефон этого Гарика.

* * *

…Виталий посматривал на сидящего перед ним парня. Прошло всего несколько часов после его задержания, но как он изменился!.. Угас дерзкий, злой вызов в чёрных, угольных глазах, не подёргиваются в нервном тике уголки рта, и руки спокойны, а в глазах теперь какая-то унылая обречённость. «Вот самый острый и тяжёлый момент в аресте, – подумал Виталий. – Ломается психика и пока не приспособилась к новым, тяжёлым обстоятельствам».

Они уже о многом успели поговорить. В Валерке не было прежнего возбуждения и злобы, он словно примирился со случившимся, и враждебность к Лосеву тоже, кажется, пропала, ей на смену пришло желание поговорить, просто поговорить, ну и, конечно, узнать что-то о своём будущем у этого длинного белобрысого парня из розыска, оказавшегося совсем простым и даже вроде бы симпатичным. Нет, определённо Валерка получал сейчас удовольствие от их разговора после нескольких часов тяжкого, чугунного одиночества за решёткой, с мыслями сначала отчаянными, а затем какими-то беспросветными, от которых Валерка задыхался и сердце то стучало как бешеное, то холодело, вдруг замирало, вроде как совсем. И Валерка в какой-то момент вдруг вспомнил, как один врач на какой-то медкомиссии сказал ему: «А сердце у вас, молодой человек, с изъянцем, и солидным. Ай-ай. Ну поколение».

А Виталий, наблюдая за ним, подумал: «Первая судимость будет, не иначе». Он так и спросил:

– Первая судимость будет, Валера?

– Первая.

– А ведь ты, говорят, хороший мастер, верно? – задал новый вопрос Виталий, решив наконец приблизиться к главной цели их разговора. – Вон Гарику как машину сделал, картинка. А уж за своей, представляю, как смотришь. Так, что ли?

– Ясное дело, – угрюмо подтвердил Валерка и вздохнул.

– И деньгу на этом деле небось зашибаешь хорошую. Ну вот, к примеру, скажи, сколько ты с Гарика взял? Работу я видел, отличная.

Валерка метнул на него удивленный и недоверчивый взгляд из-под своей чёлки и тут же отвёл глаза, потом неохотно сказал:

– Ничего не взял.

– Ну да! Ты честно скажи, не бойся, ведь к делу это не относится и протокол мы не пишем, ты же видишь. Ну интересно просто. Ты скажи. На будущее может пригодиться.

Тон у Виталия при этом был совершенно искренним и даже доброжелательным, а вопрос и в самом деле не содержал никакого подвоха, поэтому Валерка снисходительно пробурчал:

– Кореш он, чего мне с него брать? Я ему, он другой раз мне.

– Достанет чего?

– Ну да. У него «Берёзка» водится.

– А-а. У тебя мировая куртка есть, та, зелёная, с карманами. Оттуда небось, из «Берёзки»?

– Её и там так просто не купишь, – усмехнулся Валерка. – Вот я ему сказал: «Достанешь такую, как у тебя, всё сделаю». Ну, он и постарался.

– А размер у вас разве один? – нарочно задал глуповатый вопрос Виталий в расчёте на невольный ответ.

И Валерка, даже не усмехнувшись, тут же ответил:

– Один. Гарик только поплотнее чуть будет. Но я его куртку примерил, как раз.

В этот момент Виталий ощутил такое облегчение и такую радость, что готов был обнять Валерку, и, широко улыбаясь, он сказал:

– Ох, Валерка, ты даже сам не знаешь, какую гору с моих плеч снял.

– Чего? – недоверчиво насторожился Валерка.

– А то. Ты же, чучело, не виноват ни в чём, – весело сообщил Виталий, но тут же поправился: – То есть виноват, конечно. На вокзале ты чуть нож в ход не пустил. Но это, брат, пустяки по сравнению… А на вокзал, к этой буфетчице, тебя Гарик послал, верно?

– Ну, верно, – ответил совсем сбитый с толку Валерка.

– Что и требовалось доказать, – ещё веселее объявил Виталий. – Чучело, ты и есть чучело. Дурья твоя голова!

И Валерка, окончательно сбитый с толку и понимая лишь, что его миновала какая-то немалая беда, тоже расплылся в улыбке.

* * *

…Последнее, что успели сделать в то беспокойное воскресенье Лосев и Откаленко, это уже вечером побывать по одному адресу в центре города. Предварительно они установили его с помощью особой службы, сообщив номер телефона, добытый Игорем у метрдотеля «Сибирячки». Фамилия владельца телефона оказалась Хлопотихина Нина Григорьевна. «Мать», – подумал Виталий.

Однако квартира оказалась пустой. Осторожные расспросы соседей позволили уточнить обстановку. Хозяйкой однокомнатной кооперативной квартиры была студентка второго курса историко-архивного института, недавно отправленная со своим курсом «в какой-то жуткий колхоз копать картошку», желчно сообщила одна из соседок. Никакие посторонние люди у Ниночки в квартире после её отъезда не появлялись. Что касается её родителей, то они второй год уже работают за границей, «где-то в жуткой Африке», как сообщила всё та же наиболее информированная из соседок, не преминув добавить, что отец Ниночки занимает высокое положение в посольстве, там и Ниночка обеспечена «вот так» (соседка при этом провела ладонью над головой) и «кое-что даже уступает».

Таким образом, след неведомого Гарика снова исчез.

Обо всем этом, включая и свой визит в ресторан «Сибирячка», Откаленко и доложил утром в понедельник на оперативном совещании у Цветкова.

– М-да, – задумчиво произнёс Фёдор Кузьмич, по привычке раскладывая карандаши на столе. – Не хватает ещё выпустить этого Гарика из Москвы, пока с ним не разобрались. Давайте думать, милые мои. Что скажешь, Лосев?

Виталий озабоченно покачал головой:

– Пока подходов к этому Гарику нет. Валерка его адреса не знает и телефона тоже. Гарик этот сам у него появляется, когда ему надо. Это и Сопкин подтверждает. Нина – та других его адресов, конечно, не знает.

– Ты с Мариной поговори, – сказал Шухмин.

– Поговорю, конечно. Но надежда слабая. Подозрительно ведёт себя этот Гарик. Как вы считаете, Фёдор Кузьмич?

– Так и считаю. Может, он и не Гарик вовсе.

– Единственный, кто видел его документы, это инспектор ГАИ товарищ Полукарцев Илья Феодосьевич, – угрожающе заметил Откаленко. – Спасибо ему, – и он посмотрел на Цветкова.

– Помню я, помню, – кивнул тот. – Вот посмотрим ещё, что этот Гарик скажет.

– Его ещё для этого поймать надо, – пробасил Шухмин, как всегда, расположившийся на диване. – А в ресторане он может и не появиться.

– Но с красоточкой своей обязательно простится, – заметил Лосев.

– У него ещё одна красоточка имеется, – мрачно пробубнил Откаленко.

– Но она на картошке, – возразил Лосев и обратился к Цветкову: – Нет, Фёдор Кузьмич, глаз сейчас с Марины спускать нельзя.

– Два дня мы за ней смотрим, – сообщил молчаливый Денисов. – Зубрит свои «хвосты» и из дома не выходит.

– Погоди, погоди, – утешил его Лосев. – Отец с матерью ей небось каждый день такие истерики закатывают, что от них куда хочешь сбежишь и с кем хочешь. Это ещё те воспитатели.

– Словом, надо быть ко всему готовым, милые мои, – заключил Цветков и посмотрел на Шухмина. – Ты с Ялтой говорил?

– Так точно. Час назад.

– С кем говорил?

– С начальником УРа. Там майор Савчук Олег Филиппович.

– Понимающий человек, – уважительно кивнул Цветков. – Кому он поручил?

– Рощину Никите, старшему оперу.

– Тоже знаем, – вставил Откаленко.

– Ну да, – согласился Цветков и снова спросил: – Когда будут звонить?

– Полагаю, в конце дня, – ответил Шухмин. – Самое позднее завтра утром.

* * *

Ялта плавилась в дрожащем, знойном мареве. Иссиня-чёрное море лениво колыхалось, обласканное горячими солнечными лучами, за каменным парапетом набережной. Который уже день на блёклом, выгоревшем небе не видно было ни облачка.

Белоснежное здание гостиницы «Интурист» стояло в приморском парке, среди густых куп деревьев, живописных лужаек, бесчисленных аллей и дорожек, огромных пёстрых клумб и куртин, уютных маленьких кафе и спортплощадок. По дорожкам и аллеям прогуливались отдыхающие, нарядные, весёлые, необычайно довольные, видимо, своей вольготной курортной жизнью. Впрочем, если приглядеться, то всё равно большинство куда-то спешило, этот ритм у них уже был как бы в генах и придавал толпе особую живописность.

Никита Рощин, кудлатый, худой и загорелый до черноты улыбчивый паренёк в светлых мятых брюках, в расстёгнутой голубой безрукавке и стоптанных сандалетах на босых ногах, со скучающе-рассеянным видом заядлого курортника лениво брёл в толпе отдыхающих по одной из аллей парка, имея целью гостиницу «Интурист».

Но Рощин лишь со стороны казался вялым, измученным жарой и бездельем. Хотя это состояние отнюдь не было напускным. Просто Рощин заставил себя на время расслабиться, даже отдохнуть, а заодно ещё раз обдумать полученное им неожиданное задание. Оно его здорово заботило: не так часто из далёкой столицы сам МУР обращался к ним со срочной и важной просьбой. К тому же у Рощина там были добрые друзья, которые не откажут в помощи.

Вообще надо сказать, что один из главных законов работы уголовного розыска – это взаимопомощь, чёткая, быстрая, энергичная, профессионально грамотная, только и обеспечивающая при современном бешеном темпе жизни, нынешних средствах связи, скоростном, прямо-таки сверхскоростном транспорте, а также бескрайних просторах страны успех в работе. А если судить совсем строго и по-деловому, то и средства связи, и транспорт в распоряжении такой оперативной службы, как уголовный розыск, должны быть на голову выше любых возможностей обычной системы обслуживания, которой может, между прочим, воспользоваться и любой скрывающийся преступник.

Однако главной силой в розыске была всё же не техника, а люди, от добросовестности которых, инициативы и опыта успех любого розыска зависел больше, чем от самой совершенной техники. Это Рощину и его товарищам-коллегам внушали и здесь, в Ялте, и по всей стране ежедневно на всех совещаниях, во всех приказах и инструкциях. Быстро, быстро, быстро, ещё быстрее, ещё добросовестнее, ещё, повторялось там на все лады. Однако мощная машина розыска в этой части нет-нет да и давала чувствительные сбои. Особенно в недавние годы, когда общая расхлябанность и безответственность, царившие в разных звеньях государственного аппарата, коснулись в конце концов и службы розыска. Отличие тут было лишь одно – при этом не вручались ордена и звёзды.

Что касается Никиты Рощина, то он больше всего боялся именно таких сбоев в работе. Ему казалось, что легче подвести самого себя, чем неведомого коллегу, который на тебя надеется. Цену такому сбою в собственном деле ты, по крайней мере, знаешь, но вот цену своей небрежности в чужом деле ты часто даже не можешь себе представить, она порой оказывается решающей и ведёт к провалу всего розыска, и тогда торжествует преступник, торжествует зло. И Рощин такие случаи знал. Ах, как подвели его недавно коллеги с далёкого Севера, небрежно проверившие указанные им объекты, как подвели! Они этого даже не могли себе представить.

Сегодняшнее поручение МУРа было, в общем, не из самых сложных, но всё же требовало некоторой находчивости и опыта. Ведь просто так подойти к дежурному администратору «Интуриста» или паспортистке и, представившись, попросить списки всех, кто останавливался в июне у них в гостинице, было бесполезно. Хотя фамилия девушки и была известна, но, скорей всего, номер был выдан только её спутнику, у которого есть какие-то знакомства в гостинице, или же, по его просьбе, только ей одной. Ведь молодые люди не были женаты и в один номер их поселить ни в коем случае не могли. Хотя, вообще-то говоря, они же взрослые и кому какое дело, кто с кем живёт, подумал Рощин. Он по опыту знал, что эти строгости никому не мешают, лишь толкают на всякие ухищрения и злоупотребления и осложняют работу милиции, вот как в данном случае. Впрочем, опираясь на имена и приметы, всё же можно было бы сравнительно легко установить эту пару и все данные по тому парню, что в первую очередь и интересовало МУР, если бы не одна дополнительная сложность. Установить эту пару следовало как можно незаметнее, чтобы не насторожить никого из персонала гостиницы. Ведь кто-то там знает того парня и может сообщить в Москву, что им интересуется милиция. Словом, поручение, как всегда, требовало опыта и добросовестности.

Однако план у Рощина был уже намечен, и он не ждал тут особых сложностей, как и его начальник, майор Савчук.

Никита зашёл в просторный и светлый вестибюль гостиницы, где вдоль одной из стен, за стеклянной перегородкой разместились всякого рода службы по приёму гостей. А по всему обширному вестибюлю в самом живописном беспорядке были расставлены удобные мягкие кресла возле низких столиков с цветами, кадки с причудливыми растениями, разместились небольшие бассейны, обложенные плоскими камнями, с тоненькими фонтанчиками посередине и, наконец, уйма всяких сувенирных, газетных и прочих киосков. В вестибюле царила обычная гостиничная суета и гул голосов, со всех сторон доносились смех и оживлённая, весёлая разноязыкая речь.

Рощин не спешил обращаться за всякого рода справками. Невольно сработала некая профессиональная привычка. Он выбрал место, с которого открывался максимальный обзор, и, сделав вид, что поджидает кого-то, и озабоченно взглянув на часы, опустился в кресло и стал неторопливо, на вид даже небрежно, наблюдать за окружающими, время от времени заглядывая в развёрнутую газету, которую держал в руках.

Очень разные люди попадали в поле его зрения. Большинство особого интереса не вызывало, мгновенно как бы раскрываясь перед Рощиным. О многих он догадывался, кто они такие, даже откуда приехали и что их сейчас занимает. И все это были, безусловно, честные люди с явно спокойной совестью. Удивительно, как Рощин стал точно это определять по самому ему порой непонятным приметам. Это уже был не особый какой-то анализ внешности, жестов, взглядов, произнесённых слов и тому подобное, это было некое мгновенное ощущение, незаметно вбиравшее все эти данные. Такое приходит не только с опытом, но и дано как бы природой, почему и говорят и говорили про Рощина, что сыщиком надо родиться.

Некоторые из мелькавших вокруг людей оставались для Рощина не совсем ясными. Разгадывать их было тоже по-своему интересно, хотя профессиональной настороженности при этом не возникало. Но вот кое-кто такую настороженность вызывал…

Вон, к примеру, тот юркий сутулый парень с приклеенной широкой улыбкой, в пёстрой, расстёгнутой до пояса рубашке, с металлическим крестиком на загорелой шее и в больших тёмных очках. Всё время трётся то возле одной группы иностранцев, то возле другой, весело заговаривает о чём-то, его то и дело узнают, здороваются, отводят в сторону. «Спекулянт, – подумал Рощин. – Мелкий спекулянт и фарцовщик, бездельник и сукин сын». А вон та девица… Тоже любопытно было понаблюдать за ней. Белый прозрачный платье-халат, под ним просвечивает голубой купальник, обрисовывая точёную фигурку, яркая и щедрая косметика на лукавом, оживлённом личике. И тоже бесчисленные знакомства, улыбки, откровенные, порой жадные взгляды, девушка просто расцветает под ними. Да, эта может оказаться замешанной в чём угодно. Вон ещё такая же девчонка. Вон ещё. Курорт рождает их непрерывно, словно из воздуха.

А вон ещё один интересный тип. Среднего роста, плотный, загорелый мужик лет так тридцати, пожалуй. На нём фирменные синие шорты, красная безрукавка навыпуск, мокрые, расчёсанные на аккуратный пробор чёрные глянцевые волосы, огромные очки закрывают пол-лица, широкое золотое кольцо-печатка на пальце. Вообще пальцы какие-то неприятные, цепкие. И глаза… Вот он снял на минуту очки. Плохие глаза, настороженные, недобрые. У него своя компания. Вон та женщина, кажется, с ним. Красивая и… знакомая. Да-да, конечно, это она. Интересно.

Взгляд Рощина ещё некоторое время продолжал скользить по суетному, огромному вестибюлю. Знакомых лиц не было, чем-то интересных пока тоже. Никита взглянул на часы. Что ж, пора было приступать к делу.

Он со скучающим видом сложил газету, зевнул далее, деликатно приложив ко рту ладонь, словом, дав понять, что ему изрядно надоело бесплодное ожидание. Поднявшись с кресла, он не спеша стал пробираться к окошечку администратора. Пожилая холёная женщина за окошечком, невозмутимая и величественная, увидев его, снисходительно кивнула и машинально поправила тщательно уложенные седые волосы, сделав затем округлый жест пухлой рукой, приглашая Рощина к себе.

Никита был давно знаком с Маргаритой Вячеславовной, знал её въедливый и любопытный нрав, кое-какие её связи с приезжими молодыми людьми – по линии дефицита и даже валюты, а с приезжими девушками – по другой, чисто женской линии. Маргарита Вячеславовна была бы для Рощина бесценным помощником, но её наклонности делали это решительно невозможным. Ну, а то обстоятельство, что дама эта была необычайно хитра и опытна, вообще осложняло всякие контакты с ней. Порой даже делало их рискованными. Но зато в случае успешного хода беседы в руки могла попасть ценнейшая информация.

Самым удачливым в таких случаях был Никита Рощин. Неизвестно почему Маргарита Вячеславовна испытывала к нему явную слабость. То ли тут играло роль то обстоятельство, что она знала Никиту ещё школьником, работая с его матерью в горисполкоме, то ли что он, по словам Маргариты Вячеславовны, стал с годами поразительно похож на её сына, работавшего где-то в Сибири, а возможно, Рощин покорил чувствительную Маргариту Вячеславовну своими музыкальными способностями ещё тогда, когда ходил в музыкальную школу и «подавал надежды», в том числе своим неугомонным родителям, тщеславные планы которых были разрушены самым безжалостным образом, когда их сын внезапно поступил в школу милиции. Их разочарованию и тревогам не было предела, пока недавно статья о нём в областной газете, полная, как считал Никита, всяких преувеличений и неточностей, но принёсшая ему, понятно, некоторую популярность, кое-как примирила наконец родителей с его, по их мнению, «невыносимой» профессией. Эта же статья неслыханно растрогала и Маргариту Вячеславовну. Словом, отношения у неё с Никитой были довольно сложные, и иногда, в припадке умиления и откровенности, Маргарита Вячеславовна сильно проговаривалась.

– Здравствуйте, Ника, – приветствовала она Рощина, по давней привычке называя его уменьшительным именем. – Что-то я давно вас не видела. Вы ещё не женились?

Это был первый вопрос, который она неизменно задавала при встрече с Никитой, второй вопрос был о здоровье мамы, третий – о продвижении по службе.

– Вы ещё не начальник?

Последним был всегда тоже сакраментальный вопрос:

– Кого вы ищите?

– А! – небрежно махнул рукой Рощин. – Одного прохвоста – многожёнца. Должен был жить у вас в июне или июле. Посмотрим?

Рощин на всякий случай растянул интересующий его срок. Что касается «профессии» разыскиваемого, то она была названа тоже не случайно. Маргарита Вячеславовна была к ней непримирима, видимо, по каким-то своим, сугубо личным мотивам.

– У вас есть фамилия? – угрожающе спросила она.

– В том-то и дело, что нет. Есть приметы. Надеюсь только на вашу память и проницательность. Он должен был приехать с новой женщиной.

– Естественно, – с ударением, презрительно произнесла Маргарита Вячеславовна. – Что от них ещё ждать. Приметы хорошие? – профессионально поинтересовалась она, двумя руками снова поправляя причёску и смотрясь в своё отражение в стекле, затем перевела взгляд на собеседника.

Рощин, как мог, описал ей Гарика.

– Мало, – безапелляционно констатировала Маргарита Вячеславовна. – Я вам сочувствую, Ника. Ну а женщина?

Тут следовало быть осторожнее. «Хорошие» приметы подруги Гарика могли немедленно вывести на эту пару, а Маргарите Вячеславовне не следовало знать, кого именно разыскивает Рощин, иначе могли последовать самые непредвиденные осложнения. Потому молодая пара должна была пройти по возможности незаметно в ряду других, которые назовёт Маргарита Вячеславовна. Правда, Рощин не знал, да и не должен был знать все обстоятельства дела, в связи с которым шёл розыск тех молодых людей, однако законы оперативной работы в любом случае оставались незыблемыми и привлечь какое-то особое внимание Маргариты Вячеславовны к объекту розыска было недопустимо.

– Женщина известна ещё меньше, – уныло ответил Рощин, тяжело вздохнув, и добавил: – Если вообще она с ним была.

– Была, была, – мстительно возразила Маргарита Вячеславовна. – Женщина в таких случаях всегда присутствует, имейте в виду. Какая-нибудь мерзавка, конечно. Вы же знаете: шерше ля фамм! Я-то знаю.

– Ну, так давайте посмотрим ваших советских гостей за те месяцы, – предложил Рощин. – Вы мне их опишите, кого помните, конечно. А уж я постараюсь выбрать подходящих кандидатов. Вы так метко описываете людей.

Комплимент пришёлся Маргарите Вячеславовне явно по вкусу.

– К вашему сведению, милый мой мальчик, – самодовольно и чуть снисходительно сообщила она, – я помню всех. А если и забыла, то самых невзрачных. – Она брезгливо махнула рукой и внушительно заключила, поднимаясь со своего кресла. – Так что без меня вы никого не выберете.

Достав из ящика шкафа за своей спиной большую книгу, она снова опустилась в кресло и, надев изящные, в тонкой металлической оправе очки и сразу приобретя ещё более внушительный вид, стала перелистывать страницы с записями.

– Так какой вас месяц интересует? – спросила она, взглянув поверх очков на Рощина.

– Июнь и июль.

– Так. Начнём с июня, – решительно объявила Маргарита Вячеславовна, словно отдавая приказ к наступлению, и уже другим тоном добавила, осуждающе покачав головой: – Я вижу, сведений у вас не ах. А типа этого надо найти, как хотите. Но ведь сколько народа слетается к нам в сезон, вы же знаете. И конечно, все норовят к нам в гостиницу. Нет, это просто кошмар, вы поймите!