Текст книги "Болотная трава"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Допустим, так. Ну и что?

– А кулон, который украли у Ларисы, подарили всё-таки Марине?

– Не знаю никакого кулона.

– Ну-ну, Серков. Глупо же отрицать. Что, с Мариной вам очную ставку дать? А потом с Ларисой, с Птицыным?

– А! Нужны мне ваши очные ставки! – раздражённо махнул рукой Серков. – Спёр. Дальше что?

– Вот так-то. Чего, в самом деле, мелочиться, – усмехнулся Лосев. – Пойдём дальше. Журавского знаете?

– А тут с кем ставку сделаете? – нахально поинтересовался Серков, словно вдруг обрёл под ногами твердую почву.

«Совсем не дурак», – подумал Виталий и, пожав плечами, сказал:

– Во-первых, уличать можно не одними очными ставками. Неужели не догадываетесь? А во-вторых, иной раз выгодней самому признаться, до того как уличат.

«Вот тут бы адвокат уже вцепился, – вдруг подумал Лосев. – Слабый ход. Никуда не годный».

– Ладно, – вздохнул он. – Лучше я вам честно обрисую обстановку. Тогда и решайте. Сели вы наглухо и надолго. Кроме убийства и ограбления Лямкина, которое мы ещё докажем, вы стреляли в ресторане и ранили человека, что уже доказано, как вы понимаете. Так что тюрьма вам светит не на один год. Это не угроза, это, так сказать, объективный факт, который вам надо учитывать. Хотя непосредственный убийца Лямкина не вы, это нам известно. И он… впрочем, всё пока.

– Хотите сказать, и он на свободе, со всеми деньгами? – криво усмехнулся Серков. – А мне плевать. Я его не знаю.

– Я сейчас другое хочу сказать. Вы знаете Журавского. Вы ему даже дали телеграмму недавно в Крым, в гостиницу «Интурист». Но он потом оттуда удрал. Испугался.

– Вас, конечно? – насмешливо осведомился Серков.

– Представьте, не нас. А Птицына Ноя Герасимовича. Он туда приехал зачем-то. Знаете Птицына?

– Ну, знаю.

– И Журавского знаете?

– Ну и Журавского, если вам очень хочется.

Что-то, очевидно, произошло с Серковым, что-то в нём сдало, не выдержало напряжения.

– Как его настоящая фамилия? – спросил Лосев.

– Сами знаете, Журавский.

– Нет, – покачал головой Виталий и невольно почему-то вздохнул. – Журавский Олег Дмитриевич действительно работает на «Мосфильме», сейчас в Москве, мы с ним виделись. В Ялте он был пять лет назад. А вот паспорт у него в прошлом году украли. Кто по паспорту сейчас жил в Ялте, а, Серков?

– Да-а, – насмешливо покачал головой Серков. – Как нехорошо-то. Если бы я знал…

Впрочем, смеяться ему явно не хотелось.

– Понятно, понятно, – улыбнулся Лосев. – Если бы вы знали. А ведь это он помог нам напоследок задержать вас в доме у Гали.

– Ладно вам пылить-то, – недоверчиво и враждебно процедил Серков.

– Нет, в самом деле. Он же телеграмму от вас получил, там, в Ялте. Вы сообщали, что заболели, у Гали его отлёживаетесь, на бассейн «Москва» любуетесь.

– Врёшь! – рванулся со стула Серков.

– Спокойнее, спокойнее, – ровным тоном произнёс Лосев. – Это ещё не повод для сильных волнений. Я ведь вас пока ни в чём не уличаю, Серков. Вот когда надо будет волноваться. А пока я хочу знать его настоящую фамилию, только и всего.

– А я не знаю! Понятно вам? И знать не хочу! У него у самого спрашивайте!

– Что ж, придётся.

Но тут вдруг Серков внезапно сказал:

– Вообще-то вы правы. На черта это мне надо, чтобы он королём на мои бабки жил? И вообще… на фиг он мне сдался. Значит, ушёл? И от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл? И от вас, и от Ноя?

– Ушёл, от всех.

– У него одна нора осталась, – сказал Серков. – Где-то на болоте.

…Уходил он очень довольный собой. И злорадно подумал: «Интересно, что теперь будет».

Глава 7. На болоте

В тот же понедельник, в конце дня, состоялось новое совещание у Цветкова. Новостей было много. И у Откаленко, побывавшего на работе у Лямкина, и дома, где познакомился с его бывшей женой, и у Лосева, который говорил с Гришей Сопкиным и только что закончил допрос Серкова, давший на этот раз кое-что интересное.

– Это, конечно, далеко не всё, что он знает, – заключил Виталий. – Главного он мне не сказал. А я пока и не требовал… Главное – причина убийства.

– Да самая простая, – прогудел Петя Шухмин. – Деньги забрали. Деньги вёз этот Лямкин. Кассир ведь.

– Самая простая. Верно. И всё-таки… – задумчиво произнёс Цветков, как всегда перекладывая карандаши и выравнивая их – Всё-таки… Много вопросов. Почему именно Серкову поручили проводить Лямкина домой, в Москву? И кто поручил, кто именно? Наконец, как Серков в это время вдруг там очутился? Вызвали его специально? А он, выходит, их всех надул – убил, ограбил и скрылся? Гм…

Минуту все молчали, занятые каждый своими мыслями, то есть думали, конечно, об одном и том же, но каждый по-своему.

Лосев полагал, что Серков не сам решился на это заранее спланированное убийство и грабёж, его подбил, уговорил тот мнимый Журавский. Он и пистолет Серкову подсунул. Потому что Серков, снова подумал Лосев, при всей своей горячности и дерзости, сам на такое убийство пойти не мог, не тот характер, не звериный, холодный и расчётливый, как тут требуется. Вот Журавский вполне легко мог пойти на убийство ради такого огромного куша. В нём эту звериную, холодную жестокость Виталий там, в Ялте, ощутил ясно. Но вот как был выбран момент для убийства, такой подходящий, такой выгодный момент, что трудно поверить в какую-либо случайность? Значит, всё было подстроено, всё спланировано. Но кем и как? Этот пункт оставался Виталию неясен и сейчас больше всего занимал его.

А вот Откаленко начал размышлять именно с этого пункта. Он уже успел погрузиться в дела садового товарищества «на болоте» и потому прежде всего ухватился в своих рассуждениях за обязанности, которые выполнял там Лямкин, и за отношение к нему окружающих. У Лямкина там было, видимо, много врагов. А в этой активной, деятельной среде и враги тоже активные и деятельные. Они не только готовы в любой момент предать и продать, но и сами мечтают нанести удар, и даже не мечтают, а готовятся нанести. Поэтому прежде всего, решил Откаленко, надо установить, кто эти враги и на что каждый из них способен.

Приблизительно тем же путём шли мысли и у Цветкова. Кто же могут быть эти враги Лямкина, думал он, и не они ли организовали это убийство? Кому же Лямкин перебежал дорогу, кому стал неугоден, опасен, кого и чем напугал? Вот тут-то Цветков внезапно и вспомнил одну из записок, обнаруженных у убитого Лямкина. В ней рядом с цифрами «90.840 – 10.500» стояли инициалы, чьи-то инициалы. Их надо примерить кое к кому. И потом, этот странный минус заинтересовал Цветкова. Почему не плюс, как обычно в их подсчётах, почему минус? Но пока эти буквы. И он спросил:

– Кто у них там, на болоте, – Цветков употребил это выражение уже вполне буднично, без прежней иронии, – из руководства, я имею в виду, имеет те инициалы, помните, как их?

– Вы про записку у Лямкина? – спросил Лосев. А Откаленко деловито раскрыл принесённую им папку, нашёл нужный листок, проглядел его и сказал:

– Там инициалы «А. И.» и «3.». – Потом он перебрал другие бумаги и, пробежав их глазами, добавил: – Пока таких инициалов ни у кого нет, Фёдор Кузьмич.

– В первом случае может быть имя и отчество, – заметил Лосев. – А во втором – имя или фамилия. Разное положение или разное отношение к ним.

– Ну, понятно, – согласился Цветков. – Надо ещё поискать. Кстати, если цифры там рубли…

– Безусловно, – не утерпев, вставил Откаленко. Цветков бросил короткий взгляд в его сторону и продолжал:

– …Если это рубли, говорю, то некоему «А. И.» причитается, скорей всего, чуть не сто тысяч, а некоему «3.»., видимо, предстоит возврат или выплата восьми с половиной тысяч. Это надо иметь в виду.

– Вот чем покойничек ворочал, – прогудел с дивана Шухмин.

– Суммы немалые, – согласился Цветков. – Их, возможно, он и вёз в тот вечер. Ну ладно, – прихлопнул он ладонью по столу. – У кого какие ещё соображения? Давай, Лосев.

Виталий изложил свои мысли насчёт Серкова и Журавского. Потом доложил Откаленко, непривычно горячо и многословно, так что Цветков в который уже раз за последнее время бросил в адрес Игоря тоже совершенно необычную реплику:

– Короче прошу.

Но, в общем-то, с Откаленко, конечно, согласились. Да, надо было установить врагов Лямкина там, на болоте, и вообще разобраться в связях и отношениях людей в этом товариществе.

– Короче, надо туда ехать, Фёдор Кузьмич, – решительно заключил Лосев. – На месте всё виднее.

– Я тебя не удерживаю, – усмехнулся Цветков. – Ты это дело ведёшь, ты и решай. Хоть завтра поезжайте.

– Не-ет, завтра неинтересно, – покачал головой Откаленко. – Завтра там никого не будет. Надо ехать в субботу или воскресенье. Народу будет тьма.

– А с Серковым следует ещё раз поговорить, – сказал опоздавший и только что отдышавшийся Виктор Анатольевич. – Мало он пока рассказал. Да-да, придётся не один раз ещё встретиться, – он вздохнул.

Виктор Анатольевич, как всегда, задыхался под бременем взваленных на него дел. Собственно, задыхались все следователи, ибо в их производстве неизменно находилось в пять – семь раз больше дел, чем это предусматривалось инструкцией, то есть было допустимо. И конечно, голова шла кругом. Силы, здоровье – на это уже не обращали внимания, но страдало дело, страдало качество следствия, ужасней, казалось бы, уже ничего не могло быть. Особенно сказывалась эта чудовищная перегрузка на работе молодых, не очень опытных ещё следователей, и тогда «выезжали» на старых и опытных, хотя тут сил было куда меньше и здоровья тоже. Таким был и Виктор Анатольевич.

– И кроме того, – продолжал он, поправляя очки, – не обманывает он нас с этим Журавским? Где тот будет прятаться на болоте, у кого? Вряд ли он пайщик, как думаете? – обратился он к Лосеву.

– Нет, он не пайщик, – согласился Виталий. – Непохоже. Но на болоте мы его поищем. Хотя ни имени не знаем подлинного, ни фамилии, ни работы.

– И уж Журавским он там именоваться не будет, – добавил Откаленко. – Да и вообще…

– И вообще мороки с ним будет много, – снова вздохнул Виктор Анатольевич. – Если бы хоть знать точно, что он соучастник убийства Лямкина. А то ведь это ещё под вопросом, дорогие товарищи. Ну, приятель Серкова, ждал его в Ялте. Что с того? Это не улика. Дальше. Много денег при нём было? А если это с другого преступления? И поэтому он от Птицына удрал? В ночь убийства Лямкина его ведь никто не видел в той машине. Серкова видели, а его нет.

– Кто видел Серкова, я забыл? – спросил Лосев. – Посмотри.

Он кивнул на папку в руках Откаленко.

– Саша видел, – скромно напомнил Валя Денисов. – С того двора. – Этот Саша был его личной находкой. Саша видел, как «Жигули» поздно вечером завернули в их двор и тут же выехали снова на улицу. И Саша запомнил парня за рулём, это был Серков, он потом его опознал… А вот второго человека, на заднем сиденье, он не разглядел.

Обо всём этом невозмутимо и педантично сообщил, а точнее, напомнил всем Денисов. Потом он достал записную книжку и извлёк оттуда аккуратно сложенный клочок бумаги, пояснив:

– Саша только заметил его нос. И даже нарисовал, помните?

Клочок бумаги пошёл по рукам. Первым посмотрел его Виктор Анатольевич, он снял для этого очки.

– Характерный нос, – сказал он.

– Что ж, он только нос и увидел? – спросил Цветков, в свою очередь рассматривая рисунок.

– Так точно, – подтвердил Денисов. – Саша сказал, тот поднял воротник пальто и лица не было видно.

Цветков погрозил кому-то сложенными очками и сказал:

– Обратите внимание. За руль сел Серков. А этот человек сел назад, с Лямкиным.

– Причём Лямкин не хотел с ним садиться, помните? – вмешался Откаленко. – Лямкин на него даже портфелем замахнулся. А тот его толкнул. Это же всё Виктор видел, тот «левак» у вокзала, я докладывал.

– Именно что, – утвердительно кивнул Цветков. – А главное заключается в том, что сел Лямкин в машину живым, а покинул её мёртвым. И по расчёту времени и пути машина нигде не останавливалась по дороге.

– А это значит, – продолжил Виктор Анатольевич, – что непосредственным убийцей был тот, второй, а не Серков.

– Знаете… – Лосев задумчиво повертел в руках листок, который передал всем Денисов. – Ведь такой нос у Журавского, ну точно такой.

– Вот это здорово, – выдохнул Откаленко.

– Да-а, это уже кое-что, – удовлетворённо кивнул Виктор Анатольевич. – Тогда всё становится на свои места. И есть материал для нового допроса Серкова, как думаешь? – обратился он к Цветкову.

– Советую малость подождать, – сдержанно ответил тот.

Виктор Анатольевич насторожился.

– Чего именно обождать? – спросил он.

– Во-первых, пусть мои ребятки съездят в воскресенье на болото. Что-нибудь да они привезут нового, я полагаю. А во-вторых, был у меня сегодня один малоприятный звонок. И на среду назначена встреча. Генерал санкционировал.

Цветков хмуро усмехнулся.

– И кто же звонил? – нетерпеливо поинтересовался Лосев.

– Один очень высокопоставленный товарищ. Очень. Серков Марлен Денисович. Слыхали про такого?

– Ого, – покачал головой Виктор Анатольевич, – я как-то даже сразу не сопоставил, – в голосе его прозвучала уважительная нотка.

– Мне ещё Гриша Сопкин говорил, – невесело вставил Лосев. – Стоит его папаше кнопку нажать, как все прокуроры забегают. – И с тревогой спросил: – Покажете все оперативные материалы?

Цветков нахмурился и отрывисто сказал:

– Не имею права.

А Виктор Анатольевич осторожно поинтересовался:

– К себе вызывает?

– Представь, сам приедет.

– Ну и ну, – покачал головой Виктор Анатольевич. – Времена пошли. Раньше бы он действительно только кнопку нажал.

– По форме всё очень демократично, – скептически пожал плечами Откаленко. – А результат будет тот же.

– Ладно, посмотрим, милые мои, – вздохнув, прихлопнул ладонью по столу Цветков, давая понять, что разговор на эту тему закончен.

– Есть предложение насчёт болота, Фёдор Кузьмич, – сказал Лосев.

– Ну-ну, давай.

– Надо устроить массовую вылазку на природу. Тем более природа там, говорят, мировая.

– На болоте-то? – усмехнулся Петя Шухмин.

– Одно название осталось, – авторитетно заверил Откаленко. – Всё осушили давно. А кругом мировые леса, река, а воздух самый целебный во всей Московской области, специалисты установили.

– Давайте-ка лирику оставим для газеты, – строго сказал Цветков, не очень точно разбираясь в жанрах, и кивнул Лосеву: – Излагай свой план.

– Слушаюсь, – охотно согласился Виталий. – План такой. Ехать не всем вместе. Допустим, Откаленко. Он собирается вступать в товарищество и приглашён самим заместителем председателя правления товарищем Коровиным. Поэтому едет туда с женой для знакомства с обстановкой на месте.

– Но меня там кое-кто знает и как работника МУРа, – заметил Откаленко.

– Ничего, – возразил Лосев. – Жена придаёт совершенно другой характер визиту. Ты Лену со всеми знакомь, объясняй цель визита, мол, вот, участок обещают. И всё будет в порядке. Люди раскроются, пойдут советы, знаешь, как это бывает? А с Коровиным встречи не ищи.

– Ну, понятно, понятно, – сказал Откаленко, весьма довольный полученным заданием.

– Теперь дальше, – продолжал Лосев. – Я еду как сотрудник МУРа, по служебным делам. В связи со всякими печальными событиями. Об убийстве Лямкина там все, конечно, уже знают. Тут ко мне пойдут всякие жалобы, заявления, подозрения, слухи, разгорятся, как всегда, споры и ссоры. Иногда такая официальная фигура тоже нужна. Возможна очень даже полезная информация. Наконец, Денисов едет сам по себе. Прослышал, мол, о товариществе и интересуется конъюнктурой и природой. Не прочь построить домик, деньжата водятся. Словом, такой тихий грызун, кое-кому там близкий по духу. Возможны откровенные разговоры. Вот такой план. Приезжаем отдельно, можно даже в разное время.

– Необязательно, – задумчиво возразил Цветков, постукивая сложенными очками по ладони. – А в целом что ж… Как ты полагаешь? – обратился он к Виктору Анатольевичу. – Десант такой, а?

– Мысль неплохая, – согласился тот.

– У меня, кстати, есть конкретный повод для разговора с людьми там, – добавил Лосев. – И чтобы специально убийства не касаться. Я его, мол, не веду. Но сбежавший с чужими деньгами бригадир шабашников – это вот моё дело. Его же надо найти и судить, верно, Виктор Анатольевич?

– Естественно, – согласился тот. – До семи лет лишения свободы, между прочим. Смотря, конечно, по обстоятельствам. А так восьмидесятая статья, часть третья. Мошенничество в особо крупных размерах.

– Семь лет. Ну паяем, – вздохнул Лосев.

– Закон суров, но он закон, – по-латински процитировал Виктор Анатольевич и добавил: – Хотя санкция велика, согласен. У нас с каких ещё пор осталось представление, что пять лет, к примеру, это вообще не срок, его давали, когда уже решительно ничего приписать было невозможно.

– Это при Сталине? – уточнил Откаленко.

– Именно.

– Словом, будет о чём потолковать, – сказал Лосев. – А за разговором всплывёт и Лямкин. Будут чего-то вспоминать, предполагать. А я послушаю.

– А с нами поделятся всякими секретами в делах этого товарищества, – сказал Откаленко. – Огромными деньгами ворочают. Ну и кто знает, – хитро усмехнулся он, – может, они нас в конце концов уговорят вступить.

– Уж очень много безобразий в этом деле, – покачал головой Виктор Анатольевич.

– Ну-с, одним словом, с болотом мы договорились, – заключил Цветков. – Готовьтесь. Кстати, как фамилия того бригадира? – обернулся он к Лосеву.

– Пока не знаю, Фёдор Кузьмич.

– Надо знать. И вообще собери хотя бы какой-то первичный материал по этому эпизоду. Время у тебя есть. Да! – вспомнил Цветков. – Свяжись с Ялтой. Почему нет сведений о Птицыне?

– Командировка у него на три дня. А воскресенье, наверное, за свой счёт прихватил, – усмехнулся Лосев. – Устал. Немолодой ведь господин.

– Ну а сегодня понедельник. Мог бы и вернуться. А главное, узнай, как вёл себя. И если он в Москве, то оформляй дело с кулоном.

– К нему тянутся ниточки от Лямкина, от его супруги, от товарищества на болоте, он там тоже зампред правления.

– Вот и познакомься с ним повнимательнее, – многозначительно сказал Цветков и, вздохнув, заключил: – Ну, пока всё как будто.

– Пока-то всё, – заметил Виктор Анатольевич и тоже невольно вздохнул. – Но меня беспокоит твоя встреча послезавтра. Выпускать Серкова мы ни в коем случае не можем, не имеем права. Он опасен. А оказавшись на свободе, разрушит всё дело. Но, с другой стороны… Сам понимаешь.

– Всё я понимаю, – нахмурился Цветков.

– А я вот не понимаю, – раздражённо продолжал Виктор Анатольевич. – Почему он на своём уровне не действует? Получили бы мы с тобой приказ, и дело с концом.

– Сейчас не так-то просто отдать такой приказ, – сказал Лосев. – А вообще отношения у них такие, что непонятно, чего папаша волнуется.

– Ладно, поглядим, – махнул рукой Цветков.

* * *

В среду приехал Серков-старший, приехал в точно условленный час, и, получив в общей очереди разовый пропуск, поднялся на четвёртый этаж, к Цветкову.

Это был высокий громоздкий человек в светлом добротном костюме и тёмно-коричневой рубашке, к которой очень подходил аккуратнейшим образом завязанный полосатый галстук. Лицо было открытое, грубоватое и волевое. Густые светлые волосы, зачёсанные назад, не скрывали обильной седины. Когда этот человек улыбался, он, наверное, становился привлекательным, но сейчас, хмурый и напряжённый, он не вызывал симпатий.

Тяжело усевшись возле стола Цветкова, он подчёркнуто свободно перекинул ногу на ногу, попросил разрешения закурить и, успокоившись, сказал:

– Прежде всего, Фёдор Кузьмич, хочу вам объяснить свой приход, а то вы небось удивлены и даже возможно, недовольны. – Голос у него был густой, сильный, а интонации невольно начальственные. – Словом, я ваши порядки знаю, как вы догадываетесь, – он сдержанно усмехнулся, и лицо его опять стало непроницаемым. – Так вот, приехал я к вам, вы видите, неофициально. Как отец. Рядовой, так сказать, отец. Просить я вас ни о чём не собираюсь, имейте в виду. Хочу лишь спросить: что случилось с моим парнем, что он, так сказать, натворил? Только не формально отвечайте, прошу. И всё как есть.

Он решительно рубанул широкой ладонью воздух. Теперь уже на миг усмехнулся Цветков.

– Как рядовому отцу я ничего пока не могу сообщить, – сдержанно сказал он. – Следствие не закончено. Ведёт его следователь прокуратуры.

– Порядок я знаю, – нетерпеливо махнул рукой Серков. – Но мне посоветовали всё же с вами встретиться. Генерал ваш в курсе. А насчёт следствия не беспокойтесь, ничего лишнего не жду. Но парень арестован, как мне сообщили, шесть дней назад. Вы ему предъявили обвинение?

– Пока нет. Но прокурор санкцию на арест дал.

– На основе чего?

– Вот вы уже спрашиваете не как рядовой отец. Рядового я направил бы к прокурору. С рядовым отцом я сейчас вообще беседовать не имею права.

– Ничего. Генерал разрешил, – напористо возразил Серков.

– Поэтому только и беседуем. Словом, сын ваш подозревается в убийстве и ограблении. Как видите, хуже не придумаешь.

Широкое лицо Серкова словно окаменело, глаза сузились и сейчас холодно и настороженно смотрели на Цветкова. Он, кашлянув, хрипло спросил:

– Лишь подозревается?

– Идёт следствие. А окончательно решит суд.

– Это я тоже знаю, – процедил сквозь зубы Серков и, снова откашлявшись, сухо спросил: – Неужели всё так серьёзно?

– Да, очень серьёзно, – кивнул в ответ Цветков.

– Я всё думаю, как это могло произойти, – глядя прямо перед собой, задумчиво сказал Серков. – И ищу причины. Абсолютно нормальная семья. Достаточно обеспеченная. Даже более чем достаточно. Ни в чём никогда он не нуждался. Всё имел, что хотел, что требовалось. Вот я – это другое дело, – неожиданно произнёс он. – В войну и после неё хлебнул ой сколько.

Видно, беда с сыном вдруг выбила Серкова из привычной колеи, лишила неизменной величавой и суховатой сдержанности, задев какие-то глубоко упрятанные струны в его душе.

– Но я решил: не сдамся, пробьюсь, – продолжал Серков, стукнув кулаком по колену. – Высокую цель себе поставил. И кое-чего добился. Положение это горбом своим заработал и поколебать не дам, – с угрозой добавил он, нахмурясь, и вдруг улыбнулся. – Не пойму, чего это я вам исповедоваться начал. Видимо, чем-то берёте.

– Горе берёт, – всё так же сдержанно возразил Цветков.

Он себя сейчас чувствовал скованно и неуютно.

– Да, – покачал головой Серков и вздохнул. – Я и говорю: откуда у него всё это взялось? Я не про убийство… если даже так и окажется, – с усилием произнёс он и потянулся за новой сигаретой. – Я давно думаю, понимаете, – и, резко нажав на зажигалку, прикурил. – Ведь он, подлец, как сыр в масле катался. Мать надышаться на него не могла, бабка тоже. Это с жениной стороны. Моя-то матушка ско-оро за отцом ушла. Да. И вот старший сын человеком у меня стал, химик, кандидат наук. Ладно. Пусть так. Нашёл, значит, свою линию в жизни. А этот… Чёрт в нём сидит. Из дома уже не раз убегал. То где-то в Москве, по бабам болтается, а то махнёт аж в Снежинск. К тётке моей старой.

– В Снежинск? – переспросил Цветков.

– Ну да. Родная тётка моя там. Из Москвы её тогда… И приросла. Зову обратно, она ни в какую.

– Адрес её скажите на всякий случай, – попросил Цветков.

– Пожалуйста. Заовражная улица, восемь. Зотова Варвара Алексеевна. Не раз к ней удирал, то на неделю, то на две. Да ещё с приятелями. А там – воля им. Тётка тоже души в нём не чает. Выпивали, хулиганили, если уж откровенно сказать. Пока я его с милицией не возвращал. А они там, поначалу не разобравшись, хороших плюх ему надавали от души, в нарушение всех инструкций. Сами знаете. – Серков хохотнул.

– И от милиции приходилось защищать?

– Всё было, – с горькой иронией ответил Серков. – Стоит моей Людмиле в слёзы удариться… Вторая жена, любимая и молодая, – он усмехнулся. – разница-то у нас двадцать два года. Старший сын не её, от первой жены. Эх, и чего это я вам всё рассказываю? – снова удивился он. – Стены, что ли, у вас такие? Исповеди вам небось не раз слушать приходилось?

– Приходилось, – согласился Цветков, сам растревоженный этим неожиданным разговором и борясь с тайным желанием закурить.

– Да, вот и спрашивается, откуда он такой? – заключил Серков. Эта мысль не давала, видно, ему покоя.

– На такой вопрос легче вам самому ответить. Вы ведь специалист по воспитанию больше, чем мы тут, – серьёзно, без тени иронии ответил Цветков.

– Эх, Фёдор Кузьмич, легче всего, знаете, чужих воспитывать. А вот чего делать с собственным сыном, скажите?

– Вы знаете, как он жил последнее время, где, у кого?

– Знаю, что дома он не жил. Чужой человек стал, абсолютно чужой. И непонятный, вот ведь что. Мать гонялась за ним по всей Москве, шпионила, искала. То он где-то за городом жил, то у какой-то девчонки, то у приятеля.

– А как их зовут?

– Девчонку, кажется, Нина. Приятелей… Валерка, Генка, ещё кто-то, – неуверенно перечислил Серков. – Адрес этой Нины у нас есть. Валерка… этот, жена говорила, арестован за хулиганство. Генка… вот не помню. Если надо, я у жены могу спросить. А сам он устроился работать на какую-то базу лесоторговую, за городом.

– У вас деньги просил?

– Жена сама совала.

– А вы?

– Я… – Серков, стиснув зубы, поиграл крутыми желваками, лицо его стало каменно-суровым. – Я его выгнал и сказал, что у меня больше нет сына.

– Зачем же вы ко мне приехали? – сухо осведомился Цветков.

– А! Если бы не жена… – Он махнул рукой.

– Понятно, – кивнул Цветков и добавил: – Кстати, если супруга ваша дома, можно ей позвонить насчёт того Генки?

– Дома, конечно, – ответил Серков.

Он потянулся к телефону, набрал номер и, дождавшись, пока ответили сказал в трубку:

– Люда, я говорю от товарища Цветкова. Всё потом. А пока скажи, у тебя есть адрес того самого Генки, помнишь? – Он брезгливо поморщился. – Есть? Ну поищи. – И, оторвавшись от трубки, сказал Цветкову: – Сейчас найдёт. – И тут же снова в трубку – Ну давай. Я пишу.

Цветков придвинул ему бумагу и положил один из своих карандашей. Серков начал записывать, и Фёдор Кузьмич с удивлением узнал знакомый адрес, возле бассейна «Москва». Это было важное открытие. Ведь до сих пор по этому адресу ждали Олега Журавского. Впрочем, мнимого Олега Журавского. Следовательно… Но сейчас размышлять было некогда.

– Спасибо, Марлен Денисович, – сказал Цветков. – Возможно, это нам пригодится. А что касается вопросов «как?» и «почему?», то, я думаю, кое-что вам и самому ясно.

– Допустим. Но какая тут перспектива, Фёдор Кузьмич? По-дружески мне скажите, как говорится, не для протокола.

– Что вы имеете в виду? – сделал вид, что не понимает вопроса, Цветков.

– Ну, я имею в виду, каков выход из положения, что ли.

– В каком оказался ваш сын?

– Вот именно. Но по-дружески, Фёдор Кузьмич. Кроме всего прочего, вы же понимаете, надеюсь, что для меня лично означает этот суд! Его нельзя допустить, – жёстко закончил он.

– Перспективу я, к сожалению, обрисовать вам не могу, – покачал головой Цветков. – Следствие не закончено.

– Но кого он, в конце концов, там убил? – раздражённо спросил Серков.

– Следствие не закончено, – ровным голосом повторил Цветков. – А что касается лично вас…

Но Серков резко оборвал его:

– Ладно. Насчёт себя я разберусь как-нибудь сам. А насчёт сына…

Почувствовав, что Цветков не склонен чем-либо ему помочь, Серков неуловимо изменился. В голосе неожиданно возникли начальственные интонации и зазвучала привычная могущественная уверенность.

– Насчёт сына, Фёдор Кузьмич, я надеюсь, будет проявлено некоторое снисхождение и следствие не будет… м-м… предвзятым. Предупреждаю. Найдётся кому вас поправить в случае чего. Надо же понимать требования ситуации и целесообразности. Это, знаете, у древних только Фемида была с повязкой на глазах. А у нас она, слава богу, зрячая. Прошу всё учесть.

Он прихлопнул крепкой ладонью по столу и пристально посмотрел на Цветкова. Потом неожиданно иронично добавил:

– Кажется, вы только внешне удивительно похожи на Макаренко.

Фёдор Кузьмич смущённо пожал плечами. Чувствовал он себя в этот момент отвратительно.

Но тут зазвонил один из телефонов. Говорил Лосев:

– Фёдор Кузьмич, вы ещё не освободились?

– Нет.

– У меня гражданин Птицын. Он хотел бы с вами поговорить.

В тоне Лосева чувствовалась обычная весёлая энергия, но и некоторое благодушие, которое не понравилось Цветкову.

– Пусть подождёт, – хмуро ответил он и добавил: – Я скоро освобожусь.

Серков, рассматривавший что-то на потолке, при последних словах чуть удивлённо посмотрел на Цветкова и, когда тот положил трубку, насмешливо сказал:

– Однако. Выходит, выставляете меня?

– Никак нет.

– Ох, Фёдор Кузьмич, неловкий вы человек, – всё так же насмешливо вздохнул Серков. – Трудно, наверное, с вами. Ладно уж, пойду. Что, Вадим Степанович у себя?

– Не могу знать.

– Позвоните, пожалуйста, – с преувеличенной вежливостью попросил Серков и, снова усмехнувшись, но уже жёстко и неприязненно, добавил: – Не беспокойтесь, жаловаться на вас не собираюсь.

Цветков с непроницаемым лицом набрал короткий номер и, выслушав ответ, сказал:

– У себя. – И добавил: – Разрешите отметить пропуск. Время ухода вам там проставят.

Серков поднялся и, небрежно захватив подписанный пропуск, не спеша и как-то привычно, по-хозяйски распахнул дверь и вышел из кабинета, при этом вполне дружески и чуть снисходительно простился с Цветковым, словно и не было между ними никакого несогласия. Это была, как знал Цветков, самая опасная форма прощания у высокого начальства. Мол, всего хорошего, но я за твоё благополучие не ручаюсь.

Фёдор Кузьмич минуту задумчиво сидел в своём кресле, вертя по привычке в руке сложенные очки и стараясь успокоиться после этого неприятного, тягостного и напряжённого разговора «с хвостом», как он выражался, то есть со всякими возможными и тоже неприятными последствиями. Потом он вздохнул, ожесточённо потёр ладонью короткие седоватые волосы на затылке, что всегда означало у него крайнее неудовольствие, и взялся за телефон.

Через минуту к нему в кабинет вместе с Лосевым зашёл, почти даже вбежал невысокий, Лосеву по плечо, полноватый и немолодой, однако весьма энергичный, просто даже суетливый человек с лучезарной, широкой улыбкой на розовом от загара, пухлом лице. Копна рыжеватых волос была небрежно откинута назад, открывая высокий, глянцево-чистый лоб. Вид у человека, появившегося в кабинете, был такой восторженный, словно ему выпало великое счастье увидеться наконец с Цветковым и он переполнен к нему благодарностью за это. Он так и воскликнул, торопливо подходя к столу и протягивая обе руки для пожатия:

– Благодарю, благодарю, товарищ полковник! Рад встретиться, сердечно рад! А с товарищем Лосевым, я надеюсь, мы уже подружились. Поздравляю с таким выдающимся сотрудником, от всей души поздравляю. Наслышан, знаете, наслышан.

– Птицын Ной Герасимович, – представил его Лосев, делая усилие, чтобы не рассмеяться.