Текст книги "Лепрозорий (СИ)"
Автор книги: Ариса Вайа
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Мотнула головой, отряхнулась от ссыпавшихся огненных искр, и огляделась. С неба она видела ястреба, когда облетала пожарище, и если верить ориентирам – горам, виднеющимся вдали, и кошачьему храму, отсвечивающим лиловым в ночи, то до Лиона было рукой подать. И Люцифера ломанулась вперед, на горы.
Горящие ветки хлестали по лицу и рукам, на ладонях покраснели ожоги, надулись пузыри, но Люция неслась, не думая об этом. Перепрыгивала через рухнувшие деревья, сбивала пламя с крыльев и волос.
Кружилась голова, звенело в ушах, путались ноги, горело все тело.
Люция вывалилась на поляну и, пропахав лбом сухой мох, резко поднялась. Ноги тряслись. Крыло высвободилось из перевязи и повисло. Гарпия засмеялась, вытерла со щек и лба копоть. Животный ужас наполнял все ее естество, пожирал самые отдаленные кусочки души, поглощал разум. А она хохотала, дрожа всем телом от изнеможения. И даже была чуточку рада, потому что до Лиона оставались считанные метры. Ястреб лежал на груди, распластавшись по земле. Одно его крыло было придавлено тяжелой многовековой сосной. Он силился сдвинуть ее, но дерево лишь покачивалось, упершись в другие стволы, и все сильнее давило на сломанное крыло.
– Лион! – окликнула его Люцифера и, сбивая ноги, бросилась на помощь.
Но ястреб огрызнулся, отмахнулся здоровым крылом.
– Мы как договаривались?! Сперва солдаты, потом я! – кричал он, еще сильнее раскачивая упрямую сосну. Едва не взвыл от боли, но сдержался и уткнулся лбом в землю.
– Я уже всех доставила в госпиталь Алисе. Только ты остался, – Люция наотмашь ударила по крылу ястреба и, больно наступив на то ногой, бросилась к дереву. – Я подниму, а ты крыло тяни на себя. Давай!
– Что?! Поднимешь? Да ты совсем…
Договорить он не успел, Люция присела у дерева и, поддев пальцами, подняла ствол сосны. Приподнялась, одним махом опустив тот на грудь, и встала. Лион только и успел двумя руками сгрести крыло, как сосна упала на то же место, а сама Люция рухнула на колени.
– Люцифера?!
Она обернулась на его голос, но дерево над ней затрещало, и сосновая лапа, объятая огнем, рухнула сверху.
***
Люция рывком поднялась, отмахнулась от веток, ударила по крылу, сбивая пламя. Но оно лизало перья, стегало по рукам и дышало в лицо, не давая вздохнуть. Гарпия закричала, споткнулась, и рухнула на крыло. Но то отчего-то встретило ее не мягкой периной, а жесткой землей. Люция дернула головой, подогнула ноги и замерла.
Все тело горело, крылья пожирало пламя, и запах сожженной плоти бил в нос. Чугунная голова все так же гудела, пересохшую носоглотку все так же тянуло.
Вот только единственным источником огня была нодья. А крыльев за спиной не оказалось. Как и ожогов.
Сердце колотилось, как бешеное, Люция дышала, судорожно хватая ртом воздух, и пыталась прийти в себя. Сон, это был всего лишь сон. Воспоминание из прошлого. Такое яркое, выжигающее изнутри. Люция облизнула сухим языком губы и, все еще дрожа от ужаса, села. Стиснула зубы, чувствуя, как они стучат. Это давно прошло, всего лишь сон. Слава богу, Ева рядом, благодаря ей она стала просыпаться в кошмарах.
Интересно, снится ли Лиону то же самое? Помнит ли он? Хочет ли он помнить?
Когда жар отпустил, а сердце перестало рваться из груди, Люция стала различать звуки и запахи вокруг. Глаза открывать было страшно. Один только вид горящей нодьи был способен всколыхнуть воспоминания вновь.
Кто-то тихо-тихо плакал и шмыгал носом. Пахло паленой плотью и чем-то незнакомым.
– Ева? Опять ноешь? – прохрипела Люция и потянулась за бурдюком с водой – смочить горло.
– Прости меня, прости меня! Прости, – промямлила провидица и заплакала еще горше. – Я не специально! Я не хотела! – всхлипнула и утерла слезы. – Прости меня! Только не бросай меня! Пожалуйста, не бросай меня! Не оставляй меня одну! Пожалуйста!
– Да что у тебя стряслось?! – непонимающе спросила Люция, вытирая губы и закрывая бурдюк. – Ну?
– Я без тебя не смогу! Не бросай меня, пожалуйста! Я не хотела! Я не нарочно! Я больше так не бу-у-ду-у! – выла Ева, закрыв голову руками. Как будто ожидала удара.
Люция встрепенулась и села поближе.
– Да прекрати ты! По-человечески мне объясни, что натворила?! – рыкнула она, поднимая лицо девочки за волосы. – И прекрати мямлить, я ни черта не понимаю!
Ева тяжело всхлипнула и разревелась еще сильнее. Люция схватила ее за руку, и тут же отбросила.
– Это что такое?!
Руки паучихи были мерзкими на ощупь. Черные прожилки сосудов ветвились под мраморно-белой кожей и пульсировали так, что даже невооруженным глазом было видно.
– Они же черные были, разве нет? – прошептала Люция, вытирая влажную ладонь о рубашку.
– Я полиня-яла-а, – взвыла Ева и, подняла подол. Ноги были такими же.
Гарпию передернуло, но она, фыркнув, протянула руку и потрогала лодыжку паучихи.
– Забавно, – только и нашлась, с любопытством разглядывая девочку, как диковинную зверюшку. На руках и ногах кожа была совсем не похожа на саму себя – скорее белое мясо в прожилках сосудов. Упругое, гладкое, но мясо, плоть. – Полиняла, в смысле, кожу сняла?
– Да-а, – паучиха всхлипнула и пихнула под нос гарпии панцирь с руки.
– На латные перчатки похожи, – фыркнула Люция, повертев в руках шкуру. Черный локоть раскрошился, но предплечье и ладонь были целыми. Гарпия с любопытством согнула и разогнула пальцы на панцирной перчатке, осмотрела суставы, будто шарнирные. И даже постучала шкурой по земле, та отозвалась глухим стуком. – Прочная. Невесомая. И пальцы легко двигаются. Шикарно, я о такой всю жизнь мечтала, а то о деревья и чужие лица вечно костяшки сбивала, приходилось мазать, бинтовать, осторожничать…
– Прости меня, прости, – шептала Ева, сжавшись в комок и натянув куртку на голову, будто защищаясь.
– Ноги что, в таком же панцире были?
Ева кивнула.
– Забавная ты зверушка. Но это все ерунда. Ты ведь ревешь не потому, что шкура слезла, верно? – Люцифера изогнула бровь, и Ева попятилась, снова задрожав всем телом. – Выходит, есть что-то, из-за чего ты решила, что я должна тебя здесь бросить. Ну?! – отчеканила она каждое слово, и паучиха разревелась снова.
– Я ходить не смогу, пока ноги не высохнут. Прости меня! Прости!
– В смысле, не сможешь ходить? Совсем?
Паучиха снова кивнула и вжала голову в плечи. Люция глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
– Сколько это займет?
– Пять дней, – промямлила Ева и закусила губу.
– У меня нет столько времени, – Люция пожала плечами и встала. Ева с ужасом проводила ее взглядом.
Гарпия похлопала по карманам штанов, нащупала пузырек с Конфитеором и стиснула его в руке. Перекинула арбалет через плечо, закрепила колчан и, не проронив ни слова, направилась через лес к полям.
– Сто-о-ой! – завопила Ева, вскакивая следом. – Не оставляй меня! Пожалуйста! – бросилась следом, но ноги ее не удержали, и она рухнула в траву. – Пожалуйста! Не бросай меня! Я все-все для тебя сделаю! – плакала она. – Не оставляй меня!
Но Люция уже скрылась за деревьями, и не было слышно даже ее шагов. Лишь треск пламени, шорох осыпающейся листвы и тихое уханье над головой.
– Я не смогу без тебя. Не бросай меня. Не оставляй меня. Пожалуйста! Умоляю…
***
Лион остановился у своего кабинета и глубоко вздохнул. Бело-бурые крылья гарпии висели на двери и так знакомо пахли Люциферой. Мастера успели доделать заказ в такой короткий срок – стоит написать благодарность.
Раун что-то привычно прокаркал, отдав честь. Кажется, отчитался о проделанной работе – почистил крылья на двери, заварил кофе, разобрал бумаги, оповестил членов совета. Лиону было не до него, невыносимая печаль тяжелым камнем давила на грудь, а мысли переполняли голову, гнели и терзали. Секретарь замолк, и Лион перевел на него взгляд. Ворон внимательно осматривал стоящую за спиной генерала Алису. Лион посмотрел на нее тоже, но она ничуть не изменилась за последние часы. Дрожала от холода в бесцветной робе, перетаптывалась босыми ногами, крепко прижимала к груди связанные руки и смотрела в пол. Коса была распущена и собрана на затылке в пучок, во взгляде читалась покорность и, вместе с тем, стойкость. «Зыблема, но непотопляема,» – как всегда говорила про нее Люцифера. Даже лишившись оружия, отрядов, звания, она осталась верна самой себе. И ничего не рассказала Лиону, словно их с Люцией не связывала договоренность, союз или дружба. Да, упустила. Дважды. Да, один отряд убила сама, второй обманула. Сожалела, что ее девочкам пришлось пожертвовать собой впустую, но не считала себя виноватой. Никто ее не заставлял, никто не угрожал, не умолял. Это было только ее решение, и она согласна была за него заплатить. Просила только не мучить оставшиеся отряды – они ни в чем не виноваты, девочки ничего не знали.
– Вызови Хоорса, пусть допросит ее. Методы и наказание – на его усмотрение, – произнес Лион, открывая дверь ключом. Толкнул ее, провел рукой по мягким и даже как будто теплым крыльям гарпии. – Зайди ко мне через час, у меня будут приказы по всем округам, нужно будет в срочном порядке передать их советникам и начальникам охотниц.
– Слушаюсь, мой генерал!
Лион закрыл за спиной дверь и прижался к ней лопатками. Распахнул крылья и укрылся в их пологе. Он не думал, что ему будет так тяжело допрашивать Алису. Странное гнетущее чувство давило на него – они ведь всю войну бок о бок прошли, а тут – нож в спину. Он вдруг осекся – а как он поступит, когда найдет Люциферу? Схватит ее, вернет, а дальше – дальше-то что? Отдаст Хоорсу разбираться? Это уже было.
– Решай проблемы по мере их поступления, – процедил он сквозь зубы и, сложив крылья, направился к столу. Горячий кофе и впрямь ждал его, Лион налил кружку и залпом выпил, даже не ощутив, как обожгло язык и небо.
Обязанности не ждут, и, зевнув, Лион достал чистые бумаги для имперских приказов, начал писать. Предстояла долгая работа для всех ангелов. Охотниц нужно было изолировать, ведь если они в сговоре с главой – Алисой, но Люция везде сможет делать все, что пожелает. Даже во время пожара, убившего Мерура, они по странной случайности успокаивали бунт на окраине округов Быка и Осы. А в болотах так доверились командиру, что упустили Люциферу. Тюрьмы каждого округа должны были принять новых заключенных, крылатые – обеспечить охрану и безопасность жителей и, самое главное, глав земель.
Всех охотниц, бывших на болотах вместе с Алисой, предстояло допросить. Знали ли они, что задумала их командир? Согласны ли были подставить ангелов?
Но Лион не мог понять самого важного – предавала ли Мерт империю?
***
Раун медленно шел по дорожке кладбища, погруженный в свои мысли. Его пегас плелся следом, постукивая по каменной кладке и иногда фыркая – атмосфера сада мертвых пугала зверя.
Ворон все не мог решить, что он скажет ей. Как объяснит, что она больше не Магистр и не Охотница, а просто-напросто заключенная ангельской тюрьмы. Вдруг она будет сопротивляться? Откажется? Нападет, желая убить его?
– Раун? – тихо окликнула она его. И он поднял голову на голос.
Кирана сидела в ногах Люциферы и крепко прижимала к груди лиловые часы Хильды. Торопливо шмыгнула оленьим носом и наклонила голову, ожидая ответа.
– Я по приказу генерала, – ворон кивнул.
– Не зачитывай, так скажи, – грустно отозвалась она, поджимая ноги.
И Раун глубоко вздохнул.
– Лион приказал всех Охотниц изолировать и допросить. Алиса снова дала Люции сбежать, и теперь все вы под подозрением. Даже Магистры.
Кирана отвернулась, спрятав лицо под капюшоном, прижала часы к груди.
– Это было вопросом времени, – дрогнувшим голосом отозвалась она и спрыгнула с постамента-кладбища. – Я сама дойду, хорошо? Или у тебя приказ сопровождать меня?
– Боюсь, не дойдешь. Охотниц определили в одиннадцатый сектор, – Раун щелчком пальцев подозвал пегаса и, подхватив его за поводья, подвел к Киране.
– Это тот, что рядом с кошкой? – охотница вернула часы на место и, будто прощаясь, погладила их по стеклу. Кристаллы вспыхнули в ответ.
– Да, садись.
– Я тут подумала, – прошептала Кирана, осторожно подходя к крылатому коню сбоку. Резко выдохнула, собравшись с мыслями, и повернулась к ворону. – Люция отвратительно метает ножи – она не могла убить охотниц ими. Я думаю…
– Алису уже обвиняют в намеренном убийстве отряда. Тут ты немного опоздала с догадками. Но, – Раун подал руку охотнице и помог забраться на пегаса. Кирана поерзала в седле, вставляя сапоги в стремена, и глянула на него сверху вниз. – Но у меня есть одно доказательство, – и ворон вынул из потайного кармана кителя платок с генеральским гербом. Внутри были ножи. – Все шесть принадлежат Алисе. Сомнений быть просто не может.
– Что будешь делать? – усмехнулась Кирана, потуже затягивая шнуровку капюшона. – У меня теперь связаны руки.
– Еще не решил.
Охотница понимающе кивнула и отстраненно махнула рукой, заканчивая разговор. Раун оттолкнулся от земли и поднялся в небо, коротко свистнул, и конь покорно развернулся. Кирана проводила взглядом кладбище Люциферы, до боли стиснула в пальцах луку седла и уставилась пегасу в холку. Он резво проскакал по мощеной дороге и, тяжело взмахнув крыльями, оттолкнулся. Ветер подхватил его и помрачневшую всадницу, растрепал гриву и ее капюшон, и остался звенеть в ушах. Раун что-то командовал пегасу, направляя в потоке, но Кирана не думала о нем. Все ее мысли занимала предательница, убившая сестру. Что бы сделала Хильда на ее месте? Что должна сделать она сама?
Но в голове отчаянно бились слова из лекций, что читала она сама, а когда-то – читали ей. «Прости врага своего. Не можешь простить – убей!»
***
Алиса медленно брела по коридору тюрьмы и смотрела, как волочатся по полу сизые крылья Хоорса. На нее сыпались проклятья, обвинения, угрозы, но она переставляла ноги и пыталась не слышать ни слова. Девочки просто напуганы, они в ужасе, им больно после пыток, им обидно, горько, грустно. Они ведь на самом деле не ненавидят ее так, как кричат.
Лодыжка противно хрустнула, и ящерица едва не упала на камни. Встрепенулась, удержав равновесие, и тяжелые цепи зазвенели, отдаваясь гулом в тюремных сводах. Алиса едва успела отскочить, чтобы охотницы, тянущие руки сквозь решетки, не схватили ее за волосы. Голова все еще ныла после прошлого раза, она думала, они снимут скальп и выцарапают ей глаза, не меньше.
– Ты заслужила. Хильде было больнее, – послышался тихий спокойный голос среди криков и ора. И Алиса против воли повернулась.
В одиночной камере у решетки сидела Кирана – Магистр и охотница из клана оленя. Глубокие тени залегли под глазами, тяжелый росчерк плети запекшейся кровью рассекал лицо от носа до уха, синие губы чуть подрагивали.
– Я ненавижу тебя. Пусть тебе будет так же больно, как всем нам! Как мне…
Алиса остановилась и поджала губы, слушая охотницу. Та единственная не кричала, а только обводила блуждающим взглядом больших оленьих глаз ящерицу, и бормотала под нос.
– За что ты убила ее? За что? – шептала охотница, казалось, в пустоту. – Все ради Люциферы, и ничего – ради нас. Мы выбрали тебя, мы поклялись умереть за тебя. А ты…
– Я не убивала Хильду, – проронила Алиса, подходя к решетке поближе. Она не боялась Кираны.
Та встрепенулась, будто только сейчас поняла, что видение главы Охотниц не иллюзорно, и с презрением посмотрела ей в глаза.
– Ты лжешь. Ты убила свой отряд, я знаю. Ты убила их. Убила! Убила их всех! – процедила Кирана сквозь зубы, поднимаясь. Ноги едва ее удержали.
– Да, я не собиралась лгать. Я убила весь отряд, предала всех охотниц, что доверились мне. Но Хильду… Хильду я не убивала.
– Пусть тебе будет так же больно, как всем нам, вместе взятым. Ты не заслужила пощады. Мы ненавидим тебя. Ты чудовище. Ты самодурка, и хуже этого быть не может, – горько чеканила слова Кирана, привалившись грудью к решетке.
– И потому я здесь. Я готова ответить за все, что сделала. Прости, что так вышло, – Алиса мотнула головой и виновато повела плечом, хотела было сказать еще, но не успела даже открыть рот.
Охотница в одно мгновение схватила ее за волосы и с силой ударила лицом о решетку, прижала за затылок и, наклонившись, поравнялась с Алисой глазами.
– Я уничтожу тебя, слышишь?! Они не убьют тебя, нет, они никогда так не делают, они же ангелы, не то, что мы! Ты выживешь, да. А потом я найду тебя. И ты пожалеешь, обо всем пожалеешь!
Алиса облизнула разбитые губы и наморщила лоб. От виска тонкой струйкой стекала кровь к подбородку, треснувшие чешуйки больно впивались в кожу, а волосы на затылке практически звенели – и тем ощутимее, чем сильнее Кирана сжимала кулак.
– Я заставлю тебя почувствовать себя на месте Хильды. На моем месте. На месте всех нас. Самодурка. Ты не бестолковая ящерица – Люцифера ошиблась, ты самая настоящая гадюка.
– Да, я уже услышала, ага, – перебила ее Алиса и закашлялась кровью. – Вот только я действительно не убивала твою драгоценную Хильду.
– Ты лжешь, – зашипела Кирана, наматывая волосы ящерицы на кулак.
– Прекратите! – кто-то расцепил пальцы охотницы и дернул Алису на себя. Она сложилась пополам и закашляла. – На минуту отвлекся, а вы уже деретесь! Леди!
Алиса подняла глаза на спасителя, Хоорс мерил обоих охотниц взглядом, сложив руки на груди. Фыркнул и, наклонившись, поднял цепь от оков своей пленницы.
– Пошли, не так уж тебе плохо, не притворяйся, – и дернул на себя, увлекая Алису за собой.
Кирана горько рассмеялась ему вслед:
– Отвлекся он, сизарь чертов. Так я и поверила…
#11. Я – совершенство...
Зачем ты мне явил сперва великодушие и милость?
Твое лицо передо мной, как солнце, ласкою лучилось
Так что же этот свет померк, и в горе ты меня поверг?
Не знаю – в чем моя вина! Молю – ответь мне: что случилось?
Люция торопливо шагала по краю огромного кратера-полигона на вершине горы. Заходящее солнце уже не попадало сюда, скрывая маршала и девочку в полумраке. Ева бежала следом, шугаясь от каждого шороха. Она хотела взять Люцию за руку, но та была слишком занята своими мыслями и выдергивала ладонь из тонких пальцев паучонка.
Маршал вспоминала Алису – мимолетные видения посещали ее, оставляя отпечаток детских криков и смеха, лязга мечей и глухих ударов сапог. Стоило лишь солнцу зайти, как сейчас, а толпа ангелов уже билась с будущими охотницами. И было здесь место и горю, и обидам, и торжеству силы. Охотниц травили жестоко – неудачные эксперименты, у которых не выросли крылья. «Будьте благодарны», – кричали им крылатые дети, – «что вас не убили». Еще бы тут не было вражды. Хотя на деле они были равны. Дети, собранные со всей империи, оторванные от родителей, которых заставили забыть. Они могли бы вырасти полузмеями, полубыками, полуоленями и даже полумедведями, но жизнь распорядилась иначе. И кому-то достались крылья, навсегда стерев иные животные признаки. А кому-то не повезло, не повезло настолько, что они выжили, но в своих краях уже стали чужими.
Каждый вечер Люция с Алисой хвастались мечами – кто какой украл. Настоящие! Стальные! Острые! Совсем не деревяшки для тренировок. Они дрались на клинках и кулаках. Под улюлюканье и крики, под охи, ахи, слезы. Они ненавидели друг друга, а толпа только распаляла.
Сколько было споров и ненужных слов, призванных раздраконить друг друга, похлеще уколоть, заставить встрепенуться и всерьез захотеть чужой крови и боли. Они наивно думали, что обманывают своих воспитателей, сбегая из казарм посреди ночи. Считали, что их крики и вопли не слышны. Полагали, что хмурые врачи в госпитале верили сказкам про упавших с кроватей детей. Но все Магистры прекрасно понимали, откуда берутся порезы, рваные раны, сотрясения и переломы. Они не смотрели сквозь пальцы – они именно этого и ждали от будущих ангелов и охотниц. И сами забывали мечи в столовой, сами оставляли на полигоне аптечки с бинтами и перекисью, а когда дети перегибали палку – просто разгоняли их, как строгие учителя. И ждали, что на рассвете те соберутся снова, чтобы выцарапать друг другу глаза и похвастаться новым украденным оружием.
Сейчас этот полигон был пуст, и Люция даже помрачнела. Их поколение – прыткое, ловкое, хитрое, озлобленное, сильное – уходило в прошлое. После войны детей больше так не воспитывали.
Они прошли весь полигон и свернули, не дойдя до выхода. Люция нырнула в щель между камнями, усмехнулась, вспоминая, как детьми они толпой забивались в туннель и бежали в казармы. О, как же громко кричали им вслед! Проклинали, обещали устроить взбучку, вот только догнать чертят не могли – для взрослых ангелов туннели были узковаты.
Люция знала каждый поворот на ощупь. Выйти можно было как в казармы, так и к столовой. Еву нужно было спрятать, и Люция выбрала второй путь, ей еще предстояло спускаться в тюрьму. Дорогу она помнила – они часто бегали подразнить заключенных, сомнений быть не могло – Химари с самого начала отправили туда по ее же приказу. Вся тюрьма была для одной лишь кошки, других узников перевели, чтобы исключить любую возможность побега. Люция свернула на первой развилке налево.
Как ни боялась Ева, но никто не напал на нее сзади и не задушил в темноте. Люции дорогу освещал необычный фонарь – лиловый, в изящной стеклянной коробочке и с кованым кольцом в виде крыльев. Мерур все твердил, что мечтает о таких же, но баловать себя дорогими лампами не рискнул, а тут они висели на каждом углу. Люция медленно кралась по коридору, вслушиваясь в шорохи. Дважды им пришлось столкнуться с дежурными сторожами, крылатые заменяли охотниц, и от этого фурии было гораздо проще с ними управиться. По крайней мере, Люция работала быстро – стреляла и оттаскивала трупы в темные углы.
Паучонок утерла нос рукавом большой, на вырост, куртки – Люция купила у конюха вместе с лошадью и сапожками. Обувь была впору, в куртке хотя бы тепло, а сама лошадь, вываренная в колбасу, хранилась в мешке на плече Люции. Еве было больно вспоминать об этом. Люцифера бросила ее у нодьи, а сама ушла. А когда вернулась, Ева устала рыдать и давно уснула. На утро ее ждали вещи и ультиматум – либо она едет верхом, либо остается в лесу одна. Ева бормотала, что передвигаться на лошадях не этично, но прекрасно понимала, что выбора у нее просто нет.
За неделю в дороге руки и ноги паучихи высохли и окрепли – их снова покрывал черный прочный панцирь. Но страх, что Люция действительно может бросить ее – окончательно поселился в душе.
Люция остановилась, когда узкий туннель, по которому они шли, закончился просторной залой с множеством ходов. Единственная дверь слева от узла дорог была украшена старыми потрескавшимися колоннами из дерева с вырезанными изображениями крылатых. Ева остановилась, чтобы разглядеть их, но Люция распахнула дверь и за плечо затянула паучонка внутрь.
Кристальная лампа осветила неуютное помещение с деревянной мебелью. Можно было различить стойку у стены, покрытую толстым слоем жирной пыли, ряды столов и стульев.
– Останешься здесь, – Люция кивнула Еве на стол в дальнем углу. И девочка молча пошла туда, осматриваясь в пахнущей старостью и ветхостью столовой.
По стенам были стенды для мечей – деревянные горизонтальные палки с выщербленными выемками под рукояти. Ева провела по одному из них рукой и почувствовала пальцами бугры неухоженной древесины. Больше ничего интересного не было. Только пустые лампы под потолком, пыльные столы, грязные, как будто мохнатые, плиты пола.
Люция захлопнула дверь и ушла, не сказав больше ни слова.
Ева осталась одна. Она жалела, что не осмелилась спросить Люцию, вернется ли та. Даже не набралась смелости вчера, чтобы наконец выяснить, куда они идут. И позавчера. И неделю назад. Все, что Еве удалось узнать, так то, что Люция была настоящей крылатой – из тех, что действительно умеют летать. До чего это взбудоражило паучонка! Она буквально засыпала фурию вопросами, как это – летать? Не страшно? А пегасы такие же жуткие, как лошади? Почему же Люция не улетела с острова? Но фурия отмахнулась тогда, мол, кроме острова ничего и нет в этом мире. Некуда лететь, да и запрещено. Совсем ничего нет? Почему нельзя? Кто запретил? Куда крылья делись? Но ответа не было, только щелбан по лбу и раздраженное «Отстань». Люция пугала Еву, и она чувствовала себя ненужной. Вроде та и не обижала, но в то же время игнорировала, словно паучонок для нее – пустое место. Может, даже бросит здесь?
Ева села в угол и облокотилась на холодную стену, выщербленную в скале. Затем стала неспешно наматывать паутину между четырех пальцев – виток за витком, стараясь не сделать ни единой ошибки. Сперва ей хотелось спросить у паутины, вернется ли Люция за ней? Но поняла, что не готова к ответам. Ведь если увидит в паутине картину, то своими же глазами сделает ее более вероятной. И теперь, слыша даже в ушах, как колотится сердце, она плела и плела. Спрашивала про прошлое Люции. Ей было безумно страшно, но что может быть сильнее детского любопытства?
Она закончила плести и паутина задрожала, растянутая на пальцах.
Болезненная девочка рыдала в голос посреди сырой и грязной комнатушки. Протяжно звала на помощь, захлебываясь слезами, била по полу крохотными кулачками, разбивая в кровь. Стальная решетка, заменяющая одну из стен, открылась, и вошел ангел. Свет за его спиной рисовал белый ореол вокруг его силуэта. Он подошел к девочке и взял на руки.
– Тише, малышка, – прошептал он, поглаживая ее по хрупким плечам.
– Где Мур? – плакала она, руками цепляясь за нежные пепельные перья и ворот хлопкового халата. – Где Мур? Где?
– У тебя есть мы, Мерур больше не нужен, – он прижал ее к себе и стал покачивать, укрыв крыльями, как пологом.
И девочка вслушивалась, кто такие «мы» – бесконечные крики детей там, снаружи, бесконечный шорох крыльев, звон стекла и бульканье кипящей воды. И такой же бесконечный шепот на ухо. Безмятежная вечность. Приятный голос ангела убаюкивал и дарил такое необходимое спокойствие.
– Теперь тебя зовут Люцифера – светоносная, – он провел рукой по ее щеке, и девочка улыбнулась. Тогда он осторожно, как фарфоровую куклу, отнес ее на кушетку у дальней стены и уложил на прохладные простыни. – Все будет хорошо.
Она вздрогнула и, когда он отодвинулся, вдруг явственно ощутила голой кожей холод. Ангел перевернул ее на живот, подложил жесткую подушку под лоб. Тепло и трепетно погладил по нежной коже и вытащил из-под живота девочки стиснутые кулачки.
– Ну же, не бойся! Ап! – распрямил их в стороны, – и полетели!
И девчушка улыбнулась, с любопытством глядя, как он точно так же раскрывает роскошные крылья, как она – руки.
– И ножки, ножки вытяни! – продолжал он, поправляя просторное холщовое платьице на теле девочки. И она послушно тянула носочки, гордо показывая красивые и очень сильные для ребенка ноги.
– Ты почти летишь, Люцифера, – улыбался ангел. А она тянулась, руки в стороны, ножки в струнку, спина ровная. Ей нравился голос крылатого, ведь он не кричал, не требовал, а просто играл.
Но ангел вдруг накинул на лодыжки ремни, на запястья – тугие веревки. Девочка дернулась, вскрикнув, потянула руки к груди, но их силой распахнули, привязали к железным поручням. Ремни натянули, платье разрезали, оголив спину. Она выгнулась, задергала плечами, силясь порвать веревки. Но они только проскользили по запястьям, срывая кожу.
– Да ты и впрямь боли не чувствуешь, – раздраженно огрызнулся ангел. И девочка замерла, с ужасом глянула на него, не веря своим ушам. Не было в голосе крылатого ни ласки, ни доброты, только жесткая горечь и любопытство.
– Мур, Мур… Мур! Мур! Мур! – закричала она, выгибаясь всем телом. Ей даже удалось подтянуть одну ногу.
– Мерур не придет, он продал тебя, – усмехнулся ангел, подняв голову девочки за темные волосы, заглянул в янтарно-карие глаза в обрамлении густых черных ресниц. – Он не любит тебя, никто тебя не любит. И никогда не полюбит. Даже если ты сдохнешь, никто и горевать не станет.
– Мур, – всхлипнула она, глотая слезы. – Мур.
– Ты что, слов других не знаешь?! – закричал он, приложив ее лбом о жесткую, плотно набитую опилками подушку.
– Мур, – зашептала она и до крови закусила губу.
– Ты нужна только нам, слышишь? И только мы можем сделать тебя совершенством.
Ангел убрал черные пряди волос с ее шеи, осторожно оттянул тонкую кожу и медленно ввел иглу, еще две вошли под лопатки – для крыльев, еще две – тремя сантиметрами ниже – для второй пары крыльев, еще две – для третьей пары, последние две – в позвоночник на уровне поясницы, чтобы хребет смог выдержать непосильную ношу. От всех девяти медленно вились тонкие трубочки, уходили вверх, где на высоте метров двух висели стеклянные бутылки.
– Ты станешь шедевром, и нам позавидует сам Бог, – прошептал крылатый, затянул ремни посильнее и ушел.
Решетка захлопнулась за ним, и мир погрузился во тьму. Детские вопли туманили разум маленькой Люциферы, на нее накатывали жар и холод одновременно, места инъекций саднило так, что хотелось разорвать в клочья; тошнило, мутило, трухало, пугало, терзало. Она терпела, сжимая в ладонях железные поручни, и водила пальцем по выгравированному номеру – сто восемь. Обмякла. В ушах зазвенело. И так захотелось плакать. Мерур не придет. Никогда не придет. И никто не спасет.
Она чувствовала пульс в глазах, ощущала, как они высыхают и наполняются пылью. Таращилась на мечущихся между клеток ангелов. Искала взглядом других детей, чьи вопли боли и отчаяния, не утихающие ни на миг, перерастали в фоновый шум.
– Я – Люцифера, – шептала она. – Светоносная, – бормотала она. – Я стану шедевром, – бубнила, стуча зубами от холода.
Ева смяла паутину, и та распалась в ладонях. Паучиха глубоко вздохнула и начала по-новой. Теперь она знала, почему фурия пришла убить Мерура, но увидеть ее детство еще раз была не готова. Перелистнула на несколько лет позже. Люции должно было быть двенадцать, как и ей самой.
Провидица увидела, как Люцифера выросла. Бело-бурые крылья болтыхались за спиной, в пыли, в грязи, словно она лазила по горам. Глаза из карих стали изумрудно-зелеными. Вся перебинтованная, перемазанная йодом с ног до головы, распатланная, с короткими светлыми волосами, она казалась смешной разбойницей. Люция торопилась к ангелу, что сидел на камне и рассматривал пробегающие облака.
– Хоорс! – закричала она и вскинула вверх руку, привлекая его внимание.
Ангел опустил глаза, тряхнул белой челкой и улыбнулся. Раскрыл руки и сизые крылья, принимая ее в объятья. Она ловко запрыгнула ему на колени и прильнула. Провела рукой по карманам серой формы, серебряному нимбу, приколотому на груди, и крепко-крепко обняла.
– Что случилось, Люлю? – он поднял ее лицо за подбородок, осматривая почти сошедший фингал и разбитую скулу. – Опять что-то натворила?
– Голень рассекла, – Люция пожала плечами и отвернулась, отпуская Хоорса.