Текст книги "Лепрозорий (СИ)"

Автор книги: Ариса Вайа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

– Хильда тоже обучала охотниц. И, можешь мне поверить, гораздо лучше и самоотверженнее, чем Алиса. Хильда всю себя посвятила им, дневала и ночевала на своей работе. Думаю, охотницы это прекрасно помнят, – презрительно фыркнула Кирана.

– Выходит, Хильда – и есть тот рычаг? – усмехнулся ворон и искоса глянул на Магистра. Она дернула плечом, поправляя сползающий плащ, и вскинула голову, тряхнув ежиком волос.

– Да. Мы не дадим Алисе стать генералом. А ты, пожалуйста, позаботься о том, чтобы ангелы нам не мешали, – и Кирана склонила перед вороном голову.

– Можешь на меня рассчитывать.

***

Разбитый витражный купол церемониального зала сверкал на солнце рыжим пламенем. Даже на белых башнях можно было разглядеть распахнутые ставни и каменную кладку. Люция равнодушно смотрела на приближающийся город, укладывая арбалетные болты в колчан. Хайме совсем недавно принес ей новое оружие и попросил охотиться вместо него. Стоило удовлетворить его просьбу, потому что сутки напролет с Химари сводили с ума. Каждый день, видя плод своей гордости и ошибок, она едва сдерживалась, и то, благодаря Еве. Паучонок говорила, что кошка идет на поправку, и скоро восстановится. Действительно, почти все раны затянулись, щеки стали румянее. Но она все равно спала!

Стянув хрупкий обод паутины с волос, Люция с трудом устояла на ногах. Кошмары теперь преследовали каждую ночь, приступы и галлюцинации случались несколько раз за день. Если бы не Ева, она давно бы сошла с ума. То ли сказывалась близость лаборатории, полной стольких мучительных воспоминаний. То ли снова хотелось почувствовать то эфемерное счастье, сопутствующее тому, чем ее поили. То ли ответственность перед Хоорсом давала о себе знать. То ли Люция действительно скучала по кошке и терзалась чувством вины.

– Ты в порядке? – кот смотрел на нее исподлобья, отпаивая Химари молозивом.

– В полном! – собирая мысли в кучу, отозвалась Люция. Он не должен знать, что ей плохо, иначе не отпустит на охоту. Но чем дальше Химари, тем лучше Люции, и стоит дать хоть какую-то передышку терзающемуся разуму. – Я на охоту, вечером буду.

– Ты боишься зайцев и косулей? – подозрительно отозвался кот. – Все ножи и стрелы забрала.

– Просто не привыкла оставлять оружие, – Люция пожала плечами и, развернувшись на пятках, быстрым шагом направилась в лес вдоль обрыва.

– Или собираешься бросить нас? – тихо спросил он, но так, чтобы она услышала. Люция вздрогнула.

– Научись мне доверять, – огрызнулась, застегивая куртку по самое горло. И даже не заметила, как стала говорить фразами кошки.

За ней увязалась Ева. То ли не верила, что Люция пошла именно на охоту, а не подальше от них. То ли хотела побыть рядом. Паучонок пыталась остаться незамеченной, и не рисковала подходить близко. Люция же делала вид, что полностью увлечена охотой и не слышит, как скрипит снег под Евиными сапогами.

***

Обнаженный лес завывал от ветра и поскрипывал, и похрустывал от каждого шага. Зато добычу было видно издалека. Тощая косуля, упершись копытцами в дерево, лихо слизывала замерзший мох и жадно жевала. Непуганая добыча была слишком увлечена жалким завтраком. Люция сняла арбалет с плеча и как можно тише зарядила. Косуля пряднула ушами и осторожно опустилась на все четыре узловатые ноги. Пригнула голову и только тут заметила, что за ней следят. Рванула, споткнулась. И рухнула со стрелой в груди. Ева вскрикнула и с силой зажала рот рукой. Косуля забила копытами, хрипя от боли. Но Люция быстро настигла ее и перерезала горло.

– Столько смертей видела, а все вскрикиваешь и охаешь, – усмехнулась гарпия, вытирая нож об снег.

– Прости, – промямлила Ева, понимая, что остальную добычу она уже распугала. Выдохнула клуб пара, взяла себя в руки и пошла по глубоким следам Люции к добыче. Ей приходилось прыгать, чтобы попасть след в след. И почему только эта фурия так широко шагает. Снова не догнать.

Косуля была уже мертва, нужно было только донести ее обратно. Учитывая, сколько они уже прошли – к ночи добрались бы до лагеря. Жаль, придется впотьмах готовить. Перевязав ноги добычи паутиной, Ева позволила дальше фурии управиться самой.

Люция молча, подхватив косулю за ноги, взвалила ее себе на плечи и, выпрямившись, пошла к обрыву на тропу. Ева чувствовала, что той весьма тяжело, но не предлагала свою помощь, боясь оскорбить любимую фурию. Да и чем она могла помочь? Косуля слишком тяжела. Еве оставалось только смотреть на крепкие руки Люции и широкую мощную спину. Пожалуй, фурия могла бы заменить ей и отца, и мать. Мужественность и сила сочетались в ней с простотой и открытостью. Люции много чего недоставало, по мнению Евы, но менять ее не хотелось. Пусть лучше такая, грубая, замкнутая, простая, но почти что родная.

Но паучонок больше не завидовала ей, не пыталась быть похожей. Только мечтала стать полезной. Люции становилось лучше от Евиного лечения, но она все так же избегала разговоров. Она словно не знала, что вообще делать с Евой и о чем говорить. Или просто не считала это чем-то важным и нужным. Была погружена в свои мысли и на автомате заботилась обо всех, кто ее окружал. Или делала вид, что заботилась. Или просто считала это своим долгом. Ева не могла ее понять и просто шагала следом, отсчитывая минуты и часы Люцииной охоты.

– Еще столько же, давай передохнем? —прохрипела фурия, скидывая тушу на землю и перехватывая рукой за ноги.

Ева кивнула, чувствуя, что еще немного, и Люции потребуется ее помощь. Выглядела она неважно, пот струился по вискам и щекам, взгляд затуманился. Еще немного, и снова свернется в дрожащий комок и будет бормотать что-то несуразное и неразборчивое. А ведь прошло от силы часа два пути, ей быстро становится плохо.

Но Люция пока держалась, волоча тушу за собой к обрыву. Ева вышагивал следом, выплетая паутину на случай, если фурия опять сойдет с ума.

Свалив косулю у дерева, Люция осела прямо у обрыва и закашлялась. Паучонок боязливо мялась возле нее, заглядывая в глаза, но даже дотронуться не решалась. Ее беспокоило состояние Люции, вызванное сильнейшим чувством вины, но такое не лечится паутиной, а только поддерживается. Как заставить умирающую фурию перестать себя уничтожать? Как объяснить ей, что она не виновата? Как облегчить ее страдания? И Ева металась, незаметно обматывая голову фурии тончайшей серебряной дымкой. На большее она была не способна. И сколько бы раз в день она не пыталась сделать паутину лучше, так и не продвинулась. Только кровавая была способна подарить Люции почти сутки без безумия и самобичевания. Но каждый день плести ее не представлялось возможным.

Люцифера заткнула рот ладонью и сгорбилась, пытаясь унять дрожь. Ева закусила губу, отпрянув. Фурии с каждым днем становилось все хуже. И Хайме тоже, но его не рвало кровью и не сводило с ума, он просто ходил, как мертвец, тоскуя по кошке. Еве безумно хотелось плакать. От собственного бессилия, бесполезности, слабости. Если бы только она могла облегчить их страдания. Если бы могла вернуть кошку. Но даже замотанная в розовую паутину Химари крепко спала.

– Черт! – огрызнулась Люция, сглатывая скопившуюся кровь. Вытерла руку об штаны и поморщилась от мерзкого привкуса во рту. – Когда я уже сдохну?! – едва слышно прошептала и снова зашлась кашлем.

Ева уселась рядом, свесив ноги в бездну обрыва.

– Ты изменилась, – тихо произнесла она, стараясь не смотреть на мучающуюся фурию. Люция подавила кашель, стиснув окровавленными пальцами горло.

– Да ну? – просипела, отхаркиваясь кровью снова.

– Ты стала, – Ева подняла руки к лицу, сжала и разжала жесткие пальцы, пытаясь подобрать слова. – Ты стала теплее. Человечнее.

Люция усмехнулась, вытирая рукавом губы.

– Ты ошибаешься, Ева. Я жажду отмщения еще сильнее, чем раньше, – она подвинулась ближе и тоже свесила ноги. – Этот мир – Лепрозорий, цирк уродов. И я хочу положить этому конец.

– А раньше было лучше? До войны? – осторожно спросила Ева, нахмурившись. Она не знала другой жизни, но уж Люция-то точно повидала многое. Ей есть с чем сравнить.

Но Люция пожала плечами.

– Мир всегда был таким, какой он есть. Ни лучше, ни хуже. Просто нам кажется, что он все хуже и хуже. Посмотри на кошек, если бы мир катился в ад, они давно бы замучили всех своими жалобами, что родились в раю, а умирают в аду, – усмехнулась она.

– То есть, всегда было плохо? – поморщившись, спросила Ева.

– Тоже нет, – хмыкнула Люция. – Всегда было – нормально, средне. Просто моя жизнь заканчивается, а горе накапливается, поэтому кажется, что ничего хорошего в жизни и не было, – тоскливо протянула она и поджала губы. – А ты взрослеешь и разочаровываешься. Это нормально. Это лучше, чем то, как взрослела я.

– Почему? – помедлив, боязливо спросила Ева. – Почему лучше?

Люция прищурилась и посмотрела на небо, теперь такое далекое и недоступное. Затянутое снежными тучами так плотно, что и лучик заходящего солнца не пробивался сквозь них.

– А я взрослела и очаровывалась. В твоем возрасте я была уверена, что моя жизнь прекрасна, а я вырасту в совершенство. Я была влюблена в каждый уголок этого света, я боялась потерять хоть мгновение. А потом началась война, и мой мир рухнул, разлетелся вдребезги. Нет ничего страшнее разочарования, а оно охватило меня целиком. Впиталось под кожу, растравило душу и изувечило все мои мечты. И некуда было бежать. Не к кому. Все, кто когда-то мог мне помочь – сами нуждались в помощи.

– И не было ничего хорошего? – едва не плача промямлила Ева.

– Было. Мои крылья, – грустно вздохнула бескрылая гарпия и повернулась к паучонку.

– Но ты отрезала их.

– У меня не было выбора. Но я любила небо больше всего на свете. Да и сейчас люблю.

– Я тоже, – грустно отозвалась Ева. Она бы все отдала за крылья. Она даже готова была все отдать, но с самого младенчества не подходила ангелам. Бессмысленная мечта растворилась в потоке страха и отчаяния. Рожденная ползать никогда не сможет летать.

Люция потрепала Еву по волосам, отчего паучонок едва не свалилась с обрыва.

– Есть пегасы. Ты еще полетаешь, я обещаю, – улыбнулась она, стягивая потускневшую паутину с волос.

Ева с улыбкой наблюдала, как тяжело встает ее фурия и снова взваливает тушу на плечи. Обещания были именно тем, что заставляло Люцию жить. Паучонку сложно было понять, что на самом деле происходит в голове фурии, если она думает о мире, как о Лепрозории, который не так уж ужасен. Кошкины мысли уложились в ее голове совсем иначе, легче, проще, став уже мыслями и идеалами Люциферы.

***

Бескрылая медленно взбиралась на гору с тяжелой ношей на плечах, рядом маячила Ева, готовая в любую секунду помочь. Но уж до костра-то Люция готова была дойти собственными силами, несмотря на то, что лопатки и плечи сводило судорогой от перенапряжения. Чувствуй она боль, давно бы взвыла и упала без сил. Даже галлюцинации вернулись быстрее, чем должны были. Теперь она слышала кошкин смех. Значит, дальше будет еще хуже.

Такой теплый, счастливый и легкий смех Химари все не выходил из головы. Она смеялась, так удивительно нежно и ласково, что сердце просто разрывалось от чувства вины.

Но Люция краем глаза увидела бледное лицо Евы и остановилась. Паучонок тоже слышала кошкин смех. Таращилась огромными глазами на рыжий огонек на самом верху холма и что-то бормотала. Рванула, спотыкаясь и с трудом пробираясь в снегу. И Люция бросилась за ней, не веря своим ушам.

У костра действительно смеялась кошка.

Тощая, бледная, слабая, хрупкая, как фарфоровая кукла. Хайме крепко держал ее за руки, давая опору. Помогал делать шаги на трясущихся ногах, еще один, еще. А она хохотала. Лапы не держали ее, подворачиваясь под весом ослабшего тела. Кимоно висело на костях, редкие волосы так и норовили залезть в глаза и рот. Тело едва слушалось, но она так старательно вышагивала, тяжело дыша. И смеялась.

Хайме увидел Еву и притянул кошку к себе, не давая упасть. И она уткнулась в него, слабо обняла и так и осталась стоять, сползая на землю на слабых ногах.

Люция поднялась следом за паучонком, свалила тушу косули у костра и кашлянула. Кот повернулся на звук и гордо улыбнулся – помощь «клетки» ему не понадобилась, чему он был несказанно рад. Но Химари боязливо прижала уши к голове и замолчала, улыбка исчезла с ее лица.

– Неужели я такое чудовище? – пробурчала Люция, закатывая глаза.

Кошка смотрела на нее, словно первый раз видела, вглядываясь в каждую черточку, каждую морщинку. Подняла глаза на мужа, снова на Люцию.

Но бескрылая не стала ждать ее ответа, ловко сгребла Химари в охапку и подняла на руки.

– Знаешь что, кошка, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь быть такой дохлячкой! – фыркнула. – Мы уже три месяца с тобой шляемся! Тут вокруг зима, снега – фиг пройдешь! А ты помирать собралась. У меня планы, между прочим! – ругалась она, покачивая Химари в такт своим возмущениям. Заметив, что та даже голову в плечи вжала, фурия расхохоталась. – Я очень рада, что ты с нами, – уже добродушнее произнесла она. – Мне тебя не хватало.

– Ты так постарела, – Химари чувствовала себя виноватой. Замялась, прижавшись к сильной Люции всем телом. Как же спокойно становилось на душе, стоило уткнуться лбом в ее плечо. Словно все эти месяцы она все время так жила, прижавшись к ней, подпитываясь ее силой и уверенностью. – Спасибо, – тихо-тихо проскулила она, пряча слезы. – Спасибо.

Ева металась у кошкиных вещей, выуживая потрепанные кисти и косметику. А Люция передала кошку обратно Хайме и ушла потрошить дичь. Ей стало гораздо легче, а кошкина благодарность была в сто раз ценнее всего, что когда-либо имела Люция. Оно стоило того.

#37. Даже если мир Лепрозорий

Ева терпеливо ждала, пока Люция разденется и приготовится для перевязок. Сегодня кот и кошка ушли на охоту, и можно было посвятить больше времени лечению фурии.

– Я готова, – пробурчала Люция, сгибая руки и заводя за голову.

Паучонок кивнула и придвинулась ближе, растянув на пальцах паутину. Лечить Люцию было сложнее, чем кошку, ее тело плохо поддавалось паутине, перевязки сползали и рвались, стоило только фурии напрячь мышцы. Это было невыносимо, к тому же разобраться, что именно травмировано, с каждым разом становилось все большей и большей проблемой. Люция не чувствовала боль, и не могла на нее пожаловаться. И если внешние раны было легко найти и обработать, то внутренние находились в катастрофичном состоянии. Их нельзя было замотать в паутину, обработать маслом. А чтобы достать лекарства необходимо было знать, от чего лечить. Тому же, это явно была уже не лепра – уж Конфитеор она колола исправно.

Еве оставалось довольствоваться тем, что внешние повязки не давали фурии сойти с ума и, хоть немного, но поддерживали весь организм. И если кошку Ева могла обхватить руками, разом замкнув паутину, но вокруг Люции приходилось ползать. Но паучонка беспокоило совсем не это, работы она не боялась. Касаясь ладонью груди и ребер фурии, она чувствовала, что та болеет смертью. Во всем было виновато чувство вины. Но кошка была жива, не было причин чувствовать себя виноватой. А Люции становилось только хуже, и это очень сильно беспокоило Еву.

Люция закашлялась, согнувшись пополам, и Ева отпрянула, не успев замкнуть паутину на груди фурии. Полчаса ползания вокруг насмарку.

– Прости, – тихо отозвалась Люция, сглатывая кровь. Ева кивнула и начала заново, подождав, пока бескрылая поднимет руки.

Как ни старалась Ева вылечить ее, но Люция прекрасно понимала, что это бесполезно. Ее время пришло, а сопротивляться было совершенно бессмысленно. Ей казалось, что это пресловутая лепра добралась до внутренностей, а Конфитеор вылечил лишь нарывы на коже. Старые раны горели, швы ползли, а суставы слушались через раз. Все тело было до предела напряжено, сердце захлебывалось, в голове – вечный туман.

Ева перехватила паутиной ребра фурии, попросив глубоко вдохнуть. Может быть, ритуалы кошек могли бы вернуть фурии загубленное здоровье, но та запретила рассказывать Хайме и Химари о своем состоянии, боясь, что они не дадут воплотить ее цель в реальность. Все перевязки были тайными. Хотя иногда они вели себя так, будто знали о состоянии бескрылой гарпии, но ничего не предлагали. Может, и помочь на самом деле не могли.

Сперва Ева пыталась спрогнозировать, сколько осталось жить Люции, но состояние ее ухудшалось неравномерно. Паучонок терзалась сомнениями и желанием все рассказать Химари, но Люция была слишком убедительна в своей ярости, и готова заплатить жизнью за цель. Уж лучше так, чем заставлять ее мучиться чувством невыполненного долга.

Следом за грудной клеткой пошли все суставы, и Ева торопливо затягивала их в паутину, дожидалась, пока она полностью сольется с плотью фурии, и продолжала. Очередная повязка плотно легла по правому плечу.

– Можно с тобой поговорить? – осторожно начала Ева, вплетая паутину в кожу и мышцы.

– Да, – Люция только скосила на нее глаза, не опуская руку.

– Я не могу забыть наш прошлый разговор, – паучонок старалась не смотреть ни на что, кроме своей работы, – мы точно можем продолжить?

– Да.

Ева сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь набраться смелости. Она должна понять фурию, обязана понять. И какой бы ни была правда, она готова ее принять.

– Ты ведь ненавидишь этот мир, – выпалила она и закусила губу.

– Почему? – перебила ее Люция, заглядывая в глаза. Но та опешила и стала подбирать слова, бормоча под нос. Металась глазами, раздумывая над ответом.

– Он столько страданий тебе причинил, – неловко пробормотала она, убирая руки. Фурия послушно подставила локоть для перевязки.

– Ну и что? – пожала Люция плечами. – Я люблю этот мир. Очень люблю. Он чертовски прекрасен и изумителен.

– Но ведь, – Ева поджала губы и заставила себя замолчать. Понять, просто понять, а не спорить. Хотелось напомнить Люции и мучения до получения крыльев, и тяжелые тренировки, и войну, и пытки. Но Ева вспомнила горящие глаза молодой фурии и то, с каким остервенением и уверенностью она твердила, что она и есть – совершенство. Она кричала миру, что сам Бог позавидует ей. Разве мог он позавидовать ее судьбе? Или потому и мог, что она видела его же мир совсем иначе?

– Что «ведь»? – грустно усмехнулась Люция, искоса наблюдая за Евой. – Разве у меня есть другой мир? Мне не с чем сравнить, а значит, этот – самый ужасный из всех, самый прекрасный из всех, – она впервые улыбнулась так тепло и умиротворенно. – И моя жизнь самая чудовищная на свете. Самая удивительная на свете. Потому что другой у меня нет.

– Даже без крыльев? – прошептала Ева, поднимая глаза к синему-синему небу.

– Даже без крыльев.

– Даже если больно и горько? – нахмурившись, спросила она.

– Даже если больно, горько, обидно и невыносимо, – Люция кивнула и усмехнулась краешком губ. – Каким бы чудовищным местом ни был этот мир, он привел меня сюда. В это место, в это время, к этим людям, к этим событиям. И, знаешь что? – она нарочно повернула Еву к себе за подбородок.

– Что? – пробормотала она, пытаясь осмыслить ее слова.

– Все было не зря. Я всю жизнь делала то, что считала правильным. Я, может, и умираю, но понимаю, что и это тоже правильно, – хмыкнула она.

– И тебе совсем не жалко? – Ева сглотнула подступивший к горлу комок слез. – Тебе совсем не страшно умирать?

– Я больше не нужна этому миру, – равнодушно пожала плечами Люцифера. Ева дернула носом, всхлипнув, подбородок задрожал. – Ну-ну, не плачь, таракань. Мы все умрем, когда перестанем быть нужными для остальных.

И Ева хотела закричать, что фурия нужна ей, всем нужна, но у нее получилось только горько-горько разрыдаться.

***

 Кошки вдвоем отлично справлялись с охотой и готовкой. И вечно болтали, нервируя Люциферу. Химари изо дня в день рассказывала коту о войне, о ее встрече с Люцией и Евой, о мести, о гейзере Ши. А кот покорно слушал, хоть и без нее прекрасно все видел собственными глазами. Они собирались уйти на другой конец империи, к морским храмам, к детям – и были поглощены воспоминаниями о них.

– Я извиняюсь, но у нас еще есть дела для этой империи! – недовольно фыркнула Люция, прерывая очередную беседу о прошлом.

Химари подняла на нее испытующий взгляд.

– К чему этот тон? Как видишь, мы все еще с тобой. Видимо, чтобы помочь твоей империи, – саркастично прошипела она, щурясь. – Может, поведаешь нам, куда и зачем мы идем?

– Я…

– Нет-нет, позволь напомнить. Я была обязана избавить империю от Инпу, таков был наш с тобой договор. И больше ничего, – Химари отложила содранную заячью шкуру на бревно и, вытерев руки о тряпку, вопрошающе глянула на Люцию. – Нет, я не отказываюсь помогать тебе и дальше. Но ты вот-вот умрешь, если не сойдешь с ума раньше. А Еву куда, позволь спросить?

– Вы хотите забрать таракань себе? – нарочито спокойно уточнила гарпия, но на кошку даже не посмотрела.

– Не «хочу», а «заберу». Но сперва я помогу тебе. Ради Евы, по рукам? – кошка поднялась и, подойдя ближе, уставилась на Люцию снизу вверх. Хотя той показалось, что все было совсем наоборот, и сразу вспомнилось, с какой гордостью и внутренним превосходством смотрела на нее поверженная кошачья принцесса на кладбище кошек. Да ни черта она не изменилась, все такая же заносчивая и равнодушная.

– Да, конечно. Это облегчит мою задачу, – Люция неловко пожала кошке руку.

Хайме обтер нож о тряпку и встал тоже.

– Тонкости ваши как-нибудь без меня обсудите. Я согласен на Еву, во всем остальном последую за Химари. Если решу, что вся эта дурацкая затея угрожает ее жизни – заберу ее, и дело с концом, – деловито прошептал он, поравнявшись с Люцией. – И так как без Евы моя жена не уйдет, а Ева привязалась к тебе, то я сперва убью тебя, что облегчит задачу уже мне.

Люция кивнула, принимая условия.

– Я не особо планирую выжить, так что соглашусь с любыми вашими требованиями. Но и у меня будут свои, – бескрылая глубоко вздохнула и, собравшись с мыслями, начала. – Нужно лишить Изабель трона. Даже возможности хоть когда-нибудь его занять.

– Как ты себе это представляешь? – усмехнулся кот, переводя взгляд на ангельский замок наверху горы.

– Хоорс поможет. От меня требуется паутина, которую я взяла у Евы, и лиловые кристаллы, как в храме, – отозвалась гарпия и провернула шнурок на руке.

Кошки переглянулись. Люция сделала вид, что не заметила.

– Я знаю, где их достать, но без вас не смогу, – пробормотала она, пожимая плечами.

– И где же? – в один голос спросили они.

– В Райском саду.

– Шисаи заперли его, когда ангелы отбирали у нас трон, – протянула кошка и прищурилась. – Ты хочешь, чтобы мы открыли его?

– Да.

– И это избавит нас от Изабель?

– Да.

Химари дернула кота за рукав и просяще заглянула в глаза. Хайме ответил ей очень тихо и быстро, ни слова не разобрать. Они так и шушукались, будто на незнакомом языке говорили. Из всего разговора бескрылая смогла лишь различить имя императрицы. Но ее мало заботила суть диалога и она тихонько насвистывала себе под нос, вполглаза следя за Евой у костра. Лишь бы та ничего не услышала, но паучиха громко тарахтела крупой, перебирая ее от мусора.

– У меня один вопрос, – обратился кот к Люции. – Ты уверена, что Хоорсу можно доверять?

– Да, уверена, – свозь зубы прошептала гарпия. Как мог он сомневаться? Да и какая ему разница? Все равно сбежит вместе с кошкой, как только его что-то напугает.

– И это не связано с твоими чувствами? – все так же беспардонно спросил он.

– Нет, не связано, – лишь на несколько секунд помедлив, отозвалась она.

– Ладно, – наконец обреченно рыкнул кот, сверля Люцию взглядом. – Тогда нам стоит собираться в дорогу. Быстрее начнем, быстрее закончим. Я на разведку, а вы сами решайте, – огрызнулся он и, не дождавшись даже ответа, обернулся тигром и исчез в лесу.

– Я запасу еду, – вяло отозвалась Люция, провожая кота взглядом.

– А я разберусь с оружием. Ева поможет с ядом. Идет? – кошка всучила бескрылой разделочный нож и, подобрав полы кимоно, направилась к Еве.

***

Ева послушно заполняла пузыречки ядом, один за другим. Небо и щеки сводило и вязало, но оставалось совсем немного, и паучонок терпела. Ей было не по себе с этими странными взрослыми, но они обещали взять ее с собой. К тому же, набравшись храбрости, Ева рассказала Люции о своих видениях, о шестикрылом ангеле. Она больше не боялась его, чувствуя, будто они знакомы очень давно. Но воспоминания не возвращались. Сокровенная тайна так и осталась бы просто рассказанной историей, если бы Химари не обратила на нее внимание. Попросила рассказать еще раз и в подробностях, задавала кучу странных вопросов и все твердила, что не может поверить. Это обидело паучонка, но она не подала виду, только зареклась, что не скажет кошке ни слова о шестикрылом ангеле.

Теперь кошка сидела перед ней, заполняя иглы, а Ева все боялась спросить о том, что беспокоило ее сильнее всего. Она решила, что будет бороться со всеми страхами, что только родятся в ее душе. Вдохнула, выдохнула.

– Ты ведь злишься на Люциферу, – выпалила она на одном дыхании.

– За что? – усмехнулась Химари, увлеченно перебирая иглы.

– За все, – промямлила Ева, нахмурившись. Не этого ответа она ждала.

– Нет, не злюсь, – кошка пожала плечами. – Я благодарна ей.

Ева непонимающе наклонила голову, ожидая пояснений. Химари подняла на нее пурпурные довольные глаза.

– Я всегда верила, что мир нельзя трогать, – грустно отозвалась она и поджала губы. – Терпела, когда убивали отца и мать, моих слуг и друзей. Терпела, когда сменялась власть. Терпела бои с женщиной, которую ненавидела. Терпела брак по расчету. Старалась, – она пошкрябала кончиком чистой иглы по подбородку. – Знаешь, словно слон в посудной лавке – старалась ничего не задеть. Но это невозможно. И я мечтала, училась, влюблялась, заботилась о детях. А потом, как неуклюжий слон, обрушилась на всю свою жизнь – война, тюрьма.

Химари пожала плечами, тепло щурясь на лучи солнца, пробиравшиеся сквозь черные ветки. Мурлыкнула себе под нос.

– Моя идея недеяния рухнула, как колосс на глиняных ногах. И поняла я это только с приходом Люции, – задумчиво протянула кошка, глядя на серо-синее небо, объятое ветрами. – Нужно жить в движении, а не созерцании – вот, что я поняла. Если бы не Люция, я бы предпочла умереть среди волков, но я боролась, я выжила. Если бы не она, я не смогла бы простить себе, что начала колоссальную войну. Я не смогла бы быть счастливой. Если не радоваться миру, то зачем вообще жить?

Ева улыбнулась. Пожалуй, зря она тревожилась об их отношениях, они даже лучше, чем хотелось бы.

– Когда Люция забрала меня из дворца, – смущенно начала Ева. Запнулась, поняв, что ее переживания и прошлое – пустое, ненужное, лишнее для кошкиных ушей. Но кошка смотрела на небо, а белые пушистые ушки были повернуты к паучонку. Вся во внимании. И Ева осмелилась продолжить. – Когда она забрала меня, я боялась ее. Она была такой странной. У нее были странные требования, и она никогда ничего не объясняла и ничему не учила. Она даже не пыталась быть доброй. Командовала, когда ее лечить, когда молчать, когда спать, когда собирать дрова. Она выдрессировала меня под себя, и больше ничего, – Ева пожала плечами. – Если я уставала и ныла, то она шла позади меня и пинками гнала вперед. А если я уставала идти, но терпела, то она несла меня на спине, – паучонок тепло улыбнулась, невольно поерзав. – Она отучила меня жаловаться. Я захотела быть хоть немного, но похожей на нее.

Кошка мурлыкнула и пряднула ушами.

– Люцифера вдохновляет самого генерала, – протянула она. – Уж он-то крепкий орешек. Только я тебе ничего не говорила, – подмигнула кошка Еве.

– Вот только, – замялась Ева, вертя в руках пустой пузыречек.

– «Вот только» что? – Химари обернулась к ней.

– Я не смогла понять, почему она убила всех этих людей. И не понимаю, почему мы идем убивать императрицу, – пробурчала Ева, нахмурившись. – Неужели нельзя решить миром? Зачем мстить?

Химари пожевала губами, пытаясь как можно проще сформулировать мысль. Она сама не знала ответа на этот вопрос, но догадывалась. Сколько таких кошек она повидала, сколько воинов были так похожи на бескрылую. Не так талантливы, но очень похожи.

– Нет ничего проще войны, – нашлась она, задумчиво провернув иглы на пальцах. – Война, борьба, месть – это легко. И поэтому твоя фурия не остановится.

– Я не понимаю, – промямлила Ева, поднимая на кошку глаза. Воевать – так сложно, нервно, опасно, страшно. Как это может быть чем-то легким?!

– Когда ты на войне – все просто, – усмехнулась кошка. – Есть друг, есть враг. Есть три цели на день: выжить самому, найти еду и кров, убить врага. Тебе чудовищно физически – голодно, холодно, больно, трудно убивать, сражаться. Но морально тебе легче всех – тебя беспокоят простые вещи, разум не мечется, обдумывая все те же три цели на день. Весь мир – пара сотен метров вокруг, – кошка глубоко вздохнула, прислушиваясь к своим воспоминаниям. Война и мир в ее жизни сменялись слишком уж часто. – Но вот война кончается, ты остаешься наедине с собой. Враг повержен. Ты вдруг понимаешь, что ты – лишь капля в море. И это невыносимо. Физически легко – сыто, тепло, сухо, мягко. Ты переживешь этот день, неделю, месяц, год. Тебе есть, чем прокормиться. Тебе не нужно убивать. Но вот морально тебе тяжелее, чем на войне. Разуму не нужно решать три цели, и он начинает войну в голове – кто я, где я, зачем я здесь, почему, а что завтра? И это никогда не заканчивается.

– И Люция выбрала то, что легче морально? – кажется, Ева понимала. Очень старалась понять.

– Да, ты права. С ее талантами война – не проблема. На войне она может быть самой собой. А ей нравится быть самой собой.

Ева не могла перестать сравнивать. И Люцифера, и Химари были воинами всю свою жизнь. Но они были настолько разными, что сложно было понять, что делает их такими.

– Но ведь ты тоже воин, – осторожно начала Ева, кусая губы. Химари кивнула. – У тебя была семья. И ты воевала. Как ты справилась с этим? Совместила? – должен был быть способ сделать Люцию счастливой. Хотя после разговора с фурией Ева уже сомневалась, так ли та несчастна.

– Никак, – кошка как отрезала. – Я находила утешение в сражениях. До войны я была наемной убийцей, и очень дорого стоила. Каждое задание – вызов смерти. И я умирала. Не дома, не в храме, не на теплых подушках в окружении родных, – усмехнулась Химари. – Я умирала в грязи, в снегу, в болотах, помоях. Пойми, паучонок, из этого проклятого круга нет выхода. Хайме пытался вытащить меня, и я покорно завела детей, согласившись с его мнением. Но не перестала убивать, я просто не смогла отказаться от этой звериной простоты. Я пыталась сотни раз, сотни лет, но все бестолку.