Текст книги "Лепрозорий (СИ)"

Автор книги: Ариса Вайа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

– Ну так? – охотница сложила оружие на край стола и выжидающе смотрела на секретаря.

Что она, посохом ее убьет? Алиса – не маленькая беззащитная девочка, чай не даст себя обидеть.

– Посох можно, – Раун кивнув и, достав из стопки бумаг журнал, принялся записывать визит Кираны и оставленные ею вещи.

***

Алиса строчила приказы по шаблону, оставленному Лионом. Факсимиле с его росписью, правда, сильно мазалось, но выбора не было. Когда-то она уже занималась подобным – когда Люция была маршалом. Гарпии часто требовалась помощь, и она надиктовывала приказы и распоряжения.

Самые важные бумаги Алиса давно уже закончила и успела проконтролировать их выполнение. Увы, даже на это времени едва хватало, и она то и дело поглядывала на кофейный сервиз на полке. Третьи сутки практически без сна давали о себе знать. Неудивительно, что генерал так пристрастился к бодрящему напитку.

Охотница потерла глаза, ей казалось, будто в них песка насыпали. Ломило мышцы, старые раны ныли, мерещились посторонние шорохи. Алиса боялась встать, всерьез опасаясь, что закружится голова. Сперва нужно было все закончить, а потом и отдохнуть. Хотя бы часик, пока она снова не уснула на столе. Как Лион только выдерживал это? А ведь она и половины его работы не выполняла.

Дверь распахнулась.

– Я стучала, – на пороге появилась Кирана. Было непривычно видеть ее в форме и без плаща. Коричневая лента, приколотая к груди, как будто вернула охотницу в прошлое. Алиса готова была поклясться, что Кирана не изменилась с войны ни капельки.

– Да, заходи, – Алиса кивнула и с некоторым радостным чувством отложила приказы и стала искать бумаги для охотниц.

– Неужели ты и правда думаешь, что мы будем тебе подчиняться? – прошептала Кирана, снимая со спины посох.

– «Вы» и «вам», – одернула ее Алиса. – Я твой командир, что с твоей субординацией?

– Нет, «ты», – Кирана стала медленно обходить стол. – Охотницы присягнули мне.

– Императрица подписалась под этой присягой? Или, может, ее советник одобрил? Или генерал при этом присутствовал и может подтвердить? – Алиса сложила нужные документы и постучала ими по столу, выравнивая. Краем глаза проследила, как Кирана опустила посох.

– Мы сами так решили. А еще я обещала, что заставлю тебя испытать то же, через что и мы прошли. Через что прошла Хильда. Помнишь? – Кирана презрительно прищурилась, охотничьей поступью обходя рабочее место генерала.

– Меня и так пытали похлеще вашего. Не думай, что ангелам было наплевать, что я потеряла два отряда и не уследила за третьим в округе Быка. Я уже понесла наказание, и не обязана перед тобой отчитываться. А вот ты – обязана следовать моим приказам, – Алиса резко встала и, опустив руку на клинок на поясе, исподлобья посмотрела на охотницу.

– Ты мне больше не командир. Мы не дадим тебе нами командовать, – Кирана ногой оттолкнула кресло, расчищая место.

– Я и так тебе не командир. Ты понимаешь это, или месть застилает тебе глаза?! – огрызнулась Алиса, вынимая извитый клинок. Она понимала, что бой неизбежен. – Я исполняю обязанности генерала, это тебе понятно?! Сейчас я – твой генерал, олениха ты упертая! – рявкнула она. Удар последовал в ту же секунду, но совсем не так и не там, где она ожидала.

Кирана рывком повалила ее на пол и, заблокировав руки посохом, только сильнее стала давить на него, пытаясь задушить. Клинок выпал.

– Я думала, ты не можешь быть еще хуже, чем ты есть! Но нет же! Ты умеешь удивить! Я уничтожу тебя, – шипела она, налегая на посох.

Алиса попыталась поднять ее, и раньше бы ей это удалось, но теперь сильная усталость не давала даже на миллиметр сдвинуть с горла посох.

– Дура! – выкрикнула она и, оттолкнувшись ногами, ударила Кирану коленями в спину. Она лишь немного ослабила напор, но этого Алисе хватило, чтобы спихнуть ее и, повалив на землю, отобрать посох.

– Самодурка! – Кирана кувыркнулась от удара и вскочила. – Ты предала всех нас! Ради какой-то гарпии! Да мы в сто раз ценнее ее! Ты не достойна нами командовать!

– Это не тебе решать, – огрызнулась Алиса и наотмашь ударила посохом. Еще раз, еще.

Кирана заблокировала все ее удары.

– Пытаешься драться, как твоя Люцифера? Я тебе не мальчишка, чтобы цацкаться и бахвалиться честью и достоинством! – охотница выбила ногой посох из рук Алисы и прыгнула на нее сверху. Опрокинула на пол и, схватив за запястья, вытянула руки. – И не надейся, что я отступлю!

Алисы попыталась пошевелиться, но Кирана сидела на ребрах, не позволяя толком поднять ноги, и руки держала крепко.

Клинок, где-то рядом падал извитый нож. Алиса попыталась отыскать его взглядом. И нашла – в нескольких сантиметрах от кистей рук, только бы дотянуться.

– Я ненавижу тебя. Ненавижу! – Кирана больно схватила ее за горло и налегла всем телом на руку. Мир поплыл. Легкие стали захлебываться, паника накатывала все с большей силой. Алиса забилась под охотницей, чудом вырвала руку и, схватив клинок, взрезала им плечо оленихи. Но даже пальцы той не дрогнули, она будто даже не заметила. Из последних сил Алиса вонзила извитый клинок Киране меж ребер. Та на секунду лишь ослабила хватку, но, согнувшись от боли, продолжала душить.

Потолок потек красками, генеральский стол закружился, растянулся, черный шкаф как будто падал. Как в тумане, на грани осознания Алиса пошевелила ногами. Шкаф с бумагами стоял у самых ступней. И Алиса вложила все оставшиеся силы в один лишь удар – в нижние перекладины и ножки шкафа.

И он действительно упал, погребя под собой обеих охотниц.

***

Алисе казалось, что она маленькая девочка – ящерка, беззаботно охотящаяся на болотных лягушек. Но это теплое ощущение быстро исчезло, и Алиса поняла, что с трудом дышит. Сперва ее обеспокоило, что дыхание давалось тяжело. Но потом обрадовало – дышит, значит, живая.

Она открыла было глаза, но ее едва не вырвало. Мир на секунду мелькнул черно-желтым пятном.

– Не шевелитесь, я уже вызвал медиков, – обеспокоенно проронил кто-то над самым ухом и облокотил лопатками о спинку кресла.

Алиса приоткрыла один глаз, пытаясь вспомнить, что было в последние часы. Память пока не возвращалась.

У стола лежала Кирана, кровь растекалась с ее бока по полу. Один из рогов сломан. Сапоги сняты, синюшние стопы неестественно вывернуты.

С хрипом Алиса попыталась подняться, но Раун, вдруг оказавшийся рядом, снова осадил ее в кресло.

– Говорю же, не шевелитесь!

Она подняла на него глаза. Он выглядел обеспокоенным. Убедился, что она услышала, и направился к шкафу. Ловко поднял его и поставил на место, бумаги придвинул рядом.

– Я… что… Рау, – Алиса пыталась спросить, что произошло, но слова отказывались складываться. Она помнила лишь, как Кирана душила ее, и ничего больше.

– И молчите! У вас сотрясение, прекратите себя мучить. Медики придут, на ноги вас поставят, тогда и поговорим! – Раун осторожно подошел к Киране, присел и, приложив ухо к ее груди, прислушался к дыханию. И снова обратился к Алисе. – Ради Самсавеила, ждите медиков! У вас еще нога то ли сломана, то ли выбита, пару ребер точно сломали. Шея еще.

– Мне… не… не больно мне… не… – едва слышно прошептала одними губами Алиса, силы отчего-то покидали ее.

– Шок, мне ли вам рассказывать. Просто посидите, пожалуйста! – он бережно поднял охотницу на руки, стараясь причинить как можно меньше боли. Она все не приходила в себя. – Я отнесу ее медикам, а из госпиталя – на допрос. Этого больше не повторится, обещаю.

Алиса тяжело посмотрела ему в глаза. Ее кольнуло недоверие к ворону, но она тут же его отмела. Лион доверял своему секретарю, значит, и она должна. Она кивнула было, но голову обратно поднять не смогла, стало слишком плохо. Услышала только, как Раун вышел.

Боль медленно накатывала. Опухшая нога наливалась и начинала ныть, ребра словно били болью в хребет при каждом вздохе. Шея болела, в голове расползался желто-черный туман.

На грани осознания она услышала шорох крыльев, приоткрыла глаза – белые халаты замельтешили перед ней и закружились. А потом вмиг исчезли, и она провалилась в пустоту.

***

Приземлившись у постоялого двора «Фенека», Хоорс привычно заглянул в конюшню, проверяя, на месте ли его любимый пегас. Он всегда брал именно его для визитов в волчью обитель. Сколько же прекрасных кошачьих тел перенес его верный помощник.

Убедившись, что конь жив и здоров, Хоорс направился в дом, собираясь перекусить перед дорогой. Инпу редко жаловал его обедом, предпочитая вести дела за бокалом вина или пресловутого горького напитка, именуемого чачей.

В доме была только лисица, дочь хозяина постоялого двора. Фенека подметала пол, напевая себе под нос, что, признаться, было сродни чуду, обычно девушка была хмура, но вежлива.

– Ох, простите! – спохватилась лисица, заметив в дверях ангела, глянула на него счастливыми голубыми глазами, прижала к груди метлу.

– Ты почему посреди ночи полы метешь? – Хоорс подозрительно склонил голову на бок, пытаясь понять, что напрягает его больше – бессонница Фенеки или то, что она выглядит иначе. Вроде все было, как всегда – синее платье в пол, слегка топорщившееся ниже спины от пушистого лисьего хвоста; рыжие, как пламя, волосы, собранные в тугой пучок за ушами.

– Не спится. Я сейчас покормлю вас, погодите. И коня подготовлю, – лисица закивала, судорожно бегая глазами по сторонам.

Было в ней что-то новое, совсем иное. Голубые глаза, обычно скромно выглядывающие из-под маски, теперь светились от счастья. Хоорс вдруг понял, что впервые увидел лицо Фенеки. И, кажется, это поняла и она сама. Вытянулась по струнке и, взявшись за юбки и метлу, побежала на кухню, прошептав под нос извинения.

Хоорс задумчиво запустил пальцы в волосы, пытаясь услышать голос интуиции, шепот души. Он сел за первый же стол, развязал тугой белый воротник и сложил его на спинке стула.

Фенека принесла салат и теплое лошадиное мясо, зажаренное до хрустящей корочки. Она больше не смотрела ангелу в глаза и спрятала лицо за старой маской. Молча подала столовые приборы и стакан с холодным квасом.

– Приятного аппетита, господин Советник Императрицы, – склонила голову в поклоне и прижала к животу деревянный поднос.

Хоорс кивнул и выложил на стол две монеты по двадцать тенши. И лисица тут же забрала их. Он знал, что его ночной обед стоит дешевле. Она знала, что он не примет сдачи. И обоих это устраивало.

– Я подготовлю вашего пегаса к отлету, – она еще раз кивнула, присев в реверансе, и убежала, у самой двери повязав кожаный фартук поверх платья и оставив поднос.

Хоорс остался один, терзаемый неясными мыслями. Неужели Фенеке привезли лекарства раньше срока? Или она всегда была такой, просто маску носила? Определенно, с лисицей что-то произошло. Но что?

***

Хоорс пролетал над желтеющем в лучах солнца лесом, все еще думая о Фенеке. Словно очень необходимо было что-то понять. Он ловил мысль за хвост, пытался услышать неразборчивый голос интуиции, но она ускользала от него.

Крылатый равнодушно разглядывал осыпающуюся перину осеннего леса, когда вдруг вспомнил о Люлю. Она ведь могла заявиться к Инпу как раз к его прилету, ведь убила же и Мерура, и Мерт. Все – как обещала. И стоит ли сомневаться, что и до волка она доберется?

Но Хоорс сомневался, он давно понял, что безумию Люции не будет конца, и что оно же ее и погубит. Безусловно, ее ожидает лишь смерть и расплата за собственное самолюбие. Она всегда говорила, гордо вздернув подбородок, что она – совершенство, и сам Бог позавидует ей. Что ж! Она заплатит, Бог не терпит такого презрения и самовлюбленности. Она заплатит. И даже лекарством от пресловутой лепры ей не отделаться!

Ангел вспомнил Фенеку без маски, милую лисицу с приятным лицом.

«Неужели», – подумалось ему, – «неужели она влюбилась?»

И он неосознанно провел рукой по шее, повыше поднимая ворот, пряча следы жаркой любви императрицы.

***

Хоорс, придержав поводья, с надменным видом повел коня к каменному пятачку посреди поляны. Несколько волков уже ждали его, готовясь стать охраной и провожатыми, девушка-кошка в изрядно потрепанной форме конюха тоже ждала, боязливо виляя полосатым хвостом. И стоило копытам жеребца коснуться земли, а крыльям сложиться вдоль тела, как она подбежала к нему и, осыпая Хоорса благодарностью за визит и извинениями за свою неловкость, предложила свою помощь. Ангел спешился, кинув поводья кошке, и та, ласково бормоча что-то коню, увела его с полигона.

– Здравия желаю, – привычно бросил он волкам, но они отчего-то таращились на небо и были больше увлечены приближающейся крылатой фигурой.

Это возмутило советника императрицы, но он тоже поднял голову и не поверил своим глазам. Черный Ястреб империи собственной персоной спускался с неба. Генерал был без свиты, без ленты с наградами через плечо. Как всегда собран и серьезен.

Лион приземлился совершенно бесшумно, вытянувшись по струнке, и с глухим хлопком сложил массивные крылья. Судя по его удивленно изогнутой левой брови, он точно так же не ожидал увидеть Хоорса, как тот – его. Повисло мучительно тяжелое молчание между советником и генералом. Оба понимали, что визит каждого – сокровенная тайна империи. И каждый не мог понять, за чем прибыл другой.

Тем временем волки оказались проворнее и сообразительнее, и целая колоннада окружной армии торжественно выстроилась от гостей к воротам города, из которого, сбивая ноги, бежал заместитель Инпу, то и дело покрикивая на сопровождавших его кошек.

Хоорс медленно отдал честь перебинтованной рукой, пристально смотря генералу в глаза. Не мог бы Жоккару бежать быстрее?!

– Добрый день, генерал, – запыхавшийся волк вытянулся и четким отработанным движением приставил когтистую руку ко лбу. – Добрый день, советник императрицы. Мы не ждали вашего визита, но спешим уведомить, что наш город полностью подавил бунт, и мы рады приветствовать вас на осеннем фестивале, – выдав тираду, он тяжело выдохнул. – Господин Инпу занят до вечера, и вас буду сопровождать я.

Ангелы переглянулись. Хоорс решил уступить.

– Мое дело может подождать, сперва вы, я зайду к Инпу завтра, – он галантно поклонился генералу в пояс, заодно пропуская его вперед себя.

И процессия сдвинулась. Она из кошек, облаченная в пестрый наряд гейши, мило улыбнулась черными губами генералу, похлопала янтарными глазами в обрамлении алых теней и ловко пристроилась у локтя, провожая в город. Точно такая же кошка совершенно незаметно оказалась по правую руку от Хоорса и, потупив взгляд, ненавязчиво коснулась локтя. Кивнув, ангел позволил ей взяться удобнее и увести в шумный город. Жоккару последовал за ними, замыкая процессию.

Все волки, как один, стояли навытяжку, отдавая честь генералу. А Хоорс блаженно улыбался. За чем бы ни прибыл Лион, он это выяснит! И, быть может, ему удастся вывести предателя на чистую воду. В том, что генерал предал императрицу, у него не было сомнений. Один, без свиты ангелов, не предупредив волков. Он точно что-то задумал. И наверняка позаботился о прикрытии так, что не подкопаешься. Эту загадку стоит разгадать как можно скорее. Или же ход конем будет вернее и надежнее?

#25. Когда будешь в высшей степени счастлив, будешь сильнее всего бояться

Немало нагрешил я на своем пути,

Но все же светится надежда впереди:

Ты обещал помочь, когда мне будет плохо.

Мне нынче плохо так, что худшего не жди.

Химари бодро забиралась по отвесному склону, тигр плелся позади, но и не отставал. Где-то вверху маячили кошачьи домики с резными изогнутыми крышами.

Люция и Ева, должно быть, были уже в городе, и, что вполне вероятно, сейчас изумленно шатались по улочкам, разряженным к празднику. Осенний фестиваль, о котором кошка услышала краем уха, перестал быть даром пришедшей Зиме. И то, не было больше жертв, на разрушенных алтарях теперь выстроили кабаки да таверны, а сами шисаи нынче прислуживали пирующим, а не вселяли благоговейный ужас. Химари там было не место. Даже если бы ее не узнали, то определенно всыпали бы плетей хотя бы за то, что служанка отбилась от чьих-то рук. Устраивать побоище было чревато, в городе собрались волки со всего округа, набившись в городишко, как в муравейник. Но в этом был существенный плюс – Люция с паучихой могли слиться с толпой, сойти хоть за циркачей, мало ли кого принесло на фестиваль.

Химари планировала попасть в город с окраины, где жили слуги волчьих стай. Даже дрожь брала, насколько мерзким и неестественным это казалось, ведь когда-то волки и кошки были равны, и бойня отряд на отряд была лишь фестивальным развлечением и способом умерить конфликт. Это злило невыносимо, но Химари не готова была снова вставать за свой народ, слишком старой и слишком усталой она казалась самой себе. Пусть лучше новое поколение вершит революции, но никак не она.

Химари осеклась, споткнувшись о деревянную игрушку. Наклонившись, подняла с земли разбитую неваляшку в виде кошки, осталась только голова с погрызенными ушами, верхние лапы и спинка. Что-то екнуло в груди, и меланхолию с тоской смело и разбило вдребезги. Сердце заколотилось бешено, отдаваясь глухими ударами в ушах и висках, во рту пересохло. Неваляшка определенно принадлежала ее дочери, кошка даже помнила, как ругала ту за глубокие борозды от когтей на спинке игрушки. Задрав голову, Химари всмотрелась в виднеющийся наверху дом с серой крышей. Он определенно принадлежал когда-то ей. Кошку разрывало от желания бежать прочь и снова войти в свой сад, навестить место, навсегда обрекшее на одиночество. Прижав неваляшку к груди, она уверенно зашагала по склону.

Остановилась почти у самого верха и взглянула на сияющий город в стороне. Как жаль, что она не сожгла его дотла.

Обернувшись, Химари сделала шаг и по колено провалилась в высохший ручей, двадцать лет назад он еще тек вниз по склону. Фыркнув, кошка выбралась и поспешила наверх, но стоило ей только коснуться рукой края обрыва, как на нее навалилась невыносимая тяжесть. Она прекрасно понимала, что ждет наверху, ведь она так и не вернулась сюда после той ночи, так и не взглянула на свой дом ни разу за двадцать с лишним лет.

Тигр боднул в локоть и, схватив зубами за наручи, увлек за собой, насильно затащив наверх. Поднявшись, Химари огляделась. Все сильно изменилось за два десятилетия. Теперь ее дом был на самом краю, а все остальные кошачьи жилища держались от него подальше, как от проклятого. Все пришло в запустение. Все, что могло упасть – упало, что могло сгнить – сгнило. Все рассыпалось, покосилось, рухнуло. Дом все еще стоял, хоть и дрожал и выл от каждого ветра, от сада же теперь не осталось даже видимости, он зарос и больше походил на густой лес; калитка скрипела где-то вдалеке, ее даже не было видно из-за кустов.

Тигр, шумно обнюхивая землю, направился прямиком к порогу. Сжав неваляшку покрепче, Химари, едва дыша, пошла за ним.

Трава под ногами доходила до колена, цеплялась крапивой за полы кимоно, приминалась от каждого кошкиного шага. В кустах сверчало, а где-то вдалеке гудел пирующий город.

Раньше Химари верила, что все будет хорошо. Что в этом мире для нее обязательно найдется свой райский уголок, свой кусочек счастья. Всем сердцем верила! А все пошло наоборот. Ну почему разбивалось абсолютно все, чего она касалась? Почему оно рушилось? Почему от убеждений оставались одни лишь осколки? Почему эта жизнь постоянно, раз за разом, хотела ее сломать? Может, ей это удалось. Химари казалось, что она проиграла. Она вдруг так отчетливо осознала твое поражение, что захотела взвыть раненым зверем. Все-все она потеряла. Все разрушила. Все уничтожила. Империя не пошла бы крахом, будь она рядом с отцом на войне. Ясинэ была бы жива и не дала бы ангелам сесть на трон, не убей она ее. Сейрен прожила бы дольше, решись Химари прийти ей на выручку вовремя. И дети были бы с ней, вернись она тогда, двадцать лет назад, хотя бы на полчаса раньше, хотя бы на четверть часа. До чего же было горько и обидно. От злобы на саму себя Химари швырнула обломанную игрушку в ступени, разбив ее окончательно. До крови прикусила губу от невыносимой боли и бросилась в дом.

Распахнула деревянные двери и свернула по коридору. Ее несло по хлипким половицам в самую дальнюю комнату с видом на городские огни. Она ворвалась в нее, утирая кровь с губ, с силой открыла высокий шкаф. Рука сама потянулась за темным шелковым кимоно на вешалке. Сглотнув подступивший к горлу мерзкий ком, Химари вытащила его и, встряхнув, накинула на плечи. Укуталась в него, словно промерзла до костей, вжалась, запахивая ткань в несколько оборотов. Оно все еще терпко пахло горьким шоколадом.

С дрожащими губами оглядела комнату, любимая спальня была такой чужой и родной одновременно. Круглое окно почти на всю стену, из которого так приятно было смотреть на город и горы вдали, дрожало от натиска ветра. Просторная пышная кровать, на которой было так здорово валяться и ни о чем не думать, покрылась толстым слоем бархатной серой пыли. Шкаф затянуло паутиной. Посильнее укутавшись в кимоно, Химари вышла из спальни и через весь коридор медленно побрела в сад, волоча за собой слишком длинное мужнино кимоно.

Тигр лежал у порога, лапой лениво покачивая уцелевшую голову сломанной неваляшки. Он только глянул на вышедшую кошку и снова вернулся к своему скучному развлечению.

Химари, сжав в ладонях ворох шелковой ткани, упивалась ароматом горького шоколада. Пусть Хайме не было с ней, но этот запах успокаивал, придавал сил и был путеводной нитью между ее жизнью и его смертью. Глубоко вздохнув, она пошла по каменной тропинке, почти полностью утонувшей в траве, к своему заветному месту, самому сокровенному, полному воспоминаний и глупостей.

За садом, превратившимся в густые заросли, было маленькое озерцо, когда-то полное воды. Теперь же оно опустело, а два скелета рыб были засыпаны землей и обломками развалившегося мостика. Обойдя его, Химари вышла на поляну, где у самого края обрыва росла могучая старая яблоня. Когда-то муж посадил ее из священного семечка, пообещав беречь Химари, как ее. С самой большой ветки спускалась качель – три дощечки, скрепленные вместе и подвязанные толстой веревкой. Кошка подошла к дереву и, обняв огромный ствол, припала всем телом. Обернулась, глядя на наливающийся закат. И даже усмехнулась, кутаясь в шелковое кимоно. Все будто по-старому, закрой глаза и поверь, что ничего этого не было, что только вчера был семейный ужин, все были живы, счастливы. Улыбнувшись, кошка присела на край качели и оттолкнулась в пустоту. Веревки заскрипели, но выдержали.

Химари помнила, как Хайме качал ее здесь такими же осенними вечерами. Она делала вид, что ей все равно, что ей наплевать на его старания, хотя ей безумно нравился свистящий в ушах ветер. Хайме подхватывал ее, невесомую, и поднимал в воздух, усмехаясь. Он твердил «Я знаю, что тебе нравится». И она сдавалась, заливаясь смехом.

Кошка помнила, как он бесшумно подкрадывался к ней, когда она сидела на самом краю, наваливался сверху, а она возмущенно пищала и грозилась порвать его в клочья. Хайме никогда не слушал угроз, позволяя себе щекотать ее и трепать прически, которые она делала несколько часов.

Он забирался на яблоню и дразнил ее оттуда – «Что ты за кошка?! Лазить по деревьям не умеешь!». И она шипела, нервно снимая пять слоев одежды и забиралась к нему в одних штанах, кидалась душить с криками «Облезни! Чтоб ты грохнулся!». А он накрывал ее сверху своим кимоно и крепко обнимал, не давая брыкаться.

Сколько же терпения и прощения было в нем, что он выносил ее несколько веков, и все так же любил, все так же баловал и заботился.

Хайме срывал самые красивые яблоки и дразнил ее, поднимая их выше головы. И она прыгала возле него, едва доставая до плеча. Он думал, что злит ее. Но Химари знала, что один удар, и это яблоко она будет грызть, сидя на его спине и не давая даже пошевелиться. Но все равно продолжала прыгать, возмущенно мявкая и повторяя «Отдай! Отдай!».

Химари с силой стиснула собственные плечи, вдохнув запах горького шоколада. Хайме больше не было. Никто больше не обнимал и не целовал. Она никому и никогда не была нужна так, как ему. Сейчас она это понимала. Вот только теперь, когда она так нуждалась в нем, в его любви, в его тепле, его не было рядом. И никогда не будет. Больше никто не укроет ее плечи и не станет дразнить яблоками. Больше никто ее так не полюбит. И больше никого на свете она не сможет любить так же, как его.

С самой верхушки могучей яблони сорвалось спелое яблоко. С шорохом листьев промахнуло мимо ветки с качелями и упало кошке в ладони. Химари провернула его в руке, любуясь, как отливает лиловым бок зрелого яблока в слабых лучах уходящего солнца. Наливное, пунцово-алое, твердое. Кошка улыбнулась теплым воспоминаниям и откусила кусочек. Ей казалось, что с того света муж преподнес ей лакомый подарок.

Но пора было идти и, ловко соскользнув с качели, Химари направилась обратно к дому.

Напротив самого входа полулежал, облокотившись на старое дерево, обглоданный временем и насекомыми скелет. Ржавый клинок торчал меж сломанных ребер, навсегда пригвоздив к земле. Черепушка держалась лишь на высохших связках, одежда, изъеденная молью, висела грязными выцветшими тряпками. Истинная неумолимая мощь природы – даже трава проросла сквозь тело, почти полностью скрыв в своих зеленых объятьях. Не будь меча, и никто бы не заметил труп. Химари шагнула было, но, споткнувшись, остановилась. Под ногами в траве и мхе угадывались кости от осыпавшихся крыльев. И даже вышитый императорский герб на форме скелета вторил все то же – мертвый ангел в кошкином саду пролежал больше двадцати лет. Глубоко вздохнув, Химари коснулась пальцами навершия меча в виде кошачьей головы. Самый любимый клинок ее дочери, драгоценный подарок на первое воскрешение, теперь был просто ржавой железкой. И до того это стягивало грудь изнутри, что не было сил даже плакать. Они убили ее! Убили! Убили! Они забрали прекрасную Тору, и даже в уцелевших архивах о ней не было ни слова. Ни о ком из них. Ни о дочери, ни о сыновьях, ни о муже. Сколько ни билась Химари, она не нашла ничего. И никого, кто бы мог знать. Словно их никогда и не существовало. Словно целых столетий просто не было.

Вот только ржавый меч торчал из земли, всем своим существом доказывая, что было. Там же, в траве, лежало и другое оружие, навеки потерявшее своих хозяев. Драгоценные, самые любимые, дети были просто мертвы. И даже не здесь, а где-то так далеко, что не достать, не узнать, и даже не похоронить.

Может, Химари и смогла успокоиться, качаясь над пустотой обрыва, но вид меча Торы вернул ее в тот день.

Она опоздала. Возвращаясь с идеально выполненного задания, услышала лишь рык сына, Райги, бросилась со всех ног через деревню, так предательски зашторившую окна. Сломала калитку, помяла кусты, кинувшись зверем сквозь них. Но когда оказалась на поляне у дома, Райги не было. Вся трава была усыпана его стрелами, деревья были изранены, и разбиты окна. Но сына не оказалось. И больше никто не кричал.

Аромат пролитой крови бил в нос, вымещая все другие запахи. Алая лужа на ступенях пахла дочерью Торой. На сломанных перилах висело ее порванное кимоно, залитое кровью. От ступеней по траве вели следы, а под деревом, пригвожденный клинком, полулежал ангел. Химари бросилась за дом. И вместо вороха стрел увидела лишь поле окровавленных и сломанных копий. Каждое из которых принадлежало второму сыну, Тайгону. Но и его не было тоже. Только еще один крылатый труп ждал кошку. Стойкий запах смешанной крови мерзко ударил в нос. Химари различала и кровь Торы, и Райги, и Тайгона, и Хайме. Катан мужа на земле не оказалось, но его присутствие было заметно и без того. Еще двоих ангелов кошка нашла в лесу, с переломанными крыльями и вспоротыми животами.

Она метнулась назад, жадно впитывая каждый звук, каждый шорох. Скрипнула дверь дома с парадной стороны, и кошка ринулась туда. Но когда она оказалась по ту сторону дома, было поздно. Крылатый взмыл в воздух с тяжелой ношей. В ворохе шелковых кимоно, который он мешком держал в руках, кто-то был.

В считанные секунды Химари вернула себе человеческую форму, вырвала из земли копье сына и с силой метнула в ангела. И промахнулась. Он взмыл в лучах заката и исчез в облаках. Кошка не знала, унес ли ангел ее дочь или кого-то из сыновей, или поверженного мужа. Но она осталась одна посреди зелено-алого сада с четырьмя крылатыми трупами.

Металась, кричала, звала своих детей. Но сад был тих. Ни следов у обрыва, ни капли крови за пределами сада. Ничего. Никого. В доме – пусто, кухня была напрочь разгромлена, деревянная мебель раскромсана, шкаф дочери перевернут вверх дном, коридор залит кровью, и не разберешь, чьей.

Она вернулась к ангелу, убитому Торой, ногой расправила нашивку на его груди. Личное подразделение императора, элитный отряд. Сердце рухнуло в пятки. Ее разум, наконец, смог осознать, что она потеряла семью. Столько крови, а земля еще чавкала от нее под ногами, не могло принадлежать живым людям. Они мертвы. Если не умерли от потери крови, то их забрали и так же, по небу, унесли в никуда.

Химари, как кукла, на немых ногах доволокла свое едва живое тело до угла дома. Ветер трепал валявшееся на земле кимоно. Как всегда, темно-фиолетовое, без узоров и рисунка. Она сгребла его в охапку, и медленно понесла в дом.

В голове зияла пустота. Ни мыслей. Ни чувств. Боль вытеснила все и исчезла сама. Кошка, медленно волоча ноги, поднялась по ступеням и вернулась в дом. В голове билась безумная мысль – нужно повесить кимоно Хайме, зачем он вещи разбрасывает? Нужно вернуть наряды Торы в шкаф, и то кимоно со ступеней постирать, что за безалаберная лигрица. И пусть мальчики уберут свои игрушки, опять устроили бардак в саду. Она замерла перед огромным зеркалом в конце коридора. Оно треснуло еще во время нападения и почти на треть высыпалось на пол. Но с него на Химари смотрела другая львица. Страшно распатланная, с размазанной по лицу косметикой, в криво висящем на плечах кимоно. Сильно прижимала к груди ворох лилового шелка, пачкая свой серый наряд кровью. Она была в ней с головы до ног. Белые лапы вымазаны по щиколотку, и ни клочка чистого меха. Руки в крови, лицо в потеках. Нет, то была какая-то другая кошка, не Химари. По щекам той текли слезы, но ведь их не было, Химари не чувствовала их. Провела рукой по щекам и поднесла к губам. Мокрая ладонь дурно пахла кровью Хайме. Пустота в душе заныла, разум забился в застенках отчаяния, его голос слабел, пока не стих вовсе.

Химари выронила кимоно. Невыносимо хотелось заполнить зияющую дыру внутри. Все вторило внутри нее – «Ангелы убили детей, мужа. Они убили их. Убили…».