Текст книги "Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ)"

Автор книги: Арина Лунная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 33

Джонатан

Она смотрит на меня, и в ее глазах та самая сталь, что заставила меня влюбиться в нее тогда, на балах, когда все остальные девушки лишь робко опускали взоры. Та самая сталь, что не сломалась, когда я своими же руками попытался ее уничтожить.

«Больница. Мы должны вернуться. Немедленно».

Эти слова падают в тишину комнаты, как приговор. И как надежда. Возвращение. Туда, где она стала сильной без меня. Туда, где я был изгнанником у ее порога. Но это ее территория. Ее крепость. И если она готова пустить меня туда не как незваного гостя, а как… союзника? Это уже что-то.

Я медленно поднимаюсь с колен. Колено похрустывает от долгого неподвижного сидения.

– Хорошо, – говорю я, и мой голос звучит ровнее, чем я чувствую. – Как только лекарь разрешит тебе встать, мы вернемся.

Она кивает, и тень усталости снова ложится на ее лицо. Боль и магическое истощение берут свое. Я вижу, как ее веки тяжелеют. Вижу, как тяжело ей справляться с этими травами, которые не позволяют ей быть собой. Чувствовать свою магию, но не в силах что либо сделать.

– Отдыхай, – тихо говорю я. – Я распоряжусь насчет отъезда.

Выхожу из комнаты, оставляя ее в покое, а сам прижимаюсь спиной к холодной каменной стене в коридоре. Руки до сих пор слегка дрожат. От ярости. От страха. От этого внезапного, хрупкого, как первый лед, ощущения, что что-то сдвинулось с мертвой точки.

И я бы мог уничтожить ее сестру. Растоптать. Стереть в порошок, но нельзя. Иначе мы не узнаем правду. Иначе все, через что я прошел, будет зря. Поэтому нам нужно найти то, что ей нужно. Первопричину ее поведения. Источник, который сподвиг ее на такую подлость.

Я узнаю у лекаря о ее состоянии и, как только получаю его разрешение на дальнюю дорогу, сразу отдаю приказ. Мы отправляемся через два дня. Два долгих дня.

Все два дня мне с трудом удается заставить ее поесть и выпить воды. Она передвигается по комнате как привидение, но в ее глазах решимость. Уверенность в том, что она справится. Что мы справимся.

Дни сменяют ночи. Время утекает сквозь пальцы, и утром второго дня, как и говорил лекарь, Амелия уже самостоятельно стоит на ногах. Не шатко, как было до этого. А уверенно. Твердо.

– Я готова, – ее голос становится тверже. От болезненной хрипотцы не осталось и следа.

– Значит, в путь.

Мы возвращаемся. Она сидит передо мной в седле, прижавшись спиной к моей груди. Я обнимаю ее одной рукой, чтобы она не упала, и чувствую каждое ее дыхание, каждый стук ее сердца через тонкую ткань плаща. Она не отстраняется. Она просто молчит, упрямо глядя на убегающую дорогу.

Мы подъезжаем к больнице, и меня снова, как и в первый раз, охватывает странное чувство. Эти почерневшие стены, эти разбитые окна… они словно смотрят на меня. И на этот раз взгляд не враждебный. Скорее оценивающий.

Я помогаю Амелии слезть с коня. Ее ноги внезапно подкашиваются, и она на мгновение хватается за мое предплечье, чтобы удержать равновесие. Ее пальцы горячие даже через рукав.

– Спасибо, – бормочет она, тут же отпуская меня, а я чувствую глупое сожаление, что все так быстро закончилось.

Она делает шаг к распахнутой двери, и больница, кажется, вздыхает ей навстречу. Словно она ждала ее возвращения, так как ждут желанного гостя. Я делаю шаг за порог, и теперь больница не кажется мне чем-то темным. Воздух внутри пахнет по-другому. Не просто плесенью и пылью, а травами, дымом и… жизнью.

– Госпожа! – из полумрака коридора выплывает тень, которая постепенно обретает очертания женщины в переднике. Марфа. Ее призрачные руки хватаются за края фартука. – Вы вернулись! Мы так волновались!

За ней, фыркая, выходит кот. Его единственный глаз сверлит меня неодобрительным взглядом.

– Притащил ее обратно, я смотрю, – ворчит он. – И в каком виде? Я же говорил, что твоя драконья защита не стоит выеденного яйца.

Я игнорирую его, следуя за Амелией, которая, кажется, на глазах наливается силами, просто находясь в этих стенах. Она идет по коридору, ее пальцы скользят по шершавой штукатурке, словно здороваясь со старым другом.

– Альберт? – зовет она.

Прозрачный доктор материализуется прямо из стены, поправляя пенсне.

– Амелия, дитя мое! – его взгляд скользит по ее бледному лицу, и его бестелесные черты искажаются беспокойством. – Что случилось? Мы чувствовали… потрясение. Боль.

Я смотрю на него и понимаю, что если бы не его призрачные очертания, то, скорее всего, он бы обнял ее. Прижал к себе.

– Все в порядке, Альберт, – говорит она, и в ее голосе слышна усталая улыбка. – Теперь все в порядке. Мне нужна книга. И доступ в подвал.

Она не смотрит на меня, объясняя им, что произошло. О похищении. О моем вмешательстве. О том, что я здесь не как захватчик, а как… проситель.

Кот фыркает.

– Зелье воспоминаний? Опасная штука. Может мозги вспять вывернуть, если неправильно сварено будет.

– Я помогу, – парит Альберт. – Я кое-что понимаю в алхимии. Вернее, понимал, когда был… более осязаем. Если, конечно же, наш Джонатан готов рискнуть своей жизнью ради этой правды, – его тяжелый взгляд впивается в меня словно клешнями.

– Если бы я не был готов, то не оказался бы здесь, – решительно заключаю я, прекрасно понимая последствия своего решения.

Глава 34

Джонатан

Мы спускаемся в подвал. Воздух здесь густой, пахнет землей, кореньями и старой магией. Амелия подходит к тому самому столу, где лежит массивный фолиант. Она кладет на него ладони, и книга, как живая, сама открывается с тихим шелестом. Страницы перелистываются, пока не останавливаются на схеме, испещренной странными символами и рисунками растений.

– Истинный взор, – читает она вслух. – Позволяет увидеть память испившего, как она есть, без прикрас и искажений.

Она изучает рецепт, ее брови сдвигаются. На лбу залегает глубокая морщина. Я вижу, как ее взгляд выхватывает названия ингредиентов: «Слеза лунной росы, собранная в полнолуние… корень мандрагоры, выкопанный на рассвете…»

– Часть этого есть в аптеке, – бормочет она. – Но пепел… и три капли крови того, кто ищет правду.

Она поднимает на меня взгляд. И в ее глазах я снова вижу ту самую неуверенность, что была в поместье. Она боится. Боится ошибиться. Боится навредить.

– Я не уверена, что это безопасно, – говорит она тихо. – Я никогда не делала ничего подобного. Если что-то пойдет не так…

Она не договаривает, но я слышу продолжение: «Я никогда себе этого не прощу».

Вся моя решимость, все мои сомнения куда-то улетучиваются. Остается только ясность. Хрустальная, ледяная ясность.

Я делаю шаг вперед, к столу. Смотрю не на книгу, а на нее. На ее испуганные, огромные глаза.

– Амелия, – говорю я, и мой голос звучит на удивление спокойно. – Ты справишься.

Она кивает, затем медленно берет с полки небольшую каменную ступку. Ее руки дрожат. Она начинает измельчать коренья, смешивать жидкости, ее движения неуверенны, но точны. Она шепчет слова из книги, и воздух вокруг ее пальцев начинает слабо мерцать.

Наконец, она добавляет три капли своей крови из крошечного пореза на пальце. Альберт указывает мне на одну из склянок. Пепел. Я протягиваю его Амелии. Она осторожно всыпает его в чашу. Жидкость вспыхивает бледно-серебристым светом и затихает, превращаясь в мутноватую, мерцающую субстанцию.

Она держит ступку в руках, глядя на нее, как на змею.

– Я не знаю, что будет, – шепчет она. – Я не могу гарантировать…

Я не даю ей договорить. Я протягиваю руку и забираю ступку из ее дрожащих пальцев. Наши пальцы соприкасаются на мгновение. Ее кожа горячая, а моя холодная.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными ужаса и непонимания.

– Джонатан…

– Я верю тебе, – говорю я, глядя прямо в ее глаза. Я поднимаю ступку к губам. Горьковатый запах бьет в нос. – Всегда верил. Даже когда сам был недостоин этой веры. И если это зелье убьет меня, то я буду рад, что его сделала именно ты. Потому что, в любом случае, я заслужил этого. Я стал причиной всех твоих бед, и только мне нести за это ответственность.

И прежде чем страх или разум успевают остановить меня, я запрокидываю голову и выпиваю зелье до дна.

Оно обжигает горло, горькое, как полынь, и сладковатое, как испорченный мед. Мир на мгновение уплывает, пол вращается под ногами. Я чувствую, как падаю на колени, слышу ее испуганный вскрик, но он доносится будто сквозь толщу воды.

А потом… тьма. И в ней вспыхивают огни.

Я вхожу в комнату Эммы. Воздух густой, сладкий, приторный. Слишком сладкий.

«Я хочу показать тебе подарок для Амелии», – говорит она, но ее голос звучит отдаленно, как из-под земли.

В голове туман. Я делаю шаг, и пол уходит из-под ног. Нет, он остается на месте, это мои ноги не слушаются. Я пытаюсь сфокусироваться на Эмме, но ее лицо расплывается.

«Джонатан? С тобой все в порядке?» – ее рука касается моего плеча, и от этого прикосновения меня воротит. Я пытаюсь оттолкнуть ее, отшатнуться, но мое тело тяжелое, как свинец.

«Прочь…» – хриплю я.

Темнота накатывает волной. Я не могу пошевелиться, но я слышу ее. Она что-то бурчит себе под нос. Отдает кому-то приказы, чтобы меня уложили на кровать. Потом тишина. Ее запах где-то рядом. От него тошнит, но я не могу пошевелиться, и ее голос…

«Я же говорила тебе, что однажды сделаю так, что отниму тебя у нее. Я выполнила свое обещание, Джонатан. И я больше, чем уверена, что на утро тебе не понравится устроенный мной спектакль. А пока спи. Тебе очень идет, когда ты молчишь. Завтра утром ты проснешься и будешь винить себя в том чего не было, но ты никогда не узнаешь правду. Никогда. Слышишь меня?»

Я очнулся. Резкий солнечный свет режет глаза. Я лежу в кровати. Не в своей. Голова раскалывается. Я поворачиваю голову и вижу ее. Эмму. Она спит рядом. Притворно, я это чувствую кожей. На моей шее следы, которых я не оставлял. Волна тошноты, стыда, ярости подкатывает к горлу. Я не помню, что было. Но я помню, как зашел. И я помню, что ничего… ничего не хотел. Предатель. Я предал ее. Амелию. Самое чистое, что было в моей жизни. И теперь я должен… я должен…

Видение обрывается. Я лежу на холодном каменном полу подвала, тяжело дыша. Голова гудит, но это ясная, чистая боль. Я смотрю вверх. Надо мной склонились три лица: Амелия, бледная, как полотно, с глазами, полными слез. Альберт с серьезным, понимающим выражением. И даже кот смотрит без привычной насмешки.

Я медленно сажусь. Голова кружится, но внутри пустота. Пустота, из которой ушла гниющая, отравляющая все ложь.

Я поднимаю на Амелию взгляд. Она смотрит на меня, и по ее щеке скатывается слеза.

– Ты… ты ничего… – она не может договорить.

– Я ничего не сделал, – мой голос хриплый, но твердый. – Я вошел. Потерял сознание. И до сегодняшнего дня я больше ничего не помнил, но сейчас воспоминания вернулись. Твое зелье пробудило мою память. Я вспомнил ее голос. Ее слова. Она все подстроила. Специально. Между нами ничего не было. Никакой страсти. Никакой… близости.

Она закрывает лицо руками, и ее плечи начинают дрожать. Не от рыданий. От сдерживаемых, долго копившихся эмоций. От облегчения.

Я хочу прикоснуться к ней, обнять, но не решаюсь. Я просто сижу на полу, чувствуя, как камень холодит мои ноги, и смотрю на нее. И впервые за долгие недели в мою душу пробивается крошечный, хрупкий росток надежды.

И в этот самый момент, когда тишину нарушает только ее прерывистое дыхание, из темноты лестницы доносится медленный, ироничный хлопок в ладоши.

Мы поворачиваемся.

На ступенях, прислонившись к косяку, стоит Серафим. Бледный, все еще немного осунувшийся после ранения, но с той же самой ядовитой, всепонимающей улыбкой на губах.

– Браво! По всей видимости, я вовремя, – говорит он, и его голос звеняще ясен в подвальной тишине. – Какая трогательная сцена воссоединения. Наконец-то у моего брата мозги прочистились! Или зелье окончательно их выварило?

Глава 35

Джонатан

Тишина в подвале после его слов становится гулкой, звенящей. Она давит на уши, как перед грозой. Я медленно поднимаюсь с пола, все еще чувствуя слабость в ногах от зелья, но теперь уже не физическую. Внутри выжженная пустота, из которой медленно поднимается холодная, целенаправленная ярость. Она не слепая, как прежде. Она острая, как отточенный клинок. И направлена она на него. На моего брата.

Серафим стоит на нижней ступени, его поза расслаблена, но в глазах привычная насмешка, смешанная с чем-то еще. С усталостью? С облегчением? Сейчас мне плевать.

– Ты… – мой голос, как низкое рычание. Я делаю шаг к нему, и воздух вокруг меня начинает вибрировать от сдерживаемой силы. Призраки отплывают назад. Амелия замирает, ее глаза широко раскрыты. – Ты знал. Все это время ты знал.

Он не отступает. Его улыбка становится лишь чуть более вымученной.

– Знал что, братец? Что твою возлюбленную дурачили, как щенка? Что тебя самого подставили, как последнего простака? Да, – он кивает, и в его взгляде проскальзывает что-то похожее на жалость, что злит меня еще сильнее. – Я знал. Вернее, догадывался. Но у меня не было доказательств. Только подозрения.

– И поэтому ты решил поиграть в свои игры? – яростно выбрасываю я. – Пугать ее? Манипулировать? Говорить, что я хочу отнять ее силу? Ради чего, Серафим? Ради того, чтобы посмотреть, как мы будем страдать?

– Ради того, чтобы выжить! – его голос внезапно теряет всю иронию и обретает стальную остроту. Он выпрямляется, и его бледное лицо становится серьезным, почти жестоким. – Чтобы выжили вы оба. И чтобы выжил наш род.

Он смотрит на Амелию.

– Твоя сила, Амелия – это не просто милая игрушка. Это ключ. Ключ, который десятилетиями ждал своего часа.

Я замираю. Ярость все еще клокочет во мне, но теперь ее разбавляет ледяная струя любопытства. «Ключ».

– Что ты имеешь в виду? – тихо спрашивает Амелия. Ее голос дрожит, но в нем нет страха. Есть вызов.

Серафим переводит взгляд на меня.

– Ты ведь слышал легенды? О «Сердце Пламени».

Во рту пересыхает. Детская сказка. Миф, который нам рассказывали няни. О сердце древнего дракона, превращенное в артефакт невероятной силы. Силы, способной возвеличить или уничтожить целый род.

– Это сказки, – говорю я, но уже без прежней уверенности.

– Нет, – Серафим качает головой. – Это история. Наша с тобой история, Джонатан. Артефакт был разделен на две части много веков назад, после Великого Раскола. Одну половину хранил наш род, Ривалей. Другую… – его взгляд снова обращается к Амелии, – род Лаврейн. Род целителей и хранителей огня.

Амелия замирает, ее рука инстинктивно тянется к горлу.

– Бабушка… – шепчет она.

– Именно, – кивает Серафим. – Твоя бабушка была последней полноправной хранительницей. Она знала, что в вашем роду появилась… гниль. Скверная. Темная жилка, жаждущая силы. Она заподозрила, что кто-то из ее потомков может попытаться объединить артефакт не для созидания, а для разрушения. И она спрятала свою половину. Здесь, – он обводит рукой подвал. – И наложила чары. Чары, которые могла снять только истинная наследница ее крови, чья магия пробудилась бы в полную силу.

Теперь все кусочки начинают складываться в ужасающую картину.

– Эмма, – беззвучно выдыхаю я.

– Она та самая гниль, – холодно подтверждает Серафим. – Она знала семейную легенду. Она жаждала этой силы. И она понимала, что пока Амелия жива и ее магия дремлет, артефакт недосягаем. Смерть Амелии – это один из путей, чтобы достичь этой цели. Добровольный отказ от наследия… второй, маловероятный. Но есть и еще кое-что…

– Брак с драконом, – шепчу я. – Согласно легендам, если связать себя с драконом семейными узами, то связь станет еще сильнее.

– Верно подмечено, братец. Поэтому она действовала. Она пыталась разрушить свадьбу, и ей это удалось. Она хотела уничтожить Амелию морально, выставив тебя чудовищем. И почти смогла. Рассчитывала, что сломленная горем и предательством сестра либо умрет сама, либо отречется от всего. А потом… она нашла бы способ забрать силу.

Я смотрю на Амелию. Она стоит, обняв себя за плечи. Ее лицо стало совершенно бесстрастным, маской, скрывающей бурю. Но я вижу, как напряжены ее пальцы, впивающиеся в ее же руки.

– А ты? – обращаюсь я к брату. – Где был ты во всем этом? Почему не пришел ко мне?

– И что бы я тебе сказал? – в его голосе снова звучит яд. – «Дорогой брат, я подозреваю, что твоя невеста-полукровка и хранительница древнего артефакта, а ее сестра злобная интриганка, жаждущая власти?» Ты бы меня высмеял. Или, что еще более вероятно, ты, ослепленный своей виной и жалостью, попытался бы «защитить» их обеих и лишь все испортил. Ты был нестабилен, Джонатан. После той ночи особенно.

Его слова бьют точно в цель. Он прав. Я был слеп. Я был одержим своим позором и болью.

– Мне нужны были доказательства, – продолжает Серафим, и его тон становится почти деловым. – И мне нужна была сильная Амелия. Сильная настолько, чтобы защитить себя и раскрыть тайну больницы. Ее магия спала. Ее нужно было разбудить. Страх… ярость… отчаяние… это лучшие катализаторы для пробуждения силы. Я видел это в старых записях. Я спровоцировал ее. Я сказал ей, что ты хочешь использовать ее силу. Я видел, как ее глаза загорались ненавистью, и как в следующую секунду ее руки вспыхивали светом. Это сработало. Жестоко? Да. Но я не видел иного пути.

Он смотрит прямо на Амелию, и в его взгляде нет ни капли раскаяния. Только холодная уверенность в своей правоте.

– Ты использовал меня, – говорит она тихо. В ее голосе нет обвинения. Есть констатация факта.

– Я дал тебе оружие, – парирует он. – Оружие, чтобы выжить. И чтобы спасти нас всех. Потому что если Эмма получит «Сердце Пламени»… она не остановится на нашем роде. Она сожжет все, до чего сможет дотянуться.

В подвале воцаряется тишина. Я смотрю на призраков. Альберт выглядит серьезным, кивая, словно слышит подтверждение своим давним подозрениям. Кот вылизывает лапу с видом полного безразличия, но его ухо подергивается, выдавая внимание.

Я отвожу взгляд от брата и смотрю на Амелию. На ту, кого я чуть не потерял из-за лжи, в которой был замешан и мой собственный брат. Но теперь эта ложь обрела форму. Стала осязаемым врагом. И у нас появилась цель.

– Хорошо, – говорю я, и мой голос снова обретает твердость правителя. Того, кто принимает решения. – Значит, так. Эмма хочет артефакт, но мы найдем его первыми.

Серафим улыбается. На этот раз в его улыбке нет яда. Есть усталое удовлетворение.

– И, кстати, похищение Амелии… – начинает он, ритмично постукивая по стене. – Я допросил тех, кого ты отправил в темницу и узнал, что за всем этим стоит…

– Эмма, – договариваю за него, и мои кулаки сжимаются.

– Ты уже знаешь?

– А сам как думаешь? Я сразу это понял. У Амелии больше нет врагов, кто хотел бы причинить ей вред.

– И почему же ты тогда сам не стал их допрашивать?

– Я и так знал, кто стоит за этим всем. Так к чему тратить на них свои силы? Пусть остаются в темнице. Им там самое место.

– Наконец-то, братец, ты заговорил как настоящий Риваль. Я так понимаю, что нам пора начать поиски «Сердца Пламени»?

Глава 36

Джонатан

Слова Серафима все еще горят у меня в ушах, когда я выхожу из подвала.

«Сердце Пламени».

Не сказка. Не миф. Холодное, расчетливое оружие в сердцевине этой паутины лжи, что едва не погубила нас всех.

Ярость никуда не делась. Она все так же клокочет у меня в крови, горячая и требовательная. Но теперь она не слепой взрыв. Это сфокусированный поток расплавленного металла, который я направляю в одно русло. В нее.

Я выхожу из подвала и мои шаги твердые настолько, что земля проминается под ногами.

– Джонатан!

– Братец!

Кричат Амелия и Серафим мне вслед, но я уже их не слышу. Я ослеплен лишь одним единственным желанием. Взглянуть в ее глаза. Увидеть то, что не видел ранее. Убедиться, что все это лишь ее грязные игры.

Запрыгиваю на коня и срываюсь с места, оставляя Амелию на Серафима. Он защитит ее. Я это знаю.

Конь несет меня вперед, а я знаю только одно. Я должен услышать правду. Чтобы показать ей, что все кончено. Что я знаю о ее играх. Знаю о том, что она собирается сделать.

Несколько часов с взглядом, устремленным вдаль, и мои шаги гулко отдаются в каменных коридорах ее замка. Стражники у дверей ее покоев уже не ее люди, а мои. Я сменил охрану сразу после того, как Амелия нашла в себе силы рассказать мне о нападении. Они молча отступают, глядя на мое лицо, и распахивают массивные дубовые двери.

Эмма сидит у окна, в кресле с высокой спинкой, и смотрит в сад. Она одетая в простое, но дорогое платье, с идеально уложенными волосами. Картина невинности. Картина лжи.

Она оборачивается на меня, и на ее лице застывает сладкая, подобострастная улыбка. Та самая, что когда-то вызывала у меня уважение, а теперь сворачивает желудок от приступа тошноты.

– Джонатан! – ее голос звучит слишком звонко и радостно. – Я так надеялась, что ты меня навестишь…

Она замолкает, увидев мое лицо. Улыбка медленно сползает с ее губ, сменяясь настороженностью. Она видит. Видит не слепую ярость одураченного, которого можно обвести вокруг пальца, а холодную, беспристрастную расчетливость лорда Риваля.

Я не даю ей опомниться. Не даю возможности начать ее игру.

– «Сердце Пламени», – говорю я ровным, лишенным эмоций тоном. Он режет тишину комнаты, как лезвие.

Она замирает. Глаза чуть расширяются, в них на секунду мелькает неподдельный шок, который она тут же пытается скрыть за маской непонимания.

– О чем ты… Я не знаю…

– Не ври, – перебиваю я ее, делая шаг вперед. Я не кричу. Мой голос тише, чем шелест ее платья, но он заставляет ее вздрогнуть. – Ты ищешь его. Все это время. Свадьба. Подстава. Нападение на Амелию. Все ради этого. Ты хочешь силу, которую не сможешь контролировать.

Она вскакивает с кресла, ее лицо искажается. Притворная слабость испаряется, сменяясь знакомым мне по тому дню в беседке холодным презрением.

– О, она… моя мерзкая сестричка уже успела нашептать тебе свои сказки? – шипит она. – Бедная, сломленная Амелия и ее фантазии о…

– Амелия ничего мне не говорила, – снова перебиваю я и подхожу ближе, заставляя ее отступить к подоконнику. Я смотрю на нее сверху вниз, и в этот момент я не тот, кого она смогла одурачить. Я судья. – Я знаю о разделенном артефакте. Я знаю о роде Лаврейн. Я знаю, что твоя бабушка спрятала его, потому что чувствовала скверну в своей крови. В тебе.

Ее бледное лицо заливается краской. Мой удар попал точно в цель.

– Ты… Ты ничего не понимаешь! – ее голос срывается на визг. – Она всегда была любимицей! Ей все доставалось просто так! Даже бабушка… она прошептала ей что-то перед смертью! Только ей!

Так вот откуда ноги растут. Детская обида. Зависть, которая проросла, как ядовитый плющ, и задушила все остальное.

– И это дает тебе право пытаться убить ее? – мой голос все так же спокоен, но в нем появляется ледяная сталь. – Тени, которые ты послала за ней, похищение. Что еще ты планировала сделать?

– Я не хотела ее убивать! Я хотела, чтобы она исчезла! Чтобы она отказалась от всего этого! – она кричит, и в ее глазах горит настоящая, не наигранная ненависть.

– Но когда это не сработало, ты послала к ней убийц, – констатирую я. – Ты использовала темную магию. Тени, что могут раствориться в ночи. Откуда, Эмма? Откуда у тебя такие ресурсы?

Она замолкает, сжимая губы в тонкую белую полоску. Ее глаза бегают по комнате, ища выход, которого нет.

– Кто твой покровитель? – давлю я, делая еще один шаг. Мы сейчас почти касаемся друг друга. Я чувствую исходящий от нее страх. И злобу. – Кто рассказал тебе, как пробудить «Сердце»? Кто дал тебе этих тварей? Это не твой почерк. Ты паук, плетущий сети в тени. Но для такой охоты нужны зубы и когти. Чьи?

Она отворачивается, глядя в окно.

– Я не скажу тебе.

– Ты скажешь, – мой голос звучит как приговор. – Потому что если не скажешь, я не стану тебя убивать. Это было бы милосердием. Я отправлю тебя в Кремневые рудники. Туда, где никогда не светит солнце. Где ты будешь помнить о своем провале каждый день, с каждым вздохом, наполненным каменной пылью. Ты будешь молить о смерти, но не получишь ее. Потому что я прикажу охране следить за тем, чтобы ты жила. Долго. Мучительно.

Она медленно поворачивает ко мне голову. Ее глаза полны ужаса. Она верит мне. Она знает, что лорды Риваль не бросают слов на ветер.

– Ты не посмеешь… – ее шепот полон отчаяния.

– Я уже все потерял из-за тебя, Эмма, – говорю я тихо. – Мне нечего больше терять. Кроме нее. И ради нее я пойду на все.

Мы смотрим друг на друга. Палач и приговоренная. Воздух вокруг нас трещит от ненависти.

– Он найдет тебя, – внезапно выдыхает она. В ее голосе странная смесь страха и торжества. – Ты не понимаешь, с кем связался. Он… он придет за мной. И за тобой. И за ней.

«Он».

Значит, все-таки кто-то стоит за ней.

– Его имя, – требую я.

Она качает головой, и по ее щеке скатывается слеза. Но это не слеза раскаяния. Это слеза бессильной ярости.

– Нет. Я не скажу. Ты умрешь, не узнав. И твоя драгоценная Амелия умрет вместе с тобой. Он не оставит свидетелей. Никто не сможет встать у него на пути, когда «Сердце» будет его.

Она поворачивается к окну спиной, демонстративно разрывая наш разговор. Ее плечи напряжены, но поза выдает решимость. Она предпочтет рудники предательству этого таинственного «Он».

Я смотрю на ее спину, и холодная ярость внутри меня наконец находит выход. Не в крике. Не в ударе. В решении.

– Как знаешь, – говорю я тихо. – Охрана!

Дверь распахивается, и двое моих стражников входят в комнату.

– Лорд?

– Госпожу Эмму отправить в темницу. Подготовить все для конвоирования. Назначьте двойной караул. Никто не входит, никто не выходит. Никаких посланий. Как все будет готово к конвоированию, сразу отправить ее в Кремневые рудники.

– Слушаюсь, лорд.

Эмма не оборачивается. Она стоит, сжавшись, как пружина, глядя в свое отражение в темном оконном стекле.

Я разворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь. Воздух за моей спиной кажется густым от ее ненависти.

Я не получил имени. Но я получил нечто более важное. Подтверждение. Заговор шире, чем я думал. Враг сильнее. И времени у нас меньше, чем я предполагал.

Нужно возвращаться к Амелии. Нужно найти «Сердце Пламени». Пока не стало слишком поздно.