Текст книги "Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ)"

Автор книги: Арина Лунная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22

Амелия

Солнце слепит глаза, но я стараюсь не щуриться, сосредоточившись на Серафиме. Вернее, на том, что он говорит. Его голос ровный, спокойный, но моё внимание упрямо уплывает туда, на крышу беседки.

Джонатан.

Он там. Высоко. Неуклюже переставляет ноги по скрипучим доскам. Я вижу, как он тянется за черепицей, как молоток выскальзывает из его потных пальцев и с глухим стуком падает вниз. Всё его тело дёргается вперёд, к краю, инстинктивно пытаясь поймать ускользающий инструмент.

Моё собственное сердце замирает на секунду, а ноги сами по себе делают шаг в его сторону, чтобы помочь. Но я останавливаюсь. Сжимаю кулаки.

Он сам виноват. Сам сделал свой выбор. Сам предал меня. Пусть теперь чинит эту проклятую крышу, если ему так уж надо быть полезным.

– Амелия, сосредоточься, – мягко, но при этом не менее настойчиво говорит Серафим.

Я вздрагиваю и возвращаюсь к реальности. Его холодные пальцы касаются моих рук, поправляя их положение. Его прикосновение лёгкое, профессиональное, но почему-то оно заставляет меня напрячься.

– Магия – это не сила, это воля, – объясняет он, и его глаза, такие похожие на глаза Джонатана и такие разные, смотрят на меня с невозмутимым спокойствием. – Ты не толкаешь её. Ты её направляешь. Дыши. Почувствуй её течение. Оно исходит изнутри.

Я закрываю глаза, пытаясь сделать всё, как он говорит. Дышу. Представляю себе тот светящийся поток, что рвётся наружу. Пытаюсь его обуздать, сделать послушным.

– Хорошо, – одобряет он. – А теперь… давай я покажу тебе кое-что интересное.

Он встает за моей спиной. Настолько близко, что я чувствую тепло его тела, слышу его ровное дыхание где-то у самого уха, и мне становится не по себе. Кожа покрывается мурашками. Я откашливаюсь, делая шаг вперёд, но он не отступает.

– Представь, – его голос звучит почти как шепот, – что может случиться с Джонатаном там, наверху. Прямо сейчас.

Мысли, одна страшнее другой, сами заполняют мою голову. Я боюсь, что он поскользнется. Что старая древесина проломится. Что он сорвется с этой высоты и разобьется…

Серафим тихо усмехается, словно прочитал мои мысли. И в следующую же секунду я вижу, как он вытягивает руку вперед, ухмыляется, и нога Джонатана, как по заказу, соскальзывает с края. Он резко заваливается назад. Его руки взметаются вверх, пытаясь ухватиться за пустой воздух.

Я зажмуриваюсь, инстинктивно вытягивая руку вперёд, словно это может ему помочь. Сердце бешено колотится в груди.

– Смотри, Амелия, – шепчет Серафим прямо у моего уха.

Я открываю глаза. И замираю.

Джонатан не упал. Он завис в нескольких десятках сантиметров над землёй в неестественной, почти лежачей позе, словно так и было задумано. Его глаза широко раскрыты от шока, а потом в них вспыхивает ярость. Он поворачивает голову в нашу сторону.

– Может, отпустите? – его голос звеняще-резок, полон унижения и гнева.

– Это не я тебя держу, братец, – Серафим произносит сладко, но его пальцы сжимают моё запястье так, что кости ноют. – А твоя невеста.

– Я не его невеста! – говорю я довольно резко, опуская руку и разжимая пальцы.

Джонатан тут же падает на землю с глухим, тяжелым ударом. Он издаёт сдавленный стон, кувыркаясь в траве.

Я не смотрю на него. Вместо этого я хватаю Серафима за руку выше локтя и чуть ли не тащу за собой в больницу.

– Нам нужно обработать твою рану, – говорю я безразличным тоном, вталкивая его в палату.

– Но она почти…

– Садись.

Он садится на кушетку, и я принимаюсь разбинтовывать. Пальцы дрожат, и я злюсь на себя за это. Я срываю старую повязку… и замираю.

Рана… почти исчезла. На её месте – гладкая, розовая кожа. Лишь едва заметный шрам напоминает о недавней травме.

– Ты выздоровел, – говорю я, и мой голос звучит плоско. – Тут больше ничего не нужно делать. Можешь уходить.

Я отворачиваюсь, чувствуя странную, сосущую грусть под ложечкой. Всё кончено. Если Серафим уйдет, то Джонатану незачем больше здесь оставаться. Им обоим.

– Не забудь забрать Джонатана, – добавляю я, глядя в пыльное окно.

Серафим молчит с минуту, а потом тихо смеётся.

– Сомневаюсь, что он уйдёт.

Я оборачиваюсь, хмурясь.

– Что ты имеешь в виду? Опять скажешь, что ему нужна моя магия?

– Она правда ему нужна, – говорит Серафим, и его лицо становится серьезным. – С ее помощью он может стать сильнее. Но дело не только в этом.

– А в чём? – не унимаюсь я, чувствуя, как внутри всё сжимается от какого-то смутного предчувствия.

Он пожимает плечами, и на его губах снова играет та загадочная, раздражающая улыбка.

– Кто знает… Может, ему просто нужна именно ты.

Глава 23

Амелия

– Амелия, ты уверена, что не поедешь с нами? – Джонатан смотрит на меня своим непоколебимым взглядом.

– Я четко дала понять, что остаюсь, – говорю твердо, стараясь показать свою решимость, но вот сердце отчего-то сегодня взбунтовалось.

– У тебя еще есть время передумать.

– Мое решение окончательное.

– Значит, вот так?

– Именно! – скрещиваю руки на груди.

Три дня. Прошло уже три дня с того момента, как Серафим поправился, но почему-то для меня они показались как один миг.

Солнце клонится к закату. Джонатан и его брат запрыгивают на коней. Такие высокие, молчаливые, почти одинаково неловкие в этой ситуации. Джонатан больше не оборачивается. Он просто садится в седло, отдаёт четкую команду лошади и увозит с собой клубы пыли. Серафим задерживается на мгновение.

Его взгляд скользит по фасаду больницы, по мне, стоящей в дверях, и на его лице мелькает что-то похожее на… сожаление. Но он лишь кивает и поворачивает коня вслед за братом.

Цокот копыт удаляется все дальше, пока не стихает окончательно. И наступает тишина. Такая оглушительная после их присутствия.

Воздух кажется густым и пустым одновременно. Становится страшно тоскливо.

– Ну что, целительница? – раздаётся у меня за спиной бархатный голос. Кот грациозно обтирается о мои ноги. – Остались только мы с тобой. И… призрак-зануда, конечно же.

– Я не зануда! – возмущенное эхо доносится из глубины коридора. – Я интеллектуал и хранитель знаний!

Я игнорирую их обоих, возвращаясь внутрь. Нужно чем-то занять руки. Чем-то привычным. Я беру тряпку и начинаю стирать пыль с подоконника. Но пальцы сами собой вспоминают то странное ощущение – легкое покалывание, поток энергии. Я замираю, разглядывая крупицы пыли. А что, если…

Сосредотачиваюсь. Вспоминаю все, чему учил меня Серафим в эти дни и представляю, как воздух передо мной колеблется, сметая серые хлопья. Сначала ничего не происходит. А потом – лёгкое движение, едва заметная дрожь. И пыль медленно, лениво сползает с поверхности, обнажая тёмное дерево. У меня получается. Без тряпки, без воды. С помощью одной только… магии.

Это так странно. И так интересно. Я пробую еще раз. Заставляю воду в ведре замерзнуть, чтобы сделать лед для погреба. Пытаюсь зажечь свечу взглядом. Получается не сразу, не всегда. Но это отвлекает. Заставляет чувствовать себя менее одинокой.

Вечером, когда я уже почти привыкаю к тишине, дверь скрипит. На пороге возникает мужчина. Он одет довольно бедно, лицо испуганное.

– Помогите, – хрипит он. – У меня… болит.

Он не выглядит раненым. На нем ни крови, ни синяков. Но он держится за бок, и его лицо покрыто испариной.

– Проходите, – говорю я, пропуская его внутрь. – Альберт, приготовь палату!

– Он меня не видит, – жужжит над ухом невидимый доктор. – А это довольно странно. Серафим и Джонатан видели. А этот… нет.

– С кем вы говорите? – осторожно спрашивает мужчина, испуганно озираясь по сторонам.

– Говорю же, что он меня не видит! Может, у него ничего не болит? Вдруг это обычный бродяга?

– Или и того хуже, – добавляет кот. – Грабитель?

Бросаю на них предостерегающий взгляд. Будто у нас есть что брать. То же мне!

– Не смотри так. Не нравится он мне.

– Амелия, я не думал, что когда-то это скажу, но кот прав. А если он разбойник?

– Или он просто не видит призраков, – говорю так тихо, что сомневаюсь, услышат ли меня Альберт с котом, но вижу, что услышали. Альберт закатывает глаза, а кот фыркает своей привычной манере.

Я отмахиваюсь от них и усаживаю пациента на кушетку. Он стонет, описывает боли – то здесь кольнет, то там ноет. Но когда я пытаюсь осмотреть его, то не нахожу ничего. Ни опухоли, ни воспаления. Всё как будто бы и вправду в порядке.

В голову приходит мысль. Книга. Та самая, странная. Может, она подскажет?

Я приношу ее, кладу на стол. Все как и делала с Серафимом, но она не открывается. Никак. Я пытаюсь открыть ее с помощью силы, но страницы словно срослись. В отчаянии я тыкаю палец иголкой, капаю на переплёт каплю крови, но и сейчас абсолютно ничего не происходит. Книга молчит, как камень.

– Странно, – бормочу я. – Очень странно.

– Что же странного? Может, у вас и не лечебница вовсе? – стонет он, снова хватаясь за бок.

– Не переживайте. Я обязательно найду, в чем ваша проблема, и вылечу. А пока давайте вы отдохнете.

В итоге я оставляю пациента на ночь под наблюдением. Кормлю его теплым бульоном, укладываю. Он засыпает почти сразу, его дыхание выравнивается. Становится спокойным. И кажется, что его боль все-таки отступает.

– Это глупо! – не унимается кот, когда мы уже ложимся спать.

– Не глупо. Я должна помогать людям, а ему явно нужна помощь.

– Он симулянт! И пришел сюда только чтобы бесплатно поесть и выспаться на нормальной кровати.

– Даже если так, то он все равно пришел, и я должна ему помочь.

– Сумасшедшая. Твоя доброта тебя и погубит.

– Прекрати и ложись спать.

На удивление, сон приходит довольно быстро. Я засыпаю за считанные минуты, но внезапно просыпаюсь от странного шума. Как будто что-то упало. За окном уже довольно темно. Пытаюсь понять, который час, как слышу новые звуки… шаги. Тяжёлые, незнакомые. Сердце начинает колотиться быстрее. Я беру с тумбочки свечу, поджигаю и выхожу в коридор.

Темнота кажется гуще обычного. Длинные и уродливые тени пляшут на стенах, а из палаты, где лежит мужчина, доносится странный шум.

Я подхожу к двери и замираю на пороге. Свеча в моей руке дрожит, отбрасывая неровный свет.

И тут я вижу их.

Две крепкие, большие фигуры склонились над кроватью моего пациента. Кажется, что они не люди. Слишком высокие, слишком темные, будто вырезанные из самой ночи. Один поворачивает голову в мою сторону. Его глаза, словно две угольные точки, сверкают в темноте.

От ужаса пальцы разжимаются сами собой. Свеча выпадает из моей руки и с шипением гаснет на каменном полу, погружая всё в абсолютную, непроглядную тьму.

Глава 24

Амелия

Свеча на полу окончательно гаснет и все погружается во тьму. В густую, живую, дышащую. Она обрушивается на меня, слепя и оглушая. Я замираю на пороге, сердце колотится где-то в горле, кровь стучит в висках. Я ничего не вижу. Только слышу тяжелое, хриплое дыхание – не своё. Их.

Пальцы инстинктивно сжимаются в кулаки, и по ним пробегает знакомое покалывание. Магия. Дикая, необузданная, но моя. Она вспыхивает во мне ответной волной на страх, на адреналин, на тот ужас, который просачивается в каждую клеточку моего тела.

– Прочь! – мой крик в кромешной тишине звучит хрипло и не своим голосом.

Я выбрасываю руки вперёд, не видя, куда, но чувствуя, как из ладоней вырывается слепящая вспышка синеватого света. Она ненадолго прорезает тьму, выхватывая из мрака два искажённых лица, два сгорбленных силуэта, которые уже почти настигли меня. Волна энергии бьёт в них, отбрасывая назад. Они шипят, словно раскалённое железо, опущенное в воду, и отступают на шаг.

Но ненадолго. Они снова плывут ко мне из темноты, неотступные, как кошмар.

– Амелия, слева! – визгливо кричит кот, мелькая у моих ног чёрным комком шерсти.

Я инстинктивно отпрыгиваю, спотыкаюсь о что-то мягкое и невидимое.

– Ой, прости! – доносится голос Альберта. – Я просто хотел помочь!

Помощи от них ноль. Кот путается под ногами, пытаясь царапать голени этих неизвестных, но все его старания полностью бессмысленны. Они не видят его, а значит и ничего не чувствуют. Альберт мечется вокруг, натыкаясь на меня и на всё подряд. От их «помощи» начинает кружиться голова.

Но больница… Она словно чувствует меня. Прислушивается.

Ее стены вокруг будто шепчут, подают сигнал. Я чувствую древние балки под ногами, каменную кладку за спиной. Это место… оно реагирует. Оно помогает. Магия течёт из меня легче, послушнее, подпитываясь от самой земли под нами. Я чувствую, как энергия пульсирует в такт моему сердцу, становясь щитом, оружием.

Я отступаю, прижимаюсь спиной к холодной стене и снова бросаю вперёд сгусток силы. На этот раз точнее. Один из неизвестных взвывает. Этот звук противный, скрежещущий. Я еще раз выбрасываю руки вперед, и он отлетает к дальней стене, на мгновение осветив её очертания. Второй же неизвестный в этот момент на мгновение замирает.

И этого мгновения хватает. Я сосредотачиваюсь. Буквально молю больницу о помощи, и их силуэты начинают дрожать, расплываться. Они словно тают на глазах, превращаясь в клубы чёрного дыма, а затем и вовсе рассыпаются в пепел, который тут же растворяется в темноте.

Я тяжело дышу, опираясь о стену. Свет от моих рук гаснет. Все вокруг погружается в тишину. Вокруг разносится только мое прерывистое дыхание и довольное мурлыканье кота.

– Видала? Я их, наверное, напугал до смерти. Ха! Где они еще увидят такого злобного кота⁈ – гордо выдает кот.

– Амелия, милая, как ты? – Альберт подплывает ко мне, но я чувствую, что еще слишком рано, чтобы расслабляться. В коридоре слышится тихий шорох, потом торопливые шаги. Пациент! Он рвётся к выходу.

Я выскальзываю в коридор и вижу его спину. Он уже почти у двери.

– Стоять! – я не кричу, а приказываю, и в голосе звенит сталь, которой раньше не было.

Я снова выбрасываю руку вперёд. На этот раз магия выстраивается не ударной волной, а сплошной мерцающей стеной, перекрывая выход. Нити энергии, словно щупальца, обвивают его руки и ноги, приковывая к месту. Он вскрикивает от страха и боли.

– Кто ты? Зачем ты здесь? – мой голос эхом разносится по пустому коридору.

– Пощадите! – он хрипит, пытаясь вырваться. – Это не я! Это всё Эмма! Её проделки!

Эмма. Имя сестры падает между нами, как нож. Всё внутри замирает.

– Что? – я делаю шаг вперёд, и стена из магии сжимается вокруг него туже.

– Она! Ваша сестра! – он лепечет, глаза выпучены от ужаса. – Это она подослала своих слуг… выкрасть вас… а я… я был приманкой… чтобы попасть внутрь…

Он говорит, захлёбываясь, признаётся во всём, но я почти не слышу. В ушах шумит. Эмма. Она не остановилась. Ей мало было отнять у меня жениха, так она еще и послала за мной этих… этих неизвестных.

Я слушаю, пытаясь осмыслить услышанное, как вдруг тьма снова приходит в движение. Не та, что от недостатка света, а другая, более густая, маслянистая, живая. Она сгущается у меня за спиной, нарастает, как волна, и затем накрывает нас с головой.

Я захлёбываюсь ею, ничего не вижу, не слышу. Магия бьёт из меня слепой, неконтролируемой вспышкой, отбрасывая меня назад.

Когда зрение возвращается, я лежу на холодном полу одна. Света нет. Стена из магии исчезла.

Исчез и он. Мужчина. Бесследно. Словно его и не было.

Я сижу на полу в полной тишине, в кромешной тьме, и чувствую, как дрожь пробегает по всему телу. Кот тычется мне в щёку мокрым носом.

– Ну и ночка, – философски замечает он. – Полный абсурд. И темно. Очень темно.

Альберт молчит. Наверное, тоже в шоке.

А у меня в голове стучит только одно имя. Эмма. Моя сестра. Но зачем ей это?

Глава 25

Амелия

Сознание возвращается ко мне медленно, нехотя. Я чувствую тяжесть в конечностях, тупую, ноющую боль в висках, слабость, разлившуюся по всему телу.

Я лежу на своей кровати, укрытая шерстяным пледом. Его грубая шерсть щекочет подбородок. Я не помню, как оказалась здесь. Последнее воспоминание – леденящий холод каменного пола под щекой и абсолютная, всепоглощающая тишина, наступившая после исчезновения того человека.

Я медленно открываю глаза. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в ставне, режет глаза, заставляя зажмуриться. Пылинки танцуют в золотистом свете, такие беззаботные. Как будто прошлой ночью ничего не произошло.

– Ты… ты в порядке? – в воздухе прямо над кроватью колышется прозрачное пятно, постепенно принимая смутные очертания Альберта. Его голос звучит виновато и испуганно. – Я… я попытался тебя перенести. Надеюсь, не напугал. Ты была без сознания, а на полу так холодно…

Я с трудом приподнимаюсь на локтях. Голова кружится.

– Спасибо, Альберт, – мой собственный голос звучит хрипло и непривычно тихо. Я протираю ладонью лицо, пытаясь стереть остатки сна и ужаса. – Что… что это было? Ты видел? Он исчез. Просто растворился, а потом…

Пятно Альберта колышется ещё сильнее.

– Не знаю, Амелия. Честно, не знаю, – его шёпот становится едва слышным, полным благоговейного ужаса. – Я видел нечто подобное впервые. Эта тьма… она словно была живой. Она дышала. И она забрала его. Это не магия, которую я знаю. Это что-то другое. Древнее. Тёмное.

По спине пробегает холодок. Я сбрасываю плед и встаю с кровати. Ноги подкашиваются, но я цепляюсь за спинку кровати, заставляя себя выпрямиться. Нельзя поддаваться страху. Надо двигаться. Что-то делать. День должен продолжаться.

– Альберт, я знаю, что сейчас не самое время, но нам надо что-то приготовить, – касаюсь живота и он тут же отзывается протяжным стоном. – И надо убраться, – говорю я больше для себя, чем для него. – После… после того беспорядка.

– Приготовить? Но Марта… она же уже, – он поворачивается в сторону и я замечаю поднос с еще парящей кашей.

– Откуда? – не сдерживаю удивления, но подхожу ближе. Вдыхаю сладковатый аромат и отправляю первую ложку в рот. Нежный молочный вкус обволакивает все внутри. – Это так… так… вкусно! – уплетаю все до последней ложки, чувствуя постепенное насыщение и прилив сил.

– Ну вот и отлично! – вскрикивает Альберт. – Теперь точно можно за уборку! Ну, и шороху они вчера навели!

Я механически беру веник и совок и иду в ту самую палату. Воздух в ней до сих пор кажется густым и спертым, пахнет озоном и чем-то пригоревшим. Я подметаю осколки разбитой вазы – наверное, задела её вчера во время… во время всего этого. Каждый звон осколка о совок отдаётся в висках. Руки дрожат. Я делаю глубокий вдох и заставляю себя работать медленнее, тщательнее. Вытираю пыль с подоконника, поправляю простыни на кровати, хотя они и так были чистыми. Это успокаивает. Привычные действия, знакомый ритм.

– Ты метаешься как шальная, – ворчит кот, пока я иду на кухню и наливаю ему в блюдце немного воды. – Успокойся. Сядь. Отдохни. Выпей валерьянки. Ой, то есть чаю. Ромашку. У тебя глаза по пять монет.

– Мне нужно привести в порядок еще одну палату, – говорю я, отрезая себе кусок черствого хлеба, взявшегося из ниоткуда. – На западе. Там окно совсем разбито.

– Ей нужен отдых! – обращается кот к Альберту. – Скажи ей! Посмотри на неё! Она на нервах, как струна!

– Ты и правда вся на нервах, – вздыхает доктор. – Амелия, может, правда, присядешь?

Но я их почти не слышу. В голове, как заевшая пластинка, крутится одна и та же мысль. Зачем? Зачем Эмме всё это? Зачем подсылать ко мне этих людей?

Что я такого сделала? Я же ушла. Я отказалась от всего – от титула, от положения, от семьи… от него. Я живу здесь, в этой развалюхе, одна. Я не претендую ни на что. Чего она боится? Что я могу сделать?

Я намываю первую попавшуюся тарелку с такой яростью, что чуть не разбиваю её.

– Чтобы избавиться от тебя, – тихо говорит Альберт, явно прочитав мои мысли. Его голос звучит прямо у моего уха, заставляя вздрогнуть. – Окончательно. Чтобы убедиться, что ты не вернёшься.

– Но я же и так ушла! – вырывается у меня. Я с силой ставлю миску на стол. – Я здесь! Я не претендую ни на что! Чего она боится? Чего ей ещё от меня нужно? Джонатан? Я и так его прогнала!

– Может, ты что-то имеешь? – предполагает Альберт. Его размытый силуэт следует за мной по пятам, пока я выхожу из кухни. – Что-то, что принадлежит ей? Или что может ей навредить? Документы? Письма?

Я безнадёжно махаю рукой, направляясь к западной палате.

– Ничего у меня нет. Только эта развалюха, – я останавливаюсь и смотрю на свои руки, – и… это. Но она не знает. Не может знать.

– Может, ты не та, за кого идёт бой? – голос Альберта звучит задумчиво. – А просто разменная монета в чужой игре. Угроза её положению. Напоминание о том, что было. Или, может, ты раскрыла еще не все свои тайны? Может, эта больница… может, именно в ней есть то, что так нужно твоей сестре?

От этих слов становится ещё холоднее. Весь день я хожу как в воду опущенная, при каждом скрипе половиц вздрагиваю, ожидая нового подвоха, нового нападения из тени. Но день проходит на удивление спокойно. Слишком спокойно. Настолько, что даже эта умиротворяющая тишина кажется зловещей.

К вечеру, когда солнце начинает клониться к закату, окрашивая небо в кроваво-красные и лиловые тона, я слышу далекий, но отчетливый стук, от которого замирает сердце. Он становится все ближе. Четкий, размеренный, не скрываемый топот копыт. Это не одинокий всадник. Несколько. Целый отряд. Они скачут сюда. Целенаправленно. Не сбавляя хода.

Ледяной комок страха сжимается у меня в желудке, перехватывает дыхание. Я замираю посреди коридора с тряпкой в руках, вся превратившись в слух. Кровь стучит в висках в такт этому зловещему стуку.

– Думаешь, снова ее проделки? – шепчет Альберт, и его присутствие ощущается прямо у моего плеча. – Прислала кого-то… с официальным визитом?

– Нет, – выдыхаю я, и почему-то это знание приходит ко мне само собой. – Она предпочитает играть грязно. С помощью теней, чужими руками. Это… это что-то другое.

Топот становится всё ближе, громче. Вот уже слышен храп разгоряченных лошадей, скрип кожаных седел, лязг металла. Они останавливаются прямо у ворот. Раздаются грубые голоса, приказы.

Сердце колотится где-то в горле. Я медленно опускаю тряпку. Затем направляюсь к выходу. Не бегу, не прячусь. Я выхожу во двор, навстречу тому, кто приехал. Ветер треплет мои растрепанные волосы и подол старого платья, заставляет ежиться от прохлады. Я чувствую, как по рукам пробегают мурашки, и глубоко внутри, в самой сердцевине, загорается знакомое, тревожное покалывание. Магия просыпается, отвечая на опасность, на вызов, на адреналин, что пульсирует в крови.

Я останавливаюсь посреди двора, прямо напротив распахнутых ворот. Мои босые ноги твердо стоят на прохладной земле. Руки сжаты в кулаки по бокам. Я поднимаю подбородок и смотрю на всадников, застывших в золоченой рамке заката.

Я готова.