Текст книги "Игрушка для негодяя (СИ)"
Автор книги: Арина Арская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 7. Беги и не оглядывайся
То, что привез помощник Виолетты, нельзя назвать “шмотками”. Шмотки продают на грязных рынках, а платья, которые висят в шкафу, можно найти только в модных бутиках, в которые не зайдет простая женщина, но если зайдет, то жизнь ее окрасится завистью и печалью.
Покрой простой и элегантный, без излишеств, а цвета приглушенные и пастельные. Снимаю с перекладины плечики с платьем приятного лавандового оттенка, и решаю примерить. Только примерить, а потом сниму и повешу обратно к остальным. Я не приму подарки от Родиона.
Под платьями выстроены в ряд пять пар туфель. У меня самой дома лишь две пары, а тут пять. И все нулевые. Любые бери, ставь на полочку и любуйся тонкими и высокими каблучками, изящными линиями и изгибами. Подхватываю пальцами пару светло-бежевых шпилек. Повторюсь, я лишь примерю, чтобы утолить женское любопытство.
Затем перевожу взгляд на черные металлические вешалки с кружевным бельем, что висят рядом с платьями, и в нерешительности кусаю губы. Хочу и его примерить. Почувствовать на коже воздушную красоту, переплетение тонких ниточек и взглянуть на себя со стороны. Я ведь женщина и хочу быть красивой.
– Я только примерю, – дрожащими пальцами хватаю комплект из белых кружев. – Мне все равно нечем заняться.
Слабое оправдание, но я его усиленно натягиваю поверх гордости и честолюбия. Ну, хочу я хоть на минуту облачиться в дорогие вещи и почувствовать себя кем-то другим, а не уставшей от унылой жизни неудачницей.
Скидываю мокрый халат на пол. К нему же летят мои трусы, которые проиграли в битве с изящным плетением нитей, и уверенно шлепаю босыми ногами в ванную комнату. Я однозначно очень неправильная пленница. Где ж это видано, чтобы похищенную за долги мужа женщину щедро одаривали?
Принимаю душ, сушу волосы и выхожу в комнату. В очередной раз окидываю взглядом белье, платье и туфли. Нет, я не передумала. Примерю, обязательно презрительно фыркну в отражение и вернусь в мокрый и страшный халат.
Задерживаю дыхание и медленно, смакуя каждую секунду, надеваю невесомые трусики. Именно трусики, а не трусы. Трусы вон валяются у халата, а я стою в трусиках. В тонких, кружевных и прозрачных, как паутинка. Застегиваю бюстгальтер, обуваюсь в туфли на высоких шпильках и замираю у зеркала. Мне нравится та, кого я вижу в отражении. Нагота игриво прикрыта и подчеркивает мою небольшую грудь и плавную линию бедра. А я еще ничего.
– Неплохо, – слышу тихий и одобряющий голос Родиона.
Стоит, привалившись к косяку, и смотрит на меня тяжелым и темным взглядом. Запоздало вскрикиваю, хватаю платье с кровати и прижимаю к груди, отскочив к окну. Явился ко мне в одних спортивных штанах, и пугает широкой мускулистой грудью и напряженными кубиками пресса. Если я с каталога нижнего белья, то Родион сошел со страниц мужского журнала, который рекламирует какую-нибудь качалку со строгим тренером, и этот самый тренер заглянул ко мне в гости.
– Почему ты голый?
– Разве голый? – Родион насмешливо приподнимает бровь.
– Господи! – отворачиваюсь от него, крепко зажмурившись.
– Сзади тоже неплохой вид, – глухо резюмирует он.
Ничего не придумываю лучше, как спрятаться за плотной шторой:
– Уходи.
– Это мой дом, а ты дверь не закрыла. Расценил как приглашение зайти. Я зашел и не пожалел.
– Я закрыла! – выглядываю из-за шторы.
– Если бы закрыла, то я бы не зашел. Логично ведь, Яночка? – Родион неторопливо почесывает грудь, и я забываю, как моргать.
– Хватить себя мацать!
В некоторые моменты, такие, как сейчас, я не думаю над тем, что говорю. Ну и таких моментов раньше и не было, чтобы ко мне в комнату завалился полуголый мужик, которому место не в будуаре приличной пленницы, а в… Я не знаю, где ему место, но точно не в моей жизни.
– Уходи!
– А если не уйду?
Прячусь за шторой и со злым пыхтением, как у ежа, к которому в нору влезла наглая волчья морда, надеваю платье и завожу руки за спину, чтобы одолеть упрямую молнию.
– Тебе помочь? – голос у Родиона насмешливый и вкрадчивый.
– Нет!
– Ах да. Ты же у нас сильная и независимая, – скучающе отзывается Родион.
– Да уж с замком как-нибудь справлюсь!
– Пока все выглядит так, будто тебя там прихватил удар эпилепсии.
Подцепляю пальцами язычок замка, и зубчики молнии приятно шуршат. Оправляю подол и выхожу из-за шторы.
– Да! Сильная! – стучу каблучками к Родиону. – Да! – останавливаюсь перед ним и цежу сквозь зубы. – Независимая!
А затем откидываю волосы за спину и смотрю в его глаза, изо всех сил стараясь не опускать взор на его грудь, живот и прочие непотребства, а очень хочется не только гостя оглядеть, но и коснуться. Пробежаться пальцами по стальным мышцам, уткнуться носом в его могучую шею и вдохнуть полной грудью терпкий запах его тела.
– Ясно, – Родион хмыкает, обходит меня и подхватывает с пола халат и мои трусы.
Вот же бессовестный наглец! Я ведь уверена, что закрывала дверь.
– Не смей! – взвизгиваю я, подскакиваю к нему и львицей вырываю из его пальцев трусы, которые прячу тут же за спиной. – Не трогай!
Пристыженно отступаю на несколько шагов. Готова за свои позорные трусы бороться до последнего. Нос откушу, бороду повыдираю и плечи его широченные расцарапаю, но не отдам.
– Это какие-то особенные и дорогие сердцу трусики? – серьезно спрашивает Родион, перекинув халат через руку.
– Ага, муж на годовщину подарил, – едко отзываюсь я.
В который раз убеждаюсь, что шутить я не умею. Лицо Родиона выражает полное недоумение. И не обвинять же его. Кто дарит жене на годовщину хлопковые трусы с зеленой резинкой и желтым бантиком. Нет, все же к похищению мне стоило подготовиться, чтобы сейчас не краснеть от стыда.
– Это была шутка, – сдавленно отвечаю я.
– Да, было бы печально, если это оказалось правдой, – Родион задумчиво приглаживает бровь и выходит из комнаты.
На последние три годовщины мне и трусов не подарили, если что. Лишь целовали в висок и говорили, как меня бесконечно любят и с аппетитом сжирали праздничный ужин, уткнувшись в телефон блеклыми глазами.
Пустые слова, пустые обещания привели меня в дом человека, который будит во мне бурлящий поток эмоций от злости до обжигающего щеки смущения. Сижу на кровати, красиво наряженной куклой, и мну в руках трусы, за которые и стыдно и выкинуть жалко. Они же целые, без дырок, пусть и некрасивые. И куплены по скидке вместе с носками в маленьком магазинчике на углу дома.
– Жалко у пчелки, – прошипев под нос, встаю и решительно шагаю в ванную комнату, где выбрасываю трусы в стальную урну у мраморного унитаза.
Через минуту я смотрю в окно. В саду не вижу охранников. Он умиротворен, тих и романтичен. Было бы приятно прогуляться среди стриженых кустов, аккуратных деревьев и посидеть в тени раскидистой яблони и пофилософствовать о жизни или понежиться в теплых объятиях, но у меня другие планы.
Я сразу отметаю идею со связанными вместе простынями. Вряд ли у меня получатся крепкие узлы и ломать ноги-руки при неудачном падении со второго этажа я не хочу. Я схожу на разведку и улизну в сад, если получится через подсобный вход на кухне.
Часть меня тихо шепчет, что мне не стоит заигрывать с Родионом, ведь он может быть непредсказуемым в гневе. Отсидись, Яна, в уголке спальни и не высовывайся. Тебе же было сказано: будь хорошей девочкой и не мути, сучка, воду.
Не могу. Вот просто не могу усидеть на месте. Я не собираюсь ждать, когда у Родиона переклинет в голове и он заставит встать на колени и открыть рот, ведь его прихвостни что-то не очень торопятся искать Сереженьку. Ох, мой милый Сереженька, самого бы тебя в кружева и в платье, чтобы ты, супруг мой ненаглядный, понял – воровать плохо и за кражу могут серьезно покарать.
В общем, на носочках спускаюсь на первый этаж, пробегаю через гостиную и пустую столовую и замираю у запертой кухни, из которой доносятся аппетитные запахи, а потом возвращаюсь в холл, ведь за лестницей есть две стеклянные массивные двери, что меня и приведут в сад.
Так себе из меня, конечно, разведчица, но я же вовремя опомнилась, поэтому не буду себя корить. Отворяю дверь и выглядываю на улицу, а у фонтана стоит Родион, приодетый в брюки и рубашку, и важно переговаривается с Петей. Водичка издевательски журчит и насмехается яркими бликами на солнце.
– Да вас тут же не было!
Родион замолкает и переводит на меня утомленный взгляд. Зря я влезла в тихую беседу.
– Моей гостье прямо-таки неймется, – хмурит брови и смотрит на Петю. – Подожди минуту.
А потом шагает ко мне. Пячусь, и Родион входит в дом, бесшумно прикрыв за собой дверь.
– Сбежать надумала?
– Прогуляться.
– Хорошо, – Родион скалится в недоброй улыбке. – Давай так, Яночка. Я дам тебе время до вечера, чтобы у тебя был шанс скрыться.
– Не поняла.
– Я даю тебе шанс сбежать, – Родион смотрит на наручные часы.
– Это шутка какая-то?
– Нет, – поднимает сердитый взгляд. – Алекс отвезет тебя домой и с этого момента, когда он высадит тебя у подъезда, до семи вечера ты свободна. Достаточно времени, чтобы Красавице сбежать от Чудовища? М?
Я молча медленно смаргиваю с левого глаза соринку.
– А что потом? – едва слышно спрашиваю я
– А потом, Яночка, – Родион встает вплотную и горячо шепчет в лицо, – когда тебя вернут, у меня с тобой будет иной разговор. Ты не уважаешь меня и мою воспитанность по отношению к тебе.
Ноги подкашиваются от его голоса, что вибрирует нотками раздражения и гнева, и я медленно разворачиваюсь на носочках, чтобы в жутком безмолвии броситься наутек. Стоило уточнить, а какой со мной будет разговор, если я останусь, но адреналин в крови разжижает мозг и включает режим: “Беги и не оглядывайся”.
Глава 8. Герань и алиби
Опять на голове мешок. Я так взбудоражена, взвинчена, что уже через пять минут забываю о нем, и Алексу не стоит напоминать, что его не рекомендуется снимать. Сижу в темноте с пустой головой и вспотевшими ладонями на коленях. Родион меня отпустил, и что дальше делать-то? Совершенно никаких идей. Всю дорогу пытаюсь выхватить из лихорадящего сознания хоть одну умную мысль, но тщетно. Меня будто несколько раз приложили лбом о бетонную стену.
С белым шумом в голове я выползаю из машины и озираюсь по сторонам. Дети на площадке кричат, мамы молодые с колясками прогуливаются и не знают, что их соседку похитили вчера вечером.
– До встречи, Яна, – Алекс опускает водительское стекло и протягивает руку, чтобы забрать мешок.
– И что мне делать?
– Если ты спрашиваешь совета, – он бросает мешок на сидение и вручает ключи, – садись в машину и поехали обратно.
– Я пойду в полицию.
– Иди.
Ни тени страха в глазах.
– То есть если бы вы меня убили, расчленили и кинули в подъезд, то никому из вас не прилетело?
– Тебе бы страшилки на ночь рассказывать, – Алекс беззаботно смеется, но через секунду спокойно продолжает. – Нет, не прилетело бы, но мы же маньяки, Яна. Мы работаем иначе.
– Похищаете чужих жен.
– В том числе.
Поднимает стекло, и машина с тихим шуршанием покидает двор. Поднимаюсь в пустую квартиру. Следов пребывания Сергея не нахожу и сижу минут двадцать на кухне, гипнотизируя засохший пакетик чая на блюдце.
Поехать к родителям не вариант. Зачем их лишний раз пугать и сталкивать лбами с ребятами Родиона? С друзьями у меня туго. На одногруппницу Веру, с которой я изредка встречаюсь выпить кофе, выйдут быстро и оперативно. Подставлять ее не хочется. У нее дети и своих забот выше головы.
С коллегами у меня чисто рабочие отношения, а про начальника и говорить нечего. Пошлет далеко-надолго и уволит, ведь ему нужны беспроблемные подчиненные, а Родион – очень большая проблема. И вот вопрос: как Сергею удалось спрятаться от него? И где? Подсказал бы адресок, что ли, между делом.
Все-таки решаю пойти в отделение полиции. Алекс может бравировать, но я не теряю надежды получить помощь и защиту. О, и как же я ошибалась. В участке с выкрашенными в голубой цвет стенами на меня смотрят как на полоумную, когда я требую принять заявление о похищении. В углу гудит старенький вентилятор и запутывает мысли легким ветерком.
– Кто вас похитил? – в очередной раз спрашивает дежурный с мутным взглядом, лениво развалившись за стойкой на кресле со скрипучей спинкой.
– Босс моего мужа!
– А кто босс вашего мужа?
– Родион… Родион Семенович!
Переглядывается с другим сотрудником, который отвлекается от записей в журнале, и вновь смотрит на меня.
– Вы меня слушаете, нет?
Перессказываю свою историю, но никто не торопится ее фиксировать. Звучит она в пересказе глупо, нелогично и наивно.
– Думаю, вашему боссу стоит самому обратиться к нам, если его обокрали на сто пятьдесят тысяч зеленых, – дежурный щелкает ручкой.
– Да это не мой босс! – вскрикиваю и бью ладонью по стойке. – А босс моего мужа, который пропал! – замолкаю и сдержанно спрашиваю. – Кстати, стоит, наверное, написать заявление о его пропаже?
– Вашего мужа тоже похитили?
– Нет! Меня похитили! Меня! Мешок на голову и увезли в неизвестном направлении!
– Хм. А как вы тут оказались?
– Меня до вечера отпустили.
Задумчиво поглаживает подбородок и уточняет:
– Похитили и отпустили погулять?
– Мне нужна помощь, – сжимаю кулаки и твердо смотрю в глаза невероятно глупого мужчины. – В семь часов меня опять похитят. Понимаете?
– Почему именно в семь? – чешет ручкой щеку.
– Не знаю, – опешив на секунду, тихо отзываюсь я.
Я хочу кричать от бессилия, топать ногами и разбить ноутбук о голову лентяя, который не выполняет свою работу.
– Заявление и пропаже мужа примем, – наконец он снисходительно кивает, – а вот тема с ваши похищением, – он встает и окидывает меня взглядом, – сомнительная.
– Это не моя одежда, – оправдываюсь я.
– Чья? – вновь садится и вертит в пальцах ручку.
– Мне ее… – накрываю лицо руками и понимаю, что похищение мое похоже на бред сумасшедшей. – Помогите мне. Я не должна была уходить, но… Господи… – раздвигаю пальцы и смотрю сквозь них на офицера. – Вы мне не верите?
– Почему же, верим.
Говорит, как с умалишенной. Тихо так и заискивающе. Буду кричать, вызовет скорую с санитарами, которые вколют мне успокоительных.
– Где обычно прячутся преступники, чтобы их не нашли? – заговорщически спрашиваю я.
– Так, а это уже интересно, – поддается в мою сторону, а его коллега в живом любопытстве внимает нашему разговору, – вы совершили преступление и хотите избежать наказания? Мужа с любовником убили, поэтому и придумали историю с похищением, как алиби?
– С каким любовником? – едва слышно уточняю я.
– С Родионом Семеновичем. С боссом мужа, – убедительно шепчет он. – Так? Я все правильно понял?
– Нет.
– Тогда расскажите, как все было, – опять щелкает ручкой и придвигает к себе блокнот. – Или вы с мужем убили его босса за сто пятьдесят тысяч долларов?
Одна версия удивительнее другой. Моргает и ждет подробностей в кровавом убийстве, совершенном моими слабыми руками.
– Вы в своем уме?
– А вы, гражданочка?
– У меня соседка герань украла! – меня отпихивает в сторону разъяренная старуха со всклокоченными седыми волосами. – Три горшка герани! Сука гадкая и не признается! Три горшка герани!
От нее пахнет кошачьей мочой и прогорклым маслом. В отделение залетает вторая бабушенция с платком на голове и выстиранной до белых пятен сорочке:
– Ты лучше расскажи, кто скомуниздил у меня кастрюлю! Герань?! Да я тебе эту герань в одно место затолкаю, стервозина старая! Хорошая кастрюля была! На шесть литров варенья!
Дежурные устало переглядываются со мной и встают. Через минуту они отворяют решетчатую дверь, бряцая ключами, и бегут разнимать беснующихся боевых старух, которые оглушают меня криками.
Мне тут не помогут. Куда важнее успокаивать чокнутых бабулек, впавших в маразм, чем поверить в историю о похищении от женщины в дорогом модном платье. Отступаю к выходу и выбегаю на улицу, когда одна из старух начинает нечленораздельно голосить.
Куда пойти? У кого помощи просить? Кидаться к прохожим, пугать родственников, которые, как и я, люди скромные, маленькие и беспомощные? Нет у меня серьезных связей, облеченных властью знакомых или родственников, которые смогут выступить против несправедливости.
Как жутко. До холодной испарины между лопаток. Я одна, и за моей спиной нет никого сильного, страшного и опасного, а сама я слабая и испуганная. И еще я клиническая дура, потому что держу путь на автовокзал.
Паспорт с собой, остатки зарплаты с карточки сняты. На поезд не сяду, потому что смогут отследить по личным данным в билете, поэтому сяду на автобус и свалю в закат. Ладно, не в закат, а в глухую деревню. Еще не знаю в какую, но на месте разберусь.
– Куда? – щекастая тетка с рыжей химией на голове чавкает жвачкой.
– Куда-нибудь, где меня не найдут, – тихо шепчу я.
– Ясно, – причмокивает она. – От мужа бежишь?
– Ну, – я сглатываю, – типа того.
– До Владимира, а оттуда, деточка, в Пеньки, – клацает по клавиатуре пальцами с длинными и красными когтями. – Та еще дыра.
В Пеньки так в Пеньки. Я ведь умная женщина, а сесть и подумать не соизволю. Я же могу попасть в такую передрягу, что Родион с его платьями и бельем покажется мне ангелом во плоти, но быть его гостьей-тире-пленницей не хочу. Пусть ищет другую, посговорчивее. Я же сбегу. От него, от себя и низменных желаний в Пеньки. Черт его знает, что меня ждет, но пятая точка просто требует приключений.
В автобусе меня немного отпускает. Рядом сидит благожелательный старичок с седыми усами и называет меня красавицей. Я вежливо улыбаюсь, но не вступаю в диалог и не раскрываю, зачем мне во Владимир и почему я налегке. Я же в бега ударилась и нельзя ни с кем вести беседы.
Автобус останавливается, и я выныриваю из дремоты. Пассажиры обеспокоены, а в салон вваливается Алекс и шипит на испуганного водителя:
– Не кипишуй. Я мадаму одну заберу.
И смотрит на меня.
– Нет! – рявкаю я.
– Да.
Меня тащат к дверям. Я вырываюсь, кричу и прошу о помощи, но никто не вступается за меня. Старичок, который льстил мне витиеватыми комплиментами час назад, выглядывает в окно и говорит:
– Бандиты, что ли, какие?
– Они самые!
– А вот это обидно, – вздыхает Алекс и выволакивает меня на обочину.
Дорогу автобусу перегородили два черных внедорожника, возле которых трутся трое угрюмых ребят.
– Один со мной не справился бы? – выворачиваюсь из рук Алекса и толкаю его в грудь. – Дружков притащил?
– А они для антуража, – обнажает зубы в улыбке и указывает на приземистого мужичка с черными очками на носу, – а этот пас тебя всю дорогу.
Тот с приветствием опускает очки и подмигивает.
– Ну, помогли тебе в полиции?
– Нет! Не помогли! – в отчаянии повышаю голос до визга. – Мне бабуськи помешали!
– Зато заявление о трех горшках герани приняли, – Алекс цедит каждое слово мне в лицо. – Быстро в машину. В Пеньки она собралась!
– Я не хочу возвращаться, – отступаю от него на несколько мелких шажочков. – Родион же… Что он со мной сделает?
– На расчлененку не надейся, – он вытаскивает из кармана пластиковые хомуты. – Я готов утолить чужое любопытство и связать тебя на глазах зевак, но давай обойдемся без этого?
А пассажиры прямо прилипли к окнам и ждут развития событий с открытыми ртами. Бессовестные! Смахиваю со лба локон и с истеричным смешком ковыляю к одному из внедорожников.
– Яна, – окликает Алекс и когда я оборачиваюсь, кидает в меня черным мешком. – Ничего не забыла?
Уже в машине, натянув на голову мешок, понимаю, что не отказалась бы от мороженого, и это плохой признак. Я его ем редко: в моменты, когда хочется удавиться и света белого не видеть.
Глава 9. Великодушие негодяя
Нахожу ведерко мороженого в морозилке огромного холодильника. Поглаживаю пальцами матовый черный пластик, пробегаюсь по золотым буквам, которые обещают мне минуты сладкого наслаждения и дрожащими руками достаю ложку из ящика.
Родион даже не удосужился встретить меня, когда я злая и растрепанная выползла из машины и крикнула, что ненавижу его и чтоб он, подлец, бородой своей поперхнулся. Без ронятия, как ему это удастся, но пусть уж постарается.
Он прекрасно знал, что никуда я не сбегу и играл нечестно. За мной все время по пятам ходил один из его прихвостней, а я, дубовая голова, даже по сторонам не смотрела. Я же поверила, что он дал мне шанс сбежать, а он взял и обманул. Мужикам совсем веры нет.
– Ненавижу, – повторяю шепотом и вскрываю ведро с гримасой ярости. – Меня же в Пеньках ждет светлое будущее. Я бы там в сарае каком-нибудь переночевала.
Откидываю крышку в сторону. Ко всему прочему Алекс забрал у меня паспорт. Я попыталась воззвать к совести, но он сказал, что ему не за совесть платят. Я спросила сколько, а он промолчал, и мне теперь очень любопытно, за какую сумму он продал душу Родиону.
Поужинать мороженым решаю в гостиной, в жутком полумраке, что отлично дополняет мое унылое настроение. Пара ложек сладкого ванильного удовольствия, и ко мне на огонек заглядывает хозяин этого дома. В одном халате и красуется членом, от которого бы любая юная и не очень барышня потеряла бы дар речи, а, может, и сознание.
А дальше я убегаю, впечатленная до глубины души размерами и красотой Родиона. Хочу в Пеньки, подальше от извращенца, который ловким захватом жестоких пальцев за сосок лишает голоса. А про руку под подолом и стальных тисков на клиторе и говорить нечего. Как он ловко, без лишних неуклюжих поисков, отыскал за мгновение то, мимо чего вечно промахивался Сергей в редких попытках меня возбудить.
Стою перед зеркалом в узком бежевом платье и нервно приглаживаю ладонью правый рукав. Я была готова к тому, что Родион пойдет дальше пронырливых пальцев. И хотела этого. Желание мое кипело под крышкой стыда и страха и когда было готово вырваться потоком, мне напомнили о Сергее. Благодарить ли мне его или винить?
– Яна, Родион ждет в кабинете, – Алекс заглядывает в спальню.
– Сергей уже тут? – смотрю на него через зеркало.
– Скоро будет.
– Он цел?
Алекс молча отходит в сторону и ждет, когда я выйду из комнаты. Он стал свидетелем, как Родион со стояком облапал меня у стены, а на лице ни тени смущения, словно его босс каждый день на его глазах зажимает пленниц с гнусными намерениями.
Поднимаемся на третий этаж, и Алекс указывает на одну из закрытых дубовых дверей. Вхожу без стука с гордо поднятой головой в просторный и мрачный кабинет, фотография которого стала бы отличной иллюстрацией для романа про злодея-англичанина: панели из темного дерева на стенах, два кресла, обитые натуральной кожей перед массивным столом, плотные темно-зеленые шторы на окнах и диванчик у стены. И еще ковер, в густом ворсе которого утопаю каблуки туфель. Воздух напитан запахами древесины и сладкого пряного табака.
– Сердечко трепещет перед встречей с мужем? – Родион развалился в кресле за столом с сигарой в пальцах и выдыхает густое облако дыма.
Он избавился от халата и тоже успел принарядиться в серый твидовый костюм-тройку. Хорош черт, если не думать о его члене, что портит весь элегантный образ холеного красавца с аккуратно уложенной бородой. Хотя его звериную похоть выдают еще глаза. Они горят недобрым огнем и буравят мое лицо.
– Трепещет, – соглашаюсь я и сажусь в кресло.
Вновь медитативно смакует дым и выпускает три призрачных колечка к потолку.
– Почему именно Пеньки?
– Не было времени на обдумывание маршрута.
– И чем бы ты там занялась?
– Коров доила.
– Ты умеешь? – вскидывает брови.
– Нет.
– А я умею. Главное – правильно ухватиться за соски вымени, – стряхивает пепел в бронзовую пепельницу, не отрывая взгляда от моего лица.
К щекам приливает кровь, и мне кажется, из ушей повалит пар, настолько я разгневана и смущена одновременно.
– Я тебе не корова.
– Что тебя натолкнуло на мысль, что я считаю тебя коровой, Яночка?
Я не успеваю ответить. В кабинет буквально за шкирку втаскивают Сергея и швыряют на свободное кресло рядом со мной. Прижимаю руку ко рту. Он грязный, небритый, с кровавыми разводами на лице и оплывшим левым глазом. Брюки на нем мятые, пыльные, в пятнах и колючках репейника, а рубашка порвана и лишена нескольких пуговиц.
– Яна… – хрипит он. – Яночка…
Сердце сжимается от жалости, брезгливости, и я перевожу взгляд на двух уродов, что отряхивают руки.
– Вы его избили.
– Он сопротивлялся, – рявкает один из них, и Сергей вздрагивает, втягивает голову и опускает лицо.
– Свободны, – Родион лениво покачивается в кресле.
Дверь тихонько щелкает, и Сергей съеживается под взглядом черных глаз.
– Ну, Сережа, как у тебя дела?
– Родион Семенович, – голос у Сергея заискивающий и походит на скулеж избитой собаки, – мне так жаль.
Мне надо бы протянуть руку, коснуться его ладони, чтобы поддержать, но пошевелиться не могу.
– Жаль – это не про деловой диалог, Сережа. Где деньги?
– У меня нет денег, – дрожит, сцепив ладони в замок и опустив голову.
– Мы можем… – замолкаю под гнетущим взглядом Родиона.
Мне лучше молчать, я тут не для разговора, и Родион сейчас не потерпит капризов и истерик. У него деловая беседа с моим мужем, а мне положено заткнуться и не отсвечивать.
– Как ты собираешься вернуть деньги, Сергей? – четко и чуть ли не по слогам спрашивает Родион.
А Сергей в ответ всхлипывает. Отворачиваюсь и пялюсь на бронзовую лошадь на секретере. Он испуган, растерян, и я не должна его винить в слабости, но на душе гадко.
– Так, – Родион набирает в рот дыма и выпускает его белыми облачками. – Я дам тебе две недели, Сереж. После я тебя вывезу в лес и живьем закопаю.
– Родион Семенович…
В горле першит от дыма, и я кашляю, чтобы Сергей вспомнил: он, мать его, не один, и я, в отличие от него, готова встретить беду вместе с ним, пусть меня трясет от омерзения.
– Или, – Родион холодно улыбается и мне очень не нравится его тон, – ты сдашь в аренду свою жену на две недели, и забуду о твоем долге.
– Что? – пищит Сергей.
– Она оплатит твой долг натурой, – Родион откладывает скуренную до половины сигару на пепельницу и с циничным равнодушием продолжает, – я отымею ее во все щели и верну тебе от души оттраханной.
Переглядываюсь с Сергеем и вижу в его глазах облегчение и… радость?
– Ты… не смей, – шепчу и мой голос дрожит. – Мы найдем деньги. Найдем.
– Яна…
– Нет.
Это не мужчина. Это слизняк. Подлый, жалкий и трусливый урод, который готов жену кинуть в пасть монстра, лишь бы выйти сухим из воды. Это его должны отыметь во все щели, а не меня.
– Что тебе стоит? – Сергей неловко улыбается.
Мои брови ползут на лоб, и глаза я никогда так широко не открывала.
– Ты справишься, – он подбадривает меня, чем забивает последний гвоздь в наши отношения.
– Раз я сегодня я такой великодушный, – смеется Родион, откинувшись назад, – то Яночке я тоже дам выбор.
– Какой? – хрипло спрашиваю я и блекло смотрю в его колкие глаза.
– Ты уходишь. Вот прямо сейчас встаешь и покидаешь мой дом, но Сереженька остается, – голос мягкий, как у мурлыкающего кота. – Тебя больше никто не потревожит, Яна. Даю слово, что наши дороги не пересекутся.
– Что ты с ним сделаешь? – я складываю ладони на коленях.
– Алекс! – Родион продолжает скалиться в улыбке, а Сергей жалобно поглядывает на меня.
Алекс заходит в кабинет и замирает мрачной скалой у двери.
– Что бы ты посоветовал сделать с Сергеем?
– Не при даме будет сказано, – глухо отвечает он.
– Нет уж, скажи, – смотрю перед собой.
– Вырванные ногти, – бесцветно и сухо отзывается Алекс, – будут аперитивом.
Сергей с трясущимися плечами накрывает лицо руками и рыдает, а я все смотрю перед собой и вспоминаю, как я смущалась, когда он на первом свидании кормил меня с рук остывшей и жутко невкусной пиццей. Мы так тогда смеялись, всю ночь гуляли, а утром на парах я спала, сложив его куртку под головой.
– Уходи, Сергей.
Подскакивает и выбегает, позабыв обо мне. Я буду ему благодарна за минуты трепетной влюбленности, пусть и сейчас это не тот Сергей, который шептал на ушко тихие и наивные слова о любви. Да и я не та восторженная Яна, которая верила в светлое будущее. Жизнь оказалась полна отборного дерьма.
Родион кивает Алексу, и тот бесшумно выходит. Минуты молчания, печали о прошлом обрываются вопросом:
– Как тебя угораздило выйти замуж за такого мудака, Яна?
– Я его любила, – я горько усмехаюсь. – И он был… Если бы он сказал на первом свидании, что однажды подставит меня и отдаст за долги беспринципному негодяю, то, вероятно, я бы бежала, роняя тапки, но этого разговора не случилось.
Хочу укусить Родиона и сказать ему что-нибудь язвительное, чтобы стереть с его нахальной морды улыбку, но молчу. Я не была готова к тому, что муж будет рад подстелить меня под босса.
– Где нашли Сергея?
– Зачем тебе это знать?
– Мне любопытно, – пожимаю плечами.
– На заброшенной даче, – Родион тушит сигару, заинтересованно поглядывая на меня. – Он дружбу завел с бомжом, который ему и дал наводку, где можно пересидеть, но увы. Мы его нашли.
– М, – хмыкаю и щурюсь, – это то, чем ты гордишься? Гордишься тем, что похитил женщину и угрозами вынудил остаться? И у тебя хватит наглости, чтобы склонить ее к близости?
– Хватит, Яночка, – Родион встает, обходит стол и нависает надо мной, спрятав руки в карманы брюк. – Ты же сама назвала меня беспринципным негодяем, и я не стану тебя переубеждать в обратном. А теперь пора отрабатывать долг мужа, милая. Начнем с твоего рта.
