Текст книги "Игрушка для негодяя (СИ)"

Автор книги: Арина Арская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 32. Ночь признаний

Я успеваю вздремнуть за стойкой с брючными костюмами на диванчике, пока Настя обсуждает с Виолеттой фасон платья, который она нарисовала на листе бумаги, что она достала из кармана джинсов. Когда я прошу показать мне дизайн, я ведь, в конце концов, тут невеста, то меня выставляют из кабинета, потому что “это большой секрет” и “пусть будет для тебя это сюрпризом”. Признаться честно, я вообще не поняла, зачем Настя притащила меня с собой, если она не считает нужным со мной советоваться.

Я бы могла возмутиться, но из-за усталости я решаю немного отдохнуть, да и сон очень важен для беременных женщин, пусть и на неудобном диванчике, обитом кожей, которая пахнет воском и каким-то ненавязчивым парфюмом с нотками миндаля. Пока я сладко посапываю, Анюта сторожевым псом стоит у диванчика, спрятав руки за спиной, и я хочу предложить ей тоже поспать, но лишь неразборчиво мычу.

Затем я подрываюсь и бегу в уборную, где минут тридцать или даже час очень близко общаюсь с унитазом. Время за токсикозом и жалобами в пустоту летит быстро и незаметно. В перерыве между спазмами и громкими всхлипами я лезу в телефон, чтобы узнать, как остальные женщины справляются с тошнотой, и читаю сообщение от главы отдела, который уведомляет меня, что я уволена. Не спорю, в этом месяце я просила несколько отгулов, и мне, наверное, стоило сказать, что у меня непростой период в жизни с разводом, но и хрен с ними.

У меня сейчас проблема поважнее – как бы не выблевать желудок и остальные внутренности, которые отчаянно просятся наружу.

– Ну, что ты, – я прижимаю руку к животу, – не терзай мамочку.

И тошнота внезапно отступает, будто горошинка клеток в матке согласилась со мной, что она раскапризничалась и ей очень стыдно. И меня накрывает волной любви, слез и счастья, которое я и была обязана почувствовать, когда тест-полоски дали положительный ответ.

– Ты же моя хорошая… или хороший, – рыдаю, сидя на кафельном полу и поглаживая живот.

– Что?! Что случилось?! – в уборную вваливается Настя, за ней Анюта, а Анюту отталкивает Виолетта, которая кидается ко мне.

– Что?! – она опускается на корточки передо мной и хватает за руки. – Что?!

Я невнятно всхлипываю о том, что я так счастлива, ведь судьба наконец меня одарила долгожданной беременностью и что я скоро буду мамой, но, видимо, я говорю действительно неразборчиво и очень отчаянно плачу, потому что Виолетта бледнеет на глазах.

– Все хорошо, – я улыбаюсь и крепко сжимаю руки стервы, что внутри оказалась не такой ужи сукой, – я просто растрогалась.

– Ну, знаешь! – она встает и спускает воду в унитазе, – меня чуть удар не хватил.

– И меня, – бурчит Анюта. – Сразу ведь о плохом думаешь.

Виолетта гордо и громко хлопает дверью, и Настя молча присаживается рядом и вытягивает ноги.

– Я беременна, – шепчу я ей в лицо.

– Ага, – она улыбается.

– И я рожу нового человека.

– Ага, – Настя смеется и обнимает меня.

– До меня только дошло, – обескураженно смотрю заплаканными глазами на потолок. – Это так странно быть беременной.

– И это папа постарался, – хихикает Настя. – Ему спасибо, да?

Я замолкаю и вытираю слезы с щек. Меня ждет с ним разговор, который вряд ли обрадует, потому что я до сих пор не простила Родиону предложение быть его содержанкой. Опять скажет какую-нибудь глупость, которая меня кольнет в самое сердце.

– Любишь папу? – едва слышно спрашивает Настя.

Я киваю и прячу лицо в ладонях, вновь сотрясаясь в плаче.

– Я тоже беременной постоянно рыдала, – Анюта качает головой, – как вспомню, так вздрогну.

– Я тебе не верю, – Настя поднимает на нее лицо и поглаживает меня по спине, – ты не похожа на человека, который умеет плакать.

– Вот тогда я и выплакала все слезы, – Анюта скрещивает руки на груди и облокачивается о стену, – после родов ни одной слезинки так и не вышло из меня.

– Я устала, – жалобно всхлипывая, встаю. – Отпустите меня домой, пожалуйста. Мне еще к встрече с Родионом подготовиться. Хотя бы морально и в одиночестве.

Я очень несчастная, и никто со мной не спорит, ведь все прекрасно понимают, что беседы с Родионом всегда сложные и с непредсказуемым результатом.

Через сорок минут я уже стою под душем, осторожно ощупывая шею и мне больше не жаль Сергея. До меня, наконец, дошло, что он покусился не только на мою жизнь, но и на моего ребенка, а если мне себя не жаль, то за свое будущее чадо я сама бы ему голову свернула голыми руками.

После стакана воды и зеленого яблока я опять чувствую необходимость в отдыхе. Меня прямо тянет к дивану, и отказываюсь сопротивляться этому зову. Взбиваю подушку и в полотенце с мокрой головой ложусь. Пять минуточек, и…

И просыпаюсь я в темноте и вскрикиваю, потому что рядом кто-то сидит. С учащенным сердцебиением прижимаю руки ко рту и смотрю на черный силуэт, который хрипло шепчет голосом Родиона.

– Это я.

– Ты меня напугал…

– Я уже понял.

– Господи, – выдыхаю я и натягиваю на голую грудь полотенце, – я с тобой поседею.

– Определенно поседеешь, Яна, – усмехается в темноте Родион, – и морщинами покроешься. Нас ждет совместная старость.

– И какая она будет?

Молча глядит в окно на молодую луну, и я терпеливо жду его ответа, хотя я хочу вцепиться в его бороду и обвинить его в том, что он бессердечный мерзавец, раз не может солгать беременной женщине и сказать, что старость у нас будет всем на зависть: теплая, уютная и длинная.

– Я признавался в любви лишь одной женщине, – Родион продолжает пялится в окно. – И когда эта женщина умерла на моих руках, я пожелал больше не знать этого чувства. Слишком больно, страшно, Яна. Для меня любовь – это не розовые единороги, сердечки и радость, это постоянный страх за близкого человека и это моя уязвимость. Я о Насте думал, думаю и буду думать каждую секунду, и теперь в мои мысли и тревоги влезла и ты…

Последняя фраза прозвучала с обидой и легкой злостью, которая меня кусает в сердце недовольством, но я медленно выдыхаю гнев, который сейчас очень не к стати. Может, я помолчу и мне, наконец, признаются в любви. Моргаю в темноте и жду, однако Родион молчит и пялится на чертову луну.

Я встаю, придерживая полотенце на груди, подплываю к окну и резко задергиваю шторы, чтобы гадкая луна не соблазняла и не гипнотизировала моего гостя, от которого я все еще надеюсь получить признание.

– И?

– Что и? – голос у Родиона недоуменный и тихий. – Я все сказал.

– Нет, не все, – упрямо отвечаю я и твердо требую. – Хочу признания!

– Того признания, которое обесценилось? Того признания, которое говорят лжецы и того признания, что звучит из каждого утюга?

– Тебе жалко, что ли?

– Что, прости? – тембр Родиона вибрирует гневным изумлением.

Я чешу бровь, и в следующее мгновение скидываю полотенце. Я ему докажу, что то признание, которое я хочу услышать, все еще имеет силу. Шагаю к Родиону и грациозно сажусь на его колени. Меня немедленно обвивают теплые и крепкие объятия, и я с трепетом целую жадные губы, прижав ладони к горячей шее.

Руки Родиона скользят по моей спине, поглаживают бедра и поднимаются к груди. Мягко отпрянув на несколько сантиметров, я жарко выдыхаю в губы Родиона:

– Я люблю тебя.

Он замирает, и я слышу в тишине, как гулко и часто бьется его сердце в груди. Тривиальное и неоригинальное признание звучит в тишине терпким и сладким заклинанием, что оглушает Родиона и лишает его слов. Он касается моего лица, пробегает пальцами по щекам и губам и шепчет:

– Повтори.

– Я люблю тебя, – я вглядываюсь в его глаза, – и, кажется, я согласна тебя любить и без взаимности…

Целует меня с той нежностью, в которой можно утонуть и растворится без остатка. Пусть в темноте и не звучат слова, которые я хотела бы услышать, но неторопливые ласки убеждают меня в том, что Родион – мой и только мой, и он желает быть лишь со мной и ни с кем больше.

Он скидывает на пол пиджак, и я в требовательной спешке расстегиваю пуговицы на рубашке, чтобы в следующее мгновение прильнуть к его мощной и мускулистой груди и обвить крепкую шею ослабевшими от желания руками. Родион валит меня на скрипнувший диван, клацает пряжкой ремня и неуклюже стягивает брюки, жадно испивая из меня поцелуи и стоны.

Я чувствую его бурлящее возбуждение на коже прерывистым и неровным дыханием, но берет он меня медленно, проникая на всю длину сантиметр за сантиметром без резких толчков, будто познает мое тело изнутри. Вжавшись в бедра, Родион душит в объятиях, терзая мычащий рот глубокими и влажными поцелуями.

Я заполнена до краев желанием, и оно выплескивается из меня жалобными стонами, которые упрашивают жестокого искусителя, чьи губы обхватывают мочку уха, ни в коем случае не останавливаться. Член Родиона поршнем скользит во мне, разгоняя по крови огонь, и я в помутнении рассудка бесстыдно рвано приподнимаю бедра, чтобы принять твердое мужское естество как можно глубже.

Одной рукой обхватив меня за шею, другой Родион до боли сжимает мою левую ягодицу и прорывается в меня резкими и частыми толчками. Мне нечем дышать, царапаю напряженную спину ноготками и кричу в его шею, саму себя оглушая. Еще одно скользящее движение до упора, и мое голодное лоно схватывает болезненный спазм, что судорогами оргазма сотрясают тело. В вихре криков, рыков и укусов я слышу глухое “Я люблю тебя”, и я закрываю глаза, награждая будущего мужа новым и громким криком удовольствия.

Эпилог

На примерку платья Настя завязывает мне глаза, чтобы я раньше времени не восхитилась ее и Виолетты шедевром. Мне не позволяют даже коснуться ткани ладонями, но по тому, что ощущает моя кожа на теле, я понимаю – это кружева. Я умираю от любопытства, но получаю каждый раз жестокий отказ на просьбу посмотреть на платье хоть одним глазком.

В День Икс меня также с закрытыми глазами наряжают, но уже без повязки, чтобы не испортить укладку и макияж. Я честно не подглядывала, вслушиваясь в шуршание ткани и наслаждаясь трепетным предвкушением чуда и красоты.

– Стой и не смотри! – приказывает Настя и куда-то убегает.

Через несколько минут моего нетерпеливого молчания, которое нарушает Виолетта, которая крутится вокруг меня и поправляет подол и прикалывает что-то к голове, слышу смех и шепот Насти.

– Не открывай глаза, папуль. Еще рано. Вот сюда. Стоп, – направляет она Родиона ласковым голоском, – и… глаза открываем!

Стоит мне увидеть будущего мужа во фраке и с белой розочкой в петличке, как я забываю о платье и желании взглянуть в отражение. Зачем мне отвлекаться на кружева, когда передо мной стоит такой охренительно сексуальный, красивый и невероятно растерянный мужик, и, похоже, для него сейчас остальной мир тоже не важен.

Я вздрагиваю от щелчка фотоаппарата, что навела на нас восторженная Настя, и касаюсь лица Родиона, который не моргает и, кажется, не дышит. Он берет меня за руку и прижимается щекой к ладони, и вновь щелчок. Мы в синхронном недовольстве разворачиваемся к Насте, которая опять нас с улыбкой и со вспышкой фотографирует, и смеется, глядя на экран фотоаппарата:

– Вот это фотка – улет.

– Они будто увидели… – рядом с ней отзывается насмешливая Виолетта, – не знаю…

– Голого Деда Мороза? – предполагает Настя, и пока она занята фотоаппаратом целую сердитого Родиона в щеку.

Однако я недооцениваю ее ловкость и талант фотографа, потому что она успевает опять нас щелкнуть. Родион хмурится:

– Настя!

И опять звучит “щелк-щелк” и очаровательный смех.

– Ты мне потом спасибо скажешь, – она отходит в сторонку, – и я тебя, папуль уверяю, это будут крутые фотки.

Отвлекаюсь от Родиона и завороженно смотрю в отражение. Я не узнаю себя в элегантном платье из тонких кружев с длинным шлейфом. Плечи, ключицы открыты, талия и бедра подчеркнуты узким подолом, что напоминает русалочий хвост. Я не просто красивая, я… да у меня даже нет слов, чтобы описать, какая я вся воздушная, изящная и не от мира сего.

– Какую ты, папуль, красотку урвал, – ко мне подкрадывается Настя, пощелкивая фотоаппаратом.

– Да я и сам тоже ничего, – Родион встает рядом, приобнимает меня, и мы удивленно взираем на свое отражение.

И красота наша не в изысканном платье и не в дорогом строгом фраке, а в глазах, в которых читается изумление, радость и теплая любовь.

Виолетта громко всхлипывает и выбегает из комнаты, прижав платок глазам:

– Что-то мне душно.

– Что вы наделали, – Настя подскакивает и щелкает нас и себя в отражении, – довели злобную ведьму до слез.

–Ничего я не злобная, – раздается приглушенный голос из-за двери.

– Но ведьма, да? – хохочет Настя. – И сколько ты мне нервов с этим платьем вытрепала!

– Я?! Это ты меня чуть в могилу с ним не свела!

Через час мы стоим в торжественном зале загса с высоким потолками, что украшены лепниной, и ставим подписи. У меня дрожит рука, и подпись выходит корявенькой. На обмене кольцами я чуть не падаю в обморок, но Родион спасает ситуацию крепкими объятиями, в которых тревога отступает.

Гости, которых я по большей части не знаю, аплодируют. Мои родители и родственники немного испуганы громкими и басовитыми выкриками мужчин, ведь строгие костюмы лишь едва облагораживают их суровые и жесткие лица, среди которых даже Алекс и Петя со своим бандитскими рожами выглядят мальчишками.

В общем, мои немногочисленные родственники, которые осмелились явиться в загс после нехороших слухах о том, что мой бывший муж пропал без вести, сторонятся других гостей и ведут себя очень тихо: шепотом поздравляют и в глаза Родиона не смотрят.

Мама дарит мне букет, обнимает и со строгой решительностью говорит:

– Я бы хотела познакомиться со сватами, раз уж мы семья.

– Да я сам бы не прочь с ними познакомиться, – Родион равнодушно и холодно улыбается.

– В каком смысле?

– В таком, что вашей дочери повезло, – спокойно поясняет Родион, – у нее нет свекрови и свекра.

Мать пятится и отплывает в сторону, ошарашенная тем, что муж мой – сирота. Я и сама об этом узнала неделю назад, когда потребовала немедленно познакомить меня с его родителями, ведь они должны знать, что их сын женится во второй раз. Он мне флегматично ответил, что он сирота и вернулся к стейку, а я весь ужин сидела и не знала, что ответить на эту грустную новость. Решила, что мои расспросы будут лишними и я дождусь момента, когда Родион сам будет готов поговорить. Однако забегу наперед, беседы этой так и не случилось.

На торжестве гостьи, что сопровождают друзей и деловых партнеров Родиона, нет-нет, но кинут на него мечтательный взгляд, попивая из бокалов игристое белое вино, но за руку он держит меня и мне шепчет на ухо нежности. Ныряю ладонью под стол в перерыве от поздравлений “самому уважаемому человеку и его прелестной невесте Яночке” и бессовестно жамкаю сквозь ткань брюк каменный член бесстрастного с виду Родиона.

– Меня мутит, – жарко выдыхаю в его ухо и многозначительно сжимаю его гордость в пальцах.

Покидаю стол и со смущенной улыбкой выхожу из зала в коридор. Прячусь в просторной уборной, облицованной мрамором, и жду. Раздается тихий стук:

– Яна, ты в порядке?

– Нет, – распахиваю дверь и требовательно утягиваю удивленного Родиона в уборную.

Щелкаю замком, игриво вглядываюсь в глаза новоиспеченного мужа, который бросает оценивающий взор на раковину, что встроена в массивную тумбу, а затем алчно целует, торопливо задирая подол платья, которое не поддается рукам Родиона.

Возбужденно хохотнув в его губы, я неуклюже помогаю собрать кружевную юбку со шлейфом в пышные складки. Родион рывком разворачивает меня лицом к раковине и зеркалу.

– Не отводи глаза и смотри на меня, – шумно выдыхает в висок и оттягивает ластовицу трусиков, вглядываясь в лицо моего отражения.

Я краснею, но кротко киваю. Родион берет меня одним и глубоким движением, всматриваясь в глаза моего охнувшего отражения. Я выгибаюсь в спине, подчиняясь его резким и властным толчкам, поднимаю руки, завожу их за его голову и обвиваю напряженную шею.

Я стою на носочках, задыхаюсь в медвежьих объятиях и содрогаюсь в стонах, но взгляда от Родиона не отвожу. Оргазм искажает его лицо в оскал зверя, чей сдавленный рык отдается в моем теле теплой и мелкой дрожью удовольствия. Оно нарастает и вырывается криками, и меня на мгновение пугает мое разнузданное и бесстыдное отражение с открытым ртом.

Через секунду я с тяжелым дыханием опираюсь руками о тумбу, а Родион с матерками возится с подолом и тщательно разглаживает складки на кружевной юбке, а затем и я поправляю на его шее бабочку и ворот рубашки. Наши глаза встречаются, и вселенная на миг останавливает свой безумный бег, чтобы мы вновь нырнули друг другу в объятия.

* * *

Я родила мальчика, которому Родион дал имя Матвей. Роды прошли на удивление легко и без осложнений. Видимо, Матвей решил, что он достаточно измучил мамочку токсикозом за девять месяцев и поэтому на финишной прямой не стал меня терзать лишними муками.

А вот его брат-погодка Денис подарил мне легкую беременность, но оторвался на родах, на которых я так орала, что мои крики были слышны на всех этажах родильного дома. Я думаю, что акушерки не раз задумывались над тем, чтобы заткнуть мой рот кляпом или хотя бы тряпкой. Они не ругались, были ласковыми, но я видела в их глазах, что мои вопли их очень и очень нервируют.

Настя так и не уехала в Италию, а осталась в Москве и решила стать дизайнером одежды. Она напросилась в ученицы к Виолетте, которая долго отнекивалась и прикрывалась тем, что предпочитает работать с готовыми брендами, а не выдумывать свое, но под натиском все же сдалась.

На третьем этаже дома в одной из пустующих комнат Настя организовала себе мастерскую. Через три года она открыла свой бренд одежды и начала пробиваться на вершины высокой моды: показы, выставки, дефиле и важные встречи, на которых она без труда находила общий язык даже с самыми чванливыми и высокомерными модельерами. А если не находила, то в бой шла Виолетта, которая давила их и унижала своей сучностью и королевским презрением.

Алекс через год с первого свидания с Катенькой женился на ней. К большому разочарованию свадьбы мы не увидели: они тихо расписались без лишних свидетелей и просто поставили перед фактом. Родион тогда обиженно фыркнул, но на новости о беременности Катеньки растаял и вынудил Алекса выпить с ним треть бутылки виски, но перед этим оружие у верного друга отобрал и спрятал в сейф.

Петя однажды пришел к Родиону и попросил об увольнении, потому что… он влюбился в Анюту, а она дама замужняя и дала ему от ворот поворот: разбила не только сердце, но и нос, когда он полез к ней с поцелуйчиками и нескромными предложениями. Родион тогда заявил, что ему стоит уйти в бессрочный отпуск, залечить душевные раны и вернуться. И он вернулся. И очень удачно, потому что Анюта подала на развод: она застукала мужа с соседкой. Неверный супруг попал с переломами в больницу, соседка отделалась испугом, а Петя преисполнился надеждой завоевать суровую женщину, которая еще несколько раз наградила его синяками, прежде чем согласилась на свидание.

Белла после разрыва с Родионом вышла замуж за одного из постоянных гостей. Вероятно, она затеяла свадьбу лишь для того, чтобы прислать приглашение тому, кто ее так бессовестно бросил и заставил съесть отравленный десерт, но ревности или сожаления не получила. Приглашение было отложено в сторонку, а потом я его тайком разорвала и сожгла.

Мои родители прониклись к Родиону лишь после рождения Варвары и стали частыми гостями в нашем доме. И папа даже как-то раз сыграл с зятем в бильярд, попарился в сауне, и за душевными разговорами они пожарили шашлыки. Мама тогда смилостивилась и шепнула, что мне повезло с мужиком, пусть ей и не нравится его жуткая борода.