Текст книги "Деспот (СИ)"
Автор книги: Арина Арская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Потому что невинность девушки – это ценность, – пожимает плечами и чиркает ручкой по бумаге.
– Я училась…Не было времени… – в который раз пытаюсь оправдаться, хотя это глупо и бесполезно.
– Поверь мне, ты могла потерять невинность и за несколько минут в аудитории на перерыве между парами, – невозмутимо подписывает следующий документ. – Прямо на столе преподавателя, а после спокойно вернулась бы к учебе. Или нет, ведь тебе бы авансом проставили высший балл.
– Отвратительно…
– Согласен, Софушка. Ты бы продешевила, но некоторые за зачеты готовы во все щели дать, – не мигая смотрит на меня. – Невинность ценна не для девушки, а для мужчины в плане морального удовлетворения. Понимаешь о чем я?
Разговор душит меня шелковым шарфом и обжигает жаром от костра. Мозгами я понимаю, что беседа – гнусная и гадкая, но тело считает иначе. Плавится под взглядом Мирона, и едва стою на ногах.
– Нам важно быть первыми. Во всем. Всегда. Физическое удовольствие здесь вторично, важен сам факт, что ты был у женщины первым и она тебя запомнит. В любом случае, даже если после пройдет через вереницу других мужчин. Ты ведь помнишь свой первый поцелуй?
Судорожно выдыхаю. Чмок в щечку от мальчика в песочнице детского садика считается? Умолчу, что после этого ударила пятилетнего ловеласа по голове лопаткой, чем вызвала у него долгую и громкую истерику.
– Так, – Мирон с тихим смехом откидывается назад. – Ты и не целованная?
А затем встает и бесшумным хищником подходит ко мне. Я должна бежать. С криками или без – неважно, но ноги меня не слушаются. И стою я перед беспринципным подлецом, как испуганный кролик перед голодным львом.
Пробегает пальцами по щеке, вглядываясь в глаза. Вдыхаю его горячие выдохи, и мужчина мягко целует в губы, обхватив ладонями лицо. В глазах темнеет, когда уверенный язык оказывается в моем рту. Ласковый и трепетный поцелуй становится напористым и жадным, словно Мирон вознамерился меня сожрать, но через секунду обрывает тягучую связь. Отпрянув, он улыбается:
– Сколько бы мужчин тебя после не поцелует, ты будешь ярче помнить именно эти секунды, Софушка.
И подлый черт в костюме из серой шерсти в тонкую полоску прав. На всю жизнь запомню его губы, теплые руки на лице и прерывистое дыхание на коже, а вот сохранит ли он в памяти меня? Какая я у него по счету?
– А теперь можно и кофе, – сдержанно приглаживает лацканы пиджака и усаживается самодовольным котом в кресло.
Окутанная дурмана терпкого парфюма покидаю кабинет. В молчании запускаю кофемашину и касаюсь пальцами губ. Я до конца не осознаю, что произошло. В груди гулко бьется сердце и оглушает ударами, разбивая мысли на мелкие осколки.
Ставлю перед Мироном чашку с кофе и не смею на него смотреть. Если взгляну в его надменное лицо, то вновь пожелаю вкусить его губы, а итог его игр разобьет мне сердце. Я для него лишь неопытная и забавная подчиненная, которую он не воспринимает всерьез.
Вручает мне стопку подписанных документов, и торопливо выхожу. Не окликает, не хвалит кофе и не дает поручений. Рассортировываю бумаги и решаю заглянуть в первую очередь в отдел кадров, чтобы отнести несколько подписанных приказов, в том числе и о моем принятии на работу.
Глава 6. Приказы для скромницы
– Освоилась? – спрашивает Мария Ивановна, принимая из рук бумаги.
– Почти.
Так и подмывает рассказать ей, что я десять минут назад впервые поцеловалась и поделиться если не радостью, то смущением, чтобы облегчить душу и получить моральную поддержку, но эту тайну я не доверю даже подруге.
Мария Ивановна снимает копии, скучающе почесывая щеку. Копировальный аппарат гудит, а в кабинете пахнет бумагой, пылью и почему-то булочками и ванилью. Мария Ивановна зевает и возвращает оригиналы:
– В бухгалтерию. И не вздумай с ними чаи гонять. Они те еще суки.
Да я и не планировала. Зачем мне чай, когда у меня есть волшебная кофемашина? Когда открываю дверь, чтобы выйти из тесного кабинета, Мария Ивановна встает, выуживает что-то из бумажного пакета у окна и показывает мне зеленую безразмерную блузку с объемным воротом:
– Как тебе? – смотрит на меня, ожидая восторга. – Прелесть, да?
– Симпатично, – неуверенно отвечаю и вежливо улыбаюсь. – Вам будет к лицу.
– А ткань какая приятная, – мнет в руках и возвращается за стол, кинув блузу в шуршащий пакет. – Беги, милая.
Уже в приемной, сидя в кресле и скинув тесные туфли, разминаю лодыжки и икры. Из кабинета выходит Мирон Львович и замирает, глядя на мои ноги.
– Простите, – тянусь к туфлям.
– Нет, – он прищуривается и зло выдыхает. – Продолжай, Софушка. И не смей мне перечить.
Поднимаю затравленный взгляд. Мало тебе украсть мой первый поцелуй? Ну, хорошо, Мирон Львович. Откидываюсь на спинку кресла, вытягиваю вперед правую ногу и неторопливо веду ступней по кругу. Затем левой. Я смущена до онемевших пальцев и дрожи в коленях, но я вымотана за рабочий день и нет сил сопротивляться приказу самодура-начальника. И, кстати, я рада, что на неделе потратила пару часов на педикюр. Не стыдно показать аккуратные ступни с ноготками, покрытыми нежно-розовым лаком.
Наклоняюсь и поглаживаю икры под пристальным взглядом Мирона. Ладони скользят от коленей к лодыжкам и вновь поднимаются. Глаза мужчины вспыхивают недобрым огнем, и он делает ко мне несколько шагов. Перестаралась? Зря я с ним заигрываю и пытаюсь взять ситуацию под контроль.
– А ты не так проста, Софушка, какой кажешься на первый взгляд, – поднимает лицо за подбородок к себе и обнажает зубы в улыбке. – Такая вся скромница, а чуть копнешь…
Отшатываюсь от мужчины и откидываюсь на спинку кресла, словно получила от него оплеуху.
– Ты со мной не согласна? – насмешливо приподнимает брови.
– Нет. Я просто выполнила вашу просьбу, – оправдание слабое и сама в него не верю.
– Если я попрошу сделать мне минет? – закусывает губу, склонив голову набок.
– Нет, – задыхаюсь от нехватки воздуха и паники.
– А если это будет не просьба, а приказ, Софушка? – холодно и сердито интересуется мужчина. – Ты его выполнишь?
– Нет…
Зачем он так со мной? Я от стыда и ужаса хочу провалиться сквозь землю. Губы дрожат, дыхание сбивчивое, и я вот-вот закричу.
– А должна, мои приказы не обсуждаются. Другое дело, что ты не справишься, – хмыкает и вновь скалится в улыбке. – Нам обязательно помешают, и у тебя не будет времени…
Встаю, замахиваюсь, чтобы влепить по самодовольной роже пощечину, но он перехватывает руку за запястье и рывком тут же прижимает ладонь к паху. Пальцы непроизвольно стискивают что-то продолговатое, твердое и довольно внушительно в обхвате. Мамочка моя родная, я держу босса за его детородный орган. Дыхание обрывается тихим истеричным смешком, и мысли лопаются мыльными пузырями. Большой. Больше, чем я могла представить.
– Ну, согласна, что с наскока не справишься со мной? – Мирон заносчиво ухмыляется. – Или хочешь попытаться? Ты же написала в резюме, что инициативная и легко обучаешься новому.
Вырываю руку, толкаю подлеца в грудь и делаю шаг к двери, но в следующее мгновение сильные руки возвращают меня в кресло. Гнев под пристальным взглядом карих глаз сменяется страхом, который дрожью пробегает по телу и теплом разливается по ногам. Прерывистое дыхание обжигает щеку:
– Твой рабочий день еще не окончен, а он у тебя до семи вечера.
Я умру на месте, если он сейчас меня опять поцелует. Частые удары сердца отдаются гулом в ушах, и я не чувствую ни рук, ни ног, а внизу живота сладко тянет. Будь он моим преподавателем в университете, то мог уже на первой паре соблазнить и склонить к близости в аудитории.
Господи, он ведет себя просто отвратительно, а я могу лишь испуганным кроликом смотреть в его глаза и сипло дышать. Удивительно, как я с такой слабой волей умудрилась остаться девственницей до двадцать одного года? Что же это получается, обрати на меня, забитую мышь, кто-нибудь из мужчин до Мирона Львовича, я бы и перед ним вздыхала амебой?
Прежде никто не видел во мне женщину, и как же я завидовала ярким и красивым девчонкам, что были в центре внимания у ребят в школе и университете. Нет-нет, но в минуты между курсовыми на заказ и зубрежкой я тоже хотела, чтобы кто-то из дерзких парней зажал меня в углу. Домечталась: меня третирует босс, и его внимание меня просто оглушает, как динамит рыбу.
– Софушка…
Вздрагиваю от голоса Мирона и прижимаю ладони к губам, чтобы хоть как-то защититься от его напора. Кошу взгляд на остро заточенный карандаш у ноутбука.
– На завтра у меня запланированы встречи?
Спешно раскрываю ежедневник, сцапав со стола карандаш и крепко стискивая его в пальцах, сверяюсь с записями, что оставила Мария Ивановна, и глухо отвечаю:
– В одиннадцать часов утра – вас ждут в департаменте строительства, а в два… – поднимаю взгляд и удивленно продолжаю, – портной. И восклицательный знак. Наверное, очень важная встреча.
Заметив плотоядный взгляд на моих щиколотках, торопливо обуваюсь и прячу ноги под стол. Для Мирона норма – поглазеть на голые колени, поговорить о минете по приказу, а затем небрежно спросить о встречах? Вспоминаю его верткий и уверенный язык во рту, накрываю пунцовое лицо ладонями, отбросив карандаш, и кусаю до боли губы. Если Мирон Львович так глубоко и с чувством целуется, то какой он в постели?
Остановись, Софья. Это мужчина не твоего уровня. Он босс, а ты секретарша. Кроме своей невинности ты ему ничего не можешь дать, и Мирон не просто так завел разговор о моей ценности в его глазах.
– Завтра без опозданий, Софушка, – поправляет галстук и шагает прочь. – Терпеть не могу непунктуальных людей, – оборачивается через плечо и хмыкает. – Я их либо увольняю с записью в трудовой, либо наказываю. Что ты выберешь?
А осмелюсь ли я завтра явиться на работу? Дверь за Мироном Львовичем бесшумно закрывается, и я смотрю на ладонь, которая несколько секунд назад тискала внушительно достоинство. Смыкаю указательный палец с большим, чтобы примерно представить масштабы катастрофы. Чуть раскрываю кольцо и медленно моргаю. Знатно я влипла. Он в меня не влезет.
Глава 7. Ночной звонок
Нащупав под подушкой вибрирующий телефон, отвечаю на ночной звонок. От наволочки пахнет клубничным шампунем, которым перед сном я вымыла голову.
– Да, слушаю, – закрываю глаза и ныряю в полудрему.
Кто посмел нарушить мой сладкий сон? Совести никакой.
– Софушка, доброй ночи, – мужской уставший голос вырывает меня из грез. – Это Афанасий Петрович тебя беспокоит.
– Афанасий Петрович?! – сажусь и удивленно моргаю. – Сколько времени?
В комнате темно. Тихо тикают настенные часы.
– Три ночи, етить его колотить, – сквозь усталость в голосе пробивается раздражение и злость
Падаю на подушки. И недовольно причмокиваю.
– Метнись в офис…
– Что? – сонно уточняю я. – Зачем?
– Чертежи забрать и отвезти Мирону Львовичу.
Голос у главного инженера не терпящий возражений, как у отца, который приказывает дочери не вредничать и проснуться, потому что пора в школу.
– Софья! – повышает он голос. – Ты еще тут?! Бегом в офис!
Афанасий Петрович опять на громких и агрессивных тонах требует, чтобы я поторопилась. Обещаю, что скоро буду, и в спешке одеваюсь. Раз вопрос касается чертежей, то дело серьезное, и капризничать мне не следует.
Опять тратиться на такси. Такими темпами я буду питаться пустыми рисом и гречкой в ближайшие недели. Попросить денег у родителей совесть не позволит. Я уже успела похвастаться, что нашла хорошую работу с высокой зарплатой. Правда, трусливо умолчала, что я теперь секретарша: сказала, что меня взяли на позицию финансового аналитика.
Мама так обрадовалась и успела растрындеть всем родственникам, какая у нее дочь – большая умничка. Знала бы она, что эта умничка согласилась работать на босса-мерзавца в надежде, что дальше домогательств и сомнительных заигрываний он не зайдет. В любом случае, я для себя решила, если Мирон Львович вновь позволит очередную гнусную вольность, я напишу заявление об уходе. Вот такой я смелый кролик.
В офисе меня встречает уставший Афанасий Петрович. На соединенных вместе рабочих столах лежат распечатанные чертежи на огромных листах формата а-один. Мужчина слабо улыбается и торопливо скручивает бумаги в рулон.
– Доброй ночи еще раз.
– Ага, – хрипло отвечаю я и тру глаза, – доброй.
Прячет чертежи в тяжелый и массивный тубус и вешает мне на плечо.
– Беги, Софушка. Красная Песня, двадцать три, Нуар.
– Нуар? – переспрашиваю я.
– Да, – кивает и лезет в карманы. Через несколько секунд сует мятую пятитысячную купюру, – ты же на такси?
Лицо у Афанасия Петровича серое и мрачное, будто он мне вручил не тубус с чертежами, а оружие, способное уничтожить мир. Шагает в полумраке к столу с единственно включенным монитором, за которым уткнувшись в клавиатуру дремлет Алексей:
– Не спать! Последний рывок!
Алексей вздрагивает, трет с мычанием глаза и утыкается в монитор. Афанасий Петрович садится рядом с ним и сосредоточенно щурится на экран и поглаживает подбородок. Прощаюсь и бегу к лифту.
В такси широко и громко зеваю. Мне бы возмутиться, что меня разбудили посреди ночи, и вспомнить, что в вакансии не было речи о ночных переработках, но я еще не проснулась и действую на автомате.
Когда машина останавливается перед ночным клубом, я внутренне сжимаюсь. Неоновая вывеска “Nuar” над черными глухими дверями меня пугает, а два плечистых и бритоголовых охранников у стоек с алыми лентами не внушают доверия.
– Приехали, барышня.
Расплачиваюсь и прячу сдачу из хрустящих мелких купюр в кармашек юбки. Выхожу, придерживая на плече тяжелый тубус, и делаю неуверенный шаг к охранникам. Синхронно жуют жвачки, скрестив руки на груди.
– Здравствуйте…
Один из мужчин молча распахивает передо мной дверь, и я ныряю в полумрак. Стены небольшого холла – черные с золотыми разводами. На диванчиках отдыхают нарядные девушки и импозантные мужчины, распивающие крепкие напитки. В воздухе витают терпкие ароматы духов, алкоголя и табака. Я тут чужая и выгляжу нелепой простушкой среди богачей.
– Пройдемте, – ко мне выходит статная грудастая женщина с ровным каре и короткой челкой и ведет к очередным дверям, за которыми играет музыка. Мысленно отмечаю, что черное узкое платье выгодно подчеркивает ее широкие бедра и аппетитную округлую попу. Вот бы мне такую.
Следую за незнакомкой. Шлейф цветочных духов пьянит, а в глазах рябит от ярких вспышек. Уши закладывает от басов, что разгоняют биение сердца агрессивным ритмом.
На шестах вертятся голые девушки, а у длинной барной стойки и за столами по периметру просторного зала хохочут пьяные люди, разевая рот. Я попала на чужой праздник жизни, которая пугает развратом, шумом и агрессией.
Поднимаемся по черной стальной лестнице на второй ярус, и женщина с улыбкой указывает рукой на глухие бархатные полотнища, за, которыми, вероятно, прячется вип-кабинка.
– Сюда?
Кивает, и я с замершим сердцем вхожу, нервно отдернув полог. На угловом диване, обитой кожей, за низким широким столом, заставленным бутылками и тарелками с закусками, сидит Мирон Львович в расхристанной рубашке с небрежно закатанными рукавами. Ноги широко расставлены, поза расслабленная, а волосы всклокочены, что придает ему пугающей дикости. Рядом с ним развалился толстый мужик с залысинами на голове и крупным рябым носом. О чем-то беседуют и цедят алкоголь.
– Доброй ночи, – едва слышно говорю я и сглатываю кислую слюну.
– А, Софушка, – скалится Мирон Львович и отставляет бокал, – явилась.
Толстяк оценивающе смеривает меня с головы до ног липким и пьяным взглядом. Кладу тубус на диван и отступаю. Неприятный тип.
Мирон Львович снисходительно на меня смотрит и командным тоном заявляет:
– Свободна.
Я оскорблена. Где, подлец ты этакий, твое спасибо? Вот надо мне ночью шляться по ночным клубам с чертежами наперевес? Мне сон, между прочим, приятный снился!
– Куда же ты пойдешь, краса? – сладко улыбается толстяк. – Посиди с нами, выпей, перекуси.
Мирон Львович зло зыркает, будто я жаба противная, и порчу ему вечер своим присутствием.
– Садись, милая, – толстяк похлопывает по дивану.
Мне неуютно. Я не доверяю неприятному сальному незнакомцу, который продолжает на меня глазеть, как на кусок мяса, но мне обидно, что Мирон Львович не соизволил меня поблагодарить за мою самоотверженность. Во мне неожиданно взыграло упрямство. Присаживаюсь между мужчинами на край дивана, и мне кажется, что Мирон Львович скрипит зубами от негодования: я осмелилась ослушаться его приказа.
Толстяк наливает в стакан виски благородного янтарного цвета и улыбается. Нервничаю. Я уже не рада своей глупой дерзости. Ох, стоило мне свалить, как приказал Мирон Львович.
– Я не пью.
– От глотка ничего страшного не произойдет, – улыбается толстяк и протягивает руку, – Иван.
Слабо пожимаю пухлую ладонь:
– Софья.
Иван стискивает мои пальцы и прищуривается:
– Прелестная девочка.
Зябко ежусь, схватив со стола стакан с алкоголем. Спиртовые пары перемешались с запахами сыра, креветок и вяленого мяса. Меня мутит. Господи, какая я дура. Очень вероятно, что меня в младенчестве уронили вниз головой, и вот травма дает о себе знать слабоумием и отвагой.
– На чертежи взглянешь? – Мирон Львович с ожиданием смотрит на Ивана.
– Да что я там не видел? – откидывается назад и чешет щеку, взирая на меня мутными глазами. – Дело же не в том, что ты собрался строить. Ты отхапал золотой кусок земли, Мироша, на который многие пускали слюни. Тебе не позволят на нем даже сарай поставить и вынудят продать.
Меня передергивает от фамильярности Ивана. Какой, к черту, Мироша? Мирон Львович!
– Если ты…
– Если я, – кивает и смеется. – Могу, Мироша, но все имеет свою цену.
Где же я его видела? Лицо знакомое. Неужели какой-то политик или высокопоставленный чиновник? В любом бизнесе большую роль играют связи и деньги, но что-то мне подсказывает: Ивана интересует сейчас не взятка, а моя скромная персона. Глаз не отрывает от лица и в нетерпении поглаживает колени толстыми ладонями с короткими пальцами, напоминающими уродливые сардельки.
Иван кладет мне на бедро вспотевшую руку и криво улыбается, недвусмысленно облизывая губы. Наклоняется, шумно выдыхая, и я молча выплескиваю в его опухшее и румяное лицо виски. Я лишь хочу защититься.
С удивленным возгласом подскакивает на ноги, разведя руки в стороны, и с изумлением смотрит на мокрую рубашку. Мне конец, ведь Мирону Львовичу был важен этот пузатый хряк. Он просил его об одолжении, а я все испортила.
Глава 8. Вопрос чести
Мирон Львович молча и с толикой превосходства протягивает Ивану салфетку и тот, выхватив ее из рук, с рыком и неразборчивыми ругательствами, в которых я слышу “шлюха” и “стерва”, выходит, зло запутавшись в бархатной шторине. Разъяренно одергивает ее и покидает нас. Сердце стучит, вторя приглушенной музыке, и возвращаю пустой бокал на стол.
– Ты солгала в резюме, Софушка, – голос Мирона Львовича дрожит от ярости. – Ты очень конфликтный человек. Я бы сказал, агрессивный и несдержанный человек.
Встаю, но мужчина рывком за запястье усаживает обратно на диван. Через секунду стальными руками вжимает в мягкую спинку и вглядывается в глаза. Хочу кричать, но вряд ли кто-то услышит меня из-за громкой музыки. Какая я слабая, беспомощная и глупая. Зачем я ответила на ночной звонок и пришла, отринув сомнения и страх?
– Софушка, ты понимаешь, что натворила?
– Отстояла свою честь? – едва слышно отвечаю я дрожащим голосом.
– Ты, маленькая и глупая дрянь, сорвала переговоры, – глухо рычит в лицо. – Это вопрос не чести, а больших денег. Огромных, мать твою, денег!
– Отпустите меня, Мирон Львович…
– Нет, моя милая. Тебя не учили, что за проступки надо отвечать?
Я напугана и вместо слов лишь сглатываю и моргаю. Когда Мирон Львович въедается в мои губы, возмущенно мычу и вскидываюсь под его руками. Рвет блузку, повалив на диван, и коленом раздвигает ноги.
– Мирон Львович! – в отчаянии вскрикиваю я и бью кулаками по его груди.
– Я тебя внимательно слушаю, – задирает юбку и ныряет рукой в трусики, заткнув мой визжащий рот губами и языком.
Когда проскальзывает между складок девичьей плоти и требовательно давит на клитор, я замираю. Целует в шею, пальцами рисует восьмерку, и я со стоном вздрагиваю под уверенной рукой. По телу пробегает слабая волна удовольствия, а затем вторая и третья. От каждого движения судороги нарастают и мощным потоком накрывают меня с головой.
Захлебываюсь в стонах и влажных голодных поцелуях. Теперь я не отталкиваю Мирона Львовича, а крепко обнимаю, упиваясь его ртом. Сильный, возбужденный и желанный. С ехидной улыбна брюнетка с сиськами, как вымя коровы. Припоминаешь? Затих? И не зря. В твоих интересах, жирный ты боров, чтобы проект одобрили, иначе солью видео с твоим участием твоей жене. Это же ее сестру ты в зад отымел, да? А после кину в открытый доступ. Как долго ты продержишься на должности?
Предпринимаю попытку встать, но цепенею под злым и пристальным взглядом. По глазам вижу, что лучше не дергаться, а то пальцами и разорванной блузкой не отделаюсь. Запахиваюсь и отворачиваюсь.
– И чертежи забери, Иван.
Мирон Львович бросает телефон на стол и разминает шею. Чувствую исходящую от него опасность, и мне нечем противостоять ей. Даже заплакать не в силах, чтобы разжалобить и воззвать к совести.
– Мирон Львович…
– Да?
– Я могу идти?
– Нет, – зло и хрипло отвечает, и на его щеке играет желвака гнева. – Вот же стерва упрямая.
Вот и поговорили. Поднимаю глаза на уродливую люстру из матовых шаров и перевожу взгляд на стены с небрежными золотыми мазками на бархатном покрытии. Постукиваю пальчиками по мягкой кожаной обивке под приглушенную музыку, чтобы хоть как-то отвлечься от жара между ног и испуга. Как я могла позволить случиться подобному?
– Я хочу уволиться, – зачем-то говорю я и обиженно поджимаю губы.
– Нет.
– Я просто не приду на работу, – веду плечиком и морщу нос.
– Придешь, – подливает в стакан виски.
– Нет.
– Я тебя силком притащу в офис.
Вваливается красный и разъяренный Иван. Бросает на меня уничижительный взгляд и хватает с дивана тубус.
– Ты не посмеешь! – хрипло выплевывает в лицо спокойного Мирона Львовича.
– Я не планировал разыгрывать эту карту, но ты меня вынудил.
Иван выбегает, сердито отмахиваясь от тяжелого полога, и босс невесело хмыкает. Скребу ноготками кожу обивки и недоумеваю: где слезы? Я опустошена и раздавлена. Мысленно сравниваю себя с мотыльком, которому оборвали крылья, но метафора меня больше злит, чем печалит. Меня стоит приравнять к похотливой суке во время гона, которая теряет голову, когда на нее наскакивает кобель.
– Можешь идти.
Держал возле себя, чтобы унизить Ивана перед идиоткой, что посмела плеснуть ему в рожу виски? Я очень впечатлена. До трясущихся коленок и озноба.
– Иди, Софушка, – покачивает в ладони бокал с виски. – А вот про стрессоустойчивость ты не солгала.
– Ну, знаете, Мирон Львович! – подскакиваю на ноги и застегиваю блузку на одну уцелевшую пуговицу. – А вот меня никто не предупредил в вакансии о ночных переработках и о начальнике с шаловливыми пальцами!
Замолкаю, переваривая сказанное, и с пунцовыми щеками вылетаю в яркие вспышки и громкую музыку. Зачем я сказала про шаловливые пальцы?! Боже, какой позор! Притормаживаю на лестнице, отвлекаясь на девушку, что на четвереньках ползет со сцены по помосту к молодому и пьяному парню с пачкой денег в руках, и бегу прочь.
– Софья? – на крыльце меня ловит седовласый и крепкий мужчина.
– Да! – истерично вскрикиваю и отскакиваю от незнакомца. – Софья!
– Виталий, – он мягко улыбается. – Водитель Мирона Львовича. Попросил вас отвести домой. Волнуется, как бы вы ни наделали глупостей.
Глаза добрые и сочувствующие. Наверное, ему можно доверять.
– Самую большую глупость я уже совершила!
Охранники у двери прекращают жевать и в живом любопытстве переглядываются. О, как мило. Им интересно, на чем прокололась лохматая и помятая во всех смыслах девица.
– А вот не скажу! – оглядываюсь на них.
Незачем им знать, что я ошиблась в выборе профессии, а затем повелась на высокую зарплату и устроилась к мерзавцу секретаршей. Виталий берет меня под локоток и ведет к черному внедорожнику:
– Все будет хорошо.
– Нет, не будет, – возмущенно вглядываюсь в его лицо. – У меня босс – монстр! Уволюсь! Все! Решено! Устроюсь в макдональдс. Или в Пятерочку!
Виталий кивает и распахивает передо мной дверцу. Заползаю в салон, обшитый черной матовой кожей и сердито скрещиваю руки на груди. Хорошая машина, аж злость пробирает до самых костей.
– Куда вас отвезти, Софья? – Виталий с вежливой улыбкой оглядывается. – И конфетку будете?
– Буду. И отвезите меня в полицию.
– Нет, туда мы не поедем, – посмеивается и смотрит в зеркало заднего вида. – Мы поедем домой, – и с лживой лаской спрашивает. – Адрес?
Дергаю ручку, но дверца заблокирована.
– Так, Софья. Вдох-выдох, – протягивает леденец в белом фантике, – и адрес. Или я звоню Мирону Львовичу.
Тихая угроза вызывает холодную панику, и я сдавленно шепчу адрес, рассерженно рассасывая мятный леденец. В какой секретарский профсоюз можно пожаловаться на босса-подлеца? Вызвал посреди ночи и…и… краснею и скрежещу зубами. Не зря меня привлекли его пальцы при первой встрече. Тогда уже было ясно, что он гнусный извращенец!
Глава 9. Мирон Львович всегда сдерживает обещания
Написала Марии Ивановне, что я увольняюсь. Вернувшись в свою крошечную однокомнатную квартирку на пятом этаже старой хрущевки, я так и не сомкнула глаз: просидела на разложенном диванчике несколько часов, глядя на разорванную блузку. Я точно запомню первую близость с мужчиной.
Истерики со мной не случилось, и желание заявиться в полицию утихло, когда я поняла, что я не похожа на жертву. На дуру – да, но не на жертву. Если кого и винить, то только себя. Мирон Львович не скрывал своих намерений на собеседовании и чуть ли не прямым текстом заявил, что ищет шлюху. И чего мне сейчас обижаться? И я сама нацепила на себя ценник. Двести тысяч в месяц.
На что я надеялась? Верила, что справлюсь с бессовестным негодяем, пребывая в эйфории от того, что нашла работу с высокой зарплатой? Или же причина была в моей неуверенности и внимание обаятельного и богатого красавца стерло во мне крохи благоразумия?
Вспоминаю насмешливую улыбку Мирона Львовича и пренебрежительный взгляд, и бью кулаками по лбу, чтобы вытряхнуть из черепной коробки мысли о нем. И даже тихая тирада о том, что он негодяй, подлец, урод, мерзавец не помогают мне воспылать праведным гневом.
Вот Ивана с его толстыми и липкими пальцами я бы стукнула по макушке бутылкой и очень сожалею, что ограничилась лишь тем, что плеснула ему в рожу виски. Надо было в каждую ноздрю запихать по креветке, выколоть глаза и заставить их сожрать.
После горячего душа с чистой совестью выключаю телефон и ложусь спать. Быть продажной шлюхой очень увлекательно, но я, пожалуй, пас.
За окном птички поют, через тонкие шторы пробиваются лучи утреннего солнца. Вернусь к маме и папе в родной городок. Здесь меня преследуют неудачи. Ничего страшного, устроюсь в магазин продавщицей или вернусь к написанию курсовых и дипломных работ для ленивых студентов. Да, второй вариант предпочтительнее: буду сидеть на удаленке, чтобы, не дай бог, вновь не столкнуться с каким-нибудь самоуверенным болваном, от смеха которого я отупею до состояния похотливой инфузории.
Громкий и злой стук. Подрываюсь и с учащенным сердцебиением подхожу к двери. Затылок стягивает страх, и переступаю с ноги на ноги. Теперь незваный гость тиранит звонок. Боюсь смотреть в глазок, поэтому стою безмолвной тенью у двери и кусаю губы.
– Софушка! – рявкает голос Мирона Львовича. – Я знаю, что ты там!
– Уходите немедленно! – вскрикиваю и сжимаю кулачки. – Я вызову полицию!
– Вызывай! – опять тарабанит в дверь.
Он же сейчас привлечет внимание мерзкой и полоумной старухи по соседству, и та позвонит хозяйке квартиры, а она мне и возмутится, что я мужиков вожу, хотя был уговор: никаких хахалей, иначе пинок под зад и скажи прощай дешевой квартире, которую мне сдали по знакомству через дальних родственников.
– Ну, вызвала? Или мне подсказать номерок? Сто два, Софушка, или сто двенадцать. Хочешь, сам позвоню, чтобы тебя не утруждать?
Щелкаю замком и открываю дверь. Мирон невоспитанно вваливается в прихожую и без приветствий зажимает меня в углу. От него веет свежим одеколоном с нотками базилика и древесной смолы. Задерживаю дыхание. Еще пара вздохов душистого и колдовского амбре, и я потеряю голову.
– Я же просил без опозданий, – шипит в лицо. – Софушка, ты охамела.
– Не охамела, а уволилась! – вскрикиваю на громком и истеричном выдохе. – Я не рабыня!
– Я тут решаю, уволилась ты или нет. И внимание, Софушка, ты не уволена!
С бряцанием хватает с тумбы ключи и беспардонно выталкивает меня на лестничную площадку в пижаме и пушистых тапках.
– Вы не имеете права!
Оглядывается и я пячусь. Лицо искривлено гримасой злобы и глаза горят огнем безумия. Проворачивает ключи в замке и прячет их кармане брюк.
– Отдайте!
Молча и энергично спускается по лестнице, игнорируя возмущения, и мне не остается ничего кроме, как бежать за чокнутым боссом, шаркая тапочками.
– Мирон Львович!
На тесной площадке разворачивается и грубо стискивает плечи, всматриваясь в лицо:
– Не серди меня, Софушка. Я ясно изъясняюсь? Или ты еще не проснулась?
– Вы меня пугаете, – едва слышно попискиваю и крепко зажмуриваюсь.
– А ты меня выводишь из себя. Я сказал, – щурится и с яростью шипит, – силком притащу в офис, а я обещания сдерживаю.
Воздух аж вибрирует от его гнева, и меня трясет мелкой дрожью. Скажу хоть слово, задушит ведь голыми руками, или еще чего похуже.
– Милая пижама, – выпускает из хватки и продолжает путь, – но не в моем вкусе.
Опешив от смены настроения Мирона Львовича от трескучей злобы до легкой беспечности, моргаю, обиженно приглаживаю фланелевую рубаху с розовыми котятами и следую за ним. А что мне еще делать? Ключи он ведь отобрал, а кричать о помощи стыдно. Соседи выглянут на крики и дальше что? Меня никто не убивает, не насилует, и знаю: Мирон Львович вывернет ситуацию так, что неадекватной истеричкой буду я.
На крыльце он оглядывается по сторонам и со вздохом прячет руки в карманы. Обычный двор типичной хрущевки с тополями и бедной детской площадкой: облупленная горка, песочница с грязным крупным песком, турники из сваренных вместе труб.
Мимо проходит дворник с метлой и я вежливо с ним здороваюсь. Кивает и подозрительно смотрит на Мирона, который молчит и задумчиво взирает на покосившиеся качели у кустов шиповника.
– А вы кто? – дворник поправляет на голове кепку и останавливается.
– Корольков Мирон Львович.
