Текст книги "Деспот (СИ)"
Автор книги: Арина Арская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Софья! – из-за стола встает Афанасий Петрович и сует в руки несколько документов с жирными печатями и размашистыми подписями.
Пробегаюсь глазами. Разрешение на строительство многоэтажного жилого комплекса на Нахимовском проспекте. – Сними копии… – говорит в спину Афанасий Петрович.
– Затем заверить у нотариуса. Одну – в архив, вторую – в отдел документооборота, третью– сохранить у себя, а оригинал– под замок, – громко и быстро тараторю и взбегаю по лестнице. – Принято! Будет сделано!
В приемной распускаю волосы, расстегиваю три пуговки под воротом и прячу разрешение на строительство в нижний ящик стола. Делаю пометку, что надо снять копии, и спешно ныряю на кухоньку, где завариваю кофе для Мирона Львовича. Сердце колотится, пальцы на руках немеют и покалывают.
Прежде чем постучать в дверь кабинета, запираю приемную на два уверенных оборота ключа. Я не хочу, чтобы кто-то помешал Мирону Львовичу пороть меня за очередное опоздание. В наказании нерадивой секретарши важен настрой и увлеченность процессом.
Вдыхаю полной грудью терпкий и бодрящий аромат кофе и тихо стучу по двери костяшкой указательного пальца. Я решительная и бесстрашная женщина и готова принять гнев босса с гордо вскинутой головой. Я повела себя, как истеричка, и пусть Мирон Львович выбьет из меня ремнем всю дурь. Я недостойна жалости.
– Входи, Софушка, – раздается приглушенный голос, в котором я улавливаю сердитые нотки недовольства.
Глава 24. Гнев
Ставлю перед молчаливым Мироном Львовичем чашку с кофе. Делает глоток, откинувшись на спинку кресла, и я с наносным безразличием говорю:
– Анжела просила передать, что покончит с собой.
Он успел переодеться. И вновь безупречен. Никаких красных пятен на вороте. Вздыхает и закрывает глаза:
– Ты поэтому опоздала?
– Нет. Я просто не уследила за временем.
На виске бьется венка гнева, а лицо спокойное и умиротворенное.
– Вы сделаете мне выговор? – интересуюсь с издевкой и легким высокомерием.
– По-хорошему, тебя стоило бы уволить, Софушка, – отставляет чашку и смотрит на меня. – Опаздываешь, перечишь и имеешь наглость со мной зубоскалить.
Возмущенно охаю. Да я само уважение и вежливость. Меня вновь накрывает злость на Мирона Львовича. Он мне надоел! Помурыжил, во все дырки заглянул и теперь можно уволить? А я сама уволюсь!
– Я напишу заявление!
– Я тебя приказом уволю! – ультимативно хватает за запястья и грубо дергает на себя. – Села на стол и рот закрыла.
– А вот не буду!
Покидает кресло, рывком усаживает на стол и снимает с шеи галстук. Отталкиваю Мирона Львовича, но он опрокидывает меня спину и под мое шипение стягивает запястья, чтобы затем завести руки за голову.
– Мирон Львович, я буду кричать!
– Кричи, – задирает юбку, игнорируя неуклюжие пинки, и в ярости смотрит на мои трусы.
На несколько секунд смущенно замираю. Переводит раздраженный взгляд на лицо и вскидывает бровь:
– Ты серьезно, Софушка?
– Ненавижу кружева, – отвечаю сквозь зубы.
– Ты бы еще панталоны надела!
– А вот и надену! Растянутые, старые и застиранные!
С треском рвет трусы, и я взвизгиваю, пнув Мирон Львовича в живот. С меня хватит! Надоело быть его личной потаскухой. С рыком разводит ноги в стороны и затыкает мои вопли трусами, грубо проталкивая их в рот. А потом я получаю слабую и игривую пощечину
– Тихо!
Оторопев от “жестокости” Мирона Львовича со слезами на глазах, смотрю в его бледное и сердитое лицо. Расстёгивает ширинку, и я с мычанием вскидываюсь на столе.
Резким толчком берет меня, закинув мои лодыжки себе на плечи. Крепко удерживает за бедра, в животном неистовстве врываясь меня до основания отбойным молотком. Головка его толстого члена давит на матку, проскальзывая через сжатые от испуга мышцы. Каждый рывок отдается волной болезненного удовольствия и жалобными всхлипами.
Наваливается на меня, растягивая вскинутые бедра болью, и наращивает скорость. Не будь у меня кляпа во рту, я бы голосила на весь офис от слепой и черной похоти и страха быть порванной безжалостными фрикциями. Под злобными толчками со скрипом сдвигается стол и с шелестом рассыпаются бумаги.
В глазах темнеет, лоно сжимается от очередного рывка, и меня вспарывают раскаленные судороги оргазма. Стены и потолок вибрируют под спазмы, и на пару секунд меня глушит мое же мычание, что гулом отзывается в ушах.
С охами выныриваю из омута и пьяным взглядом смотрю в глаза утробно рыкнувшего Мирона Львовича, который выскальзывает из меня и со стоном проводит подрагивающей головкой по клитору, чем вызывает новый спазм. Густая и горячая сперма стекает по нежным складкам опухшей вульвы и собирается подо мной лужицей.
Мирон Львович целует в колено. Отпрянув, опускает мои трясущиеся ноги и с тяжелым дыханием падает в кресло. Гляжу на потолок и пытаюсь осознать произошедшее, обмякнув на столе пудингом без костей и мышц. Вряд ли можно назвать это грубое и жесткое соитие актом любви.
– Софушка, ты там заснула? – хрипло спрашивает Мирон Львович.
Отрицательно мычу и выталкиваю языком кляп изо рта.
– И чего ты вздумала неожиданно сопротивляться? – голос тихий и усталый. – Решила меня порадовать?
Со стоном кладу связанные руки на живот и покряхтыванием сажусь.
– Это была не игра.
– Да ты что? – приподнимает брови.
– Да, вы меня изнасиловали.
– Даже так? – сипло посмеивается, покачиваясь в кресле. – Нет, Софушка, я сделал тебе дисциплинарное взыскание громким и струйным оргазмом.
Опускает взгляд на ширинку. Брюки в области паха потемнели от влажного пятна. Поднимает глаза и ухмыляется:
– Тебе тоже по душе игры в недотрогу.
– Я описалась, что ли? – скривив губы, краснею жгучим стыдом.
Мирон Львович касается влажного пятна и под моим изумленным взглядом и внимательно принюхивается к пальцам.
– Это не моча, – тихо и авторитетно изрекает, уронив руку на подлокотник. – Поздравляю тебя со сквиртом. Я у тебя теперь точно первый во всех смыслах.
– Сомнительное достижение. На вашем месте мог быть кто угодно, – скрываю стыд под злостью.
– Думаешь? Кто, например?
– Я же сказала. Кто угодно, – упрямо повторяю и отворачиваюсь. – Отстаньте и руки развяжите.
– Ты у меня сейчас договоришься до второго оргазма, Софушка.
С укором смотрю на заносчивого мерзавца, и он усмехается, когда я перевожу взгляд на его член, что наливается кровью и разбухает в размерах, ритмично подрагивая.
– Сколько страха в твоих глазах.
– Мирон Львович…
– Я же предупреждал, что спрошу за опоздания по всей строгости.
Неуклюже соскакиваю со стола и голопопая бегу прочь, прижав связанные руки к груди. Понимаю, что далеко не уйду, но настроена решительно. Что-то во мне перемкнуло, когда увидела мокрый пах Мирона Львовича. Это неправильно. Я не должна раскрываться под ним развратной и похотливой сукой, которая фонтаном кончает от его члена.
– Софушка, что же ты со мной делаешь? – смеется Мирон Львович и покидает кресло. – Маленькая озорница.
– Мне надо работать! – взвизгиваю я и дергаю ручку двери. – Мирон Львович! А вдруг к вам заявятся посетители?!
– Подождут, – размашисто шагает ко мне.
Я устроилась на работу к секс-террористу, не иначе. Зарплату еще не получила, а уже во все щели отымел. Оглядываюсь. Ну, точно маньяк! Скалится в безумной улыбке, неторопливо подплывая ко мне.
– Дайте передохнуть!
– Никаких передохнуть, Софушка. Ты у нас больше не девочка, верно? Так чего с тобой нянчится?
– Изверг! Вы вчера поди и с Анжелой не нянчились? Да? – из меня вырывается истеричная ревность
– О, милая, я все силы берегу для тебя, – его рот растягивается в голодном оскале.
– Оу… – изрекаю я, на мгновение оторопев.
– Да. Именно так.
– Так вы не…
– Нет, Софья, – цедит он сквозь зубы и медленно шагает ко мне. – Я к этой падали пальцем не прикоснусь. За кого ты меня держишь?
Мирон Львович возмущен, уязвлен и разгневан моими подозрениями, будто я его обвинила не в связи с бывшей, а в чем-то грязном, омерзительном и гадком.
– Но помада…
– Она же не на члене была!
– А член вы помыли, – безапелляционно заявляю я и зубами развязываю галстук на запястьях.
Мирон Львович сжимает переносицу, опустив голову, а затем поднимает на меня взгляд:
– Подскажи, почему я должен перед тобой отчитываться?
Отсупаю к столу, и тут раздается спасительный перелив входящего звонка. Торопливо нажимаю на мигающую кнопку под сверлящим взглядом и сипло говорю, оперевшись слабыми руками о столешницу.
– Приемная Королькова Мирона Львовича.
– Я хочу его услышать! Он меня заблокировал! – истерично верещит в трубку Анжела.
Мирон Львович с разочарованным вздохом застегивает ширинку и нависает над столом:
– Анжела, сука ты надоедливая, – приглаживает ладонью волосы, – оставь меня в покое. Хватит. Я устал.
– Я стою на крыше. Я… Я… прыгну…
– Прыгай, – безучастно трет бровь.
В ужасе смотрю на него. Бессердечный! Швыряю ему в лицо галстук, который он лениво накидывает на плечо
– Я не несу за тебя ответственности. Ты мне больше никто. В моей жизни ничего не поменяется, если ты сиганешь вниз, дорогуша. И я сомневаюсь, что ты на крыше.
– Нет, я на крыше, – неуверенно отзывается она.
Мирон Львович касается кнопки сброса звонка и выуживает из кармана смартфон.
– А вдруг она серьезно? – испуганно шепчу я
– Приведи себя в порядок, Софушка, и вызвони Виталия, – шагает к двери кабинета. – Пусть прихватит чистые брюки.
– А если прыгнет? – игнорирую его просьбу.
– Это уже пятая угроза за неделю, – оглядывается и усмехается. – И я не понимаю, какого хрена Антон так долго с ней возится.
– Что он с ней сделает? – едва слышно спрашиваю я.
– Вариантов масса. Лишит денег, чтобы она образумилась. Отправит в принудительный отпуск в особый санаторий под охранной…
– Особый санаторий?
– Да, – пожимает плечами. – Где ей вправят мозги.
– В психушку, что ли?
– Санаторий, – повторяет Мирон Львович. – Нервные срывы для богатых женщин обычное явление.
– Психушка для богатых? – прищуриваюсь на него.
– Санаторий.
– Психушка.
– Ты меня опять провоцируешь? – вопросительно изгибает бровь.
– Но психушка ведь, – бурчу и смущенно отступаю к уборной. Скрываюсь за дверью под пронизывающим до костей взглядом и смачиваю салфетку под ледяным напором воды.
Вытираю липкую промежность и прижимаю мокрый бумажный комок к горящим и зудящим половым губам. Я боязливо растеряна. Аппетиты Мирона Львовича растут. Начиналось всё с заигрываний и пуговок, но чем все закончится?
Глава 25. Не обижайте секретарш
Я не голодна и на обеде решаю посидеть под солнышком на лавочке в сквере в пяти минутах от офиса, из которого я буквально сбежала. Мирон Львович мог меня вызвать к себе на перерыв “перекусить членом”, поэтому я его переиграла. Да и подразнить любвеобильного босса тоже не помешает. Обед – это мое святое и личное время. Пусть увольняет
Иду по Киевской и на перекрестке у здания почты притормаживает низкий красный мерс, из которого выскакивает щеголеватый блондинчик в узких брючках и приталенном пиджачке. Обегает машину и решительно шагает в мою сторону. Не успеваю сообразить, как он смачно целует меня с языком, прижав вспотевшие ладони к щекам.
Непроизвольно кусаю его за нижнюю губу. Сильно. Слышу визг и чувствую на языке вкус крови, что подстегивает во мне контролируемую ярость. Модный урод с громким мычанием отворачивается от меня, закрывая рот. Сквозь пальцы на брусчатку капает алая кровь, и я бью его по спине сумкой. А сумка у меня тяжелая. В ней припрятана стеклянная бутылка лимонада “Буратино”.
Несколько глухих ударов, и парень с охами падает, свернувшись в позу эмбриона: закрывает голову руками и жалобно воет. Перевожу взгляд на шокированную Анжелу, которая замерла на водительском сидении мерса со смартфоном, чья камера направлена на меня. Взвизгивает, когда я подскакиваю к машине.
Выхватываю из ее пальцев смартфон, который на автомате прячу в карман юбки, и рывком открываю дверцу под ее вопль ужаса. Как же эта сука мне надоела. Одинокие прохожие в сторонке наблюдают за тем, как я с рыком выволакиваю на троутар сисястую стерву в облегающем комбинезоне персикового цвета за волосы. С криком о помощи спотыкается на шпильках и падает на колени.
Я не агрессивная. Нет. Я милая и добрая. И насилие не приемлю. Я предпочту договориться словами через рот, однако сейчас во мне проснулся разъяренный берсерк. Я вымотана работой, боссом и истериками его бывшей, которая с чего-то вдруг решила, что я виновата в разрыве их отношений. Я планировал посидеть на лавочке и выпить лимонада!
Наношу по припудренном лицу Анжелы злую пощечину. Заметив движение справа, замахиваюсь сумкой и вновь отправляю окровавленного модника с горизонтальное положение. Орет и получает носком туфли в живот.
– Ненавижу!
Анжела отползает с рыданиями к машине, и я дергаю ее за волосы назад, удивляясь равнодушию зевак. Как прогнило современное общество. Средь бела дня происходит акт насилия над двумя мажорами, и никто не вступится за них. Вот она – холодная ненависть к богатым и успешным.
– Отпусти!
– Не на ту напала, – рычу не своим голосом в лицо заплаканной Анжелы. – Тебе стоило тогда меня пристрелить.
Несколько крепких, от которых у меня самой онемела ладонь, пощечин и кто-то уверенно оттаскивает меня в сторону. О! Неужели кто-то решил вступиться за слабых и немощных?!
– Да успокойся ты, – шипит голос Виталия. – Ты чего такая дерзкая?
– Как пуля резкая, – рявкаю и злобно брыкаюсь. – Дай я ей наваляю! По ее сиськам!
– Софья, это низко, – заталкивает на переднее сидение.
– Зато эффективно!
– Сидеть! – Виталий отмахивается от моей руки и угрюмо смотрит в глаза.
А теперь я вижу в нем уголовника. И не того, кто попал в места не столь отдаленные за воровство. В глазах вижу тень звериной жестокости.
– Так-то, – кивает он и разворачивается в сторону всхлипывающей Анжелы и ее вздрагивающего на брусчатке дружка. – В машину, сукины дети! Да не в свое пафосное корыто, идиоты!
Анжела в испуге ныряет в салон мерса, из которого ее тут же выволакивает Виталий, но не за волосы, как я, а ласково под ручку:
– Не советую выкобениваться.
– Отпусти! Я сама!
Пошатываясь, подходит к машине Мирона Львовича и заползает на заднее сидение. Опять скулит, когда я на нее оборачиваюсь.
– Какого хрена, Анжела?!
– Отвали.
– Ах ты, сука! – переваливаюсь через сидение и замираю под выкрик Виталия.
– Успокоились!
Виталий запихивает к Анжеле блондинчика, который прижимает ко рту окровавленный платок и я тянусь к нему рукой, чтобы дернуть его за растрепанные волосы.
– Софья!
Смотрю в глаза Виталия и медленно возвращаюсь на сидение, сердито пристегнувшись ремнем безопасности.
– Откуда ты такая вылезла? – Виталий садится за руль.
– Из мамкиной манды, – цежу сквозь зубы, всматриваюсь в его лицо. – Еще вопросы?
– Исчерпывающе, – кивает и кидает взгляд в зеркало заднего вида. – Допрыгалась?
Машина мягко трогается с места.
– Да она сука чокнутая! – взвизгивает Анжела.
– Не спорю. Другой вопрос, чем ты ее так вывела из себя?
Блондинчик бубнит что-то нечленораздельное и отворачивается от Анжелы. Растекаюсь по сидению. Что на меня нашло? Единственный раз, когда меня также накрыло, случилось в средней школе.
Я кинулась на одноклассницу, что вздумала меня с подружками травить, со стулом в руках. До членовредительства не дошло: Сучки успели с криками выскочить из класса, а я в щепки разнесла запертую дверь, которую потом менял отец. После я ходила год к психологу, и его тесты охарактеризовали меня, как неконфликтную и спокойную личность. И я согласна на все сто процентов.
Виталий паркует машину возле главного входа офиса, на десятом этаже которого сидят Мирон Львович и его уставшие инженера, которых он взял в рабство. Хмуро смотрю на Виталия.
– Выходим, – он покидает машину и достает из багажника костюм в пленке.
– А где мы? – бубнит блондинчик в платок, глядя на бледную Анжелу.
– В полной жопе, – сердито отзываюсь я и выползаю из машины, громко хлопнув дверцей.
Чувствую себя, как на приеме у директора школы. Я сижу между всхлипывающей Анжелой и ее окровавленным дружком перед Мироном Львовичем, который молча смотрит в смартфон бывшей. Из динамиков телефона доносятся крики моей жертвы, что сейчас прикрывает нижнюю часть лица платком. Виталий стоит за спиной босса, восседающего в кресле, и тоже пялится в экран.
Мирон Львович переводит на меня изумленный взгляд и пальцем перематывает видео на начало. Опять крики, и я краснею, а друг Анжелы шепелявит в платок:
– Ты мне губу откусила.
– Покажи, – приказывает Мирон Львович.
Убирает бурый платок. Губа на месте, но жутко опухла, а на ране полумесяцем запеклась кровь. Мирон Львович недовольно кривится, и Виталий разочарованно говорит:
– Столько криков было, и даже швов не надо накладывать.
– Я старалась, – возмущенно фыркаю я, уловив в голосе Виталия осуждение.
Мирон Львович опять смотрит на меня под крики из телефона. И я не могу понять: он возмущен, восхищен или разочарован. А чего ты хотел? Работа – нервная, начальник – циничный и бессердечный подлец с большими аппетитами на мою милую попку, а его бывшая сначала угрожает застрелить и после плетет какие-то глупые и нелепые интриги. Детский сад, одним словом.
– А какой конкретно у тебя был план? – интересуюсь у Анжелы, которая влюбленно смотрит на Мирона Львовича. – Отправить видео, на котором твой друг отыгрывает… ммм… кого?
– Вот мне тоже интересно, – тот с издевкой изгибает бровь.
– Она меня избила! – взвизгивает Анжела, игнорируя вопрос. – Мирон!
– Скажи спасибо, что рядом оказался Виталий, – Мирон Львович щурится и откладывает телефон. – Анжела, ты за кого меня держишь? За дурачка?
– Нет…
– А что это за инсценировка тогда?
Мирон Львович говорит с Анжелой, как недовольный учитель с неразумной ученицей. И нет в его глазах ни тени любви, только разочарование.
– Я люблю тебя…
– Да, Господи! – фыркает Мирон Львович и откидывается на спинку кресла, всплеснув рукой. – Довольно! Я повторяю! Я устал от тебя и твоих истерик! Анжела, учись нести ответственность за ошибки. Ты ведь не маленькая девочка, чтобы все тебя прощали за слезы!
В кабинет вваливается полный бритоголовый мужчина с круглым и щекастым лицом. На груди – толстая золотая цепь, а на пальцах перстни. Зыркает на притихшую Анжелу и энергично шагает к столу. За руку здоровается с Мироном Львовичем и Виталием. Я удивлена, что простому водителю оказана такая честь.
– Па, – пищит Анжела.
Охаю. Она точно пошла в мать, потому что я не вижу сходства с разжиревшим буйволом.
– Что опять? – строго спрашивает он у Мирона Львовича, который кивает на смартфон.
Съеживаюсь. Мне сейчас точно прилетит. Антон выхватает телефон, наводит его на лицо притихшей дочери, чтобы разблокировать, и сосредоточенно пялится в экран. Опять крики и визги.
– Я не понял, – он переводит злой взгляд на меня. – Что это?
Из меня вновь лезет хладнокровная стерва, и я веду плечом:
– А вы как думаете?
– А она кто? – мужчина смотрит на Мирона Львовича.
– Моя секретарша, на которую Анжела натравила этого щеголя, – разводит руками в стороны.
– А ты тогда кто? – Антон переводит взгляд на молчаливого парня.
– Глеб, – тот съеживается и втягивает голову в плечи. – Анжела обещала заплатить за услугу, а мне откусили губу.
– Покажи.
Антон медленно моргает и разочарованно смотрит на опухшую синюю губу Глеба.
– Я старалась, – отзываюсь я и обиженно отворачиваюсь.
Мужчина прячет телефон в карман и взирает на Анжелу:
– Почему сдачу не дала этой курице?
– Антон, – шипит Мирон Львович.
– Пардон, – мужчина прикладывает руку к груди, оглянувшись на него, – но как мне реагировать, когда мою дочь отметелила твоя секретарша?
– А мне ее по голове погладить и в носик чмокнуть после того, как она мне в лицо волыну пихала?
Замолкаю, когда Виталий удивленно вскидывает бровь. Господи, я говорю, как зечка. Что это еще за криминальный жаргон в моем лексиконе?
– Какая у тебя дерзкая секретарша, – Антон смотрит на меня исподлобья. – Как зовут?
– Софья.
– Софья, – повторяет он и холодно продолжает, – приношу свои извинения. Моей дочери тяжело после разрыва помолвки.
– Принято, – вежливо улыбаюсь, – однако кто мне даст гарантии, что меня завтра по указке вашей дочери не изнасилуют?
Чувствую свою значимость. Приятно. Антон – серьезный человек, и раз он принес извинения, то видит во мне не просто курицу, а опасную курицу, которая отстоит себя в бою и выклюет черепушку!
– Я дам, – Антон смотрит мне прямо в глаза и будто ждет, что я первая сдамся и отведу взгляд.
А вот и нет. Я в этой ситуации правая, пусть и не совсем жертва.
– Поехали домой, котенок, – Антон, наконец вздыхает, кивает на прощание Мирону Львовичу и Виталию и шагает прочь.
– Но па…
– Поехали! – громогласно рявкает он, и Анжела торопливо встает. – Или я, блять, к матери твоей отправлю! Доить коров под охраной будешь с ней га пару!
Анжела тупит глазки, семенит за отцом, потом оглядывается на Мирона Львовича и всхлипывает, но он лишь устало вздыхает. Нет у нее шанса вернуть гордого и высокомерного подлеца. Он не из тех, кто прощает ошибки.
– Я могу идти? – тихо спрашивает Глеб, когда дверь за Антоном и плачущей Анжелой закрывается. – Мне бы в больницу.
– Мизинец и безымянный ему сломай, – Мирон Львович подпирает подбородок сцепленными вместе ладонями.
Глеб вскрикивает, кода Виталий делает к нему шаг и срывается с места, однако его в мгновение ока нагоняют и валят на пол. Тихий хруст и душераздирающий вопль. Мирон Львович с молчаливым хладнокровием смотри мне в глаза, а я не смею пошевелиться. Вся моя смелость и стервозность куда-то испарилась. Я увидела босса с иной стороны. Передо мной покачивается в кресле жестокий мужчина, на поводке которого сидит, похоже, бывший криминальный авторитет.
– Чего разорался? – презрительно говорит Виталий и встряхивает Глеба за шкирку. – Будет тебе, сучонок, урок.
Тащит его к двери, и я вздрагиваю, когда Мирон Львович улыбается. Ласково так, до холодных мурашек:
– Софушка, будь добра, чашечку кофе.
Сегодня у меня стартовала горячая новинка "Игрушка для негодяя" Загляните на огонек!
Глава 26. Немного о репутации
После чашки кофе Мирон Львович уехал. На прощание жадно поцеловал, бесстыдно потеребив за соски, и я внутри растеклась смущенной лужицей, позабыв о Глебе и его криках. Мечтательно вздохнув на закрытую дверь, вернулась к работе. Отснять копии, заглянуть в архив, юристам на третьем этаже и заняться регистрацией бумажной текучки.
– Софья, – в приемную забегает Мария Ивановна и воровато закрывает дверь.
– Да? – отвлекаюсь от гудящей копировальной машины.
– Что у вас тут стряслось?
Глаза горят любопытством. Явилась за сплетнями и ждет, что я возьму и расскажу все секретики. Свои и Мирона Львовича.
– Ну, – Мария Ивановна садится на стул перед столом. – Говори.
– А нечего говорить.
– Ой ладно тебе!
Складываю теплые листы копий в стопку. Не буду я подтверждать сплетни и подогревать их новыми подробностями. Пусть придумают свою версию, что за окровавленного парнишку Виталий вытолкнул из лифта и какое отношение к нему имею я.
– Уборщица сказала, что вчера у Мирона Львовича в корзине отыскала женские трусы, – Мария Ивановна с невозмутимостью удава приглаживает блузу на груди. – Интересно, чьи?
– Да вы что? – сажусь и стучу стопкой бумаг по столешнице.
Давлю в себе стыд, смущение и желание ворваться в кабинет Мирона Львовича. Под столом в корзине лежит вторая пара трусов, которыми он мне сегодня заткнул рот. Нельзя допустить, чтобы уборщица отыскала новые улики.
– Кофейку плеснешь? – заискивающе улыбается Мария Ивановна. – С пеночкой.
Киваю и скрываюсь на кухоньке. Когда возвращаюсь в приемную с чашкой капучино, то не нахожу Марию Ивановну. Дверь в кабинет Мирона Львовича приоткрыта. Ставлю кофе на стол и сердито фыркаю.
Захожу в кабинет и скрещиваю руки на груди. Мария Ивановна стоит у стола Мирона Львовича с моими мятыми трусами в руках. Вот же стерва. Везде сунет свой любопытный нос.
– Дурная ты, – она прячет трусы в карман без тени отвращения. – Вот надо тебе, чтобы старая карга сплетни распространяла? Я у нее вчера с боем твои труселя отобрала! Хорошо, что в офисе уже никого не было! Ладно Мирон Львович дурак дураком, а ты?
– А что я?
– Ты же приличная девушка!
– А если нет?
– Но об этом не надо знать уборщице, Софья! – Мария Ивановна недовольно зыркает на меня. – Она бы с твоими трусами по всем этажам пробежалась!
Забота Марии Ивановны о моей чести ставит меня в тупик. Она не видит ничего предосудительного в том, что босс на рабочем месте веселится с секретаршей, а вот сплетни для нее неприемлемы.
– Для молодой девушки очень важна репутация, Софья, – величаво проплывает мимо меня и выходит в приемную. – Этого ты сейчас не понимаешь, но поверь мне: с женщины всегда спрос выше.
Следую за ней растерянной тенью. Мария Ивановна берет чашку, делает глоток и семенит к выходу. Наверное, она права: я бы не хотела, чтобы уборщица стала источником грязных сплетен. Мне хватит косых взглядов, когда я опаздываю.
– Чашку занесу позже, – просачивается между косяком и дверью, – и не говори Мирону Львовичу, что пристрастилась к твоему кофе.
– А ему мой кофе, похоже, не нравится, – тихо жалуюсь я. – Как и мои трусы.
– Мне твои трусы тоже не нравятся, – кривится Мария Ивановна. – Они ведь скучные, как у пенсионерки. Это мне в пору носить такие.
Закрывает дверь, и обескураженно возвращаюсь за стол. Если я не доверяю вкусу Мирона Львовича, то стоит прислушаться хотя бы к Марии Ивановне и выбросить к чертям старое белье. Даже из-за ревности и обиды не стоит его надевать, чтобы не позориться в случае чего перед уборщицей.
Отвлекаюсь от ноутбука, когда в приемную с ведром заглядывает сухонькая женщина. Смотрю на часы и удивленно охаю. Рабочий день давно окончился, а я и не заметила.
– Добрый вечер, – торопливо встаю из-за стола и подхватываю сумочку, закрыв ноутбук.
– Добрый, – женщина с подозрением щурится на меня, словно пытается просканировать и понять, в трусах ли я сейчас или нет.
Вежливо прощаюсь и выхожу из приемной. В пустом офисе сидят несколько инженеров, которые с красными глазами пялятся в монитор и изучают чертежи. Кидают на меня беглые взгляды, когда я тихо говорю:
– До свидания.
Утомленно кивают. Наверное, они ради премии так стараются. Хочу поддержать каждого из них добрым словом, сказать, какие они молодцы и умнички, но что им до похвалы секретарши? Вот если бы Мирон Львович их поблагодарил за работу, то они бы точно просияли, но от него не дождешься и простого “спасибо”. Он же платит им зарплату, и этого достаточно. Им еще повезло, что на стол не швыряет и рты не затыкает мокрыми трусами.
В лифте причесываю волосы пятерней, поправляю воротничок и хлопаю ладонями по щекам, чтобы прогнать с лица бледность, а затем замечаю в области груди и живота на блузке несколько засохших капель крови. И никто не сказал! Теперь ясно, почему на меня все так смотрели. Со смесью тревоги и страха. Хотя как не смотреть, если Анжела на весь офис орала, что я маньячка и избила ее.
У станции метро мне звонит Виталий и уточняет, где я нахожусь. Завуалировано отвечаю, что не дома и очень занята. Стоило хоть немного передохнуть от Мирона Львовича, как я вновь страшусь его ласк и растущего аппетита. Мне нужна небольшая пауза, чтобы обдумать мое положение и в одиночестве разобраться в чувствах. В конце концов, я сегодня напала на двух людей после дикого разврата в кабинете, и мне важно побыть в тишине. Вдруг, моя агрессия с желанием откусить лицо Глебу проснулись именно после близости с Мироном Львовичем? Может, мне противопоказан секс?
– Не юли. Где ты?
– Там, где вас нет, – приваливаюсь плечом к фонарю, глядя на прохожих.
Виталий смеется, а потом строго повторяет вопрос. И тут-то я понимаю, что себе не принадлежу. Если Мирон Львович хочет меня видеть, то я обязана явится к нему без капризов и возмущений.
– Где ты? Я оценил твое чувство юмора, но давай шутки оставим на потом.
И ведь Мирон Львович предупреждал и не утаивал, что он требовательный босс, которому начхать на мою личную жизнь, а я, дура наивная, пропустила все мимо ушей. И я не виновата: рядом с ним невозможно мыслит здраво.
Пока жду Виталия, верного слугу Мирона Львовича, ко мне подходит нагловатый парень и с улыбкой спрашивает, сколько времени. Отвлекаюсь от стаканчика с апельсиновым лимонадом, что был куплен в ларьке с мороженым, и отвечаю:
– Без понятия.
Видимо, он ожидал не этого, потому что он как-то мнется и краснеет. Я так устала за сегодняшний день, что его неуверенность и пунцовые уши бесят до зубовного скрежета.
– Чего?
– Да я… познакомиться хотел…
– А я не хочу.
Знаем мы ваше “познакомиться”. Это все из-за юбки выше колен и расстегнутого ворота блузки с пятнышками крови.
– С хрена ли ты така сука?
– А с хрена ли ты такой наглый, парниша? – за моей спиной вырастает Виталий.
– Да, с хрена ли? – я повторяю за ним и шумно втягиваю через трубочку остатки лимонада.
Парень пятится и торопливо теряется среди равнодушных прохожих. И куда же подевалась твоя решительность познакомиться с дамой, парниша?
– Я бы и без вас справилась, – говорю Виталию и бросаю пустой стакан в урну.
– Я знаю, но на сегодня лимит на сломанные пальцы и откушенные губы я исчерпал.
Прячу лицо в ладони и несколько секунд стою и медитирую. Вдох-выдох. Прогоняю истеричную и агрессивную суку и, встряхнув волосам, гляжу на терпеливого Виталия:
– Ненавижу свою жизнь.
– О, Софья, а она, по сути, только началась.
– Это и пугает.
Глава 27. Тетя Софья
Когда Виталий притормозил у элитного клубного дома на переулке Коробейников, я недоуменно посмотрела на него и вопросительно вскинула бровь. Я вроде читала об этом пристанище для богатых: его признали лучшим жилым комплексом Москвы.
Фасады отделаны белым известняком, балконы украшены балюстрадами и орнаментальной лепниной. Этакий пафосный таунхаус в стиле французского неоклассицизма. Красиво жить не запретишь. Хотя в этом районе все дома такие: помпезные, дорогие и жмутся к друг другу, как в очереди.
– Тебя ждут.
– Кто?
– Иди уже, – губы Виталия вытягиваются в тонкую нить.
Выскакиваю из машины и выхожу к ажурным кованым воротам под арочным проемом. Черные двери за ними распахиваются и ко мне выходит высокая шатенка в узком красном платье:
– Боже, милая, ты мой ангел-хранитель! – открывает бесшумные ворота и увлекает за руку в просторный холл в бело-золотых тонах. – Что бы я без тебя делала!
На низенькой софе у стильного черного ведра с зонтами сидят две одинаковые девочки лет пяти: бархатные зеленые платьица с рюшами, белые носочки, красные туфельки и по две косички на каждую. Пухленькие, курносые и заплаканные.
– Не шалить и тетю не обижать, – женщина вглядывается в отражение зеркала над комодом и подкрашивает губы. – Ясно?
