Текст книги "Деспот (СИ)"
Автор книги: Арина Арская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Вы извращенец, Мирон Львович, – хрипло и прерывисто шепчет.
– Софушка, ты мне чуть пальцы не сломала, пока кончала, – смеюсь и прищуриваюсь.
Вспыхивает и истерично стучит каблучками по паркету к двери. Ради этого сладкого стыда я и затеял игру с секретаршей-девственницей. Ты та еще потаскушка, Софья, и я с удовольствием оголяю твою развратную душу и познаю все ее яркие грани.
У двери она приглаживает волосы, поправляет юбку и щелкает замком. В кабинет врывается Мария Петровна, подобно неповоротливой медведице, и трясет каким-то документом:
– Мне срочно нужна ваша подпись!
Софья выхватывает из ее рук бумаги и тихо, но уверенно говорит:
– Я принесу, когда Мирон Львович подпишет. А подписи у нас ставятся в четыре часа после полудня.
– Но…
Софья пробегает глазами по документам и поднимает взгляд на Марию Ивановну:
– Почему отпуск Геннадия Рудольфича оформлен задним числом?
И краснеет при слове “задним”. Очаровательная крошка.
– Тут такое дело, – женщина отступает под гневным взглядом Софьи и жалобно смотрит на меня, – я совсем запамятовала. Мирон Львович, но не вызывать же человека из отпуска из-за моей ошибки. Он ждет отпускных. Собственно, поэтому я и пришла, чтобы бухгалтерия провела на счет оплату. Он уже в Анапе!
Будто мне не начхать на Анапу и чужой отпуск, однако наглость Марии Ивановны приправила жгучим стыдом шалость с крепкой задницей Софьи. Киваю, и женщина с улыбкой охает:
– Золотой вы человек, Мирон Львович!
Вытягивает из пальцев сердитой Софьи документ и, тяжело переваливаясь, шагает к столу.
– Минуту, Мария Ивановна, – скрываюсь уборной с ухмылкой, заметив загнанный взгляд Софьи на корзине под столом.
Вымыв руки, возвращаюсь в кабинет. Софья стоит мрачной тенью у двери и сторожит Марию Ивановну, которая из любопытства могла бы заглянуть в бумажный мусор. И каково бы ее было удивление, когда она отыскала бы в корзине белые трусики с насквозь мокрой ластовицей.
– Свободна, – сажусь в кресло, одернув полы пиджака, – и вызови ко мне Афанасия Петровича.
Зыркает на меня и капризно ведет плечиком, пытаясь скрыть смущение и растерянность. Посторонний человек чуть ли не стал свидетелем забавы с ее попкой на рабочем столе шефа. Интересно, это и есть ее предел дозволенного?
Глава 20. Мирон Львович против клоунов
Получить оргазм от пальцев в заднице! Да что со мной не так? Это ведь мерзко и отвратительно! Это насколько можно быть распущенной, чтобы позволить кому-то так гнусно над собой надругаться? Нет никаких оправданий тому, что я возбудилась и пришла к яркому финишу от ритмичных движений мужских пальцев там, куда не всякий врач заглянет. Подобному изврату есть место в порно, но не в реальной жизни. Какая же я гадкая и бессовестная.
Печально накалываю на вилку макаронину и последний кусочек котлеты. Столовая полна людей и неразборчивого гула. На телефоне высвечивается сообщение от мамы. Спрашивает, как дела на работе. Вот что ей ответить? Придется солгать и сказать, что все замечательно.
– Софья? Ты, что ли? – слышу задорный мужской голос.
Поднимаю взгляд. Передо мной стоит мой бывший одногруппник Василий в узких брючках и приталенной рубашке. Лихо приглаживает короткие светлые волосы и улыбается:
– И правда ты!
Садится напротив и во все глаза смотрит на меня:
– Не поверишь, только сегодня тебя вспоминал. Подумал, как там наша отличница, что строчила мне курсовые?
– Потихоньку, – смущенно улыбаюсь и вежливо спрашиваю. – Ты как?
Вася был в нашей группе активистом и старостой. На парах появлялся редко и был вечно занят организацией всяких мероприятий и разъездами по студенческим конференциям. Всегда завидовала его задору, веселому нраву и легкости, которой не хватало мне. Вечно я была в учебе и бесполезной зубрежке.
Поделился, что работает аудитором в небольшой компании в одном квартале от столовой, и похвастался хорошей зарплатой и заманчивыми перспективами. Радуюсь за его успехи, как за собственные. Ну, хоть кто-то связал трудовую деятельность с полученным образованием, а то свой диплом я могу использовать в качестве подстаканника.
Не вовремя вспоминаю, что сижу перед Васей без трусов и краснею. Он делится последними новостями, активно жестикулируя руками, а я боюсь, что юбка подо мной могла намокнуть, ведь я опять подумала о пальцах Мирона Львовича. Пока ты, Василий, проверяешь финансовые отчетности, я буквально подставляю зад боссу, который самым наглым образом отбирает мои трусики. Хорошие трусики, кстати, были. И неясно, чем они не угодили Мирону Львовичу, ведь на них не было никаких васильков.
Медленно разговор о работе сворачивает к шуткам. Его беззаботность всегда была заразительна, но в университете мы по большей части общались вынужденно: из-за курсовых, которые я писала быстро и дешево.
– Слушай, – говорит он, когда мы выходим из столовой, – у тебя какие планы на вечер?
Теряюсь от вопроса, и Василий торопливо добавляет, немного смутившись, что выступает в одном из баров стендапером. Обещает, что будет весело и мне понравится пиво. Оно какое-то особенное, крафтовое.
– А я не пью.
– Там и коктейли безалкогольные есть, – торопливо оправдывается Василий.
– Софья.
Вздрагиваю от голоса Мирона Львовича и оглядываюсь на припаркованный у тротуара черный джип с опущенным стеклом на боковой задней дверце. Пугаюсь колкого и холодного взгляда босса.
– Кто это? – Василий обеспокоенно спрашивает.
– Мой шеф, – неловко улыбаюсь и делаю шаг к машине Мирона Львовича. – Была рада встретиться.
Сует в руки визитку и улыбается:
– Приходи. Поболтаем.
С сомнением оглядываюсь и торопливо прячусь в салоне авто. Мирон Львович выхватывает визитку и внимательно ее изучает. Нажимаю кнопку стеклоподъемника и смотрю перед собой.
– Кто это? – Мирон Львович косит на меня грозный взгляд.
– Мой одногруппник.
Рвет визитку и прячет обрывки в карман пиджака, а затем ослабляет галстук.
– Зачем вы это сделали?
– Решила на новый член наскочить? – грубо спрашивает и насмешливо вскидывает бровь. – Осмелела?
Секунда, и леплю звонкую и озлобленную пощечину:
– Да как вы смеете?!
Виталий за рулем бегло и удивленно смотрит в зеркало заднего вида. Мирон Львович считает, что я посмею построить с кем-то отношения, пока удовлетворяю его капризы? Я не настолько беспринципная дрянь, чтобы утром отсасывать боссу, а потом вечером после работы нежиться в объятиях другого мужчины. Это же какой надо быть гадиной, чтобы так поступать?
– Пусть у нас и нет отношений, Софушка, – цедит сквозь зубы Мирон Львович, – но я не потерплю хахаля на стороне. Я брезгливый.
Вот это да. Глупо было ожидать от него ко мне уважения. Купил, и теперь имеет полное право меня унижать.
– Это оскорбительно, – отворачиваюсь и скрещиваю руки на груди, – но если я заведу с кем-нибудь романтические отношения, то уж после того, как разберусь с вами, чтобы мой избранник был на первой и единственной роли.
– Какие громкие слова, – зло шипит и с неприязнью кривится, – романтические отношения, избранник. Ты попусту сотрясаешь воздух, Софушка.
– Я не буду с вами спорить.
– Потому что сама в сказанное не веришь.
– Верю, – зло смотрю в равнодушные глаза беспринципного мерзавца, – но нет никакого смысла вас убеждать в обратном. Вы все равно останетесь при своем мнении.
– При каком же?
– При том, что я недостойна любви.
– Я этого не говорил, – заглядывает в глаза и усмехается, – я просто решил очертить границы.
– А вы сами эти границы будете соблюдать? – перебиваю напыщенного болвана. – Или что дозволено быку, не дозволено Юпитеру?
– Наоборот, Софушка, – Мирон Львович смеется и тихо поучающе говорит. – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.
– Но смысл вы уловили, – с упрямством отзываюсь я. – Хотя можете не отвечать, с вами и так все ясно.
– Главное, чтобы ты уловила – никаких клоунов на стороне, – холодным и стальным голосом произносит Мирон Львович. – Ты меня услышала?
– Мне все предельно ясно, – мои губы вытягиваются в обиженную ниточку.
– Повтори.
– Никаких клоунов на стороне, – вздыхаю и смотрю на руки, сложенные на коленях.
– Вот и умница
Наклоняется ко мне, чтобы поцеловать, но я отстраняюсь и выскакиваю из машины, увернувшись от порывистых объятий. Захлопываю дверцу и зло сверлю глазами затонированное окно, за которым на меня смотрит Мирон Львович. Я его не вижу, но знаю, что он поедает меня взглядом. Откидываю волосы за плечи, сверкнув подаренными серьгами, и гордо с поднятым подбородком удаляюсь. Посиди и подумай о своем поведении.
Глава 21. Поздний и внезапный гость
Мирон Львович не вернулся в офис после обеда и не соизволил меня предупредить, что не явится. Я планировал встретить его холодным и презрительным взглядом, постукивая пальцами по клавиатуре ноутбука, но меня в который раз лишили возможности сыграть оскорбленную даму. К Анжеле, наверное, поехал. Мну бумагу и с рыком бросаю ее в корзину.
– Мирон Львович у себя? – в приемную заглядывает Гриша, которому, вероятно, опять отказали в авансе.
– Нет, – рявкаю я.
– А где?
– На встрече, – приглаживаю ворот блузки.
– На какой?
– На важной, – отвечаю и поднимаю взгляд.
Гриша вздрагивает и в непонятном испуге пятиться, будто я пригрозила ему, что шею сверну, если продолжит допрос.
– Ясно.
– Вас записать на прием к Мирону Львовичу?
Улыбаюсь. Да, уважаемый, наш босс – очень важный и занятой человек, и встречи с ним надо расписать заранее, и не факт, что он примет кого-то из подчиненных, потому что чхать он хотел на простых смертных. Шляется где-то и не говорит, куда уехал! Вот его кто выпорет?
– Нет, спасибо не надо, – Гриша тихо и медленно прикрывает дверь. – Обойдусь.
До конца рабочего дня не могу сосредоточиться. Несколько раз порываюсь позвонить Мирону Львовичу под предлогом, что приходил Гриша и просил аудиенции, но это глупо, но других важных посетителей и звонков не было.
Затем я в желании взбунтоваться против Мирона Львовича хочу пойти на стендап и послушать Васю, но мне, если честно, не особо интересно, о чем он будет шутить на сцене перед пьяными людьми. Не до шуток мне сейчас.
Поэтому я возвращаюсь в свой новый дом. Проведу вечер в одиночестве, сидя на балконе с кружкой чая. Вид из него и правда завораживающий. В окна моей прошлой квартиры и смотреть не хотелось лишний раз: однообразная тоска спального района и мрачных хрущевок настраивало на депрессию.
Покачиваюсь в кресле, наблюдаю, как розовеет небо от заката, и отхлебываю теплый отвар из ромашки. Час назад звонила мама и аккуратно так уточнила, а действительно ли я переехала и о каком высоком красавце упомянула моя бывшая хозяйка. Я не придумала ничего умнее, как обозвать Мирона Львовичем риелтором.
– Ммм, – загадочно протянула мама, – тебе очень повезло с риелтором.
А потом включила видеосвязь и ласково потребовала показать квартиру. Я свернула разговор и заявила, что мне некогда и я меня ждут выдуманные друзья, с которыми я пообещала погулять по вечерней Москве. Послала воздушный чмок и трусливо сбросила звонок.
– Я же говорил, вид отличный, – слышу шепот Мирона Львовича, и с громким возгласом проливаю чай на грудь.
Вскакиваю на ноги, на футболке расползается влажное пятно, и я в испуге смотрю на позднего гостя. Мирон Львович стоит в проеме двери, небрежно облокотившись предплечьем о косяк. Ворот рубашки расстегнут, галстук висит удавкой, а на лице играет привычная ухмылка.
– Привет.
– Что вы… – я растерянно хлопаю ресницами. – Как вы сюда попали?
– Через дверь, – невозмутимо отвечает Мирон Львович и оценивающе оглядывает меня с головы до ног. – У меня есть ключи.
Я стою перед ним в одной растянутой и застиранной футболке, а смотрит так, словно я перед ним в чулках и подвязках.
– Мирон Львович, вы бы хоть предупредили…
– Я всегда внезапен, – усмехается и подходит, глядя в глаза. – Привыкай.
Мне бы оборвать с ним зрительный контакт, но не могу взор отвести. Ему бы поработать гипнологом на полставки: мои мысли разом улетучиваются и я готова вот-вот нырнуть в беспамятство.
Забирает кружку, ставит на пол и распрямляется. Пахнет от него немного виски и веет нотками душистого базилика.
– Соскучилась? – горячее дыхание обжигает щеку.
От хриплого голоса пробегает волна слабости и жара. Сердце бьется так часто, что мне кажется, я точно упаду замертво к ногам непростительно соблазнительного гостя.
– А вы соскучились? – едва слышно говорю я.
– Определенно, Софушка.
Вместо ответа жадно целую Мирона Львовича, поддавшись его чарам. Раз пришел, то утоли мой голод грубыми ласками. Торопливо расстегиваю пуговицы и ныряю ладошками под рубашку. Пробегаю по крепкой груди и спускаюсь ниже к напряженным мышцам живота.
Мирон Львович подхватывает меня на руки, не отрываясь от губ, и несет через гостиную в спальню. Чувствую себя в его руках маленькой и беззащитной. Таю от его губ, позабыв о ревности, что несколько часов назад изъела всю душу черной плесенью.
Усаживает на кровать и жестоко отступает, стягивая с шеи галстук. Ко мне на огонек заглянул демон искушения и желает извести меня дразнящими играми в стриптиз. Неторопливо сбрасывает рубашку и тянется руками к ремню.
Боже, как он собой хорош. О таких мужчинах мечтают ночами, балуясь пальцами под одеялом. Ни грамма лишнего жира. Крепкий, жилистый с четко очерченными мышцами пресса. Если Мирон Львович не поспешит, то я получу зрительный оргазм.
Под мой тихий и жалобный стон скидывает туфли и расстегивает ремень, всматриваясь в лицо. От каждого его движения под кожей перекатываются мышцы, и мне нечем дышать. Воздух густой, как малиновый кисель. Шуршит ширинкой, и я бесстыдно всхлипываю. Меня всю трясет, будто в лихорадке.
– Мирон Львович…
Скалится в довольной улыбке, когда я тянусь к нему руками. Выуживает из кармана какой-то тюбик и кидает на кровать. Встрепенувшись, кошу взгляд, но мое внимание вновь обращено на гостя, который сбрасывает на пол брюки, явив взору покачивающийся эрегированный член. И он прекрасен. Я готова в стихах воспеть вздутые венки, темную головку, тонкие складочки крайней плоти и аккуратные бархатные яички.
Поддаюсь в сторону Мирона Львовича в желании расцеловать его “королевский скипетр”, но он останавливает меня глубоким и влажным поцелуем, обхватив лицо сухими и горячими ладонями. В глазах темнеет от топкой нежности. Стягивает с меня футболку и укладывает на спину, покрывая лицо и шею поцелуями.
Руки Мирона Львовича скользят по груди, талии и бедру, вырывая из меня стоны. Хватит меня дразнить. Потуши пожар, который ты разжег. Мне мало поцелуев! Неразборчиво и шепотом прошу сжалиться надо мной и остановить сладостную пытку.
Пробегает губами по шее ключице, чтобы затем присосаться к правому соску. В глазах искрит, а по позвонку пробегает электрический разряд. В безумии клокочу, выгнувшись в пояснице. Пропускаю густые короткие волосы Мирона Львовича через пальцы и вскрикиваю, когда он слабо прикусывает сосок, но не от боли, а сладкой судороги удовольствия.
Сильными руками переворачивает на живот и вновь топит в поцелуях, что обжигают плечи и лопатки. В очередной раз с поскуливанием выгибаюсь и нетерпеливо трусь попой о твердый и теплый член. Возьми же меня! Не терзай ласками, ведь они разъедают кожу кислотой.
– Моя девочка…
Стягивает трусики, целуя в плечо. Тихий щелчок, и прохладные пальцы ныряют между ягодиц. Под мой громкий стон они проскальзывают в анус и неторопливо разминают его изнутри. Нет ни страха, ни стыда. Только кипящее вожделение, что растопило мышцы и кости в жидкий воск.
Когда в онемевшую и расслабленную от смазки дырочку упирается упругая головка, я закрываю глаза, вздернув ягодицы. Легкая боль растягивает тугие мышцы и переплетается с густым желанием. Мирон Львович медленно ведет тазом, проникая глубже, и давит на поясницу ладонью. Со стоном выдыхаю, и сквозь глухие стенания слышу:
– Умница…
Скользящий и уверенный толчок, и я захлебываюсь в болезненных стонах. Мирон Львович вторгся в меня до основания, и чувствую на коже мягкие завитки лобковых волос. Душит в объятиях и обцеловывает шею и плечи, вновь разгоняя в крови искры возбуждения.
Беспомощность перед напором мужской силы раскрывает новые глубины моей развращенности. Медленные фрикции опаляют чрево едким удовольствием, распирают и растягивают похотью, что нарастает и рвется истошными криками и спазмами.
Мирон Львович несдержанными рывками продирается сквозь судороги и с глухим рыком наполняет меня семенем. Я чувствую, как его плоть мягкими толчками исторгает из себя вязку и горячую сперму, и, распластавшись под вздрагивающим от удовольствия мужчиной, хрипло вздыхаю.
Проходит ладонь по спине и со сдавленным стоном выскальзывает из меня. Теплая волна утихающего экстаза, и Мирон Львович падает рядом на спину, прикрыв лицо рукой. Через пару выдохов заключает в объятия, будто боится, что я с криками стыда убегу.
– Меня, наверное, все соседи слышали, – в тихом отчаянии шепчу я.
Не дождавшись ответа от задремавшего Мирона Львовича, закрываю глаза, и меня утягивают в бездну сновидений невидимые руки. Я завтра ужаснусь своей распущенности, а сейчас мне важно отдохнуть и насладиться минутами заслуженной неги.
Глава 22. Утро, но не доброе
Просыпаюсь и щурюсь от ярких солнечных лучей. Сажусь и морщу нос о легкого дискомфортам между ягодиц. Слышу недовольное ворчание, и смотрю на спящего Мирона Львовочива. Если ночью и в свете блеклого бра, что висит над кроватью, он выглядел демоном, то в лучах солнца я вижу голое божество.
Лежит на спине, закинув одну руку за голову, и кривится от солнечных зайчиков, что целуют его лицо. Перевожу взгляд на его полуэрегированное естество, и кусаю губы. Впервые в жизни я вижу голого и спящего мужчину. И мне нравится это завораживающее зрелище. Хочу разбудить его поцелуями и ласковым шепотом, но не думаю, что это будет уместно. Пробегаю кончиками пальцев от колена Мирона Львовича до середины бедра, и он сонно мычит, елозя затылком по подушке.
Бесшумно встаю, задергиваю шторы, чтобы прогнать проказливые солнечные лучи, и смотрю на брюки и рубашку, что валяются на полу. Развешиваю одежду Мирона Львовича на высокой спинке стула и замечаю на белом вороте красное пятно от помады. Поджимаю губы и сердито бросаю рубашку поверх брюк.
Я не имею права ревновать. Не имею. Мне не обещали верности и любви. Пинаю мятую футболку и скрываюсь в ванной комнате, разгневанная и униженная. Мирон Львович явился ко мне от другой шлюхи. Холодный душ никак мне не помогает. Моя злость распухает и сочится гноем презрения к себе. Как я могла не заметить помаду на вороте его рубашки? А если бы заметила? Нашла бы я в себе силы прогнать соблазнительного гостя?
Кутаюсь в халат и заглядываю в спальню. Спит. Но уже на животе и раскинув руки и ноги. Любуюсь крепкой задницей и борюсь с желанием отстегать ее ремнем. Он ничего мне не обещал и между нами только секс. Громкий и грязный секс без любви.
Завариваю чай в фарфоровом чайничке и помешиваю в кастрюльке овсянку на молоке, глядя пустыми глазами на голубое небо за окном. Каша успокаивающе булькает и внимает моим немым крикам. Чем я провинилась в прошлой жизни, что в этой меня столкнули с Мироном Львовичем?
Увлекшись внутренней беседой, в которой я возмущаюсь и сама себя успокаиваю, взбиваю тесто для румяных блинчиков. Готовка умиротворяет, а сладкий запах отвлекает от обиды. Будь у меня еще время, я бы, наверное, и торт испекла.
Ковыряюсь в каше и задаюсь вопросом, с кем он был? С Анжелой, или новую нашел? Оглядываюсь на шаги. Мирон Львович с зевком потягивается и скрывается в ванной. Шум воды и судорожно вспоминаю, а сняла ли я постиранные носки с батареи над унитазом? А затем, насупившись, утыкаюсь взглядом в тарелку. Носки – моя не самая большая проблема.
– Доброе утро, Софушка, – Мирон Львович проходит на кухню, обматывая полотенце вокруг бедер.
Заглядывает в кастрюльку с овсянкой и лезет в верхний ящик с тарелками. Не знаю, что меня больше всего бесит. То, что он вчера был с кем-то, или то, что чувствует в квартире не гостем, а хозяином.
Усаживается на стул с тарелкой овсянки, и мне хочется стукнуть его по высокому лбу ложкой.
– Ты всегда по утрам не в духе? – вскидывает бровь и отправляет ложку с кашей в рот.
– Только после анала, – сердито бурчу и отвожу взгляд, смолкнув под насмешливым взором.
Зачем я это сказала? Мне все равно не получится пристыдить Мирона Львовича.
– Тебе же понравилось.
С осуждением смотрю в его глаза:
– Может, не будем за столом обсуждать…
– Это ты начала, – сыпет пару ложек сахара в чашку с сахаром. – И я не вижу ничего постыдного, чтобы за завтраком обсудить твой первый анал.
– Мирон Львович!
– Что? – размешивает чай ложкой, глядя мне в глаза. – Можно сказать, ты во второй раз лишилась девственности.
– В третий, – цежу сквозь зубы.
– В третий? – откладывает ложечку в сторону.
– Минет-то в вашем кабинете у меня тоже был впервые, – обиженно щурюсь на него.
А чего стеснятся? Вот вчера и надо было постыдиться, а сейчас нет никакого желания краснеть и тупить глазки.
– Ммм, – задумчиво тянет Мирон Львович и кивает, – соглашусь.
После второй ложки овсянки отхлебывает и кружки чая и спрашивает:
– И какой из этих трех раз понравился больше?
– А вам?
Ревность глушит благоразумие и скромность, и я воспринимаю наш гнусный разговор за завуалированную ссору.
– Мне все твои дырочки по душе, – с улыбкой заглатывает ложку с овсянкой.
Вот как бы ответить ему, чтобы его красиво и изысканно заткнуть.
– А вот мне никакой из трех раз не понравился!
– Лгунья.
– Да, – коротко соглашаюсь и смотрю на водопроводный кран, с которого падает капля воды.
– Так, какой, Софушка?
– Все, – убираю влажный локон за ухо. – Такой ответ вас устроит, Мирон Львович?
– Вполне.
– Тогда мы можем закрыть тему?
Мирон Львович тянется к блинчикам и с аппетитом отрывает от одного зубами внушительный кусок. Причмокивает, и с него сползает полотенце на пол. Сидит, широко расставив ноги и вывалив достоинство, и ухом не ведет.
– У вас хоть капля стыда есть? – возмущенно интересуюсь и медленно моргаю.
– А чего мне стесняться? – хватает с крючка на стене вафельное полотенце и вытирает губы. – Боже, как я давно не ел домашние блинчики.
Да я не об этом, но черт с ним.
– У вас же есть кухарка.
– Повар, – поправляет Мирон Львович.
– И? – недоуменно уточняю я.
– У него не блинчики получатся, а какая-нибудь пафосная ерунда, – пожимает плечами.
– Богатые тоже плачут? – язвительно хмыкаю я.
– Представь себе, Софушка, – смеется и жадными глотками допивает чай. – Мы тоже люди.
– А так и не скажешь.
– Выключай стерву, – отодвигается от стола и встает. – Тебе не к лицу.
Идет в спальню, и я за ним. на проходе приваливаюсь к косяку и молча наблюдаю, как Мирон Львович встряхивает рубашку и недовольно смотрит на пятно губной помады. Оглядывается и хмурится.
– А это не мое, – хмыкаю и скрещиваю руки на груди.
– Я знаю, что не твое. Софушка, ты ревнуешь?
– Какие глупости, – веду плечиком и криво улыбаюсь. – Мне и дела нет, с какой шлюхой вы веселились.
Накидывает рубашку на плечи и медленно застегивает пуговицы, изучающе взирая на меня.
– Так чья это помада? – не выдерживаю я игру в гляделки.
– Анжелы, – невозмутимо отвечает и надевает брюки, клацая пряжкой ремня.
– Вы опять сошлись?
– Если так, то что? – затягивает ремень и заправляет рубашку за пояс.
– Ничего, однако повышается риск того, что мне прострелят голову, – надменно фыркаю и прячусь в ванной.
Руки трясутся, а душу рвут когти злобы и ненависти. Так нельзя. Опираюсь ладонями о края раковины и смотрю в отражение. Какая я жалкая. Входная дверь хлопает, и я всхлипываю, приготовившись к потоку слез, но увы. Глаза сухие, а сердце покрывается трещинами разочарования.
Глава 23. Неугомонная бывшая
Стервами женщин делают жестокие и бессердечные мужчины. Сначала утопят в ласках и подарках, а потом, вильнув хвостом, уходят к бывшим. Конечно, Анжела богаче, опытнее и посисястее.
Часа два пытаюсь выдавить из себя хотя бы одну слезинку, но тщетно. Во мне кипит злоба и ярость, но не обида. Одеваюсь, собираю волосы в тугой пучок и застегиваю все пуговицы блузки. Мое опоздание, глухой ворот, юбка до середины колен и дулька на макушке – бунт против Мирона Львовича. Я даже трусы надела не кружевные.
На углу бизнес-центра меня за руку хватает и тащит в сторону Анжела, которая поджидала меня в тени. А она тут что забыла? Тонкий сарафан голубого цвета, открытые босоножки на высоких каблуках и черные очки на глазах делают из нее какую-то героиню из романтического фильма.
– Привет, – сдержанно улыбается она.
Кидаю подозрительный взгляд на ее соломенную сумку и жду, когда выхватит из нее пистолет и с криками застрелит меня.
– Поговорим?
– О чем? – передергиваю плечами.
– О ком, – печально вздыхает она и хлопает ладошкой по лавочке. – О Мироне.
– Львовиче, – добавляю я и отступаю от нее.
– Я хочу измениться ради Мирона, – шепчет Анжела и снимает очки с заплаканных красных глаз. – Мирона Львовича. Видимо, мне придется его называть по имени и отчеству.
Теперь Анжела похожа на умалишенную. В глазах сияет отчаяние и безумие.
– Ты ему нравишься, потому что ты бедная и скромная, – хватает за руки. – Если я стану такой, то докажу ему свою любовь. Даже устроюсь на работу. Я хочу измениться. Научи быть бедной.
– Для начала родись в обычной провинциальной семье педагога и автомеханика.
Солнце слепит, а в воздухе витает запах скошенной травы и раскаленного лучами асфальта.
– Повезло тебе, – едва слышно тянет Анжела. – У меня отец нефтяной магнат.
– Ты сюда похвастаться пришла? И вы разве не сошлись с Мироном Львовичем? – аккуратно вытягиваю руки из ее ладоней.
– Нет, – отворачивается и надевает очки. – Он мне не поверил, что беременна.
– А ты беременна?
– Но я вполне могла быть беременной и выносит его сына.
– Значит, нет? – тихо предполагаю я.
– Но могла, – обиженно поджимает губы.
Молчим. Совершенно не рада тому, что Анжела и Мирон Львович не сошлись. Я, что, зря истязала себя попытками порыдать? И у меня нет причины для бунта и придется снять трусики.
– Оставь его, – Анжела скрещивает руки на груди. – Он не твоего уровня.
– Ты не совсем понимаешь, в каких мы отношениях.
– Сколько? – встрепенувшись, смотрит на меня.
– Прости?
– Я заплачу тебе за то, чтобы ты исчезла из его жизни. А хочешь машину куплю? – опять хватает за руки. – Только оставь Мирона мне. Он мой. Назови сумму.
Я ошарашена предложением Анжелы. Она идеально подходит Мирону Львовичу, который тоже привык покупать людей. Наверное, когда ты богатый, то все проблемы решаешь через деньги.
– А хочешь квартиру? – Анжела сжимает ладони.
– О, Господи…
Ситуация сложилась фантастическая и нелепая. Бывшая невеста предлагает любовнице без обязательств материальные блага. Совсем отчаялась.
– Анжела, – неловко улыбаюсь, – ты ведь всех потаскух от Мирона Львовича не отвадишь. После меня найдет другую. Понимаешь? Подожди в сторонке, я ему скоро наскучу.
– Когда ты ему наскучишь?
– Не знаю. Сроков он мне не поставил.
– Хорошо. Я тебе заплачу, чтобы ты побыстрее ему наскучила. Нет! – она охает. – Я заплачу тебе, чтобы ты нас вновь свела!
– Ты в своем уме? Как я тебе это сделаю? – отшатываюсь от Анжелы.
– Хотя… – она задумчиво кусает губы. – Есть план поинтереснее!
Настроение чокнутой девицы переменчиво как весенний ветер. Вот ее потряхивало от подкатывающих рыданий, а теперь скалится голодной тигрицей.
– Давай так. Снимем на камеру, как ты с кем-нибудь забавляешься в постели, и отправим видео Мирону! Я подберу тебе мальчика…
Молча встаю и цокаю каблучками прочь. Один план гениальнее другого.
– Хорошо! Не видео, хотя бы фотографии! – капризно канючит Анжела и семенит за мной. – Мирон точно разозлится, а тут появляюсь я! Вся такая красивая! Он когда злится, трахается как зверь! И я от него залечу! Эй! Помоги мне! Ну, сколько ты хочешь?!
– Нисколько! – разворачиваюсь к идиотке с шелковистой гривой.
– За бесплатно согласна, что ли? – она опускает очки на кончик носа.
– Нет! – рявкаю я, и бездомный кот, что неизвестно откуда здесь взялся, испуганно убегает. – Отвали! Я на работу опаздываю!
– Хороший же план! – взвизгивает Анжела и топает ножкой. – Тебе деньги лишние?
– У меня высокая зарплата, – цежу сквозь зубы в ее лицо. – И я ее своей жопой отрабатываю. Ясно?!
– У вас был анал? – едва слышно спрашивает Анжела, и ее губы дрожат.
Пячусь на несколько шагов, и она с ревом садится на корточки:
– Я ему после свадьбы обещала дать в попу! В брачную но-ооо-очь!
Проходящий мимо усатый мужик в мятом костюме роняет сигарету и кашляет, захлебываясь густым дымом. Краснею и подскакиваю к Анжеле, и та воет еще громче:
– А ты ему дала! Дала в задницу-у-ууууу!
– Прекрати немедленно! – трясу истеричку за плечо. – Замолчи!
– Это подло! – поднимает лицо и срывает очки. – Стерва! Как ты могла?!
– Захотела и смогла! – сжимаю кулачки. – И мне понравилось!
Анжела охает, словно я вонзила ей кинжал в сердце. Сколько осуждения и боли в глазах! Зря я проговорилась о наших с Мироном Львовичем шалостях на сороковом этаже. Если Анжела дразнила его своей замечательной и красивой попой, которая стала бы наградой после свадьбы, то ей сейчас очень обидно. Ее бывший жених нашел, грубо говоря, задницу посговорчивее. С другой стороны, у меня-то, в отличие от Анжелы, не было право делать из себя какой-то особенный приз.
– Вот прямо понравилось? – едва слышно говорит и всхлипывает.
Перевожу взор на усатого дядьку, который оглядывает, навострив уши, и отвечаю:
– С меня хватит.
Сердито удаляюсь под заунывный плач Анжелы. Сама виновата. И не из-за задницы твоей вы расстались, а из-за измены. Это очень большая разница.
– Я вскрою себе вены!
Оборачиваюсь. Анжела разъяренной волчицей смотрит на меня и сжимает кулаки:
– Так ему и передай! Мне без него жизнь не мила.
– Хорошо.
– Ты тоже будешь виновата в моей смерти! – возмущенно взвизгивает. – Я так и напишу в предсмертной записке. Ты убийца!
– Хорош орать, – рявкает грузная женщина в робе и с метлой в руках. – Охрану вызову.
Анжела презрительно фыркает в ее сторону, надевает очки и убегает, стуча каблучками по асфальту:
– Сука.
Когда я залетаю в офис, сотрудники выглядывают из своих мониторов. Читаю в их взорах раздражение. Они уже полчаса работают, а секретарша босса соизволила только явиться. Что она себе позволяет и почему Мирон Львович не уволит эту наглую сучку? Явно ведь, что держит ее возле себя не из-за профессиональных навыков. Шлюха. Или я слишком мнительная?
С красным от смущения лицом здороваюсь и бегу к лестнице, прижимая сумку груди, будто она меня защитит от колких и презрительных взглядов.
