Текст книги "Ганза. Книга 1"

Автор книги: Антон Требунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

XI

Часы на городской ратуше Бремена громкими ударами колокола отметили полдень. Фигуры людей, различимые даже с главной площади, совершили свой ежедневный танец, выйдя из левой дверцы и проскользив к правой.

Мастер Иероним Боль, глава Верховного Магистрата Ганзы, встал из-за стола и прошелся пару раз взад-вперед по своему кабинету чтобы размяться. Близилось время его встречи с Фридрихом. Старые друзья, они давно не виделись – маг уезжал в Пражский университет по своим чародейским делам. Служба делам Союза часто требовала от них обоих поездок по другим городам или даже странам.

Сейчас – когда Ганзе грозила опасность нового кризиса, опасность быть уничтоженной, пожранной молодыми торговыми компаниями – мастеру Болю как никогда требовалась поддержка друга.

Вошедший слуга доложил о прибытии мастера Штейнмана. Иероним жестом приказал: «Быстрее!». Поправил бумаги на столе, особенно важные документы прикрыл чистыми листами. Не то чтобы он не доверял своему другу – они ведь действительно были друзьями – но этого требовала безопасность Ганзы, которой он был предан превыше всего, больше самого себя. Союз был для него смыслом жизни, тем делом, ради которого он был готов пожертвовать чем угодно – своей жизнью, жизнью друзей, жизнью незнакомых ему людей.

Мастер Боль был головой Ганзы, его разумом. Он планировал почти все операции, которые впоследствии претворяли в жизнь его подчиненные, он заключал союзы и договоры с монархами Европы. Которые, кстати, обращались с ним – сыном писаря из Ростока – как с дворянином!

– Иероним! – голос сильно раздавшегося в ширину за последние два года мастера Штейнмана наводил на мысли о трубе Судного дня.

Они обнялись, приветствуя друг друга. Чародей был одет в бордовый бархатный камзол и черные штаны, которые носили в Речи Посполитой. Ремень его был покрыт подвешенными к нему маленькими карманами и суконными мешочками, набитыми принадлежностями для волшебства. Руки Фридриха сверкали от обилия перстней и колец.

Мастер Боль усадил мага в кресло.

– Ну вот, наконец-то мы и встретились, – грустно улыбнулся он. – Как твоя поездка?

– Успешно, – усмехнулся мастер Штейнман. Он был толст, но сохранил подвижность и ловкость, свойственную ему в юности. – Налей мне вина, в горле совсем пересохло.

Красное вино, которое покупалось в далекой Франции, наполнило два фужера из темно-зеленого стекла – предмет роскоши, недостижимой для многих дворян. Подавая вино другу, Иероним спросил:

– Надолго задержишься в Бремене? Ты мне нужен здесь, как и твоя магия, впрочем, – оба расхохотались. Чародей одним глотком опустошил свой фужер.

– Я решил остаться здесь подольше. Помочь тебе в управлении Союзом. Вторжение Кристиана Датского и все остальные опасности, угрожающие Ганзе, наверное здорово мешают тебе…

– А еще решил опустошить все винные погреба Бремена, – проворчал мастер Боль, глядя как Фридрих сам налил себе очередной бокал.

Они помолчали вместе, вспоминая молодость, которую провели вместе. Иероним тогда добивался места выборного представителя от Ростока в Магистрат Ганзы, а Штейнман, чтобы заниматься своими исследованиями, хотел получить должность городского мага.

Каждый из них добился своего. Спустя пару лет Иероним переехал в Бремен, расставшись с другом на несколько лет. Стал главой Верховного Магистрата и пригласил Фридриха к себе. Товарищ его юности не замедлил с приездом. Уже тогда Штейнман был известным в Европе чародеем. Иероним – а теперь уже мастер Боль – назначил его главным ганзейским магом, о чем никогда не жалел. Мастерство и богатый жизненный опыт Фридриха действительно не раз помогали в управлении Союзом, выявляя шпионов, пряча секретную информацию или раскрывая планы конкурентов – Ост-Индских компаний, Венеции.

– Мой приезд – не простая случайность, – вполголоса заметил чародей.

– Да? – мастер Боль отогнал воспоминания и перевел взгляд на собеседника. – Что на этот раз?

– Один из моих фамильяров сообщил мне о присутствии некоего чародея на территории империи.

При слове «фамильяр» Иероним неодобрительно скривил рот.

– Ну, это может быть кто-нибудь из твоих прежних или нынешних учеников, а может какой бродячий фокусник, знающий пару ваших трюков.

– Нет, не может! Фамильяр чувствовал силу, исходящую от него. Не ровня мне, конечно. Но достаточно сильный, чтобы оказаться серьезной помехой, – слова Фридриха не были похвальбой. Толстяк действительно был могущественным магом.

– Он может быть нашим врагом?

– Он уже враг нам. Я послал этого фамильяра к этому чародею, и когда он вернулся, то принес мне некоторые очень интересные известия.

– Откуда? Вернулся откуда?

– Из Кельна.

– Кельн в руках Католической лиги, не помню кто сейчас распоряжается в городе…

– Не суть столь важно, Иероним! Маг под защитой людей мятежников, независимо от того, кто владеет городом, – Фридрих использовал слово «мятежник», потому как и все в Ганзе считал вполне справедливыми притязания Фердинанда II на безраздельную власть в империи. – Но не более того. Он служит иностранцам. Определенным способом я узнал, кто его наниматели. В общих чертах, конечно, не зная конкретных лиц. Могу сказать лишь, что это снова Ост-Индские компании.

– Республика Соединенных Провинций и Англия?

– Да. И ты знаешь, деятельность этого мага уже серьезно повредила Ганзе.

– ???

Мысли мастера Боля лихорадочно метались вокруг событий последних дней. Что?! Что пошло прахом? Какой из его планов попал под удар противника?

– Корабль, что ты направил неделю назад во Францию, никогда не попадет туда.

– Валентин Аллейтнер?!

– Погиб, – качнул головой Фридрих, наливая себе еще вина. Посмотрев на свет сквозь оказавшуюся пустой бутылку, он тяжело вздохнул и кинул ее в угол. Иероним нервно дернул уголком губ.

– «Император Максимилиан» затонул в открытом море, – договорил чародей. Лицо мастера Боля недоуменно вытянулось.

– Затонул? – голос главы Верховного Магистрата был полон удивления.

– Корабль напоролся на камни, – пояснил Фридрих. – И исчез под водой где-то неподалеку от берегов Соединенных Провинций. Никаких подробностей не знаю, но дело откровенно нечистое.

Иероним не стал спрашивать, откуда его другу это известно. Он верил его словам. Вместо этого мастер Боль поинтересовался:

– А сведения о происходящем в других странах? У тебя они есть?

– Мало, и я в них не уверен. Они получены обычным способом и у меня не было еще времени убедиться в их достоверности. Я думаю, ты и так их знаешь.

– А все-таки? – мастер Боль достал из шкафчика у кровати новую бутыль.

Разлив вино по фужерам, Фридрих сделал значительный глоток и начал рассказывать.

– Ну, во-первых, Ост-Индские компании прекращают субсидирование Кристиана IV. Чем это чревато, думаю, понятно. В результате король останется в Европе, чтобы грабежом чужих земель окупить расходы на войну. Причина такого внезапного решения мне неизвестна. Подозреваю, они поняли нереальность своих планов относительно взятия датскими войсками Бремена и победы над императором.

– Тилли с нетерпением ждет сражения с Кристианом. Осенью, – улыбнулся мастер Боль.

– Да, я сам отправил к нему двух своих учеников. Антон Пфеффергаузен и Мартин Оберакер, помнишь? – Иероним не помнил ни одного из названных людей, но согласно кивнул.

– Далее, во-вторых, из Московии сообщают, что царь Федор ввязываться в войну не будет. Он не желает принимать ни одну из сторон, пока точно не будет уверен в ее победе. Строгая ориентация на политику невмешательства делает его плохим монархом. В этом он похож на своего отца, Бориса. Но тот пользовался при жизни большей любовью народа и умел ставить нужных людей на нужное место. Опасность представляет его сестра, Ксения. Она понимает, насколько мы ограничиваем торговлю Московского государства с Европой и какого источника доходов их лишаем, – очередная бутылка полетела в угол, к своей предшественнице. Иероним достал следующую.

– На севере ситуация лучше. При содействии Франции заключается мирный договор между Швецией и Речью Посполитой. Это дает Польско-литовскому государству возможность вступить в следующем году в войну на стороне императора…

– И дает возможность Швеции оказать поддержку Кристиану IV или даже самой ввести войска в империю. Густав II Адольф – известный полководец, не чета датскому королю.

Мастер Штейнман протестующе замахал руками. Только что сделав глоток, он не мог возразить собеседнику словами и поэтому использовал те нехитрые жесты, что имелись в его распоряжении. Наконец, обретя дар речи, он возмущенным тоном ответил:

– Швеция слишком ослаблена только что завершившейся войной. У короны нет денег на ведение боевых действий в Европе.

– Английская и голландская Ост-Индские компании обеспечат в случае нужды Густава деньгами, как это случилось с Кристианом.

– Угроза со стороны Испании не позволит им этого сделать, к тому же их финансовое состояние значительно ослаблено субсидированием датского короля, – маг довольно улыбался, приведя этот аргумент. Иероним кивнул, соглашаясь с доводами друга. – А Речи Посполитой ты в этом году передашь деньги на армию.

Мастер Боль обдумал это предложение и согласился.

– Кстати, насчет мага из Кельна. До сих пор не вернулась «Толстая Кэтти», на которой отправились в Амстердам – как ты считал инкогнито – Дитрих, Альберт и граф фон Вормсвирген. Я полагаю, что это тоже результат работы этого чародея. Возможно, они узнали что-то важное и поэтому были уничтожены. Кроме того, произошедший на днях почти поголовный арест наших шпионов в командовании Евангелической унии – тоже дело его рук.

Иероним прошелся по комнате, размышляя. Было видно, как он что-то решает про себя. Остановившись за спиной мастера Штейнмана, глава Магистрата заговорил:

– Нельзя позволять продолжать магу действовать. Нам придется отправить людей в Кельн, чтобы расправиться с ним. Проинструктируешь их относительно возможностей чародея, Фридрих. Это будут пятеро из Черной роты Ульриха Дункеля.

– Отлично, – немедленно согласился маг. – Войска Рекнагеля Пфальцского, одного из униатских главарей, направляются к Кельну. Нашим посланцам будет гораздо легче управится в хаосе военных действий. Особенно в городе, только что выдержавшем осаду. Я надеюсь, тамошний граф сможет оборонить его.

XII

– Дитрих!

Звал меня Себастьян. Я обернулся и посмотрел туда, куда он указывал. Позади на дороге показались всадники. Четверо. Альберт вздохнул:

– Опять?

За последние три дня, в течение которых мы пересекали республику Соединенных Провинций, двигаясь к границам империи, нам приходилось три раза сражаться с людьми, преследовавшими нас.

Себастьян утверждал, что это посланники того, кто совершил нападение на ганзейский двор в Амстердаме. Я был склонен ему верить. Видно, мы действительно приближаемся к ответу на вопрос о том, кто и зачем это сделал. Иначе бы нас не пытались так упорно остановить.

– Это точно за нами? – поинтересовался Альберт.

Я промолчал. Мы с Себастьяном не раздумывая приписали этих всадников к преследователям. Возможно мы и ошибались, но мне не хотелось рисковать.

– За нами, за нами, – ответил я, готовясь стрелять, как только представится возможность. Не стоило рассуждать, в этой глуши появление четырех всадников неслучайно. Тем паче, что первые две группы сами напали на нас. Поэтому чего еще можно было ожидать от чужаков, настигающих нас.

Мы придержали лошадей, готовясь оказать достойную встречу преследователям. Они же, наоборот, пустили своих галопом, догоняя нас.

Вытянув руку, я выстрелил, целясь в первого всадника. Осечка. Я помянул черта и разрядил второй пистолет, одновременно с выстрелом Себастьяна. Оба мы поразили одну и ту же цель. Один из преследователей вылетел из седла, застряв ногой в стремени. Лошадь проскакала еще немного, волоча всадника по земле, затем остановилась у канавы, служившей обочиной дороге.

Остальные трое приблизились, обнажая клинки. Один из них выстрелил в меня, но промахнулся. Мысленно возблагодарив Бога, я направил лошадь вперед, видя как за мной следуют Себастьян с Альбертом.

В противники мне достался цветасто разнаряженный голландец, носящий поверх одежды кирасу. Он тяжело дышал, словно лошадь, на которой сидел, и уже держал свой клинок занесенным для удара.

Мы встретились и оружие соприкоснулось, вышибая искры. Выбрав момент между его ударами, которые я либо парировал, либо уклонялся от них, мне удалось сделать выпад, невзирая на то, что валлонский меч больше удобен для рубящих ударов. Клинок вонзился в незащищенную сталью левую подмышку моего противника. Провернув меч в ране, я выдернул меч из его тела.

Он закричал, уже не пытаясь нанести удар, а тем более защититься от моего. Я рубанул его по шее. Не встретив преграды, клинок рассек ему нижнюю часть лица и перерубил шейные позвонки – я слышал, как они хрустнули. Заливая одежду и доспех кровью, он сполз с лошади.

У меня на несколько мгновений секунд задержалась в голове мысль о том, что его экипировка теперь бесполезна для нас. Потом я присоединился к бою Себастьяна с другим всадником, более опытным в фехтовании, и эта мысль исчезла.

Вдвоем мы убили его и успели досмотреть окончание схватки Альберта с третьим преследователем. Они бились на равных, и мы дернулись в сторону мага, чтобы помочь ему. Но тот протестующим жестом – специально выкроил на это время, орел! – остановил нас. Спустя несколько секунд его голландец допустил ошибку, последнюю ошибку в своей жизни, и бой завершился. Этот всадник, в отличии от других трех, не носил доспеха.

Осмотрев тела убитых врагов, мы обнаружили, что стали обладателями трех кирас – одна из которых была с отверстием от Себастьяновой пули напротив сердца (я-то стрелял в голову) – пяти сотен гульденов в общей сложности, четырех лошадей и небольшого запаса оружия: мечи, пистолеты, один кинжал для левой руки.

Лошадей решили взять с собой, чтобы худших продать при первом же удобном случае, а на оставшихся продолжить путь. Кирасы мы поделили, наскоро разыграв их в кости. Та, что была продырявлена, досталась мне – никогда не везло ни в кости, ни в карты. Два пистолета мы отдали Альберту, получив от него обещание, что как только в ближайшее время у него найдутся свободными хотя бы полчаса, он обязательно посвятит их урокам стрельбы под моим руководством. Фон Вормсвирген, страстно ненавидящий доспехи за то, что они портят его дорогую, прекрасно отделанную одежду, поныл немного. Но потом, естественно, надел кирасу.

Потратив на облачение в доспехи минут десять, мы наконец продолжили свой путь к юго-восточной границе республики Соединенных Провинций. Себастьян еще некоторое время винил нас за то, что мы не оставили никого из этих людей в живых, чтобы допросить. Как и в прошлый, и в позапрошлый раз. И в самый первый раз тоже. Мы не собирались с ним спорить, и он, поняв это после минут пятнадцати своей трепотни, все-таки замолчал, задумавшись над чем-то другим.

Хозяин таверны – я не обратил внимания на название – лебезил перед нами, пытаясь выторговать лишний гульден. Здесь, на дороге в Альгердорф, ему приходилось использовать все свое красноречие, чтобы сохранить трактир в целости.

Себастьян пригрозил ему немедленной расправой, обещая повесить его в его же конюшне, и после этого трактирщик стал сговорчивее. Фон Вормсвирген ссыпал в кошелек оставшиеся деньги:

– А теперь неси сюда пива, лучшего что есть. Быстрее! – прикрикнул он трактирщика. Хозяин помчался к спуску в погреб, опасаясь гнева знатного господина.

Было душно. Солнца почти не было видно, но стояла неимоверная жара, предвещающая дождь. Мы не решились заходить в таверну, предпочитая остаться снаружи – внутри, казалось, располагался вход в ад, огненную геенну.

Трактирщик поставил перед нами три глиняные кружки. Альберт попробовал пиво, хмыкнул и довольно причмокнул, хваля хозяина:

– Холодное. Неплохо, в такую жару-то.

Тот начал кланяться и бормотать что-то неразборчивое о своих доходах и семье. Себастьян приказал нести четвертую кружку – для самого хозяина таверны. Трактирщик сбегал за пивом в погреб и уселся на траву рядом с нами.

– Как зовут? – начал допрос фон Вормсвирген.

– Петер Браз, господин, – хозяин попытался встать, чтобы поклониться. Граф положил руку ему на плечо, остановив.

– А скажи мне, Петер, далеко ли отсюда до Кельна? И какова сейчас дорога? – сжимая кистью плечо трактирщика, ласково вопросил Себастьян.

– Дня три верхом, господин. Это если вы будете тратить все дни на дорогу. Дальше есть еще три трактира, – мужик начал загибать пальцы, считая. – Мартына Гольцера, это в следующей деревне… Нет, вру, простите, благородный господин, только два осталось. Третий неделю уж как граф Грегор из Лефлера спалил, когда его войска по тракту шли…

– Граф Грегор? А подробней? – все мы выразили искреннею озабоченность наличием где-то впереди по дороге воинственного князя, да еще с отрядом солдат.

– В Альгердорф шел, милостивые господа. Присоединиться к армии Рекнагеля Пфальцского.

Я вздрогнул, будучи знакомым с Рекнагелем. Он был племянником того самого Фридриха Пфальцского, что претендовал на императорский трон и который послужил поводом к нынешней войне. Не понимаю, почему крестьяне, страдающие от войны больше всех, до сих пор приветствуют Рекнагеля как освободителя и чуть ли не второго мессию. Пора бы уже понять: война перешла в новую стадию. Она не закончится до тех пор, пока у одной из сторон, или даже у обеих, иссякнут силы. А это случится нескоро – слишком много стран граничило с империей. Слишком много стран хотели получить свой кусок ее земель, обосновывая это древними, полуистлевшими эдиктами или просто силой своих войск.

Трактирщик продолжал рассказывать о униатах:

– Граф Рекнагель занял Альгердорф. Стоит там лагерем, значит. Его недели полторы назад армия э-э… – он некоторое время вспоминал имя испанского генерала, – де Кордовы здорово потрепала под Амбергом.

Гонсалес де Кордова был главнокомандующим войск, стоявших в Испанских Нидерландах. В течении последних двух лет, с самого 1622 года, он руководил военными действиями на севере и северо-западе империи. Участвовал в сражении под Вимпфеном, когда соединенные испанско-австрийские войска нанесли поражение армии баденского маркграфа.

– Вот, господин, теперь войска Унии стоят в Альгердорфе, собирая людей. Туда все отребье, головорезы, дезертиры, наемники… – трактирщик внезапно запнулся, предположив, что мы можем принадлежать к одной из названных им категорий людей. Он круто сменил тон, которым говорил. Теперь голос его звучал напыщенно-торжественно. Крючковатый нос вздернулся к небу. – Одним словом все, кому дело Рекнагеля дорого и свято, встали под его знамена.

– Говори нормально! – оборвал хозяина таверны Себастьян. Трактирщик сглотнул, пригубил осторожно свое пиво. Затем посмотрел на нас исподлобья – оценивающе, внимательно.

– Туда князей восемь свои отряды привели. Да еще капитанов наемников четверо-трое. С такими силами да не взять Кельн… Тем более, что в городе всего одна рота рейтаров их ждет, не больше. Мой племянник оттуда второго дня как вернулся, рассказывал.

Себастьян поднялся на ноги, потянувшись и раскинув руки.

– Пора в путь, – бросил он нам.

Заплатив хозяину таверны десять гульденов – тот начал отбивать поклоны, подметая жидкой бородкой землю – мы оседлали лошадей и выехали за пределы деревни, где располагался трактир.

– Куда теперь? – поинтересовался у фон Вормсвиргена я. – Впереди униаты, позади голландцы.

– Вы едете к Кельну, – ответил пожимая плечами Себастьян. – Другого пути для вас я не вижу. Не желаю, чтобы вы тратили время, поехав объездной дорогой.

– Мы? – спросил я, удивленный таким ответом. Он что, предлагает разделиться?! Без нас со своим чувством юмора он не проживет и дня.

– Да, вы. В Кельне отыщите Леогарта Бенника, хозяина трактира «Последняя месса». У него будет послание вам от меня.

– А ты сам? – подал голос Альберт.

– Поеду по северному тракту. Придется поспешить, чтобы попасть в Кельн раньше вас. Я-то смогу там найти друзей, которые мне помогут. А вам в город, занятый униатами, лучше не соваться.

– Униатами? Кельнский граф пока еще на стороне императора! – вполне логично возразил Себастьяну я.

– А когда Рекнагель осадит город, может и перейти на его сторону. Я смогу подготовить нам пристанище. Если конечно поеду один, – казалось фон Вормсвиргена ничем нельзя пронять. Но что-то в его словах казалось мне неискренним, надуманным. Впрочем с ним всегда так.

Оседлав лошадей, мы разделились. Я и Альберт поехали по восточной дороге к Кельну, Себастьян – по северной.

Все-таки пошел дождь. Мы потратили пару лишних дней, пробираясь по дорожной хляби. Теперь-то фон Вормсвирген точно доберется до Кельна раньше нас.

Несмотря на то, что мы выбрали более безопасный восточный тракт, то и дело на дороге встречались отряды солдат. Наемники и войска курфюрстов, сражающиеся на стороне протестантов. Пехота, топчущая грязь. Всадники, чьи кони разбрызгивали лужи, когда скакали мимо. Пикинеры утирали брызги с лица, поминая про себя конницу, бога и черта.

На нас никто не обращал внимания – двое дворян направляются куда-то, наверняка тоже наниматься в войско Рекнагеля.

Но на третий день пути нам пришлось менять свои планы.

Время приближалось к полудню и листва деревьев вокруг дороги звенела от дождя. Пару раз мы натыкались на повешенных – шпионов-католиков, как свидетельствовали деревянные таблички у них на груди. Мы с Альбертом переглянулись:

– Это точно та дорога?

– Если нет, вернусь и заставлю трактирщика сожрать свои яйца, – проворчал я.

– Ублюдок видно отправил нас не в ту сторону. Лагерь Рекнагеля дальше по тракту, – убежденно проговорил Альберт. – Вспомни, сколько солдат мы встретили за все время пути. А теперь еще это.

Он ткнул рукой в сторону мертвецов, покачивающихся в петлях под моросящим мелким дождем. Одной из повешенных была женщина лет двадцати. Судя по одежде, она была или полковой шлюхой или актрисой из бродячего театра. Неподалеку от дерева чернело пепелище, в котором можно было различить покореженный пламенем остов фургона. Рядом лежали обглоданные временем или кем-то еще скелеты двух лошадей.

Ворон, клевавший глаз женщине, скрежещуще каркнул, распахнул крылья и сорвался с плеча повешенной, взлетая. Секундой позже мы узнали, что его вспугнуло.

Из зеленой стены зарослей справа от дороги начали выбираться люди. Хорошо одетые, кое-кто в кирасах. Почти все они держали мушкеты, стволы которых были направлены на нас.

Это меня не побеспокоило. В такую сырую погоду вероятность осечки слишком велика, чтобы опасаться пули. Гораздо хуже, что трое из них имели арбалеты. По убойной силе болт не уступит заряду свинца, а дождь ему совершенно нипочем.

Вел людей черноволосый бородатый мужчина. Капли дождя сбегали по его грязному лицу, оставляя светлые следы. Взмахнув обнаженным клинком, он радостно – или мне так показалось – заорал:

– Наконец-то! Где же вы были, господа. Граф Рекнагель обрадуется, узнав что вы приехали!

Тьфу! Нас двое, их – девять. При любом развитии событий нам не повезет, если мы вступим в бой. Арбалетный болт в лоб – не та смерть, которую я хотел бы встретить.

– Господин Арнольд Боксбергер, я полагаю? – он обратился к Альберту. Специалист по магии, покосившись на меня, осторожно кивнул. Начальник патруля, а это явно был патруль Рекнагеля, перевел взгляд на меня.

– А вы, очевидно, господин Иерг Эндорфер?

Ловушка? Просто повезло?

Холодно посмотрев на человека свысока – это было легко сделать, сидя верхом – я спросил как можно высокомерней:

– С кем имею честь беседовать? Имя и должность?

Начальник патруля подобрался, убрав меч в ножны. Его люди, однако, продолжали настороженно смотреть на нас, так и не опустив оружия.

– Зебальд Копп, лейтенант мушкетерской роты графа Рекнагеля. Нахожусь в патруле по приказу его милости, велевшего встретить вас и проводить в его лагерь.

– Отлично, Зебальд, – я позволил себе чуть-чуть улыбнуться сжатыми в узкую полоску губами. – Поехали.

И двинул лошадь вперед. Солдаты пфальцского графа опустили мушкеты и арбалеты и последовали за нами. Время от времени кто-нибудь из них проваливался по колено в грязь, проклиная погоду, патрульную службу и непосредственное начальство – Зебальда. Сам лейтенант Копп шел рядом, изредка поднимая глаза вверх, на меня.

– Ну?! – спросил я.

Было смешно наблюдать, как Зебальд засуетился, не зная, что сказать. После нескольких секунд лихорадочного мучительного раздумья, отразившегося на его лице, он ответил:

– Все хорошо, господин Эндорфер. У его милости четыре тысячи пешего войска и тысяча кавалерии. В Кельне, говорят, всего две тысячи легистов.

– И наемная рейтарская рота, – поучительно заметил я, вовремя вспомнив рассказы трактирщика. Если только эта собака и здесь нас не обманула.

Лейтенант усмехнулся. У него были плохие зубы, какие редко доводилось видеть.

– Рота наша, господин советник. Против двадцати тысяч гульденов золотом не устоял бы и сам Фридрих Пфальцский, не то что капитан Виндорт.

Господин советник?! Запомню, запомню. Не иначе как военный советник. Происходящее постепенно проясняется. Очевидно люди графа приняли нас за ожидаемых ими посланцев. Осталось только выяснить от кого, чтобы суметь сыграть свою роль.

Я вздрогнул, только сейчас осознав, что услышал. Капитан Виндорт! Какого дьявола Себастьян отправился в Кельн один. Помянув черта, я тут же перекрестился, как подобает доброму католику. Фон Вормсвирген, знакомый, казалось, со всей империей, был бы здесь как нельзя кстати. К тому же он имел более полную информацию о нашей миссии.

– Капитан Родерик Виндорт? – голос выдал мое удивление. Лейтенант недоуменно поднял взгляд.

– Разве мэтр Лодекин не сообщил вам об этом?

Мэтр Лодекин! Теперь все встало на свои места. Глава голландской Ост-Индской компании посылает своих эмиссаров в войска Евангелической унии. Осталось только исчезнуть из лагеря раньше, чем появятся настоящие посланцы.

Дождь постепенно прекращался. Кутаясь в плащ, я рассматривал солдат Рекнагеля: довольные жизнью рожи, хорошее вооружение. Видимо мэтр Лодекин посылал мятежному графу не только советников. Униаты по-прежнему молча тащились за нами по размокшей дороге, изредка оглядывая окрестности.

Лес закончился, обнажая бывший луг. Сейчас там располагался лагерь протестантских войск – скопище разноцветных палаток, над некоторыми мокли обвисшие под дождем флаги с гербами хозяев.

– Сообщил, сообщил, – неопределенно ответил я Зебальду, направляя лошадь по дороге к лагерю. Несколько человек там заметили нашу процессию и теперь указывали на нас пальцами, переговариваясь между собой. Потом они узнали лейтенанта Коппа, и тот край лагеря, который был нам виден, вернулся к своему обыденному существованию.

– Шатер его милости на том краю луга, – пояснил Зебальд. Мы въехали в лагерь, и солдаты патруля растворились в толпе людей и мешанине палаток. – Вон, поглядите, господин Эндорфер, это отряд капитана Альберга.

Отряд этот был известен во всей империи. Именно он год назад взял и разграбил Гейдерсберг. Альберг Парас славился тем, что набирал к себе всякое отребье и делал из них настоящих головорезов. Пару раз отряд громили на поле боя, но Парасу всегда удавалось спастись и за несколько месяцев сколотить новую банду.

Князья-униаты хорошо принимали его, всегда находя для капитана наемников работу. Указ императора обещал пятьсот гульденов за голову Альберга. Мастер Штейнман однажды собирался заняться надоедливым капитаном, но видно руки не дошли или наемник оказался слишком уж удачлив.

Солдаты этого лагеря оказались обычным сбродом, толпой авантюристов, ищущих легкой добычи под знаменами очередного князя, не важно – протестанта или католика. Разношерстное вооружение, иногда уже устаревшее или просто ржавое. Никакого порядка! Пожалуй два единственных места, где я видел настоящее войско, а не кучу дерьма, был отряд Параса и рота графа Рекнагеля.

У огромного шатра сине-зеленого цвета, украшенного гербом пфальцского дома, мы остановились. Нас было теперь только трое – я, Альберт (теперь уже Арнольд) и лейтенант Копп. Двое солдат, сидящих под наскоро сооруженным из пары одеял и копий навесом, кутались в добротные плащи серого цвета и глазели на нас.

– Ваша милость, прибыли господа Эндорфер и Боксбергер! – проорал Зебальд. Услышав ответ, который был понятен наверное только ему, он приподнял полог шатра и прошел внутрь.

Тем временем опять пошел дождь, струйки воды начали сбегать по моему лицу. Я накинул капюшон, перекинувшись веселым взглядом с Альбертом. Он выглядел испуганным, сидя в напряжении и держа руку на мече. Двинув лошадь ближе ко мне, специалист по магии проговорил одним уголком губ:

– Я боюсь, Дитрих. Я…

– Иерг Эндорфер! – свирепым шепотом поправил его я. – Ближайшее время меня так звали, зовут и будут звать. Ты хоть свое имя помнишь?

– Арнольд Боксбергер, советник из Соединенных Провинций, – так же шепотом ответил он мне. – Если нас разоблачат, нам не избежать петли. Вторую такую штуку, как в Амстердаме, я не проверну. Больше у меня ничего нет!

– Чего у тебя нет?! Головы нет?! – меня ужасно раздражало то, что Альберт не видит такой прекрасной представившейся нам возможности добыть информацию об униатах и быстро, без проблем, добраться до Кельна. Путешествовать сейчас по империи втроем, тем более вдвоем, решился бы только безумец. – Помолчишь, когда нужно. Скажешь чего-нибудь умного, вот и все.

Солдаты тем временем продолжили свой разговор. К ним присоединился третий наемник, принесший флягу вина. Тема их трепа была извечной солдатской темой.

– …Да она страшная, как деревня после отряда ландскнехтов. Я когда на нее смотрю, – первого солдата передернуло и он сплюнул.

– А ты штанами своими ей харю прикрой, – посоветовал пришедший.

– Да ладно, в бабе что главное – сиськи да… – усмехнулся второй. – Харя его не устраивает, а!

– Или раком поставишь, в конце концов, чтоб хари не видеть.

– Его милость ждет вас, – провозгласил Зебальд, появляясь из шатра. Прикрыв плащом дырку в кирасе, я спешился и прошел внутрь. Следом вошел Альберт.

Граф Рекнагель сидел за столиком, уставленным бутылками и пустыми тарелками. Слева от него сидел высокий, худощавый мужчина в кирасе. Вытирая рукой слезы на лице и оставляя на нем грязные подтеки, он от души над чем-то смеялся. Граф понуро улыбался, будучи уже сильно пьяным:

– Советники? – спросил он спустя несколько секунд, заметив наше присутствие. – Как поживает этот старый пердун, Бальтазар?

Мы поклонились.

– Хорошо, ваша милость.