Текст книги "Врата небес"
Автор книги: Антон Карелин
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Антон Карелин
ВРАТА НЕБЕС
Эта книга посвящается Борку Неподражаемому (известному меньшему числу смертных как Джордж Хант), чья грубоватая, но преданная дружба помогла мне преодолеть не один кризис в прошлом… и, смею надеяться, поможет и в будущем!
Часть первая
КАМЕНЬ ВРЕМЕНИ
Пролог
Ощущения возвращались медленно. Они накатывали, словно ленивые морские волны, ритмично лижущие тело прибрежного камня, – наплывая вспышками света, холода, усталости и боли, – а затем исчезали, чтобы вновь вернуться. Он словно плыл в сером сумраке предрассветной дремы, теряя сознание.
Но утренний холод наконец-то пробудил его. Он открыл глаза, всматриваясь в серое небо, и тихонько застонал, пытаясь подняться и чувствуя, как тысячи игл впиваются в нагое тело, – но все-таки встал и попытался осторожно осмотреться.
Он стоял на берегу, дрожал от холода, и ленивые холодные волны касались его тела. Позади возвышались темные скалы, в черных, причудливых изломах клубился белесый туман. Впереди – свинцово-серое морское полотно, исчерченное множеством коротких пенных штрихов. Наверху – пустое темное небо.
Прищурившись, человек разглядел на противоположном берегу темную полосу и возвышающийся над ней черный выступ. Что-то толкнуло его изнутри: вот оно! А затем пришло воспоминание: вздыбилось белое сияние, взломалась стенающая от непереносимого жара земля, Тени снова схватили его в свое сдвигающееся кольцо…
Человек тряхнул головой, усилием воли отгоняя воспоминания.
Их больше нет, шептал холодный ветер свободы, они навсегда канули в прошлое, ушли своей дорогой. Только он теперь реален: он, человек, стоящий здесь. Только что он выжил еще раз, оставляя Последнее Испытание Владыки позади. Точно так же минули и сгинули во Тьме Королевская Охота, кровавая воля Жнеца, как теперь смертельное Белое Пламя.
Человек вздохнул, поднял лицо к небу и застыл, размеренно и спокойно дыша.
…Край бесконечного предутренне-серого полотна уже окрасили первые алые лучи, предвещавшие скорое появление слепящей колесницы Света; волны непрестанно шумели, шепча и прославляя имена Создателей; скалы молчали, туман постепенно исчезал.
Человек, кожа которого в рассветных лучах казалась темно-алой, словно у статуи из раскаленной бронзы, наконец-то пошевелился и открыл глаза. Внутренний покой унял рвущую тело дрожь, холод отступил. Он смотрел на противоположный берег, внимательно изучая Черное Плато Усунгов, которое ему предстояло достичь к вечеру этого дня.
Там, не ведая того, его ждали четверо, которым предстояло возродить былое могущество Владыки.
Человек потянулся, с хрустом разминая затекшее тело, затем вошел в воду и поплыл к противоположному берегу самого малого моря Элиды – моря Мрамора, в рассветных лучах казавшегося кровавым.
Волны сомкнулись вокруг тела, принимая его в себя и пропуская. Он плыл вперед, тело послушно несло его вместе с волнующейся водой, а перед мысленным взором снова проплывали незваные воспоминания, словно рисованные картинки из фамильной галереи, далекой, как сон давно позабытого детства.
Человек знал, что отказаться от них – значит обречь себя на смертельную скуку: ведь плыть ему еще очень и очень долго. Он медленно вздохнул, выравнивая взволнованное дыхание, перевернулся на спину, полностью отдаваясь на волю несущих его волн, и впервые с момента своего пробуждения внятно подумал: «Я Человек. И зовут меня…»
Глава первая
КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
1
– Где она?! – рявкнул эрл, и кинжал заплясал в его руках, подобно серебристой искре.
Темнокожий подался назад, освобождая от ножен длинный, слегка изогнутый клинок.
– Уходите, господин, – насмешливо посоветовал он.
– Где она?! – крикнул тот, и краткая серебристая молния сверкнула перед черным лицом раба.
Отшатнувшись, он тут же шагнул вперед, стремительным обводом грозя пришельцу; дворянин поймал удар, выбивший искры из его короткого клинка; меч и кинжал скрестились, застыли на мгновение. Затем господин отступил резким и быстрым шагом, а раб улыбнулся, отпуская его. Он был спокоен и насмешлив, уверен в своих силах. Его предупредили о готовящейся шутке, – да и не в первый раз подобные ей имели место – здесь, в Беломраморном Дворце Инфанты.
– Шли бы вы, господин, – усмехнулся раб, – а то убьют вас, и весь песок… – Взгляд его скользнул по стоящим за спиной аристократа настольным песочным часам, в верхней чаше которых оставалось совсем немного.
Этот взгляд едва не стоил рабу жизни: пришедший внезапно метнулся вправо; воин шагнул вперед, одновременно поворачиваясь все так же уверенно и быстро, следя за рукой, сжимающей кинжал; в голове его мелькнула мысль о кровоточащем обрубке, и он даже хотел улыбнуться. Но меч, посланный отразить косой удар в бок, ушел дальше, не встретив бьющего клинка; быстрая тень скользнула за спину, и что-то холодное коснулось мощной темной шеи.
Повинуясь мгновенно пронзившей все тело резкой ледяной дрожи, раб застыл.
– ГДЕ ОНА?! – привстав на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха, прошептал эрл, и в шепоте его темнокожий услышал отчаянную решимость. Внезапно его сковал нервный страх: что, если, услышав принцессу, этот юный и нервный франт рванет кинжал изо всей силы?..
Но принцесса берегла преданных слуг.
– Довольно! – резкий окрик спас темнокожего раба, уже решившегося ответить на вопрос. – Отпусти его, Даниэль!
Черноволосая, очень юная и ослепительно прекрасная девушка с двумя подругами спускалась по широкой мраморной лестнице, а вслед за нею следовали шестеро, готовые при первом же знаке выхватить оружие из ножен. Несмотря на отсутствие гербовых цветов, они так же, как и пришедший, имели полное право носить его в благодатном Дэртаре: вышитые на рукавах золотые изогнутые драконьи тела, знаки личной охраны Императорской семьи были гораздо красноречивее слов.
Кроме того, каждого из спускающихся мужчин юноша знал в лицо.
– Катарина! – воскликнул эрл, отступая от раба и с изумлением всматриваясь в ее лицо. Рука темнокожего инстинктивно дернулась, он едва сдержал себя и поспешно шагнул назад, за спину склоняющегося в поклоне Даниэля, мысленно призывая его совершить какую-нибудь непристойность.
– Да, это я, Даниэль, – ответила девушка, останавливаясь и переглядываясь с улыбающимися молодыми воинами. – Ты ожидал увидеть в моем доме кого-то другого? Или тебе не понравилась моя шутка?
– Шутка? – спросил эрл, и кровь почему-то отхлынула от его красивого, слишком молодого лица. – Я бежал сюда… Катарина!..
– Даниэль, вы не понимаете, – вмешалась русоволосая дочь генерала Бринака, в глазах которой таилась боль. – Это была шутка, не нужно так волноваться! – Он глянул на нее, и улыбка первой подруги инфанты стала кривиться все больше и больше.
– В самом деле! – поддержала мадам Венри, очень весело улыбаясь тонкими подкрашенными губами. – Неужели вы могли поверить?
– Поверить? – медленно спросил Даниэль, переводя взгляд на Катарину, неотрывно смотревшую на него взглядом внимательной хищной птицы.
– Да, мой эрл, – кивнула она без улыбки, с одной лишь тенью презрения на лице, – неужели ты мог подумать, что в МОЕМ доме на МЕНЯ кто-то может покушаться? В день, когда со мной шестеро из драконьей стаи? Да еще мой верный и преданный Найжен? – Тут она улыбнулась. – Неужели ты поверил Дали, этому старому сумасшедшему шуту? – Она сверху вниз смотрела на Даниэля, бледного как смерть. И взгляд ее смеялся ослепляюще.
– Что же эта шутка означает? – спросил юноша в полном молчании несколько секунд спустя.
– Я говорила вам, Даниэль, – с упреком ответила Катарина, – я говорила вам, что любовь не вечна. Я откровенно рассказала вам о прежних своих возлюбленных, каждый из которых быстро надоедал мне. И предупредила, что скорее всего вас постигнет столь же печальная участь, но вы не слушали меня, Даниэль. Вы клялись в пылкой страсти, открывая мне сердце, твердили о том, какое счастье просто видеть меня каждый день, – и я склонилась вам навстречу, отдалась вам душой и телом. – Улыбка ее стала чистой и светлой, подобной прекрасному цветку, а затем медленно поблекла в полной благодарных слушателей тишине.
– Ты говорила мне, что любишь, Кэт, – негромко сказал эрл, мир которого неотвратимо рушился, – ты говорила мне, что любишь.
– Да, я любила тебя, стремительный и пылкий. – Новая улыбка расцвела на ее совершенном, безупречном и столь чарующем лице, улыбка горькая и невыразимо печальная, как нежно-розовый восход или закат. – Я любила тебя всей душой, но… всему приходит конец. Нет и бесконечной любви, ты слышишь?.. Как я и предсказывала, тебя постигла печальная участь твоих предшественников, – с видом довольного ребенка кивнула она. – Судя по тому, как быстро ты откликнулся на брошенный безумным Дали зов о помощи, ты все еще любишь меня… – Она пристально взглянула в его лицо, и глаза ее внезапно наполнились расплавленной сталью. – Надеюсь, эта милая шутка станет точкой в наших затянувшихся отношениях. Возможно, она поможет тебе избавиться от изветшавшего чувства. Прощай.
Даниэль опустил глаза. Он стоял неподвижно и тихо, не двигаясь и ничего не предпринимая. Раб покрылся потом, ожидая, когда первым знаком дрогнет неподвижная прямая спина. Шестеро цепко всматривались в застывшую фигуру молодого эрла, готовые ко всему. Они слишком хорошо помнили, как именно в такие моменты сломались пятеро из двенадцати его предшественников, и знали, чем это грозит. Также они считали, что знают, каков в бою стоявший перед ними молодой человек, и не собирались его недооценивать.
Наконец Даниэль поднял голову.
– Катарина… – только и сказал он, а глаза его пылали, и темнокожий раб увидел, как мелко дрожат длинные холеные пальцы.
– Что?.. – тихо и насмешливо спросила она, и лицо ее стало словно хищная маска.
– Катарина, – медленно повторил он, с трудом разлепляя сухие губы, – я не смогу без тебя жить… Тебе все равно?
Глаза его были черны как ночь, и часто-часто вздрагивала жилка на высокой шее, укрытая тенью черных, небрежно расчесанных волос.
– Да, – буднично ответила она, – знаешь ли, завтра у меня праздник, и я хотела бы встретить его с новым кавалером. А то по дворцу уже пошли вполне понятные слухи о нашей бесконечной близости. Ты понимаешь меня, Даниэль?..
– Позволю себе заметить, что вы слишком милостивы с этим уродом, принцесса, – раздельно произнес один из шести, выступая вперед. – Если он сейчас же не уйдет, я – разумеется, с целью сохранить ваше драгоценное время – отрежу ему мочку левого уха. Или что-нибудь еще, как вы захотите. А мои друзья помогут мне. Вы не представляете себе, как он будет орать.
Даниэль низко поклонился, затем повернулся и пошел к выходу. Рука его прижалась к груди, а вторая беспомощно свисала, будто перебитая в уличной драке.
– Мой эрл! – внезапно воскликнула Катарина с неподдельной болью в голосе, с режущей сердце тоской. – Мой эрл!..
Юноша дернулся, рывком поворачиваясь назад, руки его дрогнули, словно он хотел прикрыть ими лицо; раб внезапно вспомнил, как давным-давно умирал на окровавленном горячем песке темнокожий отец, защищавший его, пронзенный тремя копьями имперских всадников. И дрогнул, снова увидев его лицо.
Даниэль смотрел на принцессу, черные глаза пылали на белом лице, которое отражало невыносимую боль и молило: «ЛЮБЛЮ».
– Вот видите, как вы неосторожны, – сочувственно и нравоучительно покачала головой Катарина. – Вы не избавились еще от отягощающей вас собачьей преданности. Я советую вам сделать это побыстрее. А не то вы, чего доброго, в страдании возненавидите его причину. То есть меня… – Она помолчала и затем добавила: – Успокойтесь. Почитайте… Философы советуют всегда быть спокойными… Вы поняли меня, Даниэль?
Он смотрел в ее глаза, и в лице его появилось новое, пугающее выражение. Шестеро мгновенно опустили руки на рукояти длинных мечей; дочь генерала Бринака что-то едва слышно зашептала, зажмурив глаза, в уголках которых все ярче и ярче блестели слезы.
Катарина не опускала взгляда. Кажется, она чего-то ждала.
Даниэль повернулся и снова пошел вперед. На этот раз никто не посмел его остановить. И только у самого выхода он вспомнил об этикете, остановился сам и спрятал в ножны кинжал. Затем вышел через арку.
– Вы можете отдыхать, господа, – бросила принцесса, поворачиваясь к телохранителям, когда эхо его шагов стихло и мрамор опять помертвел, – не думаю, что сегодня для вас найдется работа.
– Мы будем готовы вечером и ночью, – пожал плечами дородный детина, которому происходящее доставляло истинное удовольствие, – и если он вернется, встретим его так же, как тех троих.
– Мы будем готовы каждую минуту, прекраснейшая, – бросив на него насмешливый взгляд, возразил тот самый, все желавший чего-нибудь отрезать. – И позаботимся о том, чтобы он позабавил вас не меньше капитана Гавейры.
– А если он не явится? – поинтересовалась мадам Венри, изгибая красивую нарисованную бровь.
– Устроим охоту? – Старший вопросительно взглянул на Катарину.
– Да, может быть… – плавно двинулось плечо, – но только после дня рождения, – и легко шевельнулась небрежная кисть.
Воины низко поклонились и дружным четким строем направились на нижний этаж. Именно там находились их смежные комнаты. За безопасность принцессы они не волновались: проникнуть во дворец без высокого дозволения было невозможно.
– Ты видел его лицо, Лагер? – поинтересовался невысокий крепыш, обращаясь к старшему.
– Видел, – ответил тот, – ничего особенного. Все они одинаковые.
– А мне показалось, что лицо у него было необыкновенное, – возразил тот.
– И чего там у него было, Керье? Сопли? – ухмыльнулся Большой, в свойственной ему примитивной манере.
– Мне показалось, – негромко ответил Керье, – что лицо у него было необыкновенно отрешенное, как у человека, которому наплевать решительно на все, даже на свою жизнь. – Он задумчиво глянул в окно и добавил: – Прошлые любовники ненавидели ее, а этот, боюсь, выше ненависти, и уже через день станет равнодушен.
– И зачем ты это говоришь? – поинтересовался Лагер, считавший, что умнее остальных телохранителей должен быть именно он.
– А затем, чтобы вы помнили… господа, – спокойно ответил Керье. – Никогда не имели дело с берсерком, холодным как лед?..
– Почему ты плакала, Винсента? – тем временем спросила Катарина; женщины уже поднялись в комнату принцессы, предназначенную для игр и развлечений, и сидели теперь у столика за полуденной карточной игрой.
– Я не плакала, Ваше Высочество, – быстро и как-то беззащитно ответила та.
– Почему ты называешь меня ТАК? – нежно спросила Катарина, глядя на подругу внимательным и чуть затуманенным взглядом. – Я чем-то обидела тебя?
– В самом деле, милая, – улыбнулась Венри. – Неужели ты сочувствовала этому юному и красивому, но бесконечно недалекому самцу?
– Сочувствовала, – ответила за нее принцесса, положив карты на столик. – Только я не понимаю почему. Скажи одно слово, и любой мужчина этого королевства, исключая Краэнна, Гиллара, папу и лично твоего отца, окажется среди твоих слуг или в твоей постели. Ты сможешь творить с ним все, что захочешь. Но жалеть их?..
– Простите меня, – вздохнула Винсента, поднимая на инфанту Катарину дель Грасси свои печальные серые глаза.
2
«Причиной распада Империи ОСВ {1} [2]2
Каждое слово, на которое в тексте встречается сноска, является выпиской одной из статей энциклопедии братьев и сестры Дану: Элизабет, Рона и Глена, называемом так же «Энциклопедия Земли и Небес» и являющейся наиболее полным сведением различных слов и терминов с описанием их значений в мире Элида.
[Закрыть]непосредственно перед Нашествием Орды стало вовсе не падение нравов правящего класса и основных ветвей власти, столь ярко обрисованное Магистром Сол’Орандо, а чисто экономические и политические причины, соединенные с обращением жречества внутрь самого себя, описанным во всем известных трудах Магистра „Время Теней“, где фигурирует множество фактов неоспоримых.
Но если мы, вместо того чтобы произносить бесполезные речи о морали и нравственности, обратим пристальное внимание на историю развития межрасового сообщества, учитывая все предшествующие распаду события, то сразу же получим три основных его причины: расовую вражду, усиленную долгими мирными временами; отказ привыкших к миру Княжеств выплачивать граны {2} на содержание войск ОСВ, и их неуклонное стремление к самовластию и самостоятельности; а также неустойчивость старой системы иерархических вассальных отношений, которая теперь, в отсутствие явной опасности, стала казаться громоздкой, слишком обременяющей и не просто никому не нужной, а даже опасной.
Дэртару и его правителям нужны были армии для усмирения восстающих и выходящих из-под их контроля северных Княжеств: Гаральда, Талера и Видмы, но в противоположность интересам Высокого Дома действовали посулы и вербовочные глассы {3} северных князей, к которым в конечном итоге стали склоняться жаждущие независимости отряды северных границ.
В таких условиях существование одного полководца, который управлял бы разросшейся армией ОСВ, было просто невозможно, ибо все – и военные, и жрецы, и знать – обратились против него. Сознававший это, Танат Гиллар сложил с себя полномочия Военного Диктатора и добровольно сошел с арены политических действий 21 июля 259 года. Северные и южные армии разделились…
И надо же было этому случиться всего за три месяца до того, как с севера хлынула смертоносная Орда Орочьего Нашествия, окрыленная могуществом Холодного Ужаса?! Изнеженные и забывшие о том, что такое война, привыкшие к единовластию и только что потерявшие его, практически отринувшие силы жречества, а значит, силы Богов, разделившие свои войска, погрязшие в интригах и тщательно подготовленных, разработанных планах по захвату власти и перераспределению сфер влияния, политики, военные и представители Правящего Двора, включая членов Высокого Дома, застыли, словно нерадивые строители, перегородившие привычное русло реки, а теперь с ужасом и непониманием взирающие на рушащуюся им на головы плотину.
Куда уж было Империи до опасных игр в коридорах дворца, до заговоров наследия, до сладких забав обоих наследников – до смертельной борьбы инфанты Катарины дель Грасси и ее младшего брата Краэнна, теперь получившего прозвище Жестокий?! Кто мог знать, что Высокие Дети, которых любила и лелеяла вся Империя, в конце концов выросли в жестоких, дальновидных и очень сильных Игроков? Что, по рождению будучи Высокими Эльфами, они взяли все самое лучшее от остальных населяющих материк рас, в том числе и чисто человеческое пристрастие играть чувствами окружающих их людей – играть опасно и смертельно, неожиданно и фатально, все время находясь на грани?..
Все были заняты важными вещами; Император так и не показывался из Галереи, в глазах народа уже не исполненный былого величия, и ему предстояло оставаться там до самого Полета Сверкающих Птиц.
Никто не обращал внимания на игры выросших, серьезных, влиятельных детей, рассчитавших все до мелочей. А между тем, как многим из нас известно, их забавы продолжались. И становились все более и более опасными.
Нам не понятно, почему исследовавший эту проблему Магистр Сол’Орандо столь ярко проиллюстрировал случай с безвестным восемнадцатилетним дворянином Даниэлем Ферэлли, погибшим в столичном Пожаре 17 июля 259 года, упуская последующие, все более яркие факты столкновений между Высокими братом и сестрой, – но одно в работе Магистра подмечено точно: история с Пожаром (и это подтверждено фактически) была первым случаем, когда противоборство Катарины и Краэнна дель Грасси вышло за пределы обычной игры и Дворца, превращаясь в жестокое и кровавое противостояние, унесшее столько жизней и в конце концов действительно погубившее Империю ОСВ окончательно».
Из отчета Глена Кирдана, председателя комиссии по исследованию причин распада ОСВ и последующего уничтожения Гаральда в ходе Второго Нашествия Орды; датировано 24 октября 361 года; предназначено только для категорий доступа «В» и «А». Библиотека Дэртара, седьмой холл.
Капли воска стекали ему на лицо. Это не было ни особенно горячо, ни особенно больно, и пытку, если б она состояла лишь в этом, можно было бы спокойно стерпеть. Но человек тем не менее беззвучно и судорожно плакал. Не в силах утереть воск и слезы он все-таки неотрывно смотрел в зеркало напротив, с ужасом наблюдая, как медленно уменьшается стоящая на аптекарских весах свеча, и знал, что уже скоро, совсем скоро, она не сможет перевешивать лежащий на другой чаше небольшой шарик, который, опустившись в любую жидкость, почти мгновенно сделает из нее кислоту.
Через застилающий почти весь правый глаз уже застывший, холодный воск он видел небольшое жестяное ведерко с водой, стоящее под этой чашей весов, и алхимический железный перегон, раструбом обнимающий дно, а трубкой ведущий к его голому животу.
Связанный понимал, что кислота легко проест тонкую жесть и быстро потечет по темной, полированной изнутри трубке; он даже примерно представлял, что с ним будет потом. Но кроме плача из его горла не вырывалось ничего. Хотя он знал, что каждое его слово, даже произнесенное шепотом, услышат, и этого будет достаточно для того, чтобы задуть свечу или даже закрыть нижний конец темной трубки свисающей крышкой…
…За одной из четырех каменных стен, с их стороны совершенно прозрачной, за пленником наблюдают трое: невысокий плотненький мужчина-полурослик в недорогом темно-коричневом камзоле и таких же штанах, и двое людей: один сухощавый, невысокий, длинные светлые волосы падают на плечи, зачерненные шелковым одеянием мага; на груди его – знак Школы Познания, хрусталь и серебро. Он спокоен и равнодушен, аскетичен, молод и на чей-то вкус, возможно, очень красив. Второй, напряженный и злой, одет в роскошное черное и золотое, со знаком Императорского Дракона на обшлаге и печаткой с рубином на левой руке, с угрюмым липом, на котором царят отчуждение и недовольство.
Все трое молча наблюдают за страхом связанного.
Полурослик сидит спокойно, с легкой улыбкой поглядывая на песочные часы, практически весь песок в которых уже просыпался. Маг безразличен к происходящему и явно витает где-то далеко; императорский телохранитель, наоборот, очень мрачен.
– Почему он молчит? – вдруг, отрываясь от своих дум, устремляя серые глаза на полурослика, спрашивает маг.
Телохранитель кивает и добавляет со своего места:
– Ты говорил, что ему хватит нескольких минут.
– Понятие «несколько» довольно растяжимо, Вельх, – усмехнувшись, отвечает полурослик, аккуратно набивая трубочку. – Подождите, пока шарик опустится в воду, – он весело хихикает, – тогда начнется самое интересное… Разве вы торопитесь?
– Я пришел сюда не наблюдать за его корчами, Кели, – кивнув в сторону пленника, резко отвечает Вельх, – а слушать его признания и диктовать ему условия.
– Мне сказали, это трудный случай, – вставляет маг, кивая на пленника. – Он чересчур напуган. Поэтому вас и прислали, рыцарь Вельх? Вас, если я не ошибаюсь, считают экспертом по трудным случаям?
Вельх смотрит на полурослика Кели, не отвечая магу ни слова.
– Еще четыре минуты, – уверенно обещает тот, затягиваясь, – и он начнет просить. Спорим на маленькую коробочку конфет?
Вельх не отвечает. Он внимательно смотрит на пленника, еще раз прикидывая слова, которые ему предстоит сказать, и продолжает изучать его…
…Прошло три с половиной минуты, свеча догорела до положенного места, и шарик опустился в воду. Оттуда послышалось едкое шипение, затем клокотание, постепенно перешедшее в тишину.
Связанный что-то неслышно шептал, губы его дрожали, руки судорожно дергались в инстинктивных и беспомощных попытках прикрыть живот.
Когда по трубке тихонько зашуршала текущая вниз кислота, он с ужасом невнятно взвыл и вдруг громко и пронзительно воскликнул:
– Согласе-эн!..
Полурослик недовольно скривился, но тут же дернул за небольшой рычажок в своем кресле; маленькая плотная крышечка, свисающая от самой дыры, тотчас оделась на трубку, перекрывая кислоте ход.
Маг пожал плечами, неслышно вздыхая своим мыслям. Вельх напрягся, затем с хрустом потянулся. Он молча встал и, открыв невидимую с внутренней стороны дверь, вошел в камеру пыток, с жестоким спокойствием глядя на пленного сверху вниз.
Связанный тяжело и хрипло дышал, истерически взвывая, и медленно успокаивался.
– Ты, животное, – негромко и со скукой в голосе бросил телохранитель, – сейчас скажешь мне, кто и как переманил тебя на сторону принцессы.
– Я не знаю его! – тут же ответил связанный, с каждым вдохом тихонько судорожно взвывая. – Не знаю!..
– Как он выглядел?
– Никак! Я не видел его в темноте! Я ничего не знаю о нем!.. Прошу вас!..
– Мужчина?
– Да!
– Человек?
– Да!
– Высокий?
– Нет, низкий! Очень низкий, ниже вас, вам по грудь… какой-то худой и… хромает? – В голосе связанного послышалось удивленное колебание, затем перешедшее в радостный вопль: – Да, он хрома-ает!..
– Ничего не знаешь о нем? – насмешливо спросил Вельх, спокойно улыбаясь. – Что он тебе говорил?
– Он показал мне нож, и… – тут горло говорившего свело судорогой от вновь подступившего воспоминания, вселявшего в него дикий страх.
Вельху показалось, что, целиком находясь во власти этого воспоминания, пленник почти решился вдруг замолчать, а потому он взялся рукой за конец трубки, слегка качающийся в локте над голым животом связанного, и наклонился над ним, в упор всматриваясь в его лицо.
Тот сильно выдохнул, побледнел еще сильнее, чем раньше, и торопливо продолжил:
– …Сказал, что нож может все, может все… – тут пленник вновь затрясся в приступе ужаса, из глаз его брызнули слезы.
Телохранитель смотрел на него с брезгливым нетерпением, с пренебрежительным непониманием… откуда ему было знать, как скоро он испытает ту же боль и тот же страх?
– Что он сделал тебе, скотина?! – потребовал Вельх, убирая от трубки руку, но продолжая неотрывно смотреть в его прыгающие карие глаза, изливая на распластанного всю злобу, накопленную специально для этого случая, превращая нарастающую силу голоса в крик и продолжая повышать ее. – Что он вообще такого мог тебе сделать? Тебе, помощнику личного секретаря наследного принца Империи?! Червяк, идиот, придурок, не знаю, кто там еще, – какон мог напугать тебя, что ты даже сейчас боишься говорить?! Один мой жест, и кислота польется тебе на живот; ты не знаешь, на что способна эта кристально чистая жидкость, не знаешь, чертов глупец, что она делает с телами смертных – ты не видел последствия ее безупречной и ужасной работы, – и ты осмеливаешься здесь, передо мной, бояться какого-то там ножа хромого?!
Чертов глупец рыдал в голос, всем своим видом выражая стремление разжалобить своего мучителя. Он извивался, как червяк, что-то неразборчиво просил, о чем-то беззвучно умолял посиневшими пальцами обеих рук… Вельх внезапно вздохнул и коротко хрипло рассмеялся.
– Клянусь Солнцем, – с уверенностью в голосе сказал он, – клянусь своими нашивками, я заставлю тебя успокоиться и замолчать.
Что-то особенное было в его голосе; быть может, пленник почувствовал прорезавшиеся в нем странные, необычно мягкие и дружелюбные нотки, но практически тут же, судорожно вздыхая, он замолчал.
Вельх, не говоря ни слова, счистил с искаженного лица натекший на него воск, счистил твердой, спокойной и заботливой рукой. Пленник смотрел на него пронзительными глазами, полными ужаса, каждый миг ожидая удара кулака или тонкой стальной смерти.
Вельх остановился, посмотрел на связанного пристально и успокаивающе, затем легко похлопал его по плечу и неожиданно негромко сказал:
– Теперь соберись, успокойся и начинай отвечать. Не бойся: если ты все сделаешь правильно, наказание будет обычной болезненной неприятностью, не более. Обещаю.
Пленник закивал даже чересчур поспешно; полурослик, так и сидящий неподвижно в своем кресле, вздохнул, пожав плечами. Ему более по душе была неотвратимо близящаяся болезненная неприятность.
Маг посмотрел на него, усмехнулся своим мыслям и, взявшись левой рукой за свой вправленный в серебро многогранный хрусталь, начал шептать заклинание Правды, ради которого он и был сюда приглашен.
– Вспомни, что точно он тебе сказал, – начал тем временем Вельх, – как появился, с чего начал, чем угрожал… Но вспоминай, как будто смотришь детский альбом с картинками, как будто все, что произошло, – всего лишь далекий книжный сюжет. Ты понял меня?.. Ну, давай.
– Он появился ночью, позавчера ночью, когда я закончил работу и отправился в свои комнаты.
Вельх не смог сдержать своего изумления.
– Что, за стенами Дворца? – спросил он.
– Да, – прошептал пленник, закрывая глаза, расслабляясь на своем полированном выгнутом кресле; на лице его появилось странное, почти мечтательное выражение. – Он возник прямо у меня в комнате, в темноте. Через неприкрытое окно падал лунный свет, освещая его черный бок.
Вельх обернулся и пристально посмотрел назад, в каменную стену. Один из тесаных серых камней ее беззвучно отошел назад, и в широком проеме локоть на локоть величиной показалось лицо мага.
– Да, – просто сказал он, кивая, и это означало, что пленник говорит правду.
Вельх повернулся к нему, задумчиво потирая подбородок, и приказал:
– Хорошо. Продолжай… Он появился в темноте твоих комнат. И что было дальше?
– Он спросил, верный ли я слуга Его Высочества Краэнна дель Грасси, – не дрогнув, тихо ответил секретарь, – я испугался и не двигался с места. Когда он повторил второй раз, я ответил, что верный, потому что… – тут он запнулся, – потому что верой и правдой служил ему доселе!..
– Да, – ответил сзади маг, не дожидаясь, пока Вельх повернется к нему, – он просто волнуется.
– Продолжай. – Телохранитель успокаивающе сжал связанному руку.
– Тогда он спросил, какой цены будет достаточно для того, чтобы я поменял свою верность на верность будущей императрицы. Я ответил, что такой цены не существует, потому что есть вещи, которые не покупаются за деньги.
– Ты думал, что это очередная шутка принца, – уверенно заметил Вельх. – Можешь не отвечать, продолжай.
– Тогда, – вздохнув, послушно продолжил связанный, – он сказал, что за деньги действительно можно купить далеко не все. Однако у него есть нечто, чего будет достаточно, чтобы заплатить мне.
– Что это было?
– Девочка, – невнятно пробормотал секретарь, стараясь опустить голову как можно ниже, – двенадцатилетняя девочка, дочь одной из императорских модисток, чьи комнаты находятся рядом с моими.
Вельх внутренне удивился, осознав, что этот тщедушный некрасивый человек краснеет, а значит, втайне мечтает обладать этой или другими малолетками. Воин уже сталкивался с такими влечениями прежде не раз, а потому удивление тут же прошло; однако пленный продолжал говорить – тихо, с горечью и страхом, все более безжизненно:
– Он вытащил ее из-за своей спины, она стояла, растрепанная и удивленная, а затем он спросил, что мне дороже – верность или это глупое дитя. Я ответил, что верность принцу является моим долгом, и сказал, чтобы он убирался, или я закричу, – тогда он вынул свой нож и полоснул ее по груди. Она закричала, попыталась вырваться, звала меня на помощь, а он полосовал ее снова и снова, и каждый раз, когда я хотел убежать, он поднимал свой красный нож и говорил, что один только шаг – это смерть… – Пленного передернуло; теперь он дрожал ровной, сильной дрожью; нет, его, скорее, молотил неостановимый, жестокий озноб.
