Текст книги "Юнец Торгового Флота (СИ)"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 10. Дела домашние, душевные

– И что вы можете сказать об этой… «Мурене»? – Несдинич покрутил в руках «вечное» перо и, отложив его в сторону, уставился на сидящего в кресле для посетителей лейтенанта Брина.

– В принципе, ничего особенного. Никаких серьёзных модернизаций в проекте не было. Обычный малый каботажник, еле выходящий из разряда яхт и то, лишь благодаря увеличенному куполу от старого высотного курьера. Если бы не большая площадь купола и, соответственно возросший объём доступной энергии, Кириллу пришлось бы ставить на дирижабль паровики, но благодаря этому ходу, он получил возможность установить в качестве двигателей два больших маршевых нагнетателя для высотных курьеров, что закономерно уменьшило необходимый размер экипажа, и ожидаемо увеличило скорость дирижабля. Но есть и минусы, из‑за мощности основных двигателей, «Мурена» не сможет их использовать одновременно с маневровыми. Вообще, ключевой недостаток этого дирижабля в некоторой перегруженности арт – приборами, хотя Кирилл и постарался нивелировать его существенной доработкой рунной составляющей.

– Серьёзная перегрузка? – На миг о чём‑то задумавшись, спросил контр – адмирал.

– Не сказал бы. – Покачав головой, ответил лейтенант. – В обычном режиме движения перегрузки не будет вообще. Но лимит энергопотребления «Мурена» будет выбирать почти подчистую. А вот в случае боестолкновения, нехватка энергии почти гарантирована. Кирилл и сам это понимает, иначе не стал бы заморачиваться с установкой столь мощных нагнетателей. Благодаря им, он получил возможность просто удирать от большинства противников, чему, кстати говоря, способствует и изобретённое им дополнение к штурманскому столу. Этот прибор может не только указывать местоположение энергопотребляющих объектов, но и определять их тип, основываясь на мощности возмущений. Иными словами, после тонкой настройки детектор будет способен отличать «шлюп» от «селёдки», а торговый «кит» от линкора, причём на очень больших расстояниях. То что надо, чтобы вовремя избежать встречи с пиратом.

– Получается, скоростной, но не очень манёвренный каботажник малой грузоподъёмности, способный увидеть опасность раньше, чем та его обнаружит и удрать от неё. Так? – Резюмировал Несдинич.

– Именно. – Кивнул Брин и, чуть помедлив, добавил: – кстати, Кирилл уже неоднократно спрашивал, когда ему будет позволено перевести «Мурену» в отстроенный для неё эллинг.

– И куда он так торопится? – Пробормотал себе под нос контр – адмирал, но лейтенант его услышал.

– Содержание дирижабля в доке Китежа сильно бьёт по его карману. – Заметил Брин.

– Месяц. – После недолгого раздумья, произнёс контр – адмирал. – Передайте Кириллу, что нам нужен ещё один месяц, для завершения… работ. После этого, и он и Хельга будут вольны покидать Китежград в любое удобное для них время.

– Передам. – Кивнул лейтенант, поднимаясь с кресла. Несдинич окинул его взглядом и усмехнулся.

– Что, не терпится вернуться?

– Вы себе не представляете, Матвей Савватеевич, какие перспективы открывает для нас сотрудничество с Кириллом. – Вздохнул Брин. – Он просто фонтанирует идеями! И, честно говоря, я удивлён, что при всём его таланте, в работе с «Муреной» он ограничился, по большей части, лишь небольшими модернизациями имеющихся рунескриптов. Я ожидал большего.

– Я тоже. – Заметил контр – адмирал, кивком отпуская подчинённого. Тот щёлкнул каблуками и исчез за дверью. А Несдинич, посверлив взглядом захлопнувшуюся створку, поднялся с кресла и, шагнув к окну, замер. Время от времени тревожащая его безумная мысль о том, что гениальный мальчишка мог воспользоваться своими знаниями о пресловутых алмазных накопителях или изобрести нечто равнозначное, ушла, оставив после себя лишь облегчение. Словно камень с души свалился. Глупо? Может быть, но Несдинич не раз ловил себя на мысли, что в подопечные Мирону достался человек, достойный назваться его сыном. Такой же неугомонный, проблемный и шебутной! Никогда не знаешь, чего от него можно ожидать.

Месяц! Целый месяц я еще буду вынужден терпеть общество Хельги! Это наказание какое‑то! С тех пор как «Феникс» ушёл в очередной рейс, настроение сестрицы неуклонно шло вниз, что сказывалось на спокойствии нашего дома. И если поначалу, регулярные телеграммы жениха ещё способны были привести её в благодушное состояние, то с течением времени этот «номер» перестал срабатывать. Хорошо дядьке Мирону! Прыгнул в почтовый бот и умчался в Новгород. А мне куда деваться?! От страдающей ерундой Хельги спасения нет, даже в кабинете! А у меня, между прочим, очередные экзамены на носу. Мне готовиться надо…

Нет, иногда и я позволял себе слабость и удирал от сестрицы куда подальше, если быть точным, то в гости к Алёне, но даже с учётом моего дельтаплана, делать это часто не удавалось. Просто потому, что далеко не всегда расстояние между Китежем и Новгородом позволяло воспользоваться таким способом передвижения, да и возвращаться в парящий город было проще на дирижабле. Мне одной попытки догнать Китеж и причалить на «свою» площадку, не попавшись на глаза наблюдателям обзорных башен, хватило за глаза, чтобы навсегда заречься проводить подобные опыты.

Это, кстати, было в тот же день, когда я впервые опробовал свой дельтаплан. Двадцать шестого мая, в день рождения моей Алёны. Да, моей. Как она сама сообщила, после моего феерического знакомства с её только вернувшимся из рейса отцом, сей достойный человек отчего‑то перестал говорить с её матерью о грядущей свадьбе дочери. Точнее, о том, что «надобно нашей Алёне жениха искать, а то ведь семнадцатый год идёт, того и гляди в старых девах окажется». Хотя, подозреваю, меня в качестве будущей пары для своей дочки, Григорий Алексеевич не рассматривает. Правда, и кости пересчитать не спешит, но это, скорее всего, от того, что пример старших детишек был перед глазами. Три здоровых лба, старшие братья Алёны, увидев меня за столом во время празднования дня рождения их младшей сестрицы, после посиделок попытались высказать мне своё неудовольствие, и нарвались. Как, потом, смеясь, рассказывала Алёна, её братья ещё неделю по вечерам себе дорогу «фонарями» подсвечивали.

Учитывая, что вразумление упёртых баранов, так пекущихся о чести сестры, происходило на заднем дворе их дома, под приглядом Григория Алексеевича и под причитания женской части семьи Трефиловых, можно сказать, знакомство с этой самой семьёй прошло удачно. Старший Трефилов, изначально не очень довольный зрелищем дочери целующейся с «каким‑то франтом», несколько подобрел, братья Алёны, оказавшиеся довольно толковыми ватажниками Словенского конца, получив по мордасам, посовещались и сошлись на том, что новый знакомец «вроде бы не дурной боец, но если Алёнка пожалуется, от расправы не уйдешь». Ну а Марфа Васильевна закрыла все споры излюбленным методом… отходила всех участников веником… по – родственному, так сказать, правда, уже после того, как на пару с дочерью обработала наши ссадины и ушибы. Моими «боевыми ранами» занималась Алёна, и я млел. А глядя на мою довольную физиономию, отец девушки разрывался между двумя чувствами. Судя по скрипу зубов, ему явно хотелось вломить мальчишке, заморочившему голову дочери, а по взглядам, бросаемым им в сторону хлопочущей над сыновьями жены, сам бы хотел оказаться в этот момент на их месте. Ну, тут я могу его понять. Супруга Григория Алексеевича, несмотря на зрелый возраст и четырёх детей, выглядит чрезвычайно привлекательно, а уж учитывая, что сам хозяин дома только вернулся из долгого рейса… соскучился палубный старшина по жене. Ему‑то хорошо, он дома и супруга рядом. А мне пришлось откланяться и возвращаться в Китеж. А учитывая, что за весь день, мне даже на полчаса не удалось остаться с Алёной наедине… эх. Завидую, да.

Честно говоря, затевая всю эту катавасию с дельтапланом, я совсем не думал о том, чтобы возвращаться на нём в Китеж. Нет, я рассчитывал, что в обратный путь отправлюсь, как белый человек на почтовом боте. Мне и в голову не пришло, что однажды выбившийся из графика, этот чёртов дирижабль повторит такой финт в тот же вечер! А он и не повторял. Это я, идиот, не сверился с расписанием и, соответственно, не заметил такой простой вещи, как его смена! Летний вариант, оказывается, разнится с зимним, на целый час.

Кто бы знал, чего мне стоило подняться в воздух на дельтаплане «с поля»! А времени на то, чтобы искать достаточно высокую точку старта, просто не было. Почтовый бот, на который я рассчитывал, оторвался от земли ровно в тот момент, когда я подошёл к кассе для покупки плацкарты. Хорошо, увидел в окне, как эта сволочь отправляется в полёт. Пришлось менять на ходу планы и мчаться в дальнюю часть взлётного поля, где в наступающих сумерках меня труднее было бы заметить. А уж сколько сил я угрохал на то, чтобы «приручить» поток и заставить его поднять мой дельтаплан в воздух… Ох, даже вспоминать не хочется! Но закончилось всё удачно. Дирижабль я нагнал, благо он не успел набрать крейсерскую скорость и до Китежа добрался в относительном комфорте. Если можно назвать комфортным сидение на куполе почтового бота. Зато, домой я вернулся, как и обещал, до полуночи, несмотря на то, что пришлось потратить довольно много времени, чтобы выйти из дока незамеченным.

Если быть точным, то часы начали бить двенадцать часов ровно в тот момент, когда моя нога коснулась плитки, которой выложен пол прихожей. Только это и спасло меня от наездов Хельги… ну и заступничество дядьки Мирона, окоротившего дочь, когда та окончательно сорвалась с нарезки, изображая вспыльчивую мамочку, недовольную поздним возвращением своего ребёнка с прогулки. Мощный шлепок широченной ладони, пришедшийся аккурат пониже спины разбушевавшейся сестрицы, моментально погасил уже скользящие по пальцам Хельги мелкие синеватые молнии. Пришлось и мне гасить свои «озонаторы».

– Ты сдурела, дочка? – Притворно ласковым голосом поинтересовался опекун, сверля взглядом раскрасневшуюся сестрицу. Та метнула в его сторону злой взгляд, но усилием воли всё же чуть притушила гнев.

– А он нет?! Ушёл утром, пропал на весь день, явился только ночью. – Прошипела Хельга.

– Как обещал, так и пришёл. До полуночи. – Я машинально потёр зудящие костяшки на руке. Дядька Мирон заметил мой жест и, увидев обработанные мазью ссадины, перевёл взгляд на моё лицо. Усы опекуна чуть приподнялись в еле заметной усмешке.

– А ты не завидуй, дочка. Вот вернётся твой жених, сама так же пропадать будешь. – Куда более спокойным тоном проговорил дядька Мирон. Я бросил взгляд в зеркало… и покраснел. Но даже румянец заливший мои щёки, не смог скрыть след от помады Алёны… Спалился.

– А я‑то думаю, где он вечно пропадает… – В глазах Хельги зажёгся опасный огонёк.

– Дочь. – Голос Завидича лязгнул сталью. – Прекращай. Хватит вымещать своё нервное состояние на домашних. Мы тоже не железные!

– В самом деле, сестрица. – Кивнул я, увидев, как сгорбилась девушка от слов отца. – Телеграммы, конечно, плохая замена личным встречам, но ты уж потерпи. Всё равно никуда от тебя Гюрятинич не денется.

– Да – а… – Неожиданно тихо и как‑то безнадёжно протянула она и договорила совсем уж тихо, почти неслышно. – А если денется?

Мы с опекуном переглянулись… кажется, у нас проблема. За своими делами и проектами, за подготовкой к экзамену и заботами дядьки Мирона о мастерской, мы не заметили, как Хельга окончательно впала в депрессию от безделья и нервов. Будь Гюрятинич под боком и проблема даже не возникла, но капитан в очередном рейсе, а его невеста сходит с ума. Как бы я не посмеивался над ней и не подтрунивал, но сестрица действительно любит своего жениха…

Мы просидели за чаем до трёх часов ночи, отпаивая и успокаивая Хельгу. Вроде бы получилось. В конце концов, дядька Мирон отнёс заснувшую дочь в спальню, а я остался наводить порядок в гостиной.

А на следующий день, Хельга в приказном порядке была назначена моим репетитором для подготовки к грядущей сессии в училище. Мне же было поручено до возвращения «Феникса» сделать из Хельги первоклассного скоростного стрелка. Невозможно? Ха! Шесть часов тренировок в день и к приезду Гюрятинича, Хельга сможет отстрелить пищалку комара в тёмной комнате, ручаюсь! Так что, крайне не рекомендую Игорю Стояновичу разочаровывать свою невесту. Пищалка комара не единственное, что можно отстрелить, хех.

На фоне постоянной загруженности и наших тренировок с сестрицей, сообщение Брина о том, что наш «карантин» продлится ещё месяц, прошло почти незамеченным. Хельге было всё равно, её жених от этого быстрее не вернётся, а мне… главное, к сессии успею, благо, летние экзамены у заочников, начинаются в июле, в отличие от курсантов – «дневников», в остальном же… ну, к Алёне я и так могу выбраться в любой момент, а больше мне пока в Новгороде ничего и не нужно. Вот когда «Мурену» в эллинг поставим, тогда да… Хотелось бы побыстрее заняться её доводкой, но до сессии, я бы всё равно не успел ей заняться, а значит, и переживать не о чем.

Правда, долго репетиторство Хельги не продлилось. «Пробежавшись» со мной по экзаменационным вопросам, любезно переданным дядьке Мирону секретарём директора училища, сестрица пришла к выводу, что к экзаменам я практически готов. Мы с опекуном переглянулись… и со следующего дня, к занятиям «стрелковкой», вместо подготовки к моим экзаменам, добавилась общая для нас двоих тренировка на «Мурене». Благо, управление на ней было устроено не сложнее, чем на «Резвом». Разве что, для практических полётов приходилось брать с собой Брина, чтобы присматривал за системами управления куполом. Время летело…

Часть IV. ДЕЛА И ПОЛЁТЫ
Глава 1. Наш паровоз вперёд летит

Конец июля. За спиной остались ежедневные тренировки Хельги, изрядно поднаторевшей в скоростной стрельбе и, наконец, дождавшейся своего Гюрятинича, позади нервотрёпка экзаменов и ругань с куратором по поводу так и не снятого запрета покидать Китеж, из‑за которого сдача сессии больше походила на вылазку в тылы врага. Сколько сил и нервов стоило мне уговорить Брина на эту эскападу! И то, если бы не распоряжение Несдинича, которого мы на пару с дядькой Мироном дожимали больше часа, чёрта с два у меня что‑то получилось бы. И это несмотря на то, что обещанный «срок заключения» давно истёк!

А как ворчал отец Алёны, когда супруга уведомила его, что до конца июля пустующую комнату старших детей займёт один толковый и очень скромный юноша… При этом, на слове «скромный» она так зыркнула в мою сторону, что я спинным мозгом почуял: поблажек не будет, и присматривать за мной в этом доме, чтоб не сунулся куда не следует, станут не хуже, чем в последние недели в Китеже. Впрочем, в слежке виноват я сам. После того, как успокоенный обещанием скорого окончания нашего «домашнего ареста», я подарил Брину карту нижних технических переходов с обозначениями всех входов и выходов, включая портовую и транзитную зоны, бедняга полчаса икал, а к вечеру того же дня, я насчитал аж четырех наблюдателей следующих за мной по пятам. На следующий день по городу прокатились слухи о перестановках в комендатуре, следом забегал гарнизон, а пресловутые нижние технические переходы наполнились суетой и гулом строительных работ.

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией… Дурак? Полный. Хорошо ещё, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского «сиденья в Китеже» ещё на три месяца, всё же пошёл навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище… хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения, уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город, мне бы ни за что не удалось. Тем более, что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алёны, вообще, знали лишь двое. Дядька Мирон и контр – адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов «заочников». О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу.

Один плюс, увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алёны крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил мне форменный допрос на тему учёбы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался, и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом «ките». В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажёр его дочери такое же «воздухоплавающее», как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алёны… м – да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто‑кто, а она точно знает, каково это, быть женой «китового». Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом… и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алёны заметно охладела к одному «тихому и скромному юноше». Впрочем, ненадолго.

Узнав, что я не собираюсь идти в «дальники» и меня вполне устраивают каботажные «селёдки», с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, но холодок между нами вроде бы пропал…

– Значит, на «китах» служить не желаешь, а? – Поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. – А почему?

– М – м… Карьера. – Ответил я. – У «китовода» есть три возможности, либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старшины до капитана, либо идти в военный флот, на тех же условиях, либо нужно родиться в семье владеющей «китами», в последнем случае, время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с «китом» в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент, к окончанию учёбы у меня точно будет.

– Хочешь всё и сразу, а? – Усмехнулся в пышные усы отец Алёны.

– Зачем же, сразу? – Открестился я. – До окончания учёбы, похожу на «китах», наберу ценз и зарекомендую себя среди «китоводов», с выпуском из училища подам документы на патент… и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

– Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения. – Протянул Григорий Алексеевич. – Только… где деньги возьмёшь на покупку дирижабля?

– А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что, дело за малым. Капитаном и экипажем. – Улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

– Шустрый. – С непонятной интонацией проговорил отец Алёны, окинув меня страннымвзглядом. Мать с дочерью переглянулись. – Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Господин Трефилов решил, что новый знакомый его дочери, просто очередной выскочка с тугим кошельком.

– У меня нет родителей. – Сухо отрезал я. – Они погибли несколько лет назад.

– Извини. – Чуть помолчав, произнёс мой собеседник.

– Ничего страшного, я с этим уже свыкся.

Разговор сошёл на нет и в комнате повисла тяжёлая тишина. Правда, через минуту, огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Алёной тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

– Идите – идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе. – Мать Алёны сходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.

Больше эта тема в наших беседах не поднималась, хотя о самой «Мурене» и дирижаблях вообще, мы с Григорием Алексеевичем разговаривали, да и спорили, частенько. Постепенно, изменилось и отношение отца Алёны к «выскочке с собственным дирижаблем». В принципе, неудивительно. Как и большинство профессионалов своего дела, Трефилов ценит знающих людей, а я, смею надеяться, показал себя неплохо осведомлённым в области воздухоплавания вообще и дирижаблей в частности. По крайней мере, детских ляпов в своих рассуждениях не допускал, а там где не был уверен в своей правоте, молчал. Монетой в копилочку наших отношений лёг и тот факт, что в отличие от многих офицеров, как настоящих, так и будущих, я не ворочу нос от непосредственной работы с «железом». Впрочем, как я заметил, у здешних нижних чинов и офицеров «старой» школы, это, вообще, своеобразный пунктик. Что Ветров, что боцман «Феникса»… вот и Григорий Алексеевич не раз выражал своё нелицеприятное мнение о «белоперчатниках». Впрочем, вспоминая свои давние стычки с курсантами, не могу его осудить…

Экзамены сменялись долгими прогулками с Алёной, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в тёмную, не стесняющую движений одежду, и уматывал через окно в мастерскую, на всю ночь. Точнее в эллинг при ней, где меня ждала «Мурена». Благо, никто не мешал мне отсыпаться днём после экзаменов, иначе с таким графиком, я бы ко второй неделе с катушек съехал. А появляться в мастерской днём было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что возможность наблюдения за заводом никто не отменял.

Рассчитывать на транспорт, ночью было бы глупо, а потому я задействовал рунные цепи и мчался через весь город, как угорелый, не стесняясь прыжков по крышам. А что? Всё равно, в темноте никто ничего не увидит. А летние ночи коротки, так что нужно спешить!

В сам эллинг я попадал через подвал и основное здание мастерской. Учитывая, что никаких окон в помещении с «Муреной» нет, и увидеть, что в нём происходит снаружи невозможно, оказавшись в эллинге, я спокойно включал свет и приступал к доводке машины.

Работа над «Муреной» шла полным ходом. Основные труды «по железу», наши мастера, под чутким руководством дядьки Мирона, закончили ещё в первые две недели после прибытия дирижабля в построенный для него эллинг. Так что, мне оставалось лишь нанести необходимые рунные связки и подключить их к корабельной системе управления.

Первым делом, я проверил надёжность рунники «перевёрнутой» насосной системы, благо подобный «изыск» изначально предусматривался её конструкцией. Это я знаю наверняка, поскольку точно такие же насосы установлены на «Фениксе» и «Резвом», собственно, именно поэтому я и остановил на них свой выбор. Правда, на «ките» Гюрятинича их шестнадцать, а на «Мурене» только два, но так и размеры этих дирижаблей несопоставимы.

Следующим шагом стала доработка рунескрипта укрепления, нанесённого рабочими верфи в соответствии со стандартами каботажного флота, точнее превращение его в полноценный «китовый» набор. Травление на металле обшивки дополнительных рунных цепей, в том числе, связывающих укрепляющий рунескрипт с системой энергонакопления, нанесение подходящей по цвету краски, чтобы скрыть травленый рисунок… всё это отняло у меня пять ночей. И ещё столько же я убил на рунескрипт, который должен заменить «Мурене» двигатели. Шестнадцать цепочек нанесённых на стальные «пояса» купола по секторам, протянулись от носа до хвоста, и замкнулись на довольно сложном механизме в недрах технической палубы. Ещё три ночи ушли на подключение получившейся системы к корабельному управлению. Дело осталось за малым. Накопители. Но их создание пришлось отложить до окончания сессии. Учитывая, что до этого момента оставалось совсем немного времени, я решил не терять его зря, и оставил в конторе записку для дядьки Мирона. Чтобы на следующую ночь увидеть в подвале мастерской здоровый металлический ящик на каменной подставке. Не забыл, значит. Хорошо…

Проверив линию, подведённую от энергосборника мастерской в подвал и, убедившись, что она рабочая, я уже было принялся чертить на толстенных стенках ящика эскизы будущих рунескриптов, когда чувство опасности взвыло, заставив меня откатиться в сторону. Не вышло!

– Ай – яй… пусти!

– Стоять, поганец! – Рявкнул дядька Мирон, продолжая выкручивать мне ухо. Больно, чёрт!

– Да стою я! Стою! – Взвыл я, чувствуя, как несчастные хрящи сворачиваются штопором. И ведь не вырваться. Махом без уха останусь.

Наконец, экзекуция была закончена, и опекун разжал стальную хватку. Осторожно коснувшись пострадавшей части тела, я непроизвольно зашипел. Щиплет, горит… бр – р.

– Ну а теперь, поведай мне, юноша, какого чёрта ты здесь делаешь? – Нависая надо мной, прогудел явно разъярённый опекун.

– Работаю. – Буркнул я.

– Кирилл… ты… а! – Махнув рукой, дядька рухнул на стул и уставился куда‑то в сторону. Молча. Но через пару минут, он, вроде бы, пришёл в себя и заговорил усталым и тихим голосом, напугавшим меня куда больше недавнего рычания. – Ты хоть понимаешь, какой опасности сам себя подвергаешь, приходя в мастерскую? Агентов Гросса ловят уже полгода и до сих пор всех не выловили. Несдинич рвёт и мечет, его контора уже потеряла несколько человек! Я, вообще, с трудом представляю, как нам удалось уговорить его разрешить тебе сдачу экзамены в училище в такой обстановке. Ладно, твою пассию никто не знает, и где ты живешь, соответственно, тоже неизвестно, в училище тебя прикрывают «географы», но это… да любой мало – мальски интересующийся человек свяжет с нами эту мастерскую. И ты сам сюда идёшь! Без защиты, без прикрытия, Кирилл! Сдохнуть хочешь? Или думаешь, в Рейхе тебе приготовлен королевский приём? Какого чёрта ты творишь?!

Последние слова, дядька Мирон чуть ли не проорал. А ведь как тихо начал, да… И вновь замолк, сверля меня сердитым, очень сердитым взглядом. Я тяжело вздохнул.

– Я должен как можно быстрее закончить «Мурену».

– Должен? Кому? Зачем? – Опекун, выдохшись, вновь перешёл на нормальный тон. В ответ, я только пожал плечами, и дядька Мирон прищурился. – Что, опять твоё чутьё?

– Наверное. – Кивнул я. – Может, это и глупо, но я предпочитаю доверять своим ощущениям. А они просто‑таки пинками меня подгоняют. Впрочем, есть ещё кое‑что…

– Вот как… – Протянул дядька Мирон. – И что же это?

Я протянул ему недавно полученное письмо и опекун, хмыкнув, погрузился в чтение. Минут через десять он закончил и, медленно сложив листы в конверт, протянул мне.

– Это правда?

– Не замечал за Клаусом тяги к бессмысленной лжи. – Пожав плечами, ответил я.

– Ну, почему же бессмысленной? – Медленно, словно нехотя, протянул дядька Мирон. – Очень неплохой способ заставить нас расслабиться… Впрочем, изложенные здесь факты легко проверить. А вот как прикажешь с тобой поступить? Раньше не мог мне это письмо показать?

– Понять и простить? – Обречённо вздохнув, предложил я.

– А потом догнать и накостылять. – Фыркнул дядька Мирон. Вроде бы отошёл… Хотя радости в его голосе не прибавилось. Оно и понятно. Если письмо не врёт, то… скорее всего, наши проблемы совсем не там, где мы думали. И не то, что мы таковыми считали. А это плохо. Очень.