Текст книги "Всё, что я о ней помню"
Автор книги: Антон Бородачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
*******
Я помню, что в тот день в Минске снова пошел дождь. Крупные капли воды катились вниз по стеклу, и, преломляясь в них, город постоянно менял свои очертания. Линии расплывались, как будто отражаясь в кривом зеркале. Солнца не было видно. И от этого все краски меркли, а полдень становился похожим на ранние сумерки.
В тот день в нашем офисе зажгли свет раньше обычного. Я сидел за монитором компьютера и, заливая в себя одну за другой кружки кофе, пытался закончить материал, который должен был сдать еще в среду.
– Антон Милевский? – проговорил чей-то голос рядом со мной. Я оторвал глаза от экрана ноутбука и в следующее мгновение прямо перед собой увидел молодого парня с сумкой через плечо, одетого в яркую униформу одной из компаний почтовой доставки. – Я спросил там у входа… Мне сказали, что я смогу найти его здесь… Мне нужен Антон Милевский… Это вы? У меня для него письмо.
Как будто не до конца уверенный в своих словах, парень начал водить взглядом по общему залу, где располагались столы большей части сотрудников офиса. Его лицо казалось растерянным, и было заметно, что в этот момент он чувствовал себя немного не в своей тарелке.
– Просто я сегодня первый день на работе… А из-за дождя на дорогах пробки…
– Это я.
– Что, простите?
– Антон Милевский – это я.
– А!!!
Услышав эти слова, парень из службы доставки добавил еще что-то нечленораздельное и, засуетившись, начал одну за другой доставать бумаги из своей наплечной сумки.
– Вы должны расписаться здесь… Да, спасибо, отлично… И вот здесь еще пожалуйста… Извините за задержку с доставкой…
– Вы, кажется, сказали, что у вас для меня письмо? – перебил я.
Курьер картинно закатил глаза и, улыбнувшись, добавил: «Да, конечно. Постоянно все вылетает из головы»…
С этими словами он снова нырнул в свою рабочую сумку и уже через пару секунд достал оттуда небольшой конверт. Такие уже редко используют для отправки писем. Я повертел его в руках. Простой конверт из плотной крафтовой бумаги. Сверху штамп со словами на польском и грубая верёвка, завязанная крест накрест. На оборотной стороне: адрес, мое имя и больше ничего – ни имени отправителя, ни контактных данных.
– От кого это? – спросил я курьера, но тот лишь пожал плечами и, попрощавшись со мной, просто зашагал в сторону выхода. Капли дождя за окном все сильней и сильней стучали по подоконнику. Дождь превращался в ливень. И оттого мое отражение на оконном стекле казалось каким-то неясным и смазанным, как старый потрет на котором вдруг ни с того, ни с сего потекла краска. Отведя взгляд от окна, я секунду повертел конверт в ладонях, а затем, одним движением оторвал от него тонкую полоску бумаги и извлек сквозь нее все содержимое.
Внутри была старая открытка. А на ней – горы и сосны за плотной поволокой тумана, скрывающие огромный отель, похожий на остров посреди бескрайнего белого моря. На лицевой стороне были выведены слова – «Мон-Сен-Мишель». И, прочитав их, я сразу понял, что они относились к названию отеля. На старом снимке он выглядел совсем новым – роскошный, изысканный и огромный, как старые трансатлантические корабли. Так выглядят дорогие гостиницы в день своего открытия, когда в каждой детали интерьера чувствуется первозданный лоск, который еще не успел потускнеть под слоем пыли и времени. Я повертел открытку в руках. На оборотной стороне было что-то вроде формуляра. Типовые строчки – а на них слова.
«Уважаемый, Антон М., с радостью сообщаем Вам, что Ваша бронь в отеле Мон-Сен-Мишель подтверждена. За Вами забронирован номер на три ночи. Будем с нетерпением ждать Вас в Высоких Татрах».
Ниже под этими словами – подпись и дата заезда: 30 июня 2016 года. Я узнал ее почти сразу, и от этой мысли меня бросило в дрожь. Ровно год спустя с того дня, как я посадил Кристину на поезд. Я вспомнил полупустой перрон, выложенный старой потрескавшейся плиткой. Железный навес с коваными фонарями. И свербящее где-то в груди предчувствие скорого расставания. Я вспомнил все. И от этих мыслей вокруг меня вдруг сделалось оглушительно тихо. Все звуки исчезли, и я не слышал больше ничего – ни стука дождя по стеклу, ни обычного шума рабочего офиса.
– Значит, еще увидимся?
– Обязательно.
На этих словах Кристина поцеловала меня очень коротко, как будто не прощаясь со мной навсегда, а просто провожая куда-то. Так целуют тех, с кем скоро увидишься снова. И в тот момент, я почему-то как-то по-особенному запомнил это. Один поцелуй. Очень короткий и очень быстрый.
Нет… Я зажмурил глаза так сильно, как только смог. Стараясь заглушить все мысли в своей голове, я отложил открытку в сторону и снова заглянул в тот конверт, в котором ее доставили. Внутри лежало что-то еще. Какой-то крошечный обрывок бумаги или нечто очень похожее на него. Я перевернул конверт – и в следующий момент мне на ладонь упала мертвая бабочка. Коричневые крылья с двумя темными точками по краям. Хрупкие усики и такое же крошечное тело, истлевшее настолько, что готово было в любой момент рассыпаться в пыль. Я повертел ее на ладони и вдруг понял, что передо мной была не бабочка, а мотылек. Я глядел на него несколько секунд. И постепенно раздробленные части мозаики в моей голове начали складываться в единую картину… Наш недавний разговор с Вероникой… Конверт без обратного адреса отправителя… И тот факт, что мне доставили его не домой, а прямо в офис…
Поднявшись со своего места, я зашагал в противоположную сторону офиса – туда, где за толстой стеклянной стеной находился кабинет для переговоров. Я знал, что Вероника сейчас там и в этот самый момент должна обсуждать с советом директоров бюджет газеты на следующий месяц. Время для разговора было более чем неподходящим. Но сейчас мне было плевать – принимай она у себя хоть Дейнерис Таргариен. Я должен был поговорить с ней и выяснить все прямо сейчас. И я не собирался дожидаться окончания встречи.
– Простите, туда нельзя… – проговорила молодая ассистентка, сидевшая за отдельным столом прямо у дверей кабинета. Но в этот момент я почти не слышал ее голос. Мое сердце колотилось где-то в районе шеи, и этот звук заглушал собой все происходящее вокруг. – Простите… Куда вы?… Вы не можете так просто…
– Что это все значит? – почти прокричал я, открывая перед собой дверь и прямым шагом, входя в зал для переговоров. – Ты могла для начала хотя бы просто поговорить со мной, прежде чем отправлять меня на другой конец Европы?
Мы стояли с Вероникой в метре друг от друга, но даже так я почти не видел ее. Вокруг нас была темнота, и лишь только белый луч проектора падал на стену рядом со мной ровным пятном света.
– Что бы это ни было – сейчас не место и не время, – проговорила Вероника настолько спокойно, насколько только была способна.
– Это ты отправила мне то письмо?
– О чем ты говоришь?
– О мертвых мотыльках в конвертах для писем!!! Если ты что-то раскопала – ты могла просто сказать мне. А не разводить здесь этот Сайлент Хилл!
– Что? – Вероника поморщилась, и на какую-то долю секунды злость в ее взгляде сменилась растерянностью. – Я ничего тебе не посылала. Откуда у тебя это?
– Я думал, ты мне объяснишь…
Последние слова я сказал уже совсем тихо. Вероника не знала ничего. И понимание этого вдруг снова вернуло меня в реальность. Я обвел взглядом кабинет для переговоров: белый свет проектора бил мне прямо в лицо из противоположного конца комнаты. Я видел пылинки, кружащиеся в ровном облаке света. Разноцветные столбики каких-то диаграмм, что теперь транслировались прямо у меня на рубашке. А в нескольких метрах перед собой – силуэты шести или семь мужчин, которые в этот момент смотрели прямо на нас с Вероникой.
– Я думаю, это тебе придется объясняться после этой выходки… – сказала она, и, не дожидаясь продолжения, я развернулся и зашагал к выходу. Три шага до двери – самое время для того, чтобы почувствовать себя идиотом.
– Может нам стоит сделать перерыв? – сказал мужской голос где-то у меня за спиной.
– Да, отличная идея. Продолжим через 10 минут.
Я вышел в коридор, и несколько секунд спустя прямо у меня за спиной появилась Вероника.
– Ты же все еще помнишь, что я могу уволить любого в этом офисе, включая тебя? – проговорила она, стараясь сохранить в своем голосе жесткость. – Что это было там в кабинете?.. Ты вообще в курсе, кто все эти люди?..
– Как называлась та газета, которая писала о мотыльках?
– Не помню, – ответила Вероника, и вместо злости на ее лице промелькнула тень любопытства. – Надо посмотреть. У меня в кабинете где-то есть эти записи.
Все еще стараясь хоть как-то сохранить в своем взгляде остатки злости, она кивнула в сторону двери, ведущей на лестницу, и сама же первая сделала шаг в ее сторону. Мы прошли через одну дверь, потому через другую, поднялись наверх по бетонной лестнице и уже полминуты спустя оказались на одной из открытых лоджий, куда обычно все выходили курить.
– Ты же говорил, что это дело – пустышка? С чего вдруг сейчас такой интерес? И что ты там говорил о мертвых мотыльках в конвертах для писем?
Я втянул в себя воздух, наполненный запахом ливня и сигарет, и протянул ей конверт вместе со всем содержимым.
– Десять минут назад мне принесли это.
Вероника открыла письмо и быстро пробежалась глазами по открытке, которая лежала внутри. Она осмотрела одну сторону, потом – другую. Повертела в руках сам конверт.
– Здесь нет марок или обратного адреса… Кто тебе его принес?
– Не знаю, – ответил я. – Какой-то парень из службы доставки. Это неважно… Я сначала думал, что его отправила ты.
– Ты проверял бронь отеля?
– Еще нет.
Вероника поджала губы и секунду спустя достала из кармана пиджака привычный для себя ментоловый Vogue.
– Дай и мне сигарету, – проговорил я, глядя, как в метре от меня с открытого козырька стекают ровные струи ливня.
– Ты же вроде не куришь? – откликнулась Вероника и посмотрела на меня с нескрываемым подозрением.
– Сегодня сделаю исключение.
Она протянула мне зажигалку и пачку сигарет, а сама стала снова копаться в конверте.
– Это тоже там было? – спросила она, доставая из него сломанные крылья мотылька, которые теперь существовали отдельно от тела.
Я кивнул и впервые за несколько лет почувствовал на губах вкус сигаретного дыма.
– Что такого было в той статье, что она тебя так заинтересовала? Расскажи мне все… Ты помнишь, как называлось то место? И что вообще о нем писали?
Вероника взглянула на часы. Потом перевела взгляд на меня и секунду спустя затушила об парапет тлеющий окурок сигареты.
– Давай не сейчас. Это долгий разговор, а мне еще нужно как-то объяснить совету директоров тот спектакль, который ты там устроил. Поговорим вечером… Найди меня позже…
Я кивнул, и в следующий миг Вероника скрылась за дверью. Проржавевшие старые петли надрывно скрипнули у нее за спиной. Но лишь на секунду – в следующее мгновение пространство вокруг меня снова затопила тишина вперемешку со звуком идущего ливня. Я остался один, чувствуя, как мысли и чувства внутри меня с каждой секундой запутываются все сильнее. Я знал, что вся эта история имеет какое-то особое значение для меня. Но даже сам себе не мог объяснить это чувство.
********
Машина остановилась в нескольких метрах от меня, и, оглядевшись по сторонам, я тут же бросился к ней через стену идущего ливня.
– Запрыгивай, – крикнула Вероника и, перегнувшись через пассажирское сидение, открыла для меня изнутри дверь своей машины. Я заскочил внутрь, и в следующий миг автомобиль тронулся с места.
– Ты долго, – проговорил я, глядя, как вдоль ночных автострад проплывают янтарные пятна фонарей.
– Извини. Пришлось задержаться. Несколько человек из совета директоров изображали искреннюю заинтересованность делами газеты.
– И как у нее дела?
Вероника посмотрела на меня, пряча в уголках губ тень улыбки.
– Издеваешься? – спросила она.
– Нет… Просто пытаюсь найти подходящий момент, чтобы извиниться за тот цирк, который я устроил во время вашей встречи.
– Ничего, – проговорила Вероника. – Этих жиреющих придурков интересует только прибыль. Поэтому пока финансовые показатели остаются в плюсе, они будут прощать нам двоим что угодно.
– Я говорил не о них. Я хотел извиниться перед тобой.
– Все в порядке, – ответила она, выкручивая руль машины. – Я уже не маленькая девочка. Мне самой не меньше тебя интересна эта история. Сделай для меня крутой репортаж – и будем считать, я тебя простила.
С этими словами, она завернула за угол и остановила машину в соседнем дворе. Лучи фар на мгновение вспороли ночную темноту, освещая тонкие росчерки падающего ливня, а затем пропали. Этот дождь не прекращался с утра, и, спрятавшись под водой, город в эти часы был удивительно пустым и безлюдным.
– Я нашла те газетные вырезки, которые ты просил. Посмотри там в папке, – сказала Вероника и, протянув мне тонкую стопку бумаг, зажгла свет над приборной панелью, чтобы я смог в них хоть что-то разглядеть.
– Всего пять листов… – проговорил я, адресуя эти слова скорее себе самому, чем кому-то другому. Но Вероника все равно приняла их на свой счет.
– Да, информации совсем немного, – сказала она. – Мне пришлось подключить знакомого юриста в Кракове, чтобы найти хоть что-то об этом отеле.
На этих словах я открыл папку и начал рассматривать вырезку из той самой газеты. Небольшая статья – максимум пол газетного листа. Напечатана на одной из последних страниц, а значит даже в самой редакции ее не посчитали особо важной. Заголовок гласил: «Дождь из мотыльков: что скрывается среди лесов и туманов». Я быстро пробежал глазами текст, но среди ровных цепочек пробелов и букв невольно искал только одно единственное слово… «Мон-Сен-Мишель». В этой газетной статье оно повторялось как минимум трижды. Я прочитал несколько строк: «Владельцы отеля отказались от комментариев по поводу загадочного инцидента»… «Группа туристов из Швеции видела в горах у отеля таинственные ночные огни»… «Что происходит в стенах некогда легендарной гостиницы»?..
Я вынул из папки газетную вырезку, и поднес ближе к свету, чтобы получшее ее разглядеть. В статье было два черно-белых фото. На первом из них был тот самый отель, что я видел на открытке утром. Его очертания здесь едва угадывались, но, несмотря на это, я узнал это здание почти сразу. А вот на второй снимок у меня ушло намного больше времени. Сначала я решил, что на нем изображена лесная трава и лежащие на ней пожухлые листья. Но чем дольше я вглядывался в это фото, тем четче понимал, что на снимке было изображено нечто совершенно другое.
Я опустил глаза и прочитал слова под фотографией: «Тела мертвых мотыльков устилают землю вокруг отеля, словно осенние листья городские лужайки». Я попытался представить себе эту картину, но в следующий миг голос Вероники вырвал меня из этих мыслей.
– Я пробовала проверить ту бронь, которая пришла тебе сегодня утром, но этот отель, словно призрак. У него нет электронной почты, нет скайпа, его нет ни на одном из сайтов бронирования… Я нашла только номер телефона, но даже он постоянно молчит. В какой-то момент я даже стала думать, что его не существует в природе. Но это название есть в той статье о мертвых мотыльках. Они все летят к нему – и там погибают.
От мысли об этом по моей коже пробежала дрожь, как будто в эту секунду я физически ощутил холод. Капли дождя, стекая с моих волос, катились вниз по щекам, чтобы уже секунду спустя потеряться где-то за воротником моей рубашки.
– Этот отель существует, – проговорил я и отложил бумаги в сторону.
– Тебе тоже удалось что-то найти?
– Да, но совсем немного. На нескольких польских сайтах он упоминается, как один из самых старых отелей в стране. Информации на пару-тройку абзацев, но его название попадается сразу в нескольких разных источниках.
– Понятно, – проговорила Вероника, и ее голос в этот момент прозвучал абсолютно бесцветно. – Помнишь, я говорила тебе о том, что подключила к этому делу своего знакомого юриста из Кракова? Он кое-что разыскал для меня. У этого отеля не очень хорошая репутация. По крайней мере, если судить по некоторым старым документам…
– Какие-то махинации?
– Может быть… Я еще не знаю точно. Но история там более чем странная. Этот отель был построен еще до Первой мировой – в 1899-м году, в тот самый год, когда в Высоких Татрах проложили железную дорогу. С тех пор он почти 80 лет принадлежал одной и той же семье, а потом наоборот стал одного за другим менять владельцев. За последние 35 лет их было как минимум семеро. В основном – частные лица, но есть и небольшие компании. И это только то, что можно разыскать. Я не удивлюсь, если на самом деле это только верхушка айсберга. Но больше всего в этой истории меня смущает другое… Кто бы ни владел этой гостиницей, последние 35 лет она постоянно оставалась закрытой. Гостей там никогда не было, и почти всю свою историю отель считался заброшенным. Получается, уже три десятилетия разные компании и частные лица содержали «Мон-Сен-Мишель» на свои собственные средства… Ты можешь в такое поверить?
– О… Еще как! – ответил я и замер в ожидании продолжения. Но Вероника тоже молчала и некоторое время между нами висела тишина. Только стук капель по лобовому стеклу. И пустой город, утопающий под струями ливня. Так и не сказав ни слова, Вероника достала из бардачка пачку ментоловых сигарет, но посмотрев на дождь за окном, в следующий миг так же молча отложила их в сторону.
– Хочешь знать, почему на самом деле я опоздала сегодня? – спросила Вероника, наконец, прерывая затянувшееся молчание. – Тот юрист из Кракова… Он нашел для меня контакты компании, что купила «Мон-Сен-Мишель» несколько месяцев назад… Плюс еще кое-какие документы… За последние несколько лет они пытались купить этот отель уже как минимум трижды! Но только в 2016-м его прежние владельцы решились осуществить эту сделку. Сумма покупки составила один злотый. Хотя это вполне обычное явления для объектов с большими долгами. Я вообще удивилась, почему «Futuris» ввязалась во все это дело.
– «Futuris»?
– Да. Ты что никогда не слышал это название?..
– Нет.
– Это немецкая компания. Они сделали состояние на отельном бизнесе и реструктуризации проблемных активов.
Вероника посмотрела на меня, по-видимому, ожидая, что я как-то прокомментирую ее слова, но я промолчал, и через несколько секунд она заговорила снова.
– Тот отель в Татрах… Его продали за бесценок, но при этом в бумагах было прописано два условия… И вот тут уже начинается самое странное. Во-первых, даже после смены собственника «Мон-Сен-Мишель» должен был сохранить свое прежнее название. И второе – в нем всегда в любое время дня и ночи должна быть открыта как минимум одна дверь.
– Но зачем?
– Да, я тоже так и не поняла этого. Но этот пункт есть в договоре… Посмотри там, в папке, должна быть его копия.
Я порылся в бумагах: «Как тебе удалось ее достать»?
– Связаться с гостиницей у меня так и не получилось, но примерно полчаса назад я говорила по телефону с представителями «Futuris»… Поэтому и не смогла приехать во время… Они сами сегодня вечером прислали мне по факсу копии всех документов.
– Это их письмо я получил утром?
– Нет, – ответила Вероника. – По крайней мере, они так утверждают. Если нас интересует это дело, они даже готовы помочь нам с расследованием. Их человек должен прийти к нам в офис завтра утром, чтобы обсудить все условия.
– Какие еще условия? – переспросил я. – Как-то это странно…
Вероника улыбнулась: «Это дело стало бы еще более странным, если бы ты знал, какую сумму они предложили мне сегодня за это журналистское расследование. Хочешь, намекну? Речь о трехмесячном бюджете нашей газеты».
– И откуда такая щедрость?
Вероника покачала головой: «Не знаю. Но завтра у нас будет возможность спросить их об этом лично. То, что я могу сказать наверняка – это то, что с каждой секундой это дело становится все интересней… Сайлент Хилл, говоришь?.. Найди мне тех чудовищ, что скрываются за всем этим».
********
Следующей ночью я долго лежал в темноте, чувствуя, как границы между сном и реальностью с каждой секундой становятся все тоньше и незаметней. Мои глаза оставались закрытыми, но в это мгновение даже я сам не был до конца уверен в том, сплю я или нет. Обрывки снов сплетались с обрывками воспоминаний. И только дождь, что шумел и шумел за окном, казалось, существовал в обоих мирах одновременно.
В эту ночь я снова видел Балтийское море – чаек, что суетятся на берегу и безлюдный пляж, спрятавшийся за стеной из соснового леса. По его периметру стояли деревянные столы, но людей за ними почти не было. Одинокое солнце пряталось за поволокой густых облаков, и казалось лишь блеклым пятном на фоне холодного июльского неба. Время было – около обеда. Я сидел один за столом возле берега и снова набирал какие-то слова на своем ноутбуке. Наверное, это был мой роман или может, какое-то совершенно другое произведение? Я не знаю. Все, что я ощущал очень четко – это общая атмосфера этого места: полупустынный пляж, серая вода, в которой отражалось такое же серое небо, мокрый песок под ногами и сосны, тихо шумящие где-то у меня за спиной. Не знаю, почему, но этот сон казался мне удивительно глубоким и почти реальным. Я не просто видел его, я словно бы жил в нем, был его частью. Я чувствовал ветер, забирающийся под одежду. Я слышал звук кнопок, клацающих под подушечками моих пальцев. С первого момента я знал, что в этом сне есть что-то особенное. Но чтобы разобраться в этом я все никак не мог нащупать ту нить, за которую мне нужно было ухватиться.
– У тебя холодные сны, — сказал чей-то голос у меня за спиной, и, обернувшись назад, я увидел перед собой Кристину. На фоне моря и дюн ее образ казался удивительно красивым и гармоничным, как будто она принадлежала этому месту, как один кусочек мозаики принадлежит другому. Она шла вдоль самой кромки воды, и ее простые спортивные кеды оставляли неровную полоску следов на промокшем песке пляжа. Я знал, что сплю, а потому нисколько не удивился ее появлению. Она была рядом со мной, и я просто наслаждался этим мгновением.
– Холодные сны… — повторил я за ней и как-то бессмысленно улыбнулся. – В последнее время реальность тоже не очень.
– Думай о хорошем, и все наладится.
Она огляделась по сторонам, как будто пытаясь понять, многое ли изменилось в чертах этого места.
– Когда я вспоминаю море, оно всегда выглядит немного иначе – более солнечным что ли. В моих воспоминаниях оно другое. Ты запомнил его только таким?
– Я запомнил его… разным. Просто сегодня такой день.
Где-то вдалеке послышался крик чайки. Следующая волна, что прибежала с моря, едва не достала до моих ног.
– Снова пишешь свою книгу? – спросила Кристина и, кивнув в сторону включенного ноутбука, села на скамейку рядом со мной. — Еще один великий европейский роман?
Я покачал головой: «Нет… Я больше не писатель».
– Что-то так сильно поменялось, за то время, пока меня с тобой не было?
Я грустно улыбнулся: «Скорее что-то сильно поменялось за то время, пока ты была».
Кристина приблизилась ко мне, и на один миг коснулась моих губ своими губами. Она поцеловала меня очень коротко, а потом сразу отпрянула, как будто в этот момент она сделала что-то непозволительное. Ее лицо было всего в десятке дюймов от меня, и от этого я невольно начал ее разглядывать – глаза, волосы, губы, веснушки вокруг носа… Она была такой же, какой я ее запомнил, но в то же время немного другой. Так умеют меняться только люди и города, с которыми ты не виделся уже очень долго.
– Если дело не в новом романе, тогда, зачем ты здесь? – спросила она очень тихо. – И что такое ты пишешь?
Я отвел взгляд от нее и посмотрел на ровные строчки букв, застывшие на экране моего ноутбука. На мониторе компьютера было одно и то же постоянно повторяющееся слово. Я прочитал: «Помни… Помни… Помни… Помни…». Только одно единственное слово и больше ничего.
Я посмотрел на Кристину, словно собираясь спросить ее о том, что все это значит. Но она опередила меня и сама заговорила первой.
– Помни меня, и тогда ты сможешь меня видеть.
Цвет ее глаз был одновременно серым, зеленым и синим. Какой-то уникальный и совершенно неопределенный цвет, который я даже не мог представить себе прежде. Ее глаза смотрели прямо на меня. И я проваливался в них, чувствуя, как с каждой секундой я все сильней и сильней теряю связь с реальностью.
– Кристина… — проговорил я, как будто в этот момент я просил ее о чем-то.
– Молчи… — сказала она и прикоснулась пальцами к моим губам.
Со стороны озера прилетел сильный ветер. Я поежился от его порыва. И в следующее мгновение все стало пропадать. Я лежал один в своей постели, слушая, как шум дождя за окном плавно заменяет собой шум моря. Сон оборвался, и вокруг меня осталась только непроглядная темнота. Дождливая ночь без краев и шансов на спасение.
