Текст книги "Всё, что я о ней помню"

Автор книги: Антон Бородачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

********

Весь следующий месяц моя книга была для меня всем. Я писал дни напролет и кроме этого процесса в моей жизни больше ничего и не существовало. Я начинал писать в восемь или девять утра и заканчивал поздно вечером. Двенадцать часов работы. Два перерыва на обед и небольшая порция самобичевания в те моменты, когда я что-то делал не так или, наоборот, не мог написать ни строчки. Как и когда-то давно – тогда, в Юодкранте – я снова жил своей книгой. И большую часть времени мои мысли теперь были связаны только с ней.

Эта история начиналась на Куршской косе, в маленьком городке без названия, где все дороги всегда вели к берегу. Я писал про песчаные дюны у моря; отблески солнца, гуляющие по воде… И про уютный бар у пляжа, где над круглым бассейном висели десятки разноцветных лампочек. После семи часов вечера там открывали небольшую сцену, где местные музыканты сначала долго настраивали инструменты, а потом исполняли неспешный джаз. Бармен разливал напитки, и пространство вокруг заполнялось множеством голосов вперемешку с мелодиями американской классики. Вода в бассейне отбрасывала вокруг себя неровные блики. И попадая в этот водоворот голубых и лазурных огней, казалось, что ты проваливаешься в сон, который в этот момент был словно общим для всех посетителей бара.

Два героя моей книги познакомились именно там. Он был начинающим писателем. А она продавала медицинских кукол для разных университетов Европы. Они провели вместе три дня – напиваясь под шум дождя и занимаясь сексом под звук включенного телевизора. И каждый из этих дней стоил больше, чем целые годы. Когда дожди над морем прекратились, он проводил ее на железнодорожную станцию, а уже несколько дней спустя узнал, что ее поезд на большой скорости сошел с рельсов где-то недалеко от границы. Несколько вагонов перевернулось, в трех из них моментально вспыхнул пожар, который быстро перекинулся на другие части поезда. Из 180 пассажиров не выжил никто. И эта новость разделила все на «до» и «после».

Она погибла. А он весь следующий год почти завидовал ей. И я, как мог, пытался передать это в своей книге. Я писал о чувстве одиночества и пустоте, которая появляется где-то внутри, о бессмысленных днях и ощущении безысходности, которое с каждым днем становится все сильнее. А еще я писал о мечтах, которые как-то вдруг теряют для тебя всякий смысл. Воспоминания превращались в слова, и я, как будто снова и снова с самого начала переживал каждый момент этой истории. Была ли она правдивой? Да, но не до конца. Я как мог, старался не упоминать названий или наших имен – и в мире моей книги были только Он и Она. Как тени того, что еще оставалось от нас с Кристиной.

В какой-то момент я уже перестал понимать, где заканчивается правда и начинается вымысел. Я рассказывал эту историю так, как я ее помнил. Но иногда сам сомневался в том, не подводит ли меня моя память.

Все эти дни я писал, почти не останавливаясь. Один перерыв на завтрак, один – на обед, и плюс несколько пустых фрагментов, когда я не мог ничего написать и просто мерил шагами собственную комнату. А потом поход в магазин в конце дня и ужин, как финальная точка.

Все немного менялось только тогда, когда мне звонила Вероника. Она спрашивала меня о новых поворотах сюжета, о том, почему у моих героев нету имен, а потом читала готовые главы романа, которые один или два раза в неделю я посылал ей по электронной почте.

– Третья глава кажется мне затянутой… – говорила она, когда мы с ней по вечерам подолгу болтали по телефону. – Я тебе там подчеркнула красным те участки текста, которые мне не нравятся… Там нестыковки. Пересмотри их…

– А как тебе в целом? – спрашивал я.

– Все просто отлично. Продолжай… Мне уже самой интересно, чем закончится эта история. Я жду продолжения. Просто ума не приложу, как ты сможет распутать все это.

Мне было важно знать, что она думает о моей книге. После Кристины она была единственным человеком, который читал ее. Я проговаривал с ней некоторые отрезки сюжета, и это помогало мне лучше понимать его. Она давала мне советы, останавливала, когда меня заносило слишком далеко, правила текст в тех местах, где он становился слишком мрачным или тоскливым. А еще Вероника просто отвечала на мои телефонные звонки в те моменты, когда это было больше всего нужно. И я был ей очень благодарен за это. По крайней мере, так я мог чувствовать, что я не один. Роман продвигался отлично. И в какой-то момент я даже начал задумываться, может быть, моей первой книге не хватало именно ее? Я писал новые главы и почти сразу отправлял их Веронике. И этот процесс захватил меня целиком – как будто огромная волна, которая уносит тебя за собой все дальше и дальше в море.

Я остановился только тогда, когда в истории появился огромный старый отель, населенный призраками. Я знал, что не имею права раскрывать тайны «Мон-Сен-Мишеля», поэтому старался путать следы и подбирать слова, как можно осторожней. Посоветовавшись с Вероникой, я перенес место действия в Германию, в регион Альп, который, казалось, отлично подходил в качестве декораций для сюжета книги. Я хотел знать, что «Мон-Сен-Мишель» не потревожит никто и никогда, а мой роман никак ему не навредит. Но в то же время эта ложь вызывала во мне странное чувство диссонанса. И в какой-то момент Вероника тоже стала это замечать.

– Что с тобой? – как-то спросила меня она, когда я прислал ей очередную главу своей книги.

– Ты о чем?

– О твоем тексте… Он стал хуже в последнее время. У меня как-то прибавилось работы с ним.

Я взял паузу на секунду, подбирая в голове подходящие слова.

– Я просто впервые почувствовал, что не могу быть до конца искренним в этой книге. Я понимаю, что иначе никак. Но мне все равно немного не по себе от этого. Как будто я предаю самого себя, рассказывая все не так, как было на самом деле.

– Тебе кажется, что ты врешь?

– Не совсем. Просто такое чувство, что я пытаюсь фломастером пририсовать что-то инородное на уже готовой картине.

– Оставь фломастеры мне. Договорились? Это твоя книга. Рассказывай эту историю так, как хочешь сам. А я, как твой редактор, позабочусь о том, чтобы в ней не оказалось ничего лишнего.

Я кивнул, как будто в этот момент Вероника могла это видеть. А потом сказал: «Договорились» и отключил телефон.

С этого момента вся черновая работа отошла Веронике. Я писал об огнях в ночном небе, о мотыльках, что умирают счастливыми, и об обрывках чьих-то воспоминаний, которые оживают за дверями отельных комнат. Я рассказывал все, что только мог об этом странном месте в горах; а она шлифовала слова и следила за тем, чтобы в этой истории не было ничего лишнего. И в какой-то момент я успокоился и снова стал получать удовольствие от процесса. Менялись только декорации, детали, сказанные кем-то слова, но сама история все равно оставалась прежней. Мы рисовали новый мир, сплетенный одновременно из вымысла и воспоминаний. И в этом процессе было что-то удивительное, как будто теперь у нас с Вероникой была своя собственная Страна Чудес, которую мы создавали сами.

О чем была эта история? Не знаю… Точнее, наоборот – я мог бы найти слишком много ответов на этот вопрос. Моя книга была о любви и смерти, а еще о том, может ли одно остановить другое? Наверное, отвечая на вопрос о своей книге, я еще мог бы сказать, что этот роман был о втором шансе, о выборе, который может стоить жизни; и о том, как иногда бывает сложно просто отпустить свое прошлое. Я пересказывал нашу с Кристиной историю, но ни разу за 200 с лишним страниц, нигде не написал ее имени. Я хотел, чтобы оно принадлежало только мне. И я не знаю, чего в этом было больше – то ли глупой ревности, то ли глупого страха.

Иногда, когда я писал слово «Она» или рассказывал что-то о своей героине, я пытался представить себе ту жизнь, которая была у Кристины до встречи со мной. Я пытался представить себе, какой была ее семья, как звали первого парня, в которого она влюбилась, и какой она видела свою жизнь до того, как села в тот поезд, разбившийся недалеко от литовской границы. И эти мысли всегда возвращали меня назад – в «Мон-Сен-Мишель».

– Даже тогда, год назад, когда мы были вместе там, у моря в Юодкранте… У нас было всего несколько дней. Это так мало. Но ты все равно почему-то запомнил меня.

– Я запомнил тебя, потому что там, рядом с тобой, я в последний раз чувствовал, что счастлив…

– Но ты ведь совсем не знаешь меня.

– Так расскажи мне все.

Кристина на секунду задумалась, а потом, молча, покачала головой: «Нет, лучше придумай сам… Мое настоящее и прошлое. Ведь ты придумывал героинь для своей книги. Так в твоих глазах я всегда буду идеальной – такой, какой ты сам хочешь видеть меня… Я хотела бы быть идеальной для тебя. Прежней меня больше не существует, поэтому в некотором смысле это даже не будет ложью. Просто новая я. Какой меня будешь знать только ты один».

Она была права – в моих мыслях сейчас она всегда оставалась идеальной. Я знал, что в реальности так не бывает, но все равно мне было приятно сохранять в себе этот образ. В такие моменты я думал, что я единственный человек на всем свете, кто знал и помнил ее именно такой. И по этой причине моя книга сейчас имела какое-то особое значение. Я хотел рассказать о ней всем – какой она была, и какой я запомнил ее, когда в последний раз видел ее лицо в окне уходящего поезда. Это было особое чувство – рисовать словами ее портрет, как будто только этот роман мог сделать нашу историю по-настоящему бесконечной.

Она была со мной, пока я продолжал ее помнить. Я вспоминал ее, когда слушал треки А-НА или замечал мотылька, что кружился у потолочной лампы. Я вспоминал ее по утрам, когда видел туман, лежащий у подъезда моего дома. И вспоминал о ней поздно ночью – каждый раз, когда где-то вдалеке доносился звук уходящего поезда.

Кристина… Это имя теперь обрело для меня сотни смыслов. Я произносил его, улыбаясь, когда прокручивал в голове какие-то моменты из нашего прошлого; и почти кричал, когда, просыпаясь по утрам, видел, что ее больше нет со мной рядом. Где-то в глубине души я по-прежнему знал, что люблю ее. Но с течением времени это чувство во мне понемногу менялось. Я больше не чувствовал боли, когда думал о том, что никогда не увижу ее вновь. И грусть во мне постепенно становилась все более светлой. В такие минуты, я часто думал о том, что Кристина была не права, говоря, что пустота лучше боли. Я больше не собирался бежать от своих чувств, ведь только эта боль странным образом еще делала меня счастливым.

********

В середине декабря, когда в Минске, наконец, пошел первый снег, я поставил последнюю точку в своем романе. В общей сложности на его написание ушло около двух месяцев – и это если не считать те отрывки, которые я писал, еще находясь в «Мон-Сен-Мишеле». Во всей книге было четыре части, двадцать девять глав и более двухсот страниц печатного текста. Я купил новый картридж для своего принтера, отправил листы на печать, а потом долго сидел в стороне, глядя на то, как на пол падают все новые и новые страницы. Когда принтер закончил печатать, я собрал все бумаги, сложил их в специальную папку и отнес Веронике, чтобы узнать ее мнение о последних главах и перейти к финальной редактуре текста.

– Значит, ты все-таки это сделал? – улыбнулась она, когда я протянул ей стопку белых страниц с аккуратными темными строчками букв. В подобном виде книга выглядела довольно увесистой, поэтому Вероника очень быстро отложила ее на стол перед собой.

– Надеюсь, тебе понравится.

– Я тоже надеюсь. Здесь все до последней главы?

– Да. И название все-таки осталось прежним.

Вероника вздохнула, а потом произнесла его так, как будто читала какой-то монолог в театре.

– «Все, что я о ней помню»… Так и вижу, как пятнадцатилетние девчонки сметают ее с прилавков магазинов. Хотя прежнее название – «Хрупкие белые лилии» – мне все-таки нравилось больше.

Я улыбнулся: «Напиши мне, когда прочитаешь. Мне очень важно узнать твое мнение».

– Уже уходишь? Я думала, мы хоть немного поговорим.

– У тебя есть что-то важное для меня?

– Нет. Просто мы с тобой не виделись уже около двух месяцев. Я думала, ты хотя бы спросишь, как у меня дела?

– Как дела?

– Нормально. Я увольняюсь из редакции. Сегодня написала заявление.

– И совет директоров отпустит тебя без проблем?

– Не знаю… Хотя, думаю, что у них нет другого выбора. Через пять месяцев у меня заканчивается контракт. Поэтому рано или поздно это все равно произойдет.

– И чем планируешь заниматься?

– Пока что займусь твоей книгой. А потом – не знаю.

Она улыбнулась, и, видя это, я тоже не удержался от того же самого: «Наверное, нам пора обсудить твой гонорар»?

– Готовься, – ответила Вероника и картинно поправила очки на переносице. – Это обойдется тебе в круглую сумму.

– Я готов, – проговорил я. – Позвони мне, когда все прочитаешь.

Я вышел из ее кабинета, но с этого момента мы стали видеться с ней намного чаще, чем прежде. Мы вместе прорабатывали отдельные отрывки текста, часто подолгу обсуждали сюжет и постоянно оставались на связи, когда это было необходимо.

– Единственное, чего я не понимаю, как им удалось пройти сквозь туман? – как-то спросила меня Вероника, когда мы вдвоем сидели в кафе, вычитывая с ноутбука последние главы романа. – Почему он исчез так неожиданно? Хотя еще пару дней назад оставался непреступной стеной.

– Я не знаю, – честно ответил я. – Может просто настало подходящее время?

– Мне не нравится этот момент. Поработай еще над последними главами.

– Уже нет времени. Послезавтра у меня встреча с издательством. Ты же сама хотела, чтобы я не тянул с этим.

– Ладно, – откликнулась Вероника. – Спишем все на мотыльков и предположим, что это они показали героям подходящую дорогу. Если ты не против, я немного поправлю финальные главы.

– Хорошо, – проговорил я и на секунду задумался. Я вспомнил тот туман и подумал, что для меня самого он так до сих пор и оставался загадкой. Мотыльки, подумал я, наверное, это было вполне логичное объяснение. Они ведь как-то прилетали к «Мон-Сен-Мишелю», а значит, вполне могли показать и дорогу обратно.

– Я напишу тебе e-mail сегодня вечером… – сказала Вероника, вырывая меня из забытья. – И еще… Я нашла для тебя еще несколько подходящих издательств – здесь и за границей. Роман получился отличный. Я думаю, им многие заинтересуются. Если послезавтра во время встречи с издательством вдруг что-то пойдет не так, нам стоило бы проработать альтернативные варианты.

Я кивнул: «Ты же пойдешь со мной»?

– Да, конечно. В минских издательствах работает много моих знакомых. Какое-то время я даже думала пойти вместо тебя, но в итоге решила, что тебе тоже лучше присутствовать. Только предоставь все мне. Договорились? С парой человек в этом издательстве мы уже несколько раз пересекались по работе. И я знаю их лучше тебя.

– Хорошо, – ответил я, и после этого мы снова вернулись к работе над текстом. Вероника читала мне отдельные предложения или целые отрывки, а потом говорила, как она хотела бы их исправить. Я слушал ее и думал о том, что ее помощь с романом сложно было переоценить. И я был очень благодарен ей за это.

Примерно через неделю Вероника нашла небольшую художественную студию, которая занялась разработкой обложки. Мы выбрали цветовую гамму и общую стилистику оформления, а потом долго говорили о том, что на ней должно быть изображено – отель на фоне гор или фигуры людей, бредущих в тумане.

В течение следующего месяца Вероника устроила мне встречи с пятью разными издательствами. Еще два вышли на меня сами, и в конечном итоге нам удалось выбить для себя вполне неплохие условия. Я получил солидный гонорар, процент от проданных книг и плюс возможность работать со своим собственным редактором. Еще через три недели я получил отдельный чек за выпуск электронной версии книги, а потом подписал договор на написание еще трех новых романов.

– Надеюсь, ты доволен? – спросила Вероника, когда мы вдвоем просто стояли у реки в центре города, курили и смотрели, как впереди по мосту туда-сюда снуют машины. Весной она носила красивый бежевый тренч и черные ботильоны на высоком каблуке, из-за чего наша разница в росте становилась уже почти незаметной.

– Твой роман хорошо продается. Мне вчера звонили из издательства. Первые цифры даже выше прогнозов. Если так все пойдет и дальше, они планируют выкупить права и на твою первую книгу.

– Спасибо тебе, – проговорил я, наслаждаясь прохладой весны и запахом ментоловых сигарет в воздухе. – Надеюсь, ты и дальше останешься моим редактором.

– Я очень рассчитываю на это, – ответила Вероника и улыбнулась мне. – Ты хорошо платишь, работы немного… И здесь я чувствую себя причастным к чему-то стоящему. Мне давно не хватало этого. В какой-то мере мне тоже нужно сказать тебе спасибо.

– У меня бы ничего не получилось без тебя…

– Я знаю… – откликнулась она, и мы оба улыбнулись. Я разглядывал ее лицо, линии бровей, губы, карие глаза, прятавшиеся за чертой все тех же очков в прямоугольной оправе, и вдруг невольно вспомнил о том времени, когда мы с ней были вместе. Казалось, это было уже так давно, в какой-то другой жизни. И сейчас я даже сам не был уверен в том, не был ли наш роман просто плодом моего воображения.

– Ты все еще работаешь в газете? – спросил я, специально меняя течение разговора.

– Да, – ответила Вероника и посмотрела куда-то чуть выше моих глаз. – Мой контракт заканчивается еще через два месяца. Но мне уже подыскали замену, поэтому вряд ли я задержусь там так долго.

– Так значит, пока все остается по-прежнему?

– Пока да. Но это ненадолго. Передам все дела и через пару недель можем начинать работу над новой книгой. Надеюсь, у тебя есть уже какой-то сюжет?

– Пока что только идеи.

– Ладно… Вернемся к этому разговору через пару дней… Пятнадцать минут назад я уже должна была быть в редакции.

Я кивнул, и Вероника уже сделала несколько шагов, чтобы уходить, но в какой-то момент вдруг остановилась и обернулась ко мне снова.

– А знаешь… мне определенно нравится твой новый цвет волос, – сказала она и снова бросила взгляд чуть выше линии моих глаз. – Даже представить не могу, что ты хотел его закрасить.

– С ним я похож на Джорджа Клуни, – откликнулся я.

– По-моему, он секси, – улыбнулась Вероника и в следующую минуту все-таки развернулась и зашагала прочь. Я проводил ее взглядом, а уже несколько дней спустя узнал, что она, наконец, уволилась из редакции. На ее место пришел какой-то молодой парень, и впоследствии я уже мало интересовался делами газеты, где с небольшим перерывом проработал суммарно около семи лет. Я работал над набросками своего нового романа, а Вероника устраивала для меня интервью на ТВ, автограф-сессии в книжных магазинах и занималась другими вопросами, которые могли бы как-то увеличить и без того неплохие продажи моей книги. В этот период она была единственным человеком, с которым я виделся более-менее регулярно. Хотя большинство наших разговоров, так или иначе, были связаны с работой.

В конце весны Вероника стала встречаться с мужчиной по имени Марк. Я знал, что они видятся обычно по средам и субботам (и в такие дни Вероника просто отключала телефон на какое-то время). Но кроме этого мне о нем больше ничего не было известно. Я не лез в ее личную жизнь, и она тоже почти никогда не затрагивала эту тему. По-настоящему мы говорили о ее отношениях всего один раз – да и то разговор занял не больше минуты. Вероника рассказала мне, что они с Марком встречаются уже около месяца, и он иногда у нее ночует. Но во всем остальном их роман оставался совершенно незаметным. Поэтому, когда он вдруг прекратился, я узнал об этом только несколько недель спустя.

С того момента, как моя книга впервые появилась на прилавках магазинов, прошло уже девять месяцев. Продажи шли хорошо, и уже в начале октября я продал свою старую квартиру и переехал в новый лофт совсем недалеко от центра города. Там было много места и мало вещей – и такое положение дел меня абсолютно устраивало. Мне нравилось это жилье, и в какой-то момент я вдруг поймал себя на мысли о том, что моя собственная жизнь уже давно не казалась мне какой-то особо паршивой. Все понемногу менялось, и иногда, когда я вспоминал о «Мон-Сен-Мишеле», я просто физически чувствовал, как с каждым днем он становится все дальше и дальше от меня. Мысли о тех нескольких месяцах, что я провел там, день за днем делались все прозрачней. И иногда мне требовалось время, чтобы восстановить в своей памяти какие-то мелочи, словно они куда-то уплывали от меня. В такие секунды мои воспоминания казались мне старыми фотографиями, валявшимися в скрипучем комоде под грудами нового барахла. Я копался в нем, но постоянно невольно терял что-то. И единственное, что у меня оставалось на память о тех днях – это цвет волос и та старая открытка, которую когда-то давно я получил по почте.

Когда мои мысли возвращали меня к Кристине, я часто думал о том, что я мог бы сказать ей при нашей встрече? Если бы она спросила, как прошел для меня этот год, о чем бы я вспомнил в первую очередь? Наверное, я рассказал бы ей о своей книге, о новой жизни, в которой было все меньше свободного времени, и о том, что я чувствую, когда вижу туман у подъезда или замечаю в воздухе белого мотылька. Иногда в своих мыслях я подолгу говорил с ней, представляя, что в этот момент она может меня слышать. И мечтал о том, чтобы задать ей один единственный вопрос – куда увез ее тот поезд со станции у рапсового поля? Но шансов на ответ у меня уже давно не было.

В начале ноября я в последний раз набрал свой прежний телефон, и вдруг услышал на другом конце совершенно незнакомый голос. Из-за того, что номер не использовался уже очень давно, сотовая компания сначала заблокировала его, а потом передала другому абоненту. Я знал, что для меня он уже давно был бесполезен. Но в этот момент мне все равно было как-то немного не по себе. Казалось, я потерял последнюю ниточку, которая еще связывала меня с Кристиной. И в этот момент я впервые до конца осознал, что она уже никогда не вернется ко мне. Это конец. И в мире, в котором я жил, уже больше не было места для чуда.