Текст книги "Перепутья"

Автор книги: Антанас Венуолис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

XIII

Стояло прекрасное августовское утро. Уже целую неделю держались ясные дни. Жрецы предсказывали погожую осень.

Все поля вокруг Мариенбурга были заполнены стройными рядами войска крестоносцев и их союзников; их хоругви развевались при легком утреннем ветерке, готовые каждое мгновение двинуться на восток, в край язычников, и только ждали своих военачальников.

Во всех костелах Мариенбурга служили торжественный молебен и просили у всевышнего и девы Марии помощи и благословения на поход против язычников. Костел непорочного зачатия был заполнен одними только рыцарями, военачальниками и вельможами. И то не все они поместились внутри, где мессу служил сам мариенбургский епископ, некоторые стояли за дверью, держа в руках снятые шлемы. Толпа любопытных горожан и селян бурлила вокруг замка и прижималась к его стенам. Другая такая же толпа собралась в поле; все осматривали пушки, тараны и другие новые боевые машины. Много было здесь приезжих и тех, что пришли с полей попрощаться с родственниками и знакомыми, отправляющимися на войну с язычниками, но еще больше набралось зевак. Многие из них толпились и вокруг жемайтийских полков, стоявших в поле за стенами Мариенбурга. И не столько привлекали внимание любопытных французские пушки, английские тараны и саксонские стенобитные машины, сколько бородатые полки жемайтийцев, одетых в звериные шкуры, вооруженных мечами, копьями и металлическими палицами. Только вельможи и некоторые рядовые бояре носили сверкающие доспехи. Все они были не куплены, а сняты с убитых в бою рыцарей и вельмож. Мариенбуржцы рассматривали жемайтийцев молча и издали. И еще страшнее казались им эти язычники потому, что держались они очень спокойно, очень серьезно и не галдели, как другие чужеземцы.

Когда после молебна епископ, служивший мессу, окропил рыцарей и вельмож-военачальников святой водой и словом благословил их на поход против язычников и когда все начали выходить из костела, толпа вдруг всколыхнулась, приумолкла, и над ней пронесся шепот: "Wytowt kommt, Wytowt, Herzg Wytowt" **
  Витаутас идет, Витаутас, князь Витаутас (нем.).


[Закрыть]. Все обратили свои взоры на дверь костела и словно замерли: по узкой лестнице спускался вышедший из костела мариенбургский епископ; рядом с ним с одной стороны шел правая рука великого магистра маршалок Энгельгард Рабе, с другой – князь Витаутас, а вслед за ними торжественно вышагивал английский граф Генрик Дерби, саксонский герцог, маркграф Фридрих, бароны, графы; еще дальше следовали вельможи, военачальники и рыцари. Многие бояре Витаутаса носили почетное платье витинга; у других поверх доспехов были мягкие звериные шкуры, они ходили в постолах и носили шлемы.

Вельможи – военачальники войска саксонского герцога и английского графа – все как один сверкали своими доспехами и были словно окованы золотыми поясами. Гребни их шлемов заканчивались гибкими пучками страусовых перьев, которые развевались на ветру. Рыцари маркграфа Фридриха и бургундцы в основном были в отливающих синевой доспехах работы миланских мастеров, выкованных из сплава драгоценных металлов и стали. Когда светило солнце, его лучи отражались от доспехов, и при взгляде на них начинали болеть глаза. Кое-где мелькающие крестоносцы-монахи в белых плащах, с длинными широкими мечами и в шлемах, украшенных пучками разноцветных павлиньих перьев, несколько оживляли эту движущуюся и громыхающую металлическую массу.

Здесь собрались сказочное богатство, сказочная сила Европы того времени и мудрейшие головы тех лет. Крест, меч и золото заключили здесь союз, чтобы уничтожить каждого, кто только посмеет воспротивиться этому могуществу или хотя бы не поклонится ему. Только, увы, под каждой такой сверкающей металлической скорлупой находилось бренное тело смертного человека, которое уставало от доспехов, быстро истощалось без пищи и, пораженное мечом или стрелой, неминуемо истекало кровью. Под каждым железным шлемом была мыслящая голова, которая кружилась от золота, от славы, от счастья, от успехов и теряла рассудок, если вдруг лишалась всего этого. И может быть, только эта слабость и помешала рыцарям до последнего человека истребить тех, что не носили отливающих золотом доспехов, не прикрывали свои головы жесткими металлическими шапками, украшенными перьями заморских птиц, и по-иному славили своего бога.

– Bajoren… Bajoren! – снова пробежал по толпе шепот, и снова взоры всех направились на бородатых, украсившихся звериными шкурами вельмож Витаутаса. Даже рыцари уступали им дорогу и смотрели на них, как на неких сказочных лесных божеств.

Английский граф разговаривал с Витаутасом через плечо и, видимо, гордился его дружбой. Князь отвечал ему через переводчика, даже не поворачивая к графу голову. Он был ниже ростом не только графа и его рыцарей, но и своих бояр. Но все-таки именно он находился в центре всеобщего внимания. Спускаясь по костельной лестнице, князь остановился и прищурившись посмотрел поверх стены на поля, где в окрестностях Мариенбурга стояли и его полки, и полки союзников и все ждали своих военачальников.

Граф через переводчика повторил Витаутасу свой вопрос и наклонился в ожидании ответа. Князь спохватился и, не оборачиваясь, даже не повернув к графу головы, сказал переводчику:

– О да, скажи отважному графу, что и для меня будет одно удовольствие плечом к плечу с ним рубить язычников.

Когда князь выходил из ворот, все зеваки обнажили головы и впились в него глазами.

За воротами замка двое бояр подвели князю резвого скакуна; один из них остановил коня, а другой придержал стремя; как только князь сел в седло, все одетые в звериные шкуры бояре вскочили на своих приземистых жемайтийских лошадок и, окружая князя, словно пчелы свою матку, спорой рысью, все вместе, поскакали в поле, туда, где в ожидании стеной стояли бравые воины.

Толпа зевак не встретила их рукоплесканиями, не выкрикивала хвалебных слов, не выражала своей радости, но проводила тихо, скорее со страхом, чем с восхищением. Они показались толпе и могущественными, и опасными; отважные и хитрые литовцы. Не один, проводив князя взглядом, думал про себя: «Будь я великим магистром ордена, ни за какие сокровища не пошел бы с тобой воевать твои земли».

Пока Витаутас был в костеле, вместе с ними, он казался им тихим, кротким, своим человеком, но едва только он отделился от них, как только уехал со своими боярами, сразу же предстал грозным, непокорным и чужим.

– Настоящие лесные медведи, – сказал английский граф Дерби маршалку ордена, когда литовцы скрылись с глаз.

– Медведей еще можно приручить или хотя бы укротить, а этих так или иначе приручай, так или иначе укрощай – они все равно в лес глядят, – ответил маршалок и нахмурился, чем-то недовольный.

XIV

Только что посвященный в рыцари и назначенный старшиной хоругви английского рыцаря графа Георга Дранка брат Ганс Звибак ехал по сухим дорогам вдоль Немана в глубь Литвы, к Каунасу и Вильнюсу. Вместе с ним ехал и его оруженосец братик Оскар Фукс. По Неману на судах и лодках плыли кнехты, слуги, они везли пушки, стенобитные машины, провиант и корм для лошадей. И по сухим дорогам вдоль Немана, и по самому Неману караван так растянулся, что от головы до хвоста пришлось бы ехать полдня. Лодки и суда, управляемые неопытными кормчими, наскакивали на мели, и приходилось терять много времени, пока их снимали. Довольно сильно тормозили продвижение всего войска отряды крестоносцев и союзников, уходившие в глубь жемайтийского края «поохотиться». Также «опаздывали» курляндцы с боярином Скерсгаудасом и жемайтийские полки, которые вел боярин Рамбаудас. Хотя грабить и обижать жемайтийцев, как союзников ордена, запрещалось, никто не обращал на это внимания. Крестоносцы даже в мирное время никогда не упускали такой возможности, а союзникам хотелось еще до главной битвы испытать свои мечи на шее язычников. Вообще, чужеземные рыцари считали христианскими только те земли, которые находились по ту сторону Немана, в Пруссии. Все «охотились» очень смело, так как знали, что мужчины ушли с князем на войну, а дома остались только дети, старики и женщины. Поэтому они даже маленькими отрядами беззаботно проникали в глубь страны и грабили беззащитных жителей.

Плохо охотилось в жемайтийских пущах английскому рыцарю Георгу Дранку. Звери в лесах были напуганы; хутора разграблены проходящими отрядами; все жемайтийцы утверждали, что они уже окрещены; не было видно и красивых женщин; никакого сопротивления не встречали они и со стороны мужчин, и рыцарю уже наскучил этот поход. Он был очень недоволен также назначенным к нему военачальником из числа крестоносцев, братом рыцарем Гансом Звибаком, который, словно нарочно, все время приводил его в небогатые селения и в уже разграбленные хутора.

– Светлейший граф! – сказал Георгу Дранку рыцарь Ганс Звибак, приблизившись и увидев, что его командир всем этим очень недоволен. – Так мы не только без добычи останемся, но и прощения грехов не заслужим: эти язычники, желая избежать святого крещения, все ушли в глубину края и там в лесах продолжают поклоняться своим идолам. Туда увезли они и своих красивых женщин, и свой скарб. Вот если бы нам, светлейший граф, повернуть чуть дальше от Немана. Я знаю тут замок одного богатого сарацина. Правда, пришлось бы через леса идти, но сколько по пути уничтожили бы священных дубрав, сколько самих язычников окрестили бы, а в уже окрещенных святой дух укрепили бы! Прикажи, отважный рыцарь, а мы, воины христовы, во имя любви к ближнему и спасения души язычников отдадим свою жизнь в твои руки!

Граф задумался и ответил нескоро. Сначала он окинул взглядом отряд недовольных крестоносцев, скучающих и тоскующих хоть по какой-нибудь добыче кнехтов, а потом спросил:

– А большой ли враг этот сарацин вашему ордену и святой вере?

– Отважный рыцарь, он не только враг нашего ордена и нашей святой веры, он даже своего князя не слушается, ни дань, ни оброк ему не платит и якшается с его и с нашими врагами. Большое и святое дело сотворила бы твоя рука, граф, если бы покарала его.

– А откуда тебе все это известно, брат? – задумчиво спросил граф.

– Отважный рыцарь, еще нынешней весной князь Витаутас посылал нас, своих друзей, в замок этого сарацина, чтобы мы уговорили его присоединиться к общему походу на Вильнюс и чтобы он крестился со своей семьей и со всеми людьми замка.

– А послушался ли он своего князя?

– Да где он там, отважный рыцарь, послушается; это такой закоренелый сарацин, что неизвестно, как до сих пор еще не постигла его кара господня: у себя в замке он напустил на нас змей, гадюк, приказал поклониться его богам, а когда мы воспротивились, то ночью выгнал всех за ворота, чтобы нас хищные звери сожрали. О крещении и святой вере он даже говорить не хочет.

– Неужели князь Витаутас не покарал его за это?

– Отважный рыцарь, князь Витаутас уже давно отказался от Жемайтии в нашу пользу. Теперь он от жемайтийцев лишь одного хочет: чтобы они помогли ему вернуть назад его вотчину и крестились.

– Но неужели король Ягайла не беспокоится о крещении Литвы?

– Король Ягайла Жемайтию давно подарил нам; у него и кроме Жемайтии забот предостаточно. Сегодня он правит обширными землями, постоянно воюет. Жемайтийцы его даже не интересуют. Хотя Ягайла и христианский король, не секрет, что он тоже настроен против крещения литовцев и жемайтийцев; он больше склоняется к русским ортодоксам, чем к святой вере римских католиков, а нас, братьев ордена, всегда только и старается обидеть.

– Но королева Ядвига, такая примерная христианка, неужели ее не заботит крещение язычников? – спрашивал совсем не разбирающийся в этих делах чужеземный рыцарь.

– Если бы это было так, отважный рыцарь, тогда не болело бы сердце у нашего великого магистра. Он так по-отечески заботится о некрещеных литовцах и жемайтийцах, так сокрушается, что даже заболел… Возвышенная, честная и благородная душа у этого брата, нашего великого магистра.

– Хорошо, брат Ганс, я уже почти согласен повести вас в этот замок, но кто мне подтвердит, что все то, о чем ты говоришь, – правда? Пока я гостил в Мариенбурге, слышал жалобы и на вас.

– Подтвердят это все присутствующие здесь братья и поклянутся на святом кресте, что в моих словах нет лжи, а только тревога и забота о душах язычников.

– Хорошо, брат Ганс, я согласен повести вас, но знаешь ли ты дорогу в этот замок?

– Отважный рыцарь, прямая дорога мне не известна, но там нетрудно будет найти проводника.

– А большой ли гарнизон в этом замке?

– Раньше был немалый, но теперь, конечно, сарацин со своими людьми тоже отправился на войну; я думаю, что нашего отряда вполне хватит, чтобы окружить и взять замок… Кстати, отважный рыцарь, может быть, отправляться в такой далекий поход ради этих негодников было бы слишком большой жертвой с нашей стороны, но в замке есть и красавица дочь сарацина, тоже язычница. Уж кого-кого, а ее-то следовало бы осчастливить святым крещением и озарить святым духом.

Рыцарь оживленно посмотрел на брата Ганса и, что-то прикинув, пристыдил его:

– Каждая вновь окрещенная душа невинна и господу Иисусу любезна, красавицы она или бедной язычницы.

– Да, отважный рыцарь, но благодаря ей наш орден смог бы приумножить свою славу и окрестить ее братьев – закоренелых сарацинов, и всех людей замка.

– А сколько ей лет?

– Лет ей, отважный рыцарь, около семнадцати или восемнадцати. Хотя нам, братьям монахам, запрещается смотреть женщинам в глаза и восхищаться их светлым ликом, признаюсь, что я согрешил. Жаль, что она, такая прекрасная и такая стройная, плутает во мраке, не приобщенная к святой вере римских католиков.

– А как ее имя?

– Имя у нее, отважный рыцарь, языческое – Лайма.

– Лайма, – повторил рыцарь и порадовался: – Хотя и языческое имя, но красивое. А мы окрестим ее еще красивее – какой-нибудь Агнессой или Анной… Погоди, брат Ганс, ты говоришь, что до замка два дня пути туда и два обратно, но таким образом мы сильно отстанем от всех и можем опоздать в Вильнюс.

– Этим мы не совершим никакого греха, отважный рыцарь, потому что и мы без дела не останемся. А кто знает, может, таким образом мы еще больше послужим ордену и самой святой вере. За такое дело орден только похвалит и наградит нас.

– Ну хорошо, брат Ганс, а ты спроси у них, все ли они желают и готовы пойти бить язычников под моим началом?

– Все! Все! – закричали крестоносцы – братья, братики и кнехты – и заторопились кормить своих лошадей, чтобы побыстрее уйти дальше от берегов Немана, в глубь края.

Накормив лошадей и как следует подкрепившись, крестоносцы пустились в опасный и далекий поход, но не сразу отделились от всего войска, а некоторое время еще ехали по берегу Немана, обгоняя отряды жемайтийцев, чтобы таким образом скрыть свои намерения. Потом они немного свернули с дороги якобы накормить лошадей и тогда уже направились прямо в глубину края.

XV

Весной Ганс Звибак совершил путешествие в замок Книстаутаса через пущу Падубисиса, но дорогу как следует не запомнил и теперь не решался повторить этот путь без проводника. Было бы гораздо проще проехать по правому берегу Дубисы, но тут возникла опасность столкновения с жемайтийскими отрядами и всадниками Скиргайлы. Кроме того, не хотелось рыцарю встречаться и со своими же крестоносцами, а на берегах Дубисы, от Арёгалы до Немана, орден недавно построил несколько небольших укреплений, в которых держал свои гарнизоны. Была определенная причина, из-за которой рыцарь хотел обойти и эти замки. Поэтому, посоветовавшись с другими наиболее воинственными братьями, он решил путешествовать лесами, держась подальше от берега Дубисы, и где-нибудь заполучить проводника-жемайтийца. Ганс Звибак и воинственные братья знали, что по-хорошему его не добудешь и за деньги не купишь, поэтому решили просто поймать проводника. Напасть на какую-нибудь деревню и взять пленного было бы опасно, так как после этого поднялись бы окрестные селения, и если бы даже удалось избежать стычки, то вряд ли обошлось бы без погони. Налеты на деревни и грабежи брат Ганс отложил на обратный путь, а теперь решил любым способом добыть проводника.

Почему Ганс Звибак боялся своих крестоносцев, рыцарь Дранк не мог понять. Он начал сомневаться в благородных намерениях крестоносцев, но отряд уже настолько удалился от Немана, что не хотелось возвращаться с пустыми руками.

Рыцари долго ехали по лесам и склонам, но ни человеческое жилье, ни сами люди им не попадались. Наконец под вечер подъехали они к полю и увидели возле леса несколько изб. Рыцари остановились и, не осмеливаясь выезжать из леса, стали осматриваться. Нигде не было видно ни души, не слышались человеческие голоса, даже собаки не лаяли; и только над крышей одной избы извивался дымок. Ганс Звибак взял с собой оруженосца Оскара Фукса и двух братьев посмелее – Рудольфа и Хенке. Вчетвером они принялись спускаться по склону к деревушке, рассчитывая схватить возвращающегося охотника или другого мужчину. Остальные всадники остались ждать их, укрывшись в лесу.

– Ну, брат Оскар, покрепче держи меч, чтобы жемайтиец дубинкой не вышиб его у тебя из рук.

– Держу, брат Ганс, но как же мне просить у него пощады? – оруженосец трусливо посмотрел Звибаку в глаза.

На склоне еще не падали и не рыжели листья деревьев; повсюду стояла тишина. Уже не было слышно ни птичьих голосов, ни жужжания пчел, не летали ни жучки, ни бабочки, только выстукивали по сухим деревьям красноголовые дятлы, с шорохом прыгали с ветки на ветку белки, и в низине тихо журчал ручеек. Когда с треском ломались под ногами сухие ветки, всем становилось жутковато. Они подошли совсем близко к избам, но и тут не увидели ни души. Остановились под ветвистой елью подождать, не покажется ли кто-нибудь в деревне. Долго ждали, оглядывались, присматривались, и стало им страшно. Надо было торопиться к своим, пока не село солнце и не вылезли из болот и коряг злокозненные лесные духи. Уже было повернули они к отряду, когда за спиной треснула сухая ветка и крестоносец, обернувшись назад, увидел человека. Он нес на плечах убитую косулю и был вооружен только сулицей. Крестоносцев человек не видел. Шел он, чуть согнувшись под тяжелой ношей, обеими руками держал косулю за ноги и прихрамывал. Это был уже пожилой человек, но выглядел он еще крепким. Когда он приблизился к ели, Ганс Звибак выбрался из-под ветвей и, вытащив меч из ножен, преградил ему дорогу. Жемайтиец удивился, спустил с плеч ношу и немедленно скрестил с мечом свое копье. Но тут увидел он, что из-под ели один крестоносец целится в него из лука. Жемайтиец мгновенно отскочил назад и, швырнув в стрелка сулицу, поразил его насмерть. Крестоносец вскрикнул и упал. Жемайтиец бросился в чащу и, пока брат Ганс натягивал свой лук, его уже и след простыл. В тот момент, когда упал брат Рудольф, Оскар Фукс так перепугался, что даже побоялся вылезти из-под ели. Он подумал, что они столкнулись не с человеком, а с каким-то лесным богом или даже с самим лешим, ибо все произошло так быстро и без единого звука, что он только успел увидеть, как сулица пронзила его товарища.

Забрав труп и все время озираясь по сторонам, крестоносцы поспешно вернулись к своему отряду.

– Что там произошло? – удивился рыцарь Дранк, увидев, как они несут на плаще труп брата Рудольфа.

– Поехали отсюда быстрее, – только и сказал брат Звибак.

У всех мурашки пробежали по телу, ибо каждый подумал, что их товарища убил не человек, а какое-нибудь лесное божество. Вскочили на коней, перекинули труп через седло и пустились дальше. По лесу все ехали кучно, так как каждый боялся отстать или далее оказаться сбоку, чтобы и его не схватил злой лесной дух. О поимке проводника уже и речи не было.

Наткнувшись на небольшую поляну в лесу, они быстро вырыли яму, коротко и вполголоса помолились и похоронили убитого. На выровненной могиле мечами прочертили крест и, чтобы не осталось никаких следов, сверху присыпали ветками и листьями.

Солнце уже село. В пуще стало темно. Отряд сбился с пути, и никто не мог сказать, в какую сторону им ехать.

Хотя брат Звибак отлично знал, что это был вовсе не лесной дух, но, желая спасти свою честь, он старался ничего не объяснять; ведь если бы выяснилось, что они вчетвером не смогли противостоять одному жемайтийцу, тогда у него отняли бы доспехи и шпоры и выгнали бы из рыцарей и истинных братьев. Не решался откровенно заговорить о происшедшем и брат Хенке. Один лишь Оскар Фукс был свято убежден, что они столкнулись с лесным божеством, но и он ничего не мог рассказать. Теперь, бледный и от испуга почти лишившийся чувств, он вздрагивал от малейшего треска веточки и все протискивался в середину отряда. Рыцари вели коней за собой и все время шептали молитвы и крестились. Они не боялись ни хищных зверей, ни нападения жемайтийцев. Теперь они все с превеликой отвагой бились бы с врагами, будь их даже в два раза больше, но оставаться ночевать в лесу, да еще в таком месте, никто не хотел. Рыцарь Дранк задумал было вернуться назад и заночевать в той деревушке – все же не в лесу, но его отговорил Ганс Звибак.

Отряд провел ночь в лесу, но до самого утра ни один всадник не сомкнул глаз: все молились, перебирали четки и легли лишь когда забрезжил рассвет.