Текст книги "Перепутья"

Автор книги: Антанас Венуолис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

XXXVII

В то время, когда князь Витаутас в Риттерсвердере готовился к новому походу на Литву, в Кракове, в высоком Вавельском замке, собрались у короля Ягайлы епископы, прелаты, каштеляны, воеводы и другие вельможные паны, чтобы обсудить важные государственные дела.

В конце 1391 года черные тучи затянули небо над Великим Княжеством Литовским и Королевством Польским, и угрожали они не только Кревской унии, заключенной между поляками и Ягайлой в 1385 году, но и большими несчастьями обеим странам.

С каждым новым походом князя Витаутаса на Литву ослабевала власть и падал авторитет Скиргайлы, а его полки и бояре со своими людьми убегали в Риттерсвердер. Староста Вильнюса поляк Клеменс из Московожа был вынужден уйти; заменивший его наместник Ягайлы в Литве, тоже поляк, Ясько из Олесницы, просил отпустить его. Кернавский князь Александр Вигантас, которого польские паны хотели поставить на место Олесницкого, умер, и возникла опасность, что Литва или совсем распадется, или отделится от Польши. А в таком случае вскоре пришел бы конец и самой Польше. Эту опасность видели и польские паны.

Высшее духовенство и паны магнаты собирались в Вавель, в высокий королевский замок. Лица у всех были сосредоточены, настроение миролюбивое, так как все они сознавали серьезность положения обоих государств. Сидели они рядышком, по установившемуся порядку, согласно занимаемому в государстве положению и родовитости происхождения. Впереди всех находился краковский епископ Выш в парадном облачении. Он сидел справа от королевского трона, и по его торжественному выражению лица и платью чувствовалось, что епископ считает себя здесь не только государственным мужем, но и наместником божьим. Слева от трона пыжился князь Земовит и, невзирая на ответственность момента, бросал косые взгляды в сторону своего соперника – епископа.

Широко распахнулись двери, и титулованный придворный доложил о приходе короля. Все встали. При появлении на пороге Ягайлы все склонили головы. Когда король уселся на троне, заняли свои места и вельможные паны.

– Государь наш, светлейший король польский, и вы, паны магнаты, – первым заговорил краковский епископ, – собрались мы здесь сегодня по важному делу, которое касается двух наших объединенных государств: коварный северный сосед, орден крестоносцев, увидев процветание меж нами разногласий и ссор меж братьями, намерен воспользоваться удобным моментом и поначалу захватить княжество Литовское, а потом уж расправиться и с нами. Мы не вправе и дальше спокойно взирать на это. По сведениям, полученным из Риттерсвердера, князь Витаутас готовится к новому походу на Литву. Пока неизвестно, куда направится князь, хотя до нас дошли слухи, что он якобы собирается повести свое воинство в те земли, в которые до сих пор еще не ступала нога крестоносца. На сей раз вряд ли устоит и Вильнюс, тем более, что польские гарнизоны не пользуются поддержкой местных жителей, а литовцы без боя целыми отрядами переходят на сторону Витаутаса. Кроме того, все новые замки, построенные крестоносцами под Гродно, сегодня угрожают Литве, а завтра-послезавтра они будут угрожать уже нам. Словом, Великую Литву ожидает та же участь, что уже постигла Жемайтию. Как теперь крестоносцы из Жемайтии совершают набеги на Литву, так со временем, если мы сегодня не примем решительных мер, они из Великой Литвы начнут терзать Польшу. Сегодня мы видим, что присоединение Литвы к Польше, на которое мы так надеялись, хотя и занесено в акт Кревской унии, но остается только на пергаменте, и никто не осуществляет его. Из-за бесконечных войн и набегов литовцы недовольны твоим, государь, наместником в Литве, со дня на день могут восстать, изгнать его из Вильнюса, а на его место поставить сына Кестутиса Витаутаса…

– Этому не бывать! – король Ягайла кулаком ударил по подлокотнику трона и, тряхнув волосами, добавил: – Я никогда не допущу этого!

– Варвар! – прошептал князь Земовит своему соседу, краковскому каштеляну.

Епископ умолк, покорно склонил голову, как бы соглашаясь с решительностью короля, и после паузы сказал:

– Хорошо, светлейший государь, но в таком случае надо подыскать для Литвы другого правителя, ибо князь Скиргайла утратил доброе имя, не пользуется доверием своих людей. Где это видано: во время битвы полки и бояре Скиргайлы толпами переходят на сторону Витаутаса и повсюду встречают и принимают князя как своего короля! Мы должны положить этому конец, светлейший государь! Из-за вражды между братьями, из-за нашей неповоротливости теперь нависла опасность и над Королевством Польским!

– Милостивейший пан, ведь и само Литовское княжество распадается: Жемайтии, считай, уже нет; вдоль всего Немана хозяйничают крестоносцы. Один за другим начинают отходить белорусские и русские князья, и даже не заметишь, как они выскользнут из твоих рук, – заметил королю краковский воевода Спытко из Мельштейна.

– Светлейший государь, – после некоторого колебания заговорил и канцлер, – но и среди велькополяков **
  жителей Великой Польши (прим. автора).


[Закрыть] слышен ропот и жалобы, что ты, милостивейший король, не выполняешь обещаний, данных в Крево, что медлишь, откладываешь выполнение обязательств, записанных в акте унии…

– Как не выполняю?! – вскочил король. – Как откладываю? – И, снова тряхнув волосами, подчеркнул: – Я не откладываю… Я выполняю: разве я не усилил крепости Литвы польскими гарнизонами?! Разве я не назначил старостой Вильнюса Клеменса из Москожова?! Разве я не поставил своим наместником, как вы того хотели, Яська из Олесницы?!. Но ни тот, ни другой не сумел ни управлять, ни достойно представлять меня… Тогда чего же велькополяки ропщут?! Чего желает от меня эта шляхта?..

– Милостивейший пан, – снова начал было краковский епископ, но взволнованный король не позволил ему говорить:

– Разве я не хотел поставить своим наместником в Литве преданного вам кернавского князя Александра Вигантаса?! Это вы во всем виноваты, вы не уберегли князя и позволили Витаутасу отравить его!

– Светлейший государь, милостивейший наш король, – словно оскорбленный, вскочил краковский епископ и приложил руку к груди, – да сохранит господь бог нас и тебя от такого страшного подозрения. Это вымысел злых недругов: княз Витаутас – благородный человек и честный христианин!..

– Это змея, которую я пригрел у себя на груди, – снова тряхнул волосами король Ягайла. – Он яму мне роет, с извечными моими врагами якшается!.. Это честолюбец!.. Упрямец!.. Он ни с одним из моих братьев не ладит…

– Кто из нас без греха, милостивейший пан, – желая остудить короля и подойти наконец к цели собрания, смиренно продолжал краковский епископ. – Князю Витаутасу кажется, что ты обошел его своими милостями, он считает себя обиженным, поэтому и связывается с теми, кто может поддержать его. Не тебе он мстит, государь, а как наследник Кестутиса добивается своих прав и идет прямо к цели Вот почему сегодня он является опасным и серьезным нашим и твоим врагом, ибо прямая дорога всегда надежнее и короче извилистой. Известно, государь, что в борьбе между друзьями или братьями выигрывает побежденный. И Витаутас теперь повсюду выигрывает. Но если бы ты, милостивейший государь, по-братски протянул ему руку…

– Я? – вспыхнул король. – Я?!

– Государь… – начало было епископ.

– Я никогда не протяну ему руки первым!

– Варвар! – снова прошептал князь Земовит.

– Светлейший государь, – снова заговорил краковский епископ, – только слабые не перестают мстить; люди, которые за зло платят злом, напоминают насытившихся однажды и снова проголодавшихся. Кто платит за зло добром или терпеливо переносит обиду, тому это воздается и в будущем приносит много радости и утешения. Сведение счетов с твоим братом и примирение с ним ты оставь нам. Ты только дай нам свое милостивейшее согласие. Иного пути нет: другого такого человека, как князь Витаутас, мы не знаем ни здесь, ни в Литве, ни в Белоруссии, ни в других краях. Только дай нам свое согласие по-братски протянуть ему руку, а уж мы все уладим; тогда он и от крестоносцев отойдет, и со Скиргайлой помирится, и власть с другими твоими и своими братьями-князьями поделит… Литва большая и широкая – всем хватит места.

– Значит, вы намерены сделать его моим наместником в Великом Княжестве Литовском? Хотите отдать ему всю Великую Литву, чтобы он княжил в ней? – намного спокойнее и уже не встряхивая волосами, спросил Ягайла.

Епископ нескоро ответил ему. И ответил так:

– Мы ему и отдадим, и пообещаем.

Король вытаращил глаза, посмотрел на епископа, посмотрел на краковского воеводу, бросил взгляд на канцлера, на надутого Земовита, на прелатов и, опустив голову, задумался…

– Хорошо!.. Я согласен, – подумав, ответил король и с этими словами кивнул головой.

– Мы и отдадим ему, и все посулим, милостивейший король, но и от него потребуем, в свою очередь, публично и торжественно подтвердить договор Кревской унии и обещать хранить верность тебе, государь, и Королевству Польскому, – подробнее проинформировал короля канцлер.

Ягайла обеспокоился. Он притих, уже не встряхивал головой и все закладывал свои длинные волосы то за одно, то за другое ухо; видимо, ему еще не все было ясно. Наконец он спросил:

– А кто будет править русскими землями?

– И белорусскими, и русскими землями будет править он, князь Витаутас, – снова объяснил королю канцлер.

– Один?

– Один.

– А как он будет величаться? – спросил король.

– Как величался, так и будет величаться – князем Витаутасом, а станет – по твоей милости – великим князем Литвы и Белоруссии.

Ягайла опять принялся закладывать волосы за уши и снова спросил:

– А как будет с землями Луцка?

– Посулим ему и Луцк.

Все молча ждали, что еще скажет король, чтобы окончательно убедить его и отмести все его возражения, но король, государь Литвы, Польши и Белоруссии, только закладывал волосы за уши, рыскал взглядом по залу и, заглядывая в глаза то одному, то другому магнату, словно просил помочь ему сообразить. Но его магнаты были холодны, серьезны, напыщенны, а их замыслы соответствовали их решениям, и король не в силах был что-либо изменить… Но замысел этот понравился даже самому королю и показался ему хорошим и полезным. Хорошим и полезным в особенности потому, что Витаутас окажется в дураках: ему одновременно будет и дано, и обещано, и обещано больше, чем дано. И все то, что он получит, потом можно будет отобрать, а обещанное не выполнять; тем более, что все это будет совершено с условием… И придет покой… надолго, надолго…

– Правда, – размышлял король, – теперь Витаутас может не поверить мне, так как я уже дважды ему давал и оба раза отбирал, и даже нарушил свое честное слово… Но ведь теперь это не мое дело, теперь это уже дело польских магнатов. – И король живо подтвердил: – Хорошо, я согласен… Но как будет с Жемайтией, неужели мы отдадим ему и Жемайтию?

– Отдадим и Жемайтию.

– Но ведь я подарил Жемайтию ордену! – удивился король.

– Это уж дело Витаутаса, а мы отдадим ему и Жемайтию, – коротко ответил подканцлер.

– Правда, там уж его дело, а мы отдадим ему, – обрадовался король и даже вздрогнул, подумав, что теперь-то он избавится от всех забот и сможет надолго уехать в брестские пущи охотиться, и все обойдутся без него.

– Это хорошо, я согласен с этим… – подтвердил король. – А обо всем договаривайтесь вы сами. Теперь я пойду и сообщу своей дорогой королеве… Она тоже за Витаутаса, она тоже… В чем тут дело, почему вы все за моего кузена Витаутаса?..

Епископ, прелаты и паны магнаты встали, склонили головы и, когда король удалился к своей дорогой королеве, снова сели в свои кресла и принялись советоваться по тому же и другим государственным вопросам.

– Да, – спохватился подканцлер, когда король уже ушел, – я забыл сказать, что в наших руках есть одна наживка, которую можно предложить крестоносцам: островецкий воевода сообщил мне, что князь Карибутас прислал ему из Лиды жену одного жемайтийского боярина, магната Книстаутаса, и его красавицу дочь. В эту красавицу влюблен один немецкий рыцарь и в поисках ее разрушает литовские замки…

– Ее мы тоже отдадим князю Витаутасу, и пусть он ловит на красавицу немецких рыцарей, – улыбнулся краковский епископ.

– А как он будет ловить на нее, это уж его забота, – поддержал епископа один из краковских прелатов и громко рассмеялся.

– Правда, это уж его забота, а мы отдадим ему! – повторил слова короля канцлер, и снова все магнаты весело рассмеялись.

– Ну, Mości panie **
  милостивые паны (польск.).


[Закрыть], а кого мы пошлем в Риттерсвердер к Витаутасу? – спросил краковский каштелян.

– Швитригайлу, – предложил князь Земовит.

Епископ покачал головой и возразил:

– Провалит все переговоры, и завтра-послезавтра обо всем узнает орден.

– Тогда Карибутаса?

Епископ снова отрицательно покачал головой.

– А может, кого-нибудь из нас? – спросил краковский каштелян.

– Никого ни из них, ни из нас мы послать не можем. Пошлем брата мазовецкого князя, плоцкого епископа Генрика. Этот человек на любое дело годится, – сказал епископ.

– А вдруг он влюбится в княгиню и вызовет Витаутаса на поединок? – засомневался подканцлер.

– При дворе Витаутаса и без княгини хватает красавиц.

– Hy, panowie magnaci **
  паны магнаты (польск.).


[Закрыть], если возражающих нет, тогда отправим его? – настойчиво спросил епископ.

Возражающих не оказалось.

– А где мы встретимся?

– В Гродно?

– Нет, немецкие замки близко.

– В Вильнюсе?

– Слишком горькие воспоминания и для них, и для нас… Уж лучше в Островце: и нам удобно, и они подальше от всех событий, – снова оказалось решающим слово краковского епископа.

Было решено встретиться в Островце.

Вскоре паны магнаты уже совещались по другим государственным вопросам.

XXXVIII

– Ну, Шарка, далеко ли еще до Вежишкес? Я почти уже замерз, – обратился боярин Мишкинис к проводнику Шарке, которого ему дали в Риттерсвердере, и передернулся.

– Теперь недалеко, боярин: как только выедем из леса, сразу увидим крепость.

– А большая крепость у Судимантаса?

– Его крепость, боярин, это окрестные болота, топи, непроходимые леса, а замок – только башни, обнесенные бревенчатым забором… Да и самого боярина вряд ли застанем дома – он постоянно на охоте. Прежде, бывало, в лесах на границе с Пруссией крестоносцев ловил, а теперь, когда князь запретил, охотой занялся. Он и дань князю платит дичью… Ну и морозец сегодня, боярин. Может быть, уже последний. В начале марта всегда такие морозы стоят. Слава Праамжюсу, что хоть снега неглубокие.

– Разве ты не христианин, что своих богов вспоминаешь? – спросил Шарку боярин Мишкинис.

– А зачем мне чужие… Да и как знать, боярин, что будет, когда князь крестоносцев прогонит: то ли мы опять к своим богам вернемся, то ли еще придется крестам поклоняться?

– Откуда ты знаешь, Шарка, что князь прогонит крестоносцев?

– Люди говорят. Да и сам я вижу: прежде князь гостем бывал в ихних замках, а теперь, гляжу, уже как хозяин. А на свадьбе Рингайле ⁵³53
  Плоцкий епископ Генрик, приехавший на переговоры, женился на Рингайле (Рингалле), сестре Витаутаса.


[Закрыть] – чем наш князь не король! Все ему кланялись, лебезили перед ним и крестоносцы, и мазуры. Да и свадьба, свадьба-то, боярин, воистину королевской была. Скажи, боярин, кто выше: князь, король, цесарь, император или епископ?

– Все высокие.

– Но все-таки кто из них выше?

– Цесарь.

– А император?

– Император – то же, что и цесарь.

– А потом?

– Король.

– А после короля?

– После короля князь и епископ опять же оба равны.

– Выходит, муж Рингайле ровня нашему князю?!

– Наш князь – тоже король, мы еще в позапрошлом году провозгласили его своим королем, только поляки не хотят признавать его.

– А что нам поляки! Мы ихние замки рушим!

– Конечно.

– В том-то и дело, боярин, что теперь и они нашего князя боятся. И поляки боятся, и орден. А люди говорят, что, если только князь наденет корону, он, как прежде король Миндаугас, сразу же избавится от крестоносцев и снова начнет поклоняться своим богам. Поэтому люди и не отходят от своих богов – всё ждут…

Оба всадника ехали и разговаривали. Боярин Мишкинис, хотя и знал побольше своего проводника, но не хотел до конца открываться перед ним. Дорога все время шла по пуще. Иногда она совсем скрывалась под снегом и, казалось, терялась, извиваясь между деревьями. Но Шарка и без дороги ехал прямо. Подмораживало. Дул северный ветер. На дороге и в лесу было полно звериных следов. За долгое путешествие оба всадника устали, промерзли и, кутаясь в шубы из медвежьих шкур, разгоняли скуку разговорами.

– Как знать, боярин, вот теперь, когда наш князь породнился с христианскими государями – князьями московским, мазовецким и мазурским, – как знать, а не помогут они нам изгнать крестоносцев? – все спрашивал Шарка.

– Да ведь наш князь даже не помышляет изгонять крестоносцев: они помогают ему воевать Скиргайлу и Ягайлу…

– Но как люди ненавидят крестоносцев! И если бы только князь позволил, мы бы сами с ними разделались. Один Судимантас со своими ребятами скольких побил бы.

– Придет время, Шарка, и всему наступит конец, а пока терпение и покорность, – закончил разговор боярин Мишкинис и спросил: – А где же полосы боярина Судимантаса, чего их не видно?

– Полосы его, боярин, там, где никто ничего не сеет и не жнет, – за лесами и за болотами. Там у него погреба набиты щитами, доспехами, латуневыми пряжками, двуручными мечами, а стерегут его добро прикованные к цепям скелеты крестоносцев! Там он и своих пленников держит в кандалах.

– Неужели ты бывал там?

– Я-то не бывал, но люди рассказывают. Говорят, издали слышно, как пленники Судимантаса гремят кандалами.

Выбравшись из леса, путники увидели замок боярина Судимантаса. Стены его были деревянные, а издали замок напоминал недостроенный, доведенный только до крыши, огромный сарай. Вокруг замка комлями вверх стояли толстые бревна, которые были гак прислонены к гребню стены, чтобы от малейшего толчка они всей тяжестью падали вниз и давили врага. За стенами замка виднелись крыши изб, покрытые толстым слоем снега, и несколько толстенных дубов. К воротам замка вела дорога, проторенная в снегу.

Боярин Мишкинис остановился и, подняв к губам рог, затрубил.

Через некоторое время открылась одна половинка ворот. Всадников впустили в замок.

– Да хранит вас Перкунас или христианские боги, – заговорил боярин Мишкинис с людьми, встретившими их возле ворот.

– Ни польским, ни немецким богам у нас нет места: здесь гостят только наши боги! Да хранит и вас наш грозный Перкунас, – ответил встретивший их старший воин и, закрыв ворота, спросил: – Что скажете, люди добрые? Если вы гости добрые, просим в горницу, будем пить пиво и медок; если же чьи-нибудь лазутчики, то ворота перед вами не откроются больше!

– Я – боярин Мишкинис, посол нашего государя, короля Витаутаса, и хочу немедленно видеть хозяина замка боярина Судимантаса и говорить с ним.

– Коли так, пожалуйте в горницу, – и воин повел посла со слугой в избу.

– А это – мой проводник, – показал боярин Мишкинис на Шарку. – Не пожалейте ему хмельного медка; за это он расскажет вам, что мы в пути видели, что слышали, сколько лисиц, сколько волков стрелой проводили.

– Эй, Стирна! – хлопнул в ладоши воин.

Тут же в стене открылась маленькая дверца, и в горницу вошел мужчина с кинжалом за поясом. За дверцей боярин Мишкинис успел заметить много таких вооруженных мужчин.

– Иди, доложи хозяину, что прибыл гонец из Риттерсвердера, от короля Витаутаса, – приказал ему старший воин.

Мужчина вышел, вскоре вернулся и велел боярину Мишкинису следовать за ним. Шарку уже окружили воины, они разговаривали с ним и угощали медком. Когда боярин Мишкинис проходил через двор, то увидел, как в ворота замка проехал отряд вооруженных мужчин, закованных в броню.

– С охоты ребята возвращаются? – спросил Мишкинис своего спутника.

– Нет, это они вас до замка проводили.

– Но ведь мы их не видели.

– Они вас так и провожали, чтобы вы не видели, – ответил воин и, повернувшись к боярину, улыбнулся: – И мы вас ждали.

– А откуда вы знали, что мы приедем?

– Едва вы въехали в наши леса, все сороки принялись трещать, чтобы мы ждали гостей… Ну, мы и ждали!

– А ваш боярин знает о нас?

– Нет, не знает: мы сообщаем ему лишь тогда, когда появляется отряд из трех десятков всадников или побольше, а если меньше, то, окажись они нашими недругами, мы с ними управляемся сами, зачем еще хозяина тревожить… Ну, теперь иди к нашему государю! – И провожавший воин открыл дверь избы.

– Мир тебе, Судимантас, да благословит тебя Перкунас! – поприветствовал хозяина замка боярин Мишкинис и поклонился.

– Мир и тебе, Мишкинис; и тебя да благословит Перкунас, если ты еще не продался чужим богам. – И хозяин замка вышел из-за стола на середину горницы.

– Наш государь король Витаутас прислал меня к тебе, Судимантас, по очень важному и секретному делу, – начал было Мишкинис, но Судимантас прервал его:

– Наверно, новое крещение Жемайтии?

– Нет.

– Тогда, может быть, начнут священные дубравы вырубать?

– Погоди, боярин, сейчас скажу…

– Может быть, хотят священный огонь в Паланге потушить?

– Да нет же, Судимантас, терпение…

– Тогда уж, наверняка, будут новый храм для христианских богов строить?.. Или прикажут мой замок крестоносцам отдать?

– Боярин, будь бдителен!

Боярин Судимантас выпучил глаза.

– Будь бдителен, боярин, и готовься… Здесь никто нас не слышит?

– Говори смело. Он, – Судимантас показал на человека, сидевшего за столом, на котором лежали канклес, – он, когда требуется, глух как червь, слеп как крот и нем как рыба. Говори.

– Судимантас, в Риттерсвердере большие торжества. Прибыли послы Ягайлы! Приглашают нашего князя в Вильнюс, на трон великих князей литовских, и отдают ему всю Литву с русскими землями… и Луцк! Но с условием: избавиться от крестоносцев!

– А посол кто?

– Брат мазовецкого князя, плоцкий епископ Генрик с множеством бояр.

Судимантас нахмурился, задумался, но не обрадовался. Он медленно засунул руки за пояс и, словно совсем позабыв про посла, вернулся к столу. Подумав, спросил:

– А князь уже принял предложение Ягайлы?

– Посол еще там. Влюбился в сестру Витаутаса Рингайле, посватался, и теперь в замке гуляют свадьбу. Много гостей. Есть и крестоносцы из Мариенбурга, и чужеземные рыцари, и много других благородных бояр.

– А орден еще не проведал о предложении Ягайлы? – спросил Судимантас и снова вернулся к столу.

– Нет.

– Садись, Мишкинис, гостем будешь, – словно проснулся Судимантас и указал боярину место рядом с собой.

Мишкинис подошел к столу и посмотрел в глаза жрецу, сидевшему за канклес.

Здравствуй, боярин Мишкинис, вот где мы вновь повстречались, – заговорил жрец и поклонился.

– Виделись, но где – не помню, – наморщил лоб Мишкинис.

– Когда-то виделись под Вильнюсом, боярин, когда мы с Шаркой прибежали из Ужубаляйского замка.

– Кулгайлис, ты! Помню, помню! Как же, хорошо помню. Ну, как твои родные, нашел ли кого в живых?

– Только кучи пепла и костей, боярин…

– Значит, теперь ты жрец? – помолчав, спросил Мишкинис.

– Нет, не жрец: я поклялся богам и теням своих предков мстить крестоносцам, пока сам не превращусь в прах… За это наш князь приказал поймать меня и повесить, но я вместе со своими канклес пристал к Судимантасу, и у него в горнице я жрец, а в лесах мы вместе на крестоносцев охотимся…

Хозяин прервал его:

– Весть эта радует нас, Мишкинис: я тоже поклялся своим богам вечно мстить крестоносцам. До сих пор мстил тайно, а теперь-то уж возьмусь за это во всю силу. – И внезапно повеселевший Судимантас потер руки.

– Ты не горячись, Судимантас, и сначала выслушай, что тебе князь приказывает: князь велит тебе набрать как можно больше мужчин, подойти к Неману и ждать. Как только крестоносцы начнут возвращаться из Литвы после похода, а на сей раз они будут побитые и еле живые, ты нападешь на них возле Немана, а князь Витаутас тем временем предаст огню Риттерсвердерский замок и пойдет на Гродно. Тебе помогут возвращающиеся из похода жемайтийцы, под твоим командованием должны быть сметены все замки крестоносцев, что стоят на Немане.

– О боги, что я слышу! – поднял к потолку глаза Кулгайлис. – Значит, таково решение князя? О Перкунас! О Праамжюс могучий! Значит, теперь сам Пикуолис начнет мстить им за наши страдания, за наше рабство… Пусть моя рука без устали рубит им головы!..

И Кулгайлис, повернувшись к стене, где в небольшом жертвеннике теплился огонек, начал молиться могучему Праамжюсу и мстительному Пикуолису…