Текст книги "Кара для террориста"
Автор книги: Анри Мартен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Есть Абдуле особо не хотелось, он решил начать с инструкции, действительно легко ее нашел, а набрав в окошке поиска «молитвенный коврик», тут же увидел картинку: окно, которое из камеры, даже штрихами обозначена условная панорама, чуть пониже кнопка, а из щели из-под окна выползает коврик.
Абдула подошел к окну, которое, кстати, снова сделалось прозрачным, не удержался окинуть взглядом панораму за окном: по небу плыли тучи, но дождя не было, и местами прорывались лучи солнца. Перевалило за полдень, прикинул Абдула, солнце уже у меня за спиной, значит, восток и вправду с этой стороны. Хорошо, в эту сторону и будем молиться! – Он легко нащупал кнопку, точнее, как все тут, сенсорное пятнышко, под подоконником приподнялась заслонка, которой раньше нипочем было бы не разглядеть, и оттуда выполз коврик: на вид обыкновенный, какого нужно размера и с вполне приличным узором, – темно-зеленое с бордовым по салатовому фону, на ощупь тоже приятный, но вот на вес: для настоящего он слишком легкий! Наверное, тоже из какой-то такой бумаги, а когда сотрется, можно будет спустить его в унитаз, чтобы он там растворился! – возмущенно подумал Абдула. Но знал уже: возмущайся – не возмущайся, а ничего другого все равно не будет. Наверняка у этой стервы наготове мнение «авторитетных современных богословов», что коврик совершенно подходящий… Но еще больше, чем бесполезность всякого протеста, Абдулу расстроило другое: что это мне тут все автоматически дают? – Из-за такой брезгливой старательности избегать физических контактов, из-за того, что все совершалось автоматически и ни один человек в помещение Абдулы не заходил, он себя вдруг почувствовал как зачумленный, как больной какой-то зловещей болезнью, какой-то зловонной проказой, которому все подают издалека, как раньше подавали все таким больным на длинных палках… Вот и здесь все как на палках, разве что палки намного дороже… К тому же стерильные «палки»… – и от этой мысли Абдуле вдруг сделалось как-то по-особому нехорошо.
Не утешил его и обед, замечательно вкусный, но теперь и это воспринималось уже почти как издевательство. Лучше бы дали баланду с черствым хлебом, только бы ее живой человек принес, пусть даже грубиян, как тот, в прежней камере!.. – и Абдула почувствовал, что вспоминает ту, прежнюю камеру чуть ли не с тоской.
После обеда, когда открылось «зазеркалье», Абдула уже не стал «пугать» стоявших за стеклом людей, не рычал на них и не бросался на стекло.
Люди по-прежнему что-то говорили, о чем-то его спрашивали: он не слушал и не слышал. Он даже не знал, те же ли это люди или другие: не приглядывался.
Он только вышагивал взад и вперед по своей просторной камере: теперь он упорно стал называть ее только так, словно отстаивая свое достоинство хотя бы узника. Пошагав с полчаса – полезно для пищеварения! – он только раз показал, что знает о присутствии людей за «зеркалом»:
– Что за стеклом от меня прячетесь, боитесь? – сказал он, повернувшись в их сторону. – Боитесь заразиться? – Правильно боитесь! Бойтесь, бойтесь! Я до вас еще доберусь! – и погрозил им кулаком.
Потом он растянулся на своей кушетке и больше ни на что не реагировал. Спал или не спал, но пролежал все пять часов до ужина почти неподвижно. Мисс Барлоу перед «закрытием занавеса» больше не появилась.
Время с начала ужина и до конца завтрака, то есть от семи вечера и до девяти утра, принадлежало Абдуле: он понимал, что в эти часы беспокоить его не будут. Значит, четырнадцать… ну да, четырнадцать: Абдула ругнулся, что не сумел сразу сосчитать, – четырнадцать часов подряд можно заниматься, чем хочешь: ужинать, мыться, бегать по дорожке, смотреть кино или же, наконец, читать Коран.
Но чтение Корана Абдула отложил на после ужина, чтобы уже не отвлекаться. Выбирать из четырех предложенных вариантов меню Абдула опять не стал: ткнул в самый первый, не беспокоясь, что вдруг там, например, свинина или что-нибудь еще из запрещенного для мусульманина: чувствовал, что к такой подлянке прибегать эта стерва не захочет, это не по ее правилам.
И действительно, едва поднял он крышку на появившемся подносе, как в ноздри сразу же ударил дивный, ни с чем не сравнимый запах бараньего мяса. Абдула любил баранину, но видел ее не слишком часто: у американцев она не в большом ходу.
Бешбармак на ужин, может быть, слишком жирно, однако спать никто не заставляет, успеет перевариться. Абдула с удовольствием принялся за еду, а когда запивал ее вкусным зеленым чаем, настроение у него и вовсе приподнялось. «Ладно, еще посмотрим, кто кого…» – бодро хмыкнул он, имея в виду и «ту стерву», и всех этих придурков за стеклом.
Ну, вот, пора и за Коран. Убрав посуду, умывшись, приготовившись, Абдула поудобнее устроился перед монитором. Как и все здесь, Коран нашелся быстро, без труда. «Красиво сделано», – одобрил Абдула при виде тщательно и художественно оформленной страницы: фон, узор орнамента, начертание букв, английских, но стилизованных под арабские, – все радовало глаз.
Торжественно, нараспев Абдула прочитал начальные стихи первой суры Корана:
«Вот Кто Властитель Судного дня, а не вы, неверные, с вашими придурочными судами!» – с удовлетворением отметил Абдула и принялся читать дальше.
Дальше Абдуле все тоже понравилось: Коран обличал неверующих и особенно лицемеров, тех, которых, когда им говорят: «Не творите нечестия на земле!» – отвечают: «Мы творим только добрые дела». Они-то и есть нечестивцы, но сами того не ведают.
Вот, точно про неверных. Только и твердят о себе, что творят добрые дела! И свои бомбы с ракетами сыплют нам на головы тоже с добром!..
Но чем дальше читал Абдула, тем больше падало его настроение. Да, про гяуров, неверующих и лицемеров тут сказано много, правильно и хорошо. Но мне-то, Абдуле, что делать, в теперешнем моем положении?.. – Он стал перескакивать со страницы на страницу, но прямых ответов на свой простой вопрос не находил: что делать узнику в темнице? С помощью функции поиска попытался найти в тексте слово «узник» и нашел только одно место: где Юсуф толкует сны своим сокамерникам, а потом, в результате, отправляется к фараону и, удачно истолковав его сны, делает потрясающую карьеру: фараон назначает его премьер-министром. Больше никаких упоминаний об узниках система поиска в тексте Корана не нашла.
Упоминание, конечно, утешительное: ни в каких обстоятельствах нельзя терять надежды, всегда можно из тюрьмы вознестись на самые вершины власти, если будет на то воля Аллаха… «Но у Юсуфа были для начала хотя бы сокамерники, а у меня нету даже этого…» – горестно вздохнул Абдула.
Да, все в Коране было правильно, возвышенно и красиво, но к Абдуле прямого отношения как будто не имело. «В другие времена писалось, для других условий», – некстати подумалось вдруг Абдуле, и тут же на память пришел непрошенный анекдот:
«Эй, Ахмед, почему твоя жена идет впереди тебя? В Коране написано, женщина должна идти за мужем! – Э, когда Коран писали, мин не было! Иди, Фатима, иди!»
Да, мин тогда действительно не было. Мужчины сражались мечами, глядя друг другу в лицо, а не ракетами, бомбами и взрывными устройствами…
Читать вслух и нараспев было все равно завораживающе-приятно, даже и на английском. Но так бы читать, когда эти за стеклом появятся, а сейчас – сколько можно так читать? Может, наизусть учить, раз книги не дают, и потом читать, чтобы их не слышать? – Но распевать Коран перед неверными, да еще не на арабском, Абдуле показалось неприемлемым.
«Ну, и что такого? – подумалось ему. – Времени у меня вдоволь, можно и по-арабски учить, в день по кусочку! Ах, да, я же по-арабски не читаю…» – мысль о транслитерации английскими буквами ему в тот момент в голову не пришла, а когда позднее пришла, он к самой идее что-либо заучивать остыл: не книжный был он человек, заучивать, учить, сравнивать, переводить – не для него это было! Математика – да, математика ему давалась и практические предметы, где руки мозгам помогают, а мозги рукам, потому и сумел закончить технический колледж. А вот язык он выучил, общаясь, а не по книгам, потому что не книжный был он человек… «Был бы книжным, здесь бы не сидел, – подумал Абдула и с неожиданным для себя самого раздражением додумал: – Те, которые для нас книги пишут, здесь не сидят!»
«Не сидят – правильно делают! – тут же одернул он себя. – Каждый там сидит, где ему Аллах назначил», – и вернулся к началу Корана. И здесь его глаза остановились на словах о том, что это Писание – руководство для богобоязненных, тех, которые веруют в незримое, всегда вершат молитвенный обряд, раздают милостыню из того, что Всевышний определил им в удел. «Ну, из моего удела милостыню раздавать мне некому, – подумал Абдула, – а вот молитвенный обряд!.. Не зря же я коврик выпросил!» – и Абдула, закрыв Коран, принялся искать в библиотеке руководство по молитве мусульманина.
Что-то он о молитве, конечно, знал: в учебных лагерях молились регулярно, и мулла-наставник объяснял, но с тех пор немало утекло воды, в дальнейшей жизни Абдуле все больше приходилось «применяться к обстоятельствам», что значит, вовсе не всегда и не везде соблюдать правило намаза. «Вот, может быть, поэтому Аллах и наказал…» – впервые у Абдулы шевельнулось нечто вроде покаянной мысли, но с непривычки он заострять на ней внимания не стал.
Там, в прежней тюрьме, он тоже ведь вытребовал коврик не столько для намаза, – он и слов-то положенных молитв толком не помнил и вообще был уверен, что такого героя в раю ждут – не дождутся безо всякого намаза! – а больше, чтобы покуражиться, но главное, чтобы обойти режим: подъем был в шесть часов, после чего лежать на койке больше не полагалось, а только сидеть, но даже сидя – не спать, а то сперва окликнут из-за двери, а снова «прикемаришь», – тут как тут ворвутся, на ноги рывком, да еще непременно бритой головой о ребристый бортик верхней койки припечатают…
А так – молитву совершаю, намаз, не смейте трогать, собаки! – и, спиной к двери, лицом к окну, хочешь, на коленях сидишь, хочешь, в поклоне до земли согнешься: сон не в сон, конечно, однако лишний часик для спокойного отдыха-полудремы из режима ихнего урвешь! То, что получался таким образом вовсе не намаз, а какая-то комедия, Абдулу не тяготило: в это время, уже после восхода, утренний намаз по правилам совершать вообще нельзя, так что это и была простая комедия для неверных, которым невдомек, когда что можно, что нельзя…
Но здесь – спать-лежать никто тебе не мешает, что уже очень хорошо, слава Всевышнему! – так что придется коврик для намаза использовать по прямому назначению!
Долго искать инструкций не пришлось, вот, «Ежедневный намаз для мужчин», и причем описаны обе основные традиции. Абдула машинально повел курсором в сторону своей, но вдруг замер: а я этим не выдам своего происхождения? – Нет, успокоил себя, не выдам, нашей традиции следуют десятки народов и государств, ничего они из этого про меня не узнают… Ну, сколько-то стран отпадает, и что? В конце концов, и так заметно, что я не малаец и не этот… как их по-современному: афро-африканец!.. – Абдула хмыкнул.
Так, весьма подробные инструкции, с фотографиями: как стать, как наклониться, как поклониться, как руки держать, как ноги… Даже план камеры имелся, в которой Абдула сидит, и стрелочкой у окна отмечено точное направление в сторону Мекки, в сторону Каабы, только и нужно стать прямо лицом к окну: неужто и это специально рассчитала, стерва? – ругнулся про себя Абдула. Хотя, чего ругаться? К окну направила, могла бы лицом и к унитазу поставить молиться! – Абдула решил воздать «стерве» справедливость. Тем более что на рисунке были дужками изображены волны, идущие от монитора в сторону коврика: ясно, молитвы можно слушать, есть аудиофайлы… Ну да, иначе как их повторять, не читать же с монитора, монитор в другой стороне… Ничего, скоро все запомню, повторять не понадобится… – Абдула не без удивления заметил, что проявляет необычную для себя покладистость: а пошуметь-подобиваться, чтобы… ну, что «чтобы», «что»? Что повторять молитвы за аудиозаписью ему вроде бы не пристало? – Да наплевать ей, что там тебе пристало – не пристало!.. Ехидно улыбнется, сошлется на современных богословов, и все останется, как было. Да, все так и останется… – Абдуле снова, уже в который раз, сделалось не по себе. Ладно, давай дальше смотреть про молитву…
Указание времени для каждой молитвы тоже есть, разумеется, по местному отсчету, поскольку традиционные указания: «Когда солнце поднимется над горизонтом на высоту копья» или «Когда тень предмета станет длинней его самого в два раза» – тут, ясное дело, не подходят, – при этом распорядок вполне удачно сочетается с расписанием завтраков-обедов-ужинов: молиться можно будет спокойно, без помехи. И слова, полузнакомые-полузабытые: по-арабски, арабской вязью и в английской транслитерации, а также перевод их на английский. Впрочем, Абдула в английском переводе не нуждался. Молитва на слова первой суры легко потекла у Абдулы, приятно лаская гортань, язык и нёбо:
Бисмилляхи р-рахмаани р-рахим.
Альхамдy лилляхи раббиль алямин…
На следующий день, в четверг, время для утренней молитвы Абдула проспал. Накануне, помывшись и совершив «магриб» – вечернюю молитву, – он включил кино, потом чаю попил, потом хотел совершить ночную молитву, но не дождался полной темноты, решил, ничего, завтра с утра начну, клонило в сон. И вот, пожалуйста, проснулся только от самолета, когда уже часы показывали 08:16 АМ. Обидно, конечно, однако, что поделаешь! В конце концов, он ведь не собирался прямо с сегодняшнего дня сделаться святым! И вообще Абдула не мулла, для героев свои правила! Ничего, завтра пятница, особый день, завтра и начну. А сейчас – хорошо, хоть на завтрак время остается, только надо поспешить, успеть перед «гостями»… Интересно, кто сегодня будет, те же, что вчера, или другие? – И, кстати, надолго ли «ей» хватит таких гостей?! – Абдула хмыкнул и побежал в ванную.
…Сегодня «гости» были совсем другие. Сначала в «зазеркалье» в конусе света появилась только «она», задала свой вопрос: «Абдула, зачем ты убил мою маму?» – помолчала, постояла и скрылась в темноте. Потом пространство за стеклом полностью осветилось, и там возникла группа людей, поменьше, чем вчера, человек семь-восемь… Да, семь… Нет, восемь… Трое сидели в центре в инвалидных креслах, две женщины, один мужчина, а за ними оказалась маленькая девочка, лет семи, щупленькая, светлые волосы, она вышла вперед и подошла к самому стеклу, протягивая к Абдуле обрубок своей правой руки (левую она прятала за спиной):
– Вот, посмотри, Абдула, – сказала она, – у меня больше нет руки… У меня теперь вместо нее железная… – она вынула из-за спины свою левую ручку, в которой сжимала какую-то никелированную клешню. – Она хорошая, мне можно ею рисовать, вытирать носик, а скоро мне сделают пластиковую, она будет еще лучше… Но все равно, моя родная была гораздо лучше! – голосок девочки перешел в крик: – Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?..
Что говорили остальные, Абдула не слышал. Тут пролетел, по счастью, самолет. Абдула воспользовался шумом, уселся на лавку к ним спиной, лицом к погаснувшему монитору, и так и просидел все три часа, сжимая ладонями уши, пока из-за спины чуть слышно доносилось:
– Абдула! Зачем ты перебил мне позвоночник, Абдула?..
– Где мои ноги, Абдула? Что тебе сделали мои ноги?..
– Мои глаза! Абдула, зачем ты выжег мне глаза?..
«Кто это среди них без глаз? – Наверное, тот, слева, с забинтованным лицом!» – но Абдула не обернулся, не посмотрел…
Когда, не через три часа, а целую пропасть времени спустя, послышался знакомый ровный голос: «Что, Абдула, ты так и не ответишь, зачем ты убил мою маму?» – он даже с облегчением вдохнул: «Она»! Значит, время утреннего посещения истекло. Да, вот и на часах 11:58. Всего лишь через две минуты все закончится и можно будет обернуться… Правда, надо еще дождаться… Никогда не думал, что две минуты могут течь так долго.
Но вот упали в вечность и они. Абдула повернулся. Стена перед глазами приняла свой безопасный светло-зеленый цвет. Да, полдень. Время обеда, время полуденной молитвы. Но ни обед и ни молитва в голову не шли.
Абдула встал, прошел к лежанке и повалился на нее, лицом в подушку (в тот выступ, который заменял здесь подушку) и так и пролежал все два часа, не поднимаясь, не меняя позы… Только время от времени щеку менял, которой прижимался, да руки клал то на затылок, то вытягивал вдоль туловища.
Да, только три часа… А еще будет пять часов после обеда, а еще завтра все начнется снова, и через день, и через месяц, и через год!.. И так всю жизнь?! – Ну, нет! За всю жизнь решать сегодня еще рано! – за две минуты до конца обеденного времени Абдула рывком соскочил со своей лежанки. – Какое там «всю жизнь»! Да эти инвалиды сами скоро передохнут!.. Хотя девчонка, та, конечно, не «передохнет»… Так и будет являться, совать мне свой протез: «Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?» («Хорошо, что я скрыл свое настоящее имя, – промелькнуло в голове у Абдулы. – Теперь они даже не знают, кого им надо проклинать…» В том, что проклятия, лишенные точного адреса, не достигают цели, он не сомневался.)
«А то еще какую-нибудь гитаристку мне притащит, постарше… За струнами в свой гипермаркет приходила, для гитары: будет мне культяшки свои протягивать: «Я так играла на гитаре, Абдула, я так любила свою гитару!.. Зачем ты оторвал мне пальцы, Абдула?»»
– Не только пальцы, головы вам поотрываю, всем! – заорал Абдула в сторону начавшего чернеть стекла.
Больше на лавку лицом к монитору он не садился. Все пять часов, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто за стеклом, не сосчитав и не удостоверившись, те же ли это «гости», что были с утра, или другие, Абдула себя вел как можно более свободно.
Ложился на кушетку, старался разлечься поудобнее. Полежав, поднимался, расхаживал по камере, насвистывал (свистеть, вообще-то говоря, не дело, особенно в помещении, говорят, все деньги просвистишь, но денег тут и без того нет ни цента, ни… – Абдула прикусил язык, чуть было не назвав разменную монету своей родной страны).
Поотжимался у шведской стенки, поразмялся, поделал приседания. Взялся за поручни, представил, каково будет бежать по беговой дорожке: получалось ничего, неплохо…
Потом, через часок (точнее, через час и двадцать две минуты, часы-то вот они!) пропущенный обед дал о себе знать, и Абдула, картинно наслаждаясь, выпил зеленого чаю, съел целых три сдобных булки, запил еще чаем, а потом, подумав, добавил еще стаканчик кофе. На пол посуду бросать не стал, аккуратно спустил в мусоросборник.
После еды понадобилось в туалет, потом омыться. В ванну на глазах у всех Абдула все равно бы лезть не стал, но все-таки попробовал потыкать пятнышки и убедился, что вода в ванну ниоткуда не течет: «Ага, отключили, значит, на то время, пока прозрачно…»
Над раковиной возле унитаза вода, однако, текла исправно, и Абдула, подумав, оторвал большой кусок полотенца и, держа его на весу между собой и «зрителями» одной рукой, другой, как смог, омыл положенные места: пусть смотрят, если самим не стыдно.
Молитву совершать после такого «омовения», наверное, все-таки нельзя, но все равно так лучше, чем никак, жалко, вчера не догадался. Ну, ничего, помоюсь после ужина как следует!..
Кусок полотенца навел его на новую забавную мысль. Аккуратно оторвав новый кусок полотенца, поменьше, он вышел из ванной, уселся за свой стол и принялся складывать из этого куска «кораблик». Любопытно, что научился он этому сравнительно недавно, уже взрослым: в детстве не до того было… Да, уже взрослым научился, в семье у… – но не дело вспоминать, у кого именно в семье чему он научился. Главное, научился, много чему научился, вот и хорошо… Вечером, когда будет ванна, можно сложить побольше, а пока вот такой, самый маленький, в раковине пускать, там и затычка есть… А еще можно «голубей» складывать, «самолетики» – по камере пускать!..
Мягкая бумага полотенца складывалась плохо, но Абдула все равно был доволен результатом. Показав свой кораблик «зазеркалью» и скорчив рожу, Абдула ушел за прозрачную дверку ванной и принялся наполнять раковину водой, заткнув ее затычкой (служил затычкой мягкий резиновый шарик, который двигался вверх-вниз из отверстия для слива, затыкая, когда вверх, открывая, когда вниз, и повинуясь опять-таки сенсорной кнопке на стенке раковины: ни рычажок отломать, поскольку нету рычажка, ни шарик выковырнуть не представлялось возможным). Вода набралась быстро, но пуск кораблика на воду большой радости Абдуле не принес: и места мало, а главное, очень скоро бумага промокла, кораблик весь скукожился, превратился в полужидкий комочек цвета дерьма и тут же, прямо на глазах, растворился без остатка… Абдула выпустил из раковины воду. Ладно, с навигацией ничего не вышло, остается аэронавтика… И потом, сколько еще можно придумать игрушек, головоломок!.. Шашки, шахматы с самим собой разыгрывать! Нарды, зари [17]17
«Зари» – игральные кости.
[Закрыть]… Да и там тоже (кивок в сторону монитора) что-нибудь, наверное, найдется… Проживем!
И то сказать, прожить остаток четверга получилось гораздо увлекательнее, нежели утро. Абдула с увлечением сложил несколько бумажных голубей и стал пускать их, выбирая те, что летают получше. Потом отобрал один побольше и два поменьше, запускал большой, и пока тот неторопливо двигался где-то под потолком камеры, Абдула пытался сбить его двумя другими, которые летали побыстрее. Получалось не очень, голуби никак не хотели сохранять прямую траекторию, но Абдула не огорчался: конструкцию доработаю, сам наловчусь… Буду сбивать, буду!
Послеобеденное время пролетело на диво быстро. Когда в последние минуты перед ужином «она» осталась за стеклом одна, Абдула глянул на нее не без вызова и не без торжества: сегодня я выиграл!
Она ответила ему своей обычной иронической усмешкой и сказала:
– Вам не придется заслоняться над унитазом обрывком полотенца, если вы дадите себе труд дочитать до конца инструкцию. Там сказано, как опускать завесу. – И с этими словами она исчезла.
