Текст книги "Кара для террориста"

Автор книги: Анри Мартен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Возиться сейчас с инструкциями не хотелось, Абдула нажал на «Персоналии», и тут же бросилось в глаза «Кимберли Барлоу» – она, эта ведьма!

Почти что против своей воли Абдула нажал даже не обратив внимания, что там их было две, одна над другой, и, оказалось, угодил на старшую, на мать.

На мониторе сразу же открылся обширный газетный репортаж с броским заголовком: «Ким Барлоу – самая молодая миллиардерша за всю историю планеты». И дальше шло вышеизложенное, с цветными и черно-белыми фотографиями: Тим О’Рейли в молодости, Тим О’Рейли в старости, дом Тима О’Рейли в нашем штате, вилла Тима О’Рейли в Калифорнии, Патрик О’Рейли в летной форме, Ким О’Рейли в десять лет, Ким О’Рейли в колледже, наконец, свадьба Кимберли О’Рейли. С этого момента она становится Ким Барлоу.

Кликнув по фотографии Кимберли в подвенечном платье, Абдула вышел на другой репортаж, о свадьбе, подробный и богато иллюстрированный. Таких подробных репортажей Абдула прежде не читал, а читал он спортивные репортажи да колонки политновостей, поневоле кратких и лаконичных. Неторопливый задушевный тон повествования напоминал заинтересованную беседу в кругу семьи, где говорят о самых близких, дорогих людях, о которых интересна мельчайшая подробность.

Вот колледж, где училась Кимберли, сперва общий вид – по-современному импозантный комплекс небольших учебных корпусов: темно-красного кирпича стены, огромные витринные окна, вокруг – зеленые лужайки и кучки невысоких лиственных деревьев (каких, Абдула не знал, он плохо разбирался в ботанике).

А вот комната в общежитии колледжа, которую Ким делила с подругой, – подумать только, внучка миллиардера, она бы весь этот колледж скупила и не заметила, а поселилась в общежитии, и даже не в отдельной комнате! – Абдула чуть не подпрыгнул от возмущения при виде такого лицемерия. Но автор (точнее, авторша) репортажа никакого лицемерия в этом не усматривала, для нее это была самая обычная скромность, простое нежелание привлекать излишнее внимание к своей персоне.

Фамилия «О’Рейли» не редкость у ирландцев, а ирландцы – не редкость в Америке, так что никому в колледже даже в голову не приходило связать веселую, общительную Ким О’Рейли с «Тим О’Рейли Корпорейшн», тем более что в этом штате особых интересов у «Тим О’Рейли Корпорейшн» не имелось.

Только однажды как-то на лужайке между лекциями кто-то из подкреплявшейся гамбургерами компании студентов мимоходом спросил:

– А ты случайно не внучка Тимоти О’Рейли?

– Ну да! – с усмешкой отвечала Ким. – И каждый день прилетаю на занятия в собственном вертолете, ты разве не заметил?

– Тебе бы больше подошло на помеле! – бросил реплику долговязый очкастый студент, сидевший чуть на отшибе от других.

На коленях у него лежала раскрытая книга, а свой гамбургер он держал в стороне от нее на вытянутой руке и, поднося его ко рту, старательно отворачивал лицо от книги, чтобы не капнуть кетчупом на ее страницы. Кимберли даже удивилась, что он вообще расслышал предыдущий диалог, настолько он казался поглощенным своим чтением.

Смысл его реплики до Абдулы дошел не сразу, но потом он вспомнил, что у гяуров на помеле летают ведьмы, а Кимберли с ее густыми темно-рыжими волосами, зелеными широко сидящими раскосыми глазами и слегка выдающимися скулами вполне могла сойти за ведьму. К тому же ведь ирландцы издавна славились своими ведьмами, это Абдула тоже вспомнил. Ну, да, конечно, ведьма, самая настоящая ведьма! Молодец этот парень, как там его?.. Ага, Дэннис Барлоу… Стоп, выходит, он и есть ее будущий муж? – Ничего больше Абдуле это имя не говорило, зато у Кимберли оно сразу же вызвало многозначительные ассоциации, едва только сидевшая рядом подружка прошептала:

– Это Дэннис Барлоу, отделение классической филологии, дипломник… [11]11
  Дэннис Барлоу – персонаж повести Ивлина Во «Незабвенная», молодой английский поэт, работавший в Голливуде. Ухаживая за девушкой, Дэннис дарил ей стихи классиков английской поэзии, выдавая за свои. Когда обман раскрылся, их помолвка расстроилась.


[Закрыть]

– А вы тоже поэт, мистер Барлоу? – подчеркнутым тоном простушки протянула она в его сторону, однако выделив при этом слово «тоже».

– Нет, сам я стихов не пишу… – буркнул парень в ответ, подчеркнув тоном слово «сам», и тут же вновь уткнулся в свою книгу.

Так началось их знакомство, а каких-то полгода спустя последовала свадьба. Дэннис тем временем защитил свой диплом, а Кимберли решила больше в колледж не возвращаться.

Дед был не против раннего замужества внучки, Дэннис ему понравился. Но в брачном контракте по его настоянию появился пункт, согласно которому все деньги Кимберли в случае ее смерти наследовали дети, а не муж, если же Кимберли умрет бездетной, то все ее деньги поделятся между кузенами с племянниками поровну, при этом муж получит равную со всеми долю. (Стоит заметить, что даже такая усеченная доля многократно превышала все материальные амбиции молодого филолога: еще бы, ведь все самые престижные гранты на свете, о каких ему только случалось мечтать или слышать, в совокупности не покрывали даже малой ее части.)

Завещание Тимоти О’Рейли было составлено в таком же смысле, причем все ограничения по наследованию заканчивались на детях Кимберли по достижении ими совершеннолетия. Если же эти дети, один или несколько, умерли бы по вступлении в права наследования, но до достижения совершеннолетия, им бы наследовал не отец, а братья-сестры, а за отсутствием таковых – все те же остающиеся на тот момент в живых кузены и племянники, наравне с отцом. На случай, если бы кто-либо из детей Кимберли вступил в брак и затем скончался бездетным до достижения совершеннолетия, супруг такого ребенка также не наследовал бы его состояния целиком, а только равную со всеми родственниками долю.

Абдулу такое перечисление возможных смертей всех наследников расстроило. Еще бы, получалось, эти неверные не столько боялись смерти, сколько интересовались ее юридическими последствиями!

Не понравилось ему и то, как свободно старый Тимоти обращался со своим огромным состоянием. Такое было вовсе не в обычае у миллиардеров: как правило, они прежде всего пеклись о сохранении и процветании своей империи, и в завещании наследниками назначали тех, кто, по их мнению – истинному или ошибочному, другой вопрос, – были наиболее способны этому содействовать. А Тимоти, не колеблясь, готов был разодрать свою «империю» на куски, лишь бы не обделить ни одного, даже самого никчемного, из огромной кучи своих родственников. Если же для Кимберли делалось исключение, то делалось оно именно для Кимберли, а не для империи. Правда, Тиму О’Рейли и тут, как всегда, повезло: вместе с деньгами внучка унаследовала все его таланты, и даже в превосходной степени, настолько, что, словно бы играючи и как будто не слишком занимаясь делами, она за четверть века более чем утроила состояние деда.

Но это казалось просто сказочным везением. Ничто заранее не указывало на то, чтобы Ким была хоть чуточку способнее содействовать процветанию империи, нежели остальные члены семейства. Такой вот субъективизм со стороны старого Тимоти, и это, повторяем, Абдуле совершенно не понравилось.

Свадебный репортаж ему вообще надоел: дальше пошла бабья дребедень о нарядах невесты, нарядах подружек, церковном убранстве, свадебном обеде, – кто в чем был да что там ели… – Кстати, как там наш ужин? – А, еще полчаса… – Абдула снова поводил большим пальцем правой руки по сенсорной панели, вернулся в главное меню.

И там на глаза ему сразу попалась ссылка, – как это раньше не заметил? – «Наша тюрьма (телерепортаж)».

Больше всего его поражала скорость загрузки: без малейшей задержки, сразу за нажатием, открывались картинки, надписи, меню… Видеофайл мгновенно развернулся на весь экран и чуть не оглушил Абдулу неожиданно громким звуком музыкальной заставки. Впрочем, регулятор виднелся. Абдула укротил громкость и, в очередной раз подивившись: вот это техника! – принялся смотреть.

Да, это был телерепортаж, причем прямо из камеры Абдулы или из точно такой же.

– Хелло, я Эллис Пирсон, – прозвучал уверенный женский голос.

Ведущая, сухощавая блондинка, подтянутая и энергичная, как все американские телеведущие, говорила в большой микрофон, который держала в руке, очевидно, для имиджа: наверняка в какой-нибудь брошке-застежке был у нее микрофон почувствительнее, но если у нас репортаж, надо, чтобы зритель видел ведущего с микрофоном наперевес: так выразительнее. Впрочем, у Абдулы такие женщины вызывали прежде всего раздражение, как раз вот этим своим «имиджем»: нескромная уверенность движений, белый брючный костюм, – шариат не возбраняет женщинам носить шаровары, но только ради скромности под платьем, а эти – таскают брюки, а не шаровары, и вовсе не из скромности, а чтобы подчеркнуть, что ни в чем не уступают мужчинам. «Ну, а не уступаете, тогда не жалуйтесь! – со злостью подумал Абдула. – Будем вас убивать наравне с мужчинами».

– Мы с вами находимся, – глядя в экран, говорила тем временем ведущая, – в помещении, которое мисс Барлоу, директриса данного заведения, называет камерой, а свое заведение в целом – тюрьмой. Однако я должна признаться, – тут ведущая доверительно понизила голос, – что никогда в жизни не видела ничего, меньше похожего на камеру или на тюрьму…

Абдула вынужден был целиком с ней согласиться.

Дальше, двигаясь по камере с раздражающей Абдулу живостью, ведущая словно бы из любопытства стала трогать, щупать, показывать все то, что Абдула уже более-менее в камере изучил: монитор – включила и присвистнула: «Вот это скорость!» – вывела на экран обеденное меню: камера ненадолго показала его наплывом, – потом потрогала окошко для обеда, окошко для напитков между едой, вынула белый пористый стаканчик с чем-то, отхлебнула: «Вау, супер!» – поискав, нашла, куда его выбросить, – Абдула прежде этой заслонки не видел; потом толкнула дверцу в ванную и осмотрела все, вплоть до унитаза, и даже слив нажала, бесстыжая, но душ пускать остереглась, не вовсе дура, а только кран и струйку геля, и комментировала, комментировала…

Абдула нехотя признал, что, будь он потупее, эти комментарии могли бы даже в чем-то ему помочь. Ну, как стюардесса в самолете показывает, как пользоваться дыхательным прибором при аварии. Только стюардесса при этом молчит, жестами обходится, а эта – трещит, не умолкая! – Абдула не вслушивался, но все же не отключался: мало ли что еще покажет… Ведущая тем временем, выйдя из ванной, подошла к шведской стенке, полазила по ней, поотгибалась, – «Вот обезьяна!» – буркнул Абдула, – побегала по дорожке с различной скоростью и все это время трещала, трещала без умолку, а потом, ступив на шаг влево от шведской стенки, приложила ладони к чему-то на стене и прижалась к ней всем телом. Постояла (молча!) несколько секунд, потом отступила, – телекамера тут же уставилась на появившийся на стенке человеческий силуэт и на ярко-зеленые цифры, возникшие там, где у силуэта виднелась голова.

– Вау! – снова испустила вопль ведущая. – Температура, частота пульса, давление! – Вот, значит, как тут это можно мерить, понял Абдула. – А можно еще смерить уровень сахара в крови! Попробуем?

Ведущая хитро улыбнулась зрителям, поднесла палец к невидимой отсюда точке справа от силуэта, тут же ойкнула, отдернула руку, но сразу торжествующе воскликнула:

– Сахар в норме!

Телекамера тут же подтвердила ее слова, показав новые зеленые цифры в окошке и надпись «Normal».

– А теперь, после спортивных занятий и медицинских процедур, не худо и отдохнуть! – воскликнула ведущая и бросилась на кушетку, тут же закинув ногу на ногу. – Удобно, ничего не скажешь! Можно лечь вот так… – Она положила голову на одно возвышение. – Или вот так… – Она ловко, одним движением перевернулась и легла головой уже на противоположное. – Но где же простыни?.. А, вот и они!

Опустив руку, ведущая как бы погладила стенку кушетки, и оттуда потянулась широкая, почти во всю длину кушетки, полоса того же салатового цвета. Ведущая, быстро-быстро перебирая руками, вытянула ее – край автоматически оборвался, – и завернулась целиком: получилось подобие спального мешка.

– Здорово! Очень мягко и гигиенично! А главное, постельное белье меняют каждый день!

Соскочив с кушетки, она сорвала с себя простыню, не удержавшись при этом от пары поз и жестов, напоминавших стриптизершу на подиуме: «Вот, как ни притворяется мужиком, а баба все равно есть баба!» – удовлетворенно хмыкнул Абдула. Впрочем, сценка с налетом эротизма продолжалась лишь одно мгновение: ведущая деловито скомкала простыню в огромный шар и ловко, носком ноги, не наклоняясь, протолкнула в заслонку в изножии кушетки: еще один мусоросборник, – отметил Абдула.

– Мне говорили, – доверительно продолжала ведущая, – что все это, и простыни, и полотенца, можно спокойно отправлять также в унитаз. Вода их со временем растворяет.

Абдула, собственно, так и думал.

– Но все-таки, – ведущая понизила голос и тоном заговорщика обратилась к зрителям: – Вы ведь наверняка уже давно себя спрашиваете: во сколько же все это обошлось?

«Вот именно!» – вслух воскликнул Абдула. Ему стало наконец интересно, а то бы еще чуть-чуть, и собирался выключить

– Давайте не будем гадать, а лучше спросим у самой основательницы и руководительницы этого бесподобного заведения, – ведущая сделала паузу, а потом воскликнула тем «фанфарным» голосом, каким объявляют номера во всяких шоу: – у мисс Кимберли Барлоу!

Абдула даже на мгновение удивился, что за возгласом не последовало никаких закадровых аплодисментов.

Телекамера отвернулась от ведущей и уставилась в прямую стенку, за которой Абдула уже видел сегодня мисс Барлоу. Дальнейшее не могло быть для него неожиданным: точно так же, как меньше двух часов назад, только в обратном порядке, по стенке неуловимо пробежала волна, – и все-таки он вздрогнул, когда вместо гладкой, солидной на вид салатовой поверхности появилась глухая пустота. Впрочем, пустоту немедленно заполнил яркий свет, заливший целиком все помещение, – а не конусом, как перед этим.

Помещение по форме выглядело, как вторая половина полукруглой камеры, в которой находился Абдула. Закругленная стенка была задрапирована темно-коричневой тяжелой тканью, складками ниспадавшей до пола и напоминавшей складки юбки, скрывавшей ноги мисс Барлоу во время предыдущей встречи. Пол и потолок «полукамеры» обтягивало ковровое покрытие того же цвета, но Абдула смотрел не на него. Ровно в центре «полукамеры», заметно дальше от кушетки, чем два часа назад, за массивным полированным столом овальной формы и с глухой передней стенкой сидела мисс Кимберли Барлоу. Цвет полировки напоминал цвет драпировки и покрытия, того же цвета было наглухо застегнутое платье с длинными рукавами, и только белое лицо мисс Барлоу и белые ее ладони выделялись на фоне окружающего. Юбку, скрытую столом, Абдула видеть не мог, но был уверен все равно, что платье то же самое: действительно, не станет же она менять из-за меня туалеты, – подумалось ему какими-то посторонними для него словами. Впрочем, как всякий настоящий мужчина, а не «бабник», Абдула не слишком обращал внимания на женские «туалеты»…

– Мисс Барлоу, – продолжала ведущая уже обычным голосом, и телекамера, мельком скользнув по ней, уставилась прямо в «эту ведьму»: иначе ни говорить, ни думать про эту женщину Абдула уже не мог, – прежде всего хочу поблагодарить вас за любезное приглашение посетить ваше заведение… («Тюрьму», – негромко, но отчетливо поправила ее мисс Барлоу). – Да-да, тюрьму… Но даже транспорт, каким нас сюда доставили, ничем не напоминал тюремный фургон. Во-первых, это был вообще не фургон, а вертолет, но какой! В жизни не видела таких вертолетов: нас совершенно не трясло, и было так тихо – для вертолета тихо, разумеется, но так необычно!

«А что тут обычно?» – хмыкнул про себя Абдула.

– Но что удивительно, – говорила ведущая, а телекамера, как всегда, внимательно следила за живыми ужимками ее подвижного лица, – там не было никаких окон, ни щелочки! Так что мы не могли увидеть, где мы пролетали и как выглядит эта… тюрьма снаружи, ровным счетом ничего!.. Кстати, здесь, – голос ведущей прозвучал так удивленно, словно она только что это заметила, – здесь тоже нигде нет никаких окон: сплошные стены!

Следуя за ее жестом, телекамера прошлась по кругу: сперва салатовые стены, потом коричневые, и окон не было нигде, – даже того окна, которое еще светилось за спиной у Абдулы вечерним светом, не было видно, – а в «коричневой» части к тому же не было и вовсе ничего, кроме стола мисс Барлоу, никаких предметов обстановки, вовсе никаких предметов, и только на столе рядом с ладонями мисс Барлоу лежала в одиночестве, подчеркивавшем ее значение, какая-то внушительная грамота пергаменного цвета: лицензия на право содержать частную тюрьму, наверное! Да, так оно и было: наплыв, камера задержалась на грамоте несколько секунд, но ухватить хотя бы ее суть могли успеть разве что самые продвинутые любители скорочтения.

– В камерах для заключенных, в частности, в той, где вы сейчас находитесь, окно имеется, – подала голос мисс Барлоу. – Они-то, заключенные, смогут вволю любоваться окрестностями тюрьмы, весьма живописными, поверьте мне на слово. Правда, только в одиночестве. В присутствии посторонних окна закрываются, вот как сейчас…

Камера безошибочно повернулась в сторону оконного проема, который только выемкой, но не цветом, выделялся на остальной поверхности стены.

Так, значит, и окно у них прозрачно-непрозрачное… А что еще тут, интересно, бывает непрозрачным… и прозрачным? Догадавшись, что прозрачным тут может оказаться практически все, Абдула поежился: он живо себя представил подвешенным в прозрачном, как аквариум, пространстве…

Ведущая тем временем приблизилась к окну, потыкалась в него пальцем, недоуменно повела плечами и снова повернулась к мисс Барлоу:

– Но почему?.. – она не договорила свой вопрос, выжидательно замерла.

– Потому что сюда предполагается значительный поток посетителей, и вовсе не нужно, чтобы они знали, где именно расположена эта тюрьма. Гарантии безопасности, знаете ли…

– То есть вы собираетесь всех посетителей доставлять сюда, как и нас, в закрытых вертолетах?

– Или автобусах, – кивнула мисс Барлоу, – но точно так же закрытых. Повторяю, из соображений безопасности.

– Но позвольте, – голос ведущей источал недоумение. – Не думаете же вы, что с помощью занавешенных окон сможете надолго удержать в секрете месторасположение вашего… вашей тюрьмы?! При современных средствах слежения!.. Опять-таки, куча народу осведомлены, где именно находится тюрьма: охрана, персонал, судебные чиновники, члены всяких комиссий… – ведущая кивнула на лицензию. – Если кто-то задастся целью выяснить, к его услугам, кроме средств слежения, также подкуп, шантаж, угрозы!..

– Ну, разумеется, я не рассчитываю сохранить надолго свое топографическое инкогнито… – мисс Барлоу слегка улыбнулась, чему Абдула даже не сразу поверил. – Но, во-первых, – продолжала она спокойно, – я совсем не хочу облегчать жизнь тому, кто задался бы целью разыскать мое… «заведение», – она снова иронично улыбнулась. – Пусть ищет, пусть тратит время, деньги и усилия. Пока он тратит их на поиски, чья-то жизнь остается в безопасности… – Мисс Барлоу умолкла. Затем продолжила после короткой паузы: – А во-вторых, вы сами упомянули шантаж и угрозы. Так вот, я хочу оградить от них и вас, и прочих посетителей. Пока вы ничего не знаете, нет смысла вам угрожать и шантажировать.

– Спасибо, конечно, – отозвалась ведущая, – но персонал и прочий осведомленный люд никак не застрахован?

– Персонал и прочий «осведомленный люд» знали, на что шли, поступая на службу и подписывая контракт, и, с одной стороны, принимают соответствующие меры предосторожности, а с другой, – получают соответствующее вознаграждение. Что до членов комиссий, все они доставлялись сюда точно так же, как и вы. Это, собственно, входило в круг их обязанностей: проверить все, вплоть до способов транспортировки. И, судя по результатам, – Кимберли повела ладонью в сторону лицензии, – способы транспортировки их удовлетворили.

– Ну, хорошо, – ведущая собралась с силами для новой атаки: – члены комиссий удовлетворены, персонал получает соответствующее вознаграждение, – наверное, не стоит спрашивать, какое?..

– Нет, почему же! – откликнулась мисс Барлоу. – Вся финансовая сторона нашего предприятия совершенно прозрачна! Вы сможете, как только захотите, получить доступ к любой интересующей вас информации. Но, разумеется, кто сколько конкретно получает, я наизусть не помню.

– Да, разумеется, – согласилась ведущая, – спасибо. Но ваши работники не возражают против такой прозрачности, хотя бы в части их вознаграждения?

– Нет, не возражают. Это оговорено в контракте, и такое неудобство тоже покрывается размером их вознаграждения.

«Ну, стерва! – полувосхищенно выдохнул Абдула. – На все готов ответ!»

На ведущую манеры мисс Кимберли тоже, по-видимому, произвели впечатление, но профессиональный навык взял свое, и она продолжила атаку:

– Ну, ладно, – она легонько тряхнула головой. – Мотивы ваших служащих понятны. Но можно вас спросить, что движет лично вами?.. Может быть, месть?..

– Месть? – Кимберли улыбнулась не без иронии. – Вы серьезно? Я им спасаю жизнь, я помещаю их в такие вот условия, – она провела ладонью в круговом движении, – и это все вы хотите приписать мести?

Ведущая, как видно, не нашла прямого возражения и потому приотступила и зашла с другой стороны:

– Да, условия… Раз уж ваши финансы полностью прозрачны, то не могли бы вы сказать, ну, в целом, без деталей, во что все это обошлось… И кто покрывает все эти расходы?

– Могу, – спокойно кивнула Кимберли и продолжала: – Расходы покрываются за счет созданного мною на мои собственные средства специального частного фонда. Налогоплательщики не тратят на это все ни цента. При этом покупка участка, проектирование, строительство, закупка материалов и оборудования обошлись… – Она спокойным голосом назвала очень крупную сумму. – Ежегодно на содержание тюрьмы, включая зарплату персонала, транспорт, коммунальные услуги и все прочее, предусмотрен бюджет в… – Она тем же ровным спокойным голосом назвала вторую крупную сумму.

Абдула хмыкнул в знак удивления, но больше потому, что просто ждал от себя подобной реакции: любой бы хмыкнул на его месте. На деле Абдула не слишком удивился. Во-первых, он и заранее знал, что речь пойдет об очень крупных суммах, а во-вторых, названные цифры были для него чистой абстракцией. Он прекрасно чувствовал разницу между одним долларом и десяткой, между десяткой и сотней, между сотней долларов и тысячей и между тысячей и десятью тысячами долларов. Это были реальные вещи, с которыми все время приходилось иметь дело, и разницу он чувствовал, что называется, кончиками пальцев. О разнице между десятью тысячами долларов и сотней тысяч он мог судить хотя бы теоретически, поскольку слишком далеко за десять тысяч долларов его личный опыт не заходил. Но разницу между сотней тысяч и миллионом долларов он воспринимал уже чисто умозрительно, а дальше – все терялось в соблазнительном тумане. Один миллион долларов или же восемьсот, Абдула практической разницы не ощущал. Он твердо знал, что ему лично одного миллиона хватило бы за глаза. Ну, двух миллионов. По миллиону на глаз. Особенно в той стране, откуда он сюда приехал…

Ведущая тоже, как и Абдула, нашла нужным изобразить изумление. Наверняка за сумму в десять тысяч долларов ей приходилось забираться немногим чаще и ненамного дальше, чем Абдуле (не на канале CNN работала!):

– Ва-ау!.. – в негромком восхищении выдохнула она. – На такие деньги можно открыть хоть целую сеть гипермаркетов! – но тут же осеклась: – Ой, простите, мисс…

– Ничего-ничего, – успокоила ее мисс Барлоу. – От слова «гипермаркет» я в обморок не падаю…

«Да в обморок ты ни от чего не падаешь!» – со злостью подумал Абдула.

– Но, раз уж мы заговорили о гипермаркете, – ведущая как бы запнулась, – вы позволите спросить?

Мисс Барлоу ободряюще кивнула, и ведущая продолжила:

– Что привело вашу мать в гипермаркет в тот ужасный день? Разве люди… – легкая заминка, – вашей категории…

«Миллиардеры, значит», – уточнил про себя Абдула. Ему вдруг в первый раз подумалось, что это ведь неслыханная удача, что под практически случайный взрыв попалась настоящая миллиардерша! – Но что-то в нем противилось признать удачей такое неслыханное совпадение: миллиардерша в гипермаркете и бомба. Да, что ни говори, а интуиция, – он бы сказал: «чутье», – у Абдулы была…

Все это промелькнуло у него за то мгновение, пока ведущая заканчивала свой вопрос:

– Разве люди вашего класса делают покупки в гипермаркетах?

– Вы правы, – согласилась мисс Барлоу, – люди моего класса очень редко делают покупки в гипермаркетах. Но в тот ужасный день… – голос у нее впервые дрогнул, но только на мгновение: – в тот день мама приехала не покупать… Напротив, мама собиралась продать этот гипермаркет. Она приехала на переговоры с покупателем. Ей захотелось напоследок самой предварительно посмотреть, как там и что… Она приехала за полчаса до встречи…

Мисс Барлоу замолкла, но тут же, только чтобы не затягивать молчания, пояснила:

– Да, гипермаркет принадлежал маме, но больше в этом штате у нас ничего не было, и она решила избавиться от лишнего анклава…

– А теперь в этом штате у вас есть тюрьма, которую вы решили построить вместо гипермаркета.

– Да, это, если угодно, моя частная тюрьма. Законодательство штата это разрешает.

– Частная тюрьма с бюджетом сети гипермаркетов… Простите, мисс Кимберли, а вы не боитесь, что с таким бюджетом ваша тюрьма окажется, как бы это сказать, чрезмерно привлекательной?

– То есть не могут ли найтись придурки, которым так сюда захочется, что они станут совершать ради этого теракты?

– Ну, не совсем ради этого, конечно, однако перспектива попасть не на электрический стул и даже не в обычную тюрьму, а вот сюда может кое-кому облегчить вступление на путь терроризма.

– Нет, – решительно возразила Кимберли. – Во-первых, терроризм – это не путь, это тупик. А во-вторых, именно это и будет демонстрировать моя тюрьма. Может быть, не сразу, но со временем поймут даже самые тупые.

– «Со временем»? – не без сомненья в голосе протянула ведущая. – А сколько может понадобиться времени?

– Не думаю, что слишком много, – отвечала Кимберли. – Я ведь все это завела не для того, чтоб их побаловать… – Абдула снова, уже в который раз, поежился от ее слов. – Они, как вы увидели, не будут тут испытывать ни малейшего физического дискомфорта… – Ведущая кивнула. – На этом фоне душевный дискомфорт скажется гораздо быстрее. Уверена, никто из них не сможет выдержать слишком долго…

Кимберли умолкла, телекамера крупным планом показывала ее решительное лицо.

«Вот тебе «не выдержу»!» – Абдула сделал в ее сторону неприличный жест и выключил монитор. Хватит смотреть всякую дребедень, ужинать пора!

Абдула выдержал два года и четыре месяца. Много это или мало? – Как оценить, пока не выработано никакой шкалы? Ведь Абдула был первым, с кого все началось, и только ради этого ему было обеспечено место в энциклопедиях: как террорист он выделялся не настолько. Возможно, догадайся он сейчас об этом, место в энциклопедиях ему бы польстило и даже слегка утешило, но ни о чем он не догадывался. Все его мысли теперь были заняты ужином. До девяти, конечно, еще далеко, но так другой раз на что-нибудь засмотришься – и жуй потом булочки вместо ужина! – сладкого на голодный желудок Абдула терпеть не мог, а манеру американцев злоупотреблять кленовым сиропом и поливать медом даже жареных цыплят вообще ненавидел.

…Получив свой поднос, Абдула снова включил монитор и стал искать себе кино. Нашел, включил и потом все время ужина и еще долго после наслаждался любимым с детства фильмом «Бродяга» с Радж-Капуром [12]12
  Радж Капур – знаменитый индийский актер и постановщик начала второй половины прошлого века. Его самые популярные фильмы – «Бродяга» и «Господин 420». Во втором не без юмора и забавных приключений показана история со счастливым концом плутоватого авантюриста, что до фильма «Бродяга», его содержание вполне адекватно передается в известной блатной песенке: «Вон там, на горе, в белом доме, – Суровый живет прокурор, – Он судит воров беспощадно, – Не зная, что сын его вор!»


[Закрыть], подпевая сквозь набитый рот: «Авара му, у-уу-у, авара му!» [13]13
  «Бодяга я, а-аа-а, бродяга я!» (хинди): припев песенки Раджа из фильма «Бродяга». Персонажи Раджа Капура, как и Чарли Чаплина, которому он заметно подражал, неизменно носили его имя: «Радж».


[Закрыть]