Текст книги "Волчьи войны"

Автор книги: Анри Левенбрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Анри Лёвенбрюк
Волчьи войны

Выражаю глубокую благодарность Филиппу Мюнху

за великолепное оформление книги

Посвящаю эту книгу моей милой Зоэ

Пролог
Память земли

У земли память не такая, как у людей. Мы думаем, что все знаем об истории и о мире, но в давние, забытые ныне времена существовало много чудес, которые сегодня исчезли без следа. Помнят о них только деревья, да небо, да ветер… И вот однажды ночью в те далекие от нас времена земля увидела, как пересеклись пути двух миров.

Чудесный осенний день клонился к вечеру. Лето прошло, и о нем напоминали лишь последние листья да зверьки, рыщущие в поисках припасов на зиму. В кронах хвойных деревьев на склонах Гор-Драка гудел ветер. Наступали сумерки.

Он пришел с юго-запада. С шапкой на голове и мешком за плечами он решительно шагал на север Гаэлии. Его цель, одинокое строение, возвышавшееся на таинственном полуострове, была еще далека. Ему предстояло получить образование в хранилище всех тайных знаний друидов, дворце Сай-Мина.

Это был Катфад, сын Катубатуоса. В самом его имени был знак судьбы. Ему суждено было стать Великим Друидом, прийти в мир людей и поделиться с ними своими знаниями.

Быть может, случай привел его этим осенним вечером именно сюда? А может быть, Мойра? Это место ничем особенным не отличалось, но именно здесь, в нескольких часах ходьбы от Атармайи, у скалы, разделяющей два мира, решил он остановиться на ночлег.

У самого входа в Сид.

Только после ужина, состоявшего из зайчатины и собранных поблизости плодов, юноша обратил внимание на странные очертания скалы, у которой расположился. Это был высокий дольмен с идеально гладкой поверхностью. Подобный каменному великану, он, казалось, наблюдал за путником сверху.

Юноша медленно поднялся и подошел к скале. Она отбрасывала глубокую тень. Было необычайно тихо. Тот, кому предстояло стать друидом, протянул к скале руки, желая коснуться ее. Она имела настолько правильные очертания, что казалась творением божества.

Затаив дыхание, с величайшей осторожностью коснулся юный Катфад серой поверхности скалы. И вместо холодного камня ощутил внезапно нечто теплое, нежное, почти живое. Удивленный юноша сделал шаг назад, и тут ему показалось, что цвет скалы изменился. Катфад поднял голову. Может, это игра лунного света? Нет, свет луны был все таким же бледным, а камень постепенно становился красноватым.

Юноша отошел чуть дальше. Откровенно говоря, он немного испугался. Вдруг скала зашевелилась, и в бликах лунного света на поверхности камня появилась человеческая фигура. Это был силуэт женщины. Необычайно красивой женщины. Очертания ее становились все яснее. Будто понемногу приближаясь, вырисовывались линии тела, лицо, глаза.

Изумленный Катфад в оцепенении наблюдал сказочное видение. Женщина смотрела на него. Она ему улыбалась. Красноватое мерцание за ее спиной исчезло, и вот она уже перед ним, во всей своей реальности.

Она была прекрасна какой-то дикой красотой. Черные волосы, большие голубые глаза, смуглая, как у южан, кожа. Стройная, очень хрупкая.

Она не произнесла ни слова. Плавным движением, будто танцуя, открыла юноше объятия, подошла к нему и, нежно улыбаясь, взяла за руки.

Ни одного слова. Только взгляды и дыхание. Тела их сблизились и, обласканные лунным светом, слились под покровом молчаливой ночи. Вот так все это и произошло. Утром Катфад проснулся и сразу открыл глаза. Осеннее солнце уже давно поднялось. Он огляделся. Женщины не было. Скала при свете дня ничем не отличалась от других.

Изумленный юноша молча поднялся на ноги. Ничто не подтверждало его ночных воспоминаний. Но он был уверен, что это не сон. Его тело помнило все.

Катфад не знал женской любви. И не узнает. Это случилось с ним всего один раз. И никогда больше не увидит он ту, что подарила ему любовь.

Сид навсегда закрыл свои врата.

Глава 1
Лугнасад

Нигде во всей Гаэлии не было волчицы белее, чем эта. Сказители былых времен звали ее Ималой, что на нашем языке означает «белая». Ее нельзя было спутать ни с одним другим волком острова, и не только белый мех отличал ее от сородичей. Все в ней было особенным – походка, взгляд, благородная посадка головы. К тому же в ее жизни уже случались встречи с людьми. Сейчас путь ее лежал к северу. Она не спеша продвигалась вперед, наслаждаясь всеми благами лета: зеленью травы, свежестью земли, обилием растений и дичи – косуль, зайцев и перепелок. Время от времени она ложилась на бок и грелась в солнечных лучах, встряхивая головой, чтобы отогнать слишком близко подлетавших к ней насекомых.

Имала не могла не узнать оставленные повсюду метки. Они означали, что она все еще находится на территории своей бывшей стаи. Но это ее вовсе не беспокоило. Ведь она одержала победу над предводительницей, старой Аэной, в долгой битве на глазах у всех сородичей доказала свое превосходство. Аэна уползла, поджав хвост и волоча брюхо по земле, и остальные волки смирились с этим. Теперь никто из них не посмеет встать на пути Ималы. По крайней мере, в ближайшее время.

Она могла остаться в стае и занять место Аэны. И была бы прекрасной предводительницей. Молодой, сильной, отважной. Но Имала стремилась к иному. К чему-то, неподвластному пока ее разуму. Инстинкт увлекал ее вдаль, на север, и она без сожаления покинула стаю. Теперь волки, наверное, прогонят Аэну, ведь она утратила свой авторитет. Другая молодая волчица вызовет ее на бой и, наверное, победит. Таков закон природы. Редко бывает, чтобы вожак оставался во главе стаи всю жизнь. И Аэна покорно уйдет, Аэна, некогда изгнавшая Ималу, убившая ее детенышей. Но Имала этого не увидит. Ее ожидают другие дела.

Весело помахивая хвостом, она двигалась к северу, следуя за той из мира людей, что явилась ей, приблизилась и обласкала… Волчица, разумеется, не отдавала себе ясного отчета в собственных действиях, она лишь искала эту темноволосую девушку.

Через несколько дней Имала поняла, что вышла за пределы территории, принадлежавшей ее бывшей стае. Нельзя сказать, чтобы она почувствовала себя при этом увереннее, напротив, стала еще более осмотрительной – чаще останавливалась и внимательно прислушивалась к каждому звуку, ниже пригибалась к земле, прижимая уши.

Голод все сильнее давал о себе знать. Но охота на крупную дичь – трудное дело для одиночки. Да и лес, полный разнообразной живности, остался далеко позади. В этих местах зайцев было гораздо меньше, а открытых пространств, где легче убежать от хищника, намного больше.

Так и не добыв никакой пищи, волчица продолжала бежать к северу. Незадолго до наступления вечера она вдруг замедлила бег – до нее донесся какой-то знакомый запах. Подчиняясь инстинкту, Имала затаилась в зарослях высокой травы. Она была уверена, что в нескольких перебежках, на востоке за холмами, пасется стадо баранов, слабых, трусливых и медлительных животных. С ними она легко справилась бы и в одиночку.

Имала облизнулась, осторожно поднялась на лапы и направилась к холмам. Она бежала к цели не прямо, а по кривой, чтобы выйти к стаду сбоку, пока легкий ветерок, который дул ей навстречу, будет относить в сторону ее запах и звук шагов. Вскоре она их увидела. В стаде было не более десятка баранов. Но ей хватит и одного.

Вначале надо выбрать. Наметить самого слабого, того, которого будет легче догнать. К чему лишние усилия?

Время от времени, когда какой-нибудь баран поднимал голову, Имала останавливалась, потом вновь осторожно приближалась, не выпуская стадо из виду. И вот до намеченной жертвы остается уже не больше нескольких метров, а ее так и не заметили. Наконец бараны все же насторожились. Один из них явно почуял опасность и принялся громко блеять, вслед за ним забеспокоились остальные. Пора нападать. Имала изготовилась. Она уже выбрала жертву – молодого барашка, который пасся на ближнем к ней краю стада. Некрупного, хромого, догнать его не составит труда. Волчица уже приготовилась к прыжку, как вдруг до нее долетел еще один запах. Запах другого животного, не барана. Она была здесь не одна.

Имала тотчас замерла и вновь побежала вокруг стада, пытаясь разглядеть сквозь высокую траву источник нового запаха. На этот раз бараны ее заметили. Испугавшись, они на мгновение застыли на месте, но тотчас инстинкт самосохранения одержал верх, и стадо бросилось бежать. Бараны толкались, прыгали, бросались то в одну, то в другую сторону. Что-то тут не так. Что-то непонятное заставляет их менять направление. И все же, несмотря на пугавший ее незнакомый запах, волчица решила догнать стадо. Она приблизилась к баранам, но пока не нападала. И тут внезапно поняла, в чем дело.

Стадо охраняла собака. Только сейчас волчица заметила метавшееся среди белых спин баранов серое пятно. Собака была небольшая, но сильная. И полная решимости защищать стадо. Обычно в таких случаях волки отступают, но Имала сильно оголодала, а ее незримая связь с людьми придавала ей уверенности.

Волчица сделала попытку подойти к стаду с левого края. Намеченный ею барашек был недалеко, и, возможно, ей удастся схватить его, прежде чем собака успеет до них добежать. Резкий прыжок – и Имала бросилась к стаду. Изменив направление, она неслась теперь прямо на обезумевших от страха баранов.

Но собака была начеку и тут же с громким лаем рванулась к волчице. Имала повернулась и медленно побежала прочь от стада.

И вдруг собака решила сама наброситься на хищника. Оскалив клыки и напружинив передние лапы, она громко зарычала, пристально глядя на волчицу.

Имала не спешила вступать в бой. Она была крупнее собаки, но долгий путь и голод истощили ее силы. Она остановилась, не принимая, однако, боевой позы и продолжая поглядывать на прихрамывавшего неподалеку молодого барашка. Собака, должно быть, перехватила этот взгляд. Она зарычала еще громче и в несколько прыжков приблизилась к волчице. Бараны за ее спиной блеяли все громче.

Имала оскалилась в ответ, обнажив длинные острые клыки, и собака прыгнула на нее. Волчица взметнулась вверх, и, широко раскрыв пасти, целясь друг другу в глотку, противницы слились в единый клубок. Упав на землю, они прокатились так несколько метров, не ослабляя хватки. Едва одна из них дотягивалась до горла другой, как тут же задние лапы соперницы страшным ударом отбрасывали ее от цели. Внезапно они вскочили и, переводя дыхание, уставились друг на друга, примериваясь к следующей атаке. Бой шел на равных. Волчица была стремительнее, собака сильнее – не мирное домашнее животное, а свирепый, натасканный на смертельные бои зверь. Зато волчица могла рассчитывать на свои острые зубы и мощные челюсти.

Не переставая громко рычать, собака снова бросилась на нее. Имала едва успела уберечь от ее клыков бок, как собака вцепилась ей в верхнюю часть бедра. Взвыв, волчица вырвалась. Боль удвоила ее злость, и, подчиняясь теперь только одному инстинкту – убивать, она кинулась на соперницу. Ее левая передняя лапа ударила собаку по морде, когти рванули глазное яблоко и вонзились в окровавленную глазницу. Собака взвыла от боли и повалилась на бок, пытаясь высвободиться. Но Имала не дала ей опомниться. Пользуясь секундным замешательством противницы, волчица рванулась к ее горлу и глубоко вонзила в него клыки. Вой собаки затихал по мере того, как волчица рвала ей голосовые связки. Чужая кровь залила белый мех Ималы и густыми ручьями потекла по шее. Она тряхнула головой, мощным ударом расколов затылок обессилевшей собаки, и та уже больше не шевельнулась. Когда волчица разжала зубы, ее противница была мертва, бараны убежали. Не мешкая ни секунды, Имала кинулась догонять оставшееся без охраны стадо, бросив на равнине изуродованный труп своего дальнего сородича.

Это лето могло бы стать обычным для долины песков. Солнце рассыпало по земле блики, будто осколки стекла. Небо напоминало безбрежный спокойный океан. Лишь изредка в нем появлялась хищная птица, прочерчивая на синей глади правильные круги, подобные тем, что расходятся от упавшей капли воды. Нигде ни тени, разве что под камнями, где неосторожным движением можно было разбудить спящих скорпионов.

Да, это лето могло стать обычным, но на горизонте угадывалось какое-то смятение, знаменовавшее начало новой эры. Слышались звуки боевой песни. За красными холмами у края долины, почти на краю земли, медленно продвигались к северу нескончаемые вереницы воинов. Огромными змеями ползли они вдали, поднимая тучи пыли, заполняющие тяжелый полуденный зной.

Это были горгуны. Полчища горгунов. Ряды копий и доспехов, свирепый взгляд налитых кровью глаз, мускулистые зеленые тела, изуродованные шрамами. Никакая сила не сумела бы остановить эти колонны воинов, движущиеся к одной точке, ослепительно сверкающей под августовским солнцем, – чертогу Шанха.

Маольмордха созвал всех горгунов Гаэлии. И вот уже много дней сходились они к нему целыми толпами. Он был Носителем Темного пламени. Он был их Властелином. Воплощением их мести. Во имя него и по его воле должны были они сокрушить друидов. В этом было их предназначение, эта высшая цель заставляла биться кровь в их жилах.

Мало кому из подданных Маольмордхи представлялась возможность – и сама мысль об этом леденила им душу – взглянуть в глаза своему господину. Считалось даже, что это дурное предзнаменование, что те, кому случалось встретиться с Хозяином взглядом, непременно погибали в течение ближайших часов, дней или недель. Тот, кто стоял теперь перед ним, не стал исключением. Едва ступив в тронный зал, самое темное помещение дворца, он сразу понял, что живым ему отсюда не уйти.

Маольмордха молча сидел на троне из человеческих костей. Лава, кипящая в гигантских чашах, отбрасывала на стены тусклые красноватые отблески. В полной тишине слышно было только звяканье цепей на ногах изуродованной рабыни и бульканье лавы. В ожидании гонца Хозяин запретил себя беспокоить. Медлительность горгунов приводила его в ярость. А тому, кто принесет плохие вести, вообще не сносить головы.

Так все и вышло. Узнав о гибели Князя герилимов, Маольмордха пришел в бешенство. Крик его разорвал вязкую тишину тронного зала. Он вскочил и обеими руками схватил гонца за голову, глядя ему прямо в глаза. Тот задрожал всем телом. Ему хотелось закричать, но страх сковал его волю. Он не чувствовал ни слез, текущих из его глаз, ни своего пересохшего горла. Руки Маольмордхи сжимались все сильнее и сильнее, как в тисках сдавливая голову гонца. Щеки несчастного побагровели, глаза налились кровью, она бешено стучала у него в висках, в ушах звенело. Маольмордха стиснул руки еще сильнее, и гонец понял, что это смерть. Кости черепа хрустнули в руках его мучителя. Их острые осколки вонзились в липкую массу, образованную мозгом и кровью, и бездыханное тело гонца рухнуло на пол.

Яростный крик Маольмордхи наконец затих. Даже эхо его, казалось, сразу умерло. Будто само время внезапно остановилось. Или же, напротив, ускорило свой ход и совершило гигантский скачок вперед. Повелитель горгунов сделал шаг назад и вновь уселся на трон.

Значит, эта дрянь победила Зультора. Он не мог в это поверить. Айн'Зультор, Князь герилимов, владеющий ариманом. И его смогла одолеть тринадцатилетняя девчонка! Маольмордха прикрыл воспаленные глаза. Теперь ему нужен другой воин. Новый полководец. Тот, кто поведет горгунов к победе, уничтожит девчонку, а заодно и всех друидов. Но никто из его окружения на это не способен. Ни один из его воинов не мог сравниться с Зультором. Придется искать. Выбора не оставалось. Горгунам нужно найти вожака.

Необычного вожака.

Фингин находился в своем новом жилище, наполненном летним зноем. Это была уже не тесная темная каморка ученика, и даже не комната побольше, в каких жили обычные друиды. Эрнан назначил его Великим Друидом, и теперь Фингину принадлежали роскошные покои, положенные тринадцати друидам его ранга.

Все произошло невероятно стремительно. Через несколько дней после его посвящения события последовали одно за другим, и с каждым днем мир, казалось, становился все безумнее. Смерть Айлина, Аодха и Альдеро. Бегство Алеи, девочки, называющей себя Самильданахом. Уход вслед за ней Фелима и Галиада. Затем Фингин назначил Эрвана своим магистражем, и тот отправился искать Алею на дорогах Гаэлии…

Эрван. Его самый близкий друг, который последние семь лет провел рядом с ним в Сай-Мине, разделяя все его сомнения и его радости. Где он теперь? Разыскал ли он отца? Удалось ли ему спасти девочку? Фингин знал только одно: Эрван жив. В этом он был уверен, ведь связь друида со своим магистражем настолько сильна, что если один из них погибал, другой сразу же это чувствовал… Значит, Эрван жив, но где он теперь?

Фингин подошел к окну. На красном бархате портьер красовался вышитый Дракон Мойры. Несмотря на жару, магистражи проводили на улице занятия с учениками. Дворец Сай-Мина застыл в тревожном ожидании. Вскоре могла начаться война, и, возможно, не одна – с каждым днем стране грозила все новая опасность. Из-за возвращения туатаннов на Гаэлию, казалось, стремительно надвигались неотвратимые потрясения. Если только причиной этого были действительно туатанны…

Самый юный из Великих Друидов приоткрыл окно, впустив в помещение немного свежего воздуха. Лето было в самом разгаре. Завтра, несмотря на тревожные хлопоты Совета, будет отмечаться Лугнасад, королевский праздник. Главные церемонии пройдут в Провиденции, при дворе короля Галатии Эогана и королевы Амины, по всей стране будут праздновать лето, играя свадьбы, устраивая ярмарки и гуляния с пением песен и чтением стихов, а в Сай-Мине друиды совершат обряд в честь Лугнасада у столетнего дуба посреди главного двора. Обычно они приглашали короля во дворец Сай-Мина, и он присутствовал при совершении этого священного обряда. Но в этом году женитьба короля, а также распри с Харкуром помешали организовать его приезд. Фингину, впрочем, казалось, что тому были и другие причины. За официальными объяснениями он видел скрытые разногласия.

Друид вздохнул. За окном обитатели Сай-Мины готовились к предстоящему празднику. Но сам он с трудом заставлял себя об этом думать. Сейчас ему трудно было сосредоточиться на чем бы то ни было. Его терзала печаль. Ему так не хватало Эрвана…

Каждый раз с наступлением вечера трое путников устраивали привал в нескольких шагах от дороги, разводили костер и вместе ужинали, наслаждаясь долгожданной вечерней прохладой. Днем природа дышала, наполненная яркими красками, запахами, сиянием солнца. А летние ночи дарили путникам небеса, полные звезд.

После ужина Фейт брала в руки арфу и играла Мьолльну новые мелодии, которые тот старался повторить на волынке. Она посвящала его в тайны звуков Печали, неизъяснимо грустных напевов, хранимых поколениями бардов. Гном был в восторге. Мечта стать бардом уже не казалась ему столь призрачной. Фейт вела его по верному пути. С ней каждый вечер ему открывались новые глубины в музыке, и дурные воспоминания улетали прочь.

Ежевечерние рыдания волынки как нельзя лучше соответствовали расположению духа Алеи. Гибель Фелима тяжким грузом легла ей на сердце. С каждым днем она все сильнее ощущала, как не хватает ей этого старого человека. Да, он был строг и суров, и она, конечно, много раз обижалась на него, не подчинялась его требованиям, не отвечала на вопросы, и тем не менее очень привязалась к нему: он единственный из друидов взял ее под защиту. Более того, ради нее он пошел на то, что его исключили из Совета. Как ей хотелось теперь отблагодарить его за поддержку, сказать, что, несмотря ни на что, она верит ему. Но Фелима уже не было в живых.

Вот почему после того страшного боя в Борселийском лесу Алеа стала так молчалива. В ее глазах застыло сожаление и огромная неуверенность в себе. Несмотря на то что оба ее друга были рядом, она чувствовала себя очень одинокой. Фейт и Мьолльн пытались развлечь девушку, но в глубине души понимали, что это ей не поможет. Алее надо было получить ответы на свои вопросы. Она увидела так много. Ей открылось столько тайн.

Она замкнулась в себе, лишь изредка сдержанной улыбкой отвечая на безуспешные попытки друзей развеселить ее. Но она по-прежнему была очень красива. Друиды дали ей новую одежду, Фейт подрезала ее волосы до плеч. Алеа больше ничем не походила на жалкую бродяжку, какой выглядела раньше. Голубое с золотой отделкой платье и белый плащ очень шли ей. У нее остался дубовый посох Фелима, и Алеа всегда носила его с собой. Этот посох, а также его брошь, которую она приколола себе на грудь, напоминали ей о друиде, и Алею мало заботило, что скажет об этом Совет. Порой она несла длинный посох на плече, но чаще всего опиралась на него при ходьбе, чувствуя исходящее от него необыкновенное тепло. Словно под резной поверхностью этого дубового посоха скрывалась энергия саймана.

– Мьолльн, у тебя получается все лучше и лучше, – тихо сказала она, когда гном доиграл новую мелодию Печали.

Тот, казалось, удивился. Он уже давно не слышал от Алеи ни слова, а тем более похвалы.

– Благодарю тебя, метательница камней. Но всем, что я умею, я обязан Фейт! Вы, бардесса, мой лучший учитель…

– Благодарю вас, господин Аббак.

Фейт тоже была не в лучшем расположении духа. В ее грустном голосе звучали сожаления о ста днях. Ста днях, которые она провела, расставшись с голубыми одеждами бардов, в неотступных мыслях о мщении. Ей тоже нравилось заниматься музыкой с Мьолльном, но она знала, что это лишь краткая передышка в борьбе, которую она поклялась довести до конца. И каждую ночь мысли о Маольмордхе, гоня прочь сладкий сон, не давали ей покоя.

Некоторое время все трое молчали, с пониманием глядя друг на друга.

– Фейт, – вдруг сказала Алеа, – а я знаю, о чем ты думаешь.

Бардесса удивленно приподняла брови. Ее не переставала поражать проницательность столь юной девушки.

– О Маольмордхе, – продолжала Алеа, – ведь так? О своей клятве. Я пообещала себе то же самое. Отомстить за трактирщика и его жену. И за Фелима.

Фейт задумчиво кивнула:

– Мы должны выполнить наше обещание. У нас нет другого выхода. Но прежде чем мы найдем убийцу, нам надо еще многое успеть сделать.

Гном положил волынку и, приподняв одну бровь, слушал этот разговор. Ему явно не понравился серьезный тон Фейт.

– Эге! Что вы там еще надумали? Хотя, признаться, я не прочь отложить визит к этому Маоль-как-его-там!

Алеа успокаивающе улыбнулась ему и пояснила:

– Сначала мне надо отыскать Эрвана и Галиада.

Гном и певица обеспокоенно переглянулись. Они помнили, какой хаос воцарился после битвы с Зультором. Как внезапно исчезли тогда магистраж и его сын.

– Говорю вам, они живы, – настойчиво произнесла девушка. – Не знаю точно, где они сейчас, но они живы. К тому же…

Алеа помолчала немного, глядя по очереди то на одного, то на другого.

– Помните, я говорила вам, что рассказали мне сильваны в ту ночь, когда мы были у них в лесу? Они сказали, что мне предстоит исполнить… три пророчества.

Она снова смолкла, глядя в пустоту, а потом сказала – уже словно не друзьям, а себе самой:

– Три пророчества. Возможно, это и есть ответы на мои вопросы. Объяснение. Путь, по которому надо идти. Три пророчества.

Фейт с сожалением пожала плечами:

– Я так хотела бы тебе помочь, Алеа, но с пророчествами связано столько легенд, столько разных событий… Я не знаю, о каких именно говорили сильваны. Откровенно говоря, не припомню ничего, что могло бы касаться именно тебя. С другой стороны, все они так или иначе связаны с тобой…

– Ба, Фейт, да вы говорите совсем как друиды, – усмехнулся Мьолльн.

Алеа кивнула, но взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то вдаль.

– Мне надо идти в Мон-Томб, – еле слышно, но уверенно сказала она.

– В Мон-Томб? – воскликнул гном. – Вот это да! В графство Харкур? Не думаю, чтобы там нас очень-то ждали… Как же! Нужен им гном, играющий на волынке, бардесса, исполненная жаждой мести, и девочка, считающая себя величайшим из друидов!

– Я пойду одна, – возразила Алеа.

Гном возмущенно фыркнул в седую бороду.

– Вот еще глупости! – воскликнул он. – Ни я, ни Фейт – мы не отпустим тебя одну, метательница камней! Ты что, совсем с ума сошла?

Фейт положила руку гному на плечо и обратилась к Алее:

– Ты хочешь пойти в Мон-Томб? Что ж, возможно, там и в самом деле найдется разгадка этих таинственных пророчеств. Думаю, ты права. Но мы пойдем вместе, Алеа. Ты ведь знаешь, впредь мы всюду будем следовать за тобой, я и Мьолльн. Но нам следует быть осторожнее. Я уже бывала в графстве Харкур и знаю тамошние обычаи. Я сделаю все, чтобы ты нашла то, что ищешь. Ты же даже читать не умеешь, Алеа, ты не сможешь обойтись без меня. Без нас.

Девушка, улыбнувшись, кивнула.

– Фу, – проворчал Мьолльн, – снова-здорово! Клянусь предками-гномами, вы обе сумасшедшие!

Внезапно Фейт вскочила на ноги.

– Ты слышала? – спросила она.

Алеа кивнула. Она оглядела деревья и скалы в поисках того, что могло произвести звук, который они обе только что услышали.

Подойдя к ней, гном сердито спросил:

– Что там еще?

– Может быть, ничего, – прошептала Фейт, указывая на кроны буков, – но я что-то там слышала. Сейчас посмотрю…

– Подожди! – остановила ее Алеа.

Девушку наполняла энергия саймана. Теперь он всегда был в ней. Неощутимый. Готовый в любую минуту хлынуть в вены. При малейшей опасности он сразу овладевал ее телом. Она закрыла глаза и попыталась припомнить, что делал Фелим в тоннеле Борселии. Понемногу она начала вспоминать. Он направил сайман перед собой и с его помощью обследовал темное пространство.

Алеа сосредоточилась. Осторожно попыталась выплеснуть сайман наружу, как волну, ласково накрывающую песок. Энергия поднялась к ее плечам, перешла в кисти рук, в кончики пальцев. Еще немного – и у нее получится.

Мьолльн и Фейт с тревогой смотрели на девушку. Во взгляде гнома промелькнуло что-то похожее на укор. Друзьям не нравилось, когда Алеа становилась такой. Они не понимали, что с ней происходит. Видели только, что она закрывает глаза, хмурит брови и ведет какую-то неведомую им внутреннюю борьбу. Но они не смели ей мешать. Алеа была еще совсем юной, но в такие минуты она их просто пугала. Им уже приходилось наблюдать ее удивительные способности. И они знали, что не в силах и не вправе ей мешать.

И тут сайман распространился вокруг нее подобно медленно растекающейся лаве невидимого вулкана. Магические волны росли, незаметно пронизывая окружающее пространство. И Алеа мысленно увидела все вокруг. Своих друзей. Деревья. И то, что было дальше, за ними.

Внезапно лицо девушки, до того непроницаемое, совершенно преобразилось. Она вздохнула и широко открыла глаза. Оба ее спутника вздрогнули.

– Ничего страшного, Фейт. Это лошади. Они там, – сказала она, направляясь в сторону деревьев. – Я даже думаю…

– Что? – спросил, следуя за ней, гном.

Но получил ответ на свой вопрос раньше, чем Алеа успела что-либо произнести.

– Алраган! – воскликнул он, увидев своего пони, появившегося из зарослей. – Вот это да! Как ты здесь очутился?

У Фейт вырвался вздох облегчения. Значит, там, за деревьями, их пони. Они пришли, словно почувствовали, где искать своих хозяев. Здесь были и Алраган, и Дулия, пони Алеи, и три лошади.

Алеа подбежала к своему пони, следом за ней к животным бросился Мьолльн. Испугавшись, они бросились наутек.

Друзьям пришлось немало за ними побегать, прежде чем удалось успокоить их и привязать. Животных накормили, а потом вознесли благодарность Мойре за их возвращение.

– Это, должно быть, добрый знак, правда ведь? – радовался Мьолльн.

– Без сомнения, – ответила Алеа.

Девушка подошла к лошади Галиада. На ней, как и на других, было седло. Когда все они входили в лес сильванов, Галиаду пришлось оставить лошадей, и он даже не успел их расседлать. Уже тогда Алеа заметила привязанный к его седлу кожаный мешочек. Он и сейчас был на месте. Заинтересовавшись, она приподнялась на цыпочки и развязала его. Внутри оказалась повязка из голубой ткани, которую Галиад надевал на голову в жаркие дни, когда шлем его сильно нагревался. Алеа вынула ее, бережно сложила и спрятала в сумку. Эта повязка поможет ей чаще вспоминать человека, который в свое время так помог ей. Алеа поклялась как можно скорее разыскать Галиада. Полоска ткани не даст ей забыть об этом обещании.

Друзья вернулись к костру. Уже совсем стемнело, и Мьолльн явно клевал носом.

– Ну, вы ложитесь, а я пойду пройдусь, – сказала Алеа.

Гном пристально посмотрел на Фейт. Он пытался разглядеть в ее лице следы того же беспокойства, какое испытывал он сам по поводу ночных отлучек Алеи. С тех пор как они покинули Борселию, девушка каждый вечер уходила куда-то одна, отказываясь от предложений друзей сопровождать ее, и никогда не рассказывала, куда она отправляется.

Вот и теперь она поднялась и, ничего не объясняя, только махнув друзьям рукой, ушла в темноту.

Мьолльн проследил, как ее силуэт исчезает за ближними деревьями. Вздохнув, он укрылся одеялом в надежде, что сон избавит его от волнений.

За несколько часов до ужина Фингин решительным шагом вышел во двор Сай-Мины. Стараясь не привлекать внимания слуг и магистражей, он подошел к двери пекарни и постучал.

На пороге тут же появился пекарь. Это был улыбчивый, краснощекий юноша с лучащимися добротой глазами. Он вытер о фартук перепачканные мукой руки.

– Учитель Фингин! – воскликнул он, приглашая гостя войти.

Фингин вошел, качая головой.

– Асдем, не называй меня учителем! Ты ведь всегда звал меня просто Фингином, не понимаю, почему теперь…

– Но ты ведь теперь Великий Друид! – возразил Асдем, придвигая гостю стул.

– Да, но мы с тобой друзья. Прошу тебя, зови меня по-прежнему, – сказал друид, устраиваясь за столом пекаря.

Молодые люди с улыбкой взглянули друг на друга, радуясь встрече. События, произошедшие в последнее время, не позволяли им часто видеться.

Пекарь тоже сел за стол. Они с Эрваном были лучшими друзьями друида. Семь лет назад все трое одновременно явились в замок Сай-Мина, и за эти годы между ними возникла и укрепилась самая близкая и искренняя дружба.

– Ну что, прибавил тебе забот Лугнасад? – спросил Фингин, бросив взгляд на булочки, разложенные на противнях.

– Оставь ты Лугнасад… Лучше скажи, что тебя ко мне привело? – ответил Асдем, наливая другу вина.

– А сам ты как думаешь?

– Эрван?

– Ты знаешь, где он? – быстро спросил Фингин.

– Нет.

– Я тоже. Я… Я пришел спросить, нельзя ли разузнать через твоих знакомых, где он сейчас. Ты ведь знаешь стольких ремесленников, бардов, странников…

Пекарь кивнул:

– Постараюсь. Я думал, вы там все знаете… Думаешь, он в опасности? – спросил он взволнованно.

– Эрван жив, это точно. Но я понятия не имею, где он. Он отправился на юг искать ту девочку, которая убежала отсюда. Но куда именно?…