Текст книги "Волчьи войны"

Автор книги: Анри Левенбрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Да, Совету иногда приходилось прибегать к манипуляциям, но это было необходимо. И теперь, когда Фингин стал членом Совега, он искренне намеревался употребить все свои силы на то, чтобы его братья принимали только справедливые решения. Ему хотелось бы сыграть роль того, кто оградит их от ошибок. Сознавая тщеславность собственных побуждений, он успокаивал себя тем, что тщеславие не бывает чрезмерным, если служит доброму делу.

На последнем заседании Совета были назначены дата и тема следующего. Было решено обсудить вопрос о Маольмордхе. О том, кто был когда-то Великим Друидом, но покинул Совет и выступил против него, объединившись с герилимами и получив от них магическую силу – ариман. Соединение саймана с этой новой энергией сделали Маольмордху могущественным и опасным. Многие годы Совет пытался его найти, и Альдеро все же удалось это сделать. Великий Друид погиб в поединке с Отступником, но его смерть позволила Совету обнаружить врага. Маольмордха находился в чертоге Шанха. Фингин, в отличие от остальных Великих Друидов, не имел представления о том, где находится это мрачное место. По их глазам можно было понять, что даже им оно внушает ужас.

Заседание, однако, состоялось гораздо раньше намеченного срока. Такое случалось все чаще и говорило о возрастающем по всей стране напряжении.

Фингин брил голову, когда в его дверь постучали. Служитель сообщил, что заседание Совета состоится через полчаса. Юный друид поблагодарил его и закончил приготовления. Обычно Великим Друидам брили головы слуги, но Фингин всегда делал это сам. Это стало для него своего рода ритуалом. Приятным обрядом, который он совершал с неизменным удовольствием. Ему нравились и прикосновения лезвия к коже, и точность движений, позволяющая избежать порезов, и то, что при этом нужно было сохранять немалое самообладание…

Бритые головы стали отличительным знаком друидов. Но этот обычай имел свою предысторию. Когда– то давным-давно головы брили воины, чтобы при рукопашном бое враг не смог схватить их за волосы. Позже бритая голова стала символом искренности, чистоты помыслов…

Фингин надел белую мантию с вышитым на груди красным Драконом Мойры – знак своей касты. Затем не спеша оглядел свой наряд, взял дубовый посох и вышел из комнаты.

Он шел по оживленным коридорам Сай-Мины и думал о том одиночестве, какое он ощутил, став Великим Друидом. То ли подобная холодность принята среди членов Совета, то ли ему не могут простить его юный возраст… Фингин не только оказался самым молодым Великим Друидом за всю историю существования братства, но и, что еще хуже, пробыл простым друидом меньше года. И тем, кто еще недавно относился к нему как к ученику, сегодня приходится общаться с ним на равных. Впрочем, поговорить с Фингином приходил один только Эрнан, Архидруид. Разумеется, это тоже нравилось далеко не всем… Фелим относился к Фингину по-братски, но он и раньше редко бывал здесь, а теперь его вообще изгнали из Совета! Подумав об этом, юный Великий Друид сразу же вспомнил об Эрване. Удалось ли ему найти Алею? И где Фелим? Ах, как не хватает их теперь здесь, в Сай-Мине, с их свободным образом мысли, свежестью восприятия… Фингин почувствовал, что ему тоже хочется уехать куда-нибудь, где идет жизнь, туда, где он мог бы послужить доброму делу. Здесь он чувствовал себя таким ненужным…

Но он знал, что должен учиться убеждать. Настанет день, когда он уже не будет самым юным Великим Друидом, а когда-нибудь станет и одним из старейших. Если, конечно, к тому времени Сай-Мина еще будет существовать. Тогда, в день празднования Лугнасада, Эрнан был настроен мрачно, и Фингин не забыл его слов.

Войдя в Зал Совета, он увидел, что все Великие Друиды уже собрались и рассаживаются на свои резные черешневые троны. Фингину нравился этот приглушенный гул перед началом заседания. В негромком бормотании можно было различить и слова беспокойства, и откровенные признания, и даже выбалтываемые тайны… Шехан, Тиернан и Аэнгус тоже были здесь. Это означало, что они вернулись из поездки, куда были посланы Советом на поиски Фелима, покинувшего Сай-Мину без согласия Архидруида и потому исключенного из Совета, и его магистража Галиада. Фингину тотчас стало ясно, зачем собрался Совет: речь пойдет о Фелиме…

Юный друид сел на свое место и поставил дубовый посох рядом с собой. Он не уставал восхищаться красотой этого места. Каждый раз ему открывались новые детали. Загадочные символы были повсюду: на картинах, посвященных истории братства, искусных фризах на стенах, мебели, вырезанной из дерева великими мастерами, в этой витой веревке, которая опоясывала весь Зал Совета. Приходя сюда, Фингин находил все новый и новый смысл в надписях на древнем языке, выведенных золотыми буквами на стенах:

Друид – это сын Поэзии,

Поэзия – дочь Размышлений,

Размышление – дитя Созерцания,

Созерцание – дочь Науки,

Наука – дочь Поиска,

Поиск – сын Великой Науки,

Великая Наука – дочь Великого Ума,

Великий Ум – сын Понимания,

Понимание – дитя Мудрости,

Мудрость – дочь Мойры.

Как он всегда делал, бывая в этом зале, Фингин перечитал написанное, стараясь постигнуть смысл этого изречения, всю его полноту. Ум, Понимание и Мудрость есть порождение Мойры. Это объясняло смысл Мойры в большей степени, чем целый доклад о ней. И все же… Мог ли кто-нибудь, даже находясь здесь, в этом зале, утверждать, что понял истинную суть Мойры? Не позабыли ли Великие Друиды, думал Фингин, об этом поиске? О поиске смысла?

Рядом с этим текстом колонками были высечены триады. Фингину уже не надо было их читать. Как и все друиды, он знал их наизусть.

Судьба,

Истина,

Точка Свободы, или место, где воздастся всякому противостоянию.

«Точка Свободы», – мысленно повторял он. А свободна ли Гаэлия?

Он посмотрел на братьев и глубоко вздохнул. Десять человек из числа самых влиятельных людей острова находились здесь, и он среди них. Фингин никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Ему всегда вспоминался первый урок, который он еще в детстве получил от одного друида. Всю свою жизнь Фингин стремился к заветной цели: стать членом этого Совета. Сидеть здесь и выполнять предназначение друида. Вести людей по пути Мойры. И вот сегодня, добившись этого, он мучится сомнениями. Их не было в годы ученичества. Но сейчас, когда он преодолел самое трудное, когда достиг своей первой цели, когда задача, стоящая перед ним, была ему ясна, оставалось понять, как ее решать…

Эрнан постучал посохом по мраморному полу зала.

Фелим, Алеа, Эрван. Где они? Что они сейчас делают? А главное, что делать нам? Как мне жаль вас, Эрнан. Прежде вы так свободно говорили со мной, но сейчас вам придется выполнять роль Архидруида. То, что скажете вы, будет нашим общим словом.

– Благодарю вас, братья, за то, что вы так скоро собрались здесь. Как видите, Шехан, Тиернан и Аэнгус вернулись к нам. И мне пришлось собрать вас снова, чтобы сообщить очень тяжелую весть, – произнес Архидруид звучно и значительно.

По большому залу пронесся тихий гул.

Значит, Фелим мертв. Я должен был об этом догадаться. О Мойра, сделай так, чтобы с Эрваном и с Алеей ничего не случилось…

– Трое наших братьев нашли тело Фелима в Борселийском лесу. Фелим умер. Печаль моя велика. Но он умер до того, как Совет объявил о его исключении. А посему пусть сегодня будет возвещено о том, что достопочтимый Карон Катфад, сын Катубатуоса, названный Фелихмом, достойно принял смерть на пути Мойры в звании Великого Друида Совета Сай-Мины. А решение о том, что он исключен из Совета, пусть будет отменено и запись об этом вычеркнута из летописи.

Шехан, занявший место летописца, когда Эрнан стал Архидруидом, тотчас исполнил это решение. Летописец был единственным друидом, которому разрешено было вести записи, а летопись Совета – единственным письменным документом, который признавали друиды. История ордена не была тайной, но ее не следовало изучать. При этом ей надлежало оставить свой след в истории. А вот обучение друидов, напротив, осуществлялось только в устной форме и должно было отвечать духу времени. Поэтому в огромном замке Сай-Мина не было ни одной книги, только летописи, которые столетиями копились в комнате сменявших один другого архивариусов.

Ни один из братьев не возразил против выдвинутых Эрнаном доводов. В Совете хорошо относились к Фелиму, и его размолвка с Айлином для многих осталась не более чем неприятным воспоминанием, которое они были рады поскорее забыть. К тому же исключение одного из друидов ни в коей мере не украшало братство…

Значит, память о Фелиме не будет запятнана… И наша честь тоже. А его жизнь? Может быть, вместо того чтобы его исключать, нам следовало ему помочь? Эрнан сказал мне, что Айлин изгнал Фелима из Совета именно для этого. Чтобы освободить. Ничего себе освобождение – смерть!

– Тело брата нашего Фелима захоронено в Борселийском лесу, а поминовение его состоится завтра здесь, во дворце. Лоркан, согласно высказанному им желанию, будет назначен Великим Друидом и займет место Фелима. Но нам предстоит сделать еще очень многое, принять и другие важные решения. Тиернан, прошу вас, расскажите Совету о том, что вы обнаружили.

Великий Друид кивнул и произнес:

– С помощью трех наших магистражей мы проследили путь Фелима по всему острову. Действительно, он и трое его спутников дошли до южной части Галатии, до леса сильванов.

Спутников? Значит, с ним был кто-то еще, кроме Галиада? Значит ли это, что он нашел Алею?

– Кто эти спутники? – спросил Архидруид, будто прочитав мысли Фингина.

– Его магистраж Галиад, а также девушка, гном и еще один человек, личность которого мы не смогли установить. Некая женщина.

Женщина? Кто бы это мог быть? Как Фелим и Галиад могли допустить, чтобы их и Алею сопровождала какая-то женщина? Если все действительно так, это может быть только женщина-воин или бардесса. Или кто-то из близких Алеи, может быть, какая-то ее родственница. Но, говорят, она сирота…

– А Эрван, юный магистраж Фингина? Он ведь тоже сбежал из Сай-Мины… – спросил Хенон с явственным неодобрением в голосе.

Почему Хенон говорит таким тоном? В его глазах ненависть. Как будто он опасается, что почва ускользает у нас из-под ног…

– Его мы с ними не видели.

– Что они делали в Борселии? – спросил Архидруид.

Как быстро он это проговорил. Он дает понять Хенону и всем остальным, что хочет один задавать вопросы. Эрнан стал настоящим Архидруидом.

– Этого мы не знаем, но недалеко от того места, где лежало тело Фелима, мы обнаружили следы жестокой схватки. Там были тела четырех герилимов, а также…

– Вы полагаете, что Фелима убили герилимы?

Он не дал ему договорить. Они нашли там еще что-то. Эрнан не желает, чтобы мы знали, что именно. Опять тайны…

– Мы не можем этого утверждать. Но… мы были удивлены. Фелим погиб, а мы не обнаружили никаких следов Галиада и даже той девушки… Трудно сказать, что там произошло на самом деле. На чьей стороне была девушка…

На чьей стороне? Уж не намекает ли он на то, что Алеа заодно с герилимами?! Какая глупость! Надеюсь, Эрнан не верит ни одному их слову. Но почему он перевел разговор на эту тему? Чтобы очернить Алею?

У Архидруида не было больше вопросов. Он выдержал значительную паузу, будто желая, чтобы присутствующие смогли в полной мере осмыслить все услышанное. Фелим мертв. Уже одно это было трудно осознать.

Эрнан больше ничего не говорит. Он никак не отреагировал на намек. Тиернана. Должно быть, они успели предварительно все обсудить. Это ясно. Наверное, Эрнан дал Тиернану указания, что именно тот должен говорить… А Тиернан чуть не проговорился, чуть не выдал того, что Архидруид предпочитал скрыть. Чуть не рассказал, что они нашли там, в лесу. Уж слишком поспешно Эрнан его перебил. А сейчас, после намека Тиернана, он промолчал. Как будто сам все это подстроил. Но я ведь знаю, что он не может плохо думать об Алее. А может быть, он хочет поступить так же, как когда-то поступил Айлин? Сделать так, чтобы Алеа и Совет оказались противниками, чтобы она могла действовать независимо? Нет, вряд ли. Ведь смерть Фелима доказывает, как это опасно.

Тишина в Зале Совета становилась все более гнетущей. Повернув голову, Фингин заметил, что в глазах Киарана стоят слезы. Он один оплакивал смерть Фелима.

– Четыре герилима в Борселийском лесу… – проговорил наконец Эрнан мрачно. – Плохой знак! Это может означать только одно. Маольмордха.

Вне всякого сомнения. Тут он прав. Но какая может быть связь между Маольмордхой и Алеей? А связь, конечно, существует. Вот куда он клонит.

– Эрнан, мы не можем больше себя обманывать, – медленно произнес Киаран, и, когда он заговорил, все увидели слезы на его лице.

Он глубоко вздохнул, оглядел братьев, затем медленно, с глубокой печалью продолжил:

– Алеа – Самильданах.

Не успел он договорить, как послышался протестующий ропот. Киаран же продолжил во весь голос:

– Все говорит об этом! Теперь мы имеем все доказательства. Сколько еще времени нужно, чтобы посмотреть правде в глаза? Когда мы решимся что-то предпринять?

Опять Киаран меня удивляет! Я должен был сказать это вместо него. Как же он прав! Эрнан и сам знает, что малышка – Самильданах. Он говорил мне это. А здесь это даже не обсуждалось. Никто не может с этим примириться.

– Довольно! – крикнул Шехан. – Киаран, вы впадаете в заблуждение, которое уже стоило жизни Фелиму.

Нет. В смерти Фелима виноваты мы все, он погиб из-за нашей трусости. Он правильно все понял. Мы должны быть с Алеей. Во что бы то ни стало.

Шум в зале нарастал. Все говорили, не слушая друг друга. Эрнан стукнул посохом об пол, требуя тишины.

– Если мы не в состоянии соблюдать порядок в этом зале, я немедленно закрою заседание! Мы пришли сюда, чтобы все обсудить, и каждый может высказать свое мнение. Вы же ведете себя как самые непослушные из наших учеников! – вспылил он.

Наконец Великие Друиды успокоились, и те, кто вскочил со своих мест, снова уселись. Хотя Эрнан и не обладал непререкаемым авторитетом Айлина, он все же умел заставить себя слушать.

– Я, так же как и Киаран, полагаю, – продолжил он, – что эта девушка – Самильданах.

Наконец-то! Может быть, и мне следовало это сказать? Надо, чтобы мы это обсудили.

Вновь поднялся ропот.

– Тихо! – крикнул Архидруид. – Я полагаю, что она Самильданах, и мы все должны это осознать, потому что если это так, то мы должны или подчинить ее себе, или уничтожить!

Подчинить ее себе? Нет, мы должны помочь ей, и Эрнан это прекрасно знает. Почему он так говорит? Может быть, он хочет постепенно подвести самых ярых противников своего плана к тому, что у них не остается иного выхода, кроме как пойти по пути, указанному Мойрой?

– Мы не можем признать ее Самильданахом, не подвергнув испытанию манитом Габхи, – возразил Шехан.

Опять… А если Алеа вернется и пройдет испытание, что нам тогда делать?

– Самильданах не может быть девушкой, – возразил Калан, – и к тому же такой юной!

– У нее кольцо Илвайна, – ответил ему Эрнан. – Она нашла его тело в ландах, и в тот же день туатанны вышли из Сида. Она сирота. Маольмордха послал за ней герилимов. Отсюда, из Сай-Мины, она бежала, и никто из нас и думать не смеет о том, как ей это удалось. С того дня, как она явилась, все в Гаэлии изменилось. Какие еще вам нужны доказательства?

В Зале Совета послышались отдельные негромкие голоса.

– Я видел ее в мире Джар, – тихо проговорил Киаран.

Все тотчас смолкли.

– Как вы сказали?

– Я видел ее в мире Джар много раз!

– В мире Джар? – усмехнулся Шехан. – И как же вы туда попали, уважаемый брат? Ведь никому не известно, где находится манит Джара.

– Мне не нужен манит, чтобы попасть в мир пустоты, Шехан, и ей тоже. Как и многим другим. Тем, кто умеет это делать, и тем, кто туда попадает, сам не зная как… Таким, как наш брат Фингин, например. Не говоря уже о душах умерших. Джар гораздо больше, чем вы можете себе представить…

Наш брат Фингин? Я? В мире Джар? О чем это он? Я никогда не был в мире Джар! Да он совсем с ума сошел! Наверное, ему здесь не место. Он совершенно не похож на других. Иногда он говорит очень правильные вещи, а иногда просто несет невесть что. И никогда не поймешь, к тебе ли он обращается. Он как будто никого не слышит. Он и мудрец и сумасшедший одновременно. Но, наверное, здесь ему очень плохо. Нет, все же ему не место среди нас. Ему надо быть свободным, вдали от всех, в полном одиночестве. А может быть, он и есть самая значительная личность в Совете? Чуть-чуть безумия, чуть-чуть мудрости… Никак не могу понять, о чем это он говорит. Я никогда не был в мире Джар. И даже не знаю, как туда попасть!

Все молчали, потрясенные. Даже Эрнан не мог произнести ни слова. Все смотрели на Киарана. Все понимали, что это не ложь. Великий Друид не может лгать. А тем более Киаран. Но как это могло быть правдой? Ни один друид никогда не попадал в мир Джар без помощи манита, по крайней мере, так говорили летописи. Должно быть, Киаран сошел с ума.

После долгого молчания Архидруид заговорил:

– Киаран, мы обсудим это позже. Если вам действительно удается попадать в мир Джар без помощи манита, вы должны научить этому наших братьев. Это послужило бы нам во благо. Но вернемся к девушке. Самильданах она или нет, это ничего не меняет. Из-за нее произошло слишком много непонятных нам событий, чтобы можно было оставить ее без присмотра. Я хочу знать все: кто она такая, кто ее родители, где она росла, чем занималась. А самое главное, я хочу, чтобы ее привели сюда, чтобы мы могли контролировать ее действия.

– Если она настолько опасна, возможно, нам следует просто устранить ее, – сказал Хенон. – Зачем рисковать?

Хенон становится все более опасным. Я уже не в первый раз замечаю это. Откуда в нем такая ненависть к Алее?

– Мы рассмотрим это, как только она окажется здесь. Тогда мы сможем расспросить девушку обо всем, изучить ее способности, если она действительно ими обладает, и, возможно, устраним ее.

Ну, это уж слишком. Я не могу больше молчать.

– Как? – воскликнул Фингин. – Убить? По какому праву?

– По необходимости защитить весь остров от бед, которые она ему принесет, – ответил ему Шехан.

– Убить девушку, чтобы защитить остров? – воскликнул Фингин. – Кажется, вы придаете гораздо большее значение ее возможностям, чем это могло показаться только что. Если вы так боитесь этой девочки, что готовы ее убить, значит, она действительно Самильданах!

– Тихо! – прервал его Эрнан. – Сейчас речь идет не о том, чтобы ее убить, а лишь о том, чтобы привести сюда.

Он не дает мне говорить. У него, наверное, есть по этому поводу свои соображения. Возможно, он думает, что если немного уступить тем, кто считает Алею врагом, ее скорее удастся привести во дворец, а потом он употребит все свое влияние, чтобы убедить Совет изменить свое отношение к ней на более… разумное и терпимое. Но как можно быть в этом уверенным? А вдруг, под тяжестью возложенных на него обязанностей Архидруида, он и вправду решил от нее избавиться?

– Если она Самильданах, – продолжал настаивать Фингин, – ее место не здесь, а среди людей! Если она Самильданах, то ей предстоит сделать тысячу добрых дел на этом острове!

– Если она Самильданах, – возразил Шехан, – то от острова скоро ничего не останется.

– Почему?

– Вам, юноша, даже неизвестно о существовании трех пророчеств?

– Нет. Но мне известно, что такое уважение к братьям, и я бы попросил вас не обращаться ко мне как к ученику.

– Успокойтесь! – вмешался Эрнан. – Речь идет не о пророчествах и не о Самильданахе, а о том, что девочка должна быть здесь, в Сай-Мине, прежде чем закончится этот месяц. А до тех пор я не хочу слышать о ней больше ни слова. Ни одного слова. Через неделю мы, как и было назначено, соберемся здесь и поговорим о Маольмордхе. Заседание окончено, возвращайтесь, пожалуйста, к своим обязанностям.

Нет, я так не могу. Эрнан говорил мне тогда, что иногда волку приходится покидать стаю. Я не могу оспаривать то, что здесь было сказано. У меня нет на это права. Но я принес клятву Мойре, а не Совету. И обязан служить ей. И если она избрала Алею, я буду вместе с Алеей.

Глава 3
Путь волчицы

Фингин постоянно думал о Фелиме и об Эрване. После них он был третьим друидом, покинувшим дворец без согласия Совета. Наверное, братство никогда не переживало столь неспокойных времен. Конечно, еще раньше ушли Самаэль и Маольмордха, но то был совсем другой случай. По крайней мере, Фингин на это надеялся. Он не думал, что покидает Совет навсегда, как раз напротив, он помнил слова Эрнана: «Айлин говорил, что из тебя получится хороший Архидруид». Такие слова не забываются. Ведь, откровенно говоря, Фингин и правда надеялся стать когда-нибудь Архидруидом. И все же сегодня он покинул Сай-Мину, не предупредив об этом своих братьев, и лишь оставил Эрнану очень короткую записку: «Я ушел, чтобы выполнить свой долг»…

Он все глубже погружался в океан сомнений и душевных мук. Ему никак не удавалось окончательно убедить себя в том, что он поступает правильно, но он на это надеялся. Просто надеялся.

Наверное, Фелим, уходя из Сай-Мины, чувствовал нечто подобное. Такую же тревогу, те же сомнения. Только бы Мойра не уготовила ему, Фингину, ту же участь! Сколько же еще друидов должны погибнуть, чтобы Совет понял наконец, что Алеа – это теперь самое важное. Юный Великий Друид все время думал, как убедить их в этом. Он уже не помнил, когда именно сам поверил в Алею. В то, что ей предназначена особая роль. Больше того, он даже не очень хорошо представлял себе, в чем именно состоит ее роль. Эта девочка поистине загадка для всех.

Единственное, в чем Фингин был уверен, так это в том, что Фелим согласился принять за нее смерть, и в том, что Эрван, без сомнения, дал себе ту же клятву. Фелим был самым справедливым из всех Великих Друидов, а Эрван – лучший друг Фингина. Других доказательств ему не требуется.

День клонился к закату, и, увидав небольшое селение, Фингин задумался о ночлеге. Но не слишком ли рискованно останавливаться на ночь так близко от Сай-Мины? Возможно, Эрнан послал за ним своих людей, хотя Фингин и сомневался в этом. С той минуты, как он покинул Сай-Мину, ему все время вспоминался странный разговор с Архидруидом в день празднования Лугнасада. Эрнан, казалось, убеждал его уйти, покинуть дворец. Тогда юный друид решил, что старик подталкивает его таким образом к поискам Эрвана. Но теперь, после всего услышанного им на Совете, Фингину пришло в голову, что Эрнан призывал его последовать за Алеей. Во всем этом было столько неясного. Столько загадочного. Надо было как-то понять, истолковать слова, сказанные Архидруидом… И Фингин пришел к выводу, что Эрнан все-таки не вышлет за ним погони.

Он направился к деревушке прямо в белой мантии с дубовым посохом друида. С наслаждением вдыхал свежий воздух, прислушивался к разноголосому пению птиц. Яркие бабочки перелетали от цветка к цветку под звуки мелодичного стрекота цикад. Долина была так светла и безмятежна, что Фингин позабыл обо всех тревогах и сомнениях, мучивших его с того момента, как он покинул Сай-Мину. После их с Эрнаном поездки к туатаннам с предложением о мире он никуда не отлучался из замка друидов. Как прекрасна Гаэлия летним вечером! Какое спокойствие, какая тишина. Казалось, ни деревья, ни их обитатели не знают о бурных событиях, разворачивающихся в стране. Эта долина казалась крошечным островком безмятежности на зеленых просторах галатийских равнин.

К вечеру Фингин добрался до деревушки. Она представляла собой горстку домов вокруг большого колодца, а немного поодаль в поле виднелось две или три фермы. Здесь была всего одна харчевня, да и в ней посетителей наверняка немного. Фингин заметил возле нее ярко раскрашенную повозку. Похоже, в харчевне остановилась труппа бродячих актеров, подумал он и обрадовался предстоящей встрече с теми, кого называли детьми Мойры.

Он ускорил шаг и вскоре уже стоял у дверей харчевни. Внутри было не более десятка человек. Хозяин, служанка, несколько посетителей – судя по всему, жители деревни, а также двое путников, мужчина и женщина, заканчивавшие ужин. Все уставились на друида. Хотя деревня была совсем недалеко от Сай-Мины, друиды сюда, видимо, заходили нечасто. Фингин дружелюбно улыбнулся всем и устроился за столиком неподалеку от актеров.

Служанка направилась к нему, но хозяин остановил ее и сказал, что заказ примет он. Ему, наверное, хотелось самому обслужить такого важного посетителя. Разочарованная девушка скрылась где-то в подсобных помещениях.

– Здравствуйте, друид, добро пожаловать в нашу харчевню. Этим вечером Мойра щедра к нам! Видите, сначала она прислала к нам двоих своих детей, теперь вас! Что желаете на ужин?

Фингин вежливо улыбнулся. Он впервые зашел в харчевню в одеянии друида. Никогда еще не доводилось ему ловить на себе такого взгляда, полного страха и восхищения одновременно…

– Принесите, пожалуйста, супа.

– Не желаете ли сначала что-нибудь выпить? – спросил хозяин.

– Нет, благодарю вас. Только суп, – повторил Фингин.

Хозяин удалился на кухню, и он повернулся к актерам. Они были, должно быть, немного моложе его. Какое-то неуловимое сходство в их лицах – тонкие черты, выражение глаз – говорило, что это брат и сестра. Актер был высокий стройный молодой человек с рыжими, коротко подстриженными вьющимися волосами. Сдвинутые брови придавали решимость его взгляду, но улыбка была полна обаяния. А актриса…

Она была самой прекрасной женщиной из всех, кого Фингину доводилось видеть. По-видимому, чуть старше Алеи, с таким же невинным взглядом. Светлые волосы, длинные и прямые. В глазах огонек, руки тонкие, изящные. Весь ее облик словно излучал женственность.

Оба они были в пестрых костюмах комедиантов. На манжетах бахрома, широкие брюки, под яркими куртками белые блузы с большим воротником.

Молодая женщина, должно быть заметив взгляд друида, повернулась к нему с улыбкой.

– Садись к нам, – предложила она со свойственной вечным бродягам фамильярностью, – мы еще не закончили ужинать…

Фингин испытывал некоторую неловкость, но старался этого не показать. Откровенно говоря, ему нравилась непосредственность актеров и хотелось понять, почему дети Мойры получили такое почетное имя…

Нельзя отказываться от приглашения. Какая же она красивая. В ее глазах можно утонуть… Чепуха, я ведь теперь друид и могу контролировать свои чувства…

– С удовольствием, – ответил он и, встав из-за стола, пересел к ним.

– Меня зовут Кейтлин, а это мой брат Мэл.

– Да хранит вас Мойра! Меня зовут Фингин.

Молодой человек протянул друиду руку:

– Добрый вечер, Фингин. Что ты здесь делаешь? Я думал, сейчас в Сай-Мине переполох. Скоро ведь война…

– Так говорят? – спросил Фингин.

А парень хитер, видно по глазам, да и по голосу. Говорит, а сам будто подсмеивается.

Актер весело улыбнулся.

– Судя по тому, что творится в стране, думаю, говорят правду! – воскликнул он.

Фингин тоже улыбнулся.

Ему прекрасно известно, что ни один друид не станет рассказывать о том, что творится в замке Сай-Мина. Он просто меня проверяет.

– То, что происходит в стране, касается всех. И вас, и остальных жителей, и моих братьев из Сай-Мины…

Мэл состроил насмешливую гримасу:

– Ты еще слишком молод, Фингин, чтобы рассуждать, как старый друид!

А ты еще моложе, но позволяешь себе подшучивать над друидом из Сай-Мины! Но мне все же нравится наша беседа…

Фингин поставил локоть на стол и оперся подбородком на руку.

– Вы что, встречали так много друидов? – спросил он.

– Мой дядя, брат матери, – Великий Друид из Сай-Мины. Так вот, он говорит точно так же, как ты… Никогда не ответит на вопрос, скажет непонятно, но зато многозначительно. Это ужасно веселит нас с Кейтлин. Похоже, вас там очень рано начинают учить риторике…

– Как имя вашего дяди? – заинтересовался Фингин.

– Эйдан Эмар. Вы, кажется, зовете его Киаран.

Киаран! Это племянники Киарана! Надо же, как интересно…

Фингин не смог сдержать улыбки:

– Разумеется, если судить по тому, как изъясняется Киаран, можно и в самом деле подумать, что мы говорим загадками!

– Что ж, если ты не такой, как наш дядя… тем лучше!

– Я очень уважаю Киарана. Больше того, честно говоря, я им просто восхищаюсь, – признался Фингин очень серьезно, – и, поверьте, говорю так не потому, что он ваш дядя! Но я думал, что в семье актера все становятся актерами… Как же получилось, что Киаран стал друидом?

Мэл посмотрел на сестру. Вздохнув, она вступила в разговор.

Должно быть, она лучше знает историю семьи. Клянусь Мойрой, как она прекрасна! А глаза такие же умные, как у брата…

– До того как пойти в Сай-Мину, он тоже был бродячим актером, но не чувствовал себя счастливым. На самом деле все видели, что в нем есть что-то особенное. Он был совсем другой, и ему необходимо было общаться с теми, кто мог бы ему помочь. Понять его… Никто из нас не мог ему этого дать. Когда дядя сказал, что пойдет в Сай-Мину, никто не стал возражать. Ведь его место там, не правда ли?

– Вы не поверите… Только вчера вечером я задавал себе именно этот вопрос. Киаран очень… странный. Надеюсь, вы не обиделись, что я так говорю. Мне кажется, что его связь с Мойрой, так же как и связь с братством, чрезвычайно глубока, гораздо глубже нашей, но это совершенно иного рода связь. Она у него от природы и очень сильна. Такое впечатление, что он находится в постоянном поиске и у него бывают внезапные озарения… Но я вам, наверное, наскучил…

– Вовсе нет, – возразил Мэл, – наконец-то ты говоришь искренне!

Да, это так. И это приятно. Эти люди внушают доверие. Они такие свободные…

– Как бы там ни было, – сказал Фингин, – любопытное совпадение, правда?

– Действительно, – улыбнулась Кейтлин. – Но мы так давно не видели дядю, что теперь ты, наверное, знаешь его лучше нас.

Пришел хозяин и принес большую миску супа. Он с поклоном поставил ее перед друидом, посмотрел на актеров, взял их пустые тарелки и ушел на кухню.

– И все-таки мы так и не поняли, что ты здесь делаешь, – с хитрым видом спросил Мэл.

А может, сказать им правду? Ведь друид всегда должен говорить правду. Или избежать ответа на вопрос? Вроде бы и ответить, а по сути ничего не сказать. Но мне не хочется этого делать. Мне кажется, я должен быть с ними честен. Показать, что я их уважаю. А нужно ли мне это? Как знать? Впервые за долгое время я остался один. Сай-Мина позади, и я здесь не по заданию Совета. Мне надо учиться доверять себе. Именно так. Поступать по велению сердца. Правда не может быть губительной. Иначе зачем тогда жить…

– Я ищу девушку по имени Алеа. Вы о ней что-нибудь слышали?

Брат и сестра молча переглянулись. Они явно не ожидали от него такой прямоты.

– Ты ищешь ее, чтобы вернуть в Сай-Мину? – спросила Кейтлин.