Текст книги "Смерть и побрякушки (СИ)"

Автор книги: Аноним Волынская-Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Страничка не была пустой, штамп никуда не делся.

– Ничего себе ерунда, – горько усмехнулась она.

– Ты истеришь, словно барышня 18 века, – холодно сообщил Кирилл, – Разведенных мужчин не видела?

– Ты не разведен! – взвизгнула Марина, тыча ему паспорт в нос.

– Да я и женат не был! – взорвался Кирилл и осекся, поняв, как глупо звучат его слова.

Он тяжко вздохнул, сел рядом с ней на кровать. Попытался обнять за плечи, но она отодвинулась, все также продолжая держать перед собой раскрытую синюю книжицу.

– Марина, поверь мне, этот штамп ничего не значит. Наш курс окончил учебу, нас в первый раз отправляли работать заграницу. У меня была партнерша, женщина. Начальство решило, что удобнее будет, если мы с ней поедем как муж и жена.

– Ты женился по заданию Центра, – торжественно заявила Марина.

– Что за невыносимая манера превращать в пародию самые обычные вещи!

– Я не знаю, может, жениться в первой поездке, да так и оставаться женатым, для КГБ вещь обычная, но в мире обычных людей выглядит несколько дико, – Марина медленно закрыла паспорт и положила его между собой и Кириллом.

– Я просто не думал об этом! Сдал в архив свидетельство о браке и забыл! Даже не вспомнил про штамп, – он перевел дух, – Она мне особенно и не нравилась.

– Ты с ней и не спал никогда, – иронически предположила Марина.

Кирилл оценивающе поглядел на нее, подумал, вздохнул:

– Спал. Общая постель, знаешь ли, да и внешне она была весьма и весьма. – и торопливо добавил, – Но по возвращении мы сразу расстались. Не видел ее бог знает сколько лет.

– Теперь ты и развестись не сможешь, жена-то неизвестно где.

– Почему не смогу? – обрадованный Кирилл радостно ринулся в приоткрывшуюся дверь примирения, – Я прекрасно знаю, где она живет...

– То много лет не виделись, то прекрасно знаю, где живет.

Кирилл сорвал с носа очки и принялся яростно протирать стекла.

– Чтобы я сейчас не сказал, ты воспримешь в штыки. В голове одни эмоции, ни грамма рассудка. До чего же вы, женщины, нелогичные создания, – он водрузил тщательно протертые очки на нос и гневно воззрился на Марину, – Глаза б мои вас не видели.

Выдернув из-под ширмы их чемоданы, он скомандовал:

– Собирайся. Твоя Катерина звонила, они уже подъезжают к городу. Едем поездом, не можем же мы вывозить драгоценности самолетом. Займемся делом, а потом, надеюсь, сможем поговорить. И ты меня выслушаешь. Спокойно.

Тоненько заверещала его мобилка.

– Да, – раздраженно рявкнул Кирилл. Марина увидела, как лицо его меняется, застывает. Он выслушал, потом медленным, выверенным движением, словно мину, положил телефон на кровать. И скрипучим, неживым голосом сказал:

– Твой приятель... Владимир...

– Владимир? А-а, Обстоятельство. Смылся? Вот козел! Не удивлюсь, если наши убийцы прихлопнут дурака.

– Уже.

– Что уже?

– Прихлопнули. Он убит, – Кирилл успокаивающе погладил ее ладонь, – Мне очень жаль.

– Подожди, подожди, – забормотала Марина, – Но ты ведь поселил его под охраной, запретил выходить. Обстоятельство что, прогуляться пошел и там его?.. – она не решилась закончить фразу.

Кирилл молча покачал головой.

– Его убили в доме, на глазах у моих ребят. Застрелили через окно. Скорее всего, убийца пользовался винтовкой с оптическим прицелом. Стреляли с чердака противоположного дома. Очень профессионально.

Она высвободила руку, поднялась и не глядя на него принялась одеваться.

Не обращая на нее внимания, он принялся рассуждать:

– Безопаснее всего было бы остаться тут. Но тогда нас начнет разыскивать Эдичкин папа. Черт, попали в вилку! – в досаде он стукнул кулаком по кровати, – Оставить здесь Сашку, а самим отвезти деньги? – он покачал головой, – Нет, я боюсь. Если его найдут, а его обязательно найдут, он окажется совершенно беззащитным. Не твоя же Катька за него сражаться станет. Противник слишком быстро узнает о любых наших действиях.

– Узнает, – таким же скрипучим, неживым голосом как у него ответила она, – Он у нас вообще шустрый. Местечко, где спрятался Обстоятельство, знал. Винтовочку припас. Если ночью, в поезде у нас отберут драгоценности и... – ее голос пресекся, – и убьют Сашку... Значит, узнал, что мы выручили пропавшие фонды. И везем их обратно.

За спиной воцарилось молчание. Изумленное. По настоящему испуганное.

– Марин... Ты что... думаешь, это ...Я?

Она обернулась, всматриваясь в его лицо, мучительно ища ответа на терзавшие ее сомнения.

Не обращая внимания на ее взгляд, он забормотал, лихорадочно, словно в бреду:

– Конечно, все логично. Ты знаешь, что я профессионал, а этого... как ты там его зовешь... убил специалист. Я свидетеля прятал, я же ходил к нему перед нашим отлетом, и о его смерти ты узнаешь от меня.

Марина вздрогнула, так точно он озвучил ее мысли.

– Я все время рядом с тобой, мне известны все твои планы, вокруг тебя постоянно крутятся мои люди... Я дежурил у тебя под балконом, когда в дом ломились убийцы. – Кирилл покивал, словно сам соглашаясь с ее подозрениями. Вытащил из пиджака мешочек с драгоценностями, подал ей. Тщательно застегнул рубашку, натянул пиджак, – Мне уйти? – не сомневаясь в ее ответе, шагнул к выходу.

– Нет, – коротко бросила она.

Он остановился, глянул на нее через плечо, не веря своим ушам.

– Ты дважды спасал нам с Сашкой жизнь, – медленно, словно раздумывая, взвешивая его поступки на невидимых весах, начала Марина, – Ты использовал свои связи, лез вместе со мной к мафии в зубы, заботился о нас, трепал нервы и вообще был заботливой бабушкой. Если бы не ты... Я бы не справилась и Сашка бы уже давно погиб, – она на мгновение зажмурилась, испугавшись нарисованной воображением картины, – И еще... Хоть ты и поганый кагебэшный врун со штампом в паспорте, но ведь то, что у нас с тобой... Ведь не просто так, не случайное приключение?...

Она помолчала.

– Если бы я была одна... Если бы только ты и я... Я никогда, слышишь, никогда не стала бы подозревать тебя. Потому что, если ты все время притворялся, если ты предавал нас все время... За деньги... Ради какой-то сраной компании... – голос ее пресекся, – Это так больно... Так больно, что и умереть не страшно.

Кирилл протянул к ней руки.

– Мариш... Я... честно... нет...

Резко вскинув ладонь, она запретила ему приближаться.

– Но я не одна. Я отвечаю за Сашку. Я, конечно, ему не мать, а только тетка, но только я могу защитить его! Если я сглуплю, если я ошибусь, если я променяю свои чувства на его безопасность, с ним может случиться... страшное.

– Значит, мне все таки уходить? – безнадежно вздохнул Кирилл.

– Нет, – почти закричала она, – Ты не можешь уйти. Потому что какой бы крутой я себя не считала, я знаю – я слабее их! Этих... которые к ребенку подбираются. Мне нужна твоя помощь! Без тебя мне не справиться!

– Чего же ты хочешь, сумасшедшая ты женщина!?

– Я хочу... Я хочу, чтобы ты помог мне довезти ребенка и драгоценности до дома в целости и сохранности. Я слабая и глупая журналистка, а ты сильный и умный спецагент...

– Я тебе уже говорил, спецагенты – в американском кино...

– Не перебивай! Я хочу, чтобы ты делал все так, как я тебе скажу, а скажу я тебе очень мало! Хочу, чтобы ты слепо выполнил мой план, точнее, его часть! Не зная и не спрашивая, что я задумала! Чтобы если ты – гад, ты не мог сделать нам ничего плохого! И чтобы ты был все время настороже, потому что если ты – хороший, ты единственный, кто сможет спасти нас, если я все сделаю неправильно!

В ошеломлении он плюхнулся на кровать, долго смотрел на Марину, а потом раздельно произнес:

– Ты сама хоть поняла, что сказала? Сплошные "если".

– Все просто, – пояснила она, – У меня есть план. Как безопасно вывезти Сашку и драгоценности. Но тебе я его не расскажу.

– Потому что у меня документов нету, – Кирилл машинально процитировал почтальона Печкина.

– Документов у тебя, как раз, чересчур много. Я расскажу тебе только твою задачу, и ничего больше, а в остальном придется положиться на меня. Но ты должен все время быть настороже, на случай если я дура и выдумала несусветную глупость. Если все пойдет наперекосяк, ты вмешаешься и нас спасешь.

– Ну ты, барыня, и задачи ставишь, – покрутил головой Кирилл, – Поедь туда, не знаю куда, сделай то, не знаю, что.

– По другому не пойдет, – решительно заявила Марина, – Полностью доверять тебе я не имею права, у меня ребенок на руках. Я ему ма..., то есть, тетка.

В замке заскрежетал ключ и прихожая наполнилась веселым галдежем голосов. Громче всех раздавались Сашкины вопли: нечленораздельные, но счастливые.

Через два часа, нагруженный чемоданами, плотным обедом и кучей добрых пожеланий Кирилл отправился, оставляя Марину и Сашку трепетно прощаться с Катькой и ее семейством. Выходя, он недовольно буркнул:

– Все же твое решение нелогично. Если подозрения возникли, надо немедленно отрываться от сомнительного спутника. Аксиома.

– Мы люди простые, шпионских академий не кончали, – пожала плечами Марина, – Ты же сам сказал, что женщины создания нелогичные, в голове одни эмоции. Вот чем есть, тем и думаем.

Глава 28

Кирилл протянул билеты проводнику, подсадил свою спутницу в вагон, забросил следом багаж. Торчащий из-под плохо застегнутой молнии хвост динозавра проехался по полу. Некрасиво бросать даму с тяжеленным чемоданом, но лучше ему сейчас за ней не ходить, пусть побудет одна.

В окошке купе мелькнула Маринина светлая шубка. Шторки задернулись. Переодевается, наверное.

Что ж, до Будапешта проскочили. Даже если противник их уже выследил, никаких действий предпринимать не стал. Хотя так и предполагалось. Только полный псих рискнет напасть в маленькой законопослушной Австрии, в уютном, будто игрушечном поезде с сидячими местами, где пассажиры общительны, проводники заботливы, таможенники не придирчивы, зато полицейские цепки.

Опасность начнется сейчас, в стандартном отечественном купейном вагоне. Понимает ли это Марина? Марина – с ее засекреченным планом, о котором ничего не известно, и против которого ничего нельзя предпринять. Дилетантизм и идиотская фантазия непрофессионалов – убийственное оружие! Впрочем, не стоит нервничать. Ставки сделаны, игра началась и изменить уже ничего нельзя. Немного фатализма, сэр, немного спокойствия обреченности. В окошке поезда мелькнула детская мордочка, маленькая ручка приветливо помахала. Кирилл вымученно улыбнулся в ответ.

Следовало успокоиться, расслабиться, но получалось плохо. Совсем не получалось. Тревога старательно выедала душу, слышно было как чавкает, зараза!

Он внимательно оглядел перрон. Вокзал заполняла привычная толпа. Не слишком состоятельные бизнесмены, похожие на двуликих Янусов от раздирающих их противоположных чувств. С одной стороны, гордостью за собственную крутость (в Новый год по заграницам!), с другой, слезная жалостью к своему кошельку (однако же встало удовольствие в копеечку!). Мимо раздраженных бизнесменов шествовали утомленные, но довольные девицы. Для них последняя неделя выдалась тяжкой, зато финансовый результат выше всяких похвал.

Среди благополучно отдохнувших и отработавших мелькали деловитые фигуры челноков. Видать, ребята нацелились на после-праздничные распродажи. Кирилл засмотрелся на густо намакияженную блондинку в пуховике настолько алом, что хотелось зажмуриться. Из-под распахнутой куртки выглядывал свитер, от низа до ворота расшитый разноцветными блестящими камушками. Блондинка хлопотливо волокла по перрону здоровенные плексигласовые сумки и зорко поглядывала по сторонам, как бы кто не покусился на ее бесценный товар.

Кирилл заскочил в тамбур, прошел по коридору международного вагона, отличавшегося от самого обычного купейного, пожалуй, только чистотой. Вошел в купе. Она сидела у окна, внимательно и настороженно изучая перрон, смахивала с глаз мешающую русую челку.

– Будем только мы, я выкупил все места, – суховато сообщил он.

Она лишь молча кивнула. Кирилл вытащил из сумки книгу и прилег, невидящими глазами уставившись в страницу.

Разбитная проводница заскочила в купе, одним движением могучего бедра подвинула Маринину сумку:

– Билетики, пожалуйста! Вам белье какое, простое или альтернативное?

– Какое?

– Альтернативное, девушка! На две гривны дороже!

– А еще какие-нибудь различия есть?

– Ну как же! – проводница даже оскорбилась, – Видите, рисуночек тут. И во, глядите – пакетик шампуня. Одноразовый.

– У вас умывальники переоборудовали? – поинтересовалась Марина.

– Зачем? – искренне удивилась деваха.

– Плохо представляю, как под обычным поездным краном можно голову вымыть! – невольным движением Марина коснулась волос.

– Ну так с собой возьмете, – нимало не смутилась проводница.

– Давайте обычное, и без шампуня доеду.

Всем видом выражая презрение к не понимающей своего счастья пассажирке, проводница бросила на полку пакет постельного белья, и удалилась, бурча:

– Вон, в рекламе показывали, девка в самолете сполоснуться умудрилась. Захочешь, так и в автобусе вымоешься.

Марина поправила прическу и легла. Нужно продержаться недолго, совсем недолго. День и ночь, сутки прочь. Читай, ешь, отдыхай. Поездная жизнь, безвременье. От одних забот уехали, к другим еще не приехали. Поезд – вне судьбы, вне вселенной.

Только это обман, иллюзия. Нельзя спать, нельзя расслабляться, потому что Марина знает – этот поезд особый, в нем едет смерть. У смерти есть билет, и полка, и багаж, она прихлебывает чай, быть может, болтает с попутчиками. И ждет своего часа. От смерти нельзя сбежать, с ней не удастся бороться, можно лишь попробовать ее переупрямить, переждать. Лишь бы не завизжать от наползающего ужаса, не дрогнуть, не показать страх, не выдать себя.

Ужас таился везде: за дверями купе, в тамбуре. В равнодушных физиономиях таможенников-пограничников. Что стоит сунуть взятку крепким паренькам в форме? Нет, что-то, конечно, стоит, но все же меньше австрийских драгоценностей. Вот обвинят сейчас в провозе контрабанды, выведут, а там уже ждут совсем другие люди. И тогда конец ей. И Сашке тоже ...конец.

Не обвинили, не вывели. Равнодушно заглянули в паспорт, пара стандартных вопросов, легкое оживление при виде багажа, взгляд внутрь и снова скука на лицах.

Марина с опаской покосилась на своего спутника. Лежит, читает. Спокоен, расслаблен, прямо завидки берут. Что на самом деле у него на уме? Кто он? Враг? Друг? Она узнает, но – не сейчас. А пока предстоит самое страшное: ждать-терзаться, терзаться-ждать. Держать себя в руках. И надеяться, истово надеяться, что ее план достаточно дилетантский, чтобы обмануть опытных профессионалов.

Слабый, омерзительно желтый свет потолочной лампы делал подступающую ночь жуткой, угнетающей. Еще полчаса, максимум час и лампа погаснет, и надо будет ложиться в постель и дрожа, вслушиваться в шаги смерти, идущей длинным коридором. А может быть, смерти и не придется никуда идти, может быть, ей достаточно встать с соседней полки, и...

Марина покачала головой. Нет смысла себя накручивать. Ставки сделаны, игра начата и изменить уже ничего нельзя. Немного фатализма, мадам, немного спокойствия обреченности. Она попыталась успокоиться, расслабиться, но получалось плохо. Совсем не получалось.

Выключатель щелкнул, тьма заполонила купе. Марина тщательно распределила пряди волос по подушке и уставилась на тонкие полоски света, выбивающиеся из-под двери. Мерный стук колес убаюкивал. Марина позавидовала Кириллу: вот у кого сейчас никаких проблем. Кагебэшная выучка наверняка включает умение бороться со сном.

Кирилл. Как она разозлилась, когда обнаружила штамп в его паспорте. А теперь это кажется ничего не значащей ерундой. Мелкая неприятность на фоне подлинного кошмара. Эка невидаль, жена! Да пусть хоть по-моряцки, жена в каждом порту. Высокая белозубая англичанка где-нибудь в Брайтоне, горячая француженка в Марселе, шумная итальянка в Венеции и гарем из четырех негритянок по месту прохождения службы. Лишь бы не он был тем самым профессионалом, который стоит за жуткими событиями последних дней. Потому что если это он – у Сашки нет ни одного шанса. И у нее тоже.

Ладно, нечего раньше времени себя хоронить. Ее план обязательно сработает, они выкрутятся. Простые смертные (тьфу, что опять о смерти!), в смысле, гражданские лица, а также морды, тоже не лыком шиты, не пальцем деланы, не в капусте найдены, не курами загреблены... Загребаны? Да ну их, кур гребаных!

Она решила не тратить времени даром и сочинить статью "Новый год в Вене", пожалела, что не на чем записать, затем перед глазами вдруг замелькали газетные колонки, ряды черных букв превратились в крохотные поезда, разбегающиеся по белой бумаге, Марина словно бы поехала, покатилась ... "Нельзя спать!" – напомнила себе она и веки ее опустились.

Полотно яркого белого света развернулось во всю ширь купе, накрывая собой Марину. Она завозилась, недовольно плямкая губами.

– Какого черта! – хмуро буркнули с соседней полки.

– Извините, ошибочка, – густо прогудели в ответ и громадная гориллообразная фигура исчезла из проема. Закрывающаяся дверь скатала световой ковер, оставив за собой лишь узкую полоску.

Проснувшаяся Марина резко села на кровати, судорожно схватилась за голову. Дверь ее квартиры! Гориллообразный силуэт в глазке! Гориллыч! Она вслушалась, стараясь сквозь стук колес различить долетающие из коридора звуки. Вроде бы шуршание дверей, недовольные возгласы. Похоже, взяли у проводницы ключ и сейчас открывают все двери. Интересно, проводнице заплатили или как соседку с первого этажа – ножом в сердце?

Интересно ей, видите ли! О другом думай, о другом! В коридор высовываться нельзя. Ни в коем случае. Надо ждать утра, только тогда она узнает, убедиться...

Было страшно, душа болела от нестерпимого, оглушающего ужаса. Пусть что угодно, пусть смерть, лишь бы прекратилась эта боль! Вдобавок, дико хочется в туалет. Нельзя. Терпи. Жди. Марина по детски зажала ладони между ног и скорчилась на полке в нескончаемом кошмаре ожидания.

Небо засерелось, обещая рассвет и все не держа обещание. Так садюга-тюремщик, явившись отпустить узника на волю, копошиться, гремит ключами, а отпирать не торопиться, продолжая пытку ожиданием. Наконец заспанный рассвет соизволил вползти в купе. Но в вагоне по-прежнему стояла тишина. Народ беззаботно дрых. Марина почувствовала, что сейчас рехнется, описается, и завоет – от того и другого сразу. Она решительно поднялась, оправила прическу, глянула на себя в зеркало – вроде порядок – и выскользнула в коридор.

Что ж, по крайней мере проводница жива. Вон стоит, титан, раскочегаривает, подняла голову, улыбнулась. В ответ Марина одарила ее недобрым взглядом. Гориллычу с компанией, небось, вчера и уговаривать особо не пришлось. Сунули девке баксов десять, навешали стандартную лапшу про сбежавшего должника или неверную жену, она им универсальный ключ и вручила. Диллерше одноразовых шампуней прибыток, а для кого-то – возможно, смерть. То-то дура попрыгает, если в вагоне окажется труп!

От злости на идиотские мысли Марина чуть не шарахнула головой об стену. А следовало бы: соображать надо, чего думаешь! Господи, сделай так, чтобы для дурищи проводницы все обошлось благополучно, потому что если труп в поезде есть, это труп... Нет, нет, она не будет такого думать, нет!

Мочевой пузырь напомнил о себе и на тревогу не осталось сил. Марина заторопилась в туалет, испуганно косясь на ряд плотно закрытых купейных дверей. Защелкнула замок. Краткий миг блаженного облегчения – все-таки самый большой кайф доставляют самые простые вещи. Нажала кран, бросила в лицо горсть ледяной воды. Содрогнулась, вспомнив вчерашний шампунь – помыть голову в такой водичке можно только в качестве пытки, но не добровольно. Ладно, надо эту самую голову хоть расчесать. Аккуратно придерживая каждую прядь, прошлась по волосам гребешком. Что ж, от физического беспокойства она избавилась. Лишь для того, чтобы освободившуюся в душе делянку оккупировали страх и тоскливое ожидание.

Она вернулась в купе. Тщательно накрасилась, затратив на макияж вдвое больше времени, чем обычно. Не торопясь сжевала бутерброд. Бесцельно уставилась в окно, вслушиваясь в звуки просыпающегося вагона. Марина никогда не любила утро – серую тоскливую паузу между пушистой теплой ночью и ярким хлопотливым днем, но сегодня она просто возненавидела и блеклый рассвет и неизбежные утренние хлопоты.

Наконец коридор наполнился жизнью. Вооружившись стандартной декларацией о намерениях – вафельным полотенцем и зубной щеткой – пассажиры выстроились в притуалетный хвост. Позвякивая парящими стаканами пронеслась проводница. Марина приподнялась и снова в нерешительности опустилась на полку. Она так ждала, так хотела узнать, убедиться... Но теперь, когда ее ожидание подходило к концу, испугалась. То, что она увидит сейчас, будет окончательным, бесповоротным. Может, лучше еще хоть недолго не знать и надеяться?

Трусиха! Решение принимала сама, и не сметь бежать от последствий! Встать! В коридор! Она решительно перешагнула порог. Все двери стояли открытыми, позвякивали ложечки, шуршала оберточная бумага и целлофановые пакеты, попахивало съестным – слегка залежалым. Озабоченные мужики волокли к мусорке использованные чайные пакетики, яичную скорлупу и колбасные шкурки. И лишь соседнее купе было немым и безучастным к главному событию поездной жизни – жратве. Его дверь оставалась плотно закрытой и от нее несло глухой безнадежностью. Марина сильно, до боли закусила губу. Родной мой, хороший, неужели... Из глаз покатились слезы.

– Э, девушка, у вас что-то случилось? – незнакомый парняга в спортивном костюме заглянул ей в лицо.

Она покачала головой.

– Все в порядке. Все должно быть в полном порядке, – как молитву, как заклинание пробормотала она и вернулась в купе. С ненавистью глянула на соседнюю полку. Читает! И никакого беспокойства. А впрочем, что ему-то беспокоиться. Она села и принялась ждать. Ведь пока та дверь закрыта, остается и надежда.

Радостная суета приезда оставила ее равнодушной. Ее спутник захлопнул книгу, вежливо кивнул, подхватил чемодан и вышел. Марина проводила его глазами. И только когда последний чемодан горделиво проследовал к выходу, она осмелилась вернуться в коридор. Чтобы вновь упереться в закрытую дверь и вслушаться в тишину за ней. Этого Марина уже не могла вынести. Она толкнула дверь раз, другой, и уже понимая всю безнадежность своих действий, захлебываясь слезами отчаяния, забарабанила в нее кулаками:

– Открой, слышишь, открой!

Неожиданно раздался короткий щелчок и дверь откатилась в сторону.

Задыхающаяся Марина ввалилась внутрь, сшибая с вешалки свою собственную светлую шубку.

– Вот только не падай на меня, пожалуйста! – мучительно сморщившись, Кирилл отстранил ее, другой рукой продолжая держаться за голову, – Лучше вон там, в сумке, таблетку анальгина найди.

Марина сдавленно, истерически всхлипнула и кинулась ему на грудь:

– Я думала тебя... тебя...

– Я же тебе говорил, никто нас убивать не станет, – с некоторым сожалением отведя руки ото лба, Кирилл погладил Марину по плечам и тут же поспешил снова ухватиться за собственную голову, – У нас противник – профессионал, а профессионалы не допускают ненужной крови. Это дорого и опасно. Ты дашь мне таблетку, или так погибать?

– И мне тоже, – простонала восседающая на соседней полке девица, – Вообще, мы так не договаривались. Мало того, что волосы постригли, мне с длинными было лучше, так теперь еще и башка трещит. Бодун без выпивки. Доплатить бы надо.

– Вы, милочка, не заговаривайтесь, – Марина уже запомнила – головная боль делает Кирилла злобным и желчным. Как сейчас.

– В Будапеште вы за обратный билет готовы были работать, а сейчас расхрабрились. Пейте таблетку, забирайте гонорар и проваливайте.

– Ну и ладно, – передернула плечами девица. Она поднялась, оправила на себе Маринину юбку, натянула жакет от ее же костюма, перекинула через плечо Маринину сумку и ухватила ее светлую шубку, – Пальтишком я воспользуюсь, не голой же по морозу бежать. Пока, – и она исчезла в проеме.

– Надо полагать, шубы своей я больше не увижу, – вздохнула ей вслед Марина, и с облегчением стянула с головы белокурый парик.

– Новую купишь, – по-прежнему злобно процедил Кирилл.

– С такими расходами я и не замечу, что стала богатой женщиной, – буркнула Марина, – Они были здесь. Убийцы. Я Гориллыча видела. Купе проверял.

Кирилл попытался кивнуть и тут же со стоном схватился за голову.

– Обыскали наши вещи, ничего не нашли, может, поняли, что девчонка – не ты, и принялись шерстить поезд.

Только сейчас Марина обратила внимание на разбросанные по полу вещи и раскуроченные чемоданы. Она принялась заталкивать бебихи обратно.

– А вы где были, пока они обыскивали?

– В отрубе, – ответил Кирилл и еще разок ощупал голову. На сей раз вопросительно, – Кажется, стихает. Фух! Они наверняка проводнице заплатили и нам в чай что-то подсыпали. Отключились мгновенно и на всю ночь, только недавно очухались.

Марина на мгновение задумалась.

– Получается, проводница теперь может их опознать.

Кирилл напрягся, выглянул в коридор.

– Что-то долго нас никто из вагона не гонит.

Они испуганно переглянулись. Взявшись за руки, как дети, подошли к купе проводника. Надев на руку перчатку, Кирилл тихонько потянул дверь. Та поддалась с легкостью.

Полка была застелена свежим хрустящим бельем. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и два стандартных поездных стакана. Рядом нехитрая закуска: колбаса, кусочек сыра. Проводница сидела у окна, откинувшись к стене. Ее белые груди, похожие на маленьких поросят с коричневыми пятачками, вывалились из расстегнутой форменной рубашки. А под левой торчала обмотанная синей изолентой рукоять ножа.

Марина судорожно сглотнула. Быть может, их противник и профессионал, не признающий напрасной крови. Но сегодня в коридоре поезда она слышала шаги самой смерти, чувствовал ее неумолимое присутствие. Если уж смерть пришла, она не уйдет без жертвы.

– Кто-то из наших убийц девахе приглянулся, – тяжело обронил Кирилл, – Ждала она его. Дождалась.

Он плотно закрыл дверь.

– Быстро собирай вещи. Чтобы ничего не осталось. И уходим.

Они выскочили на перрон, заторопились к выходу в город.

– Куртку хоть застегни, – раздраженно буркнул Кирилл, – На твоем свитере драгоценностей на черт знает какую сумму.

– А выглядят полной дешевкой, – захихикала Марина, запахивая алый пуховик, – Я еще там, у ювелира поняла – когда драгоценностей до фига, они сразу принимают базарно-копеечный вид. Никто не поверит, что настоящие. Гориллыч ночью пялился на мой свитер в упор и ничегошеньки не заподозрил.

– Зато меня чуть инфаркт не хватил, когда ты на перроне появилась. Блондинка в красном и вся в камнях! Как ты их прицепила?

– Клеем. Самым обыкновенным клеем.

Они забрались в такси и Марина скомандовала:

– В аэропорт.

– Значит, Сашка летит самолетом, – сделал вывод Кирилл.

– Уже подлетает. Посадка через сорок минут.

– Он хоть не один?

– Инстинкт бабуси в тебе неистребим! Ты и впрямь думаешь, что полуторогодовалого малыша пустят одного в самолет? С ним Катька. Решила заодно проведать родину, говорит, стосковалась.

Глава 30

Они нетерпеливо топтались у выхода аэропортовской таможни, ожидая, пока неспешная очередь дойдет до дамы в строгом брючном костюме, отделанном мехом, и маленького мальчика.

Наконец отшуршали декларации и радостно визжащий Сашка через весь зал помчался в распахнутые объятия Марины.

– Маленький мой, – счастливо пробормотала она, подхватывая на руки вертлявый сгусток восторга и целуя его в необыкновенно вкусные морозные щечки.

– Отак, молодець, поцелуй маму, – умиленно загудела Катька.

– Я ему не мама, а тетя, – смущенно поправила Марина.

– То без разницы, – отмахнулась Катька, – Такий хлопчик хороший, як солнышко.

Марина согласно вздохнула. Конечно, солнышко. Шкодливое, непослушное и очень любимое.

– Як це добре, що вы меня до дому вытягли. По улицам погуляю, всех старых знайомых навещу. Ох, подывяться як я тепер живу! – Катька предвкушающе зажурилась. – Ну, поехали, скорише, скорише! – Катька аж подпрыгивала от нетерпения. Потом вдруг остановилась, неловко переступила, кинула опасливый взгляд на колготки, – Ни, почекайте, мне кое-куда наведаться надо.

Кирилл повернулся к выходу:

– Вы идите, а я машину подгоню.

– Где тут? – нетерпеливо оглядывалась Катька, – Чую, у мене стрилка поползла.

– Вон там, – кивнула Марина на дверь со стилизованной женской фигуркой.

Катька устремилась туда, Марина, держа за руку Сашку, неторопливо шла следом. И вдруг, у самой двери, Катька резко затормозила и подалась назад. Так отступают перед лезвием ножа или под дулом пистолета.

Марина коротко, приглушенно ахнула. Нашли! Выследили! Все их хитроумное путешествие было напрасным!

Катька сделала шаг назад, другой...

Из двери туалета показалась швабра.

А следом, грозно держа поломойной орудие наперевес, появилась тетка в синем халате.

– Дамочка, ну куда вы лезете! – рявкнула тетка, – Перерыв у меня, ясно!? Пе-ре-рыв.

– А як же... – пролепетала Катька, делая руками пояснительные жесты в сторону желанного туалета: мол, надо очень.

– А не знаю как. – безапелляционно заявила тетка и вытащила связку ключей, – Как хотите, – и ключ щелкнул в замке туалета со злорадной бесповоротностью.

Вскинув швабру на плечо, тетка удалилась, негодующе ворча:

– О народ, ну народ – только о себе думают, только о себе!

– С приездом тебя, Катюха, – усмехнулась Марина. – А давай во-он в тот закуточек забежим, мы с Сашкой тебя прикроем, а ты...

– Совсем зъихала? – возмутилась Катерина, – Непристойное поведение в общественном месте – это ж такой штраф!

– Какой еще штраф! Ты не в своей Вене!

– Нет уж, я краще потерплю! – твердо заявила Катя.

Марина пожала плечами:

– Тогда пошли.

Отмахиваясь от назойливых таксистов, они вышли из аэровокзала. Кириллов БМВ как раз выруливал с автостоянки.

– Смотри, Катька, как город изменился, – Марина с энтузиазмом тыкала пальцем в проносящиеся за окном новенькие фасады, витрины, вывески.

Катерина кивнула, не отрывая глаз от окна:

– Совсем инший стал. Скильки ж я тут не была!

– Ой, вон супермаркет! Кирилл, останови, дома же ни крошки! – Марина обернулась к Кате. – Пойдешь со мной?

Катька выбралась из машины и они заспешили к раздвижным дверям. В крохотном закутке между дверями и кассами Катька замешкалась:

– А туалет что, внутри?

– Нет тут туалета, пошли скорей!

– В супермаркете нет туалета?

– Ну-у, в некоторых есть.

– В некоторых, – повторила Катерина и на лице ее нарисовалась глубокая задумчивость.

– Зато, смотри, выбор какой! При тебе такого не было.

– Колбаса странная – "ливерно-растительная". – острый наманекюренный Катькин пальчик ткнулся в ценник, – Интересно, что за рослына?