Текст книги "Смерть и побрякушки (СИ)"
Автор книги: Аноним Волынская-Кащеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Она удалилась на кухню, незаметным движением прихватив с собой телефон. Плотно закрыла дверь и наскоро натыкав заветный номер, спросила:
– Стрип-клуб "Нимфа"? Дарья, ты? У Сашки тридцать семь и пять. Чего делать-то?
Получив очередную порцию советов от многоопытной матери двоих детей и кордебалета стриптизеров, она настрочила список. Шагнула к двери, и остановилась.
– На работу, как можно скорее на работу, – бормотала Марина, составляя второй список – покупок в супермаркете, – Один день без работы – и почти полное одомашнивание!
Она появилась из комнаты, вооруженная двумя списками и мешком, полным мусора.
– Это зачем? – настороженно поинтересовался Валера, поглядывая на мешок.
– В том-то и дело, что в доме – абсолютно незачем. Вот и вынесите его вон, пожалуйста, – и торопясь пресечь возможные возражения, добавила, – Я вас потом обедом накормлю. Вкусным.
Дверь за Валерой захлопнулась, она вернулась в кухню.
– Что со мной происходит – второй раз за день! – полностью сдавшись хозяйственному порыву, она принялась вытаскивать из шкафа давно пылившиеся без дела глиняные горшочки.
Глава 18
Длинная стройная фигура бесшумно возникла в дверном проеме. Кирилл улыбаясь смотрел на нее и Сашку. Марина почувствовала как ей становится спокойно. Только сейчас она поняла, что весь день: и в присутствии болтливого Валеры, и потом, когда он ушел, страх не отпускал ее ни на секунду. Глухой и постоянный, он сидел в душе, и лишь теперь, с приходом Кирилла рассосался, спрятался.
Появился Кирилл как обычно из ниоткуда – вот в квартире они с Сашкой вдвоем, а вот бесшумно, в один миг материализовался третий. Но вместо привычного раздражения беспардонностью господина Валуева, Марине неожиданно стало тепло на душе: давненько уже мужчина не открывал дверь ее дома своим ключом. Собственно, после Павла она никому ключ и не давала, держала дистанцию.
Марина мысленно одернула себя. Дала тогда ключ, теперь и сидишь по уши в дерьме, как в переносном, так и в прямом смысле слова: прямо возле ног Сашкин горшок стоит, срочно вынести надо. А этому бандиту (Кириллу, не горшку) вообще никто ключ не давал, он уже второй раз нахально отпирает ее дверь отмычкой!
– Я, конечно, понимаю, тебе ничего не стоит открыть любой замок, – холодно процедила Марина, – Я даже восторгаюсь такими необыкновенными талантами и чудесами кагебэшной подготовки! Но, может, ты будешь так любезен и станешь звонить? Или стучать? Или, если и то и другое не по силам, напевай, прежде чем появиться из ниоткуда?
– Где Валерка? – не отвечая на выпад, поинтересовался Кирилл.
– Обедом покормила и выставила. Или я целый день должна терпеть его в своем доме? Больному ребенку покой нужен!
– Как он себя чувствует?
– Валера? Не спрашивала. Вроде ни на что не жаловался.
– Саша, – голос Кирилла наполнился бесконечным терпением, словно он дал себе зарок ни при каких обстоятельствах не реагировать на подначки.
– Температура, кашель, насморк. Стандартный набор, – она спустила Сашке штаны и положила животиком себе на колени. Малыш протестующе заорал.
– Что ты делаешь?
– Почему, собственно, вы перешли со мной на ты? – немедленно окрысилась Марина.
– Потому что ты первая начала, – резонно возразила он.
– Да... действительно, – вынуждена была признать она, вспоминая начало беседы, – Тогда ладно. Держи его за ноги.
Марина вытащила из упаковки маленькую фармацевтическую свечечку и примерилась к круглой Сашкиной попке.
– Так что ты делаешь? – переспросил Кирилл, придерживая дергающего ногами Сашку.
Марина хмыкнула:
– Надо же, спрашиваешь, вместо того, чтобы сходу спасать несчастного младенца из рук злобной тетки. Большой прогресс! – одним движением она воткнула свечку Сашке в попу. Мальчишка протестующе вякнул и замолк. Марина поправила ему штанишки, посадила в кровать и лишь после этого соблаговолила пояснить, – Температуру надо сбить. И горлышко у него побаливает.
На лице Кирилла отразилась напряженная, прямо таки выматывающая работа мысли:
– Чтобы вылечить горло, лекарства засовывают в попу?
– Слушай, что ты ко мне пристал? Мне их в аптеке дали. Все претензии к современной медицине. Если теперь принято лечить горло через задний проход – кто я такая, чтобы возражать? – она поцеловала Сашку в щеку, укрыл одеялом и выпроводила Кирилла на кухню.
– Есть будешь?
– Буду! – согласился он так агрессивно, словно еда в ее доме была невесть каким подвигом. – Валерка мне все уши прожужжал, как ты потрясающе готовишь. Клянется, что после нынешнего обеда непременно на тебе женится.
– Ждать предложения?
– Я ему запретил. Никаких свадеб, я не могу доверить ребенка такому легкомысленному субъекту. – заявил Кирилл – и вот это и было истинное легкомыслие.
– Мои желания в расчет не принимаются? – потяжелевшим голосом спросила Марина и демонстративно захлопнула холодильник.
Сдаваясь, Кирилл поднял руки.
– Виноват, больше не буду, исправлюсь, лично доставлю Валерку в упаковке с бантиком.
Ледяной лик женщины не смягчился, холодильник оставался закрытым.
– Не подходит? Сам отнесу ваше заявление в загс. Тоже нет? – и в полном отчаянии предложил, – Чертов мусор вынесу, только смилуйся, не мори голодом!
Марина злорадно усмехнулась: мусор она спровадила с Валерой, до следующих накоплений нет у Кирилла способа к ней подольстится.
– Мусор вечером выносить нельзя, денег в доме не будет. И ты первый обвинишь меня, что я беззащитного ребенка разорила – деньги-то все Сашкины.
– Тогда не знаю, – он горестно поник за столом, – Моя смерть от истощения будет на твоей совести.
– Лишение еды – лучший способ дрессуры. Даже ты на человека стал походить, острить пытаешься. Плоско, но ничего, ближайшие десять лет без обедов и ужинов – научишься, – Марина распахнула холодильник, – Вам Дзержинский что завещал? Чистые руки, горячее сердце и... холодное пиво, – она водрузила на стол запотевшую бутылку и выхватила из духовки раскаленный горшочек. Кухня наполнилась одуряющими съестными ароматами.
– Пиво есть, сердце с овощами запеклось... Иди мой руки.
Прихлебывая пиво, Марина с законной гордостью наблюдала как Кирилл азартно расправляется с содержимым горшочка. Наконец он устало откинулся на спинку стула и благостно прикрыл глаза.
– Потрясающе! Давно так не наедался, – в подтверждение он даже похлопал себя по впадине живота, – Завтрак был замечательный и обед вкусный.
– Тебя это удивляет?
– Как правило, женщины твоего типа не любят готовить, – сонно пробормотал Кирилл.
– Как правило, – повторила Марина. Недавняя симпатия к Кириллу уходила, растворялась, сменяясь привычным раздражением, – Я – не как правило, я как левило! Откуда они взялись, правила? В родных спецслужбах придумали? На каждую женщину свой шаблон? Блондинкам идет черное и голубое, они воздушные, романтичные, глуповатые и любят сладкое. Брюнетки носят красное, курят сигареты с мундштуком и все как одна стервы. А русые стриженные журналистки не умеют готовить. И если бы не жесткий контроль всяких приблудных кагебэшников, пороли бы беззащитных детей каждую субботу и иногда по средам. Так?
– Что за страсть к устаревшим аббревиатурам, – даже Маринин страстный монолог не смог преодолеть овладевшую Кириллом сытую лень, – Некоторые уже и не помнят, что такое КГБ, а у тебя с языка не сходит.
– А я старая вешалка. Но без склероза. Помню то, что другие забывают.
Кирилл бросил на нее усталый взгляд из-под ресниц и решил сменить тему.
– Вы с Сашей притерлись друг к другу, – он оглядел прибавления к кухонному интерьеру: высокий детский стульчик, пестрые тарелочки над мойкой, коллекцию забавных слюнявчиков.
– Любая женщина способна привыкнуть к ребенку, если ей дать время и не трепать нервы. – Марина принялась собирать со стола посуду. Она старалась не глядеть на Кирилла, так было легче говорить.
– Я если сама с Сашкой гуляю, разговариваю с молодыми мамашами. Знаешь, на что они все жалуются? На родственников. Главное – на незаменимых помощниц бабушек. Ребенок – это ведь страшный шок для матери. Работала или училась, устоявшийся образ жизни, потом появляется ребенок и эту жизнь надо изменить, причем резко, практически, за один день. Сон по-другому, еда по-другому, отношения с мужчинами по-другому, отдыха вообще нет, работа превращается в ад... Тут бы оставить женщину в покое, дать приспособится, привыкнуть. Но налетают свежеиспеченные бабушки, и от большой любви к внуку начинают молодую мамашу в гроб вгонять. Вроде бы и помогают, но при этом!.. Прямо жандармы, церберы. Все проверяется: а ты его любишь, а достаточно ли ты о нем заботишься, а готова ли ты к самопожертвованию... Ребенка превращают в злобное божество, на алтарь которого мать должна возложить всю свою жизнь. А бабули-жрицы понаблюдают. Неудивительно, что при таком прессинге у женщин бывает послеродовой шок. Вот американцы учат женщин перед родами правильно дышать, а я бы открыла курсы для родственников, чтобы научились молчать. Хотя бы первое время.
– Но при тебе-то нет придирчивой бабушки, так чего переживать? – все так же лениво протянул Кирилл.
– Как это нет! А ты?
Кирилл резко выпрямился, сонливость как рукой сняло:
– Я – бабушка?!
– Бабушка, бабушка, бабушка! Причем даже не с моей стороны. Свекруха! Все нервы вымотал! То пошла не туда, то одела не так, то веду себя неправильно.
– Я по половой принадлежности не подхожу. – смущенный ее натиском, пробормотал Кирилл.
– Зато по стилю поведения подходишь. Вот честно скажи, о чем бы ты сейчас говорил, если бы я инициативу не перехватила?
– Ну-у, – отвечать Кириллу явно не хотелось. Он поерзал на стуле, взгляд затравленно заметался по кухне, ища за что зацепиться. Наконец нехотя выдавил, – О квартире. Квартиру надо сменить, твоя маленькая, а Саше через год-полтора своя комната понадобиться. Район неблагоприятный, гуляете между двумя дорогами, ребенок канцерогенами дышит.
Марина рухнула на стул и уставилась на него с комическим ужасом:
– Ну и кто ты после этого, если не распоследняя бабушка? У тебя совесть есть? Я едва успеваю, между работой и Сашкой на части рвусь, и ты еще хочешь, чтобы я квартирой занималась. Нет, ну совсем задолбал, рехнусь скоро! Я и так вечно виноватой себя чувствую. На работу бегу – виновата, что Сашкой не занимаюсь, с работы к Сашке сматываюсь – виновата, о его деньгах мало забочусь, на себя время потратила – вообще кошмар, махровой эгоисткой себя чувствую. А все ты и твои замечания!
– Насчет денег я ничего не говорил!
– Да? А когда в первый раз среди ночи явился? "Деньги за опекунство можете оставить себе". – передразнила она, – И выражение лица: ты ангел бескорыстия, а я жадная дрянь. Думаешь, забыла? Я же сказала, склероза у меня нет.
– Вот уж не думал, что ты такая чувствительная!
– Похоже, ты обо мне постоянно НЕ думаешь. То не думаешь, что я готовить умею, то не думаешь, что чувствительная. Что еще ты обо мне не думаешь?
Кирилл мрачно, и опять как-то очень по-детски нахохлился. Недавно точно так же на нее дулся Сашка, когда она отняла у него четвертую карамельку.
В кухне воцарилось мрачное молчание. Первой не выдержала Марина:
– Давай укладываться, мне завтра на работу, и у тебя, наверное, дела есть.
– Я не думал, что ты... – он замер, прислушиваясь к собственным словам, потом поправился, – То есть наоборот, я думал, ты меня выставишь.
Марина пожала плечами:
– Что делать, с тобой как со всякой бабушкой: и терпеть нет сил, и обойтись невозможно. Ты у нас бабушка-телохранитель: уйдешь, я от страха рехнусь.
Марина забралась в кровать, прислушалась. Сашка тихонько посапывал во сне, Кирилла было не слышно, словно диван пуст. Но она твердо знала, что он там и это знание наполняло ее уверенностью – ничего плохо ни с Сашкой, ни с ней самой не случиться. Кто бы ни явился, Кирилл сумеет защитить. За физическое здоровье в его присутствии можно не волноваться. Вот с душевным хуже. Вздохнув, Марина завозилась под одеялом, устраиваясь поуютнее.
– Марина, – окликнули ее с дивана.
– М-м? – сонно протянула она.
– Мне кажется, я даю полезные советы... Но если ты так остро все воспринимаешь... Я постараюсь больше не загонять тебя в гроб и не превращать ребенка в могилу. Не знаю, получиться ли, но постараюсь.
– И на том спасибо.
– Только еще одно, последнее – дверь надо поменять. Со старой небезопасно, один раз ее уже открыли. Я заказал новую.
– Спасибо, бабуля, – вздохнула Марина, проваливаясь в сон.
Глава 19
– Я тут кой-какие старые связи девчонкам на журнал перекинула, должен хороший цикл статей выйти, остренький, с перчиком. Предшественник твой осторожничал, все издания у него солидно-пресноватые. У редакторов прямо условный рефлекс выработался, любую провокационную строчку выпалывают. Ничего, мы это поправим. – решительно возвестила мадам Маргарита
– Смотри, не перестарайся, чтоб от твоего пылкого энтузиазма пожар не занялся, – Марина сделала пометку в "склерознике", – Я боюсь, как бы наша газета не загнулась, а то ободрала я ее под липку. Сама в генеральные, тебя в начальники подразделения...
– Молодым – дорогу, – философски заметила Марго и хихикнула, – А старикам – повышение и оклад. Не бойся, Лешка справится. Во-первых, после слияния возможности не чета прежним, а во-вторых, он так хочет доказать свою крутизну, прямо кипит!
– Во-во, типичный чайник, – фыркнула Марина, – А мне профессионалы нужны. Ты пылаешь, он кипит, такие все горячие!
– Зато ты у нас сегодня пожарный брандспойт, всех норовишь остудить. Когда ты брюзжать начинаешь, кажется, что это я молодая, а ты дряхлая нафталинная старушонка.
Марина обиженно насупилась:
– Я замотанная жизнью баба, с работой и ребенком...
– Ну и радуйся, дурища, – перебила мадам Маргарита, – Ты же счастливая женщина! Представь, у тебя – ни того, ни другого, сидишь, и от тоски водяру глушишь. Или еще хуже – целый день телевизор смотришь. Мексиканские сериалы. Все.
Марина невольно представила и содрогнулась.
– Работа есть, ребенок есть – смысл в жизни есть! – продолжала мадам Маргарита и хитро прищурилась, – Тебе бы еще мужичка хорошего для комплекта...
Марина негодующе передернула плечами, но дать непрошеной советчице достойную отповедь не успела, зазвонил телефон.
– Мариночка, кошечка, заинька, птичка, – ласкова затянул смутно знакомый мужской голос, – Не звонишь, не появляешься, совсем меня забыла. Конечно, ты теперь большая женщина...
Марина невольно глянула в зеркало. Нет, вроде не такая уж большая: не потолстела, и в росте не прибавила.
– ...где тебе помнить нас, мелких чиновников, – продолжал бархатисто сожалеть собеседник.
– Что вы, я прекрасно помню, как можно вас забыть, – проворковала Марина. Она лихорадочно соображала, кто бы это мог быть: из мэрии? от губернатора? Условный рефлекс тем временем работал безотказно: на лицо выпрыгнула протокольная улыбка, а голос наполнился официальной теплотой. Градусов тридцать, примерно.
Мужчина принужденно рассмеялся.
– Мариш, ты что, и впрямь не узнала? Вот оно, женское вероломство! Меньше месяца не виделись, а уже и как звать, не помнишь.
– Обстоя... – черт, ей и впрямь пришлось поднапрячся, вспоминая его имя, хотя разлука не при чем. Марина всегда забывала, как же Обстоятельство зовут, – Вова, ты? Чего звонишь?
Маринина любезная теплота вмиг сменилась арктическим холодом. Если и тридцать, то мороза.
– Какая ты стала жесткая! Конечно, подчиненных целый день жучишь, привыкла, даже для родного человека ласкового слова не осталось... Забросила меня совсем. – снова заныл Обстоятельство.
– Слушай, человек мой родной, помниться, на нашем последнем свидании был выдвинут гордый лозунг: или ты, или ребенок. Пацан остается у меня, вот и не напоминаю о себе. Уважаю, так сказать, твою точку зрения.
– Ты меня неправильно поняла, Мариночка. Я же о тебе заботился, думал, тебе мальчика на свою зарплату поднимать придется, жизнь свою гробить. Раз пацан богатый наследник, можешь его оставить.
– Разрешаешь, значит? Ну спасибо, чтобы я без твоего дозволения делала.
– Конечно, женщина должна слушаться своего мужчину, – самодовольно зачастил Обстоятельство.
Марина хмыкнула. Она уже и забывать стала, что сарказма Обстоятельство не воспринимает напрочь. Марина сообразила, что за прошедшие недели вообще полностью выкинула "своего мужчину" из головы. Надо же, как быстро! Вроде бы раньше за ней такого не водилась. Расставаясь, долго мучалась, обсасывала в воспоминаниях каждую деталь отношений. А сейчас – будто и не было в ее жизни мужика. Марина попыталась вспомнить хотя бы лицо Обстоятельства, зажмурилась – перед мысленным взором всплыла физиономия Кирилла Валуева. Вот еще тоже наказание! Отогнав образ, словно назойливую муху, Марина вернулась к разговору.
– ...и вообще, бабе без мужика тяжко, – продолжал вещать Обстоятельство, – Совета спросить не у кого, а у вас ведь головы для бизнеса природой не приспособлены. Представляю как ты там мучаешься с громадной корпорацией. Наверное, мечтаешь, чтобы кто-нибудь помог, поддержал, снял тяжесть с хрупких плеч...
– Хочешь, чтобы я тебе свое кресло уступила? – с тихой змеиной ласковостью поинтересовалась Марина.
Обстоятельство на мгновение замялся:
– Нет-нет, как можно! Я знаю, в "Worldpress" и женские журналы есть, тут ты, как женщина, лучше разбираешься. А в остальном я всегда готов взять на себя... Будем вместе – и на работе, и дома. Прямо как Ромео и Джульетта.
Марина в ужасе зажмурилась. Господи, хорошо хоть не как Отелло и Дездемона.
– Опыт у меня есть, ты же знаешь, у нас в Комитете молодежи пресс-релизы только я составляю.
Марина сморщилась, словно откусила кислого весеннего яблока. Она таки открыла в газете рубрику "Нарочно не придумаешь", пополняя ее исключительно перлам из пресс-релизов Обстоятельства. "Позорные слухи не имеют под собой ни одного градуса поддержки". Или еще того милее: "опытный пастух деликатно поступает с козлом, не подрывая его авторитет среди баранов".
Но Обстоятельство, уважающий себя работник пресс-центра, газет не читал, а потому продолжал:
– Корпорация, небось, уже в запустение приходит. Покойный хозяин не был профессионалом, а ты – слабая женщина: подчиненные творят, что хотят. Но ты не волнуйся, я их к ногтю приберу, дело налажу. Такой простор для творческой инициативы!
Марина содрогнулась. Помнится, Эдичка тоже жаждал проявить творческую инициативу. Теперь Марина точно знала, что делать, если вдруг понадобиться разорить "Worldpress" в дым. Запустить сюда Обстоятельство, объединить его с Эдичкой, а потом быстро-быстро убегать, чтобы не погребло под обломками.
– Кто лучше близкого человека сумеет о тебе позаботится... – продолжал вещать Обстоятельство.
Марина презрительно скривила губы. Ну вот, мелькала последнее время голубая мечта, чтобы кто-нибудь пожалел ее, бедную и заморенную, позаботился не только о Сашке, но и о ней, Марине. Мечтала – получи: кушай, не обляпайся.
Права Марго, суматошная жизнью работающей тетки-одиночки – это счастье. По сравнению с заботливым Обстоятельством. Надо прекращать корчить рожи в ответ на его прочувственные речи – все равно по телефону не видно – и послать его куда подальше.
Между тем Обстоятельство позволил себе немножко пообижаться.
– Ты, говорят, свою Марго журналами управлять поставила, зарплата больше депутатской. А мне даже не позвонила... Ну ничего, я тебя прощаю, говори, куда подъезжать.
– Если вы, Владимир, хотите у нас работать, составьте резюме, приложите две рекомендации и направьте в отдел кадров. Мы рассмотрим вашу кандидатуру, если появится свободная вакансия.
– Курочка, лисичка, что так официально, не чужие ведь, – заныл Обстоятельство, – Давай напрямую, через главу корпорации вопросик с моим трудоустройством решим, а?
– Через главу, – задумчиво протянула Марина, – Попробуйте, только это не ко мне. Главой корпорации является Александр Павлович Севастьянов. Можете обратится прямо к нему. Глядишь, и сумеете уговорить, например, взятку дать. Даже подскажу чем. Он шоколадки очень любит. Правда, приказ о назначении подписать не сумеет, буквам не обучен.
Она аккуратно положила трубку и воззрилась на Марго. Та изо всех сил старалась держать любопытство в узде, но в конце концов сдалась:
– Кто звонил?
– Недостающая часть комплекта. Мужичок.
– Этот твой, как его, Обстоятельство? Гони его в шею.
– Ты непоследовательна. То советуешь мужичка завести, то – гони в шею.
– Ты, мастер слова, внимательнее слушать надо. Я же сказала – "хорошего", а не абы какого, – наставительно подняла палец Марго. – Ну его к бесу, давай о деле. Я тут подумала, мы целый комплект журналов выпускаем, но одного не хватает. Мужского. Эдакого местного "Playboy". Как считаешь?
– Вложения потребуются, – с сомнением покачала головой Марина, – На повседневную работу и оборотных средств хватает, а тут капитал тронуть придется. Не знаю, можем ли мы это себе позволить, я еще в финансовой ситуации толком не разобралась.
– Так разберись, в банк съезди.
– Надо бы, – кивнула Марина. И поднялась.
– Знаешь, прямо сейчас и поеду, давно пора.
"Она стояла на пороге, глаза ее метали молнии".
– Светлана! – яростным гонгом ударило от порога.
Секретарша Светочка толчком задвинула ящик с припрятанным в нем любовным романом и вскочила.
Такой она еще новую начальницу не видела. Уезжала в банк вроде женщина как женщина, а вернулась... Фраза из романа приобрела плоть и смысл. На пороге стояла разъяренная фурия и ее бешенный взгляд чертил мебель и стены проплавленными штрихами. Света готова была поклясться, что в приемной запахло горелым пластиком. Света невольно съежилась, представив, как Марина переводит взгляд на нее и на секретарском стуле остается лишь горстка пепла, да сережки, сплавившиеся с пломбами.
Но Марина не смотрела на Свету. Уставившись прямо перед собой, она произнесла, металлически разделяя слова:
– Макарова. Ко мне. Сию минуту.
– Не пойдет, права станет качать, – робко возразила Света.
Марина все таки перевела на нее взгляд. Сдавленно охнув, Света сорвалась с места.
Чеканя шаг, Марина проследовала к себе и уселась, выжидательно уставившись на дверь.
Через секунду дверь распахнулась и Макаров буквально влетел в кабинет. Похоже, испуганная Света просто забросила его внутрь, словно нашкодившего щенка.
– Что вы себе позволяете!? – гневно взвыл Макаров, – Вы не имеете права... Мое положение в корпорации... Вы не можете так по хамски...
– Молчать! – рявкнула Марина, да так, что Эдичка втянул голову в плечи, а стекла в украшающих стены Пашкиных портретах тоненько испуганно звякнули. Мелодичный звон затих, погребенный тишиной, и Марина процедила:
– Где деньги, падла?
– Деньги? Какие деньги? – растерянно переспросил Эдичка.
От удара кулаком по столу зазвенели и стекла, и безделушки, и у Эдички в ушах.
– Ты мне ваньку не валяй! – Марина и сама не понимала, из каких глубин подсознания всплыл добротный правительственный матерок, который она и обрушила на перепуганного Эдичку. Дикая злоба туманила голову, – Он спрашивает, какие деньги! Те самые, которые ты с наших счетов вычистил! Базовый капитал компании!
– При чем тут... Я ничего не вычищал! – брызгая слюной, заорал Эдичка, – Я не знаю, о чем вы говорите!
– Не ври! – Марина выбралась из-за стола, подошла к Эдику и ткнула его пальцем в грудь, опрокидывая в кресло. Остро заточенный ноготь гневно замелькал у Эдика перед глазами, заставляя испуганно жмуриться и вжиматься в спинку.
– Я только что из банка. Наши базовые счета пусты, с них сняли все деньги. Компания больше месяца живет на одних оборотных средствах: тираж продали-тираж выпустили. Кто-то ободрала нас как липку. И это сделал ты! – кинжальный палец вновь ткнулся в Эдика и тот явственно ощутил холод стали под сердцем.
– Ты ограбил компанию, явился в банк и сгреб все денежки, а потом... – она только хотела обвинить Эдика в убийстве Пашки и Аленки, как вдруг затравленный Макаров взвился с места и отчаянно завопил:
– Не я, не я! Я не мог, у меня права первой подписи нет!
– Чего? – расходившаяся Марина словно налетела на каменную стену. Она удивленно захлопала глазами, и пользуясь ее замешательством, Эдичка стремительно зачастил:
– Мне не разрешают брать деньги с базовых счетов, только Павел мог подписать требование!
– Не разрешают, – тяжело проронила Марина, – Не разрешают ему, маленькому. А вот мы сейчас проверим.
Она принялась терзать телефон.
– Куда вы звоните? – поинтересовался томящийся в тоске Эдичка.
– В банк, – прислушиваясь к коротким гудкам, – Сейчас мы выясним, что тебе разрешали, что запрещали... Алло! Вас "Worldpress" беспокоит, Марина Сергеевна. Я недавно встречалась... Да, именно с ним... Да, будьте любезны, позовите. – она подождала, одновременно разглядывая мающегося Эдичку словно жутко противное насекомое, – Здравствуйте, простите за беспокойство, я забыла спросить, кто из компаньонов нашей корпорации имел право вычистить счета? Да... Даже так... Понятно, спасибо.
Она бережно уложила трубку на рычаг и усталым взглядом воззрилась сквозь Макарова. Он тихонько кашлянул. Марина встряхнулась:
– Что ж, в этот раз не соврал, – нехотя призналась она, – Можете идти.
– Что значит, можете идти! – наливаясь сознанием собственной правоты, возопил Эдичка, – Вы присылаете свою... свою наемницу...
– Секретаршу, – поправила Марина.
– Террористку! – проорал Эдичка, – Я с ней еще разберусь! Меня доставляют сюда, вы обращаетесь со мной как с нашкодившим мальчишкой, обвиняете в воровстве, а теперь заявляете, что я могу идти! Я вам не подчиненный! Я желаю знать, что произошло в банке! Что со счетами!?
Вот ведь хряк! Интересно, как Света умудрилась "доставить" эдакую тушу. А вещи орет правильные, и ведет себя естественно. Если бы не Пашкино письмо, Марина ни за что бы не связала толстенького Эдичку с убийством сестры и покушениями на Сашку. Никогда бы не предположила, что в его заплывших жирком мозгах могут крутится планы захвата компании. Или все таки не в его?
– Я требую немедленных объяснений! В компанию вложены мои деньги!
– Не ваши, а вашего папочки, – устало бросила Марина.
– Да! Моего! И я... Я...
– Папе расскажу, – подсказала Марина.
– И расскажу! Он вас в пыль... в порошок... – топающий ногами Эдичка был смешон в образе великовозрастного младенца, но Марина не смеялась. Ей стало жутко.
Хлопнув дверью, Эдичка вылетел из кабинета.
– Положеньице, – пробормотала Марина, – Убийцы толпами шляются, деньги со счетов испарились, и еще этот – папе ябедничать побежал.
Дверь тихонько приоткрылась и в проеме показалась личико Светы.
– Меня нет! – торопливо заявила Марина. Ей надо было подумать, хорошенько подумать. Хотя о чем тут думать – ясно же, дело швах.
Однако Света словно и не слышала ее слов. Она проскользнула в дверь и остановилась, смущенно переминаясь. В руках держала обычный белый конверт.
– Тут вам письмо, – наконец, выдавила она испугано.
– От кого? – раздраженно поинтересовалась Марина.
– Да вот... Понимаете... От Павла Афанасьевича, – выдавила Света, подумала и зачем-то уточнила, – Покойного.
Глава 20
Марина поднялась, медленно обошла стол, и забрала у Светы из рук конверт. Сомнений не было, последнее Пашкино письмо лежало точно в таком же конверте с забавным медвежонком. Впрочем, то было предпоследнее, последнее – вот оно.
Все логично, раз Аленка являлась, об убийцах предупреждала, значит, и Пашка должен пожаловать. Но сестра хоть лично приходит, а этот надутый индюк бумажонки кропает. Дух по переписке.
Развеселить себя не получалось. От беленького конвертика тянуло ужасом. Словно она держала в руках ледышку – холод страха охватил кончики пальцев, пополз вверх, стиснул сердце.
– Откуда это у тебя? Почему раньше не отдала?
– Павел Афанасьевич не велел, – сказала Света. Она минуту помолчала, собираясь с духом, и начала:
– Так странно получилось... Как раз день был тот самый, ну, когда вечером Пал Афанасьевича и сестру вашу... ну, вы сами знаете... Я, наверное, путано рассказываю...
– Ты говори, говори, я разберусь... – поторопила Марина.
– Пал Афанасьевич уходить собрался... Я еще удивилась, чего так рано, обычно допоздна засиживался. Он заметил, что я удивляюсь, и объяснил – к нотариусу едет. Я опять удивилась – у нас ведь отличные юристы, но тут уж он ничего пояснять не стал...
Марина кивнула. Пашка не хотел, чтобы в компании знали о передаче собственности, поэтому и выбрал нотариуса наудачу. "Де юре", контора самовлюбленной Аллы Викторовны, просто была ближайшей. Что ж, Пашка все таки сумел хоть как-то защитить сына. Никто, кроме надменной Аллочки не знал, что компания теперь принадлежит Сашке, и в ту страшную ночь ребенка оставили в живых.
– Пояснять не стал, а вместо этого... Я прямо обалдела! – продолжала Света, – Дает мне письмо и говорит: может так случиться, что у вас здесь появится новая начальница. Я подумала: заместительницу, что ли, хочет взять?
Марина невольно усмехнулась. Не то ты подумала, девочка, ой, не то. Ты решила, что Пашка завел себе любовницу и теперь создает под нее должность.
– А меня, говорит, скорее всего не будет. Я спрашивая: в отпуск собираетесь? Он хмыкнул, и отвечает, мол, не собираюсь, но если сильно не повезет, придется отбыть. Я когда об убийстве узнала, сразу вспомнила, так и сказал: не уехать, а отбыть. Знал что-то, наверное? Только вот честное слово, никаких неприятностей у нас не было: не наезжал никто и сверху тоже без претензий. Разве что пенсионеры письма писали, иногда даже ругались: "гнидой" и еще по всякому. Но ведь пенсионеры убить не могут?
– Письмо, – напомнила Марина.
– Да, конечно. Ты, говорит, новой начальнице письмо сразу не отдавай, у нее и без того проблем будет по горло. А как немножко времени пройдет, примчится она в ярости, Эдичку к себе вызовет и тот от нее вылетит, как ошпаренный, ты сразу письмо лично в руки, – Света перевела дыхание, – Вот, отдаю. Лично в руки.
– Милиции ты, конечно, ничего не сказала, – вздохнула Марина.
– Как же я могла? Они бы письмо забрали, а Павел Афанасьевич четко велел: кому передать, и когда. Я всегда выполняю указания начальства, – визгливые нотки в обычно спокойном голосе Светы доказывали, что она не совсем уверена в правильности своего поведения и ужасно хочет, чтобы ее успокоили.
Марина и успокоила: что ей, жалко?
– Ты все верно сделала. Кажется, мне это письмо пригодится больше, чем милиции.
Обе женщины посмотрели на конверт: Света с любопытством, Марина с обреченно-испуганным ожиданием скрытой внутри новой напасти.
Света неуверенно переступила с ноги на ногу:
– Я пойду?
– Да, конечно, идите, – обронила Марина.
Держа конверт в вытянутой руке, она вернулась за стол и быстрым движением, не давая себе опомнится, вскрыла.
