Текст книги "Лиловый(СИ)"

Автор книги: Аноним Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)

– ...Так устроена наша звездная система, – завершил Квинн, и изображение медленно погасло; плотная штора из неведомого материала, закрывавшая окно, поднялась с тихим шорохом, и дневной свет снова выбелил ковер, письменный стол и чертову картину на стене. – Может быть, ты хочешь еще о чем-нибудь сам спросить меня?

Леарза поднял на него соловый взгляд.

– Расскажите об андроидах, профессор. Для чего их создают, как научились их делать?

Квинн задумался, огладил свою бороду, наконец по привычке отошел к окну и встал там, скрестив руки на широкой груди.

– Искусственный разум с незапамятных времен был мечтой человечества, – серьезно сказал он потом. – Видишь ли, мы уже тысячелетиями исследуем нашу галактику, и за все это время не обнаружили хоть сколько-нибудь разумной жизни, кроме самих себя. Это заставляло людей чувствовать себя одинокими. И к тому же, в те давние времена считалось, что создать искусственный интеллект, который будет в состоянии испытывать эмоции подобно человеку, практически невозможно. Дело в том, что человеческое сознание непредсказуемо: только человек может, к примеру, создать совершенно случайную последовательность чисел, тогда как компьютеры в то время могли лишь имитировать случайность при помощи хитрых алгоритмов. Машины того уровня выполняли только запрограммированные человеком задачи. Они не могли ни самостоятельно думать, ни творить. Человечество выделило поистине огромные ресурсы для решения этой задачи, потому что нам очень хотелось... если не найти, то сотворить себе сородичей по разуму.

– И первый созданный андроид вызвал катарианский раскол? – спросил Леарза, остро взглянув на профессора. – Напугал Тирнан Огга?

– Не совсем так, – мягко возразил тот. – До полноценного андроида той машине было еще очень далеко. Видишь ли, человеческая речь, как и способность испытывать эмоции и творить, является высшей функцией сознания и недоступна даже животным. Но люди сумели создать машину, которая умела разговаривать, могла самостоятельно генерировать предложения практически без ошибок, присущих всем тогдашним искусственным переводчикам. Этой-то машины и испугался знаменитый философ, явившись на презентацию, – а он был очень уважаемым человеком и известным ученым, – он пришел в ужас оттого, что эта металлическая коробка произносит осмысленные слова. Если тебе интересно, ты можешь почитать написанные им книги, в которых он и изложил свою теорию.

– Я думал, вы уничтожили их?..

– Зачем? Наоборот, мы изучали их, подробно анализировали. Это такая же часть нашей истории, как судьба той первой машины.

– А что с ней стало?

– Она была уничтожена одним из последователей Тирнан Огга, – пожал плечами профессор Квинн. – Вместе со своим создателем: тот пытался защитить свое изобретение.

Леарза промолчал.

– Впоследствии, уже после войны, мы вернулись к разработке машинного интеллекта, – продолжал профессор. – Ведь первые шаги уже были сделаны, и тогда это был даже принципиальный вопрос. Несколько столетий спустя был сконструирован искусственный мозг, способный испытывать примитивные эмоции, затем диапазон испытываемых эмоций увеличивался, наконец мы научили наших младших собратьев по разуму творить. Теперешние андроиды ничем не отличаются от живых людей по уровню интеллекта, они даже часто избирают себе творческие занятия, нередко становятся врачами и потом лечат наши болезни.

– Вы никогда не боялись, что они вытеснят вас и уничтожат?

Квинн коротко рассмеялся.

– О да, как раз во времена Тирнан Огга была прямо-таки популярна фантастическая литература, в которой описывались восстания машин и прочие пугающие вещи. Многие тогда предвещали исход, подобный тому, что ты сейчас предположил. Но, я думаю, тебе стоит спросить об этом Каина... если ты не боишься его.

– Не боюсь, – Леарза сердито нахмурился.

***

Вдох!..

Тишина. Настолько полная, какой не бывает взаправду. За окном сверкают огни; без конца движутся, плывут по потолку...

Он лежал навзничь, раскинувшись, и чувствовал, как нервно подрагивают кончики пальцев.

Опять приснился какой-то сон, содержания которого он не помнил, но сон неприятный, заставивший его проснуться в тревожном состоянии, с ощущением, будто нужно куда-то бежать и что-то делать.

Леарза остался лежать неподвижно вопреки этому желанию.

Ему говорили, что, когда они прибыли на Кэрнан, здесь заканчивалась зима, во всяком случае, в Ритире (профессор только вчера долго рассказывал о смене времен года и о том, что на "противовесном континенте", как его в шутку иногда называли, Сиде, царит лето, когда на Тойнгире и Эмайне зима). Теперь, он знал, уже наступила весна, но совершенно не чувствовал ничего подобного. Ритир никак не менялся, все те же зеркальные здания, все те же вереницы аэро, и даже если шел снег (или дождь: совершенно было не понять), с высоты корпуса ксенологического института, в котором располагалась комната Леарзы, невозможно было и разглядеть снежинок, казалось, просто стоит туман.

Он теперь довольно много уже знал об этой планете, но эти знания не трогали его: Кэрнан для него был чужой, и он сам оставался чужаком здесь, не ощущая по отношению к окружающему его миру ничего, кроме сухого удивления.

Леарзу мучили одни и те же вопросы.

Еще и эти дурацкие сны. Кажется, ночные огни мешали ему спать, и он часто просыпался вот так посреди ночи, с тяжелым ощущением безысходности, подолгу лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Во сне он часто видел Саид, золотистые барханы, пики гор Халла, родной сабаин; мать, отца, деда, брата и сестру. Иногда Острона и остальных. Просыпаясь, обнаруживал, что все это безвозвратно осталось в прошлом, а он лежит в пустой темной комнате, на чужой холодной планете, окруженный бесчувственными людьми, которые молча наблюдали за тем, как целый мир гибнет, и ничего не сделали для того, чтобы спасти его.

Он действительно взял у профессора Квинна один из трудов Тирнан Огга: это была небольшая совсем книжица, кажется, в ней философ лишь изложил самые основы своего мировоззрения, но Леарзе это и было нужно.

Тирнан Огг писал о том, что человечество, создавая все более изощренные машины, этим губит себя. Наука в ее современном виде губительна; расчленяя свое собственное сознание на физиологические процессы, человечество лишает себя таких вещей, как интуиция, просветление, вдохновение, в конце концов. Но хуже и опаснее всего машины, которые умеют думать. Эти машины в скором будущем, если не контролировать их, начнут думать вместо людей, и что тогда станет с человеком? Полная деградация, разрушение ждет его. Люди превратятся в потребителей, в безвольные овощи, машины будут все делать вместо них, подносить ложку ко рту, принимать решения вместо своих хозяев...

Все это казалось Леарзе вполне логичным. Человек должен оставаться человеком; самостоятельно думать, чувствовать. Эти люди вокруг него... может быть, думать они и не перестали, а вот от чувств, кажется, отказываются вполне сознательно.

Пусть они не боги; но если бы они испытывали эмоции по-настоящему, разве они не спасли бы Руос?

***

Каин занимал точно такую же временную квартиру, как и остальные разведчики, но с первых же шагов было совершенно очевидно, что постоялец – личность, м-м, более чем творческая. Во всяком случае, для Морвейна всегда оставалось сущей загадкой, как можно ухитриться создать такой беспорядок за столь малый промежуток времени. Создавалось впечатление, что жилец попросту тащил в свое обиталище все, что попадалось ему под руку, и там разбрасывал для пущей красоты. У самого входа только многолетняя выучка и ловкость позволили Беленосу не споткнуться о канистру с непонятным содержимым, потом надо было не поскользнуться в полузасохшей луже неизвестного происхождения, в узеньком коридорчике стояли прислоненные к стене весла (для чего ему весла?.. Бел даже гадать не стал), а на кухне весь стол был завален металлическими брусками самых разных форм и размеров. На стуле, кажется, лежала самая настоящая чугунная глыба.

– Пиво сам доставай, – радостно крикнул андроид из другой комнаты. Бел пожал плечами и выудил бутылку с полки, открыл об один из брусков и лишь потом вспомнил, что крышечка и так откручивается. Чертыхнулся.

– У тебя и тут уже лаборатория? – спросил он в пустоту. Слух у Каина, впрочем, как и у всей их братии, был чрезвычайно тонкий, и тут же донесся ответ:

– Нет, просто склад ненужного барахла! Ничего интересного там нет.

– Тогда какого черта у тебя вся кухня завалена? Ты их ешь, что ли?

– Ты идиот, что ли? – эхом откликнулся Каин и наконец показался в коридоре. – На самом деле, половину тут нужно выкинуть, да у меня руки никак не дойдут. Так... – он без малейших усилий поднял со стула глыбу чугуна и швырнул ее на пол. Пол дрогнул. – А эту ерунду я завтра отнесу в лабораторию, кое на что сгодится...

Бел вздохнул и уселся на освободившееся место. Каин специализировался на металлургии; со всех планет, на каких они только бывали, он обязательно привозил целую груду металлического хлама, сам же при этом ругался, что ничего интересного там нет, но все-таки пропадал потом в лаборатории научного института, и иногда даже выходил оттуда довольный. Руос сплавами его явно не порадовал: иначе тут было бы шагу не шагнуть. Впрочем, то была бедная на ресурсы планета, и неудивительно, что из всех животных, некогда привезенных еще учеными Кеттерле на научную базу, прижились только самые неприхотливые.

Сделав вид, что прибрался, Каин достал бутылку для себя и прислонился к столешнице. Его светлые глаза скользнули по фигуре Морвейна. Они знали друг друга с Венкатеша, хотя тогда состояли в разных группах. Морвейн вообще недолюбливал младших, редко сходился с ними по-настоящему, но Каин был исключением, пусть по первости несколько раз едва не схлопотал клинком в живот: нетрудно догадаться, что причиной был не в меру острый язычок.

– Ну что тебе наш руосец? Неплохо держится, а? – поинтересовался он. Бел пожал плечами.

– Не без проблем. По крайней мере, в последние дни он хоть и грустит будто, но больше истерик у него не было.

– Все еще будет, – нахмурился Каин, хоть в его глазах все еще была тень усмешки. – Я почти уверен. Он же неуравновешенный, даже хуже нас. В прошлый раз ему очень понравилась Тильда, он с нее весь вечер глаз не сводил. А теперь, когда он узнал, что она андроид, небось возненавидит ее.

Бел пожал плечами.

– По крайней мере, он заявляет, что не боится вас.

– Да как тебе сказать. Не уверен, что ненависть лучше страха.

Они помолчали. Бел смотрел в окно; квартира находилась не на самом высоком этаже, и отсюда зеркальные небоскребы казались просто гигантскими, закрывая собой половину неба.

– А ты, значит, свалил из времянки, – хмыкнул Каин. Беленос дернул бровью, но ничего не ответил на это. – Семейной жизнью решил пожить, а? Сам знаешь, ничего не выйдет.

– Я не хотел, – каким-то будто прозрачным голосом сказал Бел. – Но... может, ты и поймешь. Она была такая потерянная и беспомощная. Она плакала, ты представляешь? Я не хотел, но я не мог оставить ее одну.

– Понимаю, но, как мне помнится, в прошлый раз все очень плохо закончилось.

Бел пожал плечами. Очевидно желая сменить тему, снова вернулся к молодому руосцу:

– Ты обещал свозить Леарзу в Гвин-ап-Нуд?

– Ну-у, э, мы договаривались туда поехать... он помнит? Я думал, он уже не в состоянии был соображать.

– Помнит, помнит. Свози его, что ли. И Тильду захвати.

– Э, может, не стоит.

– Ничего, все равно.

Когда раздался звук открывающейся двери, Бел поднял брови:

– Ты еще кого-то звал?

– Нет, – нахмурившись, ответил Каин. – Это Эохад. Только эта сволочь всегда ломает любые коды на моих дверях, что бы я ни делал.

И действительно в этот самый момент в коридоре показалась фигура Таггарта; его они, в общем-то, не ожидали увидеть никоим образом, но на их лицах не отразилось никакого удивления, будто так и должно было быть. Таггарт, кажется, был слегка пьян и зол, едва не споткнулся о чугунную глыбу, лежавшую на полу, и долго красиво ругался.

– ...Каин, какого ты разбрасываешь эту дрянь по всему дому? – завершил он свое построение. Андроид лишь пожал плечами. Бел спросил:

– Ты что здесь забыл, Таггарт? Мы были уверены, ты на Эйреане.

– Надоело, – досадливо отмахнулся тот. Полез за пивом. Затем уселся на ту самую чугунную глыбу, прислонился спиной к закрывшейся двери. – Никаких новостей?

– Нет, – осторожно ответил Каин. – Ничего не сообщали. Разведчики проверяют вероятные локации, но пока положительных результатов нет...

– Я думаю, все будет плохо, – с жаром сказал Таггарт. Каин и Бел переглянулись: это означало, что он, вообще говоря, уже изрядно набрался по пути сюда. – Эта летающая консервная банка наверняка принадлежит очередной сумасшедшей цивилизации типа Катар. И если они действительно умеют перемещаться в космосе, то, может статься, нам грозит опасность.

– Да ладно, – протянул Беленос. – Вряд ли эта консервная банка способна летать с такой скоростью, чтоб добраться до нашей системы быстрее, чем за сто лет.

– Вам что, не сообщили? – раздраженно спросил Эохад, поднимая на него выразительные черные глаза. – По последним данным, их лохань скрылась с места встречи либо со сверхсветовой, что само по себе практически невозможно, либо они действительно умеют создавать деформационное поле.

– Да ну? – недоверчиво хмыкнул Каин.

– Вот тебе и ну. По всем расчетам, если они передвигались на урановом реакторе, они не могли уйти оттуда дальше, чем на десятые доли парсека, но все окрестности прошарены: их там нет.

– Хочешь сказать, в качестве линейного они используют двигатель на уране, а помимо того у них есть деформационный? Бред, – фыркнул Каин, – ты же сам видел эту жестянку, Эохад! Я скорее поверю, что наши прохлопали ее.

– Сам Лекс уделяет значительное внимание этому кораблю. И он считает, что с большой вероятностью это раса типа Катар, – сообщил Бел, в это время рывшийся в своем коммуникаторе.

– Я бы еще поверил, если б они относились к техногенному типу, – воскликнул андроид. – Они же тогда, получается, должны ненавидеть и бояться всего, что связано с машинами!

– Или с искусственным интеллектом, – хмуро возразил Таггарт, со звяканьем поставив пустую бутылку на пол. – Только что же вернулись с планеты, на которой был этот несчастный Суайда, или как его, с его реактором, который взорвался к чертям собачьим.

– Тогда, возможно, их психическое развитие не зашло слишком далеко, – пожал плечами Морвейн. – Насколько мы можем судить по уже открытым цивилизациям, техника будто мешает им.

– Не факт, – отсек Эохад. – Каин, гони еще бутылку.

– Ты опять налижешься и устроишь мне тут карнавал, – пробурчал андроид, тем не менее бутылку достал. – Надо бы, пожалуй, припрятать все тяжелые и острые предметы.

С этими словами он начал перекладывать металлические бруски. Какое-то время только их звяканье нарушало тишину; Беленос с рассеянным видом смотрел в окно, вертя в руках коммуникатор, Таггарт тоже будто задумался с бутылкой в обеих ладонях, между которыми он катал ее.

Потом раздался звук, который они все хорошо знали; Морвейн от неожиданности едва не выронил коммуникатор, Каин резко обернулся. Таггарт полез за собственным.

– Нашли, – хором сказали они, прочитав пришедшее извещение.

2,47 пк

Ослепительное солнце заливает своим беспощадным светом двор крепости. Песчаного цвета плиты ровно пригнаны одна к другой, выщербленные тысячами ног и копыт, они видели не один год. Крепость полна воинов, но здесь царит тишина. Каменные ступеньки ведут в сень Бурдж-эль-Шарафи. Высокий угрюмый человек стоит на этих ступеньках... он знает этого человека, но будто годы прошли незаметно, украденные богом времени, и хотя перед его внутренним взглядом этот воин по-прежнему молод и улыбчив, на ступеньках стоит повидавший всякое боец, с морщинами, избороздившими его узкое длинное лицо с треугольным подбородком, и его зеленоватые глаза смотрят мрачно и недоверчиво.

Хуже: они смотрят с укоризной.

И он, хотя рад видеть старого друга живым и невредимым, отчего-то медлит и молчит, не знает, что сказать.

– А вот и ты, – хрипло произносит Острон. Он совсем уж не похож на того немного смешного мальчишку, каким был когда-то, теперь он скорей грозный ястреб, высматривающий добычу. – Неужели тебе хватило храбрости вернуться?

Он молчит, не понимая, как ответить. Взгляд Острона пугает. Солнце блестит на кольчуге Одаренного нари, будто пламя.

– Предатель, – говорит Острон, будто ударяет ятаганом. – Ты покинул нас. Ты выбрал другую сторону. Что ж, будь по-твоему, этого уже не исправить. Но ты должен знать, что в этом мире ничего не бывает просто так. Ты расплатишься за свое предательство.

Он раскрывает рот и закрывает его; все его существо желает возразить на обвинение, но он не знает, как это сделать. Что-то не так... что-то неправильно.

– В отличие от тебя, я не знаю будущего, – говорит Острон. – Но это и неважно. Тот, у кого сила, держит будущее в своих руках. Умри, трус. Предатели должны быть наказаны.

Он знакомо передергивает плечами, и вспыхивает пламя.

...Леарза вскинулся резко, судорожно хватая воздух ртом. Ему все еще казалось, будто он горит; острая боль пронзала его, и жидкое пламя затекало в легкие, но чужое багровое небо успокаивающе-прохладно укутало его собой, и еле слышно зашуршал кондиционер: умные машины зафиксировали повышение температуры тела хозяина комнаты.

Он все никак не мог проморгаться, чувствуя себя беспомощно-слепым. Странный сон... страшный сон: хоть в нем по себе не было ничего особо пугающего, все же Леарза испугался.

Наконец он пришел в себя, но остался сидеть в постели, глядя в широкое окно. В последние дни он завел привычку закрывать штору только наполовину: ослепительные огни города мешали спать, но и полная темнота, как ему казалось, душила его. И теперь половина комнаты была погружена во мрак, а другая сияла.

Он закрыл лицо ладонями и потер себе щеки; боль исчезала. Дурацкий сон... Леарза никак не мог взять в толк, отчего во сне Острон обвинял его. Вполне естественно, что ему снилась его родная планета, она и без того постоянно снилась ему. Бывало, снились ему и Одаренные, с которыми он путешествовал столько времени.

Только почему это "предатель"? Он никого не предавал. Он не был волен выбирать. Бел все решил вместо него, люди Кеттерле решили вместо него и продолжали решать, изо дня в день: Леарза был в их власти.

Он долго думал, не в состоянии даже просто сомкнуть век, раскачивался на своем месте, потом улегся навзничь и смотрел в потолок, продолжая думать. Леарза никогда не верил в сны, не верил и теперь, а время, проведенное на Кэрнане, и еще добавило к этому свой отпечаток, и потому он решил: все-таки в глубине души он чувствует вину. Не за то, что бросил Руос, конечно, это не он выбрал покинуть погибающую планету.

За то, что он единственный выжил. За то, что теперь он мог смотреть на это небо, на чужие и красивые звезды, на сияющие зеркальные небоскребы Ритира. Он мог пить странные напитки в местном баре и любоваться симпатичной девушкой, мог разговаривать с рыжим помощником профессора, мог... мог дышать, в конце концов.

А они – нет.

Быть может, оттого он и ощущал себя предавшим их, не разделив с ними общую судьбу, предначертанную и ему самому.

Потом уже, много позже, когда за окном едва заметно стало светлеть, Леарзе стало просто грустно. Он видел Острона таким, каким тот должен был стать лет в сорок или пятьдесят: увы, это можно было видеть только во сне.

Сбежавший от него сон между тем вернулся лишь под утро, и оттого Леарза проспал обычное время пробуждения и был растолкан Гавином; рыжий веснушчатый помощник профессора удивился и спросил, все ли в порядке.

– Сон плохой приснился, – честно сказал Леарза, кое-как поднимаясь с постели. Веки были тяжелые и закрывались сами собой. – И потом я не мог уснуть.

– Ну вот, – расстроился будто Гавин, хотя, может, и просто сделал вид. – А я сказать, что сегодня занятия у профессора отменяются. За тобой Сет.

– Сет? – удивился в свою очередь Леарза. – А что ему от меня нужно?

– Каин занят по работе, – пояснил Малрудан. – Но Сет сказал, они все равно в Гвин-ап-Нуд. Вы, кажется, договаривались? Это красивое место, я тебе советую туда.

– ...Съездить, – уточнил по привычке Леарза и протер глаза, уже в который раз, но безрезультатно. – Уф. Внезапно это они... я думал, они и забыли.

Он все-таки вышел в холл некоторое время спустя; Гавин и Сет уже сидели там и о чем-то болтали на языке Кеттерле.

– А вот и ты, – заметил Сет, увидев Леарзу. – Доброе утро.

– Доброе, – отозвался тот. Внутри у него на мгновение вспыхнула сумятица: Леарза вспомнил, что перед ним андроид, искусственный человек. Сет вроде бы нисколько не изменился с того вечера, когда они сидели в баре, и выражение лица у него было ровно-приветливое, и живые черные глаза внимательно смотрели на Леарзу. Но для Леарзы что-то поменялось раз и навсегда.

Потом уж ему стало немного стыдно за себя. Искусственные или нет, а только эти люди относились к нему хорошо и, можно сказать, помогли ему. В конце концов, если не думать об этом, от настоящих их не отличишь. И даже наоборот, андроиды кажутся более похожими на настоящих людей, чем их создатели.

– У Каина непредвиденные обстоятельства на работе, – беспечно сообщил Сет, поднимаясь с софы. – Но мы решили ехать и без него. Я, Корвин и Тильда. Ты поедешь с нами? Каин сказал, что присоединится к нам, как только закончит со своими делами, но с этого пройдохи станется так и не объявиться.

– П-поеду, – немного нерешительно ответил Леарза. – Ведь мы все вместе собирались в Гвин-ап-Нуд?

– Тогда пойдем, – махнул рукой андроид, – Тильда по дороге расскажет тебе об этом месте. Она знаток.

Леарза немного взволновался. Он снова увидит Тильду! Ему было до странного стыдно за тот вечер и все казалось, что он наболтал лишнего; об этом он и думал, пока они с Сетом поднимались на крышу, на стоянку аэро.

Корвин и Тильда ожидали их в салоне, и когда дверца открылась перед Леарзой, его встретили женский смех и негромкая музыка. Носатый журналист поднял руку, обернувшись, а Тильда улыбнулась, и ее волнистый рот растянулся в квадратную скобочку.

– Расскажи про Гвин-ап-Нуд, – велел ей Сет, опускаясь на свое место. – Как в университете! Эй, Корвин, ты опять свою дрянь включил?..

– А тебе бы с утра до ночи слушать только то, что ты сам играешь? – парировал Корвин; Тильда не обратила на них внимания, и ее серые глаза уставились на Леарзу в упор. Сердце у него чуть напуганно екнуло. Корвин и Сет сидели впереди и негромко пререкались, и музыка то и дело переключалась, образуя звуковой хаос, а Тильда была так близко, что он ощущал запах ее духов, смутно напоминающий запах хлопка, и мог разглядеть каждую черточку ее неровного лица.

– Как в университете, значит, – негромко звякнул ее смех. – Да, тебе это, быть может, будет интересно. Видишь ли, люди – создания с большой разрушающей силой. За тысячу-другую лет человечество в состоянии уничтожить собственную планету, а то и самое себя.

– Я знаю, – ответил он. – Мы уничтожили Руос.

Тильда будто немного смутилась; Сет и Корвин тем временем вроде бы договорились насчет музыки и перестали так суматошно переключать ее. Аэро мчался в зеленоватом небе Кеттерле, в потоке других машин, но Леарза не замечал того, что творится снаружи, он смотрел только в ее лицо и почти боялся оторваться.

– ...Мы тоже едва не погубили Кеттерле-два, – потом негромко сказала Тильда. – Но, к счастью, вовремя остановились. Наша планета даже несколько раз была на опасной грани... тогда люди решили оставить себе что-то вроде напоминаний. Это как памятники, они разбросаны повсюду. Места, которые запрещено трогать. Есть... грустные напоминания, но Гвин-ап-Нуд – хорошее.

– Профессор говорил, это заповедник.

– Да, это заповедник. Там нельзя жить, там ничего не менялось тысячелетиями, это дикое место, – кивнула она. – И очень красивое. Тебе профессор рассказывал про географию Кэрнана?

– Немного.

– Ритир находится на Эмайне, – сказала Тильда. – Эмайн был заселен раньше всех других континентов, по крайней мере, центр нашей цивилизации располагался там. Но на Кеттерле есть и другие материки, и один из них – Тойнгир. Он побольше, чем Эмайн, но не такой... гостеприимный, – она улыбнулась. – Гвин-ап-Нуд – это его южное побережье, не очень далеко от полюса. На полюсах холодно, это ты знаешь?

– Угу. А еще там по полгода царит ночь.

– Ну, это за полярным кругом... но Гвин-ап-Нуд близко! Так вот, а еще там вулканы.

– Действующие? – удивился Леарза.

– Нет, нет. В последний раз Гвин-ап-Нуд разговаривал около века назад, – сказала Тильда. – Но из-за деятельности вулканов там все черно-зеленое. Сейчас увидишь.

Леарза наконец выглянул в окно и обнаружил, что под ними бескрайняя синева. Это привело его в шок: он не сразу понял, что это такое.

– Мы над океаном, – воскликнул Леарза, позабывшись. Спутники его рассмеялись в ответ, и Тильда согласилась:

– Верно, это океан. Мы пересечем его и сам Тойнгир, а опустимся на землю только на другом конце материка.

Вскоре ее слова сбылись: на горизонте показалось что-то темное, потом это темное резко увеличилось в размерах и наползло на синие волны, съело их собой. Несколько раз внизу проносились небоскребы, хоть и совсем не такие, как в Ритире, а иногда Леарза с волнением замечал крошечные точки, похожие на обычные маленькие домики.

– Там будто дома, – сказал он, только что не прижимаясь лбом к стеклу. – В них живут люди?

– Ну конечно, живут. Это усадебный район, – пояснила Тильда. – Ты, должно быть, уже знаешь, люди на Кэрнане могут выбирать, где им больше нравится жить. Это когда-то давно планета была перенаселена, и отчасти поэтому появилась мода на высоченные небоскребы, но потом наступил экологический кризис, и пришлось осваивать соседние планеты. Примерно в то время мы заселили Эйреан, профессор не рассказывал тебе о нем?..

– Нет еще.

– Эйреан ближе к солнцу, чем эта планета, – сказала девушка. – И вертится вокруг своей оси медленнее. Жить там совсем непросто, приходится строить колонии, которые больше напоминают собой крепости, даже, может быть, норы. Заселены и другие планеты, в соседних звездных системах. Так вот, с тех пор на Кэрнане живет сравнительно немного людей. И поэтому они стали селиться отдельно друг от друга, в таких вот уединенных усадьбах. Поначалу из-за этого разрушали городские районы, сносили небоскребы, а на их месте тоже строили особняки, но потом все-таки решили оставить несколько старых городов, тоже в качестве памятников-заповедников. Может, как-нибудь мы свозим тебя и в такое место! У нас, например, всех школьников в обязательном порядке водят на экскурсию в Эргест, ведь этот город был оставлен в назидание потомкам.

– Ну, мы прибыли, – перебил ее Корвин. И действительно, машина принялась опускаться; Леарза уже привык немного к тому, настолько стремительно это происходит, но все равно нервно екнуло сердце, и все существо ожидало падения, но в салоне аэро ничего не чувствовалось, будто это земля резко помчалась вверх, а они оставались на месте.

Через мгновение их уже окружали невысокие скалы, поросшие травой, словно шерстью. В иных местах, тут и там зияли черные раны: иссеченные бока некоторых скал обнажали черную пористую породу. Аэро опустился на гребень пологой горушки, склон которой скатывался к зеркальной поверхности озерца. Вода была настолько неподвижной, что отражала в себе черепахово-пятнистое небо с потрясающей точностью, и казалось, что это на самом деле провал в потустороннюю реальность, где все опрокинуто вверх дном.

Ни намека на деревце или кустик; только эта пушистая, мягкая даже на вид трава. Андроиды беспечно переговаривались, суетясь вокруг аэро, а Леарза отошел в сторонку и смотрел на озеро, не сводя взгляда. Чужая красота зацепила его.

– Хочешь посмотреть на озеро поближе? – над ухом спросила его Тильда, и он резко обернулся к ней. Девушка стояла рядом, улыбаясь, и еле заметный ветерок колыхал ее светлое платье. Леарза не помнил в те моменты, что она – андроид, об этом невозможно было помнить, ее ноги утопали в светло-зеленой траве Гвин-ап-Нуда, платиновые локоны скользили по плечам туда и обратно, повинуясь колебаниям воздуха, и она казалась сотканной из солнечного света и неба.

– Конечно, – согласился он. И Тильда пошла по склону, беспечно размахивая руками, по-девичьи раскрыв ладони. Леарза пошел следом, а за его спиной пререкались Сет и Корвин, потом раздался громкий звон чего-то стеклянного и напуганно-сердитые вопли обоих.

– Много-много веков назад, – сказала Тильда, не оборачиваясь, – люди, жившие на Тойнгире, считали это место священным. Они думали, что главный бог, бог неба, живет здесь, ночует в озерах, а если он прогневается, то извергаются вулканы, и небо застилает пеплом. Сейчас в богов, конечно, никто не верит, но, когда смотришь в эти озера, ничуть не удивляешься, что древние так думали.

Они подошли к самому берегу озера и остановились; белые тапочки Тильды едва не касались воды, а Леарза видел в ней свое отражение, взъерошенные русые волосы на фоне бесконечного неба, и у него даже закружилась голова: на мгновение ему показалось, что это его двойник в воде стоит прямо, а он сам висит вниз головой.

– Так вы тоже верили в богов когда-то, – заметил он вполголоса. Мысль о богах казалась ему правильной и подобающей месту; здесь вполне мог бы жить какой-нибудь, немного жестокий, но большей частью справедливый.

– Конечно, – пожала плечами Тильда. Позади них приближались голоса: Сет и Корвин спустились по склону тоже, и лысоватый музыкант бросил на траву широкое пестрое покрывало, которое до того тащил на плече, а Корвин подошел к берегу и остановился по другую сторону от Леарзы, тоже заглянул в водяное зеркало. Оно послушно отразило его орлиные черты, хоть и сделало глаза почти черными, как два омута над птичьим клювом-носом.

– Это естественная эволюция человеческого мировоззрения, – благодушно сообщил Корвин, покосившись на Тильду. – Видишь ли, на заре своего существования человек был жалкой букашкой, тусклой искрой во мраке бесконечного космоса. Он ничего почти не знал о законах этого мира, и они пугали его, потому человек и придумывал свои объяснения той или иной силе, а потом стал считать, что силы природы можно умаслить молитвами и жертвами.

– Завел шарманку, – перебил его Сет, хлопнув по спине. – Тебе не кажется, что лекций парню хватает и у профессора в институте?

– Нет, мне интересно, – возразил Леарза. – Скажи, почему люди перестали верить в богов?