Текст книги "Опасайся дверных ручек (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Ярт узнал, но злился недолго и как-то совсем несерьезно.
Ну а что – он мог теперь безнаказанно над ними издеваться, повторять "я же говорил" и всячески злорадствовать и быть как никогда правым, а на такое дело и рубашку не жалко.
Это оказалось не так уж и сложно, победить этот страх. Наверное, потому, что Варт был уверен в результате. Он не врал Юлге, когда говорил, что задумывался об этом уже давно. И насчет собственных чувств не соврал: никто из них не был безумно влюблен, и слова "я люблю тебя" так и не прозвучали.
Но это была плохая идея, он поторопился, ожидание неизбежной катастрофы преследовало его во сне и наяву. Он слишком хорошо чувствовал Юлгины эмоции. Не только положительные, но и мимолетную обиду, случайную ревность, о которых она никогда ему не говорила вслух и вряд ли задумывалась о том, что он ее все равно чует, вряд ли она вообще успевала ее замечать. Да и сам Варт, бывало, ловил себя на нехарактерных эмоциях.
Пока им было хорошо вместе, но как скоро изменится ее мнение? Как скоро он ей надоест? Варт знал, что сейчас его ревность беспричинна, и невозможность взять ее под контроль раздражала несказанно. Он впервые с раннего детства не чувствовал себя хозяином собственных эмоций и осознавал, что, в общем-то никогда им и не был.
К тому же он отлично понимал, что они сошлись скорее под влиянием обстоятельств: под давлением ее подруг, Ярта, отголоска случайно пойманных воспоминаний, срыва Керна – все это было не лучшим фундаментом для отношений, и Варт ждал, что вот-вот все рухнет, как карточный домик и она уйдет. Если не уедет далеко-далеко, как Яльса, не впадет в кому, как Талина, то все равно уйдет – так или иначе. Может, переедет в собственную квартиру или переведется, или еще что-нибудь... Все было так хорошо, что просто не могло не закончиться. Варт отгонял от себя эти мысли, но почему-то они все равно возвращались снова и снова. А уж после вчерашнего осознания всех возможностей собственного дара и вовсе хотелось повеситься.
Впрочем, сегодня он мог выдохнуть: вряд ли что-то случится на свадьбе Ангена.
Анген был другом Варта – в той же мере, что и все остальные из группы, когда-то принадлежавшей Ярту. Сколько Варт себя помнил, у Ангена была невеста, где-то там, далеко, в глубине квартала водников, в самом богатом доме. Немудрено, что Нию Варт видел до встречи с Юлгой всего пару раз, ее берегли, как сокровище. Потому и не узнал тогда ее в подошедшей к ним официантке.
Иногда Варт задумывался, насколько Юлге повезло с Кругом: Ния влиятельна и прочно привязывает весь их Круг к Тьену, да еще и родовые особенности дара не позволяют часто пользоваться совместной силой, а значит, у них нет риска потерять индивидуальность, как часто бывает с членами военных Кругов. Те отрабатывали боевые приемы, требующие огромной силы, неделями, без остановки, и в результате излишнего использования одного общего энергопотока превращались в одинаковых по личностным характеристикам клонов – некую среднюю личность, несущую черты всех четверых. Да и вообще, Круг Юлги действует как сплоченная команда, но не как Круг, и это не может не радовать: Варт бы не пережил у Юлги безэмоциональности Жаннэй или невинной бестактности Майи.
Накануне Анген поделился с ним сходными мыслями: он знал Нию с рождения, как облупленную, но инициация Круга добавила в нее некие новые черты, к которым он не знал, как относиться.
– Она стала менее чувствительна. Раньше не могла пройти мимо всяких кошечек, собачек и прочих птичек с подбитыми лапами, а сейчас... – Говорил Анген, разводя руками.
– Это важно? – Удивлялся Варт. – Это, наверное, Жаннэй.
– Не могла сказать и слова поперек кого-то, кто главнее. Кому я должен быть благодарен за эту перемену? Она так отбрила недавно моего брата – любо-дорого. – Улыбался Анген.
– Майя.
– А куда делась ее доверчивость?
– Юлга. – Здесь уже пришел черед Варта улыбаться. – Прости и... спасибо.
– Ты, вроде как...
– Есть такое.
Анген ободряюще похлопал его по плечу.
– Держись, мужик.
Варт не спрашивал, каково это – знать свою будущую жену с пеленок, как остальные на той предсвадебной вечеринке, потому что чуял все и сам. И щемящую нежность, и опаску, что что-то сделаешь не так, и полную уверенность в совместном будущем, и безграничное доверие, и какое-то теплое желание защищать... Ангену очень повезло.
Это был не первый договорной брак на памяти Варта.
Обычно женихи пахли совсем не так. Пахли растоптанной гордостью, безразличием, раздражением, желанием поскорее закончить всю эту мутотень и нажраться на приданое. Невесты пахли долгой истерикой, иногда – страхом. Безразличием к собственной судьбе, усталостью. Смирением. Нетерпеливым ожиданием вдовства пахли, и это был отвратительный запах. Сладковатый душок измены оборачивался для Варта смогом, забивающим нос и горло, и всегда старался улизнуть с церемонии пораньше, до того, как начнет кашлять.
Иногда пара пахла доброжелательным пониманием, купеческой сделкой, и этот запах хотя бы можно было терпеть.
– Тебе очень повезло, Анген. – Сказал тогда Варт.
– Да уж. Вторая сваха благословляет. – Хитровато прищурился тот. – Спасибо мудрой Хильте рода Элу, что не ошиблась. И, думаю, мне стоит извиниться перед мудрым Вартом рода Хин, что боялся подпускать к невесте.
– Что? – Варт очень быстро осознал, что именно ему сказали.
– За тобой репутация черной свахи, Варт, не ври, что не в курсе. Ты не замечаешь, но рядом с тобой редкая пара не распадется. Там слово уронишь, там посмотришь, там намекнешь... и все. И да, я тоже тебя боялся – а потом подумал, что если уж суждено расстаться, то пусть так и будет. У меня был сложный период, мне казалось – меня купили, но Ния... Я не хотел от нее сбегать. Это было бы предательством. Я решил – если ты за полгода не сможешь расстроить свадьбу, то значит – судьба. К тому же, как бы я запретил Ние с тобой общаться? Она теперь может возразить, да и когда не могла мне казалось неправильным этим пользоваться. Я бы и так ее не бросил, но иногда нужно что-то символическое, понимаешь? Вроде черной свахи...
– Да откуда... С чего ты...
– У тебя мать из рода Элу. Разве не очевидно?
– Это...
– Я понимаю твою растерянность и обиду, но... Мы все – заложники своего дара, Варт. Спроси свою девушку. – Горько усмехнулся Анген. – Прости меня, что использовал тебя – я все равно считаю тебя другом, но пойму, если..
– Не тебе извиняться. – Варт развел руками, – не буду портить праздник.
– Вино отменное, попробуй. Старик вытащил лучшее из погребов Храма, – Кивнул Анген. – Спасибо.
Варт помнил тот диалог в малейших деталях. Он помнил выражение лиц, горьковато осевший на языке привкус вины, острое удивление – как так, неужели и правда не знает?
Варта с рождения убеждали, что мужчин-свах не бывает. Талина и убеждала – Варт помнил не так много разговоров с матерью, она слишком долго считала его живым мертвецом, чтобы по настоящему привязаться, так он объяснял ее вечную отстраненность и отсутствия той теплоты, которые другие матери дарили своим детям. А Варту так хотелось ей верить, что он пропускал мимо ушей все упоминания рода Элу. Он не хотел догадываться, мать не хотела догадываться, и это все чуть не кончилось печально. Было ли нежелание Талины верить эгоистичным? Трудно осуждать кого-то, если тот довел себя до сумасшествия отрицанием очевидного, хотя и Варт чуть не сгорел в кризисе из-за этого отрицания. Наверняка у рода Элу были какие-то ритуалы, которые могли помочь, но Талина и не подумала о них.
Кому она навредила больше? В любом случае, цену свою она заплатила, а Варт был жив и здоров и не хотел ее ни в чем винить.
Зато сразу стало ясно, почему его так часто звали на чужие свадьбы полузнакомые люди. Варт обычно отказывался, но некоторые были слишком настойчивы и он сдавался. Иногда ему везло, но чаще возвращался он оттуда с жестокой мигренью. Может, и примета есть: Варт не улизнул еще до обряда клятв, значит, пара проживет вместе долго и счастливо. Да что там, есть наверняка, и он сам не раз такое слышал, только пропускал мимо ушей. Не хотелось сомневаться в словах матери, не хотелось сомневаться в матери вообще.
А если подумать, он и в адрес Ярта не видел и не чуял особых проявлений материнских чувств. Была лишь одержимость свадьбой Ярта и Яльсы которая теперь легко объяснялась.
Почему она так отчаянно хотела этой свадьбы? Чтобы доказать, что ее дар не пропал после рождения младшего сына? Чтобы доказать, что она талантливее его? Какой она была свахой – черной или красной? А почему дар Талины вообще вел себя так непредсказуемо? Варт никогда не слышал, чтобы у свах были с этим проблемы: наоборот, считалась, что сваха, которая счастлива в браке и имеет много детей, сильнее свахи молодой и неопытной.
И почему она привела Юлгу?
И Варт снова думал, что предлагать Юлге встречаться было не самой лучшей идеей. Не то время и не то место.
Но что-то говорило ему, что того времени и места могло и не случиться.
Зудела на краю сознания обида: его использовали! Его все использовали, и хоть бы кто сказал! И Юлгу ему навязала мать в отчаянной попытке самоутвердиться!
Но Варт смотрел на свадебный танец тех, у кого было гораздо меньше возможности выбирать собственную судьбу и давил обиду в зародыше.
Анген и Ния танцевали во внутреннем дворике Храма. Остальные наблюдали за ними с балконов: даже водникам сейчас не стоило спускаться вниз, потому как это был такой же древний, инстинктивный танец, как и танец инициации Круга, как множество других брачных танцев, и посторонних стихия могла просто перемолоть и выплюнуть на камни переломанными куклами.
И Ния, и Анген были коротко острижены. Их переплетенные в одну косу когда-то длинные волосы давно унесли куда-то вглубь Храма. Танец людей не представлял собой ничего особенно интересного – сверху они казались почти неподвижными фигурами, но водники почему-то смотрели чуть выше и Варт ясно чуял восхищение.
Варт чуть приобнял стоящую рядом Юлгу.
– Не знаешь, на что они смотрят? – Спросил он немного растерянно.
Его впервые позвали на традиционную свадьбу водников. Это была очень длинная процедура, занимавшая около недели, причем большая ее часть проводилась в Храме и была таинством за семью печатями, а гостей звали только на последний день. Это было дорого и не очень удобно и в большинстве своем люди предпочитали церемонию универсальную, которую изначально придумали для свадеб представителей разных стихий. Она занимала каких-то полдня и не так выматывала, к тому же разводиться после нее было не в пример проще. Однако Ния и Анген отделаться универсальной церемонией просто не могли, хотя очень бы хотели.
– Мы не увидим. – Огорченно ответила Юлга. – Мне сказали, должно быть две змеи, как из стихии. Знаешь же, у них змеи священные животные. – и тут она просияла, как будто что-то придумав, – слушай, я помню, ты в детстве образами все видел, да?
– и сейчас могу.
– Ну так попробуй. А я – с твоей помощью. – и Юлга стянула перчатку и схватила его за руку.
Варт не сомневался в успехе, захваченный Юлгиным энтузиазмом: зажмурился и резко открыл глаза. Сначала мир поплыл, размылся, развалился на тысячу кусочков, а потом собрался в нечто похожее, но немножко другое.
Например, вместо людей на площадке замерли друг напротив друга, чуть покачиваясь, две змеи. Одна – светло-коричневая в темных пятнах, странной формы: плоский хвост, широкое тело и какая-то слишком маленькая голова, и вторая, темно-серого цвета с острой мордой и привычного вида.
– Шахматка, да? – Фыркнула Юлга. – Как думаешь, долго они так будут?
Она закрыла глаза, наверное, чтобы картинки друг на друга не накладывались, и доверчиво прислонилась к его плечу.
– А они ядовитые? Мне говорили, ядовитые.
– Шахматки? Да нет, я где-то читала, что на самом деле нет. Только похожи на ядовитых, а на самом деле просто глотают добычу целиком, как будто наползают. А потом переваривают... А та, вторая, морская змея, да? Я читала, что у них хвост плоский...
– Наверное.
– Обычно сначала дерутся. Мне Ния говорила, что сначала змеи обязательно дерутся. – Поделилась Юлга. – Вот, они стоят и покачиваются: это боевая стойка.
– Они знакомы с рождения. Готов поспорить, драться они не будут.
"Шахматка" игриво боднула "Морскую", после чего водники отвернулись и поспешно засобирались по своим делам, шепотки сменились разговорами в полный голос: шоу кончилось. Варт моргнул, возвращаясь в обычный режим, но руки Юлги не отпустил. Это была такая игра: Юлга училась контролировать свой дар, наблюдая за всем глазами Варта. Для этого нужно было перехватывать очень свежие воспоминания. Раньше Юлги хватало на пару минут такой работы, сейчас она могла держаться до получаса.
– Ладно, пошли, дальше уже неприлично подсматривать. – Сказал Варт, увлекая ее к выходу.
– и что, мы пришли сюда ради десяти минут?
– Не думаю, что то, что мы видели, часто показывается человеческому глазу. – Мягко сказал Варт. – Это же проявления стихии. Они шесть дней к этим десяти минутам готовились.
– Ну-у-у... – Капризно протянула Юлга, но это было не всерьез, и оба это знали.
Возможно, не будь у Варта перед глазами Ангена и Нии, его бы бесила сама мысль, что его мать, сваха, привела для него девушку без его ведома и согласия. Однако глядя на этих двоих он кое-что понял.
Какая, к черту, разница?
И был благодарен им за это.
Глава 18, последняя
За водой Юлгу выгнало не предчувствие беды и не внезапное прозрение, а банальный сушняк. Поэтому встреченного в гостиной в три часа ночи Ярта она чуть было не приняла за вора, а когда включила свет, очень пожалела, что ошиблась. С вором было бы не в пример проще разобраться.
– Ярт, ты куда это собрался?
Юлга нахмурилась и уперла руку в бок, чем напомнила себе сварливую жену из анекдота. Раздраженно сдула со лба выбившуюся из косы прядь и сунула руки в карманы пижамных штанов.
Теперь она наверняка смахивала на ночного грабителя, но это было не так важно.
Вон, Ярт вообще изящно облокотился на чемодан, как будто только ради этого его сюда и притащил, и изо всех сил изображал оклеветанную невинность. Спортивную сумку Варта он поспешно запихнул ногой за чемодан, наверное, надеялся, что Юлга не заметит.
– А, так это ты. – Протянул он.
Дальше следовала театральная пауза, во время которой Юлга должна была бы возмутиться его пренебрежительным тоном... но она все еще ждала ответа: она кое-чему научилась, теперь ее было гораздо сложнее отвлечь.
Ярт закатил глаза.
– Уезжаю. На поезде. Чух-чух-чух... Домой, в Хаш. У меня там, знаешь ли, жена.
– Знаю. Только ты это не мне должен говорить. С братом попрощаться переломишься?
– Могла еще про отца сказать. – Фыркнул Ярт. – Ты мне кто, нотации про семейные скрепы читать, малявка?
– Я Пекха видела всего-то пару раз. Понятия не имею, какие у вас с ним отношения, вы при мне даже не разговаривали... в настоящем. Но в вашей семейке все может быть. Это не мое дело.
– А Варт, значит...
– С некоторых пор – мое.
– Вот поэтому я и уезжаю. Теперь – твое.
Температура в комнате ощутимо упала, но Юлгу не пугал больше могильный холод и мертвенно бледное лицо Ярта, она достаточно его знала, чтобы быть уверенной: вреда он не причинит. К тому же, Юлга была зла. Очень зла.
– Трус. – Выплюнула она. – Ничему не учишься. "Я не знаю, что я чувствую, поэтому свалю подальше, лишь бы не пришлось об этом задумываться", так? Такой крутой и взрослый мужик просто не может переживать из-за расставания с младшим братом, он же не мямля какая, он просто свалит потише и побыстрее? Мог бы и повзрослеть немного.
Ярт даже ручку чемодана отпустил.
– Вот ведь удивительное желание раздуть проблему из ничего! Я же не в Валлоу уезжаю. До Хаша всего-то день поездом, откуда такая драма? Почему я вообще должен оправдываться? И сделай что-нибудь со своей тахикардией, Варта разбудишь.
– Ну и отлично, и хорошо, что разбужу. Я же сейчас еще и разрыдаюсь, чтобы точно! Ты, кстати, уже оправдываешься, разве нет?
– Нет. Я опаздываю на поезд. – Ярт снова подхватил чемодан и, уже не скрываясь, сумку.
– Ты же понимаешь, что когда-нибудь я по закону подлости увижу именно этот билет с настоящим временем отъезда?
– Я подготовился. – Сладенько улыбнулся Ярт. – Взял на шесть утра. Только ради тебя.
– Врешь. – Буркнул Варт, появляясь у Юлги за спиной. – Но без разницы. Вали. Спать хочется, а вы тут орете.
– Вот! – Сказал Ярт назидательно, – Вот это – правильная реакция! Так должен вести себя человек, всего пару часов назад вернувшийся с чужой свадьбы, а не верещать, как некоторые!
– ...только сначала скажи, ты знал, что я сваха?
Юлга закашлялась. Ярт скривился, повертел пальцем у виска.
– Звучит странно. Мать у нас сваха, да, но мальчики свахами не бывают. Я проверял: у них в роду все мужчины стихийники, земля в основном, а дар свахи только у женщин проявляется, да и то не у всех. Проще говоря, если ты и сваха, то ущербная донельзя. Сваха-мутант.
Варт отрицательно замотал головой. Юлге он почему-то напомнил растерянную лошадку, и она едва удержалась от неуместного хихиканья. Все принимало какой-то совсем странный оборот, но в этот раз Юлга была не единственной, кто мало что понимал, и это радовало. Хотя, если взглянуть на ситуацию трезво, пора было начинать рыдать: Ярт уезжал в Хаш, он назвал Хаш "домом", а значит, вряд ли он вернется в коттеджик Хинов. Понимает ли это Варт? А если понимает, то, может, хотел, чтобы все так и кончилось – без прощаний?
Еще чего!
– Что же ты раньше этого не сказал? Про... Талину?
– Можешь звать ее просто "мама", Варт. А не сказал я потому, что она, когда была в здравом уме, об этом не распространялась. Я сам узнал случайно. Вахну с Гилтом в свое время родители решили жен подыскать, мол, на двоих уже полтиник разменяли, а они все на бренчалках бренчат и горя не знают, девок дольше ночи не держат. Повели их в Храм чуть ли не силой, а они потом поделились в узком кругу друзей впечатлениями. Один раз всплыло родовое имя Элу – я и ухом не повел, но когда Анген свою сваху упомянул, тут я и сложил два плюс два.
Юлга вспомнила, что и Ния тоже упомянула имя своей свахи, и почувствовала себя полной дурой. Вот вечно она упускает из виду очевидное!
– Я вот что хотела спросить, – вклинилась она, – а зачем ей это скрывать-то? Вроде дар востребованный.
– Понятия не имею, – беззаботно откликнулся Ярт, – Но, – он вытащил из кармана брюк что-то маленькое и блестящее, – только и исключительно ради тебя я распотрошил ее шкатулку с драгоценностями. Та-да-а-а! Развлекайтесь, а я пойду.
И он метнул блестяшку в Юлгу. Та машинально пригнулась: ловить всякие непонятные штуки голыми руками? Увольте.
В результате блестяшку поймал Варт, у которого не было таких фобий, а Юлга из полуприсяда одним гигантским прыжком достигла Ярта и поймала его за рукав.
– Да отпусти ты его. – Махнул рукой Варт.
– Вы еще не договорили! – Отрезала Юлга.
Ей было плевать, что об этом думают сами братья. Не договорили и все. И Юлга понимала: не разберутся сейчас, не разберутся никогда. Так и останется этот скелет в своем уютненьком шкафу изредка погремыхивать отголосками старых обид и портить Хинам жизнь. Ей вся эта история недомолвок и недопониманий порядком надоела.
Пора было ее заканчивать.
Что там Варт поймал? Заколку? Что же, возможно, в прошлое Талины и правда необходимо заглянуть, но...
– Я тебя не пущу. – Сказала Юлга, заламывая Ярту руку и сжимая его запястье. – Прости. Варт, живо сюда!
– Ну-ну, – хмыкнул Ярт. – Попробуй, мелочь пузатая.
Он, казалось, и не сделал ничего, не шевельнулся, но у Юлги больно кольнуло подушечки пальцев, и больше она их не чувствовала, потом кисти, предплечья... Паниковать было некогда; она плетью выбросила левую руку в сторону Варта, хлопнув его по протянутой ладони с блестяшкой. Тот растерялся, и потому выполнил ее просьбу-приказ без вопросов. Майя была права: полдела в интонации.
Сосредоточиться – она выведет двоих, зря она столько с Вартом тренировалась и в институте самосовершенствовалась?
Как же ей потом будет плохо!
...егодня День Именаречения.
– Линусик – золотая девочка! – Мама чмокает ее в макушку. – Мы все ей очень гордимся. Правда?
Дедушка говорит: "правда". Бабушка кивает. Она всегда кивает. У нее трясется подбородок, как желе. Она кривит губы в сладкой улыбке. Линочка любит бабушку, хоть она и старая. Хоть и глаза у нее злые, цеплючие, все равно. Бабушка же.
Папа что-то хмыкает в бороду.
– Мы дарим нашей Линочке заколочку, чтобы она закалывала ей волосики и дальше была аккуратной и прилежной девочкой. Линочка постарается?
– Да! – Шепчет Линочка, сжимая в кулаке огромную сверкающую заколку, всю в бриллиантах, у Фелики такой нету, – Я буду очень-очень стараться. Спасибо, мамочка!
Она чмокает маму в щеку.
Остальные тоже достают подарки. И дедушка, и папа. И бабушка. И тетя Вылина. И вторая тетя, Макина. И тетин муж.
Линочке хочется взять торт и идти в свою комнату. Но нельзя. Надо распаковать все подарки.
Обязательно-обязательно.
Чтобы никто-никто не обиделся.
Чтобы говорили: "золотая девочка" и чмокали в макушку. А то рассердятся. Ради нее же старались. Праздник устраивали.
Вот отдадут последний подарок, заговорят о всяком взрослом, и можно будет в комнату.
Когда про нее забу...
...очень талантливая.
Линочка знает, что она талантливая. Что еще скажет этот старый хрыч? Зачем мама вообще ее сюда потащила? Почему она уже несколько месяцев водит ее по знахарям? Линочка уже не помнит, сколько их было.
Это все та противная тетка в детской больнице. Раскудахталась: не было кризиса, не было кризиса! Ну, не было. Линочка же не виновата, что кризиса не было, а дар есть.
Не первая сваха в роду, не последняя, род Элу славится своими свахами. Мама – сваха. Бабушка – сваха. Обе тети – свахи. Ну и что, что талантливая? Что в этом такого? Что с ней не так-то?
Маме просто нравится это слышать. Она обожает, когда говорят, что Линочка – золотая девочка. А Линочка очень старается, чтобы маме так говорили. А тут тетка. Гадкая баба. "Золотая-то золотая, но больная!" Просто позавидовала Линочкиной маме. Вот и.
Линочке надоело стараться. Врачи давно кончились. Походы по знахарям очень выматывают. Она больше не хочет стараться. Быть талантливой не хочет. Золотой не хочет.
Но надо.
А то мама еще решит, что Линочка и правда больная.
А Линочка не больная!
– Такого потенциала в прогнозировании я давно не видел. – Бубнит старый хрыч. – Все остальное – чуть выше среднего. Единственное, с эмпатией... для бездарного человека я бы сказал, "выше среднего". Для свахи... прискорбно мало. Но здесь ничего не поделаешь. – Он разводит руками. – Где-то убыло, где-то прибыло: закон мироздания. Эмпатию компенсируют другие составляющие дара. Не волнуйтесь.
Мама заламывает руки. У Линочки сердце сжимается. Неужели она бездарность?
– Это никак нельзя исправить? – Вопрошает мама.
– Я же сказал, невозможно. Разве что все само собой исправится после подросткового кризиса, хотя я бы не рекомендовал на это рассчитывать.
– Понимаете... В этом-то и проблема... У нее не было детского кризиса.
Хрыч долго всматривается в Линочку глубоко посаженными блекло-голубыми глазами, жует в растерянности губами, качает головой. На его лысину зачесано несколько седых волосков, у него густые седые брови, которые срастаются на переносице, и длинные седые же усы. Он напоминает Линочке большую глупую рыбу, уставшую трепыхаться и медленно умирающую на берегу.
Линочке хочется плакать, когда на нее смотрят с жалостью.
– Мудрая Келина, я скажу вам то же, что любой другой специалист. Во время кризисов происходит перестройка энергопотоков организма; либо у вашей девочки не проявилось симптомов – такое бывает, либо, скорее всего, ей будет сложно выйти из подросткового кризиса. Но... – Старик как-то по-особому причмокнул, и Линочка вжалась в стул от омерзения, – поводов для волнения пока нет. Ваша дочь – здоровый, одаренный ребенок.
Они выходят от знахаря подавленные.
Мама не верит.
Линочка это чувствует.
Завтра они пойдут к еще одному знахарю.
А она не больная!
Как же надоело!..
...Месяц.
Горячка спала, но мама все равно не разрешает вставать из кровати.
Лина не спорит. Молчит, старается не улыбаться, глядя на глубокие круги у нее под глазами: хотела кризис? Получай! Подавись!
Теперь-то все как положено?
Теперь-то она нормальная?
–...Что, ушел твой? – Ехидно спрашивает бабушка. – А я говорила, говорила: нельзя чужого мужика увести! Как Живица рассудит, так и будет, а спорить с Богами – только жизню себе ломать!
Мама кривит губы, но молчит. Не плачет.
– Ты сваха, Келина. – Выплевывает бабушка, и мама вздрагивает, как от удара. – Если не судьба быть невестой, так смирись! Знай свое место.
Лина тихонько отступает назад, в тень, не вовремя она вышла...
У Лины больше нет отца. Ей легче думать, что он умер.
– Еще и девка твоя. Вся в тебя, порченая! Это тебя Боги наказали, так и знай! За твое самодурство!
И бабушки тоже.
Когда Талина видит Пекха, у нее быстро-быстро бьется сердце.
Ей сложно с ним говорить. Кажется, что она сейчас скажет глупость. Что у нее какой-то не тот голос, не те интонации. Когда она смотрит на него, она теряет дар речи...
Но он всегда внимательно слушает, пока она, потупившись, мучительно подбирает слова.
Он красивый. Сильный. На него можно положиться.
У его отца собственный дом в квартале некромантов. Пекх будет работать на Ведомство: хорошая, почетная работа.
Маме он тоже нравится.
Но мама говорит не торопиться. Потому что Пекх предназначен не Талине, а кому-то другому, кого даже не знает. Когда она так говорит, Талине хочется закричать.
Кому угодно можно ошибаться. Сходиться, расходиться. Влюбляться, не задумываясь о последствиях. Расставаться.
Талина – сваха.
Она не имеет права. Ее ошибка – чья-то сломанная жизнь. Чьи-то не рожденные дети. Талина хорошая сваха, и она может назвать последствия своих ошибок по именам, которые никогда не будут даны.
Очень жаль, что она не счетная машинка с прогнозами. Она человек, у нее есть эмоции. Желания. Ей надоело их подавлять. Она устала стараться быть хорошей девочкой. Она всю жизнь жила по правилам, которые были придуманы задолго до ее рождения. Она устала подчиняться, она устала жертвовать собой во имя кого-то, с кем даже не знакома.
Когда Пекх видит Талину, в нем закипает гремучая смесь ответственности, снисходительной заботы, вежливого интереса, участия...
Она всего лишь чуть-чуть сдвигает баланс: на это хватает даже ее ущербной эмпатии.
Она признается – ей не страшно. Она знает, что сделала, как надо.
Хорошая сваха всегда уверена в результате.
Бабка узнала. Кто ей рассказал? Талине все равно.
Бабка долго, долго орет, брызжа слюной. Про то, что Талина – дрянь, вся в мать. Что позорит честное имя рода. Что предала свой дар.
Талина молчит. Слова отскакивают от нее, как горох, пустые, бессмысленные.
Наконец мама прогоняет бабку. Впервые за долгое время решается дать ей отпор.
"Ты особенная, Линочка", – шепчет мама горячо, и Талине на плечо падают слезы, – "У тебя все получится, я верю, пусть у тебя все получится".
Мама целует ее в обе щеки, больно цепляется за плечи. "Когда свадьба?" "Как давно вы..?" и прочее, прочее, прочее...
Она гордится своей золотой, особенной девочкой.
Впервые за долгие годы мама снова верит в свою Линочку.
Она не особенная.
Растущий в животе ребенок что-то в ней сломал.
Талине все сложнее просчитывать будущее. Она надеется, что Пекх все еще любит ее: она больше его не чувствует.
Она как будто ослепла и оглохла.
Талина надеется, что будет девочка.
Рождается Ярт.
Он забрал у нее последние крохи дара.
Так устала.
Ярт и та девочка..?
Она не позволит им совершить ошибки.
Она еще что-то может, она справится. На нее снизошло что-то вроде озарения и она знает, что должна сделать, чтобы они точно сошлись: интуиция – все, что оставил ей последний, нежеланный, нелюбимый ребенок. Она способна, способна, способнаспособнаспособна...
Он умрет в детском кризисе?
Как... нормальный?
– Я не хочу этого знать, я не хочу, я не хочу! – Взвыл Варт.
Юлга моментально отпустила Ярта, обняла Варта, тот уткнулся ей в макушку и продолжил свой уже нечленораздельный вой.
Затем отстранился, всмотрелся в ее лицо.
– Что? – Как можно мягче спросила Юлга.
Она лихорадочно вспоминала инструкции, как вести себя с людьми в состоянии шока. Кажется, там было про ровный тон, и что нужно обязательно сопровождать слова жестами, если в истерике – дать пощечину...
– Ты же можешь это стереть? – Спросил Варт на удивление спокойным тоном.
– Я не буду это стирать. – Ответила Юлга, выворачиваясь из его рук.
– Ты можешь.
– Я. – Юлга показала на себя. – Не. – Отрицательно покачала головой. – Буду.
– Сотри.
Юлга размахнулась. Она была уверена, что Варт перехватит ее руку, но он даже не шевельнулся, не попытался увернуться. Пощечина получилось звонкой, хлесткой, ладонь разболелась тут же.
– Нет.
В ушах у нее шумело все громче, во рту появился поганый кисловатый привкус, громко, гулко, быстро забилось сердце. В глазах потемнело. Она пошатнулась; Ярт аккуратно подцепил ее под локоть и усадил на диван.
– Варт. – Распорядился Ярт, – Мухой на кухню, сладкого ей принеси. Можешь поплакать по дороге, но не задерживайся.
Его ладонь приятно холодила лоб. Очень скоро ей полегчало: наверное, он применил Силу.
– Ты раньше так делала? – Обеспокоенно спросил Ярт.
– Нет. Но Варт... рядом с Вартом я становлюсь сильнее.
– Она была талантлива, правда? – Улыбнулся Ярт. – Спасибо.
– Ты позволил мне это сделать. – Юлга зябко передернула плечами, Ярт сказал "была" так легко... – Позволил тебя остановить, позволил потащить с собой в воспоминания. Если бы ты сопротивлялся, я бы не справилась.
– Только Варту не говори. Тс-с-с, секретики-секретики. – Ярт приложил палец к губам. – Невесточка, ты молодец. Я действительно хотел уйти, не прощаясь, но ты меня убедила – думаю, Варта тоже.
– А тебе не страшно?
– Что? Почему должно быть страшно? – Удивился Ярт.
– Ну, в Тьене у тебя уйма знакомых, теплое местечко в больнице, о твоей научной работе знают... Тебя знают. У тебя здесь... семья, друзья. Тебе не страшно уезжать в Хаш? Ты же... насовсем. А там... новое место, маленький городок, ни оборудования, ни связей, ничего...
Юлга гадала, будет ли Ярт серьезен или отшутится. Почему-то ей это казалось важным, хотя в общих чертах ответ она могла предугадать.
– У меня и там семья. Связи... Я часто туда ездил и когда учился. Я знал, что перееду и подготовился. Мы ждали, пока я получу лицензию... Да, не столица, но Живица, помнится, в подземное царство переселилась? Или неудачный пример? Не разбираюсь я в сахарных переложениях легенд для малолеток. Как там вас сейчас учат?
