Текст книги "Бакалавр (СИ)"

Автор книги: Анна Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Следовало отдать Тиму должное: прежде чем выполнять приказ, он встретился глазами с Ланой и поднялся на ноги только после её подтверждающего кивка. Солджер еле слышно чертыхнулся: приказывать Тиму через голову непосредственного его командира не стоило. Прокололся… вон как рыжая улыбается!

Когда дверь номера закрылась, Лана вздохнула и уселась на кровать, скрестив по-турецки ноги. Рядом немедленно оказался Альт, расположивший руку так, что спина сама собой начала расслабляться. Мужская ладонь принялась поглаживать её плечо, бездумно и бесстрастно. Так гладят, успокаивая, недовольную кошку. Фамильярность чуточку неуместная в ходе совещания, но абсолютно необходимая. Нет, точно мрины есть среди предков, люди так не умеют.

– Тина, – негромко сказала Лана. Почти неощутимое напряжение отпускало скулы, невесть откуда взявшаяся тяжесть в затылке исчезла. – Тебе удалось?

– Кое-что, – с некоторым недовольством отозвалась та, усаживаясь в освобождённое Таней кресло. В другом уже сидел Солджер. – Не всё, конечно, я не специалист конкретно в этой сфере. И потом, файлы и самой Дезире, и Сперанского вычистили довольно основательно. Нет гарантии, что Радар вытащил всё. Кто-нибудь другой вообще не справился бы. Так что…

– Понятно. И что же мы имеем, исходя из вытащенного?

– То, что Сперанский – аферист, – фыркнула великолепная доктор Танк.

– И в чём это выражается? – немедленно вклинился Солдатов. По всему выходило, что ему Тина покамест не говорила ничего вообще, и его это раздражало.

– Пресловутого «отсутствия просадки по интеллекту при ускоренном росте» никакой генной инженерией не добьешься. Я осторожно задала пару вопросов знающим людям… нет, не выйдет. Да, он волне способен создать, и очень быстро, ребёнка, идеального по физическим параметрам. Причём это он умеет, как немногие. По части генов Сперанский художник. Настоящий талант. Его умения – результат не образования, а врождённых способностей, такие, как он, рождаются раз в столетие. Уровень Зельдина, сказала бы я. Или даже выше. За гарантированным выстраиванием тела – к нему. Но по мозгам он не только не лучший – вообще никто. А вот чипы, которые проектировала Дезире…

– И чем же Сперанскому поможет купирование эпилептической активности?

– Понимаешь… её чипы… думаю, что купирование – побочный эффект. Изначально они не для этого, а как раз для ускоренного развития мозга и оптимизации его работы. Вот эта самая оптимизация и убирает не только нежелательную активность, но даже риск её возникновения. А знаешь, что самое интересное?

Доктор Танк мастерски выдержала вполне театральную паузу и заговорила точно в тот момент, когда Лана уже готова была взорваться:

– Самое интересное то, что чипы, разработанные этой девочкой – чисто биологические. Они идеально вписываются в мозг, через несколько месяцев после вживления их не то, что на сканере – на вскрытии под микроскопом не обнаружишь, если абсолютно точно не знать, что искать.

– Ты хочешь сказать, – медленно, словно пробуя на вкус каждое произнесённое слово, начала Лана, – что если чип вживить, скажем, плоду, которому физически шесть месяцев, пусть его и вырастили за неделю…

– … то к моменту рождения ребёнка ты получишь здорового младенца с повышенным уровнем восприятия и обработки информации. И хрен кто что заподо…

Лана резко выпрямилась, сбрасывая с плеча руку Альта.

– Стоп. Ускоренные восприятие и обработка… сколько они длятся? В проекте? Всю жизнь?

– Дитц! – возопила Тина. – Ну не спец я! Чего ты от меня хочешь?!

– Я хочу знать твоё мнение.

Губы доктора Танк с полминуты шевелились, беззвучно проговаривая на мринге такое, что Лана не рискнула бы повторить не только в так называемом «приличном обществе», но даже и на попойке вернувшейся из тяжёлого рейда десантуры.

– К школе, в основном, должно закончиться. Хотя – ты же хотела именно моё мнение? – восприимчивость к информации останется. Да и старт с самого начала будет взят такой, что…

– А повлиять на человека с таким чипом можно? Ну, например, убедить его, что белое – это чёрное?

– Вряд ли. Хотя в светло-жёлтое или бледно-голубое он, пожалуй, поверит.

Буркнув «Я сейчас!», Лана сорвалась с кровати и ринулась в санитарный блок. Ещё в юности она выяснила, что выводы из полученных сведений лучше прорастают в её голове, будучи политы несколькими галлонами холодной воды, вылитыми на затылок. И что-то подсказывало ей, что в данном конкретном случае выводы будут такими, что голову следует остудить заранее.

Когда она вернулась, комната выглядела так, словно за время, потраченное на водные процедуры, там не только не шевелились, но даже и не дышали. Музей восковых фигур!

– Мне страшно, Солджер, – заявила мрина без обиняков, снова устраиваясь на кровати и кладя руку Альта себе на плечо. – До тремора. Потому что если я правильно поняла…

– И что же ты поняла? – голос Солдатова звучал абсолютно ровно, словно он не испытывал никаких эмоций. Или – не позволял себе испытывать их.

– Сначала – ещё один вопрос Тине. Почему Сиена? Почему не «Пиза Тауэр»?

– Потому что для изготовления чипов нужного качества в нужном количестве годится не всякий биореактор. Здешний – годится. И, пожалуй, только он. Во всяком случае, пока.

– Ясно… да, ты права, аферист. Но какова афера!

Губы Ланы крепко сжались, пальцы безостановочно выбивали на бедре какой-то сложный ритм. Она молчала минуту, две, три… и Солдатов, покосившись на хронометр (до выхода оставалось куда меньше часа) решился прервать её размышления:

– О чём задумалась, рыжая?

– О любимом грехе Дьявола.

… Судьба цивилизации, Солджер, решается не на полях сражений. Нет, она решается в клиниках родовспоможения. Дети, рождённые сегодня, через двадцать лет станут солдатами, через тридцать родителями, через пятьдесят – олдерменами. И все они без изъятия станут избирателями. Ну, или покупателями, тоже неплохо.

Кто не заплатит за рождение ребенка не просто здорового, а – более сильного, чем дети соседей; более умного; более успешного? С колыбели успешного. Миллионы мамаш тратят безумные ресурсы на то, чтобы их дети были не хуже, чем у других, а на самом деле – в глазах соседей, чье мнение они ставят выше собственного– лучше.

А если избавить их от этих затрат? Если дать им детей, обреченных на успех? Избавить их от страха быть неудачниками в собственных глазах – ведь все эти пляски с ранним развитием, системами образования и воспитания, чтением в три года, математикой в два, логикой в год – всё это направлено только на одно: удовлетворение родительского тщеславия.

Гордыня недаром самый любимый Дьяволом грех – он порождает все остальные. Если удовлетворить эту гордыню не когда-то, в будущем, а здесь и сейчас. Если присовокупить к удовлетворению гордыни удовлетворение лени – ребёнок-то и так ослепительный умница, можно не суетиться. Если дать им возможность получить всё, не вкладывая ничего, кроме денег – что тогда? Они заплатят, Солджер. Они заплатят с радостью. И хозяева клиник, основанных на задумке Сперанского, получат деньги сейчас – а через двадцать, тридцать, пятьдесят лет не только деньги, но абсолютно управляемое стадо. Стадо, каждая скотина в котором будет лезть из кожи вон, чтобы заплатить ещё больше денег – за то, чтобы их дети точно не были скотами.

Им дадут им эту иллюзию. Иллюзию исключительности, избранности, способности дать своим детям гарантированный жизненный успех. И они придут – не к власти, нет. Кто же их к власти-то подпустит? Они придут к избирательным участкам и примут решения, которые будут нужны тем, кто, работая на дальнюю перспективу, затеял всё это.

Да что ты говоришь! Монархия, фу-ты ну-ты! Ну да, не демократия, согласна. А Земский Собор? А императорский Совет? Какие решения примут и навяжут – даже и Императору! – входящие в них люди, уверенные в том, что белое – на самом деле светло-голубое?

Технически всё довольно просто. Сначала требуется создать репутацию. Для этого нужен способный инженер, который скомпонует родительские гены таким образом, чтобы получить наилучший результат. Сперанский справится. Тем более что художник будет нужен только для ВИП-клиентов, остальным хватит и толковых ремесленников. Этот парень молод, у него впереди лет семьдесят активной деятельности, для осуществления проекта хватит за глаза… так вот, о репутации.

Богачи и так-то с удовольствием прибегают к генной инженерии. А то, что в клиниках Сперанского (Джонсона, Риверы, Дюбуа… неважно) рождаются исключительные дети, заметят довольно быстро, главное – обеспечить саму исключительность. Легко, Солджер. ЗАЧАТ может быть любой ребёнок. А вот после того, как он появился на свет и хоть на пару секунд исчез из поля зрения матери, младенца подменят. На того, которого обеспечит гений Андрея Сперанского по части компоновки генов и гений Дезире Фокс по части придумки развивающих чипов. И всё, всё! Даже если мать что-то заметит, любая проверка покажет, что это ребенок мистера и миссис, скажем, Томсон, а сомнения женщины спишут на общеизвестную энцефалопатию беременных.

Кроме того, подмена понадобится только на первоначальном этапе, дальше заработанная клиниками репутация станет работать уже на них. Ну откуда я знаю, куда денут? Например, утилизируют как «испорченные образцы». Ха! Молчание сотрудников клиник! Деньги, Солджер, хороший кляп – и хорошие шоры заодно. Лучше только смерть, так ведь и за этим не заржавеет, вспомни «Пиза Тауэр»! Кстати, как думаешь, Наталия Андреевна кому-то постороннему позволила допросить персонал? Это хорошо. Нам до окончания операции вопли в таблоидах без надобности.

Конкретно сейчас… конкретно сейчас я боюсь того, что Сперанский нужен и в перспективе. А вот после того, как лучший из существующих биореакторов выдаст стабильный результат без консультаций с Дезире, за жизнь девчонки я не дам и сантима. Кстати, Тина… а что значит «пока»? Ну, ты сказала – «пока годится только здешний реактор». Вот как? И где же? Крысий хвост! Что, прямо, в Нильсборе?! Ах, вот как… ладно, концы я найду.

Что там у нас по времени? Угу, сейчас. Только… Солджер, железки с собой брать нельзя, засыплемся ещё на подходе. У вас есть аналоги, которые не зазвенят в самый неподходящий момент на металлоискателях? Вот уж об этом не беспокойся, у меня даже гаррота в воротнике – и та из углепластика…

Глава 13

– Эта твоя Дитц…

– Она не моя.

– Ну и дурак.

К тому моменту, когда они оказались на месте, уже почти совсем стемнело. Чем ближе подходили подельники к церкви Сан-Кристофоро, тем больше народу было на улицах. Причём народу предельно специфического. Мужчины были одеты в подобие военной формы и фетровые, чёрные и красные, береты с кожаной окантовкой. Широкие пёстрые юбки женщин в сочетании с обилием кружев на спадающих с плеч белоснежных блузах отсылали зрителей к Латинской Америке – или планете Либертад[19]19
  Libertad(исп.) – Свобода


[Закрыть]. Скорее, второе: выходцам из Латинской Америки нечего было делать в Сиене, для них существовали значительные льготы по оплате обучения в Universidad de Buenos Aires. Зачем же тащиться в замшелую старушку-Европу, изрядно пострадавшую, к тому же, в ходе всё той же Войны Корпораций?

С другой стороны, на Либертаде получение детьми земного образования считалось не только признаком достойного происхождения и определённого общественного статуса, но – для многих семей – и делом чести. А если учесть, что Святой Христофор считался покровителем не только путешественников, но и планеты Либертад в целом…

В общем, не было ничего удивительного в том, что фиесту устроили вблизи именно этой церкви. К вящему, надо полагать, возмущению добропорядочных прихожан: в постный день! Виданое ли дело! Однако попрание местных устоев майора Солдатова не волновало вовсе. А вот то, что они пятеро категорически не вписывались в толпу… впрочем, Дитц не зевала.

Метнувшись к одному из расцвеченных яркими фонариками лотков, она вернулась с двумя чёрными беретами, одним красным, и парой цветастых платков с бахромой. Один бросила Тине, второй небрежно повязала вокруг бедер, прикрыв объёмистую поясную сумку… распустила волосы…встряхнула ими… И вот уже на услужливо подставленном локте Альта повисла совершенно аутентичная красотка. Да такая, что её мгновенно заметили и приветствовали одобрительным свистом, улюлюканьем и выкриками на чудовищном либертадском испанском. Секунду назад она была невидимкой, а вот поди ж ты!

Сначала Солджер почувствовал раздражение: девица недвусмысленно привлекала к себе внимание, совершенно излишнее в их обстоятельствах. Однако уже несколько секунд спустя он понял, в чём фокус, и обругал себя последними словами. Да, они с Тиной, повторившей маневр командира по части изменения внешности, стали бросаться в глаза – ещё бы, блондинка и рыжая, в здешних-то краях! – и в то же время растворились среди гуляющих. Да и мужчинам хватило лихо заломленных беретов. Так что Солдатов шагал между двух парочек, не без успеха изображая надзирающего дядюшку, подмигивал женщинам, небрежно козырял двумя пальцами в ответ на приветствия мужчин… и улыбаться не составляло никакого труда. Молодчина!

А потом они вышли к церкви, вышли всего за несколько минут до назначенного времени встречи. Вокруг звенели струны, стучали каблуки и кастаньеты, на вынесенных из забегаловок столиках красовались оплетенные кувшины с – Солдатов был совершенно уверен – сангрией. И за одним из столиков уже сидели, нахально заняв втроём четыре стула, Стефанидес, Таня и этот парень, Боден. Как ни короток был их путь до столика, «лишний» стул за это время пытались утащить минимум трижды, но попытка всякий раз пресекалась бдительным Тимом.

Конечно, четыре стула на восьмерых – маловато. Но женщины расположились на коленях у мужчин, сосредоточенный на чём-то Радар уступил место господину майору, и всё устроилось. В кувшине оказалась действительно сангрия, порядком разбавленная – ну, это уж как водится. Да и пить им перед выдвижением на позицию явно не стоило, разве что по глотку… однако, где же обещанный проводник?

– Hola Miguel[20]20
  Привет, Мигель! (исп.)


[Закрыть]! – завопила в искреннем – кажется – восторге Дитц.

– Hola Miguel! – завопила на всю площадь Лана, чуть не падая с колен посмеивающегося Альта. Расчёт оказался верен: кто бы ни наблюдал за ними сейчас (если даже наблюдал), он видел только встречу друзей.

Но каков отец Микеле! Чёрный берет (на красный, надо полагать, не хватило нахальства… ну да ничего, сладится дело – постараемся обеспечить ему фиолетовый[21]21
  Красный – цвет кардинала, фиолетовый (пурпурный) – епископа.


[Закрыть]) с успехом маскировал тонзуру. Псевдовоенный комбинезон сидел на нём, как влитой, элегантно потёртая портупея поскрипывала, яркие значки на груди сверкали. Ботинки были полурасстёгнуты ровно в той мере, чтобы продемонстрировать презрение ко всем требованиям устава. И Лана не поручилась бы, что пистолет в кобуре – имитация. Святой отец не боится металлодетекторов? Или точно знает, что не попадётся? Запомним…

Над верхней губой отца Микеле красовались тонкие усики, придававшие мужчине заметное сходство с котом – или латиноамериканским диктатором. Ещё несколько часов назад их не было и в помине, сейчас же мрина была готова поклясться, что усы вполне натуральные. Хорошая работа.

– Hola amigos[22]22
  Привет, друзья! (исп.)


[Закрыть]! – пророкотал прекрасным низким баритоном священник, обнимая за плечи одновременно Альта и Забродина, и целуя подставленные щёчки Ланы и Тины. Тане досталось многообещающее подмигивание, и лейтенант Кривич – ничего себе! – слегка порозовела. – А что это вы тут пьёте, да ещё и без меня?

Он отхлебнул из первого попавшегося стакана и презрительно скривился:

– Фу, какая гадость! Бросайте это безнадёжное дело, и пошли. Сангрия должна быть домашней!

С этим словами он буквально выдернул Лану из объятий Альта и, не оглядываясь, зашагал куда-то влево. Толпа поредела… поворот направо, ещё один…

За дверью, неприметной на первый взгляд (на второй ей позавидовал бы любой из банковских сейфов), отец Микеле стянул с головы берет, засунул его за фальшь-погон и с одобрительно заметил:

– Прекрасная маскировка, синьорина!

– Как и ваша, падре!

– Служба, дочь моя, служба… – рассеянно пробормотал священник, озираясь в полутёмном закутке, претендующем, должно быть, на роль холла. За окном со скверно промытым стеклом красовалась покинутая ими площадь. – Может быть, действительно – сангрии? Я приготовил её собственноручно…

– Не стоит, отец мой, – решительно отказалась Лана за всех. – Время… и всё та же служба.

– Время! Всегда – время! Что ж, не будем его терять. За мной!

И отец Микеле устремился сначала вглубь дома, потом вниз, по обшарпанной лестнице, которая просто обязана была скрипеть, однако же не скрипела. Ещё одна дверь, столь же основательная… а за ней – тесный, скупо освещённый коридор. Коридор ли? Чем был этот проход, окончание которого терялось где-то в полумраке? Стены из едва отёсанного камня, запах пыли, немного – плесени, затхлости давно покинутого жилья, тлена, старой – очень старой – смерти…

– Мало кто знает об этом ходе. Точнее, надеюсь, никто из живущих – кроме меня, – комментировал священник, быстро и бесшумно шагавший во главе группы. – Мне остаётся лишь надеяться на вашу и ваших друзей осмотрительность, синьорина. Я обнаружил систему ходов под городом ещё будучи любопытным семинаристом, совавшим нос куда ни попадя. И, разумеется, позаботился о том, чтобы остаться единственным, кто знает, как можно попасть в этот оссуарий. Во всяком случае, из Сан-Кристофоро сюда никто не войдёт без моего ведома. Как и из Сан-Виджилио. Могу ошибаться, но очень похоже, что путь этот существует со времён Великой Чумы. Помните, у Бокаччо? Когда люди завтракали с друзьями, а ужинали с предками на небесах?

Ничего подобного Лана не помнила. Более того, она лишь с большим трудом сообразила, о каком Бокаччо идёт речь. Средневековый автор похабных рассказиков, нет?

– Здесь нас никто не увидит и не услышит. Проверено. Осторожно, низкий потолок! В саму часовню я вас не выведу… мог бы, но не буду. Рискованно, да и зачем? Вы выйдете в абсолютно заурядном месте… выйдете в тот момент, который выберете сами. Жаль, что я могу сделать так мало…

– Более чем достаточно, монсеньор, – негромко проговорила Лана.

Отец Микеле – вполне ожидаемо – вздрогнул. Но возражать не стал. Вся эта затея, очевидно, виделась им как очередная ступенька в карьере. И походя брошенное замечание странной чужеземной синьорины укрепляло эту ступеньку почище любого цемента.

Вертикальные зрачки? Подчёркнутая, нарочитая сексуальность? Сопровождение явных убийц? Какие мелочи! Эта женщина раздавала авансы, которые могла оплатить. Да, могла. Уж в этом-то сомневаться не приходилось. И Микеле Фраскатти ставил всё, что имел, на непонятную карту, подкинутую ему тем, кому он привык доверять. «Монсеньор»… прекрасно звучит! Куда лучше простецкого «отец».

– Думаю, у нас есть не меньше часа, – негромко проговорила Лана, когда шаги священника затихли где-то глубоко внизу. По всем ощущениям, которым она привыкла доверять, дом, высокий и узкий, был пуст.

– Лучше – два, – отозвался Радар, который, кажется, за всю дорогу до нынешней точки дислокации так и не оторвал взгляда от развернутого над браслетом дисплея. Как только не споткнулся?

– Почему? – немедленно влез Солджер. – Здесь и сейчас-то почти никого, а через час…

– Альт, а проверь-ка меня… вроде, всё тихо…

– Тихо, – кивнул тот. – Что ты нарыл?

– Конфетку, – несколько самодовольно буркнул Радар. – Смотрите, какая штука интересная получается. Этот чёртов биореактор по ночам не работает. По крайней мере, так утверждают все подключенные к нему датчики.

– Но? – Лана знала, что «но» обязательно есть, а потому решила поторопить связиста.

– Энергия. По ночам что-то жрёт дикую прорву энергии в том здании, где он расположен. Смешно, правда? Ничего не работает, а энергия… причём расход начинается примерно через два часа. И это значит, что кто бы что там ни мутил, к этому времени они будут уже на месте. А до того… спугнём ещё.

Спорить не имело смысла, Радар был прав по всем статьям.

– Как давно возник перерасход?

– Три ночи уже, сегодня четвёртая.

Лана переглянулась с Солдатовым. Они, вполне прилично сработавшиеся, понимали сейчас друг друга без слов. Три ночи… очень может быть. При условии, что Сперанский и Дезире летели каким-то совершенно безумным курсом. Или же их перевозили в состоянии, мало отличающемся от неодушевленных предметов.

Впрочем, когда с Атлантиды отправляли закрытые гробы, ни у кого не возникло ни малейших подозрений, значит, процедура отработана. Правда, каково пришлось при таком маршруте пилоту… с другой стороны, кем бы ни были спонсоры Сперанского, людей они жалеть не привыкли, а заменить пилота – раз плюнуть. Ни Андрей Сперанский, ни Дезире Фокс официально на Землю не прибывали, так что, вероятно, их ввезли на планету так же, как вывезли с Атлантиды – в качестве багажа.

– На факультет поступало новое оборудование?

– Как раз перед началом фокусов с расходом. Оборудование, которое, кажется, никто не заказывал. Но – приняли, расписались, сложили на складе…

Понятно. Расход энергии… вот на этом и засыпаются дилетанты. Если, однако, мониторинг именно энергопотребления не постоянен, шансы быть пойманными невелики. Но каждая ночь серьезной работы повышает риск обнаружения, и времени у них мало. Очень мало, а они ведь даже не уверены в том, что искомые персоны здесь.

А хуже всего то, что в ходе действий по поиску и возможной последующей эвакуации их группа оказывается в таком же нелегальном положении, как и те, кого они ищут. Привлекать местные власти нельзя, это они с Солджером обсудили ещё по пути на Землю. Легендарность итальянской коррупции… ты можешь попасть на честного служаку, а можешь – на купленного с потрохами. Если не будет задержан Сперанский, плохо, но не страшно. По крайней мере, не страшно для Ланы Дитц в условиях текущего контракта. А вот если ради обеспечения молчания убьют Дезире… Её и так-то убьют в самое ближайшее время, не могут не убить, но пока что есть хоть какой-то шанс вытащить девчонку. Крохотный, но есть.

Интересно, в каком она состоянии? Отходить придётся уже без помощи отца Микеле. Да, ребята «пробежались по маршруту», а вот сама Лана, занятая переговорами – нет. И сейчас приходится полагаться только на снабжённые скупыми комментариями записи, а этого лейтенант Дитц очень не любила и старалась по возможности избегать.

Ладно, ерунда всё это. На самый крайний случай у неё имелся пресловутый «План Б». Он не слишком ей нравился, поскольку на карьере именно агента ставил большой жирный крест. Если придётся воспользоваться им, легенда (все легенды, сколько их ни есть) псу под хвост. Но зато – почти с гарантией. По крайней мере, с гарантией для Дезире. Самой же Лане Дитц уже давненько никто ничего не гарантировал, а потому она не видела смысла беспокоиться о пустяках.

Первым не повезло парню, слишком массивному и низколобому для белого лабораторного комбинезона, в котором он вышел покурить к одной из задних дверей. Прямо на него из запущенного, криво постриженного кустарника вывалилась пьяная блондинка такой красоты, что у бедняги отвисла челюсть. А дальше он (вместе с челюстью) беззвучно опустился на порог, наверняка не услышав, как доктор Танк промурлыкала: «Курить вредно!». Удачно получилось, теперь дверь вскрывать не придётся.

Затащить внутрь, чтобы какой-нибудь полуночник случайно не наткнулся. Обездвижить… вколоть чего надо во избежание шума в ближайшие пару часов… засунуть в какую-то тёмную комнатёнку, заставленную ящиками и коробками…

Лана, не желая говорить, оглянулась на Радара, изобразила пальцами камеры слежения, вскинула брови… «порядок!» – отсемафорил тот.

Да знала она. Знала, что порядок. По части напакостить охранным системам этому деятелю не было равных и пять лет назад, чем он, собственно, и заинтересовал в своё время Али-Бабу. Но надо было убедиться ещё раз. Уж больно выросли ставки.

Два часа, проведённые в доме, примыкавшем к часовне, были потрачены с пользой. Да, работа в университетском городке накладывала определённые ограничения по части объёма спецсредств. Однако по карманам и поясным сумкам удалось распихать много чего полезного. В частности, весь комплекс защиты и слежения уже контролировался. Поэтому проникновение в корпус эдак запросто, через дверь, было не более чем приятным бонусом. А вот дальше… планы, схемы, копии записей – всё это важно и нужно, но не заменяет личного присутствия. Оставалось полагаться на удачу.

Впереди двигались мрины. Их слуху могла позавидовать самая продвинутая техника, поэтому мимо дверей на первом этаже группа прошла без задержки. Здесь людей не было. У выхода на лестницу Лана повертела головой и ткнула пальцем вниз. Вряд ли Дезире – если даже она бывала здесь – позволили бы удалиться от расположенного на подземном уровне биореактора. И проверять надо прежде всего окрестности агрегата, пока – лучшего из имеющихся. Мысли о том, как она будет разбираться с тем, который уже почти смонтировали в исследовательском центре на Атлантиде, лейтенант Дитц задвинула на задний план. Может, ещё и не придётся…

За состоянием дверных петель здесь следили хорошо, и когда над замком поработал Альт, узкая щель образовалась совершенно беззвучно. По коридору подземного этажа курсировал охранник, почти близнец того, первого. Пришлось дождаться, когда скучающий облом повернётся спиной к двери. И Лана только восхищённо хмыкнула про себя, когда проскользнувший мимо неё Тим вдруг оказался рядом с громилой, легко прикоснулся к нему и подхватил обмякшее тело, не давая ему издать ни звука при падении. Электронными средствами охраны управляют Радар и Альт, но вдруг кто-то услышит просто ушами?

Собственно, именно этим – необходимостью дублировать электронику людьми – и объяснялось присутствие «человеческой» охраны. По счастью немногочисленной; сидя в том здании, куда их привёл отец Микеле, они засекли только по одному патрульному на этаж. А ещё четверо, развалившиеся в креслах в караулке и пялящиеся в мониторы, на которых не происходило ничего интересного, даже не поняли, похоже, что такое им прилетело и откуда. Всё же обтянутый латексом гранитный шарик – прекрасная вещь. Если в лоб или по темечку. Главное, беззвучная. Даже тетива не щёлкает. Знать бы ещё, когда пересменка…

Дальше они не церемонились. В паре помещений обнаружились занятые какими-то расчётами и экспериментами люди, нейтрализованные быстро и без шума. Никаких трупов, что вы! И так-то, если это (ну, вдруг! чего в жизни не бывает!) не преступники, придётся кланяться мадам Генриетте на предмет выплаты компенсаций пострадавшим при налёте.

А потом Лана подошла к снабжённой уймой предупреждающих знаков двери, за которой располагался реактор и сопряжённые с ним лаборатории. Подошла, сделала несколько глубоких вдохов, и верхняя губа сама собой приподнялась, обнажая клыки.

Звук пощёчины, резкий, узнаваемый. Сколько раз слышала его Лана, слышала в момент удара, который наносили ей или который наносила она сама – не сосчитаешь.

– Ты, кажется, плохо понимаешь последствия, милая!

Голос Андрея Сперанского Лана помнила по нескольким студенческим вечеринкам, так что узнать невидимого пока говорившего труда не составляло. Вот только бархат тембра порядком поизносился, засалился, потускнел, и через прорехи явственно проглядывали истерика и… да, кошка не могла ошибиться. Доктору Сперанскому было страшно.

А вот Дезире, кажется, не было. Препараты ли были тому причиной или что-то другое, но в её:

– Я не знаю, почему! – Лана слышала усталость и безразличие, но не страх. И, кстати, не почудилась ли ей нотка злорадства?!

– Думай, девочка! Думай! У нас не так уж много времени, на Атлантиду мы должны вернуться уже с готовым результатом, а ты не можешь задать параметры? Или не хочешь?

Ещё одна пощёчина. Возглас боли.

– Дурочка, ты никому не нужна, кроме меня!

Из-за перемигивающегося огоньками шкафа слева выглянул Тим. Кивнул. Справа подмигнул Солджер. Альта Лана не видела, как и Забродина, о местонахождении Тины, Радара и Тани могла только догадываться, но на коммуникатор упало сразу несколько сообщений о порядке и тишине. Ну, что ж…

– Открою тебе секрет: преступники – а ты преступница! – не интересны ни богачам вроде твоей бабки, ни политикам вроде твоего папаши! Никто не станет тратить деньги и марать репутацию ради тебя! Так что либо ты работаешь, и работаешь как следует, либо сдохнешь в тюрьме!

– Враньё, – спокойно и громко проговорила Лана, выходя на сравнительно открытое место. Пустые руки она подняла высоко над головой: кто знает, что придёт в голову этому кретину?

Теперь она видела обоих. В кресле перед огромным монитором, испещренным какими-то формулами, съёжилась Дезире. Обе её щеки были красными, а по левой, к тому же, стекала кровь из рваной ссадины. Обходительный, демонстративно козыряющий прекрасными манерами доктор Сперанский не счёл нужным снимать массивный квадратный перстень перед началом воспитательного процесса.

В правой руке, как с неудовольствием заметила Лана, он сжимал рукоять пистолета. Так, ничего особенного, пукалка для болванов, которые наивно полагают само наличие оружия гарантией безопасности для себя и источником страха для окружающих.

Но неприятно. Дезире совсем рядом, а успеет ли Тина? Зависит от того, куда попадёт этот белоручка. Пистолет – не гены, тут не художества нужны, а сноровка, доведенная до автоматизма. Хуже того: когда Сперанский обернулся на голос, разума в его глазах почти не наблюдалось. Неадекватен и вооружён. Приплыли.

– Враньё, – повторила лейтенант Дитц, плавно делая один скользящий шаг вперёд. – По всем пунктам. Привет, Дезире! Помнишь меня?

– Ты… ты кто такая?! Охрана! – почти взвизгнул Сперанский.

– Караул устал! – фыркнула Лана. Откуда взялась эта фразочка?!

Ещё один шаг…

– Лана, да? Из «тайноловов»… – медленно выговорила Дезире.

– Умничка, – Лана мимолётно улыбнулась предмету контракта и снова сосредоточила внимание на руках Сперанского. Очень ей не нравился этот дурацкий пистолет. – Мадам Генриетта беспокоится о тебе и отправила меня разобраться. Денег вбухала – страшное дело, я очень дорого стою, поверь. Так что наш друг Энди врёт и не краснеет.

– Ни с места! – заорал Сперанский. – Я убью её!

Рука с пистолетом дёрнулась в направлении головы Дезире, которая вдруг извернулась и вцепилась в эту руку не только пальцами с обломанными ногтями, но и зубами. Правое плечо Сперанского проткнул арбалетный болт, пистолет выстрелил, левый бок Ланы обожгло… но плохо было не это. Плохо, и очень, было то, что в здании вдруг взвыла тревожная сирена.