Текст книги "Мой муж - маньяк?"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Если она не явится, я вычту у нее из жалованья, – отозвался он. – Пусть попробует! Думает, что ей все позволено! Она у меня уже вот где! – Судя по тону, он провел ладонью по горлу. – Если она не придет, я вычту с нее и прибавлю эти деньги к твоему жалованью.

– А она опять скажет, что ты потакаешь своей любовнице! Послушай, если следователь ей звонил, может, это она рассказала ему про нас?!

– Как я не допер! – воскликнул он. – Конечно! На Лену это мало похоже!

– И я о том же… Надо будет спросить Зину.

– Она все равно не скажет… Ну ладно. Я это ей еще припомню. Паршивая балаболка! Хватит об этом, и так весь отдых полетел к черту. Не хочешь куда-нибудь выбраться?

– Нет настроения. Буду сидеть дома. Хозяйство опять же в запущении…

– Тогда я тоже буду сидеть дома, – проворчал он. – Займусь своим хозяйством… Как мне надоело быть холостяком!

– Ты давно мог бы перестать им быть.

– Не мог. И на ком мне было жениться? – возразил он. – На Ире, что ли? Кстати, ты не рассказывала следователю про то, как она меня охаживала?

– Нет. Это не имеет отношения к делу, – отрезала Катя. – Ну все, позванивай мне, что ли… А то я совсем загнусь от тоски. – И положила трубку.

Выйдя в коридор, она увидела, что муж куда-то собрался. Одет он был, как всегда, небрежно: потертые джинсы, майка, легкая куртка. Она оглядела его и осведомилась:

– А сегодня-то куда? В совхоз? Так они там все ради праздника перепились…

– Как раз время ехать, – сказал он. – Продадут мясо подешевле, чтобы на бутылку сообразить. Ты не беспокойся, зря не проезжу.

– А мясо ты куда денешь? Рынки точно не работают.

– А завтра мне что делать? Мне заказали телятину. Завтра ее уже надо продавать.

– Да куда ты ее сунешь? – продолжала удивляться она. – Твой холодильник забит до отказа! Оно пропадет! Сейчас уже не зима, когда можно было вынести сумку на балкон.

– Я сразу отвезу продавцу, у него своя морозилка, большая…

Он кивнул ей и скрылся за дверью. Катя успела заметить, что в руках у него ничего не было. Сумка, с которой он обычно ездил за мясом, – огромная сумка из черной толстой синтетики, укрепленная изнутри несколькими слоями целлофана, чтобы мясо не протекло в машине, валялась на полу. Она недоуменно посмотрела на нее.

«Надо догнать его и дать ему сумку, – сказала она себе. – К черту, сам сейчас увидит, что ушел без всего, и вернется…»

Она прошла в его комнату и выглянула в окно. Его машина – старый красный «Москвич», едва прошедший последний техосмотр, – стояла под окнами. Катя видела Игоря, который отпер дверцу и сел в машину. «Забыл окончательно… – подумала она. – Надо крикнуть!»

Она открыла балкон, вышла и прокричала: «Игорь!» Но он не слышал ее – машина тронулась и исчезла за углом дома. Катя пожала плечами и вернулась в комнату. «Нелепо! Он обнаружит отсутствие сумки уже за городом, сунет мясо в багажник и запачкает там все… Или приедет обратно, не взяв мяса… Пропал его заказ на телятину… Ну что поделаешь…»

Она принялась убирать его комнату, это оказалось трудным делом – Игорь никогда не отличался педантичной любовью к порядку. Вещи – чистые и грязные – были разбросаны на диване и на креслах, книги, снятые со стеллажа, тоже лежали в самых неожиданных местах, в том числе и на ковре рядом с диваном. Катя набрала в таз воды, кинула туда тряпку, отжала ее и принялась стирать с мебели пыль и расставлять вещи по местам. Начала она с книг. Ставя книгу обратно на полку, она сперва смотрела на ее название. Выбор книг ее немного удивил: детектив Юлиана Семенова, Ламброзо «Гениальность и помешательство», Фейхтвангер «Лисы в винограднике», «Висконти о Висконти», роман Гамсуна и несколько порнографических журналов. Журналы удивили ее больше всего. Она даже отложила тряпку и пролистала их.

«Да, вкусы у него значительно изменились, – подумалось ей, – раньше он не увлекался ничем подобным… И откуда у него деньги на такие журналы?! Это ведь даже не „Плейбой“ и тем более не „Пентхаус“… Эти – круче. Стоят минимум сто тысяч за штуку, а то и триста тысяч или даже больше… Ничего себе, заработки у него! Впрочем, это не мое дело. Женщин у него теперь нет, ему осталось только картинки смотреть…» Она сложила журналы стопкой и бросила их на нижнюю полку стеллажа. Вытирая пыль с остальной мебели, она по пути сортировала его вещи – чистые и грязные. Чистые откладывала в одно из кресел – повесить в его шкаф. Грязные кидала в угол – пойдут в стирку, которую она решила провернуть сегодня же. Стиральная машина была у нее хорошая, и стирка не заняла бы много времени. Потом она вычистила ковер и вымыла пол, забрала ведро, таз и тряпки и вышла в свою комнату. С ней она покончила еще быстрее. Убиралась уже час, но совсем не устала. Уборка всегда успокаивала ее, и ей вдруг вспомнилось, что Лена говорила, что это, мол, свойство многих людей с нечистой совестью – постоянно что-то чистить, мыть, убирать и мыться самим. Синдром вины.

«Но я ни в чем не виновата! – сказала себе Катя. – Просто-напросто мне некуда деться. Дверь стальная, надежная, и маньяк не заставит меня открыть ее… Только Игорь сможет ее открыть, где он сейчас? Катит в свой совхоз. Скоро его проймет, и он вспомнит, что не взял сумку. Или не проймет, и он доедет до конца, чтобы там схватиться за голову».

Грязные вещи – свои и Игоря – она тоже рассортировала: на светлые и темные, на сильно загрязненные и не очень. Как правило, темными и сильно загрязненными оказывались вещи Игоря: штук пять рубашек, брюки, тонкая куртка, которую он обычно надевал, когда ехал за мясом. Ее можно было стирать в машине, и Катя решила сделать это в последнюю очередь. Потом она занялась другим делом – стала проверять карманы. Лика говорила ей, что эта проверка карманов перед стиркой – увлекательное дело! В карманах у мужа всегда можно обнаружить что-то интересное – билет на электричку на то число, когда он врал, что сидел дома, чей-то телефонный номерок, записанный чужим мелким почерком на обрывке бумаги, и самое худшее – ключ, неизвестно кому принадлежащий… Ключ…

Катя вытащила ключ и посмотрела на него. Она сразу поняла, что ключ не от их квартиры, но все еще смотрела и смотрела на него, словно хотела увидеть на его месте что-то другое. Но ключ никуда не исчезал – бронзовый ключ, совершенно обычный, каких тысячи. И достала она его из кармана куртки Игоря. Наконец она опомнилась. Ей показалось, что ее рука нащупала в кармане еще что-то, и она снова запустила ее туда. И перед ее глазами возник другой ключ. На этот раз – с черной пластиковой головкой. А за ним третий – совсем новенький, блестящий, серебристый. Катя держала три ключа на ладони и тупо смотрела на них. Потом она сунула их в карман халата и лихорадочно принялась перетряхивать все карманы Игоря. Обнаружились странные вещи: ленточка автобусных абонементов – нового образца, зелененьких, с водяными знаками. Насколько она знала, Игорь не ездил городским транспортом, разве только тогда, когда «Москвич» в очередной раз чинился. Но чинился он зимой, а тогда такая форма абонементов еще не была принята. Теперь она соображала молниеносно, соображала и сопоставляла. Еще она достала запылившуюся пластинку жвачки и порванную сторублевую купюру, на которой почерком мужа был записан номер телефона (ей незнакомого) и слова: «Арарат, вечером». Больше ничего не было, если не считать многочисленных кровавых пятен на подкладке куртки и на рубашках. Но она знала, какого они происхождения, – муж всегда возвращался из загородных поездок как с бойни: при погрузке мяса неизбежно пачкался кровью. Так или иначе, перед ней был улов – три ключа, абонементы и чей-то телефон. Стирать ей сразу расхотелось. Она прошла на кухню, разложила свою добычу на столе и уставилась на нее.

– Или я сошла с ума, или у него кто-то есть, – сказала она вслух и сама испугалась своего голоса – так странно прозвучал он в пустой кухне. Перебрала ключи, перещупала их, словно они сами могли ответить, какую дверь отпирают. – Кто мог дать ему ключи? Друг? Друзей у него нет, никогда их не было. Да и не дал бы ему друг ключи. С какой стати?

«А с той, чтобы он мог приводить в его квартиру женщин, – подумала она и тут же отвергла эту версию, настолько нелепой она выглядела. – Нет, в это не поверю. Женщин?! Каких женщин?! Он же ни на что не способен!»

Но какой-то странный голос все продолжал нашептывать ей: «Ты не можешь знать, на что он способен, на что не способен… Он лечится от импотенции четвертый год. Он мог давно вылечиться, но не сказать тебе ничего, чтобы ты не подозревала ни о чем и он мог спокойно гулять. Ты давно, слишком давно ничего о нем не знаешь. Даже о Диме ты знаешь теперь больше. Игорь стал тебе чужим. Тебе неизвестно, на что он способен…»

«Значит, у нас завелись тайны, – сказала она себе. – Да еще какие! Ладно, телефон… Арарат – армянское имя, это вполне может быть один из торговцев, что сидят на рынке, тех, которым он сдает мясо… Черт с ним, с Араратом, будь это человек или гора! Абонементы тоже могут быть случайностью – ну захотел он запастись ими на случай, если вдруг сломается машина и придется добираться домой… Ну нет, тут ведь всего шесть штук. И они не выглядят затертыми, долго лежавшими в кармане. Он купил их недавно и ездил в автобусе четыре раза. Куда? Зачем? Ну, это тоже можно как-то объяснить. Но ключи, ключи! Они ведь отпирают какую-то дверь… или три разных двери?! Ведь они не на кольце, не в связке, значит, вполне могут принадлежать разным людям… Ключи от одной двери обычно носят вместе, на одном кольце или брелоке. Значит, все может быть, и может быть то, что он мог навещать сразу три разные квартиры… Впрочем, какая квартира сейчас запирается всего на один замок?! У всех – целый арсенал. Так что мне думать?!»

«Не думай! – прошептал ей голос. – Сделай так, чтобы он ни о чем не узнал. Он не должен знать, что ты нашла ключи. Тогда тебе будет легче следить за ним».

– А я буду за ним следить? – вслух удивилась Катя. – На самом деле?! Да как? Каким образом?!

«Сделай копию ключей и оставь ее себе, – сказал голос. – Сейчас же, сегодня!»

– Сегодня праздник, и мастерские закрыты… – сказала в ответ Катя и тут же вспомнила – не все. На площади у трех вокзалов она знала одну мастерскую, которая всегда работала – и в праздники тоже. Однажды, когда она потеряла ключи, ей пришлось в такой же праздничный день спешно делать копию с ключей Игоря – он ложился в санаторий на лечение, и ключи были ему необходимы. Он мог вернуться в Москву, когда Катя была на работе. А на работу к ней он категорически отказался бы прийти, да и сама она была бы против. Это было уже то время, когда она работала у Димы. А про мастерскую ей рассказала всезнающая старуха соседка по лестничной площадке.

«Неужели ехать?» – подумала она и тут же поняла: да, она поедет. Голос умолк, но теперь она обошлась бы и без его советов, настолько ее разобрало желание узнать, что утаивал от нее Игорь. С каждой минутой в ней крепла уверенность, что утаивал он что-то давно, все последние годы. «И вовсе он мог не в санатории отдыхать, а за той самой дверью, которую отпирают эти три ключа… – подумала она. – Или за одной из трех дверей. По ключу на дверь. Ну не жизнь, а сказка „Золотой ключик“!»

Катя быстро ликвидировала все следы своего намерения постирать – разнесла все грязные вещи по тем же местам, где подобрала их, чтобы до ее приезда ничто ее не выдало. Игорь мог вернуться в любой момент, а вернувшись – понять, что Катя разгадала его секрет. «Впрочем, до разгадки еще ой как далеко! – подумала она. – Загадка только загадана… Разгадай-ка ее, Катенька!»

Уже переодевшись для выхода и подкрасившись, она вдруг остановилась. «А не глупость ли я делаю? – спросила она себя. – Лене вчера стоило выйти в туалет, и ее сразу убили. Нет, я не могу погибнуть так глупо. Пусть мне даже нечего терять, но умирать я не хочу. А идти сейчас одной? Он может быть в подъезде, может быть везде… Мне нужна охрана…»

И она бросилась набирать номер Димы.

– Послушай, ты мне срочно нужен со своей машиной! – сказала она. – Можешь приехать?

– Могу, а что такое?! – встревожился он. – Еще кого-то убили?!

– Нет, но я не хочу, чтобы это случилось. Мне позарез нужно оказаться в городе, а я боюсь выходить одна. Ну как? Приедешь?

– Да о чем речь! – воскликнул Дима. – Только как быстро меняются у тебя планы! Час назад ты собиралась загибаться дома от тоски. А сейчас тебе срочно нужно куда-то ехать.

– Я тебе все расскажу… – неожиданно решила Катя. – Только приезжай быстрее!

– Понял. Небритый я тебе сгожусь?

– Всякий сгодишься. За щетину тебя не арестуют. Я жду!

– Буду через полчаса!

«Он угробится, если будет здесь через полчаса, – подумала Катя, кладя трубку. – Час надо ждать, минимум». Но тут же она вспомнила, что на дорогах, по случаю праздника, будет куда меньше машин, чем обычно, и поняла, что в обещании Димы был свой резон. А пока она умоляла кого-то неведомого, чтобы Игорь подольше не вспоминал про забытую сумку и не мешал ей уйти и унести на час его ключи. «Потом я положу ключи ему в карман, а вечером скажу, что собралась стирать, и пусть он соберет все, что надо кинуть в стирку, и проверит карманы – вдруг деньги застираю…»

Дима обманул ее на десять минут – приехал чуть позже, чем обещал. Позвонил в дверь, закричал, что это он, и влетел с совершенно безумным взглядом. Катя обняла его, сама удивившись подобному порыву, – только теперь она поняла, насколько ей не хватало чьего-то участия, пусть даже участия Димы.

– Что случилось – скажешь? – первым делом спросил он.

– Скажу в твоей машине. Скорее пойдем отсюда!

Она подхватила его под руку и увлекла за собой, торопливо заперла дверь и побежала вниз по лестнице. Дима скакал за ней, шумно отдуваясь. Внизу, когда они уже уселись в его машину, он повторил свою попытку:

– А теперь скажешь? У тебя что, труп в квартире и ты решила срочно рвать когти?

– Давай, поехали! – заявила Катя. – Я хочу оказаться вне пределов досягаемости.

– Зачем? – спросил он, выруливая на улицу, машин было мало, и он сразу погнал с необычной в черте города скоростью.

– Медленнее! – попросила Катя.

– Тебя не разберешь – то ты спешишь отсюда убраться, то боишься погибнуть в автокатастрофе… – проворчал он и сбавил скорость. – Слушай, что с тобой? Я тебя в таком состоянии никогда не видел… Что, Игорь подлянку подкинул?

– Вроде того. На! Посмотри! – На ее протянутой ладони засверкали ключи.

Дима посмотрел на них и присвистнул:

– Он что, поставил новые замки? Или купил квартиру и подарил тебе ключики?

– Не знаю, может, он и купил квартиру, но эти ключики я вижу сегодня в первый раз, – сказала Катя. – Говорю тебе как подружке, а не как другу: я думаю, что у него есть какая-то тайная хата.

– Это оч-чень интересно! – иронически сказал он. – С его-то болячками?

– А я уже не так уверена в том, что он болен, – сказала Катя. – И вообще, мне это не понравилось, если гуляешь – почему хочешь со мной жить? Если способен на что-то – например, на обольщение женщины, почему не уйдешь к ней? Почему все должна решать я, и при этом чувствовать себя поганкой, стервой, которая замучила своего кроткого муженька?!

– Твоя правда… – Дима снова сбавил ход. – И что теперь? Ты решила разорвать его на клочки? Или уже разорвала и оставила их дома на диване? Почему такая спешка?

– Потому что я хочу снять копию с ключей, – сказала Катя. – Пригодится в жизни. Мотив для развода, верно?

– Разве тебе был нужен мотив, чтобы развестись? – удивился Дима.

Теперь машина стояла перед светофором. Катя вздохнула и спрятала ключи в карман.

– Может быть, понадобится… – сказала она как бы про себя. Светофор что-то долго не переключался, и она рассматривала обочины дороги. Справа тянулся длинный ряд киосков, они торговали вовсю. Неподалеку от них было припарковано несколько машин. Одна из них, крайняя, – красный потрепанный «Москвич» – показалась ей очень знакомой. «Странно! – сказала она себе. – Почему он тут?» И показала на него Диме: – Ты помнишь машину Игоря?

– Нет, откуда мне ее знать? – удивился он. – А что? Лежит в кювете?

– Да нет же, вот я тебе показываю. Видишь красный «Москвич»?

– Это его?

– Думаю, да.

– Ты можешь ошибаться.

– Останови. Сверни к обочине. Я должна посмотреть на него вблизи. Мне все это не нравится. Он сказал, что поедет за мясом. Черт, он всегда говорит одно и то же!

Тем временем Дима подрулил к обочине и припарковался недалеко от «Москвича». Катя опустила стекло и высунула голову. В «Москвиче» никого не было, и это придало ей смелости.

– Машина наша, я узнала номер, – сказала она, поворачиваясь к Диме. – И игрушка под стеклом та же… Видишь бульдожку?

– Очень мило… – проворчал Дима. – Особенно если учесть, что этого бульдожку ты покупала при мне. Не думал, что он предназначен твоему…

– Не ревнуй, не будь смешным… – попросила Катя. – Я вылезу и посмотрю получше… По-моему, он меня круто обманывает.

– А теперь кто ревнует? – осведомился Дима. – Слушай, ты сама не своя из-за этих ключей! Я вожу по городу чужую ревнивую жену! Большое удовольствие! Не думал, что докачусь до такого.

– Прекрати. Какой смысл выяснять отношения, мы с тобой все давно выяснили. Все до последнего. Слушай, если заметишь его где-нибудь поблизости, посигналь один раз.

– Думаешь, я его узнаю? – спросил Дима. – Я его видел всего раза три или четыре.

Но она его уже не слушала. Она была рядом с машиной – и теперь была уверена, что машина принадлежит Игорю. Это действительно был тот самый «Москвич», который он купил в первый год их семейной жизни, – очередной подарочек его папы. «Хорошо иметь мужа, который имеет богатого папу, – как-то сказала ей Ирка. – Просто замечательно!» Видимо, тем самым она хотела сказать, что Игорь сам по себе не представляет ничего особенного, или намекнуть на то, что Катя вышла замуж по расчету… Теперь Кате некогда было раздумывать над этим. Она заглянула внутрь машины через стекло и увидела на сиденье куртку мужа. Ключей в замке зажигания не было, – видимо, он ушел надолго, а не просто подскочил к киоску, чтобы что-нибудь купить. Да, в таком случае она бы уже заметила его.

«Что это значит? – спросила себя Катя. – Куда он делся? Не поехал в совхоз, это теперь ясно. Но куда?! Машину бросил, значит…» И тут же ответила себе: «Значит, одна из тех самых квартир или всего одна-единственная квартира, к которой подходят эти ключи, находится поблизости. Он приехал к ней». Она не спрашивала себя, кто такая «она» и почему она так уверена, что Игорь именно у «нее». Она твердо была в этом убеждена. «Тогда все летит к черту! – подумала она. – Вся версия нашей жизни. Ведь мы давно уже живем по версиям, как шпионы… Двое шпионов в одной квартире, каждый скрывает свою настоящую жизнь. Каждый шпионит сам за собой, потому что другой стал ему неинтересен… Но теперь Игорь мне интересен, как же! Тайна! У него оказалась тайна! И надо же мне было обнаружить это в такое время, когда и без того хватает тайн и загадок!»

Она вернулась в машину Димы и уселась рядом с ним.

Он едва скрывал раздражение. Его длинные пальцы отбивали дробь на чехле руля.

– Ну, куда прикажете, королева? – спросил он наконец. – Может, заляжем в овраг и подождем, пока ваш супруг вернется в свою карету? Или поедем туда, куда вы так торопились, что я даже не побрился, потому что боялся вас задержать на пять минут?!

– Дима, ты ангел, а я просто дрянь, – сказала она, дотронувшись до его плеча. – Но я не могла предвидеть, как сложится этот день. Ну, посмотри на меня! Вот видишь – его ключи. Вот его машина, а она должна быть уже за пределами Москвы. Вся его жизнь со мной – сплошная ложь. Дима, возможно, этот человек не заслуживает даже той простой жалости, которую я еще испытывала к нему. Пойми меня по-человечески! О какой ревности может идти речь, когда уже четыре года мы совершенно чужие люди, просто соседи по квартире… Квартира превратилась в коммуналку, и только. Вот вся моя жизнь. Да что ты сердишься на меня? Я просто хочу разобраться во всем этом, понять, как я жила до сих пор… Особенно я хочу этого сейчас – когда вокруг, сплошная смерть.

– Хорошо, – сказал он, не поворачиваясь к ней. Выглядел он все еще раздраженно. – Пусть я чего-то не понял. Хотя никогда не считал себя дураком. Скажи хотя бы – зачем мы следим за ним?

– Пока сама не знаю.

– Тебе не жаль времени, которое мы могли бы провести иначе?

– Знаешь, я прямо кожей чувствую, что очень скоро у меня появится масса времени, которое я буду проводить иначе. Я уйду от него. Не сегодня-завтра. И это решено давно. Так подожди еще день! Или два дня, какая тебе разница! Дай мне распутать этот чертов узел!

– Какой узел?

– Да жизнь мою, черт бы ее побрал! – Катя отвернулась от него.

Дима вздохнул и закурил.

– Ладно, не плачь. Ты плачешь?

– Вот еще, – ответила она, глядя на красный «Москвич». – Этого мне не хватало. Прошу тебя, поедем. К трем вокзалам.

– Качества не гарантирую, – лениво сказал старый, словно закопченный, мастер, который взял у нее ключи. – Это все дубликаты.

– Что? – не поняла Катя. – Что-то не так?

– Я говорю – лучше принесли бы мне не дубликаты, а оригиналы ключей, – сказал тот. – Иначе мои дубликаты могут к замку не подойти. А еще лучше – принесите мне замок, гарантию могу дать при наличии замка.

«Я бы саму дверь сюда притащила со всеми замками, если бы только знала, где она есть, – подумала Катя. – Впрочем, теперь догадываюсь где. В домах, которые позади тех киосков».

– Пусть будет без гарантии, – сказала она. – Значит, эти ключи – тоже дубликаты?

– Красавица, не знаете, какие у вас ключи? – спросил мастер. – Конечно, дубликаты. И еще свеженькие, видите следы? – Он показал Кате на бородки ключей – сияющие, новенькие, со следами напильника. – Еще не пообтерлись, – заключил он. – Поэтому я и не дам гарантии, если они сами еще как следует замок не открывают, как я сделаю лучше?

– Мне все равно, – ответила Катя. – Сделайте, пожалуйста!

Барменша из кафе при Музее Революции прекрасно помнила двух женщин, которые сидели за столиком в углу и о чем-то оживленно, даже слишком оживленно разговаривали. Одна – стройная блондинка с очень усталыми глазами, другая – полноватая брюнетка в больших очках. Она вспомнила даже то, что они заказывали, – кофе, пирожные, бутерброды. Когда ее спросили, был ли еще кто-нибудь в кафе во время их беседы, она, подумав, ответила, что кто-то был, но точно утверждать она не может. Были ли мужчины? Да, конечно, были. Но лиц она не помнит. Примерно через полчаса после ухода женщин (они ушли вместе) кто-то из посетителей подал ей поднятое с пола портмоне. Она положила его под стойку, отметив, что оно залито коньяком, – тем самым, который продавала она сама. Портмоне было липким, и поэтому она завернула его в бумагу, чтобы не пачкать рук. Кто подал ей портмоне – мужчина или женщина? Женщина. Она точно помнила, что женщина. Ничем не примечательная женщина. Может быть, она и видела ее тут раньше, но не обращала внимания. Скорее пожилая, чем средних лет. Такая, интеллигентного вида… В очках. Женщина эта сказала барменше, что портмоне валялось под столиком.

Заглядывала ли в портмоне барменша? Да, заглядывала, что ж тут такого! Она посмотрела, чтобы узнать, нет ли там фамилии владельца. Но там были деньги, ключи и фотография. Узнала ли она женщину, изображенную на фотографии? Нет. Почему? Потому что там она была без очков, а они сильно меняли ее лицо. Она узнала ее только тогда, когда женщина пришла за своим портмоне. Тогда она и подумала, что это она изображена на фотографии вместе со своей семьей. А вот потом она приняла с десяток заказов подряд и совершенно забыла об этом, когда пришла в туалет, то не узнала фотографию. Просто скользнула по ней глазами, не вглядывалась. Только потом, когда открыла дверцу… Тут барменша закурила и, выпустив дым, вздохнула. «Надо же… – промолвила она. – Здесь такого никогда не случалось. Убить прямо в туалете. Среди бела дня… Это какую же надо наглость иметь, ведь все время кто-то ходит. Наши девчонки из кафе боятся теперь туда ходить. Ходят по двое. Я-то нет… Я одна хожу. Но все равно – страшно».

Много ли посетителей она обслужила в тот промежуток, который оказался между уходом женщин из кафе и тем моментом, когда посетительница подала ей найденное портмоне?

«Много. Очень много, – отвечала она. – Самый пик начался. Народ пошел толпой. Ну, могу приблизительно подсчитать сколько… Восемь столиков. По четыре места за каждым… Почти все были заняты, но, конечно, не за всеми столиками успели смениться люди за полчаса. Ну, приблизительно человек двадцать пять я обслужила. Приняла кучу заказов. У нас всегда так – то никого, то полно народу. Это когда у всех обед».

Многие ли посетители, попавшие в это число, заказывали коньяк? Тут женщина задумалась. Потом она обрадовалась и посмотрела на початую бутылку, стоявшую позади нее на полке, среди других напитков. Она давала показания в пустом зале кафе, пустом, несмотря на бойкое время, – это был вечер восьмого мая, последние рабочие часы. В зале, кроме нее и следователя, находилось еще несколько мужчин, двое снимали отпечатки пальцев со столиков, со спинок стульев, с посуды, которую посудомойка еще не успела загрузить в моечную машину. Да, она может точно сказать, сколько могло быть заказано коньяка. Эту бутылку она открыла тотчас после ухода женщин. И сейчас в ней оставалось не больше ста пятидесяти граммов. Значит, исходя из того, что обычный заказ составляет пятьдесят – сто граммов, она обслужила четырех или пятерых клиентов. Но точно она не помнит. Впрочем, нет! Она снова посмотрела на бутылку и уверенно сказала, что еще один мужчина заказывал коньяк, как раз тогда, когда женщины разговаривали. Но ему она налила из старой бутылки – выплеснула остатки. Вот их он и пил.

Этот мужчина сидел в зале все время, пока женщины разговаривали? Да, она уверена, что все время, и даже остался подольше после их ухода. А ушел, когда народу было уже много. Она не заметила.

Как он выглядел? Она не помнит, нет, не может вспомнить… Почему? Внешность незапоминающаяся? Нет, внешность нормальная, точнее, она совсем его не помнит. А, ведь он читал газету. Какую газету? Постойте-ка… Ну точно, «Вечерку»! Он закрылся «Вечеркой» с головой, и его совсем не было видно.

Он сидел далеко от женщин? Она думает, что далеко, – во всяком случае, в другом конце зала. Но зал, сами видите, маленький… Тут, как ни садись, все равно будет рядом…

Значит, он мог слышать все, что женщины говорили друг другу? Мог, подтвердила барменша, конечно, конечно, мог! Уж не думает ли Василий Андреевич…

Былицкий тогда только покачал головой и сказал ей, что он ничего не думает. Но она должна оказать ему большую-пребольшую услугу и вспомнить хоть какие-то приметы этого человека. Барменша (ее звали Зоя Васильевна) усиленно принялась думать, потом вздохнула и несколько виновато попросила разрешения выпить рюмочку коньяку, предложив выпить также следователю (симпатичному мужчине!) и всем его сотрудникам. Все равно день пропал! Сейчас бы самая торговля была…

Былицкий от коньяка отказался, причем от имени всей группы, но Зое Васильевне выпить разрешил – отчего же не выпить, когда завтра праздник, а если ей так лучше думается… Зоя Васильевна, тронутая участием милиции, выпила, вздохнула, закурила новую сигарету и задумалась уже основательнее. Наконец она неуверенно сказала, что вроде бы мужчина был одет очень просто, почти по-рабочему. Вообще, простой мужчина. Не крутой. Ну, обыкновенный… Кажется, на нем были джинсы, но тут она не уверена, потому что кто сейчас их не носит?! Лучше всего она помнит его газету. Он шуршал газетой очень громко.

Пил ли он свой коньяк? Этот вопрос поставил Зою Васильевну в тупик. Она пошевелила губами, крепко затянулась сигаретой и наконец сказала, что вроде бы он его не пил или только пригубил и поставил перед собой, а сам принялся читать газету… Наверное, допил его потом, после ухода женщин. Но этого она не видела, тут такая очередь была…

Не вспомнит ли уважаемая Зоя Васильевна, не проливал ли кто-нибудь из посетителей свой коньяк? Нет, таких подробностей она не вспомнит. Тут постоянно что-нибудь проливают. Ну, значит, кто-то пролил, потому что не сами же ведь женщины его пролили. Они пили кофе. Да, кто-то пролил, и это факт.

Былицкий посмотрел на своего эксперта и, встретив его взгляд, закурил. Отпечатков в кафе было много, очень много, но дело осложнялось тем, что после ухода каждого посетителя посуда уносилась со столиков и мылась, а сами столики тоже протирались, главная надежда была на спинки стульев, и Былицкий указал глазами эксперту на стул за левым угловым столиком. За которым, по словам барменши, сидел читатель «Вечерней Москвы». В грязной посуде обнаружили три рюмки из-под коньяка, и с них тоже были сняты отпечатки. Материала было много, слишком много, и это Былицкому не нравилось. Он не переставал себе твердить, что поражается наглости преступника. Если первые два убийства еще были выполнены достаточно осторожно, то это, третье, было проведено исключительно нагло, почти безрассудно. Выходило так, что убийца спокойно сидел в кафе рядом со своей жертвой или был там сразу после ее ухода. Первая возможность исключала его знакомство с Еленой Напалковой. Та сразу бы обратила на него внимание, по крайней мере окликнула бы его, указала на него своей подруге. Но ничего подобного не произошло, и Екатерина Булавина, с которой он говорил в тот вечер по телефону, тоже не заметила никого из своих знакомых.

Тогда его версия о том, что убийца знал свои жертвы, летела к черту. Если же предположить, что он был там сразу после их ухода, оставалось неясным – откуда он мог знать, что Напалкова забудет там свое портмоне? Как он мог подстроить ей эту приманку, чтобы она вернулась сюда? Возможно, это решение созрело у него уже на месте, но тогда невероятно точно все рассчитано. В том, что история с залитым коньяком портмоне – ловушка, Былицкий почти не сомневался. Коньяк был пролит специально, чтобы у Напалковой возникла необходимость зайти в туалет и вытереть его. И она действительно его вытерла – на портмоне остались только ее собственные отпечатки пальцев. А далее – подкараулить ее там, незаметно подойти, затащить в кабинку (в единственную кабинку с исправным запором!), задушить ее там, срезать трусики, усадить на стульчак унитаза, замаскировать кабинку под занятую, выйти так, чтобы его никто не увидел… У следователя даже разболелась голова от этих соображений, и он несколько раз послал все к черту. «Такого не бывает, – сказал он себе. – Он или сумасшедший, или такой волк, какой попадается очень редко…» Его поражала еще одна деталь: старуха уборщица, которая мыла полы в женском туалете как раз в то время, когда Напалкова была там (уже мертвая, предположительно или лишенная возможности подать знак), окликнула того, кто находился в запертой кабинке. И явственно услышала в ответ возмущенное шарканье подошв по полу туалета. И Былицкий был убежден, что это шаркал сам убийца. Можно было предположить, что этот звук произвела Напалкова, когда услышала чей-то голос, – попыталась позвать на помощь, но он почему-то был уверен, что это было только четко разыгранным представлением. «Он актер, он скверный актер… – подумал он. – Но пьесу свою он пока разыгрывает эффектно!»