Текст книги "Мой муж - маньяк?"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Хотелось бы знать – кто распускает эти слухи обо мне, – отметила Катя, хотя сама все прекрасно знала. Дима никогда не был особенно скромен, особенно в том, что касалось его побед, а на этот раз он, несомненно, одержал большую победу. И все же ей не хотелось в это верить. «Хотя почему он должен измениться в лучшую сторону? – подумала она. – Мужчины – сплетники куда почище баб…»

– Не будем называть имен! – подмигнула ей Зина. – Знаешь, мне кажется, он мог бы быть более счастлив в таком случае. А он какой-то хмурый…

– Может, он как раз несчастен, – злобно ответила Катя. – Может, ему жаль терять свою холостяцкую свободу. Может, он во мне разочаровался.

Если бы Зина была лучшим психологом, тогда она уловила бы настроение Кати и немедленно ушла бы. Но Зина только разохотилась.

– Да, ты знаешь… – продолжала она, – тут я слышала, что у него была интрижка с одной бабой… Страшная! – Зина зажмурилась и тут же распахнула свои густо накрашенные ресницы. – Ты не думала никогда, что он мог жить на два дома?

– Никогда, – отрезала Катя. – Слушай, вообще-то еще рано поздравлять нас с помолвкой. Я еще пока ничего не решила.

«Об этих моих словах Дима узнает сегодня же, – подумала она. – Ну и пусть, все равно лучше, чем так, как Зина мне сообщила… Надоели эти сплетни, этот шепоток за спиной, эти сладкие поздравления, под каждым – яд и змеиное жало… Все эти „добренькие подруги“! Знакомые! Дуры! Идиотки! Нет, он был тысячу раз прав, когда говорил, что мне стоит переменить мое занятие… Сколько можно тут сидеть? Я поеду, куда надо, и сделаю все, что будет нужно… Лучше уж сгореть под тропическим солнцем, чем от стыда, – в этой мрачной конторе…»

– Зина, ты не могла бы пока пойти к себе? – сказала Катя, делая холодные глаза и поднимая вверх одну бровь – ну точь-в-точь Марлен Дитрих! – У меня тут опять бумага запропала, я не могу ее найти…

Зина подняла с сиденья свой массивный, обтянутый карамельно-розовой юбчонкой зад и обиженно удалилась. «Пустые бабьи сплетни, – подумала Катя. – Ничего не стоящие бабьи разговоры. И в этом мне надо утопить мою жизнь? Может, мне еще начать читать журнал „Бурда Моден“ и обсуждать поведение своего любовника с целой кучей подруг?!»

Бумага нашлась, явился очередной посетитель. Катя расправилась с ним в несколько минут, подняла бровь, улыбнулась и почти пинком выкинула его куда-то на Карибские острова. Становилось жарко, кондиционер еле тянул, она поставила рычаг на максимальную мощность и снова удивилась тому, каким ясным и солнечным выдался этот май. В глубине коридора раздались вопли Димы – она прислушалась. Судя по голосам, он ссорился с Зиной. «Из-за меня?» – подумала Катя. Заперла изнутри дверь – пусть стучат кому надо, уселась за стол, снова порылась в бумагах. Ей стало скучно. Она подумала: почему бы это? И поняла – загадки, тайны, которая возникла в ее жизни в этом мае, больше не было. Шорох сидел в милиции, ей больше ничто не грозило, и даже не стоило подозревать мужа в том, чего он никогда не делал и не сделал бы.

Ей захотелось поговорить с кем-то обо всем, что произошло. Но с кем? Игорь теперь был ей совершенно посторонним человеком, с Димой ей говорить не хотелось, да и он не проявил бы такого желания, подруги были мертвы… Только сейчас она поняла, какая пустота оказалась в ее жизни из-за этих трех смертей. Как ни редко она виделась с подругами, все же она всегда знала, что в любой день может назначить встречу, увидеться, пожаловаться на судьбу или выслушать их жалобы. Теперь она была одна. Целый кусок прошлого оторвался от нее, как кусок льда от большой льдины, и уплыл куда-то, унося на себе тени трех подруг.

«Впрочем, нет… – сказала себе Катя, доставая из сумочки записную книжку. – Вот телефон Оли… Но я ее едва знала. Зачем нам видеться, разговаривать? Если она теперь в безопасности, можно считать, что это вторжение в ее жизнь будет совершенно ненужным… Да и кто знает, какие у нее остались обо мне воспоминания… Может, я тоже как-то обидела ее – кто ее только не обижал! Может, я ее просто не замечала – а это обида тоже немалая… Может быть, школа, наш класс вообще для нее самое неприятное воспоминание в жизни и она пошлет меня подальше, как только поймет, кто с ней говорит…» И тем не менее Катя набрала этот номер.

Ей ответили сразу, и она даже растерялась – в глубине души она надеялась, что никого не будет дома. Пришлось представиться по всей форме.

– Здравствуйте. – Она обращалась к женщине, которая ответила ей, на «вы», несмотря на то что была уверена, что это и есть Оля, ее одноклассница. Что-то в этом голосе показалось ей знакомым. – Здравствуйте, это говорит Катя Фомина. Мне хотелось бы поговорить с Олей Уфимцевой.

– Я Оля Уфимцева, – отозвались ей несколько растерянно, и Катя возликовала – она не ошиблась, этот неуверенный тихий голос был тот самый, что запомнился ей со школы.

И тут же весь облик Оли возник перед ней, как на экране телевизора, – опущенные длинные ресницы, блестящие темные волосы до пояса, скованная походка. Она прогнала этот образ – должна же была эта девушка измениться! И продолжала:

– Тогда я – ваша одноклассница. Вы, наверное, меня не помните.

– Не помню? Нет, почему же… Я вас помню.

И больше ничего, только этот холодный и скованный ответ. Катя замялась, продолжать ли этот разговор, но все же решила продолжать:

– Я вам звоню по поводу последних событий… Вы слышали о том, что происходило в последнее время?

– О чем?

«Мне кажется или голос у нее изменился? – спросила себя Катя. – По-моему, ей не слишком-то хочется говорить об этих, да и о любых событиях со мной…» Но она сделала еще одну попытку:

– Вообще-то это не телефонный разговор, но… Мои одноклассницы, то есть наши одноклассницы, три девушки… Они погибли.

– Как? – отозвалась Оля. – А, да. Я знаю об этом. Следователь мне звонил… Вы по поводу этого дела? Но я уже дала показания, я ничего не знаю.

– Да нет, я не имею отношения к следователю… Хотя ваш телефон он мне дал. Я просто хотела с вами поговорить…

«Дура, вешай трубку! – разозлилась на себя Катя. – Зачем ты навязываешься человеку?! Она же не хочет с тобой общаться! Ну, немедленно скажи: „Очень жаль, простите, до свиданья!“» Но тут она услышала голос Оли, та говорила:

– Вы можете приехать ко мне. Конечно, если хотите. Я об этом деле ничего не знаю, только в общих чертах… Только… Если я все правильно поняла из разговора со следователем, все закончилось?

– В общем, да. Маньяк арестован и сейчас под следствием… Я, собственно, беспокоилась за вас… Если он вам сказал, убивали по алфавиту… Потом должны были быть вы, потом я.

– Приезжайте, – ответила Оля. – Я буду вас ждать. Вы мой адрес знаете?

– В общих чертах. Доберусь. Когда вам будет удобно?

– Можно сегодня… – как-то вяло ответила Оля. – Если хотите.

«То есть подразумевается, если я этого хочу, но никак не ты! – подумала Катя. – Ты, наверное, решила мне немножко отомстить за школьные обиды? Теперь я выступаю в роли смиренной просительницы – нельзя ли мне приехать, нельзя ли с вами поговорить? Ладно, пусть. Это будет твой реванш, я согласна. По крайней мере, я закрою это дело. Пусть немного позже, чем наш милый следователь, но все же закрою. Иначе я буду думать о тебе, насколько я себя знаю». Она поблагодарила Олю, уточнила час и адрес и повесила трубку. Только тут она обратила внимание, что ручка запертой двери уже давно и безрезультатно поворачивается. Катя встала и отперла дверь. В комнату буквально ввалился Дима.

– Что тебе сказала эта дура?! – прошипел он. – Я ее убью!

– Кто? – Катя отступила к своему столу. На миг у нее явилось бредовое предположение, что Дима говорит об Оле, но тут же она прогнала эту мысль: он не мог знать, с кем она только что говорила.

– Зина! Дура набитая! Она тебе что-то наболтала про меня?!

– Да ничего нового она мне не наболтала. – Катя успокоилась, и ей было даже смешно наблюдать за перекошенным от злобы Диминым лицом. – Перестань метаться. Выпьешь кофе?

– Трахал я это кофе и эту контору! Сплетница!

– Я? – холодно отозвалась Катя.

– Дура! Я о Зинке. Она каким-то образом узнала об этой глупой истории и теперь сообщила тебе… Да, у меня была любовница! Я не железный! Ты совсем недавно соизволила жить со мной, а как я должен был обходиться все остальное время?!

– Сбавь обороты! – попросила его Катя. – Я вовсе не стала бы требовать от тебя монашеской верности. Можешь спокойно заводить любовниц, если я стану тебе отказывать в постели… Успокойся. Зина – дура, и не надо обсуждать это лишний раз.

Он вздохнул, облокотился на ее стол и попросил его простить и поцеловать, а также отказаться от своих слов, что она, дескать, не собирается связывать с ним свою судьбу. Катя простила, поцеловала, отказалась и подумала, что ей надо срочно ехать в Индонезию – жалкая уловка против обступающей ее скучной действительности. Этим примирением она воспользовалась для еще одной своей цели.

– Скажи, – протянула она, когда его губы оторвались от ее открытой шеи. – Скажи, как ты намерен провести сегодняшний вечер?

– Ох, как ты официально выражаешься… – вздохнул он. – Ну, я думал провести его дома, приготовить что-нибудь исключительное, в смысле пожрать. Надоели мне эти рестораны.

– Верно, что хорошо для любовницы, плохо для будущей жены? – подольстилась она. – А ты не будешь иметь ничего против, если я навещу маму?

– Конечно, ничего… – удивился он. – Кстати, ты не думаешь, что пора твоей маме кое-что узнать?

– О нас с тобой?

– Ну да. Иначе она будет очень удивлена. Я хочу, чтобы она меня признала, если это так называется.

– Мама тебя признает. Она признает все, что угодно, если только это будет нравиться мне. Она вовсе не строгая мать. Так я съезжу к ней?

– Конечно. Подвезти тебя?

– Не надо, иначе ты простоишь под нашими окнами весь вечер. Я думаю, что лучше тебе пока не показываться. Все же я еще не разведена официально, а это ей не понравится. Она не любит двусмысленных положений.

Катя сама не знала, зачем ей понадобилась эта ложь. Но она инстинктивно чувствовала, что ее совместная жизнь с Димой будет коренным образом отличаться от жизни с Игорем и на большую половину состоять из взаимных недомолвок и подобных мелких обманов. Его ревность тяготила ее, хотя он давно ее не проявлял в тех диких формах, которые ей были уже хорошо знакомы. Она чувствовала, что стоит только подать малейший повод – и эта ревность расцветет пышным цветом. «Не теперь, теперь я этого не вынесу, – сказала себе Катя, втискиваясь в битком набитый вагон метро. – Пускай на первых порах он меня не ревнует, и тогда я как-нибудь приспособлюсь…»

Олина квартира располагалась в большом панельном доме, выстроенном, судя по кучам земли вокруг, совсем недавно. После прыжков по этим кучам туфли превратились в грязные галоши, и Катя подумала, стоило ли ехать сюда ради сомнительного удовольствия вспомнить школьные годы. Но передумывать было поздно – она уже нажимала на кнопку звонка.

Ей открыла девушка, в которой она смутно узнала Олю. «Она очень переменилась! – подумала Катя. – И в лучшую сторону…» Оля очень похорошела, исчезла ее легкая сутулость, скованность движений. Перед Катей стояла весьма даже красивая молодая женщина, одетая в цветастую трикотажную кофточку, длинную трикотажную юбку и туфли на высоких массивных каблуках. Фигура – хоть для рекламы одежды. Взгляд больших карих глаз – цепкий и настороженный. На лице минимум косметики. И только прическа осталась прежней – длинные волосы, чуть ниже пояса. Та тоже рассматривала Катю, и даже весьма невежливо – не отводя глаз. Катя улыбнулась и вошла.

– Вы меня совсем не узнали? – спросила она Олю. – Я бы тоже вас не узнала… Неудивительно, столько лет прошло.

– Всего десять с небольшим, – ответила та. – Проходите. Извините за дорогу – у нас тут еще стройка не закончилась. Вы испортили себе туфли.

– Не важно… – Катя переобулась в предложенные ей тапочки – по иронии судьбы точно такие же, розовые, что остались в ее прежнем доме. – Я вам не слишком навязалась?

– Ну что вы…

«Если так дальше пойдет, скоро мы станем раскланиваться после каждого слова! – сказала про себя Катя. – Небольшое удовольствие от такого разговора… Нет, она очень переменилась».

Оля тем временем провела ее в комнату – довольно обширную комнату, почти без мебели. Катя увидела новенький, с иголочки, мягкий уголок – два кресла и диван, журнальный столик, большой телевизор с видеомагнитофоном в углу, два картонных ящика в другом углу и свернутый трубкой ковер. Оля перехватила ее взгляд и пояснила:

– Мы недавно переехали сюда. До этого жили вообще не в Москве. Хотите кофе?

– Спасибо.

Пока хозяйка варила кофе. Катя в комнате собиралась с мыслями. Ей показалось, что Оля вовсе не интересуется целью ее визита и разговор будет скучным и затяжным. И в который раз сказала себе, что зря приехала. Подумала также о том, что, судя по расположению дверей в коридоре, квартира трехкомнатная. «Она здесь одна живет? – спросила Катя себя. – Нет, фамилию она ведь поменяла, значит, есть муж. Но его, наверное, дома нет».

Оля внесла на подносе две чашки кофе, плетеную корзиночку с магазинным печеньем и сахарницу. Поставила поднос на столик и пригласила Катю:

– Присаживайтесь! К сожалению, больше угощать нечем. Я недавно вернулась с работы, и вот вы позвонили.

– Ну что вы… Я ведь не ради кофе к вам приехала, – улыбнулась Катя. – Кстати, как вы относитесь к тому, чтобы перейти на «ты»? Все-таки мы вместе учились… а как-то странно называем друг друга, как на дипломатическом приеме!

Катя надеялась этим снять какое-то напряжение, которое она ясно ощущала в воздухе, но Оля, казалось, ничуть не обрадовалась ее предложению. Она только слегка подняла брови, потом опустила их, слегка сощурилась и спокойно сказала:

– Хорошо. Давайте на «ты».

– Ты как поживаешь? – нелепо спросила Катя. Ее все больше обдавало холодом, который так и веял от этой девушки. Если Оля и изменилась внешне, стала более привлекательной и ухоженной, то ощущения от общения с ней остались все те же – казалось, что она только и ждет, чтобы ее собеседник замолчал и вообще исчез из ее поля зрения. Теперь Катя действительно узнавала ее.

Оля ответила очень сдержанно:

– Спасибо, все нормально.

– Ты вышла замуж?

– Да. – Оля немного помолчала, словно обдумывая, не ограничиться ли этим ответом, а потом все же расширила его: – Несколько лет назад. У меня теперь другая фамилия, Логиновская. Мой муж создал маленькую мастерскую по ремонту холодильников. Я у него бухгалтер. Правда, работаю неполный день – просто когда это нужно… А ты? Вышла замуж?

– Уже успела и выйти, и почти развестись, – ответила Катя. – И похоже, скоро выйду опять… Да ты ведь знаешь моего будущего мужа!

– Вот как? – поинтересовалась Оля. – Кто же он? Кто-то из школы?

– Ну да. Ты помнишь такого Диму Мищенко? Он был с нами в одной французской группе.

– Нет, – быстро ответила Оля. – Я такого не знаю.

– Ну как же… Его не заметить было невозможно! Такой веселый чернявый парень, всегда в движении…

– Нет, не помню такого…

Катя вздохнула и перешла к другой теме:

– А Шороха ты помнишь?

– Кого? – вежливо удивилась Оля. – Кого-кого?

– Нашего учителя французского. – Катя сказала это так же вежливо и сухо, даже подчеркнуто вежливо и сухо. Оля начинала ее раздражать. «За кого она меня принимает, в самом деле? – злилась Катя. – За свою горничную? За надоедливую любопытную сплетницу?»

– Ах, учитель французского… Постой-ка, это тот самый, который был арестован?

– Да. Ты ведь знаешь об этом?

– Да. Только я не знала, что вы его звали Шорох.

Это ее «вы звали» прозвучало так подчеркнуто отчужденно, что Катя сразу поняла – для этой женщины не кончились ее обиды школьных лет и даже, может быть, стали еще болезненней. «Кто знает, какой след в ее жизни оставила наша травля? – спросила себя Катя. – Может быть, более значительный, чем я думала…»

– Знаешь, Оля, о чем я хотела тебя спросить… – неожиданно сказала она. – Я ведь помню, как к тебе относились в школе…

– Как ко мне относились?

Какой холод, какая вселенская сушь были в ее голосе и в ее глазах! Катя даже поежилась и подумала, не уйти ли ей теперь же. Но она не двинулась с места. Несмотря на то что Оля так с ней держалась, Катя чувствовала, что разговор отнюдь не окончен и даже, может быть, будет интересным.

– Ну, как к тебе относились… Лика, если ты помнишь, кто это такая, тебя травила. Верно?

– Лика? Такая рыжая?

– Да. Она и вообще-то не отличалась деликатностью, но почему-то тебя ненавидела. И мне теперь совершенно непонятно – почему?

– А мне понятно, – ответила Оля неожиданно горячо. – Я ведь пришла к вам из другой школы, в середине года. Меня никто не знал, никто не захотел со мной познакомиться. Наверное, никому не хотелось тратить на меня время – ведь все равно скоро выпуск и мы никогда больше не увидимся. Это все было мне понятно, но не в этом было дело. А дело было в том, что во мне она нашла совершенно идеальный объект для издевательств. Ведь за меня никто не захотел бы заступиться! Никогда не заступался никто! Вот она и старалась… Я тебе поверю, что она травила меня без всяких причин. Может быть, она даже незлая женщина. Но мне это все равно.

– Она ведь умерла, – тихо сказала Катя. – Ее задушили.

– А я это знаю, – резко ответила та. – Это, конечно, повод, чтобы поговорить о справедливости, которая восторжествовала. Но не я ее задушила, и не мне об этом говорить.

– Оля… – Катя старалась подавить в себе возмущение, вызванное ее словами. – Оля, я понимаю, ты на нас на всех очень зла… И ты имеешь на это полное право. Только не надо так говорить.

– Да, я же совсем забыла! Вы ведь дружили все вчетвером! Прости.

«Говорила, что ничего не помнит, а то, что мы дружили вчетвером, хорошо усвоила… – подумала Катя. – Ну что за странная личность!»

А Оля тем временем продолжала:

– Если я правильно поняла следователя, задушили Лику, потом еще ту блондинку…

– Иру, – машинально вставила Катя.

– Да, Иру, и еще одну девушку…

– Которая не сделала тебе ничего дурного.

– Вот как. Пусть ничего. Никто мне ничего не сделал, совершенно ничего. И незачем говорить об этом. И вообще – зачем ты меня расспрашиваешь, кого я помню и что об этом думаю. Я ничего не думаю, мне все равно.

– Тогда, наверное, мне лучше уйти… – Катя сделала движение, чтобы подняться. – Спасибо за кофе. И прости за мой неожиданный визит. Я вижу, что тебе неприятно все, что касается школы… Только я-то ничего тебе не сделала. Я тебя не травила. Прости, если я ошибаюсь.

– Не надо. Сядь!

Голос Оли прозвучал так резко, почти грубо, что Катя удивленно уселась обратно в кресло. Эта женщина пугала и поражала ее все больше. Ее порывистость, переходы от язвительности к угрюмой неразговорчивости очень интриговали Катю, но она совершенно не знала, как следует с ней обращаться. И поэтому она просто села и взяла в руки чашку с кофе, к которому до этого даже не притронулась. Оля пошарила на нижней полке столика, достала пачку сигарет, протянула ее Кате. Та отказалась, тогда Оля закурила и уставилась на свои колени. Так она просидела почти минуту в полном молчании. Потом сказала:

– Прости и ты меня. Зачем я так с тобой говорю? Ты совершенно права – не стоит придавать всему этому столько значения… И ты еще решишь, наверное, что я очень рада, что их всех поубивали. Вовсе нет!

– Да я так не думала, – солгала Катя, хотя очень даже думала так.

– Перестань, я знаю, что говорю… Конечно, я веду себя глупо. Не могу даже слышать об этой проклятой школе. Но ты мне ничего не сделала. Ты меня просто не замечала, а за это нельзя винить. Просто я была неинтересна тебе, вот и все. Такое с каждым может случиться. В сущности, я могу даже сказать, что ты была мне хорошей одноклассницей. И Лена, так ведь ее звали? Лена тоже. Кажется, она тогда собиралась поступать на журфак?

– Она и стала журналисткой.

– Вот видишь! А ты?

– Ну, я-то – пустой номер… Стала журналисткой и тут же перестала ею быть. Не стоит и говорить об этом.

– Да, вы пристойно устроили свою судьбу. Я так и думала. Сразу ведь видно, что с кем будет. А хочешь знать, что было со мной?

– Что?

– Я закончила вашу школу – своей я ее называть не могу, попыталась поступить в институт. Потом мне пришлось отказаться от этой попытки – из-за здоровья. Меня подкосило сразу после первого экзамена.

Катя действительно вспомнила, что Оля часто болела и даже экзамены сдавала не с классом.

– Это у меня очень давно… Гипертонические кризы. Ваша школа моего здоровья не улучшила. Каждое утро я просыпалась в ужасе – мне опять надо было идти туда, к вам. Вас я всех ненавидела. Для тебя это новость? Да, я не поднимала головы, но всех вас ненавидела! Даже тех, кто ничего плохого мне не сделал. Уж не знаю, почему так. Если бы я постаралась, я смогла бы, наверное, с кем-то подружиться. Но я не старалась.

В общем, я считаю, что вся жизнь пошла под откос… Закончила бухгалтерские курсы. Работала где попало. Сменила много мест работы. Ты знаешь, у меня навсегда осталось чувство, что я в любом коллективе – лишняя, белая ворона. Потом я познакомилась со своим будущим мужем. Он увез меня из Москвы в провинцию – там у него было предприятие. Там я тоже работала бухгалтером. А теперь вот он смог купить квартиру в Москве, и мы вернулись. Самое интересное, что все вокруг считают меня счастливой. Как же – муж любит, деньги есть, профессия нужная, внешность приличная… А ты знаешь, кем я хотела быть?

Катя только покачала головой. Она ничего не знала об Оле – ничего вообще.

– Конечно, откуда тебе знать… – Оля словно прочла ее мысли. – Я хотела быть спелеологом!

– Я тоже не стала тем, кем хотела быть… – откликнулась наконец Катя. – И тоже работаю не по специальности. И меня тоже считают счастливой, хотя я вовсе такой не являюсь. Я могу тебя понять. Только вот… Меня ведь никто, не травил в школе. Никто не унижал. Никто не сделал мне ничего плохого. И все же судьба сложилась именно так. Так что права ли ты, когда обвиняешь только нас?

– Не говори, пожалуйста, «нас», – попросила ее Оля. – Ведь ты к ним не относишься.

В комнате повисло молчание, а потом Катя вздрогнула: где-то в глубине квартиры что-то обрушилось, какая-то кастрюля, судя по звуку.

Оля только улыбнулась:

– Это мой кот. Шастает там. Я его заперла. У него ужасная привычка рвать всем чулки.

– Я в брюках… – почему-то заметила Катя.

– Значит, брюки, – покладисто согласилась Оля. – Одним словом, это я должна просить прощения у тебя, что так накинулась. Ты-то ни в чем не виновата. Так о чем, собственно, ты хотела со мной говорить?

– О Шорохе, о моих подругах, о том, что следующими жертвами должны были быть мы с тобой… – пожала плечами Катя. – И о том, что теперь мы спасены… Только потому спасены, что я вовремя вспомнила о нашем незадачливом учителе… Но я вижу, что все это тебе безразлично.

– Моя жизнь мне не безразлична, но раз ты говоришь, что мы теперь спасены, тогда и рассуждать тут не о чем, – заметила Оля. – Прости, я пойду посмотрю, что он там натворил.

Она вышла, а Катя, чувствуя, что теперь уж ей придется уйти, встала, прошлась по комнате, подошла к окну. Вид из окна открывался самый скучный: белые и голубые высотные дома, кучи рыжей земли, дальний массив какого-то парка…

Ее взгляд остановился на книге, лежавшей на подоконнике. Судя по яркой обложке – мужское лицо, пистолет, чья-то кровь, разлившаяся лужей, – это был детектив. Катя взяла его и прочла название – «Грязь на снегу». Что-то припоминалось ей, но смутно, очень смутно, когда она держала в руках эту книгу. Она открыла ее на первом попавшемся месте и увидела большой абзац, обведенный красной шариковой ручкой. Вчиталась. Речь шла о том, что какой-то Франц вошел в какой-то дом и прикончил двух стариков, которые когда-то его воспитывали… Катя отошла от окна и уселась в кресло, внезапно увлекшись чтением. Она дошла уже до того, как Франц шарит в шкафу в поисках коллекции часов, как вдруг какая-то буря пронеслась над ее головой. Книгу у нее вырвали – грубо, резко, внезапно. Катя даже вскрикнула, подскочив в кресле. Перед ней стояла трясущаяся Оля, книгу она сжимала в руке.

– Что такое? – еле вымолвила Катя. – Что случилось?

– Ничего.

Оля швырнула книгу в угол, и Катя растерянно проследила взглядом за ее полетом. Детектив ударился о стену, раскрылся снова и зашелестел страницами. Катя не знала, что и думать. Впервые к ней в голову закралось подозрение, что ее знакомая – ненормальная.

– Прости. – Оля наконец разжала губы. – Я не хотела.

– Это ты меня прости… Книга лежала на подоконнике, вот я ее и взяла… Знаешь, я тебя задержала. Я пойду.

Оля не стала удерживать ее, да Катю уже ничто не могло бы удержать. Она торопливо попрощалась с хозяйкой, переобулась и покинула ее негостеприимную квартиру, дав себе слово больше никогда тут не показываться.

Оля дождалась, пока за гостьей закроются двери лифта, заперла дверь квартиры и вернулась в комнату. Там стоял мужчина – высокий, худой, с очень бледной, нездоровой кожей лица. Оля вошла, не глядя на него, и без сил опустилась в то самое кресло, где перед тем сидела Катя.

– Ну что? – спросил ее мужчина. – Зачем она приходила? Ты узнала?

– Просто поговорить, вспомнить прошлое.

– Врет?

– Наверное. Кто ее знает. Зачем она притащилась, ну зачем!

Мужчина взял сигарету и уселся напротив. Его взгляд упал на книгу, валявшуюся у стены. И в его прозрачных голубых глазах появился испуг. Оля сразу заметила, куда он смотрит, и покачала головой:

– С моей стороны это была глупость.

– Она что, видела книгу?

– Видела и даже листала ее. На том самом месте.

– Догадалась?!

– Не знаю. Очень испугалась, когда я вырвала у нее книгу.

– Вырвала?

– Да. Я вела себя очень глупо. Я испугалась, что она сейчас все поймет. А может быть, что она все уже знает лучше меня.

– Тебе не надо было вырывать у нее книгу. Зачем было так светиться?!

– Не кричи на меня. С меня хватит. Я уже не могу так. Зачем она пришла?!

– Тебе надо было вести себя естественней и выспросить у нее все.

– Она ничего бы мне не сказала, она ведь не дура! Она пришла сюда не случайно…

– Вот и я так думаю. Слушай… – Он нагнулся к Оле, положил ей руку на колено. Та вздрогнула и опустила голову, словно собираясь заплакать. – Слушай, а ты не думаешь, что она вообще ничего пока не знает?

Оля молчала. Мужчина убрал руку с ее колена и погасил сигарету в пепельнице. Вздохнул, посмотрел в окно. И сказал:

– Во всяком случае, доверять ей нельзя.

– Не говори мне больше ничего. Я и сама теперь ничего не знаю.