Текст книги "Мой муж - маньяк?"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Глава 11

– Ну да, я с ней переспал…

Сергей Петраков сидел как на иголках. Его обычно мрачноватое лицо приобрело выражение совершенно траурное, он часто менял позу, его руки беспокойно гладили одна другую. Следователь некоторое время смотрел на эти руки, потом заставил себя оторвать от них взгляд и посмотрел Петракову в лицо. Тот тяжело вздохнул и скривился:

– А что тут такого? Я же не знал, что ее убьют…

– Петраков, почему вы молчали? Мы разговаривали с вами на эту тему еще седьмого мая.

– Думал, это не важно.

– Вы знали, что она была изнасилована?

Петраков вскинулся и горячо возразил:

– Какое там изнасилована! Я же говорю – все было по доброму согласию… Она сама захотела.

– Салахова сама изъявила желание?

– Ну, понятно, сама. Не стал бы я ее насиловать. Явилась ко мне в мастерскую… Ну и говорит, давай…

– И все же вы знали, что мы считаем, что она была изнасилована. Почему не признались сразу? Вы тем самым сильно помешали следствию.

– Да откуда мне знать, помешал я или нет, – протянул Петраков. – Это уже потом у нас все стали говорить – маньяк ее трахнул… Простите, изнасиловал.

– И вы решили прийти восстановить истину? – сощурился следователь. – Спасибо, что все же пришли. Расскажите мне все с начала.

– Да что рассказывать? – Петраков вздохнул еще тяжелее. – Мы всегда нормально общались. Ничего такого никогда не было… И ее мужа хорошо знал. Ну, помогал ему ремонт делать. Иногда. Иногда он мне чем-то помогал. С машиной там возиться… В общем, нормально жили. Я к Лике никогда не клеился. Это пусть никто не врет.

– Никто не врет, – заметил следователь. – Я слушаю только вас, но вы и должны рассказать мне всю правду. Я на этот раз хочу ее услышать.

– А нечего рассказывать в общем-то… Ну, до последнего времени все нормально было… Потом она как-то ко мне зашла…

– Давно?

– А хрен ее знает… – Петраков осекся. – То есть не знаю. Может быть, в начале мая. Точно, первого числа. Пришла и попросила что-то ей передвинуть, а то Тимур укатил за товаром…

Тут он снова запнулся, и следователь его подбодрил:

– Вы рассказывайте, рассказывайте. Не думайте, что коммерция вашего соседа для нас тайна. И не бойтесь, говорите спокойно. Мы не налоговая инспекция.

– А я спокойно говорю. Что тут скрывать? Да, он занимался там всяким барахлом… Аппаратуру мог возить. В общем, я не вникал. И вот он уехал, а Лика хотела что-то достать из ящика… У них ремонт, вы сами видели. Ну, я ей ящик сдвинул, она достала… Потом говорит – останься, попей кофе. За работу, значит.

– За ящик? – уточнил следователь, а Петраков хмыкнул:

– Ну знаете, когда баба озабоченная, это сразу видно, тут не в ящике дело… Я вижу – она не в себе. Подумал, что, может быть, с Тимуром снова неладно…

– А отношения у нее с мужем были плохие?

Петраков, как видно, пожалел, что сказал «снова», но поправляться было поздно. Он нехотя согласился:

– Ну да. Паршивые, в общем, были отношения. Тимка гулял. Завел себе девицу какую-то… Я ее видел. Ничего особенного. Так себе. Только что молоденькая совсем. А в общем, я его не одобрял. Лика куда лучше.

– Вам она нравилась?

– Как вам сказать?.. – Петраков задумался. – Если по-мужски, то есть и лучше. А так вообще ничего. Ну, нормальная баба… Но если бы она не захотела, я бы ничего делать не стал. Вы меня не подозревайте – мне в общем-то по фиг…

– Верю, – отозвался следователь.

– Ну вот… – Петраков заметно оживился. – В тот вечер ничего не было. Просто я понял, что она не против. И Тимур приехал. Ну и забыли… А потом… В тот день, как вы говорите, когда ее убили…

– Шестого мая.

– Ну пусть шестого. Я тогда пришел на обед домой, и вдруг – звонок. Открываю – стоит та девушка из агентства, которая у меня деньги брала за путевку… Ну, я удивился – почему она тут? Она мне объяснила, что поехать я не могу – у меня документы не в порядке.

Ну, поговорили, и она ушла. Потом я на работу снова пошел. И работал как всегда… А потом, к концу дня, что-то вдруг решил выпить… Ну, просто делать было больше нечего, а домой что-то прособирался… Позвал еще Генку… Мы с ним выпили. Больше никого не оставалось… Генка потом тоже пошел домой. А я остался. Сижу курю. Тут она вдруг в цех вошла.

– Салахова?

– Да. И говорит: есть у тебя выпить? Я говорю: поздно пришла, уже ничего нет. Она сидит сама не своя. Потом говорит: слушай, сделай мне одолжение. Я вам ее слова передаю. Сделай мне одолжение – трахни меня! Таким вот текстом… – Петраков перевел дух. – Ну, раз она просит… К тому же я выпил чуточку. Ну, я ее и того. И ничего я ее не насиловал. Свидетелей, конечно, такому делу нет, но можете мне поверить – ни к чему мне ее насиловать. У меня девушка есть.

– Значит, все произошло по доброй воле? – уточнил следователь.

– Да.

– А эксперт утверждает, что половой акт был грубым, почти садистским. Что вы на это скажете?

– А ну его… То есть не хотел никого обидеть, но какой же это садизм?! – Петраков не на шутку взволновался. – Я ей просто сунул как надо, а она заорала… Конечно, может, я грубовато… Но я вообще нежничать не привык… Мою девушку это удовлетворяет. А Лика сама виновата: у нее муж есть – зачем к чужим мужикам лезет?! Я, честно говоря, рассердился… Сама ко мне липла, а теперь орать. Я ей сказал: если не нравится – давай уходи. А она замолчала – и ничего, нормально… Потом ей вроде понравилось…

– Когда она ушла?

– Когда… Ну, где-то в полдевятого…

– А вы остались там?

– Да нет, я тоже скоро пошел…

– Какой дорогой вы шли?

– Да обычной. Задами.

– А именно?

– Да за нашим цехом в заборе есть лаз… Мне оттуда ближе.

– Ближе до чего? До вашего дома?

– Нет… До дома моей девушки… – Петраков замялся. – Я решил к ней зайти. Вы спрашиваете, почему я Лику на дороге не увидел?

– Вот именно.

– Да я никогда той дорогой не хожу, как она ходила… Можете у кого хотите спросить, как я обычно из цеха уходил. Я задом ходил… То есть с заднего двора… И я ее не видел, это верно…

– Как вашу девушку зовут?

– Мою? Марианна… А что?

– Она может вспомнить, во сколько вы пришли к ней в тот вечер?

– Да ее дома не было.

– Значит, вы Марианну не видели?

– Точно. Но я мать ее видел. Она мне сказала, что Марианна на даче с отцом. Так что если вам надо, чтобы кто-то подтвердил… Мать ее подтвердит, что я и к ним заходил, только недолго был. Спросил, когда она приедет обратно, и ушел. Пошел сразу домой… Но это другая дорога, там Лику мне не увидеть было…

– Откуда вы знаете, где она лежала?

– Как… – Петраков был ошеломлен. – Да все говорят… Все на то место ходили, смотрели… Ну вы скажете! Вы что, думаете – это я?!

– Успокойтесь, мы ничего не думаем. Оставьте адрес вашей девушки и адрес вашего друга.

– Генки-то?! Да что он помнит… Алкаш. И не друг он мне, просто работаем вместе. Ну, вот… – Петраков порылся в карманах своей джинсовой куртки, вытащил потрепанную микроскопическую записную книжку и выудил оттуда телефоны. – Только Генка сейчас в отпуске.

– Ничего. Скажите мне еще вот что… Вы, как я понял, работаете в цехе по изготовлению заколок?

– Ну да.

– Получаете сколько?

– Да сколько… Лимона полтора-два я получаю… Мы на сдельщине. А что?

– В таком случае откуда же у вас средства для поездки на Фиджи?

– А, вот вы что… – Петраков снова сцепил руки. – Ну, прирабатываю я.

– Если не секрет – как?

– А это пусть налоговая потрошит – как. Вам это нужно?

– Мне это интересно. – Следователь подчеркнул последнее слово. – И хотелось бы, чтобы вы ответили правду. Можете?

– А что – могу… – Тот пожал плечами. – Вы сами попробуйте проживите на полтора лимона… И машина сколько мне обходится? Даже если я сам в ней копаюсь, без всякого автосервиса – мне детали нужны? Пробег у нее уже какой… Ну подрабатываю я… Иногда возьму отгул, когда мы стоим, не работаем, и смотаюсь в Турцию. Скину шмотье на рынок знакомому, получу свой процент и снова живу… А что я на Фиджи хотел… Знаете, хотелось по-людски. Почему мне одна Турция сраная? Купил путевку, все нормально было. И вот обломилось. Жалко.

– Девушку, которая к вам заходила – из турагентства, раньше не видели?

– Нет. Лика мне сказала, уже в тот день, что она ее подруга, и вот случайно обнаружилось, что я с их телефона звоню… Да там путаница… Короче, я ее вроде видел раньше, но не помню.

– Хорошо. Я подписываю вам пропуск. Больше сказать ничего не хотите?

– Да мне нечего говорить… Вы мне лучше скажите: Тимку будете тягать по этому делу?

– А почему мы должны его тягать? – поинтересовался следователь. – Что, разговоры такие ходят?

– Да херню всякую говорят… Говорят, что типа он мог ее убить, чтобы квартиру всю себе получить… Она у них в совместном владении… Он сам и подписал на такое владение… А потом завел себе эту соплюху, и вроде бы как Лика ему помешала… Да вы не верьте. Тимка, может, и имеет какой грешок, но Лику убить не мог. Он мужик нормальный, серьезный. Он сейчас как убитый ходит. Вы его не таскайте.

– Мы его не таскаем, – в тон ему ответил следователь и протянул пропуск: – Все, спасибо. Можете идти.

А вечером пожилая женщина в заношенном халате, проживающая в доме напротив Мострансагентства, ткнула пальцем в фотографию, которую показывал ей Былицкий, и уверенно сказала:

– Да, это он.

– Вы уверены? – Следователь сам посмотрел на фотографию и снова показал ее женщине. – Вы всмотритесь в лицо. На обстановку не глядите.

– Да он, он. Что я, его не узнаю, сколько раз видела… – протянула та, вглядываясь в фотографию. – Я его давно заметила. Все ходит к Ирочке, все ходит… И на балконе я его часто видела… А что, это тот самый?!

– Нет, но вы все же еще вот эту посмотрите… – Он протянул ей другую фотографию. – Это он?

– Ну да, тоже он. – Следователь прикрывал половину цветной фотографии ладонью, и женщина изнемогала от любопытства. – А что?! Это, наверное, все же он… вы мне просто не говорите… Слушайте, он, наверное, и убил ее.

– Почему вы так считаете? – Следователь убрал фотографии в папку.

– Да они ссорились постоянно.

– Вы слышали их ссоры или это Ардашева вам рассказывала?

– Она ничего не рассказала бы… Она вообще неразговорчивая была… А как родила – вообще стала какая-то деревянная… Иногда даже поздороваться забудет… А он к ней часто заходил… А насчет ссор… Так тут стены какие! Панель! Я все слышала, если они на кухне цапались. Страшно ругались. Слов, правда, не разобрать… Но если у них еще и окно было открыто – смысл понятен. Она его ругала, что он никак жене не расскажет… А он отбрыкивался… Женатый был, как я поняла… И на балконе ссорились, а балконы у нас вообще впритык… Я нарочно не слушала, но все равно каждое слово в ухо вкладывали. Поэтому я вам и говорю: он мог убить. Страшно ругались!

– В случае надобности подтвердите ваши слова?

– Конечно. Вы его проверьте, это он! Вы адрес знаете?

– А вы?

– Да откуда мне… Знаю только, что он на машине приезжал. А где жил, не знаю…

– Машину видели? Марку помните? Или цвет хотя бы?

– Помню машину. Я видела как-то раз, как он оттуда вышел. С балкона. Красный «Москвич», старый… Номера не помню, если бы я знала, чем кончится…

– Вы не видели, он больше не приезжал?

– Кто? Мужик этот? А когда ему приезжать? Ира-то умерла…

– Вот именно. После ее смерти он здесь был?

– Ни разу. Не видела, может быть… Да зачем ему сюда ездить… Вы знаете что? – Она доверительно понизила голос: – Я думаю еще, что мальчик был от него… В принципе не похож, только почему-то я уверена… Ну а от кого же еще?

– Что, у нее никогда никого не бывало, кроме этого человека?

– Бывали какие-то… Но всякий раз разные. Вы не подумайте – не так себе мужики… Ира вообще строгая была на этот счет… Она ведь спокойно могла гулять – жила отдельно, мать далеко… Но она хорошо держала себя. Я думаю, больше по делу к ней приезжали…

– По какому делу?

– Да по какому. – Женщина замялась. – Она же парикмахер. Может, стригла на дому? Но вы меня не слушайте, она вообще мало кого принимала… Это я вам говорю – бывали всякие, а на самом деле, может быть, раз-два в год кого-то я замечала… Никого, можно сказать… А этот тип был особенный. Что я, не разберу?!

Игорь сидел на диване в своей комнате, его колотила мелкая дрожь, которую он всячески старался скрыть. Но руки все равно выдавали его – они тряслись, даже если сжать их вместе. Былицкий сидел в кресле, приехавший с ним милиционер – на стуле у двери.

– Где ваша жена? – спросил Былицкий.

– Не знаю, – тихо ответил Игорь.

– Она вообще-то здесь живет?

– Иногда. – Игорь поднял голову и посмотрел на следователя. – Это ее личное дело. Я в ее дела не вмешиваюсь. Вы об этом хотели со мной поговорить?

– Нет. – Былицкий закурил и сделал знак милиционеру, тот вышел. – Скажите, в каких отношениях вы находились с покойной Ириной Ардашевой?

– В нормальных, – ответил Игорь без запинки. – Я иногда у нее стригся. Моя жена посоветовала мне ее. Как мастера.

– Кроме стрижки – в каких еще?

– Почему вы считаете, что были какие-то еще отношения? Вы меня уже спрашивали про всех ее подруг. Я вам все уже рассказал. Зачем идти по второму кругу?

– Очень плохо, что вы мне все уже рассказали, – возразил следователь. – Потому что вы мне рассказали неправду.

– Нет. – Игорь вдруг почувствовал, что дрожь прошла, ему стало жарко. – Я рассказал вам все.

– А мне кажется, что не все. Я хотел бы еще раз услышать про ваши отношения с Ардашевой.

– Никаких отношений не было.

– Вы упорствуете, – вздохнул следователь. – Я вам не советую этого делать.

– А я вам не советую мне угрожать!

– Вам никто не угрожает. Я просто прошу вас еще рассказать мне про ваши отношения с Ириной Ардашевой. Вы можете сделать это?

– Ардашева – подруга моей жены, – монотонно начал Игорь. – Они вместе учились в школе. После жена часто у нее стриглась. Потом она посоветовала мне тоже стричься у Ирины. Я стригся у нее в течение нескольких последних лет. Это все.

– Вы уверены, что это все?

– Совершенно уверен. – Игорь смотрел прямо на следователя. – Могу подписаться под этими словами.

– Это вы уже сделали один раз, когда давали показания, – вздохнул Былицкий. – И я очень об этом жалею. Дача ложных показаний… Теперь вы подпишетесь только под правдивыми показаниями, надеюсь… Посмотрите вот на это.

У него в руке оказалась фотография. Он протянул ее Игорю. Тот мельком взглянул сперва на нее, потом на следователя, потом уставился в окно. Некоторое время оба молчали. Следователь закурил и устроился в кресле поудобней. Игорь заговорил первым:

– Ну и что вы хотите этим сказать?

– Ничего. Может быть, что-то скажете вы?

– Ничего, – ответил Игорь, словно издеваясь. – Ничего не могу сказать. Я вспомнил, когда была сделана эта фотография.

– Расскажите, пожалуйста, когда. – Следователь говорил подчеркнуто вежливо. – Припомните все обстоятельства. Вы нам очень поможете.

– Ирина как-то попросила меня проводить ее до зоопарка. Она работала в парикмахерской неподалеку… я проводил ее с сыном. Там она захотела сфотографироваться. Почему-то со мной вместе. Я согласился – не портить же отношения из-за фотографии… И мы сфотографировались. Вот и все. Я совсем об этом забыл. Доказывается, теперь эта фотография может навлечь на меня ваши подозрения. Я прав?

– Ну что вы… При чем тут подозрения… Мне вот что интересно… Вам не показалась странной такая просьба? Ведь женщина вас едва знала, если судить по вашему рассказу… Полузнакомый человек, простой клиент… Разве что муж подруги…

– Ну и что? Именно потому, что муж подруги, она и попросила меня об этом… Все же не совсем с улицы человек… Насколько я понял, она сделала это из-за мальчика. Сами понимаете – ребенок без отца… Ей, наверное, хотелось, чтобы он почувствовал рядом мужчину… Ну, не знаю… В общем, я этому не придал такого значения, как вы. Просто одолжение хорошей женщине.

– Ирина Ардашева была хорошей женщиной, верно?

– Странный вопрос. Наверное, была. Мне это неизвестно. В общении со мной она не зарекомендовала себя как плохая женщина… Во всяком случае, она была хорошим парикмахером.

– Хорошая женщина, хороший парикмахер… Из-за чего же вы тогда ссорились?

– Ссорились? – Игорь вдруг рассмеялся. – Да что вы?! Когда же это?! У меня не было причин ссориться с ней. Она никогда не испортила мне стрижку.

– И все же вы ссорились. Есть свидетели ваших ссор. Могу их вам предъявить.

– Хорошо бы! Иначе ваши обвинения будут голословными!

– Вас никто ни в чем не обвиняет. Просто есть люди, которые слышали, как вы ссорились с Ардашевой, когда приезжали к ней в гости.

– Они меня с кем-то путают.

– Вероятно, нет. Они вас опознали по этой фотографии. И вот по этой…

Игорь взглянул на другую фотографию, протянутую следователем, и отвернулся. Руки он сжал крепко-накрепко, и они не тряслись. Теперь говорил только следователь:

– Вы узнали себя, надеюсь? Не будете говорить, что это фальсификация? Прекрасно. Я вижу, что вы узнали. И себя, и балкон. Не буду спрашивать, почему вы оказались в ее квартире вечером одиннадцатого мая. У вас были на то причины. Можете сами рассказать мне – какие. Не хотите? Хорошо. Я сам расскажу вам. Причиной были те самые романтические фотографии в зоопарке. Мы нашли их при обыске квартиры Ардашевой. После ее смерти. Мне пришла в голову мысль оставить их у нее, на том же самом месте, где мы их нашли. Мне почему-то казалось, что их хозяин рано или поздно объявится. И вот пришли вы. Извлекли фотографии из тайника, уехали и сожгли их. Мне остается непонятным только одно – зачем вы позировали тогда на балконе и тем самым предоставили нам хорошую возможность снять вас.

– Просто так стоял, – вдруг откликнулся Игорь. – Вы, значит, следили за мной… Но я ее не убивал. Могу вам поклясться!

– Не надо. Лучше скажите – у вас были ключи от ее квартиры?

– Да, она сама настояла на том, чтобы они у меня были. Да, да, да! Я был ее любовником. Несколько лет. Но это не имеет отношения к делу. Никакого! Я не убивал ее, не мог убить!

– Почему?

Этот вопрос привел Игоря в бешенство. Он почти закричал:

– Да потому, что она была матерью моего ребенка! Моего единственного ребенка! Слышите?! Это мой сын! И я не хотел, чтобы это коснулось его… Эта история… Я хотел помочь ему, но не объявляться так… После того как кто-то ее убил. Вот теперь я рассказал вам все… И послушайте… – Дыхание у него прерывалось, ему не хватало воздуха. – Послушайте, не приписывайте мне ничего подобного… Мы ссорились, это так. Она настаивала на скорейшем разводе. Но я все не мог решиться… Я хотел быть с ребенком, но она меня выводила из себя…

– Успокойтесь. – Следователь говорил спокойно и негромко. – Рассказывайте по порядку.

– Мне надо будет ехать с вами? – Игорь пытался взять себя в руки. – Но я не убивал ее!

– Успокойтесь, прошу вас. Она угрожала вам, что расскажет все жене?

– Да, очень часто. Мне не хватало смелости самому сообщить Кате… Но это не важно… Все это – совершенно банальная история! И я не мог ее убить только потому, что она устраивала мне истерики… Не так я боялся истерик, в конце концов… И с Катей все было почти кончено… У нее давно появился другой человек… Но это не имеет отношения к делу… Во всем был виноват я сам. Не трогайте ее…

– Может, дать вам воды? – осведомился следователь. – Вам нехорошо.

– Ах, спасибо! – Игорь как-то неестественно рассмеялся. – Вы очень добры! Но я обойдусь, обойдусь… Я сам не знаю, почему тогда поехал в ее квартиру… Меня туда тянуло… Я думал, что теперь будет с ребенком… Хотел ему помочь… Поехал просто так, только потом мне пришла в голову мысль, что надо забрать свои фотографии, чтобы никто не увидел их… Сразу ведь ясно, что я – отец ребенка, вы правы… Но я никого не убивал… Я забрал фотографии. А вы их оставили нарочно?! – Он снова рассмеялся, уже не так истерично, скорее устало. – Я был в отчаянии. Мне трудно вам описать, что я чувствовал эти дни. Эта женщина все же была мне чем-то близка… Во всяком случае, меня с ней многое связывало… Но убить ее я не мог! Постойте, не сбивайте меня… – Он заметил движение следователя. – Я не могу вам доказать, где я был в тот вечер, когда она погибла… Не могу! Меня никто не видел!

– Вы в первый раз сказали мне, что просто ездили по городу, – напомнил ему следователь. – Вы и сейчас повторите это?

– Да.

– Это, значит, был обычный способ провождения времени? Вы сказали, что часто просто катаетесь по городу на своей машине.

– Да. Не вижу в этом ничего криминального… Я ездил по разным улицам, по центру… Потом выехал на Ленинградское шоссе, проехал немного и вернулся домой… Довольно поздно, жена подтвердит, она была дома. Больше меня никто не видел…

– Вспомните, может, вас останавливал пост дорожной автоинспекции? Или кто-то просил подвезти?

Игорь покачал головой.

– Ну что ж… – Следователь собрал свои бумаги в папку и поднялся. – Ваша жена, я думаю, не придет. Уже поздно. Собирайтесь, поедем.

– Меня арестовывают? – Игорь едва шевелил губами. – Вы меня арестовываете?

– Нет, только задерживаем до выяснения вашего алиби. Не будем препираться. Вы пока должны поехать с нами.

Игорь встал. Беспомощно взглянул на следователя. От его вспыльчивости и раздражительности не осталось и следа.

– Можно я оставлю жене записку? – только и сказал он.

Следователь кивнул. Игорь пошарил на столе, вытянул из кучи бумаг какой-то журнал, нашел страницу с рекламой (маленький черный флакон внизу чистого белого листа) и принялся писать. «Катя, меня арестовали. Обвиняют в убийстве Иры. Ты в это не верь. Я перед тобой виноват. Я сам знаю. Только не обвиняй меня в том, чего я не делал. Катя, прости… Я этого не делал…» Он постоял еще немного над листом и вдруг разорвал в клочки. Следователь смотрел на него со спокойным удивлением.

Игорь выпрямился и повернулся к нему:

– Я готов.

… – Давай считать этот вечер праздником, – предложил ей Дима.

– Почему? – Катя удивленно склонила голову. Она сидела за тем самым столом в кабинете Димы, который так ее удивил. Сиделось уютно, мягкое полукресло располагало к раздумьям. Дима мерил шагами красный ковер, дымил сигаретой – впрочем, вовсе не озабоченно и не нервно, как часто бывало в последнее время. Услышав ее вопрос, он подошел ближе и оперся о стол. Теперь он нависал над Катей, так что ей пришлось поднять голову, чтобы глядеть ему в лицо.

– Почему? Ну да просто потому, что ты наконец живешь здесь.

– Тогда праздничным можно считать вчерашний вечер, – возразила Катя. – А ты говоришь про этот… Я не слишком занудна?

– В меру! – Он погасил сигарету и широко улыбнулся. – Знаешь, я теперь убеждаюсь в том, что твое так называемое занудство – это обыкновенный здравый смысл. А мне как раз его и не хватает…

– Не прибедняйся! – сказала польщенная Катя. – Если бы у тебя не было хоть капли этого здравого смысла, твое агентство развалилось бы ко всем чертям. А оно живет, хотя иногда я этому и удивляюсь…

– Для того чтобы процветало мое предприятие, мне нужен как раз не здравый смысл, а безумие! – пояснил Дима. – Людям достаточно здравого смысла в обыденной жизни. Когда они отдыхают, им хочется безумств…

– Да, о безумствах… – вспомнила она. – Что ты скажешь о своем кубинском проекте?

– Ничего. Или все то же, что уже говорил. Я от него не откажусь.

– Так-таки и не откажешься?.. – недоверчиво протянула она. – А когда клиенты подадут на тебя в суд за испорченный отдых?

– Не подадут.

– Ты слишком в этом уверен… – Катя постучала карандашом по столу. Карты, которую она как-то рассматривала, здесь больше не было. Стол был абсолютно чист. «Не к моему ли переезду это сделано? – подумала она. – Может, Дима решил, что я теперь буду вмешиваться во все его дела? Прибрал свое холостяцкое логово… Во избежание разборок, ревности… Какие-то следы его прошлой одинокой жизни… Да, хорошо бы мне почувствовать или ревность, или какой-то интерес к его прошлой жизни… А то ведь ничего. Ничего, кроме благодарности, – он мне, правда, очень помогает в эти дни. Да еще общие воспоминания. Школьные и последующие.

Нет, он гениально сделал, раз собирался всю жизнь заполучить меня в жены… Сопровождал каждый мой год, звонил мне, встречался или случайно, или нарочно… И я к нему привыкла. Привыкла настолько, что, если бы теперь он куда-то пропал, я бы сильно беспокоилась, не находила себе места… Вот, пожалуйста! Нет любви, но есть сильная привязанность… Есть много общего. А там? – Она вспомнила об Игоре. – Там любовь была. Не надо обманываться – была. Но от нее совсем ничего не осталось… Совсем-совсем…»

Дима прервал ее размышления, вырвав у нее из рук карандаш.

– Пойдем выпьем! – сказал он, завладевая ее пальцами. – Сегодня особенный день, я прямо кожей чувствую… Давай устроим праздник?!

– Ну что ж… Давай!

Праздник сводился к любимому коньяку Димы, джину с тоником для Кати и шницелям. Катя их приготовила молниеносно, благо свинина была разморожена. Они уселись не в кухне, а в той комнате, которая служила Диме одновременно и спальней, и столовой, и гостиной. Обоим хотелось есть – в последние дни питались они кое-как, и потому за столом не разговаривали. Катя жевала свой шницель и думала об Игоре, о Лене и о своих одиноких каникулах в Австрии. Она признавалась себе, что больше всего на свете хотела бы их повторить, остаться совершенно одной. Одиночество наедине с Димой – это было все же не одиночество. «Нет, больше всего на свете мне хотелось бы остаться одной, когда маньяк будет найден, – поправилась про себя Катя. – Иначе одна я все равно не останусь, будут мысли о нем. Слишком много я думаю об этом, а как мне думать мало, если и меня он хочет убить?.. Девчонки из нашей французской группы… Ни в чем не повинные девчонки… А я почему-то до сих пор жива… И это странно. Разве он не имел возможности убить меня? Имел, сколько угодно… И то, что я время от времени живу у Димы, меня никак не охраняет. В конце концов, тут же не бронированный сейф, я выхожу на улицу, часто остаюсь одна или среди незнакомых людей… Лену он убил нагло – среди бела дня, в женском туалете, в многолюдном здании, в центре Москвы! Ему ничто не помешало, ничто… И глупо было бы думать, что ему что-то помешает… Как ни берегись, какие меры предосторожности ни принимай – все равно в твоей жизни выдастся такая минута, когда никто тебе не поможет, никто тебя не увидит. И он пользовался такими вот минутами… Хотя в случае с Леной все по-другому… Он выбрал такую минуту, когда как раз мог появиться свидетель. Зачем он так рисковал? Спешил? Зачем ему спешить? Разве маньяк будет спешить? Или же он потерял всякую осторожность, два первых убийства внушили ему, что он неуязвим… В случае с Ирой он был хитер. В случае с Леной – безрассуден… Как будто действовали два разных человека… Впрочем, и один человек в разные минуты своей жизни ведет себя по-разному… Например, я…»

Дима придвинул к ней заново наполненный стакан с коктейлем:

– Выпьем. Это за нас.

– Пусть за нас. – Катя проглотила содержимое стакана и вздохнула. – А почему ты все-таки решил, что сегодня праздник? У меня, напротив, на сердце как-то тяжело… Не знаю почему.

– Я знаю, – заметил Дима. – Ты все еще думаешь о Шорохе?

– Ну и о нем тоже. Но больше об Игоре.

– Праздник померк, – сообщил Дима. – А ты не могла бы не думать о нем? Или выбрать другое время?

«Здорово, – сказала себе Катя. – Мы уже указываем, о чем мне думать, а о чем нет… Так я и знала. Кстати, о птичках! Игорь никогда бы не позволил себе такого. Впрочем, там были другие прелести…»

Она нехотя улыбнулась:

– Да не обращай на меня внимания! Стоит думать! Могу же я вспомнить ненароком про свою прошлую жизнь? Она ведь прошла, а это главное. Не ревнуй к прошлому. Ничего там не осталось.

– Ладно, не буду! – пообещал он. – А то ты решишь, что я тиран и деспот. Верно? Уже решила?

– А это моя маленькая тайна… – рассмеялась Катя. – Нет, шучу. Ничего я не решила. Поговорим о более приятных вещах. Что ты решил с Индонезией?

– Черт, ты все-таки почувствовала! – Ее вопрос привел Диму в восторг. – Я решил… Закрой глаза, открой рот!

Катя удивленно распахнула глаза, игнорируя его просьбу.

– Да ладно, оставайся как есть, – согласился он. – Я просто хотел тебя поцеловать. А решил так: в ближайшее время мы с тобой покатим туда и вместе выберем себе необитаемый островок…

– С ума сойти, – прошептала Катя. – Ты все же решил осуществить свой проект?

– Робинзонада в чистом виде! Как в фильме с Монтаном и Катрин Денев, только не помню в каком…

– «Дикарь» назывался фильм, – напомнила Катя, – и ты – самый настоящий дикарь! Необитаемый остров? А как же обычная программа?

– Ты о чем? – лениво спросил Дима. – Чем это мне предстоит заниматься? Устраивать уникальный отдых или отбрыкиваться от твоих консервативных предложений?

– И тем и другим, – заявила Катя. – Почему бы тебе не прислушаться к консерватору? Ведь все равно больше никто не посмеет тебе что-то сказать. А я скажу – если ты переменишь программу в корне…

– Да у нас никогда не было никакой программы! – воскликнул он. – Индонезия впервые в наших турах! О чем ты говоришь?

– А я смотрю, как все устроено у других, – отпарировала Катя. – Джакарта, остров Бали, ну, может быть, Ломбок и Комодо… И это предел!

– А ты, разумеется, хотела бы, чтобы все было «как у людей»? – ехидно спросил он. – Вот чисто женская психология! Даже в ущерб туру – только бы все как у других! Да это уже никому не интересно! В Индонезию теперь только ленивый не ездит! И что там видят люди?! Всегда одно и то же – праздники, танцы, сувениры, и всегда в одних и тех же магазинах, Боробудур, храмы на Бали да десяток ресторанов! Суп из хвостов буйвола! Батик! Нож для вспарывания брюха! И это экзотика?! И это ты мне говоришь?! Ты?!

Но Катя уже ничего не говорила – она сидела молча и поражалась страсти, с какой проповедовал Дима.

На миг свои собственные взгляды показались ей пошлыми и банальными – сколько можно кормить людей одним и тем же блюдом? Сколько они могут купить одних и тех же сувениров? Все туры похожи как близнецы, все идут проторенной дорожкой, тут Дима, конечно, прав. Немного придя в себя, она сделала попытку оправдаться:

– Ну, прости меня… И все же мне казалось, что люди ждут именно этого…

– Уже не ждут! – возвестил он. – Никто уже не хочет видеть то же самое! А кто хочет – пусть катится в другую фирму!

– А вот это твое заявление мне не нравится. Так говорят, когда озлоблены на конкурентов. А раз ты озлоблен – значит, завидуешь, и раз завидуешь – значит, есть чему позавидовать.

– Прелестно… – протянул Дима. – Я еще не начал заниматься Индонезией, а уже, оказывается, завидую! Ну нет! Тут ты ошиблась, Катенька! Это мне, мне все будут завидовать! Потому что мало у кого хватило бы мозгов сделать то, что придумал сделать я. И ты мне поможешь.

– Помогу в твоем безумии? Ну что же… Скажи только, каким образом?