Текст книги "Одаренный проклятием"

Автор книги: Анна Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Еще пятнадцать минут и надо будет потихоньку начинать поджаривать Ника. Сколько можно прохлаждаться. Наркоман!

Когда уже клацнул переключатель с «выкл» на «вкл» и электрошокер чуть заметно затрясся в руке говорящей, видящий дернулся и со стоном открыл глаза. Разочарованно хмыкнув, Олеся отключила прибор и откинула в кресло.

– Привет, –  улыбнулся парень, его мелко трясло.

– Что узнал? – грозно сдвинула брови девушка, хотя на самом деле она была рада его возвращению.

– Мир такое дерьмо, –  хихикнул он и откинул голову назад.

Обреченно закатив глаза к потолку, девушка сжала в руке стакан с водой и вылила ему на голову. Секунда. Вторая. Слишком громко тикают настенные часы и слишком медленно стекают капли воды по обвисшим черным прядям.

– Дура, –  фыркнул Никита и тряхнул головой. Волосы хлестнули по щекам и вновь повисли.

– Дурак, –  со стуком поставила девушка стакан обратно на отполированную деревянную столешницу.

– Ладно, без обид, –  поднял он руку в защитном жесте, –  Я узнал достаточно за эти несколько минут. Не всё, правда. У Духа не хватило сил их удерживать. Жаль.

– Конкретнее.

– Помнишь, я говорил, что пытался призвать души мертвых друзей. Один из них, вообще, оказался подделкой. Подставной куклой. Но сейчас не об этом. А вот призыв Сереги подействовал неправильно, как  я тогда думал. Пришел сам Страж. Но это была не ошибка, это был обманный маневр. Душа Прохорова в опасности, именно ее требовал тот, кто донимал меня постоянными звонками. И он думает, что душу скрываю я. Но всё не так просто.  Ее охраняет Дух.  Он защищает Сергея. Именно поэтому я не видел на похоронах прощания с телом. Именно поэтому на его могиле чувствуется незавершенность и поэтому на призыв пришел не он. Его душа сейчас в каком-то надежном месте. Пока вся эта канитель не закончиться.… Если закончиться.

– Какая выгода Стражу? – нахмурилась Олеся.

– Не знаю, –  видящий пожал плечами, –  Говорю же, не всё я узнал. Еще бы минута и меня схватили.

– Еще бы минута и я поджарила твой зад током, –  хохотнула ему в ответ говорящая.

– Отлично, –  криво усмехнулся парень, –  А знаешь, что я еще понял?

– И что же?

Никита оторвался от девушки и посмотрел на стену над диваном. В черной рамке висел рисунок Клина. Мужской силуэт над могилой:

– Это –   не угроза Создателей. Это – кусочек сообщения от Духа. Он пытался связаться со мной любыми способами. Вначале через Клина, а потом подослав два своих воспоминания через стены катакомб.

– Он это сам сказал?

– Нет, –  потеряв взгляд где-то в пространстве, ответил Никита, –  Интуиция. Ты знаешь, возможно, тебе покажутся мои следующие слова полным бредом, но Страж при жизни потерял сына. Может, он просто старается загладить перед ним свою вину, помогая мне.

 – Всё может быть, –  серьёзно проговорила Олеся, а потом дернулась. На столике завибрировал телефон видящего.

– Слушаю, –  моментально ответил парень, не глянув на номер.

– Верни душу! – завыли в трубку голосом Прохорова.

Глава 22

Резко сбросивший температуру ветер хлестал прохожих по лицам, сгибал со стоном ветви старых деревьев и завывал серенадами у окон зданий. Одна из веток столетнего клена царапнула в стекло  на третьем этаже. Олеся вздрогнула и задернула окно, которые выходило на небольшой парк в пределах больницы. С посеревшего неба, затянутого чуть заметными облаками, сорвалось несколько капель.

         Сжав в руке чашку с горячим какао, девушка поспешила к тому, кто попросил напиток.  Миновав несколько закрытых палат, она остановилась у двери с номерком 734. Сделав глубокий вдох, она переступила порог и мило улыбнулась:

         – А вот и я, Дмитрий Петрович. Как ваше самочувствие?

         – Хорошо, Олесечка, что со мной может приключиться– то? – усмехнулся подопечный говорящей.

         Дмитрий Петрович старичок с задорными голубыми глазами и огромной лысиной. Он даже не пытался ее маскировать, как делали другие в его возрасте. Он ,наоборот,  гордился ею, как любимой женщиной или пулей, которая застряла в одеждах, так и не добравшись до храброго сердца. Когда-то красивое лицо избороздили тонкие морщинки, создав новый узор, который украшал его по-своему. У старичка был некий шарм, который привлекал медперсонал и волонтеров. Он всегда был добр и приветлив. Всегда улыбался и мог поддержать разговор. Большинство, доживших до таких лет, становилось вечно недовольными брюзгами и сплетниками, а ему удалось сохранить былую жизнь внутри себя.

         – Это вам, –  девушка поставила на прикроватный столик еще дымящуюся чашку с какао.

         – Спасибо, –  вновь одарил улыбкой свою сиделку Дмитрий Петрович, –  Вы ко мне очень добры, Олеся. Скажите, что я могу для вас сделать?

         – Нет-нет, что вы! – отмахнулась она, –  Вы и так много для меня делаете. Общение уже много значит.

         – Общение? – переспросил, не поверив, он, –  Неужели вы настолько одиноки, что довольствуетесь общением такой рухляди как я?

         – Вы очень интересный собеседник, –  уверила его Олеся, –  С возрастом понимаешь намного больше, и это открывает новый угол обзора на заезженную тему.

         – Хорошо, я поверю вам, –  улыбнулся старик, –  А сейчас скажите мне, как там на улице.

         – Холодно, –  призналась Олеся, –  Дождь и ветер.

         – Жаль, что я сам не могу посмотреть, –  печально пошептал старик и отвел взгляд.

         – Знаете что, у меня есть идея! Возможно, вы сегодня увидите природу. Я ничего не обещаю! Ждите! – вскочив со стула, который был придвинут к больничной койке, Олеся опрометью кинулась в коридор. Бахилы, надетые на осенние сапожки, скользили, и девушка всю дорогу надеялась не рухнуть прямо посреди больницы. Еще один поворот и она у кабинета заведующей отделением.

         – Диана Федоровна, можно? – приоткрыв дверь и просунув мордашку в образовавшуюся щель, спросила Нильская.

         – О, Олеся Юрьевна, проходите.

         У женщины была странная привычка. Она никогда не заостряла внимания на возрасте собеседника и обращалась ко всем с повышенным официозом. Вот и сейчас. Она старше Нильскую в два, а то и в три раза, но назвать девушку просто по имени не позволяют принципы.

         – Я по поводу своего подопечного, –  Олеся замялась на секунду, –  Могу ли я прокатить его в инвалидном кресле к панорамному окну?

         – Вы же знаете, что у Дмитрия Петровича очень слабое сердце, –  насупила тонкие нарисованные брови женщина, попутно распуская выкрашенные в каштановый цвет волосы.

         – Я беру всю ответственность на себя, –  на одном дыхании выпалила говорящая.

         – Хорошо, –  быстро согласилась женщина, –  Только, Олеся Юрьевна, помните, в каком заведении вы работаете.

         – Сложно забыть, –  буркнула девушка, захлопнув дверь кабинета за своей спиной.

         В конце коридора была небольшая комнатушка, отданная под склад. Именно там Олеся и нашла одну из ненужных инвалидных колясок. Возможно, ей так никто и не пользовался, а может, ее бывшему хозяину она теперь без надобности. Часто бывает так, что человека давно нет, а вещи все еще принадлежат ему.

         – Дмитрий Петрович, я сдержала своё обещание, –  радостно известила пациента девушка, распахнув дверь. Старичок уже сидел на постели, свесив босые ступни вниз. Полы больничного халата  заканчивались чуть выше икр.

         – Как вы встали сами? – охнула говорящая, –  Вам же нельзя самому подниматься!

         – Я не позволю такой хрупкой барышне, таскать меня на себе, как мешок с навозом, –  улыбнулся он беззубым ртом, –  У меня ведь тоже сохранилось достоинство.

         – Тогда я вам просто помогу перебраться сюда, –  завезла коляску в палату Олеся.

         – Я верил, что у вас всё получиться, –  проговорил дед, перебираясь в коляску с помощью сиделки.

         – Надеюсь, вам понравиться предстоящая прогулка, –  с надеждой предположила говорящая.

         Мужчина не ответил, а лишь по-старчески крякнул и рукой легко подтолкнул одно из колес инвалидного кресла. Девушка моментально вцепилась в ручки и вывезла своего подопечного из уже опостылевшей палаты. Да, здесь уютно. Да, обстановка почти домашняя, если не учитывать капельницу в самом углу. Но сама атмосфера – больничная. Даже запах. Так пахнет почти во всех больницах. Хлоркой, спиртом, страхом и чем-то еще. Чем-то, чему невозможно подобрать название. Предположим – безысходностью.

         Сколько он уже  в ней находится безвылазно? Неделю? Месяц? Год? Эта тема была под запретом. И волонтер ни в коем случае не имел прав затронуть ее самостоятельно. Многие пациенты сами рассказывали, почему попали сюда. Те, кто превратился в брюзгу и сплетника.  А значит, с Дмитрием Петровичем не надо заводить эту тему. Не стоит бредить старые раны больного человека. Почему же тебя не навещают родственники, старик?

         Они миновали почти весь коридор и подъехали к лестнице, ведущей вверх. Чуть левее был покатый подъем. Если бы не он, то вся затея Олеси – провалилась. Но им везло.

         Еще немного и они уже на четвертом этаже. Глаза деда, со временем и возрастом, потерявшие свой природный цвет – искрятся счастьем. Теперь Нильская понимала, почему заведующая предупреждала ее о больном сердце пациента. Он уже переживал и радовался. С каждым шагом сиделки, с каждым скрипом не смазанного старого колеса инвалидного кресла – старческое сердце стучало все сильнее, напоминая телу, что когда-то все они были молодыми и полными жизни. А ведь они еще не добрались до «стеклянной комнаты».

         – Осталось совсем чуть-чуть, –  пообещала девушка, легонько сжав плечо пациента.

         Он не ответил. Думая о чем-то отнюдь не радужном, Нильская сделала еще два шага и сама замерла от открывшейся картины. Вся западная стена холла была стеклянной. Переборов ступор, она подвезла Дмитрия Петровича к центру огромного окна и остановила коляску лишь когда, колени старика прикоснулись к холодному стеклу.

         Немигающим взглядом он отправился путешествовать по раскинувшемуся внизу парку. Под его мысленными ногами шуршали опавшие листья. Его руки прикасались к  твердой и шероховатой поверхности стволов яблонь. Поддавшись неведомому желанию, старик выпрямился в кресле и приложил ладони к окну. Серое небо открыло свою пасть, выпуская солнце. Всего на мгновение его еще теплые, но такие далекие лучи, залили округу, отбились зайчиками на лужах. Казалось, Дмитрий Петрович  –  не дышит. Но он дышал. Тихо. Стараясь не спугнуть открывшуюся красоту, как давно выцветший, но до боли приятный сон. Он дышал. Дышал не воздухом, а воспоминаниями. Когда он в последний раз видел обычную природу? Как давно он был на улице? Наверное, даже сам пациент сейчас не вспомнит точно. Но его взгляд.… Так смотрит ребенок на новую игрушку, девушка на любимого парня, мать на сына, мастер на свою работу. Взгляд полный обожания и нескрываемого восторга.

         – Олеся, скажите, была ли у вас сама страшная осень в жизни?

         – Таких осеней было несколько, –  вздрогнула девушка, вспомнив детство, –  Но страшнее их была недавняя весна.

         – Наверное, нетактично будет, такому старику как я, расспрашивать про вашу жизнь. Поэтому позвольте рассказать историю, которую не знает почти никто, –  больной по-прежнему наблюдал за танцем опадающих листьев. Они кружились и приземлялись в лужи, продолжая свое хаотическое движение.

         – С удовольствием послушаю, –  отозвалась говорящая, совершенно не подозревая, какую тему затронет ее подопечный.

         – Это был тысяча девятьсот сорок третий год. Я был на тот момент семилетним мальчишкой, который мало что понимал. Но понятие «страх» вошло в мою жизнь очень рано. Война застала нас врасплох, как и всех остальных жителей СССР. Мой отец был офицером. Сильный духом и волей, он повел за собой жителей деревни на фронт. Он отважно защищал Родину, но однажды она предала его. Отца взяли в плен фашисты. Но командиры дали приказ отступать войскам, когда его еще можно было спасти, –  Дмитрий Петрович впился пальцами в гладкое стекло, будто старался проломить хрупкую на вид поверхность, –  Но вернемся на несколько месяцев до этого. Про отца я узнал совсем недавно. Я думаю, вы знаете, что семьи офицеров отправляли из города в город. Выделялись огромные поезда. Нас погружали в вагоны как скотину. Бесполезную и никому не нужную. Мы могли ночевать в этих железных коробках. Ехать из города  в город месяцами. Вагоны могли отцепить от одного поезда и отправить совершенно в другом направлении. Так мы с мамой и старшей сестрой, ее звали Верой, колесили по стране три месяца. Самую страшную осень я не забуду никогда.  Это было семнадцатое ноября, ветер залезал когтистой лапой под фуфайку и доводил до дрожи. Тучи плыли низко, но дождя уже не было неделю. Вера мучилась в горячке. Неделю назад промокла под ливнем. Ее то бил озноб, то жгло температурой. Мама не отходила от нее ни на шаг, промакивая лицо тряпкой. Она попросила пить…, –  старик затих, будто собирал мысли в кучу и пытался вспомнить что-то ускользающее, но очень важное.

         Олеся ободряюще погладила пациента по плечу, и он продолжил.

– Сестрёнка очень хотела пить. И мама ушла. На час! Не больше! Она велела не отходить мне от Верочки, и я послушно просидел рядом с ней все время. Поезд тронулся! Понимаете! Без нее! Мы должны были приехать в Новосибирск, но наш вагон перецепили и отправили в Воронеж.  Больше я ее не видел. Возможно, мама нас искала, но не нашла. Спустя столько лет мы поменяли с ней десятки городов. Нигде толком не задерживались.

         Вера выздоровела спустя несколько недель, хорошо, что с нами ехали мамины знакомые. Они помогали нам во всем. В том числе и в поисках мамы. Но безрезультатно. Сестра умерла три года назад именно в этой больнице. Мы попали сюда вместе. Только с разными заболеваниями. Знаете, Олеся, что самое смешное в ситуации, которая сейчас происходит?

         – Нет. Что?

         – Это ее инвалидное кресло, –  грустно проговорил старик, проведя пальцами по выцарапанному на коричневом подлокотнике имени «Дима», –  Она безумно любила меня. И я не бросил ее, когда узнал, что у Верочки туберкулез костей. Она отказалась от лечения. И мы выбрали эту больницу. Она почти никогда не ходила, это причиняло ей боль. А я, как и пообещал маме, много лет назад, не отходил от больной сестры. А она очень любила осень. Любила, когда мне удавалось вывозить ее на улицу. Да, тогда я еще мог сам ходить. Моим же ножиком она и выцарапала тут мое имя. Смерть близкой души подкосила меня, теперь вы и видите меня таким. Жалким и беспомощным стариком. А потом я узнал, что давно болен. Не хочу обременять вас своим диагнозом. Но жить мне осталось не долго. Поэтому я рад, что познакомился с вами Олеся, –  мужчина пожал говорящей руку, которая все еще лежала на плече подопечного.

         – Спасибо, что открылись, –  тихо ответила девушка, –  Соболезную.

         – Не стоит! Право! – воскликнул Дмитрий Петрович, –  Я прожил великолепную жизнь, моя сестра тоже. Каждый рано или поздно уйдет. Лучше скажите, почему вы пришли работать именно сюда?

         – Я не смогу вам этого объяснить, –  виновато пожала плечами Нильская, –  Иногда я принимаю решения, не обдумав ничего. И чаще всего они оказываются самими верными.

         Старик улыбнулся:

         – Я, наверное, не доживу до следующей осени, можно я еще побуду тут?

         – Конечно, –  согласилась Олеся, –  Вы можете находиться тут, сколько пожелаете. Только давайте не будем думать о плохом.

         – Ваше желание – закон, миледи, –  шутливо кивнул головой собеседник, вернув глазам прежний блеск, загнав всю боль обратно внутрь себя. Наверняка, он сейчас жалеет, что рассказал обо всем своей сиделке. Или же, наоборот, радуется, что кто-то его выслушал. Кто-то кому не всё равно. Предугадать человека – сложно. И мы не будем этого делать.

         Олеся кусала нижнюю губу и задумчиво смотрела в окно. Но совершенно ничего не видела. Она не хотела видеть. Ее мысли сейчас были далеко от больницы. Где-то в далеком прошлом. Где всё кажется серым и грязным. Где тяжелые составы везут в себе тысячи, а, может, и миллионы людей. Которые мечтают, надеяться и живут. Они хотят увидеть свою семью целой и радостной. Надеяться, что отцы вернуться с фронта, что плохие дяди не придут за ними и не расстреляют, как тех партизан, что скрывались в леску неподалеку. Они лишь хотят жить. Разве это так много?

         – Думаю, пора вернуться в палату,  –  через неопределенное количество времени пробормотал старик. Ему явно не хотелось отрываться от осени.

         – Я еще привезу вас сюда, –  пообещала девушка. И прибавила про себя «Если успею».

         – Олеся, вы ведь придет через два дня верно?

         – Да, мне очень жаль, но на выходных мне придется уехать. И мы не увидимся.

         – Ничего страшного, –  Дмитрий Петрович улыбнулся, –  Передайте привет Вере, хорошо?

         Нильская остолбенела от такой просьбы:

         – В каком смысле?

         – Что? – встрепенулся ее подопечный.

         – Вы сказали передать привет…, –  неуверенно протянула говорящая.

         – Я? – искренне удивился Дмитрий Петрович, –  Я ничего такого не говорил, –  совершенно серьезно пробормотал он, заглядывая в карие очи сиделки.

         – Мне, наверное, послышалось, –  постаралась отогнать от себя образ, стоящий перед внутренним взором, Олеся.

         Развернув коляску, девушка не спеша провезла подопечного по опустевшим коридорам и довезла до его палаты.

         – Спасибо за прогулку, –  Дмитрий Петрович с помощью девушки вновь оказался в своей кровати, –  Я отлично провел время.

         Олеся, пообещав прийти в понедельник, оставила его наедине с самим собой, своей историей и тенью сестры, которая все это время ощущалась рядом.

         – Он передавал вам привет, Вера, –  шепнула девушка осеннему небу, оставив ХОСПИС за своей спиной.

Глава 23

– Клин, открывай! Кошелек или жизнь! – заорал я, пиная ногами входную дверь.

  Щелкнул замок и, кинув мне в лицо конфету, на пороге появился хозяин квартиры:

– Чего орешь в такую рань? – фыркнул он и втащил к себе домой.

Кутаясь в короткий шелковый халат, из спальни выскочила Влада и, поздоровавшись со мной, шмыгнула в ванную. Пашка проводил ее откровенно похотливым взглядом и вновь повернулся ко мне:

– Итак?

         – Ты… Вы сегодня идете на площадь?

         – Наверно, –  пожал плечами друг, –  У нас, я так понимаю, впервые централизованно празднуется Ночь Всех Святых.

         – Угу, не знаю, что это будет. Но собираю компанию. Так что?

         Клинчук фыркнул:

         – Если Влада согласиться, я тебя наберу. И всё же почему в такую рань?

         – Если Влада согласиться, –  хохотнул я, –  Вам придется пробежаться по магазинам.

         – Костюмы, –  хлопнул себя по лбу парень, –  Тогда спасибо, братан. Я позвоню.

         Оставив парочку наедине для принятия верного решения, я вернулся на улицу. Залитая ярким солнцем дорога манила вперед, приглашая в неизведанное путешествие.  Будет ли хорошей идей пригласить и Настю и Олесю? Не знаю.… Может, удастся сдружить девушек.

         Набрав номер Архаиной, я приложил телефон к уху. Спустя несколько гудков, девушка ответила:

         – Да, Ник.

         – Привет, Настюх, у тебя на сегодня, вообще, какие планы?

         – Да вроде бы никаких, а что?

         – Как насчет присоединиться к компании, которую я пытаюсь собрать и отправиться на площадь. Наш город впервые решился отпраздновать Хэллоуин нормально. Ну, так что?

         – Там у Любки на меня какие-то планы были. Я тебе сейчас перезвоню.

         Сказать «пока» я не успел и услышал короткие гудки.

***

         Архаина кинула мобильник на кровать и, проследив за его полетом, медленными шагами вышла из комнаты. Ее сестра была на кухне. Она готовила завтрак и что-то пела себе под нос.

         Девушка привалилась к стене и, теребя прядь, наблюдала, как сестра чистить картошку.

         – Доброе утро, –  одарила младшенькую улыбкой Люба.

         – Привет, –  осторожно, будто боясь обжечься, пробормотала Настя, –  Я ведь тебе сегодня не нужна?

         – Ты всегда мне нужна, –  всё еще шутливо отозвалась Архаина– старшая.

         – Я не о том, –  отмахнулась девушка, –  У тебя на меня никаких планов нет? Правильно?

         – А что? – насупила брови Любовь, заправляя седую прядь за ухо.

         – Хотела сегодня сбежать на целый день. Ник позвал отпраздновать Хэллоуин.

         – Отличный праздник, –  с сарказмом протянула Люба, –  Ты забыла, что мне обещала?

         – Но…

         – Ты не выполняешь свои обязанности! – фыркнула Люба, откидывая картофелину в мойку, –  Еще скажи, что я не права!

         – Ты даже не пытаешься меня услышать,–  повысила голос Настя, –  Сколько можно мне указывать, что делать! Я не маленькая!

         – Тогда делай то, что должна! – она сжала в подрагивающих руках нож.

         – Я сегодня ухожу по своим делам, –  тихо, но твердо проговорила Архаина и медленно повернувшись, вышла в коридор.

         – Ну и катись! – выкрикнула ей вслед сестра и откинула в сторону нож.

***

         Настя не отвечала на звонки, на протяжении получаса, я уже успел забеспокоиться, когда она подняла трубку. Я, уже не ожидая этого, немного протупил.

         – Селезнев, я смогу. Где встречаемся?

         – Привет. Давай на площади в девять.

         – А конкретнее? – в голосе подруги я почувствовал нотки раздраженности, –  Неужели это из-за меня она завелась с полуоборота.

         – Возле входа в метро.

         – Хорошо, –  отключилась Архаина.

         Так, одного участника мы нашли. Клин еще телится. Звонить Олесе или не звонить? Хотя у нее, скорее всего, выключен мобильник. Впрочем, как и всегда. Где она живет – я не знаю. Зато знаю, где часто проводит время… «Проводила» –  поправил я себя. Она давно не появлялась в парке, так как чувствовала надвигающуюся угрозу. Может ли она быть там? Можно проверить. Времени все равно вагон. А даже если ее там нет, то я сам давно не посещал это опустевшее место.

         Достав из кармана синей куртки пачку сигарет и зажигалку, я свернул в переулок между двумя многоэтажками. Интересно, а правда, что в Хэллоуин вся бяка выползает наружу? Или же это люди просто от нефиг делать придумали себе «праздник». У американцев не знаю, а у наших это, явно, очередной повод напиться. Ну, не могут они по-другому.

         Не люблю я осенью солнечную погоду. Почему-то с самого детства этот период года ассоциируется у меня с дождем, грязью, резиновыми сапогами и запахом сырости. Лучи солнца, которые отбивались от капель воды на опавших листах – били по глазам. Зажмуриваясь, я скользнул под тени ветвей, которые сплетались плотным ковром над головой и задерживали раздражающий меня свет. Еще метров пятьсот и я выйду к разрушенному парку аттракционов. Уже виднелся штырь, упавшего колеса обозрения, когда меня окликнули:

         – Видящий!

         На залитой солнцем полянке стоял Игорь. Опять этого охотника  носит непонятно где.

         – Чего тебе? – остановившись, крикнул я ему.

         – Ты чего тут шатаешься? – усмехнулся он, –  Место зовет, да?

         – Какое место? – нахмурился я, а внутри меня поднималась волна злости, когда я смотрел в это детское личико с острыми, как у акулы, зубами.

         – А то ты не чувствуешь ее, –  фыркнул охотник, –  Тебя используют, видящий!

         – Что ты несешь?! – кулаки сжались сами собой.

         – Какие мы грозные, –  подначивал меня Игорь, –  Давай подойди! Ты же хочешь свернуть мне шею, верно?!

         Я рыкнул, довольно странный гортанный звук для человека, и кинулся в сторону обидчика. Но не добежал и половины пути, как солнце вновь ударила по глазам светом. Я как слепой крот завертелся на месте, пытаясь определить, где охотник. Но долетали до меня лишь отрывки фраз.

         – Ты не виноват… Просто держись подальше от… Сегодня как никогда.… Ослабли… Ты.… Уходи… День.… Давно…

         Слова постепенно утихли, а вот звон в ушах усилился. Интуитивно я кинулся обратно в сторону леса. Я надеялся, что там именно лес. И только влетев лбом в одно из деревьев, спокойно опустился на влажную и уже холодную землю. Что этот чертов охотник сделал? Как ему удалось меня ослепить? Черт! Надеюсь, зрение вернется

         Через минут десять я стал различать силуэты окружающих меня деревьев, но перед глазами всё еще плясали разноцветные огни, будто я смотрел в калейдоскоп. Что же ты наделал, охотник? Найду – голову откручу.

         Когда уже мир принял свои привычные очертания, и  я, наконец, смог подняться на ноги, небо затянуло легкими облаками. Запахло дождем. Но на землю он так и не хлынул, а накапливался в слоях атмосферы, ожидая своего часа. Сейчас искать Игоря – нет никакого смысла. Он рано или поздно сам вновь объявиться, и тогда мы всё с ним обсудим.

         Всё же лучше позвонить Олесе,  а не шляться по лесу в одиночестве. Связь тут брала довольно плохо, но всё же мне удалось бросить вызов. К моему огромному удивлению, телефон говорящей был включён и она ответила практически сразу.

         – Чего тебе, видящий?

         – Ты сегодня занята? – хриплым голосом поинтересовался я у нее.

         – Я сегодня не в городе.

         – Даже так, –  удивился я, а внутри опять начала подниматься волна злобы, –  Где же носит твой прелестный зад?

         – Что это ты так зол? – фыркнула Нильская, –  Неужто, кому-то удалось довести нашего мистера Спокойствие до нервного срыва?

         – Какое тебе, вообще, дело?

         – Мне? Абсолютно никакого, –  я чувствовал, как она улыбается и это выводило больше всего, –  Это ты позвонил  и начал на меня наезжать.

         – Да пошла ты!

***

         – Зачем приходил, Никита? – спросила Влада, чувствуя, как руки мужа обнимают ее за талию. Бросив взгляд в зеркало, она увидела ясно– голубые глаза Паши.

         Клин улыбнулся и прижал ее к себе:

         – Как насчет провести этот Хэллоуин на площади, с большей частью нашего города?

         Девушка задумалась на секунду:

         – Я не против. А почему он в такую рань зашел. Я, конечно, не против твоих друзей, –  отмахнулась Владлена от подобной мысли, –  Но всё же.

         – Зная типичных женщин, он предположил, что ты будешь собираться несколько часов. Он ведь не знает, что этим ты от всех отличаешься.

         Она засмеялась и, повернувшись лицом к мужу, обняла его в ответ:

         – Я не виновата, что собираюсь быстрее тебя.

         – И как часто ты будешь упрекать меня в этом? –   с наигранной обидой поинтересовался Клинчук.

         – При любой удобной возможности, –  сморщила Влада курносый носик.

         – Язва! – фыркнул Паша, но сквозь грозный тон всё же просочились настоящие теплые чувства.

***

         Город медленно погружался в легкие вечерние сумерки. Тени домов и деревьев стали длиннее. Они старались накрыть собой спешащих по своим делам людей, захватить их в свой плен и не выпускать. Словно Солнце никогда не канет за горизонт и их тени не затеряются в ночной мгле. Словно они не утратят силу через час или два. Но людям было наплевать на тщетные попытки бездушных материй. Они были заняты своими земными делами. Пытались решить каждый свою проблему. И все, как один, рано или поздно заходили в тупик. Некоторые возвращались обратно к былой развилке и двигались в другую сторону. Другие мирились с неизбежностью и просто садились вниз, подпирая спиной холодную стену, которую сами же отстроили за часы, дни, года своих рассуждений.

         Но были и еще одни люди. Они не отступали. В руках почти моментально появлялась кувалда здравомыслия и логики. И стены проблем быстро разрушались. Опадали серым пеплом под ноги победителю.  И хрустели под подошвами ботинок шагающих вперед.

         Но ни один из них не мог заметить изменения этой ночью. Когда удлинившись, тени стали плотнее и темнее прежнего. Когда попадая в их границы, по спине бежал холодок. Те, кто пришел сегодня были сильны во тьме. Они сторонились открытых участков и держались все время ближе к теням. Они не скрывались. Нет. Их бы всё равно никто из смертных не смог увидеть. Почти никто. А те, у кого были подобные возможности – просто отвлеклись от столь странного события, как вторжение новичков. Но те, кто пришел из мрака, сейчас направлялись из одного конца города в другой. Прорвав оборону одним лишь движением, они двигались к старым обидчикам, надеясь нанести сокрушающий удар. Месть, для которой собирались силы, целую вечность. Она должна была свершиться в эту ночь. В их ночь.

         Хлопнув полами невидимых одежд, бесполые и безликие создания ринулись к окруженному лесом Храму. Они должны успеть донести возмездие до воров и предателей.

         А в это время Ник приближался к трем своим друзьям. На удивление, Настя не сочла нужным нарядиться в костюм нечисти. Зато Клин и Влада были при параде. На парне висел простой балахон адепта, но когда он улыбался – клыки казались длиннее обычного. А из-под  волос, которые растрепал ветер – выглядывали черные прикрепленные рожки. Он так и не смог определиться в какой вид нечисти нарядиться – вот и нацепил все сразу.

         Влада не столь сильно заморачивалась. Нэковские ушки и скалярные линзы с вертикальными зелеными зрачками частично придавали ей облик кошки, коей и пыталась стать Владлена на этот вечер.

         В принципе, что можно ожидать от людей, которые видели празднование Ночи Всех Святых лишь в американских фильмах. Вполне приемлемый вид. Если учитывать, что сам видящий намазал лицо зеленовато-серой краской. От чего казался давно мертвым и, возможно, уже разлагающимся.

         – Привет, –  приветливо махнула рукой Архаина.

         Клин улыбался и сжимал в руке ладошку жены:

         – Ну что, идемте? Парад скоро начнется!

         И он был прав. На главной площади города уже столпилась туча народа. Каждый старался подойти как можно ближе к натянутым красным лентам, призванным изображать ограждение, отгораживающее зрителей от участников парада.  Началась толкучка. Кому-то наступили на ногу, кто-то зацепился за рядом стоящего и чуть не растянулся на земле, рискуя быть затоптанным. Держась особнячком, мы отвоевали свое место у ленты и на время затихли.

         На большом экране, висящим на здании возле площади появилось лицо мэра города. Женщина лет сорока провела рукой у губ, подавая знак молчать, и произнесла простую речь, состоящую из пожелания хорошо провести время.