Текст книги "Хозяин Тьмы. Сбежать от бывшего (СИ)"

Автор книги: Анна Солейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Мы с Рейвеном переглянулись – в его глазах было такое же недоумение, какое испытывала я. Я закусила губу и сжала руки в кулаки, опустив их по швам. Если мисс Браун сейчас меня выгонит – мне некуда будет пойти. А жить на улице… не очень-то приятно, даже если ты умертвие! Но ничего. Я выполню свою работу, чего бы мне это ни стоило.

– Преподобный… – начал Рейвен, но неожиданно его перебили.

– Да как вы можете так говорить! – возмутилась мисс Браун. Ее нежный тонкий голос звенел от возмущения. – Леди Фортескью спасла меня вчера!

Проповедник выглядел сбитым с толку. Он моргнул.

– Но… Это все уловки! – справившись с волнением, выпалил он.

Я вспомнила испуганный взгляд мисс Браун утром, то, как она пыталась подсунуть мне чеснок и крест, и отвела взгляд. Разумеется. Умертвие – всегда умертвие. До того, как я стала тем, кем стала, я сама думала бы так же.

Это понятно. Разумеется.

Но, провались все во Тьму, где же мне теперь жить⁈

Пауза затягивалась.

Надеюсь, мне дадут возможность собрать вещи хотя бы. В саквояже есть… кое-что важное.

– Леди Фортескью меня вылечила! – неожиданно отчеканила мисс Браун. – И она останется в моем трактире до тех пор, пока это необходимо!

Что?

– Но мисс Браун… – растерянно проговорил проповедник.

– Прошу прощения! Я должна вынуть тыквенный пирог из духовки!

Сказав это, она развернулась на каблуках и направилась к двери.

– Леди Фортескью, – произнесла она, подойдя ко мне.

Голос у нее от напряжения звенел, карие глаза смотрели прямо и зло.

В этот момент я поняла, что до сих пор стою у входа в гостиную.

– Прошу прощения, – выпалила я, отступив.

Опустила глаза и вздрогнула, увидев торчащую из кармана передника мисс Браун веточку – должно быть, она прятала венок из вяза и остролиста. Приворотный. Хотела околдовать проповедника?.. Судя по всему, колдовство здесь не нужно.

Когда мисс Браун вышла, я посмотрела на проповедника. Его лицо было злым, отчаянным, губы искривились, как у собаки, готовой зарычать. Секунда – и все исчезло.

– Мисс Браун!

Он бросился к лестнице, на ходу глянув на меня с отвращением.

Зазвучал торопливый удаляющийся топот, а затем хлопнула дверь, и все затихло.

Мы с Рейвеном остались в гостиной одни. Из окон сочился серый свет, комната тонула в нем.

Громко треснул камин, и я вздрогнула.

Рейвен смотрел на меня, не мигая, и не двигался с места.

Камин снова громко треснул.

Рейвен молчал.

Мне казалось, я могу прочитать то, что у него на уме. «Как у них все… запутанно». Это о мисс Браун и проповеднике.

Возможно, я ошибалась, и Рейвен думал совсем о другом.

Как и утром, он был одет в серый костюм, шелковый галстук был перехвачен рубиновым зажимом. Лицо было бледным и сосредоточенным.

«Но это опасно!» – прозвучал громкий возглас с нижнего этажа.

Грохот.

Мы с Рейвеном заговорили одновременно:

– Знаете ли вы, леди Фортескью…

– Мне кажется, что…

Мы замолчали.

– Говорите, леди Фортескью.

– Нет, сначала ты.

Рейвен помолчал, а затем подошел поближе.

– Знаете ли вы, что проповедникам Всевышнего нельзя вступать в брак.

Все это знали. Они отрекались от мирской жизни, чтобы посвятить себя служению Всевышнему.

– Да.

Рейвен усмехнулся и шагнул еще немного ближе ко мне. Я замерла, не в силах перестать рассматривать его лицо в тусклом сером свете. Он как будто постарел еще немного за то время, что прошло с утра, шрам на бледной коже обозначился ярче. Хотя такие сильные маги, как Рейвен, почти не стареют и живут намного дольше обычных людей.

Тогда что за глупости лезут в голову?.. Мерещится от усталости всякая ерунда.

– Но иногда им позволяют это, – уронил Рейвен, и я с трудом вспомнила, о чем мы говорили. – За особые заслуги. Перед Всевышним.

Мне снова показалось, что мы думаем об одном и том же.

О том, что, похоже… похоже, проповедник не только ненавидит нечисть, но и не гнушается использовать ее в своих целях.

Я сглотнула сухим горлом.

– Как обычный человек может призвать демонов? И… все остальное?

Рейвен протянул руку, я вздрогнула, но он всего лишь коснулся моих волос и снял с них сухой листок. Повертел его в руке и сунул в карман.

Меня окатило огнем, хотя в гостиной по-прежнему было прохладно.

– Это взаимосвязано, – сказал он. – Среди церковных документов есть… кое-какие, заслуживающие внимания. О том, как нащупать путь к Тьме. Описания ритуалов. Разумеется, кому попало их не показывают, но… они есть. При должном старании найти их может даже семинарист.

Рейвен замолчал. Я тоже молчала.

Если… если это и правда проповедник стоит за всем происходящим, то… нет, такого не может быть.

Я не могла разобраться с тем, что чувствую.

Выходит, совсем скоро мне придется уехать из этого города и – от Рейвена? Разумеется, я была рада тому, что мы докопались до сути, но… выходит, мы расстанемся намного раньше, чем я надеялась? Или опасалась? Провались все во Тьму! О чем я думаю.

Нужно дать знать дядюшке обо всем, что происходит!

И… перестать вести себя глупо.

Рейвен не знает кое о чем: о призраке. Работа еще не закончена. А мне уже пора бы включить мозги!

– Я должна идти. Переодеться, – выпалила я.

Звучало глупо, но мне нужно было к себе в комнату. Одной. Во-первых, связаться с дядюшкой. Во-вторых, убраться подальше от Рейвена.

Я заспешила вперед по коридору, вытащила из сумочки ключ и вставила его в замок. Рука дрожала.

Я изо всех сил старалась не смотреть на Рейвена, который последовал за мной и сейчас стоял так близко, что я чувствовала его тепло и то, как его дыхание касается виска.

Открыв дверь, я влетела в комнату и собиралась уже захлопнуть дверь, когда Рейвен удержал створку.

Какой же он сильный! Почему он такой сильный?

От страха по спине пробежали мурашки.

Захлопнув за спиной дверь, Рейвен шагнул ко мне и наклонил голову. Его взгляд пробежался по моей фигуре от пят до макушки, тяжелый и осязаемый.

– Мы не закончили разговор, Лиз.

– Мне нужно побыть одной, – проговорила я, отступив.

Рейвен двинулся вперед, не отводя от меня взгляда. Мне казалось, он не совсем понимает, что делает. Такого выражения лица, отстраненного, с застывшими глазами и сжатыми губами, я никогда до сих пор у него не видела.

От непонятно откуда взявшегося страха меня потряхивало, я пятилась и пятилась до тех пор, пока не уткнулась спиной в стену. Под затылком оказалась рамка картины, край которой больно воткнулся в кожу.

– Что ты… отойди! Рейвен! Ты меня пугаешь!

Крупная ладонь уперлась в стену у моего лица. Лицо Рейвена вдруг оказалось близко-близко, так что я смогла рассмотреть наметившуюся морщинку между бровей. Раньше ее не было.

– Что ты делаешь!

Рейвен дотронулся до ворота пальто, которое я не успела снять, и дернул его на себя.

– Прекрати!

Оторванные пуговицы с грохотом разлетелись по полу, Рейвен рванул на себя узел тонкого темно-синего шарфа, которым я каждый день закрывала горло.

И замер.

Я отлично могла представить, что он видит. Уродливую черную полосу, которая пересекает шею, шрам, который никогда не заживет.

– Отпусти! – вспыхнула я, но Рейвен удержал меня за плечо.

Пальцы свободной руки пробежались по шее, а затем легли мне на щеку и сжали подбородок, удерживая лицо на месте.

– Мы еще не закончили.

16.1

Мне казалось, у меня сейчас сердце застучит, так сильно я испугалась. Или дыхание собьется.

Но ничего такого не произошло, я по-прежнему не дышала, а кровь по-прежнему не текла по моим жилам.

– Когда ты получила этот шрам? – тихо спросил Рейвен.

– А ты когда получил свой? – я посмотрела на его щеку.

Он хмыкнул.

– Десять лет назад.

Я моргнула. Он продолжал смотреть мне в лицо. Тишина была такой, что я слышала тиканье часов. По коже от холода бегали мурашки.

– Как?

– Теперь твоя очередь отвечать на вопрос. – Он кивнул на мою шею. – Кто? Когда?

– Это два вопроса.

– Выбирай любой.

Тишина между нами сгустилась. Было страшно. Ужасно хотелось… как глупо.

Рейвен был так близко, и мне ужасно хотелось его обнять. Руки Рейвена… Я всегда себя чувствовала в безопасности, когда он меня обнимал. Казалось, что так можно спрятаться не только от вечерней прохлады или плохого настроения, но и вообще от всего.

Сейчас Рейвен был напряженным, злым, совсем чужим. Не таким, каким я привыкла его видеть, не таким, образ которого я хранила в сердце. Он был не похож даже на того лорда Тенербена, которого я впервые встретила на занятии в МагАк. Это был кто-то другой, намного более усталый, темный и грубый.

Несмотря на это, хотелось обхватить за пояс и спрятать лицо у него на плече. Услышать, как бьется сердце. Как от дыхания поднимается и опускается грудь. Вдохнуть поглубже запах сандала – интересно, Рейвен все еще пользуется таким же одеколоном?.. Неважно. Хотелось снова почувствовать его запах. Что-то теплое, пряное, немного – земля.

Хотелось… чтобы он тоже меня обнял и притянул к себе.

Ужасно хотелось увидеть его улыбку. Не одну из тех редких скупых ухмылок, а настоящую улыбку. Когда-то Рейвен был улыбчивым, но не многие об этом знали: я и несколько его близких друзей, а еще – родные.

От того, что ничего из этого невозможно, мне стало еще холоднее, чем обычно. Как раз этот момент Рейвен выбрал, чтобы прижать два пальца к моей шее, как будто хотел пощупать пульс.

От его прикосновения меня перетряхнуло.

– Ты ледяная.

– Я мертвая.

Стоило оттолкнуть его руку, но я скорее бы умерла во второй раз, чем это сделала.

Рейвен наклонил голову, рассматривая меня, как диковинный экспонат в музее.

– Ты не убиваешь людей.

– Рада, что ты заметил.

– Это не шутки, Лиз! – рявкнул он, ударив кулаком в стену в нескольких дюймах от моей головы. Я подпрыгнула от испуга. – Умертвия живут за счет магии Тьмы, заключенной внутри них, подпитывают ее, вытягивая силу из живых. Ты этого не делаешь и слабеешь! Вчера ты вылечила мисс Браун, сегодня – того мальчика. Ты после этого едва стояла на ногах! О чем ты думала⁈ Что будет, если ты высушишь себя до дна, ты об этом подумала⁈

– Это моя работа.

Взгляд Рейвена стал тяжелым.

– На то, чтобы упокоить самого слабого призрака, тоже нужны силы. Откуда ты их возьмешь, если все истратила, стремясь завоевать любовь горожан и исцеляя их от мелких ран?

От возмущения я несколько секунд не могла говорить.

– Не мерь всех по себе! Не знаю, в чем ты меня подозреваешь, но провались ты во Тьму, Рейвен! Мой внутренний резерв восстанавливается! Сам собой, со временем! Неужели ты думаешь, что эти пятнадцать лет я просто сидела на месте и ничего о себе не узнала, прежде чем прибыть сюда и объявить, что я могу помочь этому городу? Что ты…

Я не смогла договорить, потому что Рейвен схватил меня за шею. Не больно, скорее чувствительно. Его ладонь подрагивала.

– Ты умерла пятнадцать лет назад?

Я замерла.

Проболталась! Сейчас Рейвен поймет, что я умерла в день свадьбы, буквально – уже в церкви, в комнате, которая была отведена для невесты. Я был там одна, готовилась выйти в зал, поправляла фату, а потом…

От воспоминаний запекло глаза, хотя я и не могла заплакать.

Накануне свадьбы, примерно за месяц, мне вдруг стало страшно. Все говорили, что невесты всегда нервничают, но я чувствовала – это другое. Как будто надо мной и Рейвеном нависли тучи, и я не знала, как этому помочь.

Я поделилась своими подозрениями с Рейвеном однажды. Мы сидели в гостиной дядюшки, я вышивала, как того требовал этикет, Рейвен – делал вид, что читает. Жена дядюшки, Шарлотта, сидела у окна в дальнем углу комнаты и изо всех сил смотрела на сад, чтобы, с одной стороны, соблюсти приличия, с другой – дать нам побыть наедине.

«Ты боишься чего-то конкретного, Лиз?» – спросил Рейвен, отложив книгу. Он наклонился ко мне, чтобы его слова слышала только я.

Я покачала головой. Вышивка в моих руках смялась, хотя я все равно никогда не была в этом хороша, так что не особенно об этом жалела.

«Я не знаю, чего я боюсь. Просто… я чувствую, что… что это добром не кончится. Что будет… что-то страшное, понимаешь?»

Он нахмурился. От тяжелого взгляда серых глаз мне стало неуютно.

«Если ты скажешь мне что-то конкретное – я смогу решить твою проблему. Что бы это ни было. Но если это просто страхи… тебе не стоит придавать этому слишком большое значение. После свадьбы все уляжется».

«Но Рейвен…»

«Что?»

«Ничего», – пристыженно отвернулась я.

Не хотелось снова нарваться на лекцию о том, что я слишком полагаюсь на суеверия вместо того, чтобы мыслить здраво. Я отлично помнила обидные слова Рейвена о моем исследовании для дипломного проекта. Я усвоила уроки. Должно быть, я в самом деле просто нервничала.

И все-таки вечером накануне свадьбы я наняла кэб и рванула в дом Рейвена, хоть это и было вопиющее нарушение приличий. Я сказала, что беспокоюсь за него, что чувствую – вот-вот случится что-то плохое.

«Давай отменим свадьбу! Я люблю тебя, но… нам не стоит жениться, я чувствую! Случиться что-то плохое! С тобой, со мной… С нами обоими! Рейвен, послушай!»

«Тише, Лиз, – Рейвен схватил меня за запястья и привлек к себе. Он выглядел удивленным, но спокойным. Его сердце билось ровно. – Ты просто перенервничала, так бывает».

Он меня не услышал. Наверное, на его месте так поступил бы каждый мужчина, чья невеста перед свадьбой боится чего-то непонятного.

«Просто давай переживем этот день, Лиз, – сказал мне тогда он. – А потом – я обещаю, сделаю все, чтобы ты никогда, никогда ни в чем не нуждалась и ничего больше не боялась. Верь мне».

Как иронично, что как раз тот-то день я и не пережила.

– Лиз. – Рейвен наклонился ко мне, его дыхание, такое теплое, такое невероятно теплое, коснулось губ. – Скажи мне.

Серые глаза, обычно прищуренные, сейчас смотрели открыто, как будто Рейвен хотел впитать меня в себя целиком. Его рука по-прежнему лежала на моей шее и ощущалась очень горячей.

Глава 17

«Лиз. Скажи мне».

Слова Рейвена эхом отдавались от стен комнаты, у меня шумело в ушах от страха и от ощущения… тепла, которое я уже успела забыть. Тепла, которое шло от руки Рейвена, от его дыхания, его тела, даже, кажется, от его взгляда.

«Скажи мне».

Что он хочет от меня услышать?

Что я его не бросала? Что хотела бы быть вместе? Что люблю его больше жизни?.. В буквальном смысле.

Зачем ему об этом знать?

Что это изменит?

Ничего.

Я умерла! Умерла, Рейвен! Все кончено!

Хотелось прокричать ему это в лицо, но серые глаза смотрели внимательно, с какой-то непонятной, ужасной, выворачивающей душу наизнанку надеждой.

На что он надеется? Что изменится, если я ему все расскажу? Та история в прошлом, тот, кто виноват, – уже не потревожит ни меня, ни Рейвена. Все кончено.

Пятнадцать лет назад больше всего на свете я хотела, чтобы Рейвен жил, и жил счастливо. Того же я хочу и теперь.

В самые темные моменты жизни, когда мне казалось, что в мире не осталось ничего, кроме голода, меня держали на плаву только мысли о Рейвене. О том, что он жив, что я справилась. Иногда я мечтала о том, что он снова женился и завел детей, двоих, как он всегда и хотел. Не то чтобы я испытывала восторг, думая о женщине, на которой он женился, но… меня успокаивали мысли о том, что Рейвен счастлив. И что я сделала все, что могла, чтобы это было возможным.

Я его не видела со дня свадьбы, и ничего о нем не знала.

По правде говоря, я думала, что дядюшка упокоит меня сразу, как только увидит – такой. Умертвием. Я надеялась только на то, что он даст мне время рассказать ему кое-что важное перед этим.

Для этого я его и искала, и ждала, прячась в саду у дома. Внутрь заходить не решалась, потому что – там прислуга, там люди, огромная суета из-за сорванной свадьбы.

Люди – это голод. Я не была голодна в буквальном смысле, это был скорее голод по чему-то иному. По силе, наверное. Ощущения были такими, как будто я зимой бреду по заснеженной пустыне и никак не могу согреться, а люди, которых я встречаю, – они как огоньки, теплые, вкусные… Так хотелось впитать их в себя, погреться хотя бы немного.

Кажется, меня трясло.

Я почти ни о чем не могла думать, даже с трудом могла понять, что я погибла и что я – умертвие. Знала только, что я очень, крайне, невероятно голодна, а еще – что я должна во что бы то ни стало сдержаться и поговорить с дядюшкой.

Иначе Рейвен окажется в опасности, и произойдет непоправимое.

Голод, наверное, был обычным делом для умертвия. Я открыла глаза для новой жизни буквально спустя минуту после того, как из моей груди вырвался последний вздох.

Необычным было то, что я сохранила – как там дядюшка сказал? – самосознание. Я не забыла, кто я, не забыла свою прошлую жизнь и не забыла то, что было для меня важно.

«Это невозможно, Элизабет Фортескью! – воскликнул дядюшка после того, как я убедила его меня выслушать, прежде чем упокоить. Не то чтобы он обрадовался влезшей в его окно мертвой племяннице. – Это невозможно! За все время работы я ни разу не видел такого!»

«Мне плевать, что ты видел! – огрызнулась я на него в первый раз в жизни. – Рейвена могут убить, понимаешь? Сделай что-нибудь! Прошу! Спаси его!»

«Подойди ближе, ты правда мертва?»

«НЕ ДРАЗНИ МЕНЯ, ДЯДЮШКА! – из моего горла вырвался настоящий рык. – Мне даже в одной комнате с тобой тяжело находиться, настолько я хочу выпить твои силы и наконец согреться!»

«Но ты сдерживаешься. Потому что я твой дядя. Невероятно!»

«Я сдерживаюсь, потому что надеюсь, что ты поможешь Рейвену!»

Да, это было грубо.

Хорошему настроению и вежливости совсем не способствовало то, что я даже лица дядюшки толком не видела, как будто зрение перестало быть чем-то важным.

Я всего лишь чувствовала исходящее от него тепло и до потери контроля хотела быть к этому теплу ближе. Впитать его в себя.

Это было бы так просто…

Потом я много раз думала, почему все вышло так, как вышло. То, что я смогла сохранить себя, добраться до дяди и благодаря этому спасти Рейвена, я бы назвала не иначе как чудом.

Дядюшка отказался меня упокаивать.

«Ты моя племянница, Элизабет! И можешь мне не верить, но я люблю тебя! И ты пока – никого не убила. Формально у меня даже нет повода причинить тебе вред!»

«Но я умертвие!»

'Ничего не хочу слышать! – огрызнулся он. – Убьешь – тогда поговорим! А пока будь добра, спрячься! Прислуга вот-вот прийдет!"

Я видела только темно-зеленое пятно на его месте, как будто зрение расплывалось от голода. Спорить с дядей я не решалась. Пускай только сделает все, чтобы Рейвен был в безопасности. Я на все согласна.

«Всегда бывают исключения», – сказал вчера Рейвен.

Я стала этим исключением. Умертвием, которое может себя контролировать и не тянет силы из людей.

Стоп.

Я испуганно вздрогнула, сообразив, что только что едва не жмурилась, греясь в исходящем от Рейвене «тепле».

Нет.

Нет-нет-нет!

Я же не тяну из него силы?

– Лиз? – позвал Рейвен. – С тобой все хорошо? Ты как будто демона увидела.

Его голос звучал обеспокоенно, хотя всего пару минут назад мне казалось, что он зол на меня.

Кажется, нет, я не «пила» его.

Но где гарантия, что я удержусь, если он сейчас не уйдет? Может, мое желание его обнять, оказаться ближе и вдохнуть запах – не больше, чем ловушка моего изголодавшегося сознания?

– Что тебе сказать, Рейвен?

Он вздрогнул.

– Почему ты ушла, – выдохнул он. – Что произошло в тот день, на свадьбе. Почему все пошло не так?

Теплая рука коснулась моей щеки. Я закусила губу и отвернулась, чтобы сбежать хотя бы так от его взгляда, внимательного и отчаянного.

Если бы я могла сбежать и от теплого прикосновения его руки, которое буквально меня сжигало! Мне казалось, я уже чувствую это. Как сила Рейвена, такая сладкая и вкусная, перетекает у меня, сливается с моей. Как тепло пробирает меня до самых кончиков пальцев. Это чувство было похоже на то, какое испытываешь, когда смотришь на кусок вкуснейшего торта, буквально чувствуя сладость языком. Нет!

– Рейвен, уходи, – дрожащим голосом попросила я, глядя в пол. – Иначе я не сдержусь.

– Если ты думаешь, что я поведусь на твои уловки…

– Уходи! – воскликнула я, дрожа. – Упрямый ты вендиго! Я умертвие, разве ты не понимаешь⁈

– Меня не волнует, кто ты!

Голос Рейвена. Низкий, вибрирующий, он пробирал меня до самых костей. Я никогда такого не чувствовала.

– Держись от меня подальше! Не трогай меня!

Я всхлипнула, потому что не могла даже упереться руками в грудь Рейвена и оттолкнуть его. Он и так касался моего горла, моей щеки, и я боялась, что окончательно потеряю над собой контроль, если мы соприкоснемся еще хоть немного.

– Лиз?

Пожалуйста, не проси меня ничего рассказывать! Ты слишком близко, твоих глаз слишком много, а твои руки слишком теплые. Пожалуйста, уходи!

– Почему ты молчишь⁈ Скажи мне! – рявкнул Рейвен и вдруг сжал мои плечи, встряхнул меня, как куклу. Стало не просто тепло, а жарко. Нет! – Я заслужил правду!

«Почему все пошло не так?»

– Отпусти меня! Уходи! Иначе… – кажется, жар мне не чудился, а Рейвен, разозленный, не понимал, что находится на краю гибели.

– Скажи мне!

– Я полюбила другого! – выпалила я и закрыла руками рот.

Рейвен замер.

– Уходи! Уходи же! Не желаю тебя видеть! Уходи!

17.1

Последние слова я, кажется, прокричала, потому что мне вдруг стало так страшно не сдержаться и дать волю голоду. Как никогда страшно.

Почему он стоит? Уходи же, ну! Быстрее!

Что мне еще сказать, чтобы ты сбежал от меня и оказался в безопасности⁈

– Вот как, – тихо сказал Рейвен.

Его руки все еще сжимали мои плечи, и я боялась даже дотронуться до него, даже оттолкнуть, потому что казалось, еще секунда – и голод возьмет надо мной верх.

А я никогда и ни за что не причиню вред Рейвену!

Почему он так на меня действует? Я ведь научилась сдерживаться!

«Уходи», – хотела попросить я, но только сжала зубы сильнее и зажмурилась, пытаясь держать себя в руках.

Руки Рейвена разжались, и я сползла немного вниз по стене. Оказывается, он успел меня немного приподнять, так что я почти повисла в его руках. Сейчас каблуки ударились об пол с оглушительным в тишине стуком. Ткань тяжелой юбки зашуршала.

– Жаль, что этот другой не смог тебя защитить, – ответил Рейвен.

Я вздрогнула и посмотрела ему в лицо. Оно было спокойным, совершенно. Так Рейвен на меня смотрел, когда я подошла к нему после первого занятия в МагАк. Хотя даже тогда в серых глазах было больше эмоций.

Сейчас – ничего. Так смотрят на посыльного или случайного прохожего, к которому не испытывают ничего и лицо которого скоро забудут.

– Отдыхай, Элизабет. Надеюсь, наше прошлое не помешает работе, мне пригодятся свободные руки. За проповедником необходимо присматривать и продолжать беседовать с горожанами, собирать информацию. Пока я займусь этим, ты понадобишься мне, чтобы упокоить призраков и разобраться с другой мелкой нечистью, когда она появится. Если проповедник обратился к тому ритуалу, о котором я думаю… работы у нас будет много.

– Ритуалу? Какому ритуалу?

– Я объясню это завтра. Отдыхай, пока есть время. Доброй ночи.

Но сейчас еще день.

Наклонив голову в вежливом светском поклоне, Рейвен вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я сползла вниз по стенке, меня трясло, как лист на ветру. Обхватив себя руками, я изо всех сил пыталась согреться. Горло сдавливало от сухих рыданий, я даже заплакать не могла, вот ведь какая незадача. Умертвию слезы не нужны.

Холодно было так, как будто у меня сами кости замерзли. Это оттого, что Рейвен ушел? Или…

«Тебя, Элизабет».

Нужно думать о работе.

Не время раскисать.

С трудом поднявшись, я сделала три шага вперед и упала на колени перед камином. Отодвинула решетку из вороненой стали, потянулась за спичками и подожгла край бумаги для растопки, которая лежала, смятая, поверх поленьев.

Прошло несколько минут – и огонь весело затрещал, согревая жаром мое лицо и руки. Я села поудобнее, прижав колени к груди, и смотрела сухими глазами на пламя довольно долго. Конечно, не стоило так легкомысленно расходовать дрова, но… Мне необходимо было прийти в себя после разговора с Рейвеном.

Нужно узнать как можно больше о проповеднике. Во-первых, чтобы удостовериться, что именно он виноват. Во-вторых, НекроС нужны доказательства. Я не могу просто привезти дядюшке проповедника и сказать, что он причина происходящего. С нечистью как-то проще, у нее нет никаких прав. Человек, еще и человек Всевышнего, – это другое дело. Нужно действовать осторожно, чтобы у церкви не было причин предъявить претензию НекроС.

Во-вторых… откуда-то ведь взялась эта надпись на стекле? Может, речь шла о другой Элизабет?

Как бы то ни было, пока проповедник – единственная ниточка, которая у нас есть.

Я бросила неприязненный взгляд на закрытый саквояж.

Не хотелось мне иметь дело с тем, что внутри, но выхода, похоже, не было.

Мой дядюшка, кто бы мог подумать, реформатор. Поняв, что его племянница стала умертвием, мыслящим и созидающим, он всерьез озаботился изучением Тьмы и ее созданий.

«Я думал, что знаю о Тьме все! – вдохновенно вещал дядюшка, загибая вверх седой ус. – В конце концов, мне уже за сотню, и большую часть жизни я посвятил НекроС. Но я никогда не видел таких созданий, как ты, Лиз!»

«Отрадно слышать, что смогла вас порадовать, дядюшка», – ворчала я.

В то время, первые годы после смерти, я не понимала, зачем я вообще живу. Почему дядюшка отказывается меня упокаивать, зачем отвез в отдаленное имение, спрятал ото всех, а поначалу – заперся со мной там же, оберегая меня от самой себя, покупая в городе книги и привозя мне их, нанимая садовников, чтобы они посадили под окнами мои любимые розы.

«Не ерничай, – отмахнулся он. – Я всегда знал, что Тьма – это намного больше, чем о ней думают. Она конец и она начало, она – не добро и не зло, она – Тьма».

«Дядюшка, ты уверен, что не хочешь меня упокоить?» – с надеждой спросила я, потому что эту речь слышала уже не раз и не два.

Она была убийственно утомительной.

Сложно было сказать точно, что мы все подразумевали под словом «Тьма», говоря это. Это и то самое место, куда попадают все души после смерти, и сила, которая помогает некромантам справляться с нечистью и демонами, и та самая энергия, которая поднимает из могилы зомби, позволяет существовать и охотится умертвием, делает призраков жаждущими разговоров.

Это то, что пронизывает нас всех, что есть в каждом, что прячется в тенях и в глубине сердец. Тьма – это Тьма. И этим все сказано. В ком-то ее больше, в ком-то меньше. Тьма не делает нас хорошими или плохими. Это просто сила, которую необходимо направить.

Люди, одаренные даром Тьмы, некроманты, редки. Сильные некроманты, как Рейвен, – это сокровища для мест, где они родились.

Если, конечно, не решат использовать свои силы во зло. История хранила случаи, когда некроманты поднимали из-под земли целые армии и захватывали континенты с помощью такого страшного войска.

Их империи рушились после их смерти, потому что дар некромантии никогда не передавался по наследству, он вспыхивал, ярко, в самых непримечательных семьях.

Иногда это становилось проблемой, потому что дети, испуганные тем, что их слушается сама смерть, давили в себе этот дар сами или по указке родителей.

Некоторые боялись некромантов, конечно. Хотя чаще всего они заслуживали почет и уважение, потому что буфером стояли между живыми и мертвыми.

Дядюшка решил, что я, умертвие, создание Тьмы, одарена теми же силами, что и некроманты. Потому что во мне – та же энергия, энергия Тьмы.

Что, если направить ее в нужное русло?

«Ты сможешь работать в НекроС, Лиз, – предложил дядюшка. Мы сидели в пахнущем пылью кабинете старого поместья, между нами на столе горела свеча и бросала на стены рваные отблески огня и тени. – Мне не хватает рабочих рук».

Это дало мне надежду. Что я еще смогу сделать что-то хорошее.

Но сначала нужно было обуздать голод. Это… не было легко. Это и сейчас нелегко. Просто со временем я привыкла жить с ним. Смирилась с тем, что он никогда не уйдет. На это понадобилось много лет.

А дядюшка за это время… придумал еще один способ использовать Тьму.

Ох, знали бы церковники, что он творит!

Впрочем, его изобретение оказалось достаточно полезным. Хоть и проблемным.

Я встала, подошла к объемному саквояжу, стоящему у шкафа. Щелкнула тугой застежкой, отодвинула в сторону аккуратно сложенную одежду.

Туго завязанный мешок из черного шелка нашелся на самом дне. Я потянула за веревку, коснулась белой поверхности находящегося внутри предмета, прохладного и гладкого на ощупь.

– Наконец-то! – зазвучал капризный женский голос. – Я думала, умру во второй раз от желания настучать тебе по голове! Вот скажи на милость, девочка, ты совсем с ума сошла? Ты зачем своему Рейвену голову дуришь? Такой мужчина! Бегает за тобой! А ты⁈

Я вспыхнула. У какого-то дурацкого черепа забыла спросить! По задумке дядюшки, череп, в который помещена искорка Тьмы, должен был быть молчаливым средством связи. Один – у меня, один – у дядюшки. Между ними – натянутая нить силы.

Молчаливым.

Средством связи.

Кто же знал, что мы получим – такое!

Оказывается, череп, наделенный даром разговаривать, вполне себе сохраняет черты… бывшего владельца. Если это можно так сказать!

Понятия не имею, откуда дядюшка взял череп, который я держала в руках сейчас, но характер у него был препоганый.

– Если ты отказываешься от него, я заберу его себе! Только выпусти меня из этого мешка!

– Дай мне поговорить с дядюшкой! – возмутилась я и, взяв череп в руки, поднесла его к лицу.

Уставилась в темные провалы глаз.

Челюсть черепа щелкнула, он подпрыгнул в моей руке, рассыпав вокруг сноп золотистых искр.

Как будто готов был упасть на пол и катиться навстречу Рейвену.

– Куй железо, пока горячо, девочка! Ты что, не видишь, что он ради тебя на все готов?

– Я умерла, какое железо?

– Подумаешь! Я тоже умерла, а жизнь-то продолжается! Богатый! Красивый! Герцог!

– Ты же его не видела ни разу!

– Судя по голосу, красивый, – не смутился череп и жадно клацнул зубами.

Иногда мне казалось, что я вижу на месте этого черепа степенную женщину, дородную и хозяйственную, с острым носом и темными волосами. Мать нескольких дочек, которых непременно нужно выдать замуж поудачнее.

Вот только она не понимает, что у меня другая ситуация.

– Дай мне поговорить с дядюшкой! – твердо повторила я и коснулась костяного лба указательным пальцем.

Вот Тьма! Даже это крохотное приложение силы ощущалось чувствительно.

Если я не придумаю, как экономить энергию – мне придется туго.

– Лиз! – раздался радостный голос дядюшки, доносящийся откуда-то из глубины черепа. – Как на работе?

Глава 18

Я тряхнула головой и закусила губу, пытаясь отбросить все ненужные сейчас мысли.

Сосредоточься, глупая ты голова! Нужно думать о работе!

Череп клацнул зубами, и я вздрогнула.

«Такой мужчина! Бегает за тобой! А ты⁈»

Глупый череп!

Так, собраться.

Удача, что дядюшка ответил: значит, он один, у себя в кабинете и может говорить!