Текст книги "Замок ледяной розы. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Анна Снегова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Я резко отбросила одеяло, влезла снова в своё белое платье, провела пару раз щёткой по спутанным волосам и поскорее, пока не передумала, метнулась к двери. Потом на секунду затормозила и вернулась, чтобы подхватить шаль. Всё-таки Торнвуд прав – после захода солнца становится холодно.

Пока я ночным притихшим садом пробиралась на конюшни, моей решимости немного поубавилось. Но тревога за Вьюгу гнала вперёд по мокрой траве и запутанным тропам. К счастью, мои ноги сами припоминали дорогу.

Конюшни заметно расширились и обросли пристройками, но я уверенно направилась к центральному приземистому домику. Подняла тяжелый засов, толкнула половинки дверей и вошла, настороженно озираясь и пытаясь привыкнуть к темноте.

По счастью, источник света быстро нашёлся. В левом дальнем углу мягко переливалось серебристое сияние. Свернувшийся калачиком Снежный поднял свою большую красивую голову, украшенную великолепными ветвистыми рогами. Посмотрел на меня снисходительно пару мгновений, потом лениво моргнул и снова улёгся досыпать на травяную подстилку. Рядом с ним в тени угадывалась гора свежего сена, до меня доходил его умопомрачительный аромат.

– Вот же соня! Совсем как твой хозяин.

Снежный невозмутимо фыркнул и дёрнул ушами, не открывая глаз.

Но всё-таки, где же Вьюга? Она ведь должна быть здесь! Я помнила, что олени отказывались разлучаться надолго и всегда держались рядом. Животные всё-таки мудрее людей.

А потом я заметила её и скорее подбежала, бросилась рядом на колени.

Моя олениха лежала на охапке сена у правой стены, и неудивительно, что я её не сразу заметила. Она совершенно не светилась! Её шерсть была очень тусклой, как потемневшее от времени серебро.

Я гладила её по голове и называла всеми ласковыми словами, какие только могла вспомнить, пока она не открыла свои сапфировые глаза и не положила морду мне на плечо, тихо пофыркивая.

Мы сидели так долго, прижавшись друг к другу и ведя безмолвный разговор. От моих прикосновений к шерсти рождались серебряные искры и взмывали к потолку. И постепенно, секунда за секундой, ровное сияние разгоралось на кончиках копыт и рогов, растекалось по всему её телу.

Обняв за шею, я заставила Вьюгу подняться, и мы вместе сделали несколько кругов по широкому стойлу. С каждым движением к ней возвращалась твёрдость и грациозность поступи, а шелковистая шерсть сияла всё ярче. Моё белое платье словно тоже светилось в темноте, отражая лунный свет, падающий из открытых дверей.

Снежный пристально следил за нами, склонив голову.

И как оказалось, следил не только он.

Потому что ворох сена рядом с ним зашевелился и раньше, чем я испугалась, что там может быть крыса, из неё поднялся будущий хозяин замка собственной заспанной персоной.

Уселся посреди сена, как ни в чём ни бывало – в чёрных брюках и белой рубашке с непринуждённо расстёгнутыми верхними пуговицами. Облокотился на одно колено, упёр кулак в подбородок и улыбнулся мне до боли знакомой ироничной улыбкой.

– Так и знал, что не вытерпишь! Вот только чуть побыстрее ползти нельзя было – а, Черепашка? Я успел заснуть, пока тебя ждал.

Глава 3

Наверное, я очень сильно испугалась в тот момент. Это всё от неожиданности, абсолютно точно! Потому что сердце на миг словно остановилось, а потом принялось навёрстывать упущенное с такой скоростью, что, думаю, чуткий Снежный услышал его аж на противоположном краю конюшни.

Но вредный олень даже ухом не повёл – он продолжил спать, и на его невозмутимой морде было написано: «разбирайтесь сами между собой, люди!» Даже Вьюга опустила голову и принялась как ни в чём не бывало собирать с пола какие-то клочки сена. Животные никак не хотели мне помочь – было полное ощущение, что мы с Роном здесь совершенно одни в этот ночной час.

Я нервно поправила шаль, сползшую с плеча. Так, а в каком виде сейчас мои волосы? Какой чёрт меня дёрнул оставить их распущенными?! Отчего мне так хочется сбежать – а останавливает лишь то, что в таком случае меня точно сочтут неисправимой трусихой?..

И почему у меня такое чувство возникает, глядя на Рона, выбирающегося из сена и стряхивающего с себя мелкие травинки… ловящего моё смущение пристальным и самую чуточку лукавым взглядом… на притаившуюся в уголках его губ улыбку… что для него все мои метания и панические мысли – как открытая книга?

Когда он приблизился, я спряталась за спину Вьюги, оставляя её щитом меж нами. Потому что, если он остановится на расстоянии такого же короткого шага, как днём при встрече – мои нервы не выдержат. Я точно убегу! Или… Или протяну руку и вытащу эту ужасно раздражающую меня травинку, что запуталась в его тёмных волосах.

– Я пришла навестить Вьюгу! – почти с вызовом прервала молчание я.

– Я вижу, – отозвался Рон, посмеиваясь.

– Она болела!

– Я знаю.

– Её надо было лечить!

– Ты совершенно права.

На этом фантазия у меня закончилась, и я замолчала, чувствуя себя полной дурой.

Рон рассмеялся и положил руку на загривок Вьюги. Я свою ладонь, напротив, поскорее оттуда убрала, стягивая концы шали плотнее.

– Прости, Черепашка, не удержался! Ты слишком забавная, когда злишься. А у меня слишком хорошее настроение сегодня, чтобы быть серьёзным.

Он ласково провёл ладонью по шее Вьюги, и она отозвалась тихим пофыркиванием.

– Но всё-таки, если серьёзно… Спасибо тебе.

Я осторожно заглянула ему в глаза, опасаясь снова какого-то подвоха. Но в них неожиданно не оказалось и намёка на шутку.

– Это ещё за что?

– Как – за что? Вылечила нашу девочку. Каюсь – слишком редко бывал дома в последнее время. Поздно спохватился, что с ней что-то не так. Чего только не перепробовал! Но, кажется, у нас с ней была одна болезнь на двоих. Называлась тоска. И лекарство, похоже, оказалось тоже одинаковым.

Я стиснула край шали до боли в костяшках. Спрятала лицо и промолчала – молчанием, как привычным панцирем, скрывая смятение.

Что стоит за этими его словами? Очень много или, напротив, легкомысленно мало? Могу ли я им верить? Теперь, спустя столько времени – уверена ли я, что знаю человека, стоящего передо мной?

А потом мой взгляд вдруг поймал странную, насторожившую деталь.

Серебристый отблеск, промелькнувший в вороте его белой рубашки.

Он что-то носил на груди – что-то серебряное. Прятал под одеждой. И это могло быть всё, что угодно – вот только на память болезненно-остро пришло воспоминание об Эмбер и о медальоне на её груди, который она использовала для связи. Эта мысль ударила в меня больно – до холодной дрожи в сердце и онемения в кончиках пальцев.

Рон вздохнул.

– Всё молчишь… Жалеешь, что приехала сюда? Жалеешь, что вернулась?

– Нет! – я вскинула голову и ответила, кажется, слишком резко и запальчиво, потому что он снова улыбнулся – такой удивительно тёплой улыбкой, что мне захотелось к ней прикоснуться, чтобы согреть замёрзшие пальцы.

– Ну так может, прокатимся? Мне охота тебя растормошить как-нибудь, чтоб перестала смотреть на меня, словно перепуганный злой котёнок. Да и Вьюге не мешало бы проветриться. Снежный вон – тоже застоялся!

         Ох, как же искушал меня его взгляд! Как хотелось забыть обо всём, вскочить на спину любимице и умчаться без оглядки в ночь… с ним. Чтобы только ветер в ушах – и забыть обо всех тревогах, забыть об этих проклятых семи годах, как будто их и не было вовсе…

Вот только я больше не маленькая десятилетняя дурочка. И не имею права вести себя так, будто кроме нас во всём мире никого нет. Свои поступки я обязана тщательно взвешивать – и задумываться о том, как они выглядят со стороны. У ошибок теперь совершенно другая цена.

         – Я не могу. Посреди ночи слишком рискованно. Нас могут увидеть и неизвестно что подумать. Тебе-то всё равно, а девушка моего возраста обязана заботиться о своей репутации.

         Рон иронично выгнул бровь. Кажется, я смогла его удивить – он явно ожидал другого ответа. Пусть привыкает! Неужели думал, что может выбросить меня из своей жизни на целых семь лет – а потом просто сделать вид, что всё по-прежнему?..

  – Тресни меня чем-нибудь по башке, Черепашка! Я в кои-то веки готов хоть в чём-то согласиться с Эдом. И куда же делась та бесстрашная малышка, которую я запомнил?..

         – Она выросла. Она больше не та, что раньше. Теперь она лучше понимает, какие последствия бывают у необдуманных поступков.

         Я умолчала, что только вот по-прежнему не знаю, что делать, когда необдуманные поступки хочется совершать так невыносимо. Когда у слов «необдуманные поступки» появляется лицо – которое приближается к тебе так близко. Потому что Рон вдруг подался вперёд, одну руку небрежно облокотив о спину Вьюги, которая отнеслась к подобному нахальству совершенно невозмутимо, а другой схватил моё правое запястье.

         – Говоришь, не та, что раньше? Сейчас проверю.

         – Ч-что ты…

         – Ш-ш-ш!

         Одно точно не изменилось. Его голос на меня действует гипнотически. Даже если всё делаю наперекор, в глубине души мне всегда хочется быть с ним Очень Послушной Девочкой.

         Пальцы на моём запястье задержались на секунду на пульсе, потом спустились ниже и прочертили извилистую линию на ладони. Медленное движение большого пальца по коже, почти невесомое, заставило меня вздрогнуть всем телом. Я попыталась вырваться, но меня никуда не пустили. Рон как будто нащупывал на моей ладони какие-то точки… и пересчитывал их.

         – Одна, две, три… Пять. Все на месте!

         – Ты с ума сошёл?! Что ты там считаешь?!

         – Шрамы. От шипов. Те, что ты получила в ночь Праздника ледяной розы много лет назад, когда голой рукой схватилась за цветок. Помнишь? Я собственными руками вытаскивал шипы. Так и знал, что следы никуда не денутся. Вот видишь? А ты говорила… Ты всё та же моя Рин!

         Это преступление. Самое настоящее. Говорить такие вещи таким голосом. Я опустила голову, чтобы скрыть выражение лица. Слишком сильно нахлынули воспоминания. И те чувства, что испытывала тогда – вдруг очень живо вспомнилось, как он перевязывал мне руку своим носовым платком. Как целовал мою раненую ладонь. И его сбитые в кровь костяшки пальцев – он ведь пытался выбить дверь своей комнаты в ту ночь, чтобы не дать мне сделать это, я уверена…

         Воспользовавшись моим смятением, Рон продолжил исследовать мою руку. И далась она ему!

– Правда, и кое-что новое тоже появилось…

Его палец осторожно коснулся мозолей на моей ладони. Рон нахмурился.

Что ж – очень жаль, если это покоробило благородного графа! Я дёрнула руку изо всех сил, но его хватка только стала сильнее. Да что ж это такое-то! Его поведение переходит всякие границы приличий!

– Ну прости, если разочаровала! – сердито проговорила я, сдувая упавший на лицо локон. – Сожалею, что моя кожа не такая нежная и ухоженная, как у тех барышень, с которыми ты привык танцевать на балах!

– Что за чушь ты мелешь, Рин? Ты понятия не имеешь, к чему я привык. Ты понятия не имеешь, в каком аду я провёл эти семь лет!

Он сжал мою руку почти со злостью. А в чёрных глазах зажегся незнакомый мне огонёк ожесточения. Таким я его ещё не видела. На секунду моё сердце дрогнуло от сочувствия… Но только на секунду. Я была слишком переполнена собственными эмоциями. Кажется, то, что копила в себе долгих семь лет, на мою беду сейчас собиралось выплеснуться в самый неподходящий момент.

– Ой, и в каком же это аду, позволь спросить?! Быть богатым наследником великолепного замка, женихом самой очаровательной на свете невесты – это тяжёлая ноша, я тебя прекрасно понимаю! Намаялся поди, бедный!

Я правда не хотела, чтобы это прозвучало так… ядовито. И с какой-то невысказанной обидой. Но получилось именно так. Всё-таки опасно долго сдерживать эмоции.

О, а вот этот взгляд я прекрасно помню! Рон посмотрел на меня так, будто решал – сразу шею свернуть, или дать ещё пожить немного.

– Ты не имеешь права так говорить. Ты ничего не знаешь о том, как я жил!

– Конечно, откуда мне! Может, и узнала бы, так ведь у меня даже весточки о тебе за все эти бесконечные годы не было! Мог бы хоть раз написать мне!

– Могла бы хоть раз приехать!

– Ты сам сказал мне уезжать!!

– Но не на семь же чёртовых лет!!

Мы стояли очень близко, разделённые лишь серебристой спиной мирно щиплющей сено Вьюги, – тяжело дыша и сверля друг друга бешеными взглядами. Наверное, со стороны выглядели как злейшие враги, которые давно не виделись и теперь обдумывают изощрённые планы мести.

Пользуясь моментом, я выдернула-таки руку и принялась сердито тереть запястье другой рукой. Пытаясь стереть его прикосновение, которое даже теперь жгло невыносимо. Добиралось до самого сердца – до той самой Рин, которой я до сих пор, оказывается, была, несмотря на все старания доказать обратное и ему, и самой себе.

Развернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Пожалуй, хватит с меня на сегодня. Рон молча смотрел мне вслед тяжёлым взглядом. Вьюга вопросительно фыркнула и, кажется, подалась за мной, но он обхватил её за шею и не пустил.

У самого выхода я затормозила, взявшись за дверцу. Несмотря ни на что, мне всё-таки не хотелось уходить… так.

– Можно… можно я буду иногда навещать её?

– В любое время дня и ночи, – буркнул Рон. – Это твоя олениха. Всегда была и всегда будет.

– Днём. Я приду днём, – поспешно ответила я.

И почему-то снова не могу уйти – стою на месте, как приклеенная, словно чего-то жду.

Рон вздохнул.

– Прости. Мне не следовало на тебя набрасываться. Ты абсолютно права – у тебя не было причин приезжать. Просто, наверное, всё это время я надеялся, что хотя бы ты отважишься на безрассудный поступок. И я действительно ничего тебе не писал. Рука не поднималась. А что я, по-твоему, должен был сказать в этих письмах? Да и по отношению к Эмбер это было бы неправильно. Кстати, Рин… Мне кажется, мы должны поговорить. Насчёт меня и Эмбер…

Но это имя по-прежнему вызывало во мне вспышку глухой боли. И я ни за что на свете не допущу, чтобы он это увидел.

– Меня это не касается! – поспешила перебить его я. – Какое дело скромной провинциалке с болот до помолвок сиятельного графа? Она скромно жила себе в глуши, именно там, где вы повелели ей быть, и занималась вышиванием! А если до неё и доходили придворные сплетни, она тут же затыкала уши, как и положено благовоспитанной юной леди!

Интересно, и где я сегодня забыла свои мозги? Ещё не успев договорить свою сумасбродную речь, поняла, что неосознанно вжимаю голову в плечи. Потому что кое-кто, кажется, начинает терять терпение, а я ещё помню, чем это чревато.

Но собирающаяся гроза почему-то так и не обрушилась мне на голову, хотя я прямо кожей чувствовала, как воздух вокруг потряхивают её разряды.

Когда после небольшой паузы Рон всё-таки ответил мне, его голос был до странности задумчив.

– Ещё кое-что не изменилось, Черепашка! Когда ты ведёшь себя так, я по-прежнему не знаю, чего мне хочется больше – открутить тебе башку или обнять.

Я споткнулась на пороге и едва не упала. В последний момент удержала равновесие и как можно скорее бросилась обратно в замок.

Потому что мне вдруг безумно, остро и сладко до боли представился именно второй вариант.

Глава 4

Насколько я помнила, Рон предпочитал вставать рано, поэтому на следующий день специально просидела в комнате почти до обеда, не высовываясь, только чтобы не пересечься с ним в коридоре. Была уверена, что это будет очень неловкая сцена.

Как мышка выскользнула наружу лишь ближе к одиннадцати, прислушиваясь к тишине за соседней дверью… Чтобы почти нос к носу столкнуться с Эдом, выходящим в длиннополом атласном халате из своей комнаты. Он сонно зевал и почёсывал лохматую белобрысую шевелюру.

– Какой приятный сюрприз, Кэт! Как спалось на новом старом месте? Слышал, вчера был какой-то переполох.

Да что ж такое, опять он пялится! Правда, положа руку на сердце, Рон тоже ещё как пялился на меня вчера – видимо, я и впрямь так изменилась за семь лет. Оставалось надеяться, что не в худшую сторону. Но взгляд Рона почему-то не так раздражал…

Возможно, дело в том, как именно смотреть. И куда. Я порадовалась, что моё бежевое домашнее платье было достаточно скромного покроя, хотя и облегало, стараниями маменьки, всё что нужно.

– Доброе утро, Эдди! Надеюсь, ты слышал последние новости. Скоро в этом коридоре станет куда оживлённее.

– А ты, я гляжу, этому рада? Эх, Кэт, Кэт – ты разбиваешь мне сердце! Неужели с такой спокойной душой отдашь меня на растерзание всем этим девицам?

Я застыла на месте, поражённая самолюбованием в его тоне.

– Как-нибудь переживу! Эд, позволь пройти – я вчера так и не поужинала толком, а сегодня ещё и завтрак проспала… Пойду на разведку, может на кухне что-то осталось. Жуть как рада, что там до сих пор хозяйничает миссис Торнвуд. Она всегда меня балует.

– Только не позволяй ей закармливать себя пирожками – не хочу, чтобы ты испортила свою прелестную фигурку!

Я не нашлась, что ответить на подобную возмутительную реплику, и поспешила поскорее ретироваться.

Уже на лестнице столкнулась с запыхавшейся Мэри.

– Мисс Кэти!.. Ох, то есть мисс Лоуэлл…

– Мэри! Мы знаем друг друга тыщу лет! Ты что… – перебила её я. Она широко улыбнулась, но улыбка тут же погасла.

– Там это… Хозяйка вас к себе вызывает. В свои покои. Это на втором этаже, я провожу, – и она смущённо отвела взгляд.

Как-то мне сразу это не понравилось. Совершенно. Но делать нечего, идти придётся.

– Что вы делали ночью на конюшне?

Такой вопрос с порога совершенно вышиб меня из колеи. Я застыла, вцепившись в складки платья.

В этой комнате я не была ещё никогда. Большая, раза в три больше чем те, что у меня и у Рона. Задёрнутые шторы бордового бархата создают полумрак. Запах роз и лекарств, шикарная белая мебель с позолотой, здоровенная кровать с балдахином, на которой на высоких подушках возлежит графиня – в чём-то белом и кружевном, мерно проводя тощей, как куриная лапка, рукой по спине маленькой кудрявой собачки.

– Мне повторить вопрос, или так и будете таращиться на меня? До чего неприличное поведение. Впрочем, чего ещё ждать от вас…

Присесть, естественно, не предложили. Впрочем, мне совершенно не хотелось приближаться, и я воспользовалась этим, чтобы так и остаться стоять у выхода. Как будто это могло спасти от унижения, которое, я чувствовала, только начинается.

Ну что ж… От меня по-прежнему ждут ответа на вопрос. Хотя графиня даже не смотрит в мою сторону, поджав узкие губы и занимаясь исключительно своей собакой.

Лучшим ответом будет правда. Мне даже не придётся лукавить… если она не начнёт расспрашивать дальше.

– Я ходила на конюшни, чтобы проведать, как там моя… как там олениха. Прошу прощения, миледи, это было неучтиво с моей стороны, появиться там без разрешения хозяев! Больше подобное не повторится.

Интересно только, откуда она знает. Впрочем, учитывая, что окна её спальни выходят в парк, скорее всего увидела меня…

– Я очень надеюсь на то, что не повторится. Потому что вы завтра же соберёте свои вещи и покинете Замок ледяной розы.

– Простите?

Мне показалось, я ослышалась. Наверняка ослышалась. Ведь она не может всерьёз?..

– У вас плохо со слухом, милочка, а не только с воспитанием? Я сказала, вы покинете замок как можно скорее!

– Миледи, если дело в моих неуместных ночных прогулках, то заверяю…

– Хватит! Я не стану слушать ваших оправданий! – графиня наконец-то соизволила поднять на меня взгляд, и я увидела в нём презрение. – Я прекрасно видела своего сына, возвращающегося в замок тем же путём, что и вы, через какие-то считанные минуты. Какое бесстыдство!

Я похолодела. Сбывались мои самые страшные кошмары. И бесполезно теперь уверять, что мы всего лишь поговорили. И даже не по моей инициативе. Мать Рона подумала то, что подумала.

И возможно, мне стало бы так стыдно, что я покорно дала бы своё согласие и прямо из этой комнаты отправилась собирать свои вещи… Но она продолжила.

– Я помогу вам принять единственно верное решение и перестать беспокоить нашу семью своим присутствием.

Графиня потянулась и вытащила из-под соседней подушки маленький холщовый мешочек коричневого цвета. Бросила его на тумбочку у кровати. Он тяжело звякнул.

– Здесь достаточно, чтобы ваша семейка безбедно существовала ближайшие пару лет. Пока вы найдете мужа себе по статусу. Неужели вы и правда думали, маленькая глупая хищница, что можете всерьез рассчитывать на графа? В этот замок приглашены самые родовитые и достойные невесты королевства! Рядом с ними вы… как бездомная дворняга возле породистой суки.

И она снова любовно прошлась по шерсти своей болонки, слабо завилявшей хвостом в ответ.

А у меня, кажется, кровь так быстро отхлынула от сердца, что оно совсем забыло, как биться, и закружилась голова. Вот только поднявшаяся откуда-то со дна души волна горечи заставила вдруг совершенно потерять страх.

– Так зачем же было приглашать в свой великолепный замок такую, как я? – очень тихо, но отчётливо спросила я.

Графиня подняла на меня удивлённый взгляд. Впрочем, удивление в её бесцветных голубых глазах очень быстро сменилось ядовитым и ожесточённым выражением.

– Я вас не приглашала. Это сделал мой глупый недальновидный супруг, после того, как Рон поставил мне ультиматум – он соглашается на «парад невест», как он выразился, только если там будете присутствовать вы…

Так вот на что намекал тогда граф в письме! Вот как она убедила Рона.

Нет, всё-таки зря леди Винтерстоун так про графа. Кто ещё из них глупее. Если бы я и вправду была такой, какой она меня считает, то известие о том, что Рон так настаивал на моём присутствии, очень бы меня воодушевило.

Вот только от этих слов, что вырвались у графини в порыве возмущения, мне вдруг и правда стало теплее. Как будто Рон положил руку мне на плечо и снова спросил, куда делась та храбрая Черепашка, которую он помнил. Если мой друг так хотел видеть меня… то не всё ли равно, что думают другие?

Я расправила плечи и вздёрнула подбородок.

– А раз пригласил меня Его светлость, то и уеду я тогда, когда мне прикажет граф! В ту же секунду и безо всяких унизительных компенсаций. Понятия не имею, что вы обо мне подумали, но мне совершенно не нужны ни титул, ни замок, ни богатства вашего сына… – Я хотела было добавить «ни он сам», но на этих словах меня язык отказался слушаться почему-то. – Так что свои деньги можете оставить себе. Вдруг пригодятся прикупить очередную породистую суку!

Прежде, чем поняла, что именно сказала, я развернулась и бросилась вон из комнаты, не дожидаясь соизволения графини и стараясь не видеть, с каким лицом она на меня пялится. А пялилась она с таким, будто её сейчас хватит удар.

Уже не помню, куда я там шла утром, но сейчас стремглав побежала обратно в свою комнату.

По лестнице поднималась, вцепившись в перила так, словно боялась – отпущу на мгновение и улечу, такая болезненная пустота разрасталась внутри.

И в этот миг гулкое эхо, отражаясь от каменных стен, донесло разговор двух девушек, что торопливо спускались по лестнице где-то подо мной, шурша платьями.

– …быстрей свои ленты завязывай!..

– Да погоди ты, узел…

– Без тебя сейчас уйду!..

– Лили, да скажи хоть – куда мы так спешим?..

– Я узнала потихоньку, где проходят тренировки!..

– Да ты что!!..

– Тс-с-с-с! Дурочка… Узнала, узнала! Только прятаться надо за деревьями. Увидят – прогонят!..

– Мечи?..

– И мечи, и луки, и много чего еще! А главное, девчонки рассказывали…

Раздается глупое хихикание, и дальше она продолжает страшным шёпотом:

– …что граф предпочитает тренироваться без рубашки…

И они снова смеются, а голоса затихают.

Гулко хлопает входная дверь.

Кажется, только этого гвоздя и не хватало в гроб моего душевного равновесия.

Добравшись, наконец, до своей комнаты, я закрываю дверь на ключ и с ногами забираюсь в кресло у окна, обхватив руками плечи и пытаясь унять дрожь.

В комнате я просидела до самого вечера, ежеминутно ожидая, что ко мне придут с официальным повелением от графа убираться из замка. Но его почему-то не поступило.

Аппетит пропал, и мне хватило пары яблок, заботливо припасённых в дорогу в багаже, который я так и не успела разобрать. Может, и к лучшему, что не успела?..

В конце концов я поняла, что если не выйду из комнаты, совершенно перестану себя уважать. Да и отец непременно заметит моё отсутствие на танцах, что планировались в бальном зале этим вечером, и явится узнать, что стряслось. И что я ему скажу? Что в первый же день пребывания в замке умудрилась опозорить нашу семью?

Уж лучше я умоюсь как следует, причешусь, надену самое нарядное платье и отправлюсь навстречу своим страхам с открытым забралом. Хуже, чем есть, мне уже вряд ли будет!

Зря я так подумала.

Глава 5

Платье немного придало мне уверенности. С ним мама особенно расстаралась. Вот уж кто бы прекрасно понял все намеки графини насчет охоты за наследством! Но как же они с ней похожи, на самом деле… Даже странно, что тогда, много лет назад, совершенно не сошлись.

Нежно-зелёное, с высокой талией и короткими рукавами, оно было украшено белым кружевом по округлому вырезу – достаточно скромному, чтобы я на него согласилась, и достаточно глубокому, чтобы удовлетворить мою маменьку.

С причёской мудрить не стала. Привычный низкий пучок оживила лишь тонкой ниткой жемчуга, вплетя её в волосы – мать отдала свои лучшие украшения, собирая меня в поездку, на которую она возлагала такие надежды.

Парочка более крупных жемчужин в уши, постараться не думать о том, какой бледный и встревоженный вид имею – и вперёд, на амбразуры! Под отравленные стрелы чужих ядовитых взглядов.

На секунду замираю на пороге, прежде чем выйти.

Отчего-то, как прилив неудержимо и властно, меня охватывает предчувствие, что этот вечер станет важной точкой на линии моей судьбы.

Нет – меня не стал никто сверлить глазами, как только я вошла в бальный зал, уже полный гостей, музыки, блеска и красок. Все многозначительные девичьи взоры достались Рону, который стоял на противоположном конце зала, поглощённый разговором с каким-то седовласым старичком почтенного вида.

Зато к нам с отцом немедленно подошёл граф Винтерстоун. Его внушительная сухопарая фигура с идеально прямой осанкой была облачена в белое, на груди – синяя лента с орденом Многоцветной розы. Семь лепестков, каждый окрашен в цвета одного из замков, ранее существовавших в Королевстве.

– Дружище, ты как раз вовремя, чтобы спасти мою бедную голову от невыносимой головной боли! Все эти юные леди трещат как сороки – я теперь лучше понимаю Рональда, когда он отказывался наотрез сюда приезжать. Надеюсь, хотя бы Кэти нравится праздник. Где она, кстати?

Папа ухмыляется в усы и подталкивает меня вперёд, тем самым лишая шансов спрятаться среди гостей и не попадаться на глаза графу, как я надеялась. Разумеется, тут же вежливо улыбаюсь и учтиво приседаю. И тут вдруг замечаю неподдельное изумление в глазах графа, на которое отец немедленно откликается.

– Моя малютка Кэти… эм-м-м… семнадцатилетняя малютка Кэти, – представляет меня отец, положив руку на плечо.

А граф меж тем смотрит на меня… очень пристально так смотрит… потом оборачивается и, кажется, бросает изучающий взгляд на своего сына. А потом снова на меня.

В глазах графа появляется лукавый огонёк.

– Так-так… значит, вот оно что! Что ж, теперь для меня, наконец, кое-что проясняется во всей этой долгой и запутанной истории. Дружище, а не пойти ли нам поболтать по душам, как в старые времена, за рюмочкой чего-нибудь эдакого?..

Граф хватает отца, и они уходят. А я остаюсь одна и смотрю ошарашенно им вслед.

Нет, ну кто так делает? Я одна посреди бального зала с морем гостей, где никогошеньки не знаю, и теперь…

Не успеваю додумать свою мысль, потому что Рон коротко кланяется своему старичку, прекращает разговор и идёт прямо на меня, рассекая толпу. По идеально прямой и абсолютно ясной траектории. Великолепный в своём чёрном сюртуке, которому он не изменяет даже на балу.

Но как же я понимаю в этот момент всех этих девчонок с горящими глазами, прячущих улыбки за веерами или пытающихся попасться ему на пути! Сама против воли залюбовалась. Вот только я единственная в этом зале, кому нельзя смотреть на него так. Слова графини были обидны и несправедливы, но в одном она права – я здесь лишняя. Моё присутствие на этом балу – случайно сбывшаяся грёза, которая развеется как дым и останется лишь горьким воспоминанием всего через неделю, когда мы с отцом вернёмся домой. Я не имею права пускать эту грёзу себе в сердце и верить ей, иначе она разорвёт моё сердце изнутри. Потом, когда сказка закончится.

И я стараюсь скорее отвести глаза. Срочно уйти с траектории его движения, которая читается так очевидно… и так явно для всех, кто находится сейчас вокруг.

Надо срочно искать отца! В конце концов, не танцевать же я сюда…

– Рин, я вообще-то терпеть не могу все эти балы и танцы – но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Потанцуешь со мной?

Вот так вот. Первое же попадание на амбразурах – точно в цель. До мелкого-мелкого крошева, в которое превратились сейчас все мои мысли и благие намерения.

А ещё он снова пренебрегает всеми правилами приличия. Потому что стоять так близко к девушке, даже на балу и в толпе – совершенно не позволительно по этикету. Что бы там ни думала про меня его маменька, а ему я обучена неплохо. Честно говоря, все эти правила зазубривала с особым увлечением. В конце концов, надо же знать, что нарушаешь…

И я уже поднимаю взгляд, чтобы заблудиться в его ответном, который будет тёплым и смеющимся, я чувствовала…

Но наталкиваюсь на другой – холодный, прожигающий, ненавидящий меня.

В нескольких шагах за спиной Рона стоит его мать. Великолепный наряд из золотистой парчи отражает блеск светильников. Бриллианты и рубины. И выражение «я так и думала» на породистом лице.

Как ведро холодной воды на голову.

Отрезвляет немедленно. Стряхивает глупое ощущение сказки, которому я всё-таки пусть ненадолго, но поддалась. Не даёт мне забыть, что здесь я – неуместна, как ромашка среди роз, и что эти семь лет и замку, и его обитателям прекрасно жилось без меня.

Смотрю на Рона и кусаю губы. Чувствую, как по сердцу разливаются незнакомый холод и чувство опустошённости. Мне отчего-то горько в этот момент. Только посмотрите на него – такой красивый, такой уверенный в себе… По глазам видно, убежден в моем согласии. Потому что как же иначе, разве может быть иной ответ – это же он! И ничего, что оставил меня одну на бесконечные семь лет. Я должна всё забыть и упасть ему в руки из-за одной-единственной улыбки. А самое страшное, что вдруг понимаю – я действительно в шаге от того, чтобы так и поступить. Потому что эта его улыбка – вполне достаточная причина. Потому что мне мучительно хочется оказаться там, в центре бального зала, в кольце его рук, и хотя бы один-единственный раз узнать, каково это.