Текст книги "Замок ледяной розы. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Анна Снегова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

         – Рин! Не лезь. Мы сами разберёмся. Это мужской разговор.

         Ух и мрачным взглядом смерил он собаку! Мне как-то сразу поплохело. Я послушно сделала шаг в сторону.

         Рон невозмутимо пошёл вперёд, не сводя с пса тяжёлого, давящего взгляда. Рычание становилось всё громче, Светлячок обнажил здоровенные клыки в угрожающем оскале. Как-то мне всё это совершенно переставало нравиться.

         И когда рык поднялся до совсем уж опасных нот, перешёл в срывающийся лай, Рон остановился. Нависая всем своим ростом над собакой, которая постепенно теряла в размерах, становилась меньше. Скоро это было уже обычный, хоть и крупный, пёс – но никак не здоровенный лось.

         Рон молчал. Просто молчал и смотрел на него. И взгляд этот был такой… у меня сердце в пятки ушло. Я уж не знаю, что там чувствовал Светлячок, но я перепугалась Рона до чёртиков. Не хотела бы я, чтоб когда-нибудь такой взгляд он направил на меня.

         Рычание становилось всё тише и тише, и наконец совершенно умолкло.

         – Лежать! – резкая команда в тишине.

         И пёс послушно ложится.

         Я выдохнула и только тут поняла, что всё это время забывала дышать.

         – Кто теперь вожак?

         Тихое поскуливание, уши прижаты.

         – То-то же.

         Рон опустил руку и почесал пса за ухом. Тот слабо завилял туда-сюда пушистым хвостом.

         – Гуляй!

         Светлячок послушно вскочил и отбежал в сторону.

         А Рон подошёл ко мне, теперь, наконец, беспрепятственно, и положил руки мне на плечи.

         – У тебя испуганное лицо. Сильно боялась?

         – Тебя – немного… – шепчу бессвязно и сама себе удивляюсь. Но когда у Рона такое лицо, мне хочется пойти гулять куда-нибудь подальше, как Светлячку.

         Неловкую сцену прерывает приближение Олава и его мамы.

         – Вы оттуда? Сверху? – взволнованно спрашивает женщина, с надеждой всматриваясь в нас своими огромными лучистыми глазами, которые одни кажутся живыми на её бескровном лице.

         – Да. Мы пришли… – собираюсь пояснить я, но она перебивает.

  – Это значит, ещё одна печать разрушена?

         – Ну… да! Я её того… сломала в общем.

         – Значит надо спешить! Арвла… живой камень, охраняющий все входы в нижний мир, реагирует на такое, как бык на красную тряпку! Она взбесится! Нужно попытаться выйти на поверхность, пока есть такая возможность – скоро станет уже поздно. Вы ведь возьмете нас с собой?

         – Конечно. Мы за этим и пришли. – Это уже Рон вступает в разговор. – Правда, по дороге ещё и пополнили наш зверинец, ну да всё к лучшему, надеюсь. Так что хватит болтовни, детали расскажете по дороге.

         И мы поспешили в обратный путь, сопровождаемые задорным лаем Светлячка, который эхом отражался от неподвижных урглов. И камни казались ужасно удивлёнными тем, что кто-то осмеливается нарушить их привычную тишину.

         Наверное, больше удивленными казались только аграллахи, которые снова сбросили свою маскировку и молча смотрели нам вслед, неподвижно стоя у подножия скал и раскрыв рты.

Глава 17

         Ох, мама Олава оказалась права!

         Чёрная гадость под мостом встретила нас разъярённым ворчанием. Она то и дело вскидывала кипящие протуберанцы, волнами накатывала на берега, угрожающе тянулась к ногам безрассудных путников, которые так неосторожно вздумали потревожить её покой.

         На мои попытки запустить в неё лезвием синего огня взбесившаяся лава ответила тем, что подняла огромную волну, всей тяжестью пала на мост и… обрушила его в бездну.

         – Скажите мне, что у кого-то остались идеи? – спросила я нарочито-беспечным тоном. Не может быть, чтобы мы зашли так далеко, просто чтоб остаться здесь – стоять на берегу пятью изваяниями самонадеянных идиотов.

         – А ты сомневалась? – подмигнул мне Рон, опустился на колени перед псом, схватил его лохматую башку и заставил посмотреть себе в глаза.

         – Что ты…

         – Тш-ш-ш! Те мешай. Я концентрируюсь. Ты же сама говорила, что он понимает мыслеобразы?

         Я умолкла и принялась ждать, что будет дальше. Мама Олава тем временем пыталась остановить очередной приступ кашля – кажется, они усиливались, когда она волнуется. А сейчас поводов для волнения было хоть отбавляй. Олав держал её за руку и с надеждой следил за действиями Рона.

         Наконец, Светлячок коротко рыкнул… и прямо на наших глазах вырос раза в три. А потом обернулся хищной полосатой птицей. Нетерпеливо перебирая когтистыми грифоньими лапами, птица глядела на нас то одним, то другим глазом, выспрашивая дальнейших указаний.

         Не-е-е-ет… он же не может иметь в виду?..

         – Мальчик идёт первым, – кивнул Рон.

         Олав с решительным видом сделал шаг, но мать отодвинула его.

         – Слишком опасно. Давайте я.

         – Как скажете.

         – Прямо на спину?

         – Да.

         – Уверены, что он не… в смысле, аграллахи песни слагают о кровожадности этих монстров.

         – Моя девушка верит этому псу, а я верю своей девушке. Залезайте.

         Я стояла, вертела головой от одного к другому и пыталась понять – это они сумасшедшие, или просто я слишком нормальная.

Но у меня, к сожалению, не было других предложений.

         – Рин, а запусти-ка парочку своих фейерверков вон в ту сторону! – и Рон указал мечом куда-то влево. Я тут же поняла задумку и постаралась вложить всю силу в её реализацию. В отвлечение внимания, то есть.

         Вспышка. Клубок синих искр летит в чёрную пропасть. Разъярённое шипение арвлы. Вспенивается новая волна – два выплеска, как гигантские челюсти, смыкаются и раздирают пламя на части. А у меня наготове уже парочка новых шаров. Снова. И снова. И азарт уже разносится по моим венам пьянящей волной. Пар поднимается над бездной – там, где её коснулась моя магия. Дымящиеся гейзеры, закрученные вихри, что рвутся на клочки и уносятся к ненастоящему небу ненастоящими облаками. Облаками, которых, верно, никогда не знало это унылое место.

         – Рин, хватит! Теперь ты! – я отираю пот со лба и оборачиваюсь. Каким-то образом за это время Светлячок умудрился переправить на ту сторону и женщину, и её сына.

         – Вот ещё! Твоя очередь!

         – Будем пререкаться или поступим по-умному?

         – По-умному! Сначала ты!

         – Черепашка!!

         – Я уже триста лет Черепашка!! А ты подумал, кто будет арвлу отгонять, если…

         Но Рон уже потерял терпение. Нет, зря я разрешила ему дрессировать моего пса. Лучше бы он слушался только меня.

         Повелительный взгляд в сторону птицесобаки – и мой полосатый мальчик, которого я так долго и трепетно растила, без зазрения совести меня предаёт. Просто-напросто подлетает и хватает когтями за талию. Больно хватает, между прочим!

А ещё лететь над бездной оказывается неожиданно страшно. Это очень страшно, когда из-под ног вдруг уходит земля, в глаза бросается чумное неспящее небо, а пятки лижет жар, и всё, что тебя отделяет от падения в его алчную утробу – остатки сил и упрямство предельно уставшего пса. Не хотела бы я пережить такое снова.

         Светлячок выпустил меня, едва достигнув другого берега. Прихрамывая, поковылял к чёрному провалу входа в подземелья. Там его уже ждали первые двое воздухоплавателей.

         А я осталась на карнизе, мучительно борясь с тошнотой и слабостью в коленях. И накатившей паникой – когда поняла, что у пса не осталось больше сил, тем более на такого тяжеленного идиота, как тот, что остался на том берегу.

         – Давай теперь свой запасной план! – крикнула я, сложив ладони рупором. – Потому что если плана нету, я тебя сама убью!!

         – Да ничего страшного, Рин! Идите в Замок, отдыхайте. Псина восстановит силы, вернетесь тогда за мной. Я здесь пока посижу.

         Ну да. Ага. Конечно. Пусть ещё скажет, что поучится пока грызть камни с голоду. Или отгонять аграллахов одной своей этой железякой. Или от скуки попробует приручить остальных оборотней, если они вздумают вернуться за недоеденным десертом.

         А Рон просто стоял там, спокойно расставив ноги и заложив руки за спину. Временами его издевательски маячащую чёрную фигуру скрывали от меня облака пара. И он улыбался.

         Кажется, я никогда в жизни не была ещё так зла!

         Любит безрассудные поступки? Пусть учится у мастера.

         Кончики моих пальцев раскалились добела. Сила потекла по ладоням таким мощным потоком, что кажется, кожа скоро потрескается. Если из-за этого ему придётся надевать мне обручальное кольцо поверх перчаток, сам будет виноват.

         Я подошла к самой кромке, уселась на колени и сунула руки прямо в эту гадкую чёрную дрянь, которая осмелилась встать между мной и моим ужасным, невыносимым, самым любимым на свете почти-женихом.

         Выражение лица Рона в этот момент мне бы хотелось увековечить в портрете. Мой внутренний бесёнок мстительно расхохотался.

…Может, эта арвла тоже поддаётся дрессировке? И с ней просто как с сердитым псом надо быть поувереннее в себе и построже?

         Иначе как объяснить, что чёрная жижа просто бросилась в стороны от моих рук. Волны потекли влево и вправо, плеснули смертоносными хвостами, оставляя за собой широкую дорогу прямо по дну. Простому каменному дну безо всяких признаков нездоровой активности. А ещё это дно оказалось неожиданно близко – и никакая это была не бездна, а так, скорее овражек. Хоть и широкий, но неглубокий, с покатыми склонами. Вот какие шутки, оказывается, играет восприятие.

         И над всем этим безобразием нёсся цветастый шлейф таких изысканных выражений, от которых, я уверена, покраснели бы даже аграллахи.

         – Хватит Олаву словарный запас пополнять! Иди уже к нам. Я… я долго не продержу… – сдавленно крикнула я.

         Мне и правда было очень тяжело. Особенно, когда я поняла, что стоит моим трясущимся рукам хоть на мгновение утратить контроль над силой, и вся многотонная чёрная масса обрушится прямо на голову Рону. Который, к слову, мчался ко мне по дну оврага с таким лицом, будто это я, а не арвла, его худший в жизни кошмар.

Пот катился с меня градом, губу я, кажется, закусила до крови. Ну вот, теперь будет больно целоваться…

         Я почти теряла сознание, когда Рон схватил меня за плечи и заставил подняться.

         – Бежим!! Можешь?..

         – Что… – я с трудом подняла глаза и посмотрела назад.

Это выглядело так, будто взбешённый жидкий камень со всего подземелья собирается в один здоровенный ком. И явно намеревается показать самонадеянным людишкам, кто на самом деле хозяин в нижнем мире.

С трудом передвигая ноги, я поплелась за Роном. Онемение постепенно спадало, и я смогла в конце концов почти бежать.

Так мы преодолели почти весь ледяной зал – и в туманно мерцающих колоннах отражались косые силуэты пятерых донельзя измученных путников, удирающих от погони.

Я от всей души надеялась, что в зал арвла за нами не последует, останется в своём уютненьком привычном овраге. Но кажется, я действительно слишком сильно её разозлила. А между тем, мы с Роном бежали всё медленнее – это был слишком длинный день. Олав с матерью уже давно скрылись из виду, и я не могла их винить за то, что они не стали нас ждать. Пушистый хвост Светлячка тоже маячил уже где-то там, далеко впереди, в узком тоннеле, что соединялся с подвалами Замка.

А урчащая голодная тварь, страшная в своём слепом порыве, текла за нами по пятам. И редкие искры, которые я метала в неё, уже не причиняли ей абсолютно никакого вреда.

Мы совершенно очевидно были медленнее.

А потом одна из моих огненных стрел угодила в колонну… и та взорвалась тучей осколков, осыпалась вниз ледяным крошевом.

С тихим ворчанием с потолка упало несколько камней.

Я резко остановилась, дёрнув Рона за руку от неожиданности. Он обернулся ко мне.

– Ты что?..

Я не ответила. Прислушивалась к себе, пытаясь понять – смогу ли воплотить ту безумную мысль, что пришла только что в мою бедовую голову. И смогу ли потом себя простить за то святотатство, которое собираюсь учинить.

– Неужели ты… – я поняла по взгляду, что он меня раскусил.

– Ты мне позволишь?

Секундное молчание.

– Я не вправе тебе запретить. Делай. Я думаю, они поступили бы так же.

Ну, может хоть это меня утешит. Потом. Когда осмыслю последствия.

Арвла была уже на середине зала, потоками чёрной грязи огибая сверкающие колонны, пятная своей алчной тьмой их торжественный свет. А мы с Роном почти достигли спасительного коридора. Но кто поручился бы, что арвла не последует за нами и туда?

Я вскинула обе ладони. Остатки сил – всё, что у меня было – вложила в целый рой огненных стрел. Они сорвались с моих рук и метнулись врассыпную – каждая угодила в одну из колонн. Ровно так, как я и задумала.

Одно мгновение ничего не происходило. А потом они рухнули все разом – рухнули ледяными осколками, увлекая за собой изломанные розы, навсегда погребая под собой прошлое, которое хранили. Перечёркивая память, которая несмотря ни на что жила в них все эти бессчётные века и тысячелетия. А я разрушила всё это за один миг. Есть ли мне прощение?

Лишённый опоры каменный потолок задрожал. Трещины увеличились, широкой сетью разбежались от края до края.

Рон схватил меня за талию и вместе со мной бросился в провал тоннеля.

Но в последний миг из кошмарного месива за нами вылетела россыпь мелких гранёных чёрных камней. Словно последнее оружие, которое мечет во врага смертельно раненый воин.

Время замедлилось. Оглушительный звон в моих ушах. Вспышки света перед глазами – смазанные, до головокружения.

Рон сгрёб меня в охапку и закрыл своей спиной, прижав к стене узкого коридора.

И наступила полная, абсолютная, непроницаемая тьма.

Первое, что я услышала, был звук его тяжёлого дыхания. Потом ощутила тяжесть тела, прижимающего меня к стене. Было очень душно и невыносимо пыльно – пыль забивала лёгкие и противным привкусом оседала на губах.

Первая мысль – какое счастье, он жив! Мы живы оба.

Собрав последние крохи магии, буквально соскребая их, как могла, из самых глубинных резервов, я зажгла крохотный огонёк над нашими головами.

Мне очень сильно не понравились глубокие тени на лице Рона и выражение его лица с полуприкрытыми веками.

– Тебе больно?

– Ерунда, – хриплый шёпот, слова говорит с трудом. – Парочку булыжников всё-таки поймал на излёте. Не смертельно – отлежусь пару дней, и буду как новенький... Давай выбираться отсюда, Рин! К чертям собачьим прикажу весь этот подвал кирпичом заложить…

Вот теперь я поняла, что такое самая настоящая паника. Но Рон не дал мне ни секунды – даже не позволил спину осмотреть. Просто опёрся на моё плечо, привалился так тяжело, что у меня чуть ноги не подкосились, и мы потащились наверх.

Это был невыносимо долгий подъем. Рон экономил силы и молчал, а я ничего не спрашивала из страха услышать его голос. Боль в голосе, которую он будет тщательно скрывать, чтобы меня не пугать.

Наши спутники, скорее всего, уже выбрались на поверхность. Я молила только о том, чтобы всё было на самом деле не так плохо, как мне показалось. Всё-таки у страха глаза велики, а Рон сильный – самый сильный из всех, кого я встречала в своей жизни. Мы столько уже выдержали вместе – прорвёмся и через это испытание, последнее. Потому что подземелья я замуровала, кажется, надёжно. Тем, кто ставил ледяную печать, судя по всему, важно было сохранить проход, чтобы его можно было открывать и закрывать по желанию. У меня никакого желания не было совершенно. Пусть многотонная толща рухнувшего потолка скроет навсегда этот странный и безумный мир под нашими ногами со всеми его непонятными обитателями. Он прекрасно проживёт без нас. Мы же... тем более. Быть может, когда-нибудь мне и взгрустнётся о его чудесах. Но точно не сегодня.

Когда мы подходили к той самой «второй двери», Рон нащупал в кармане ключ, вытащил его… а потом с размаху швырнул в темноту. Мы миновали дверь, Рон с мрачной решимостью её толкнул, и она с резким, оглушительным в тишине щелчком захлопнулась.

Мне хотелось верить, что навсегда.

Олав, его мама и Светлячок ждали нас в том месте, где три коридора подземных лабиринтов снова сливались в одно помещение. Женщина подбежала к нам и по очереди крепко обняла каждого, не говоря ни слова.

         Я совершенно утратила чувство времени и почему-то думала, что наверху уже светло. Но когда мы вывалились всей своей разношёрстной компанией из подвала в холл первого этажа, он утопал в мягких и мирных ночных сумерках. Домашний, уютный свет каменных роз в светильниках на стенах окутывал атмосферой дома. С кухни невыносимо пахло чем-то вкусным. Из приоткрытых окон доносился стрёкот сверчков.

         – Хвала небесам! Я уж думал отправляться на поиски. Не обессудьте, но у меня снова возникло желание очередной замок разнести по камушкам.

         Из ночной темноты в дальнем углу нам навстречу в полукруг света выступил Шеппард.

         – Друзья мои, ну разве можно быть такими безрассудными! И… почему вас так много?... Кого вы…

         Тяжёлая трость выпала из его рук и с глухим стуком покатилась по каменному полу.

         И тут до меня, наконец, дошло. Что со всеми этими злоключениями мы так и не удосужились спросить имя женщины, которую спасли.

Глава 18

– Ты что… правда только сейчас поняла? Это же было очевидно.

         Рон по-прежнему всем весом опирается на моё плечо, но на его лице слабая улыбка. Правда, само лицо бледное, на лбу испарина и в глазах такой болезненный блеск, что тревога за него вытесняет из моего сознания даже восторг от такого невероятного известия. Жена Бульдога, та самая, из-за которой он уничтожил Замок пурпурной розы и едва не разрушил наш, оказывается, жива! И это что же получается… он даже не знал, что она была беременна, когда Замок затянул её в свои подвалы? Скорее всего, она не успела ему сказать. А может, и сама узнала только потом… Бедная, даже представить боюсь, через что ей пришлось пройти. И она совсем не старая, как я подумала. Если подсчитать… ей должно быть не больше сорока.

         А Шеппард тем временем напрочь забывает про свою хромоту – в несколько шагов оказывается возле жены и подхватывает её, когда та оседает на ослабевших ногах. Они оба оказываются на полу, и он баюкает её в объятиях как ребёнка.

         – Мэри… Мэри…

         Кажется, он не может больше сказать ничего, только поднимает дрогнувшую руку и проводит по её совершенно седым волосам. А жена впивается в его лицо полубезумным, ослепшим от счастья взглядом.

         – Прости, прости, я… кажется, разучилась плакать. Как же мне хочется сейчас…

         Меня кто-то дёргает за рукав. Чёрный сюртук Рона всё ещё на мне, хотя и основательно испачканный.

         – Кэти, Кэти! А это… кто ещё? Откуда он знает мою маму?

         Олав смотрит на меня с совершенно потерянным выражением. И я действительно только сейчас замечаю то, что должна была уже давно – как сильно он на самом деле похож на Шеппарда, отражая в своих тонких детских чертах и его упрямый подбородок, и излом бровей, и даже настороженное выражение глаз.

         – Да папка это твой… – тихо отвечает ему Рон. – Иди, знакомься!

         У меня сердце ёкает, когда Олав делает несколько шагов и останавливается в нерешительности. Если даже у меня всё внутри переворачивается, то боюсь представить, что делается в душе у мальчонки. Но как же я рада за их семью! Они заслужили это. Все трое. И какое счастье, что нам с Роном хватило безумия не смалодушничать и разрушить ту ледяную стену.

         Ночную тишину взрывает звонкий собачий лай. Кажется, Светлячок тоже хочет присоединиться к трогательному моменту. Выходит у него… громковато. Я вспоминаю, что мы, на секундочку, в огромном спящем замке, полном чужих людей.

         – Светлячок, тихо! – шикаю на него я, хотя кроме нас с Роном в этом холле его уж точно никто не услышал.

         – Сидеть! Карауль дверь в подвал. На всякий… – добавил Рон и осёкся.

         А потом покачнулся и начал на меня заваливаться.

         – Рин… помоги дойти… кажется, мне лучше прилечь.

         Я очень плохо помню, что было дальше. Меня накрыла самая настоящая паника. Кажется, я попросила Замок перенести нас в комнату Рона. Кажется, тот послушался беспрекословно.

         Когда пришла в себя, Рон сидел передо мной на стуле, а я стояла сзади и таращилась на его спину.

По когда-то белой рубашке расплываются пятна крови. На правом плече вся ткань изрешечена, а в дырах просвечивают чёрные, хищно поблёскивающие камни, которые впились прямо в плоть.  Я насчитала штук семь – размером с перепелиное яйцо и меньше. Ножницы в моих трясущихся руках – и я пытаюсь разрезать мокрую ткань. Они падали из моих рук раз десять, пока доставала их из ящика письменного стола. Всё, что было в ящике, просто высыпала прямо на пол.

         – Рин, Рин! Успокойся… Я помирать не собираюсь, поняла?.. Если ножницы будут и дальше так трястись, ты… меня сама скорее прирежешь. Успокойся, маленькая.

         – Да какое успокойся!! – взвилась я. – Ты почему раньше не сказал?! Ты как вообще ходил битый час в спине… с этим?!

         Последние обрывки рубашки наконец-то упали на пол. Там же уже валяется впопыхах сброшенный мною сюртук, наша походная сумка и меч Рона. Я попыталась успокоить мечущиеся мысли и ходящие ходуном руки.

         – Мне больно даже не было… почти. Спина просто онемела и всё.

  – И всё… – эхом повторила я и растеряла все слова.

         Камни ушли в его тело почти наполовину. От них по коже во все стороны ширилась сеть чёрных изломанных линий, будто вены проступили.

         Так. Я, кажется, теперь понимаю Шеппарда, когда ему хотелось крушить и убивать.

         – Не шевелись… – прошу Рона очень тихо. Он сидит, сгорбившись и опираясь на колени руками, грудь высоко вздымается, так тяжело дышит. Но послушно замирает в ответ на мою просьбу.

         Осторожно, очень осторожно тяну руку к ранам. Камни начинают шевелиться как живые, словно гадкие противные насекомые, пиявки, присосавшиеся к жертве.

         Изворачиваюсь наизнанку, но заставляю основательно растраченную магию снова откликнуться на зов. Кажется, в поисках её остатков забираюсь куда-то совсем уж глубоко и отрываю какие-то кусочки от себя.

         Синим раскалённым жаром вонзаюсь в камни, обрушиваю на них всю свою злость. Рон тихо рычит от боли.

         Но у меня получается. Камень всегда был мне послушен. Я чувствовала его – так, как чувствуют живое существо. И эти гадкие паразиты тоже – они знают, как сильно я ненавижу их за то, что они пытаются сделать с моим любимым человеком, чтобы бы там они не собирались.

Чёрные осколки просто-напросто бросаются врассыпную от моих ладоней – один за другим выпадают из ран… а потом и правда, как живые, скачут по полу и кидаются по углам кто куда. Я едва удерживаюсь от того, чтобы не взвизгнуть.

         И вдруг случается неожиданное. От стен отделяются длинные шипастые плети, усеянные белыми розами – извиваются, тянутся, догоняют камни. С размаху обрушиваются острыми концами на каждый из них, приколачивают к полу. Кажется, Замок вполне разделяет мои эмоции к этим пришельцам, которых никто их нас сюда не звал. Чёрные камни рассыпаются в пыль, затихают. Плети белых роз медленно втягиваются обратно. Мне кажется, или сейчас стены издали довольное ворчание, а пол слегка дрогнул под ногами?..

         Но я тут же забываю об увиденных чудесах, потому что есть дела поважнее.

         На спине Рона кровь, и она не собирается останавливаться.

         Я сцепляю зубы. И с этим мы справимся тоже. Ещё когда я была маленькой, смогла вывести Эмбер из оцепенения там, в подземельях, где её чуть было не высушил до дна Глазастик. А потом я излечила самого Глазастика от ран, нанесённых острыми рогами наших снежных оленей. Гроша ломаного не стоят мои способности, если не смогу сделать тоже самое для самого важного в моей жизни человека.

         Нежность, любовь, тепло, свет – всё самое лучшее, что у меня есть, пытаюсь вложить в прикосновение, от которого Рон вздрагивает, но по счастью молчит. Не рычит от боли, не шипит, не ругается – и постепенно его напряжённые мышцы расслабляются.

         Когда я заканчиваю, меня можно выжимать – я вся мокрая от пота. Ноги еле держат, перед глазами всё плывёт и двоится… но я абсолютно, бесконечно счастлива. У меня всё получилось.

         Под моими ладонями – совершенно здоровая и чистая кожа. Раны затянулись без следа. Только окровавленные тряпки на полу напоминают о том, что только что было.

         – Ну как? – спрашиваю я с надеждой.

         Рон осторожно поводит правым плечом.

         – Как заново родился. Рука ещё плохо слушается, но… Черепашка, а знаешь – мне повезло почище, чем Глазастику! У меня-то личный целитель теперь всегда будет под боком.

         Шутит. Раз шутит, значит и правда всё в порядке.

Сил у меня нет больше вообще, но на то, чтобы счастливо улыбнуться, хватает. Я по-прежнему стою за его спиной и не вижу лица, но уверена, что Рон улыбается тоже.

         – Чувствительность вернулась? – осторожно касаюсь его спины, нежно провожу по коже.

         А он отчего-то медлит с ответом.

         – Более чем.

         И тут меня окатывает горячей волной. Я наконец-то осознаю один простой факт – раньше мне просто было не до этого.

         Я впервые вижу почти обнажённого мужчину.

         Нет, не так. Я впервые вижу почти обнажённым своего любимого мужчину.

Закончатся сегодня испытания моим многострадальным нервам?

         У него широкая и очень красивая спина. Мне хочется любоваться ею как произведением искусства. В глаза вдруг бросаются мелкие детали, о которых я просто не знала до этого. Тонкий шрам под левой лопаткой. Две маленькие родинки чуть пониже шеи.

Мне хочется изучать его на кончиках пальцев, хочется поцелуем поставить клеймо – что это всё богатство теперь моё.

         Как мне не стыдно думать о таком, когда Рон только что чуть не умер! Я совершенно ужасная и дурно воспитанная особа восемнадцати лет от роду. Даром что училась в каких-то там королевских школах. Нет мне прощения. Сквозь пол провалиться хочется от стыда.

         На цыпочках, бочком обхожу его, опустив глаза и стараясь не смотреть в лицо. Он протягивает левую руку и хватает моё запястье, не пускает.

         – Куда?

         – Я… это… надо, наверное, чего-нибудь найти, плечо тебе перевязать… – очень надеюсь, что не алею сейчас, как маков цвет.

         – Не надо.

         – Ну, тогда лекарство какое-нибудь… – пытаюсь выдернуть руку, но тщетно.

         – Рин, ты моё лекарство. Пойдём в постель.

         – Чего?! – поднимаю взгляд испуганно.

         Он смотрит на меня такими усталыми глазами, что я сначала стыжусь того, что как-то неправильно поняла его слова, но потом мне просто становится страшно – вдруг не все последствия ранения устранила.

         – Глупышка. Снова меня боишься. Ничего, я найду способ это исправить. Только не сегодня. Это и правда был какой-то безумно длинный день. Такое чувство, что у меня мозги из головы вынули и свинцовую гирю вставили. Так что… я иду в постель, а ты мне помогаешь.

         – А-а… ну да. Хорошо. Конечно.

         Заботливо подставляю плечо и помогаю Рону перебраться со стула на кровать. Он просто нереально тяжёлый и кажется вымотанным до предела.

         Рон уселся на краю кровати и подвигал плечом. Поморщился от боли.

         Меня скрутил острый приступ нежности и сочувствия. Опять ему досталось за его бедовую Черепашку! А я ничем не могу отплатить…

         – Вот что, – от внезапного озарения я аж засветилась энтузиазмом. – Я останусь с тобой и буду тебе во всём помогать!

         Или я сказала что-то не то, или не так, но Рон посмотрел на меня подозрительно, будто услышал мои слова как-то совершенно по-своему.

         – Ты. Будешь мне помогать. Во всём, – он выгнул бровь и смерил меня недоверчивым взглядом с головы до ног.

         – Н-ну да… – я поёжилась. Чего он? – Готова поработать бесплатной сиделкой.

         – То есть – никуда не пойдёшь и останешься со мной. Вот в этой самой комнате?

         И к чему эта многозначительность в тоне, спрашивается, а?! Или, может, я опять не так поняла?

         – Ты же со мной оставался… Целую ночь просидел, когда мне было плохо. Помнишь?..

         – Это когда ты чуть потоп не устроила своими слезами? Ещё как помню! Мне пришлось. Не хотел, знаешь ли, чтобы жидкость дошла до моей комнаты и промочила книги.

         Нет, этому заразе точно лучше, чем я себе навоображала. Пока я собиралась с мыслями, не зная, что ответить на подобное возмутительное заявление, Рон сбросил ботинки и растянулся на кровати со стоном облегчения. Я кинулась помогать ему укрываться пледом.

         – Ну как знаешь, Рональд Винтерстоун, – пыхтела я, со злостью выдергивая край пледа из-под его тяжеленных пяток. – Если тебе эта идея не нравится… или ты считаешь, что благовоспитанная леди не должна вести себя так неприлично… то я конечно же пойду…

         Меня снова схватили за запястье как раз, когда я собиралась укутать Рона как следует с головой. И чему смеётся?!

         – Уговорила. Остаёшься здесь.

   – Отцепись! – процедила я, дёргая руку. Дохлый номер. Надеюсь, у него хоть жара нет – ладонь слишком горячая…

         – Ты, кажется, хотела поработать сиделкой? Вот и сиди.

         Я плюхнулась на край постели и сердито сдула упавший на лицо локон.

         – Вот и сижу.

         – Ну и отлично…

         Он, кажется, стремительно погружался в сон. Так и не выпуская моего запястья из сильных пальцев. Слишком сильных, как по мне, для человека, которого только что ранили.

         Спустя пару минут Рон уже глубоко и спокойно дрых, а я оставила бесполезные попытки высвободиться из захвата. Потому что поняла, что мне совершенно этого не хочется. А ещё, что мне ужасно нравится сидеть вот так рядом и смотреть на его спящее лицо, которое больше не было таким бледным. Слушать, как он спокойно дышит в полутьме. Чувствовать тепло на своём запястье. Знать, что теперь, кажется, действительно самое страшное позади.

         Я счастливо улыбнулась. Если надо, просижу так хоть неделю.

         Беглый взгляд на ходики на стене подсказал, что оказывается, уже три ночи.

         Небо, что это был за день! Действительно, ужасающе длинный и совершенно невозможный. Он начался на заре с того, что Рон вломился ко мне в комнату, когда я была одной ночной рубашке. Продолжился военным советом. Потом мы нашли этот дурацкий ключ Роланда Победителя Чудовищ, чтоб ему пусто было. Ах да, еще знакомство с Николь де Тремон… Оленята в конюшне. Беготня по подземельям. Нижний мир, Олав, урглы, аграллахи, арвла… Ох, мне так и хочется сказать что-нибудь заковыристое и… фахфурчительное, так я устала.