Текст книги "Замок ледяной розы. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Что там Рон говорил про гирю? Вторую явно выдали мне.
Да ещё такое заразительное сонное сопение рядом раздаётся. Меня тоже невыносимо клонит ко сну… Ну и ладно… Сидя тоже можно спать… Наверное…
Мне приснился очень странный сон. Как будто я лежала рядом с Роном, прижавшись всем телом, а он крепко меня обнимал. Сверху мы оба были накрыты пледом – и это было самое тёплое, нежное и потрясающее ощущение в моей жизни. И я даже не смущалась обнажённой кожи груди под своими пальцами. Наоборот – потянулась и обняла его за шею, пристроила лицо где-то под подбородком и потёрлась об отросшие колючки, как котёнок. Мне в ухо проворчали что-то неразборчиво, но кажется, были не против. Даже притянули ближе. Погладили по спине, и мне и правда захотелось мурлыкать.
Ужас. Какой сумасбродный сон! Хорошо я хоть в платье была, а то мало ли, что могло прийти в мою глупую спящую голову.
Какое счастье, что Рон не знает, какие невозможно неприличные сны мне про него снятся.
Я смущённо фыркнула ему в шею и прижалась крепче.
Глава 19
Меня разбудил стук в дверь. Я недовольно поморщилась. Не хочу просыпаться! Мне слишком тепло и хорошо. Мне снился какой-то совершенно дивный сон, а если сейчас встану, то непременно его забуду.
Стук повторился.
Я поёжилась и открыла глаза. Зажмурилась. Открыла снова.
Сердце пропустило удар, а потом бабахнуло так, что кажется, я сама оглохла.
Нет, ну если честно, увидеть поутру первым делом вот эту вот спящую физиономию с неожиданно мягким выражением и прячущейся в уголках губ улыбкой – потрясающее, совершенно фантастическое зрелище.
Но почему так близко?!
Я резко села в постели и запустила руку в растрепавшиеся волосы. До меня медленно начало доходить. Мамочки… Так это был не сон! Я каким-то образом заснула, и в бессознательном состоянии, кажется, полезла обниматься… Если бывает на свете паника, помноженная на миллион и возведённая в квадрат, так вот это была она.
Я стала судорожно выпутываться из пледа, одновременно пытаясь обтянуть платье, которое совершенно бесстыдным образом задралось почти до колен.
Снова стук в дверь, от которого я едва не подскочила.
– Хозяин, я принесла завтрак! Вы опять проспали?
Кажется, это Мэри. Та, которая служанка, а не Бульдогова жена. У них обеих – одно из самых распространённых имён в Королевстве.
Божечки, пусть Рон не просыпается! Пусть будет так, что он крепким сном младенца проспал всю ночь и вообще-вообще ничего не заметил!..
– Оставь под дверью! Я потом заберу.
Слишком ровный и громкий голос для того, кто только что безмятежно дрых. Моя паника усилилась. Я попыталась сделать невозмутимый вид и обернулась. К счастью, к тому моменту уже смогла освободиться из цепких объятий пледа и спустить ноги на пол. Хоть какое-то подобие приличного вида. Если не считать лохматых волос, мятого платья и наверняка ужасно виноватого выражения лица.
– С добрым утром, больной! Как мы себя чувствуем? – попыталась выглядеть бодрой, но хриплый спросонья голос категорически не желал слушаться.
Рон приподнялся в постели, подпёр голову рукой и насмешливо на меня посмотрел.
– С такой сиделкой как ты – великолепно!
Я пригладила волосы. Ну что ж, займёмся самообманом. Никто ничего не заметил. Всё совершенно нормально. Мне нечего стыдиться – я, можно сказать, выполняла праведный долг и всю ночь бдела у постели больного, не смыкая глаз. И моими самоотверженными стараниями ему, похоже, и правда намного лучше…
– Вот и отличненько! Тогда я пошла…
– Куда это?
Нет, ну как он умудряется! Вроде говорит совершенно спокойным тоном, но в глазах такие искры пляшут, что у меня стойкое ощущение, что надо мной втихаря посмеиваются.
– Ну… пойду твой поднос притащу. Ты же… голодный, наверное.
– Я же голодный, наверное. Притащи, – соизволили его графская милость, и я прикрылась хоть каким-то делом, как зонтиком, от своих беспорядочных мыслей.
Ух, как же осторожно я открывала дверь! С какой опаской выглядывала и озиралась по сторонам, чтобы убедиться, что в коридоре пусто в этот утренний час и никто не заметит бесстыжую юную леди, которая провела ночь в покоях джентльмена! С быстротой молнии затащила внутрь стоящий на полу поднос и захлопнула дверь.
Поскорее водрузила его на письменный стол, успокоила дыхание и обернулась.
Рон уже сидел на краю кровати, уперев руки в колени, и с интересом следил за моими манипуляциями.
– Завтрак подан! – бодро провозгласила я, указывая на поднос.
– Отлично. Но знаешь что, Рин… – ой, что-то мне совершенно не нравится хитринка в его взгляде… кажется, она не сулит мне ничего хорошего… – Раз уж ты решила ещё и моей горничной заделаться на полставки, то будь добра – помоги мне одеться.
Я уставилась на его обнажённую грудь и сглотнула.
– В смысле?..
– В смысле в моём шкафу висят рубашки. Достань одну и помоги надеть. Или ты думаешь, что я справлюсь со всеми этими пуговицами… своей несчастной раненой рукой?
Ох.
Вот не зря у меня было нехорошее предчувствие! Кажется, я попала по полной программе.
Ну ладно… Выше нос. Плечи распрямили. Дышим спокойно. В этом нет совершенно ничего сложного. В конце концов, я сама вызвалась помогать, никто за язык не тянул.
Кольнула тревога – бедный, неужели у него правда так плохо с рукой? А что, если это не пройдёт?.. Волнение за него ещё больше усилило раздрай в моей голове. Да и тело после вчерашнего сумасшедшего дня слушалось с трудом, как не родное.
Найти в шкафу белую рубашку среди дюжины висящих там белых рубашек даже мне в моём смятении не составило труда.
А вот что с этим дурацким куском ткани делать дальше, я совершенно не представляла. И в открытую уже ржущий надо мной Рон вовсе не собирался облегчать задачу.
– Продолжишь в том же духе – надену задом наперёд и завяжу бантиком! – с милой улыбкой пообещала я, приближаясь к нему и держа рубашку так, будто она была каким-то диковинным оружием, с которым я сейчас выхожу навстречу разъярённому дракону.
Он задавил смех и дальше наслаждался молча моими неуклюжими попытками вдеть его руки в рукава и каким-то образом натянуть рубашку на широченные плечи. Даже пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь! Я была уверена, что нарочно. Я его просто-напросто веселю. Нашёл себе развлечение с утра пораньше! Хотя я слышала, что здоровый оптимизм и хорошее настроение повышают шансы на выздоровление. Ну, хоть какая-то польза тогда будет от моего неуклюжего пыхтения и возни вокруг Рона с грацией беременной черепашки.
Особенно тяжело мне далось застёгивание рубашки на груди, ради которого пришлось опуститься на колени. Пальцы совершенно не желали меня слушаться, петли путались, пуговицы постоянно выскальзывали и вообще вели себя самым неподобающим образом. Даже Рон замолчал и не пытался меня поддеть по этому поводу. На самом деле, подозрительно тихо было во время этого процесса. Но я боялась поднимать глаза. Перед моим внутренним взором слишком отчётливо мелькали воспоминания о сне. И о том, как я тёрлась носом об вот эту самую шею, вокруг которой сейчас расправляю жёсткий накрахмаленный воротник…
Поскорее отвернулась, пряча взгляд за ресницами. В тысячный раз порадовалась, что совершенно не умею краснеть.
– Ты справилась, Рин. Я даже удивлён.
Голос как у кота, который объелся сметаны.
– Я счастлива, что его графская милость довольны своей горничной…
Правда, не уверена, что хорошо вышколенные горничные осмеливаются разговаривать с хозяином, стоя к нему спиной.
– А его графская милость лохматым пойдут завтракать? Кажется, моя обворожительная горничная отлынивает от исполнения своих обязанностей.
Не-е-ет… Он же не может иметь в виду…
– Расчёска в верхнем ящике стола. Лента там же. Взялась помогать – так помогай! А у меня рука болит.
Не знаю, как сдержалась и не запустила в него этой самой расчёской. Но какая-то уже спортивная злость не дала мне отступить и на этот раз. Справилась с дурацкой рубашкой, справлюсь и с этим!
Я схватила стоявший у стола стул и нервно выпинала на середину комнаты. Указала на него изящным жестом и присела в издевательском книксене.
– Милости прошу, граф! Ваш трон на сегодня.
– Уже лучше! – Рон встал с постели и ответил кивком, исполненным такого благородства, будто он находился по меньшей мере на приёме у короля. Ну ничем его не проймёшь! Совершенно непрошибаемый. Косичек ему, что ли, наплести из вредности?..
Рон уселся на стул, откинулся на спинку в расслабленной позе и закрыл глаза, блаженно улыбаясь.
– Черепашка… А я, пожалуй, так ещё и привыкнуть могу… Может, организуем тебе здесь постоянное рабочее место?..
Я поперхнулась очередной заготовленной ироничной фразой.
Молча подошла, занесла руку с расчёской над его головой, но долго не решалась притронуться к волосам. Это было слишком…
Это было слишком.
Наощупь его волосы оказались неожиданно мягкими. Они были длиной почти до плеч, слегка курчавились. Густые, спутанные после сна – и мне приходилось то и дело распутывать их пальцами там, где не брала расчёска.
Хорошо хоть, Рон терпел всю процедуру молча и не говоря ни слова. Надеюсь, я хотя бы не делала ему больно.
Аккуратно завязанная чёрная лента стала последним штрихом. Хочется верить, что больше он ничего не потребует от меня, иначе точно свалюсь в обморок. Колени уже трясутся и ноги едва держат.
Да уж – горничная из меня не ахти какая. Ещё хуже, чем сиделка.
– Надеюсь, больше тебе ничем не помочь? – я снова отвернулась к столу, чтобы скрыть смятение. Стала механически поправлять приборы на подносе.
– Покорми меня.
Я чуть не опрокинула сахарницу. Обернулась на Рона. Может, мне показалось?..
– Правая рука не слушается. А левой есть неудобно. Ты же вроде собиралась помогать?
– С-собиралась…
– Ну, так что там у нас на завтрак? Овсянка? Бери ложку и тащи сюда.
Это уже было просто ни в какие ворота! Форменное издевательство! И я честно собиралась было возмутиться… Но что-то в его гипнотизирующем взгляде было такого, что вместо этого я послушно взяла тарелку и снова подошла. Нерешительно зачерпнула каши на краешке ложки и замерла. Нет, ну это же просто бред какой-то…
– Не так. Уронишь всё на рубашку и будешь сама же снова переодевать. Иди ко мне!
Левой рукой он отобрал у меня тарелку и отставил на стол. А потом сграбастал за талию и усадил себе на колени. Хорошо, что я набрала каши всего чуть-чуть, иначе вот сейчас бы она точно вся оказалась на нём.
– Что ты делаешь…
– Черепашка, ты меня кормить собираешься, или вопросы глупые задавать? Неужели дашь больному помереть с голоду? Я, между прочим, вчера весь день не жр… росинки маковой у меня во рту не было, короче. Так что сиделка из тебя так себе, честно говоря. Совершенно безответственная.
И, наверное, это должно было прозвучать непринуждённо и иронично… Но совершено противоречило тому серьёзному, пристальному, потемневшему взгляду, которым он просто впился сейчас в моё лицо.
Все мысли разом вышибло у меня из головы.
Я медленно поднесла ложку к его губам. Он съел всю кашу, не отрывая от меня глаз.
Немного осталось в уголке рта.
И я правда понятия не имею, что на меня нашло!
Потому что прежде, чем осознала, что делаю, я протянула руку и вытерла кашу пальцами с его кожи.
Короткий, резкий выдох – и Рон притягивает меня ближе. Его пальцы на моей спине сжимаются и комкают тонкую ткань платья. А ложка падает из моей ослабевшей вмиг руки. Прямо на бежевый, идеально чистый ковёр.
– Рин, знаешь, что я думаю?
– П-понятия не имею…
– Что послезавтра уже наступило.
Глава 20
Послезавтра…
Он давал мне времени до послезавтра – успокоиться и перестать от него бегать. В тот день, когда сводник-Замок запер нас в этой самой комнате и выключил свет. Я забыла совершенно об этом – такими длинными и суматошными были прошедшие дни.
Успокоилась ли я? И разобралась ли?
Пытливо всматривается в меня, ищет ответы. Интересно, что видит?
Я же вижу… как неуловимо и за мгновение меняется выражение его лица. Отброшены добродушная ирония и шуточная маска «граф на отдыхе». Он весь – как напряжённая пружина, которую закручивали очень и очень долго. Такая, если распрямится неудачно, может больно ударить. И мне кажется, она почти уже подобралась к пределу своей прочности.
А потом, всего на секунду, в глубине его чёрных глаз мелькает призрачная синева – и меня пронзает боль. Прямо под сердцем. Дышать больно, кровь шумит в ушах и немеют кончики пальцев.
– Рин, что ты от меня скрываешь?
Не могу ничего ответить – только не сейчас, не теперь, когда в его глазах плещется эта чужая и страшная синева.
– Я знаю, что-то не так. Долго ждал – думал, сама расскажешь. Думал, заслужил уже твоё доверие. Так что происходит? Знаешь, я уже много разгадал головоломок. Но ты – самая сложная. У меня ноль вариантов.
Боль под сердцем немного отпускает, но неожиданно больно колет это слово – «головоломка». Я знаю, глупо расстраиваться, но почему-то оно действует на меня как холодная вода.
И тут чувствую себя полной дурой. Потому что вспоминаю одну, казалось бы, маленькую и незначительную деталь, которая переворачивает всё с ног на голову и наше милое, доброе, тёплое утро словно кто-то раскрасил серой краской.
Рон обоерукий! Я знаю, я видела его тренировки – он великолепно владеет мечом обеими руками. Ему никакой не было необходимости в моей неуклюжей помощи. Так может…
– Как давно у тебя перестала болеть рука? – спрашиваю напряжённым голосом, опустив глаза.
– Всё прошло за ночь. Ты великолепная целительница, Рин.
Меня как будто схватили за ноги, встряхнули, основательно перемешали всё, что варилось в голове, и так оставили. Я уперлась ладонями ему в грудь и попыталась отстраниться. Его руки напряглись.
– То есть, я с ума сходила, переживала, что тебе плохо… что вдруг у меня не получилось и теперь ты навсегда останешься калекой, а ты… просто играл? Как кот с мышкой?..
– Что за глупости ты себе понапридумывала? – резко перебил меня Рон.
– Тогда зачем? Зачем ты так со мной?.. Забавная вышла шутка, да?..
Глупые предательские слёзы. Как не вовремя.
– Зачем? А затем, что мне до смерти надоело, что ты бегаешь от меня, как перепуганный заяц, Рин! Решил, что пора потихоньку приучать тебя к себе. Хотя бы таким… экстравагантным способом. Но, кажется, снова неудачно.
Опять между нами молчание. Только что я не замечала ничего вокруг – и вот теперь слышу стук ходиков на стене, и какие-то голоса за окном, и позвякивание лошадиной упряжи. Некстати приходит мысль о том, что завтрак уже, наверное, остыл.
Как это получилось? Ведь только что нам было так хорошо. Неужели это я всё испортила?
Рон разжал руки и спустил меня с колен.
– Черепашка, иди к себе.
Голос ровный, спокойный... сухой.
– Но ты же…
– Иди. Отдыхай, приводи себя в порядок. Через час встречаемся в коридоре. Я попрошу Мэри принести тебе чего-нибудь горячего.
Когда я на ватных ногах подошла к нашей заветной двери в стене, Рон взял с подноса остывшую кашу и зачерпнул её кофейной ложечкой, задумчиво глядя в окно.
Едва захлопнув дверь за собой, я сползла по стеночке и сжалась в комок, охватив колени руками.
Не так. Со мной точно что-то не так.
Понять бы ещё, что.
За час я успеваю перекусить, отмокнуть в ванной, которую для меня наполняет Замок, наскоро вымыть и подсушить волосы полотенцем и влезть в белое платье – единственное оставшееся приличное. До конца просохнуть не получается, и я просто распускаю волосы по спине. Вообще-то, такая причёска а-ля «нимфа в полях» слишком неприлична для прогулок по замку, полном высоких гостей и сливок общества, – но, кажется, все эти приключения и другие миры наградили меня философским осознанием условности правил этикета. Хотя я и не была никогда особенной их почитательницей, положа руку на сердце.
Рон встретил меня за дверью, быстро окинул взглядом с головы до ног, но я никак не могла прочитать выражение его глаз. Откуда-то он уже достал новый чёрный сюртук. Эх, ведь был у меня шанс тот оставить себе – и я его так бездарно упустила.
Кивнул, приглашая следовать за собой. По коридору мы шли молча. Я невольно залюбовалась величественностью его походки и капелькой графской надменности в развороте плеч. Меня кольнули угрызения совести. Всё-таки, самое главное, что с ним всё в порядке. А я развела какие-то обиды на пустом месте. Правильно он меня тогда ещё, в пять лет, припечатал – мелкая эгоистка и есть.
Я с упоением предавалась самобичеванию, пока мы приближались к лестнице. Рон держался чуть в отдалении, не подходил ко мне ближе, чем позволяли приличия, не делал попыток взять за руку и даже не смотрел в мою сторону. Я прямо-таки замерзала от холода между нами.
Вот сейчас мы спустимся вниз и наверняка наткнёмся на каких-нибудь гостей. Снова больше не будет нашего маленького мирка – только на двоих. Мне придётся делить любимого человека с кучей незнакомого народу.
Нет, это определённо было невыносимо! Я остановилась посреди коридора, набрала воздуху в грудь и прежде, чем здравомыслие заставит передумать, выпалила:
– Ты на меня дуешься!!
Рон остановился тоже и смерил меня сдержанным взглядом, от которого у меня мороз опять по коже пошёл.
– Странные ты слова подбираешь. Что значит «дуешься»? Мы не маленькие, чтобы дуться.
– Ну, а почему ты тогда такой… – я опустила голову. Все слова, которые хотела сказать, разбежались из головы, и осталось только сосущее где-то под ложечкой чувство одиночество, которое буквально размазывало меня по камням. Понятия не имею, как это всё теперь поправить, но если продолжится в том же духе – от меня останется только мокрая слезливая лужица.
Рон тоже остановился, сложил руки на груди и опёрся плечом о стену. Посмотрел на меня, сузив глаза.
– Какой «такой»? Всё нормально, Рин! Я прекрасно тебя понял, можешь не беспокоиться.
– Что ты понял?.. – прошептала я, не поднимая головы. Что он вообще может понять, если я сама ничегошеньки уже не понимаю?
– Что мы с тобой лучшие друзья. Замечательные такие друзья детства. Общие воспоминания, милые проказы, совместное поедание пирожков и всё такое прочее. Видимо, тебе этого достаточно.
– И ничего не достаточно!.. – снова мой глупый язык мелет что-то прежде, чем я успеваю осознать.
Кажется, и Рон в шоке от моей непоследовательности, потому что в его взгляде вспыхивает раздражение. Он опускает руки и делает шаг ко мне.
– Ну так поясни! Очерти мне, дураку, в конце концов, границы твоего «недостаточно»! Недостаточно – это как? Мне можно – хвала небесам! – по крайней мере, брать тебя за руку?..
– За руку можно… – прошептала я совсем тихо.
– Отлично! Спасибо тебе большое! Я польщён таким доверием! – ядовито ответил он.
А потом шагнул ещё ближе, схватил меня за руку и потащил за собой.
– Вот и славно! А теперь пойдём уже, Черепашка! У нас дела вообще-то.
Он шёл очень быстро. Я еле поспевала. Но внутри разливалось ощущение тепла и жуткого облегчения. Кажется, пока что этот неприятный и жутко смущающий разговор мы закончили. И я больше не умираю от холода и одиночества. Потому что он хоть и злится, но не отпускает больше моей руки.
Эмммм…
Вот только как-то странно не отпускает. Я не совсем уверена, что именно это подразумевается под «взять за руку».
Во-первых, он держит меня так крепко и притягивает так близко, что мне приходится идти совсем рядом, касаясь его плечом.
А во-вторых… нет, мы конечно много раз уже держались за ручки. И в детстве, и потом… Вот только ощущения были совершенно иные. Потому что сейчас Рон переплёл свои пальцы с моими так тесно, что я не могла уже сказать, где заканчиваюсь я и начинается он. Как будто даже пульс у нас стал общим. Как будто жар его ладони с каждым толчком крови наполняет меня всю и доходит до самого сердца. Как будто я никогда и ни за что в жизни не смогу отнять теперь у него руку. Она теперь – его собственность.
– И если ты сейчас хоть слово скажешь, Рин… Если я опять тебя неправильно понял, или за руку держу как-нибудь не так, или озвучишь ещё какую-нибудь подобную чушь… То учти, что даже у моего безграничного терпения есть конец! Я и так уже на грани.
Я вовремя прикусила язык, чтобы не спросить, что он имеет в виду.
А по тому, как же невероятно, просто до потери сознания мне было хорошо идти с ним вот так, я осознала, что, хотя сказала всё не так и не то, он понял меня совершенно правильно.
– Мы куда хоть?..
– Для начала проведать Шеппардов. Думаю, Мэри Шеппард может рассказать немало интересного. Кроме того, на сегодня я, так и быть, готов одолжить им свою… личную целительницу. И учти – в этот раз прощаю только за то, что распустила волосы. Ненавижу твои шпильки.
Глава 21
Мы идём дальше по мягкому серому ковру, и я изо всех сил стараюсь замедлить шаг. Чтобы коридор подольше не кончался. Не хочу терять это тёплое мгновение. Рон всё ещё пыхтит как чайник, которому нужно сбросить пар, и смотрит так, будто хочет дать мне сорвавшейся крышкой по голове, но и он постепенно успокаивается и примеряется к моему шагу.
– У тебя правда рука прошла? – шепчу несмело. Мне всё ещё стыдно. Я снова обидела его недоверием. Как же объяснить, что дело в другом? Я сама ещё не поняла толком, в чём, но точно не в этом.
– Правда. Я, кстати, не сказал тебе спасибо. Ты – моё маленькое, невыносимое, сводящее с ума, любимое чудо.
Сердце скакнуло куда-то к самым ушам. Исцелую, точно. Вот только решусь – и непременно исцелую, каждую родинку!
– Значит, ты больше на меня не сердишься? – просияла я.
– Кто тебе сказал такую чепуху? – всё ещё ворчит, но уже для проформы. – Просто пытаюсь понять, что творится в твоей черепашьей голове, и у меня никак не получается. Это не сердит. Это бесит!
Мы идём уже совсем-совсем медленно, того и гляди остановимся.
Невзначай трусь щекой о его рукав, как провинившийся котёнок. Есть что-то особенно тёплое в этом чувстве – как бы я его ни обижала, он всё равно не оставляет меня одну, наедине с моими проблемами и глупостями, не отпускает моей руки. Значит, у меня абсолютно точно получится со всем справиться. Все эти мрачные тайны, все эти голоса из прошлого в моей голове, весь этот ужас, который охватывает вдруг, стоит приблизиться к любимому человеку слишком близко, и сковывает так, что ни рукой ни ногой не пошевелить – я не дам всему этому победить себя. Я буду сильнее.
Просто я не была готова к такому шторму у себя внутри. Думала, любить – это просто, особенно если тебе отвечают взаимностью. А оказалось – это самое сложное, что есть на свете. Причем именно тогда, когда тебе отвечают взаимностью. Потому что раньше я была одна, и мне достаточно было разобраться в себе, что уже нелегко. А теперь каждое мгновение жизни я как будто проживаю в раздвоенном состоянии – и мне приходится смотреть на ситуацию не только из своей головы, но из чужой головы тоже. Это странно. Это невероятно трудно. Но я пытаюсь учиться.
– Знаешь, я тут подумала…
– Мне уже страшно.
– Послезавтра, оно же ещё не закончилось? Оно же длинное…
Острый взгляд на меня искоса.
– Ты меня пугаешь. Неужели собралась встать на путь исправления?
– Говорят, явка с повинной облегчает наказание.
– Черепашка, за мои истрёпанные нервы у тебя пени набежали на целых тринадцать лет! Признанием вины не отделаешься. Придётся отбывать исправительные работы.
– Ну-у-у… могу тебе рубашки гладить.
– Маловато для искупления. К тому же, с этим и Мэри неплохо справляется. Что ещё?
– Шпильки выброшу в окно…
– Уже лучше. И?..
– Бантики тебе буду завязывать… ой, прости! Ну, то есть бантик.
– Р-р-р-р… она продолжает напрашиваться! Черепашка, у тебя инстинкт самосохранения и правда атрофировался за ненадобностью?
А я действительно веду себя совершенно возмутительным образом. Но мне стало так хорошо и легко… я поняла вдруг простую вещь – если я теперь на всё смотрю с двух сторон, то и он тоже. И так же, как я, пытается понять, что творится в моей голове. Потому что, как и я, дорожит нами. А значит, всё остальное ерунда и преодолимо. И может быть, секрет как раз в том и состоит, чтобы меньше думать над проблемами. А просто отпустить – и улыбнуться. Вместе.
– Тогда как насчёт завтрака в постель?
– Хм-м-м… А вот этот вариант мне определённо по душе! Так и запишем. И на этом пока поставим точку в нашей увлекательной дискуссии. Иначе я решу, что сегодняшний завтрак определённо вышел неудачным – я после него остался дико голодным. Тогда нам придётся вернуться обратно и повторить всё сначала.
Снова эти бархатные нотки в голосе, от которых у меня всё внутри переворачивается… И честно говоря, действительно захотелось вернуться. Потому что я вспоминаю, что за день сегодня – ожидается приезд Его Величества, бал, объявление королевской помолвки… Рон будет чувствовать себя ответственным за то, чтобы всё прошло без сучка, без задоринки. Ему нужно будет оказаться в тысяче разных место одновременно и за всем этим бедламом присмотреть.
Нет, честно, идея вернуться и хотя бы ненадолго украсть его у всех остальных не так плоха!
Тем временем мы как раз добрались до лестницы. Мой взгляд споткнулся о Дверь. И хотя я правда больше не собиралась возвращаться к событиям прошлого, по крайней мере не сегодня, язык просто зачесался спросить:
– Как думаешь, та первая строчка в послании твоего предка… «Завещаю тебе исправить самую большую ошибку моей жизни»… Это о чём? Может быть, Роланд своим ключом отпирал вход в нижний мир? И то, что мы его как следует запечатали завалом, исправило эту ошибку?
Взгляд Рона тут же посерьёзнел.
– Не знаю, Рин. Честно говоря, не уверен. Мне постоянно кажется, что у меня в руках уже есть все кусочки этой мозаики. Только почему-то не получается их правильно сложить. Надеюсь, рассказ Мэри Шеппард в этом поможет.
Гостевая комната на втором этаже, обклеенная светлой тканью в цветочек и уставленная мебелью вишнёвого дерева, встречает нас подавленной атмосферой и запахами травяных настоек.
На высокой кровати под балдахином лежит мама Олава, и кажется, ей совсем плохо. Лихорадочный румянец на белом как мел лице, седые волосы разметались по подушке. Шеппард сидит у кровати и сжимает её тонкие пальцы. Веки Мэри закрыты, губы что-то шепчут бессвязно.
Олав рядом, притулился к Шеппарду как птенец и неотрывно смотрит на мать.
– Друзья мои… никакие слова не отразят, как я благодарен вам обоим. Надеюсь, вы простите меня за то, что сейчас мои чувства никак не хотят связываться в слова. Мэри… очень плоха. Мы послали за доктором из столицы, он будет с минуты на минуту. Местная знахарка ничего не смогла сделать, и…
Потом он осёкся, посмотрел на сидящего рядом сына – сколько любви, тепла и грусти было в этом взгляде! Я поняла то, что Шеппард не хочет говорить при мальчике – он боится, что обрёл жену только для того, чтобы снова потерять.
– Отставить хандру и уныние! – Рон врывается в этот печальный монолог, как ветер в стаю дождливых туч. Потом берет меня за плечи и подталкивает вперёд. – У нас тут с вами, кто не в курсе, самый что ни на есть взаправдашный целитель объявился. Прошу любить и жаловать. Качество медицинской помощи проверил на себе лично.
Потом наклонился ко мне и прошептал прямо в ухо, пуская волну мурашек по спине:
– Ну давай, Черепашка, не посрами честь «волшебного мира»! Мальчик в нас так верил.
И легонько подтолкнул вперёд.
Надежда, вспыхнувшая в грустных глазах Олава, придала мне сил. А то, что я… так замечательно сегодня выспалась, кажется, полностью восстановило резерв магии.
Когда моя ладонь легла на холодный, покрытый испариной лоб Мэри, она перестала дрожать и метаться по подушке. Мягкий голубой свет поплыл умиротворённой волной по её телу, окутал всю прозрачным коконом. Как же мне хотелось, чтобы время потекло вспять! Вот бы вернуть ей утраченные годы!
Шеппард вскочил, подался вперёд и замер, следил напряжённо за каждым моим движением. Олав тихонько подобрался к нему, и Шеппард обнял его за плечи, прижал к себе.
А моя магия тем временем творила удивительное.
Дыхание Мэри выровнялось, стало спокойным, её больше не сотрясали приступы кашля. Разгладились морщины, вернулись краски на лицо. Лихорадочный румянец унялся. Я снова видела перед собой молодую женщину с чуточку неправильными чертами лица и крупноватым носом, но прекрасную внутренней красотой. Правда, волосы так и остались седыми – но вернулись пышность и здоровый блеск.
Я убрала руки.
Она открыла огромные лучистые глаза цвета талого ледника и удивлённо посмотрела на меня.
Второй завтрак нам всем снова принесли в постель. Мы разделили его прямо у кровати Мэри Шеппард. Особенно увлечённо уминали запеканку и пудинг мы с Олавом. Ну и совсем на ура пошла выпечка миссис Торнвуд.
– Черепашка, я наконец-то нашёл тебе достойного противника по уничтожению пирожков, – поддел меня Рон.
Мы с Олавом переглянулись и от души рассмеялись.
– Кэти мне ещё обещала показать оленей, представляешь… пап?
– Сынок, а она тебя предупредила, что их нежелательно употреблять в пищу?
Мэри Шеппард сидела в кровати, под спину её были подложены подушки. Она переводила взгляд с мужа на сына, а потом снова на мужа, а потом снова на сына, и потихоньку утирала слёзы. Мы все делали вид, что этого не замечаем.
Но в конце концов Рон ожидаемо не стерпел.
– Миссис Шеппард… я прошу прощения за назойливость, и прекрасно понимаю, что сейчас не совсем подходящий момент… но не могли бы вы всё-так рассказать нам, что произошло тогда, десять лет назад, в Замке пурпурной розы? Мы должны знать. Чтобы ничего подобного больше не повторилось. Как вышло, что вы оказались в нижнем мире?
Все замолчали, шутки прекратились на полуслове.
Мэри Шеппард отставила чашку на прикроватную тумбочку.
– Ну что ж. Мне действительно не хочется сейчас об этом вспоминать, но кому-то же я должна рассказать… Я думаю… Думаю, Замку пурпурной розы просто нужна была хозяйка.
Глава 22
Шеппард весь подобрался от этих слов. Я снова увидела в нём знакомого Бульдога.
– Родная, давай с этого места подробнее. Почему ты так решила?
– Я… понятия не имею. Когда стены подвала расступились и поглотили меня, это было так неожиданно и страшно… я была совершенно сбита с толку. У меня возникло такое чувство, словно со мной заговорили камни. Шёпот в голове, отголоски… не знаю, чего. Может быть, его мыслей – Замка пурпурной розы. И это были очень странные мысли. Радость, грусть, смех, тревога, отчаяние, безнадёжность – всего по чуть-чуть. Будто я попала в голову сбрендившего старика.
