Текст книги "Вода и Перо. Узел (СИ)"

Автор книги: Анна Пляка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Шаг на табуретку, Гир сам надел петлю на шею.

Нет. Нет.

– Мам, он красивенький…

– Тш, глупая! Что, хочешь себе такого старого мужа? Вот и молчи, а то еще услышит господин судья.

Старого мужа?.. Ада рванулась вперед.

– Я беру этого человека в мужья!

Дева, чистая телом, может уравновесить грязь преступника, взяв его с помоста, если движут ей лишь птицы, но не знакомство с ним. Адельхайд совсем забыла про это правило, его же никогда не применяли на самом деле! Еще щелчок и стало бы поздно вспоминать.

– Вы утверждаете, что никогда не были замужем? – все вокруг смотрели с сомнением, но стражник у края все же подал ей руку, помог подняться на помост.

– Да. Можете проверить по записям монастыря и моей семьи. Я – леди Адельхайд Зальцман.

– Вы никогда прежде не видели друг друга?

Она покачала головой, Гир смотрел с веселым недоумением.

– Никогда, клянусь птицами! – Вынырнул из петли, спрыгнул с табуретки, тут же красиво опускаясь на колени. Ему никто не мешал. – Да благословят вас птицы и сам Создатель, леди Адельхайд.

– Ада. Зови меня Адой.

– Что будет вашими обручальными браслетами? – домогался судья.

Адельхайд растерянно оглянулась, но толпа, сильно увеличившаяся за прошедшие щелчки, помогла – протянула на выбор и кусок веревки, и кожаный шнурок, и даже настоящий медный браслет. Потрясающе равнодушный монах, провожавший к птицам преступников, уточнил:

– Если вы окажетесь нечисты, брак будет расторгнут, а ваш муж казнен.

Нудно начал читать благословение, пропуская целые куски.

Только когда Гир завязал на ее руке плетеную ленточку, которыми подвязывали волосы мастерицы, Адельхайд осознала, что происходит. Фыркнула, прикрыв рот, надела на запястье друга маленький, явно женский браслет.

Она столько бегала от свадьбы – и зачем? Чтобы теперь выйти замуж на виселице, под сенью четырех трупов?

Брат ей этого не простит.

***магреспублика Илата, город Илата

16 Петуха 606 года Соленого озера

На лицо снова посыпалась пыль – щелястые доски обрешетки не спасали от крошащейся от старости седой соломы. Под ухом пищали мыши, устроившие гнездо в матрасе задолго до того, как сюда решили положить Роксана.

Он скользнул взглядом по комнате, повернул голову, выдохнул свербящее в носу крошево. С трудом сел.

Очевидно, музыка прервалась, если он был способен мыслить. Но почему?

Память словно провалилась в глубокий колодец, в котором, как ни старайся, не разглядишь дна. На той стороне веревки Роксана явно не ждало ничего приятного – что не отменяло необходимости добыть эту условную воду, иначе он не поймет, как действовать дальше.

Для начала стоило хотя бы встать. Тело болело так, будто ночью ломали его, а не разум, на языке держался горький привкус. От чего?

Роксан вспомнил. Упал на четвереньки, прижимая ладонь к животу.

Его долго тошнило, хотя желудок был пуст. Роксан вытер нити вязкой слюны, оглядел себя – одежда была в порядке, застегнута на все пуговицы. Словно чужие липкие прикосновения – больше, чем прикосновения – ему приснились.

Он все же встал, опираясь о стену. Убрал волосы с лица. Понял, что у него трясутся руки.

Отвратительно.

Где сейчас банда?

Обрывки допроса и того, что было после него, медленно выстраивались в цепочку. Роксан решил не ждать, пока память восстановится полностью, добрался до дверного проема, выглянул.

На лестнице было пусто, а внизу достаточно тихо.

“Бунт” – словно иглой вонзилось в спину. Сейчас на рынке должен быть бунт. Судя по тому, что здесь никого, уже начался. Возможно, музыкант не смог удержать две сильные мелодии одновременно.

Почему Роксана не убили?

Вспомнилось, как после… того, что сделали бандиты – их лица словно отпечатались на веках, и в этом был единственный хороший момент – Роксан точно знал, кого именно желает найти и убить, – музыкант сидел рядом, вытирал его мокрой ветошью и давал прополоскать рот.

Не помогло. Однако больше его не трогали.

Приказал другим не входить, а сам забыл о пленнике? Он очень юн, этот Витам, но все же это маловероятно. И в любом случае не забыл бы Алан Макгауэр.

Роксан крепко взялся за перила, спустился так тихо, как мог. Теперь улица.

Солнца уже сошлись, однако со стороны каналов не было видно зарева. Хорошо. Значит, Кит справился. Вся тайная служба справилась.

В отличие от Роксана.

Он тяжело привалился к стене, стараясь дышать ровно. Музыка исчезла, но он все еще был под каким-то воздействием. Сахар? Вероятно, да, слишком усиливалось все, что Роксан чувствовал.

Нужно было добраться до Ямба. Они наверняка уже занимаются вопросом, как снять это. Роксан все еще может до какой-то степени осознавать себя и значит, может быть полезен.

Ему не нравилось, как работала его голова.

Вся ли банда участвовала в бунте? Кажется, нет. Помимо Пита, которого они с братом похитили, один был ранен. Вероятно, он где-то в квартале. И еще Алан. В банде не знали, что он маг, считали странствующим ученым, менестрелем, который помог Витаму с музыкой. Он не собирался идти на площадь.

Роксан шел тропами между стоящих вкривь и вкось домов, предполагая, что рано или поздно выйдет из этого лабиринта, когда услышал шорох за стеной. Замер, осторожно заглянул за тканевый полог.

В теории два мага, тем более одного направления дара, должны сражаться честно, в идеале соблюдая дуэльный кодекс. Даже во время заданий на территории Тривера Роксан придерживался определенных правил – в том числе не нападал со спины.

Однако он все же не был самоубийцей.

Бесшумные движения Ольги получились сами собой, привычка Джейн помогла ловко ухватить самый увесистый из ближайших предметов – пузатый горшок. А огреть величайшего поэта севера по голове Роксан мог и своими руками.

Тот свалился без единого звука.

На миг пришло осознание – Роксан сам хотел бы лечь на пол и просто ждать; не важно, чего. По спине прошла волна дрожи, ясно вспомнилось, что случилось, когда он так лежал и ждал, не имея возможности даже шевельнуться по собственной воле. Хуже. Должен был выполнять любые приказы.

Снова затошнило, но он только взвалил Алана себе на спину, как мешок, ухватил за свисающие руки. Груз оказался немногим легче самого Роксана, но выбора было немного. Бросать триверского шпиона без присмотра он не собирался.

Достаточно того, что банда совершила эту ошибку с ним самим.

***там же

Кит сидел на складе, временно превращенном в филиал не то Золотого гуся, не то особняка О’Флаэрти. Им даже поднос еды принесли из соседнего трактира для полного сходства!

Правда, есть никому не хотелось.

Шеф колдовал над связанным музыкантом, устроились на бочках Роша и девушка из разведки, представившаяся Мойрой. Все музыканты и поэты тайной службы работали на площади. Ну как, работали. Пытались снять или хотя бы скомпенсировать мелодию этого мелкого гения. Судя по тому, что никто еще не влетел на склад с радостными воплями, получалось паршиво. Вернее, не получалось никак.

– Он завязал музыку на вкусовое ощущение, причем так, чтобы она пробуждалась сама при повторении этого вкуса, – успела поделиться злая, как сто тысяч гусей, Меган. – Гений хренов! Мало того, что мелодия наверчена этим его придурочным способом и звучание не восстановить никак, так еще мы к ней подобраться можем только пока жертва ест сахар!

Переводилось это все так – или мальчишка сам снимет свой шедевр с толпы, или у Илаты есть сотня качественных, совершенно безнадежных безумцев. Держать их под постоянной музыкой для компенсации, во-первых, рискованно, во-вторых, надо десяток музыкантов только на это посадить, а в-третьих, сила мелодий быстро выветрится. Обеспечивать зависимых дозой сахара раз в пару дней не выйдет тоже – никаких полей и денег не хватит его в таких количествах производить.

– Пустите! Там моя жена…

В заднюю дверь склада ворвался мужчина, по виду слуга. Люди постоянно пытались попасть на площадь, кто из любопытства, кто беспокоясь о близких. Мойра с унылым лицом встала с бочки.

– Вашей жене оказывают помощь, вы там можете только помешать. Займитесь пока своими делами.

– Дайте хоть взглянуть, – взмолился мужчина. – Я увижу, что она жива и тут же уйду!

Мойра глянула на Ямба, но тот был погружен в долгий, знатно закрученный сонет, которым сейчас обрабатывал Витама. Кит подошел вместо шефа.

– На площади опасно – вы можете заразиться сами, как ваша жена. Даже выглядывать, даже ненадолго. Я понимаю…

– Да что вы можете понимать!

Мойра предупреждающе взяла мужчину за плечо, Кит лучезарно улыбнулся.

– Мой брат сейчас неизвестно где, заражен тем же самым и скорее всего вообще мертв. Я понимаю.

Это еще если не вспоминать о Хоуп. Про ту Кит хотя бы точно знал, что она жива и относительно в порядке. В последний раз она тихо плакала, так как не могла увидеть Шея. Кит не представлял, как будет объяснять, что его вообще никогда не существовало.

Однако признание на удивление помогло – любящий муж неизвестной женщины смешался, извинился и даже ушел сам, без ускоряющего пинка. Роша присвистнула:

– А ты молодец!

Кит только хмыкнул, возвращаясь на облюбованную бочку. Сгорбился.

– Тошно, что даже если мы снимем мелодию, всех не вернуть.

Кого-то затоптали в давке, кем-то пытались прикрываться бандиты, когда Ида сдала музыканта и остальные решили сбежать. Один раз в самом начале толпа сумела все-таки прорвать оцепление, и люди Сагерта предпочли надежный способ их остановить.

– Роксан из наших, – зачем-то сказала Мойра. – Он так просто не сдохнет.

Кит дернул головой в сторону двери.

– Там лежит четырнадцать трупов. Даже если мой брат не станет пятнадцатым, это все равно на четырнадцать больше, чем должно быть.

– На тринадцать. Один из банды.

– Плевать. И еще в трущобах очень много людей убили. Я даже не знаю точно, сколько, – обернулся к Витаму, хотя тот сейчас ничего не слышал, бросил: – Этого ты хотел?

И едва не свалился с бочки, когда мальчишка одарил его мутным взглядом исподлобья.

– Совет все равно падет. Если не моими руками, то позже.

Обмяк, завалился набок с остановившимся взглядом. Роша протянула шефу флягу с настоем – свою он уже израсходовал, теперь выпил залпом вторую.

– Алан его защитил от поэзии? – спросила Мойра.

– Нет, – Ямб покачал головой. Подумав, запил настой обычной водой. – Разве что основным принципам сопротивления научил, но оды не его специализация. У нас просто очень упрямый и талантливый ребенок. Сонет должен привязываться к его восприятию мира, иначе скатывается, как с гуся вода. Что вы, собственно, и имеете удовольствие наблюдать.

Кит посмотрел на шефа растерянно, перевел взгляд на Витама. Он не знал, что поэзии вообще можно всерьез сопротивляться!

Ямб черкнул быструю оду, сдобрив ее глотком воды. Мальчишка хватанул ртом воздух, тут же сурово нахмурился. Кита он бесил уже до дрожи. Ему что, нравится, что от него зависит сотня жизней?

– Пришли в себя, молодой человек? – спросил тем временем Ямб. – Хорошо. Мы с вами в одинаковом тупике – я могу сломать вас эпиграммой, чего вы явно не хотите, но вы тогда собственную музыку не одолеете. А вы можете доблестно молчать и домолчаться до пыточной, которая, впрочем, скорее всего придет к тому же эффекту, что и эпиграмма, но в более длительной перспективе. Страх и боль, знаете ли, не лучшие чувства для музыкального дара.

– Вам нечем меня шантажировать, – уверенно отбил Витам. – Покойнику неважно, есть ли у него дар.

– Как насчет жизней ваших товарищей?

Мальчишка дернулся, тут же упрямо поджал губы.

– Мы все знали, на что идем и были готовы умереть.

– Какой суши тебе надо? – в лоб спросил Кит. – Чтобы сотня человек, которых ты отравил, просто умерла?!

– Кто знает, – он блекло улыбнулся, – что еще может случиться. Их много, они вас ненавидят. А если вы убьете всех, их друзья и семьи уничтожат вас даже без моей музыки.

Кит отвесил мальчишке пощечину, рявкнул уже из объятий Мойры:

– Ты говорил, мы используем их, а что ты делаешь?! Хочешь пожертвовать чужими жизнями ради чего? Ради еще большего числа смертей?!

– Ради будущего, – у него страшно звенел голос. Искренним вдохновением. – Ради страны, свободной от вашей деспотии! Вы слепы, заперлись в своих каналах и не желаете знать, каково простым людям. Так эти люди придут к вам сами!

– Побереги речи для площадей, – очень мирно посоветовал Ямб. – Ты слеп ничуть не лучше нашего и крылья у тебя из тряпок.

– Я знаю. И я не говорю, что я птичий посланник. Но люди должны взять то, что их по праву.

– Люди сами могут решить, что они хотят и что они должны, – хмыкнул Ямб. – Во дворце, между прочим, жалобы от населения принимают в дни соловья. Пришел бы да написал.

Глаза мальчишки сверкнули.

– Вы знаете, что еще нужно, чтобы тебя хотя бы пустили во дворец к столу с жалобами?

– Не представляться бастардом О’Доннеллов, – серьезно кивнул Ямб. – Согласись, это было весьма глупо.

– Я не выбирал свою мать! Это истина, которая просто колет ей глаза! Но я заставил себя заметить!

Кит вышел со склада, яростно хлопнув дверью. Прижался макушкой к стене, вдохнул глубоко.

Этот Витам на самом деле был во многом прав. Методы у него были отвратительные, да и чего ждать от мальчишки, которым управляет триверский шпион. Но вообще Илата правда сама вырастила оружие против себя.

Нужно было попытаться сделать так, чтобы больше этого не повторялось. Кит встряхнулся, собираясь вернуться на склад, но заметил фигуру на другом конце площади. Выдохнул:

– Живой!

Засмеялся, бросился вперед, желая обнять, но Роксан вместо этого свалил ему на руки тело со спины. Кит едва не уронил его, поняв, что держит Алана, чтобы его птицы, Макгауэра.

– Где Ямб? – голос у брата был такой, словно он правда из могилы восстал, а не только Кит его сто раз мысленно похоронил. – Я знаю, как заставить музыканта сотрудничать.

***

королевство Цергия, приграничная пустыня

18 Петуха 606 года Соленого озера

Небо было зеленым.

– Как красиво!

Эрик вскарабкался на вершину дюны, запрокинул голову. Рагнар не спеша поднялся следом, огляделся. Протянул руку:

– Там руины. Можно переждать жару.

– Ага!

Рагнар не смог сдержать улыбку, когда мальчишка легко бросился вперед, промчался по крутому склону. Это было глупо, конечно, так же, как его манера рисовать, не упрощая. У них остался лишь глоток воды в одной фляге, если они не выберутся из пустыни за следующую ночь, вряд ли они смогут идти дальше. Но Эрик, кажется, вообще не думал, что все еще может умереть.

Когда-то здесь была деревня, но стены домов давно растрескались, многие крыши провалились. Под странным небом они тоже казались зелеными, текучими, как миражи. Рагнар никогда не заходил так далеко и не знал, чего ждать, но было очевидно – даже если колодец, наверняка бывший здесь, не пересох окончательно, вода из него в лучшем случае поможет путникам продержаться еще один день.

Порыв ветра толкнул в спину.

– Учитель, – тихо, благоговейно позвал Эрик, замерший между домами. – Это же дождь.

Рагнар поднял голову, моргнул тут же, когда на лоб упала крупная капля. Громыхнуло, снова пронесся ветер, и на землю рухнула вода.

Он упустил несколько мгновений, зачарованный невозможным, потом все же сорвал плащ, расстелил.

– Эрик, нужно собрать воду!

Оказалось невозможно перекричать этот грохот, но хотя бы его одежда должна была им послужить. Узел кушака спекся за прошедшие дни, Рагнар пытался распутать его, когда на плечо легла незнакомая ладонь.

– Не бойся. У меня довольно питья для вас.

Он отшатнулся, оглядываясь. За спиной щурилась в небо старуха с кирпичного цвета кожей и такими глубокими морщинами, что казалась едва ли не ровесницей деревни. Вода текла по причудливой плетеной жилетке, капала с перьев.

– Добрался все-таки, мальчик, – она посмотрела на него с мягкой гордостью. – Сумел наконец. Хорошо.

Как Рагнар мог слышать ее тихий голос, когда вокруг гремело так, словно небо решило упасть на землю? Женщина усмехнулась, он проследил ее взгляд, скользнувший над его плечом.

Эрик, конечно. Ученик кружил на открытой вершине поднятого к небу холма, смеялся, раскинув руки.

Жил. Не пытался выжить, как привык сам Рагнар.

Хорошо, что он с ним. Может быть, пустыня старается оберегать беглецов, но Рагнар хорошо знал, как часто человек выигрывает у нее. Слишком много раз он был этим человеком, чтобы теперь позволить себе верить во что-то иное.

Когда он обернулся, старухи не было, как и следов на песке, которые она могла бы оставить. Впрочем, неудивительно. Никто не может выжить в заброшенной деревне, так же, как никто не может перекричать ливень. Это был просто мираж, они и раньше иногда являлись ему.

Хотя обычно выглядели иначе и появлялись в полдень.

Все кончилось так же быстро, как началось, небо поблекло, снова засияло двумя раскаленными светилами. Рагнар поднял пропитанный водой плащ, начал отжимать над флягой.

– Как хорошо! И смотрите, что я нашел, – на вытянутых руках Эрик держал небольшую, плотно закупоренную амфору. – Лежала в доме, вон в том. Она, наверное, раньше была закопана, но ветер унес песок.

– Отожми воду с одежды во флягу, – велел Рагнар. Закончил со своей, осторожно взял амфору. Раскачал пробку.

Из темной глубины пахнуло прохладой, Рагнар коснулся губами горлышка, наклонил, проверяя.

– Ну что? – Эрик от нетерпения разве что не приплясывал вокруг. – Вода?

– Молоко, – ответил Рагнар. – Свежее.

Потер крошащуюся, явно очень старую пробку, оглянулся.

Никого не было в деревне, только ветер носился между домами, свистом напоминая старушечий смех.

========== Глава 23 ==========

Южная Империя, подземелья

17 Петуха 606 года Соленого озера

Она ориентировалась в тоннелях по движению воздуха, по камням под ногами, по едва слышным звукам с поверхности. Обычно еще по стенам и потолку, которых касалась пальцами.

Сейчас руки были заняты, да и любые звуки заглушало клокочущее кровью дыхание. Баланс между скоростью, собственной усталостью и покоем раненного Кадо обычно умела выдерживать, но в этот раз шла быстрей, чем стоило бы. Потому что еще одним значением уравнения всегда было расстояние до лекаря.

Слишком большое.

– Спасибо, – тихо сказал Текамсех. – Я бы не хотел умирать в одиночестве.

– Береги силы, – резко отозвалась она.

Узнать смех в этих звуках могла только та, которая не раз слышала, как умирают от подобных ран.

Кадо только еще немного ускорила шаг, на грани с бегом. Если Текамсех будет дышать, когда она принесет его Эш, он выживет. Пение исцеляет даже смертельные раны.

Конечно, Кадо знала, что шансов нет. С самого начала не было. Просто это она когда-то произнесла фальшивое пророчество, бросила как очередной выпад их долгой дуэли: “Однажды ты умрешь в темноте, один, понимая, что проиграл”.

Она не хотела оказаться правой.

Текамсех обмяк, очевидно потеряв сознание. Кадо перехватила его удобней, прижала плотную, совершенно пропитавшуюся кровью повязку. Помчалась дальше, считая – вот здесь два воздуховода близко, вот становится немного скользким пол, вот…

Вот Текамсех выгнулся у нее на руках, и стало понятно, что спешить уже однозначно некуда. Она положила его на пол, села рядом, не отрывая пальцев от груди.

– Прощай, – шепнула, когда кончилась агония. Вытерла пену с его губ, закрыла глаза. Наклонилась, коснулась лбом лба.

Они так долго сражались. Можно было даже сказать, это Текамсех научил ее быть не просто солдатом, но шпионкой. Лучшей из всех. Это он при первой их встрече – далеко за границами Империи, когда ни он, ни она еще не знал, что враги и тот день станет началом дуэли длиной в годы, сказал ей: “Все всегда могут погибнуть, главное то, как жил до того. Улыбайся, и все будет”.

“Все будет хорошо? Обещаете?”

“Конечно, нет. Никогда не бывает все хорошо”.

С того дня она улыбалась, кажется, даже во сне. Неискренне, она знала. Но этого и не требовалось.

Он был хорошим врагом. Настолько хорошим, что однажды она спасла его от обезумевшего певчего, едва не перебившего всех Золотых орлов. Настолько хорошим, что однажды он отпустил ее из готовой захлопнуться ловушки.

Он спас Айдана. Он пожертвовал своим местом в гвардии, узнав правду о мире. Он пожертвовал своей жизнью, поверив.

Кадо встала, снова подняла тяжелое тело. Конечно, Текамсех уже ушел на изнанку холста и ему было все равно, но она не хотела оставлять его крысам.

***магреспублика Илата, город Илата

16 Петуха 606 года Соленого озера

Роксан успел о многом подумать, пока шел на площадь.

Например, что леди глава совета русая, с яркими голубыми глазами, распахнутыми, как у заричанки, высокая и крепкая. Насколько Роксан помнил, леди Киарнет была такой же, даже еще более крупной. А Витам тонкий, темноволосый, вдобавок с зеленовато-синими, иначе посаженными глазами. На мать он не был похож ни черточкой.

Почему Дара решила избавиться от едва родившегося сына? Определенно не по той же причине, по которой это сделал отец с Идой – дар Витама был очень сильным. При этом ребенок все же остался жив, а сама леди никогда не вышла замуж и не обзавелась другими детьми. Весьма и весьма странно – вряд ли она мечтала, чтобы титул главы рода перешел к двоюродному племяннику, вечно путешествующему птицы знают где, или к троюродным родственникам, в основном исполняющим роли послов. Они прекрасно работали, с этим невозможно было спорить, однако обычно главы родов предпочитали воспитывать своих наследников. Дара не выделяла никого, словно была вечной.

Что она планировала или о чем не желала думать? Роксан был совсем юным, когда леди Дара стала главой совета, однако все же помнил, какой она была до того. Намного менее железной, чем сейчас. Пятнадцать лет назад она казалась мягкой, слегка романтичной, однако отнюдь не глупой и не простой. Предположить, что ее мог соблазнить заезжий наемник, было невозможно.

Роксан вспоминал приемы – тогда его брали далеко не на все, но все же на нескольких он присутствовал. Кто танцевал с Дарой, со всеми одинаково вежливо равнодушной? На кого она смотрела? Хотя бы один раз, этого будет достаточно.

У Роксана было предположение, основанное на внешности Витама и поведении Дары, однако он искал новые подтверждения, надеялся проверить их хотя бы воспоминаниями. Ведь на этой теории держался весь его план.

Судя по тому, что Витам шептал тогда, сидя на матрасе рядом, он верил в то, что делал. Пытался сделать Илату лучше, как он это понимал, и одновременно мстил покинувшей его матери. Словно убеждал себя, что дело стоит любых жертв, даже тех, которые он не планировал.

Алан проделал тонкую работу, превратив чужую скрытую обиду в злость, направив ее в желаемое русло.

Когда распахнулись двери склада и Роксан увидел музыканта без марева контролирующей разум магии, сомнений не осталось. Странно, что мальчишка или его приятели не догадались сами.

Тот, увидев Роксана, сжался, а заметив, кого несет Кит, не удержал горестного возгласа:

– Учитель!

“Не знает,” – кивнул своей мысли Роксан.

– Ты злился, что тебя покинула мать, – сказал, подходя ближе. – Что ж, познакомься со вторым своим родителем. Алан Макгауэр Кэрролл, триверский шпион, единственная любовь леди главы совета, – заметил, как поморщился Ямб, пожал плечами. Не лучшее время для сохранения чьих-либо тайн, если они могут помешать делу. Добавил: – Я оглушил его, когда он собирал вещи. Отец использовал тебя и собирался бросить.

Тишина вышла долгой и Роксан решил не стоять. Он очень устал, вдобавок его начинало трясти, в желудке словно разверзся бездонный провал. Вероятно, симптомы зависимости от сахара.

Ямб предложил:

– Мы можем проверить эту догадку. Я наложу на Алана эпиграмму и прикажу говорить правду, после чего ты сам сможешь задать ему все интересующие тебя вопросы.

Витам едва заметно кивнул. Роксан смотрел, как Алана приводят в чувство и тут же, не давая опомниться, связывают поэзией, как мальчик медленно формулирует вопрос, и даже не меняется в лице, услышав ответ. Логично. Витам не казался дураком, значит, поверил сразу, просто надеялся на ошибку.

– Снимите, – попросил, не поднимая взгляда. Ямб покачал головой, пояснил:

– Алан хороший и опытный шпион, я не дам ему ни малейшего шанса сбежать. Итак, что нужно, чтобы ты снял свою музыку?

Витам помолчал еще.

– Что будет с моими людьми?

– Иду, вероятно, примут в ее родную семью, – Ямб взглянул на Кита, тот с улыбкой кивнул. – Наказание она все же понесет, однако с учетом того, что она спасла нашего агента и уменьшила число жертв, сдав тебя, оно будет намного смягчено. Тех, кто принимал участие в бунте, ждет суд совета. Если будешь сотрудничать с нами со всей отдачей, я обеспечу, чтобы они отделались тюремным заключением, а не казнью. Как и ты сам.

– Даже если остальные решат сохранить нам жизнь, он, – Витам кивнул на Роксана, – будет против.

Роксан мрачно взглянул на мальчишку. Он совершенно не желал посвящать кого бы то ни было в детали своего пребывания в плену. Ответил:

– Я не собираюсь поднимать этот вопрос в рамках правового решения вашего статуса.

Витам мгновенно вскинулся, полыхнул глазами.

– То есть ты нарушишь закон, который сам же защищаешь?

– Кодекс Илаты, раздел второй, пункт тридцать пятый, подпункт шестой, – равнодушно начал цитировать Роксан. – Любой маг, чью честь и достоинство оскорбили, понятие оскорбления развернуто в приложении сто двадцать семь, имеет право лично отомстить обидчикам, сообщив о подобном намерении или свершившимся действии в срок не более трех недель пояснительной запиской, направленной главе ведомства внутренней охраны или напрямую главе совета. Если возникнут сомнения в правомерности действий мага, как то несоответствие совершенного его обидчиками понятию “оскорбление” или жестокость мести выйдет за пределы допустимого, судебное разбирательство будет закрытым, дабы не создавать порочащих слухов.

Кит потянулся было к нему, но Роксан отодвинулся. Он без того с трудом контролировал себя, тем более плохой идеей казались любые прикосновения. Даже самые осторожные и дружеские.

– Проще говоря, – вернул себе внимание Ямб, – Роксан разберется сам, с чем он согласен, а с чем нет. И должен сказать, тюремное заключение обезопасит твоих друзей от, хм, соблюдения этого пункта и подпункта куда лучше, чем бегство.

– Я понял, – едва слышно отозвался мальчик. Встал, протянул связанные руки. – Мне нужны вода и перо. Лучше травяной настой. Можете накинуть на меня эпиграмму на невозможность вредить вам, это не помешает. Все, кто пробовал сахар, должны собраться в одном месте, а я должен видеть их всех хотя бы немного. Обычно я писал музыку с крыши.

Бросил взгляд на отца, тут же гордо выпрямился, пошел вслед за Ямбом, словно одолжение всем делал. Роксан хмыкнул, поднялся. Ему нужно было стоять вместе с другими зачарованными.

– Это что, – подала голос все это время молчавшая Мойра, – мы победили? Слушай, да ты птичий герой!

Роксан только передернул плечами, выходя на площадь.

Он чувствовал себя грязным, измученным и неприятно эмоциональным. Но уж никак не героем.

***республика Магерия, город Варна

25 Петуха 606 года Соленого озера

– Ладно, дорогая супруга, – усмехнулся Гир, когда веселые горожане наконец утомились пить за новобрачных, проводили их до дверей и ушли разносить сплетню о птичьей деве дальше по городу. Впрочем, за прошедший день она наверняка разлетелась без дополнительной помощи, еще и обросла подробностями, как старый пень ростками. – Зачем я тебе?

– Подожди пару щелчков, – попросила она, открывая один из сундуков. Возница, благо, был слишком удивлен, чтобы попытаться не отдать им вещи, да и пьяная свершившимся чудом толпа вынуждала с собой считаться. Сложней было сейчас разыскать нужное – над Варной уже зажигались звезды, дом у Гирея был без лишних окон, и лампады на привычном месте тоже не стояло. Еще бы, после всех обысков.

Друг смотрел с веселой настороженностью, заставляя чувствовать в равной степени радость и боль. Адельхайд наконец нащупала шкатулку с письменными принадлежностями, вынула перо. Прижала его к губам шагнувшего вперед Гирея – привычный шест, просьба помолчать.

Только для нее привычный.

– Гир, – вздохнула, не пытаясь вырваться, когда он прижал ее к стене, заблокировав руку с пером. – Ты меня не помнишь из-за моего же сонета, который я наложила по твоей просьбе. Дай его снять.

– Извини, дорогая супруга, но у меня нет никаких причин тебе верить. Ты меня, конечно, вытащила из петли, но я все еще не знаю, для чего.

Ада вроде бы давно привыкла к его куртуазному тону, дивно сочетающемуся с бандитскими действиями, но иногда этот балаган раздражал так же сильно, как в юности. Следовало догадаться незаметно снять магию, Гирей ведь первые годы дергался при виде перьев. Потом перестал, конечно. Но для него никакого “потом” не существовало.

Впрочем, у Ады был простой способ убедить друга.

– Тебя зовут Безродным, потому что ты бывший раб из Империи. Вы бежали на корабле среди грузов после того, как твоего брата Нииола забрали в Цитадель из-за открывшегося магического дара. Твои родители умерли во время эпидемии влажной лихорадки, не успев внесли имена в городской архив, поэтому по бумагам их никогда не существовало. Тебя дразнили безродным, никому не нужным чужаком. Когда ты стал сильней, то решил сохранить это прозвище, сделать его знаком доверия между членами банды. Тебе это посоветовали. Помнишь, кто?

Гир, внимательно слушавший ее речь, задумчиво качнул головой. Отступил.

– Все, кто это знают, мертвы, и я уверен, они меня не предавали. Ладно, дорогая супруга. Пиши свою магию.

Распутывать собственный сонет оказалось любопытно. Ада гордилась этим творением – если не знать, что воздействие есть, никогда не нащупаешь мельчайшие искажения памяти. Едва успела закончить, когда в дверь постучали, а Гир аккуратно сел на пол и определенно не был готов кому-либо открывать.

Ада больше всего боялась, что это будет Беата, но та, к счастью, не была дурой и затаилась. На пороге топтался до отвращения знакомый мальчишка из дома Ферстнера. До недавнего времени – из дома и самой Адельхайд.

– Вам письмо!

Она с улыбкой взяла плотный конверт, сломала печать семьи Зальцман, сощурилась, стараясь разглядеть строчки. Кивнула скорее собственным мыслям.

– Спасибо.

Закрыла дверь, взялась разыскивать свечи в сундуках – это было определенно проще, чем пытаться найти лампаду Гирея, которую вообще мог прикарманить какой-нибудь стражник. Наконец справилась, теплый огонь осветил комнату.

Друг все еще задумчиво сидел на полу, приходилось переступать через его вытянутые ноги. Судя по тому, что сонет ушел без следа, это был более-менее нормальный эффект. По крайней мере, Гир дышал, это Адельхайд проверила. Вероятно, разуму требовалось время, чтобы заполнить образовавшиеся после магии пустоты.