Текст книги "Вода и Перо. Узел (СИ)"

Автор книги: Анна Пляка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Аластера будут хоронить иначе. И Клауса.

Она села на постели.

Клаус! Разрубленный напополам мужчина, которого она помнила ребенком. Он попал к Гиру пятилетним и не умел говорить, Ада сама его научила…

Стиснула подушку крепче. Его не вернуть, совсем не вернуть. Плохо другое – его одежду могут допросить! И даже если та окажется верна мертвому хозяину, все равно могут узнать, зарисовать лицо, начать показывать, спрашивать.

– Они выйдут на банду, – прошептала, не желая верить самой себе. – Если не совсем дураки будут работать, они узнают, кто залез в дом!

Стук в дверь заставил вздрогнуть. На миг показалось – уже узнали, пришли!

– Госпожа Зальцман, простите, – знакомый голос квартирной служанки был сонным. – Вам письмо принесли, сказали, срочное.

Ада глубоко вздохнула. Положила подушку на место.

– Подождите, – велела.

Накинуть домашнее платье прямо на рубашку было делом пары щелчков, но Ада подождала еще немного, прежде чем открыть. Она ведь только проснулась, верно? Разбуженные люди намного медленней тех, кто еще не ложился.

– Спасибо, дорогая.

Конверт был подписан небрежно, дрожащей рукой.

Фриц. Она сломала печать, вынула письмо.

Приглашение на похороны, конечно. Он быстро все организовал, уже было известно и время, и место – на первом закате скорбящие должны собраться у монастыря к северу от городских стен.

“Я знаю, вы мало знали его, но поверьте, первое впечатление, которое он наверняка произвел на балу, было верным. Мне очень жаль, что вы не сможете познакомиться с ним лучше, но я надеюсь увидеть вас на церемонии прощания.

Мы с вами еще даже не помолвлены, и я не имею права просить о подобном, но Адельхайд, теперь мне больше не на кого положиться. Если вы сможете встретиться со мной в полдень и поможете с птичьим столом, я буду вашим должником”.

Еда для звездных птиц, которые помогают мертвому переродиться в новом пернатом обличьи. У Адель был опыт подобных вещей – кто бы еще занимался этим, когда умер отец, или когда утонул Вильгельм, третий из братьев.

Посмотрела в окно, на светлеющее небо. До полудня было еще достаточно времени, чтобы хоть немного поспать.

Или организовать кое-что. Идеальное время, этот вечер, Фриц ведь наверняка пригласит всех или почти всех, кто был на вчерашнем балу. Адельхайд бросила сожалеющий взгляд на такую уютную кровать и принялась собираться.

***Южная Империя, подземелья

15-16? Петуха 606 года Соленого озера

Сикису очень не нравились подземелья. Настолько, что пару мгновений он всерьез рассматривал идею повернуть назад прямо сейчас. Потому что они нашли под землей сушью проклятого голема!

Хотелось кричать просто от невозможности происходящего. У него была нормальная жизнь, он думал, что знает в Пэвэти каждый камень. А оказалось, что под городом тянутся подземелья беловолосых крыс. Оказалось, что под лобным местом скапливается магия, способная убить проходящего мимо гвардейца. Оказалось, что, слава птицам уже не в городе, но до отвращения близко к нему спит под землей какая-то чудовищных размеров тварь! Сколько же воды нужно, чтобы сотворить такого змея? Подземное озеро? Река?!

Они шли вперед, в сторону вражеской земли. До нее, конечно, оставалось самое меньшее неделя пути, но это скорее пугало. Что еще может случится за это время?

Например, замерший на полушаге маг, мгновенно выдернувший перо из-за пояса и отправивший вперед светильник. Сикис обнажил саблю быстрей, чем разглядел выступившую из тени опасность, выругался сквозь зубы.

Одежда совсем не имперского кроя – подземничьи шпионы. Двое, спина к спине, с темными повязками на глазах, мужчина крашенный в черный, а женщина…

Белые волосы невысокой плоскогрудой подземницы на концах были алыми.

Кровавая. Сейчас. Здесь. Еще и с напарником.

Но и Сикис не один. Трое против двоих, да еще у Эш дар исцелять! Они могут справиться. Должны.

– Айдан? – голос девчонки взлетел, сломался. Черноволосый подземник с плотной повязкой нарушил стойку, слепо вытянул руку.

– Эш? Ты здесь?

Не в их пользу трое.

– Добро пожаловать в подземелья, – голос у легендарной шпионки был низким, грудным. – Не нападайте, и мне не придется вас убивать.

Эш вывернулась из-за спины раньше, чем Сикис решил, что делать, бросилась к мужчине, обняла. Подняла голову.

– Как? Я же, – запнулась, повернувшись к подземнице. – Кадо?..

***там же

Память пришла песчаной бурей, налетела, сбивая с ног. Эш закрыла глаза, отдавая себя этому ветру. Пусть дует, пусть засыплет с головой. Зато больше нет внутри стада овец, так настойчиво оберегающего, не дающего думать. Помнить. Иногда даже чувствовать.

Что было в начале? Пустыня. Не та, что виднелась из окон Цитадели, а далекая, раскинувшаяся южней границ Империи и длящаяся, наверное, до края мира. Она никогда не казалась Эш жестокой, просто иной, так же, как птица отличается от человека, и каждый человек отличается от другого. Пустыня была, и Эш была, и старый ястреб, которого когда-то исцелила маленькая девочка, впервые запевшая в птичьем шатре. Песня была выражением ее любви к миру – белому небу, желтому песку, серым колючкам, дичи и ловчим птицам, и людям, всем, кто встречался в жизни. Солнца могли обжечь даже привычную кожу, но любовь от этого не уменьшалась. Они ведь просто не умели иначе.

И они едва не убили ее. Долгий месяц казалось – белая жара выжгла память, Эш очнулась в чьем-то доме, долго приходила в себя. Теперь знала – все было не так.

– Хорошего пути! – губы обметала корка и улыбаться было немножко больно, но увидеть человека – это же так радостно!

Вся белая, словно звездный свет, женщина посмотрела сквозь нее. Спросила:

– Из пустыни? Сколько ты не пила, девочка?

– Долго! Не знаю. Я Эш, а ты?

– Кадо. Идем, нужно дать тебе воды.

Потом Эш пила по чуть-чуть, рассказывала про племя и пустыню. Потерялась на охоте – маленькая правда, прятавшая большую истину. Ну какой кочевник заблудится в переходе от стоянки? Только тот, кто хочет заблудиться.

Взамен ей рассказывали про Приозерье. Эш впитывала истории, как цветок пустыни впитывает дождь. Удивлялась и самой Кадо – как у нее, слепой от рождения, все так ловко получается? Пыталась научиться. Восхищалась тем, как она всегда улыбается.

Даже когда на поселение напали разбойники, Кадо улыбалась. Дралась и улыбалась, хотя рядом падали свои. Тогда Эш запела – впервые с тех пор, как оказалась вне племени. Невозможно ведь не помочь, если можешь! Пусть могут прогнать, пусть будут бояться. Нельзя быть соловьем и всегда молчать.

Потом ужасно хотелось пить, горло саднило, словно Эш целую пустыню проглотила. Ярко вспоминалось лицо Кадо в тот момент. Недоверчивое. Восхищенное. Как она говорила – певчая. Носительница редчайшего дара. Птица, которая может спасти мир.

Эш было смешно и страшно. Ну какая она носительница? Она просто поет, потому что не может молчать, вот и все. А от нее ждали, что она сотворит чудо. Исцелит целый мир, а она даже после нескольких раненых так устала!

Значит, надо было учиться. У Кадо. У Айдана, ее друга, который однажды пришел. Он смотрел с восторгом, и его удивительные зеленые глаза сияли. Он видел Приозерье, он обещал показать – надо ведь знать то, что пытаешься вылечить. Он рассказывал о Цитадели – немножко тюрьме, но главное – школе. Тогда Эш решила, что хочет попасть туда. Узнать, увидеть. Империя была частью мира, а значит, ее тоже надо было полюбить.

Почему же все это так долго было выцветшим, обрывистым, словно совсем старый халат?..

Кадо. Кадо в Цитадели, укутанная в много слоев ткани. Говорящая:

– Бежать поздно, гвардия придет за тобой на первом восходе.

Комната Айдана, чаранг у него в руках. Спокойное лицо. Эш кусала губы за двоих.

– Как же так? Неужели нельзя спастись?

– Я бы с удовольствием его встретила, – зубасто ухмыльнулась Кадо.

– Не надо, – Айдан покачал головой. – Ты же понимаешь, всех тогда будут допрашивать. Попробую с ним поговорить, а если нет, ну что ж. Стану птицей.

– Я тебе стану. Постараемся что-то придумать, ты слишком ценный, – Кадо совсем не нравилось его самопожертвование. Эш тоже не нравилось, и она не знала, что делать.

– Главное – защитить тебя, – они повернулись к ней одновременно, сказали это хором.

Иногда ей было жаль, что она певчая. Но тогда они сидели втроем, Айдан коснулся струн влажным пером, Кадо подняла свое, Эш сделала то же. Музыка, песня, стихи сплелись в одно творение, опутывая Цитадель, одурманивая.

– Ты вспомнишь нас только когда увидишь, – шепот на грани сна.

Но она проснулась слишком рано. Увидела Айдана, когда его уводили, вспомнила – только часть.

Теперь память наконец вернулась до последнего мгновения, Эш посмотрела на Кадо, улыбнулась – и словно споткнулась о так и лежащую на пути большую пушистую овцу. Все события хранились в памяти, нанизались бусинами на ремешок, вот только самого важного в них не было. Чувств. Казалось, стадо, сохранявшее Эш в безопасности, съело их, как траву.

– У вас получилось! – все равно сказала радостно, обнимая Айдана еще крепче. Казалось, если она его отпустит, все станет сном.

– У него получилось, – поправила ее Кадо. – Расскажем на стоянке. Как ты здесь оказалась? В компании пары гвардейцев, судя по звуку их одежды. И ты, – коснулась плеча, потерла перышки. Попросила: – Сними это. Тебе не идет так шуршать.

Эш только прижалась головой к плечу Айдана. Закрыла глаза.

Живой. Она словно только сейчас медленно начинала понимать. Живой.

========== Глава 14 ==========

магреспублика Илата, город Илата

15 Петуха 606 года Соленого озера

Уговора ходить в монастырь со своим лицом не было, но Роксан, поразмыслив, все же не стал задерживаться, меняя маску. В убежище, рассыпающийся домик на Крыльях, все-таки зашел, но только взял всегда готовую сумку у входа, оглядел закрепленные на стенах рисунки.

Хелен была прекрасной художницей, работала в графике, имитируя магические рисунки, но в ней не было ни капли дара. Обычно она появлялась в городе в конце месяца, сразу с кипой набросков с разных концов Приозерья, или хотя бы с родными Илатскими степями и лесами.

Возможно, в этот раз она приедет раньше.

Сумка дисгармонировала с костюмом, светлую коричневую кожу с черными туфлями он никогда бы не стал носить. Не совершенно безобразно, но могли заметить и спросить, поэтому Роксан предпочел не проходить напрямик мимо дворца и через район каналов, а обогнуть их с запада. Держался главных улиц, несмотря на полдень – в Илате и под обоими солнцами можно было наткнуться на бандитов. Он бы с ними, несомненно, справился, но ни терять время, ни привлекать внимание не хотелось.

Кто-то тоже пользовался масками. Само по себе не удивительно: талант достаточно ценный и в то же время сравнительно простой для освоения, и, например, в рядах тайной службы Роксан был далеко не единственным мастером. Но чтобы подобный специалист, явно высококлассный, был связан с бандитами? Любопытно, ведь даже у О’Флаэрти говорили, что кто-то заходил, Джейн тогда запомнила, но не обратила серьезного внимания. Его тоже хотели ограбить?

К нему залез Сид, о котором говорила Обри. И, судя по всему, тем же способом залезли на кухню О’Германов. Почему только на кухню? С подобной живой отмычкой они могли украсть и куда более ценные вещи, чем десяток куриных тушек. Что именно перечислял Гомер? Мука, картошка, кизил, сахар, индюшки. Было что-то еще? Три круга сыра, конечно. Мед. Молоко… Впрочем нет, кринку не украли, а разбили. Почему именно кринку? Ольгино словечко.

Что-то из всего этого перечисления наверняка важно. Или было что-то другое, замаскированное кражей еды. У О’Хили цель грабежа еще загадочней. Обошли весь дом, забрались в комнаты-памятники детям, но ничего не взяли. Зачем тогда это потребовалось?

Он сбился с шага, догадавшись. Ускорился, огибая стену монастыря, толкнул тяжелую створку. Едва не споткнулся о курицу.

– Ох, простите, господин!

Молодой монах, гнавшийся за птицей, сумел затормозить, а вот перья, налипшие на его сутану – нет. Роксан отряхнул одежду, уточнил:

– Голубь на месте?

– Ага. Только если вы снова за перьями, их еще не подготовили!

– Что значит “снова”?

Он ожидал, что перья окажутся украдены или что здесь скажут, что приходила сама леди Грейс. Но при чем здесь он?

– Ну как же, – растерялся юный Петух. – Вы три недели назад заказывали набор перьев, фамильных. Я лично выбирал и обрабатывал каждое.

– Ясно. Учетные книги по перьям у Голубя?

– Ну да, у него все записи… А что-то не так?

Роксан не стал отвечать, прошел по дорожке к главному зданию. В приемной сидел знакомый старый монах.

– Молодой господин О’Тул, – голос у него тоже напоминал голубиное курлыканье. – Надеюсь, ваш отец в порядке.

– В полном. Мне нужны учетные книги перьев и списки подкидышей примерно двенадцати-четырнадцатилетней давности. Главное – был ли у кого-нибудь магический дар?

– Что вы, откуда!

– Не было или никто не проверял?

– Мы подобное не проверяем, конечно…

– Ясно. Несите списки.

Темноволосых мальчиков, к счастью, в монастырь подбрасывали не слишком часто, нашлось всего четыре кандидата.

– Расскажите мне о них, – велел Роксан. Старик подслеповато сощурился, наклонился над листом, разбирая, куда ему показывают.

– Этот стал Голубем, могу его позвать, если нужно…

– Не нужно. Этот?

Двое отсеялись – один умер, второй остался в монастыре. Еще один вырос и якобы отправился странствовать. А четвертый сбежал.

– Когда?

– Давно уже, четыре года назад. Витаму всего десять было, но он всегда отличался живым умом. Дружил с ребятами старше себя, особенно с Хильдой. Вместе и сбежали.

– Кто такая?

– Мне кажется, – Голубь осторожно опустился на стул, потер глаза. – Мне кажется, вы знаете это лучше меня.

Роксан коротко кивнул, принимая ответ. Уточнил:

– Рыжая девушка с серыми глазами.

– Или рыжая новорожденная в весьма дорогом покрывале.

– Если у вас столь прекрасная память, – вышло скорее шипение, – скажите мне, кто принес Витама?

Голубь отвечать не спешил. Опять потер глаза, развернул список к Роксану.

– Это было в 592 году. В Совете, простите за откровенность, снова начался разброд, зато леди Дара прочно заняла кресло главы, хотя и тяжело болела. Думаю, ее полугодовое отсутствие никого не удивляло. В конце концов, когда Илата потерял главу Совета, леди Дара потеряла…

– Мать, – оборвал излишне долгую лекцию Роксан. – Леди Киарнет О’Доннел, я знаю, Тривер хотел обезглавить совет, но план провалился. Что с того?

Голубь посмотрел на него очень внимательно. Роксан еще раз перебрал факты – год, Дара единогласно занимает место главы, хотя даже не присутствует на Совете…

А. Ну конечно, О’Доннелы как раз славятся сильным музыкальным даром. Кто был отцом, еще следует уточнить, но для начала убедиться, что теория с перьями верна.

***там же

Обри рассказывали, когда-то здесь был рынок. Давно, даже мама его не застала, и с тех пор широкую улицу сто раз успели застроить маленькими домиками и еще сто раз эти домики успели рассыпаться. Проезд остался, даже широкий, для телеги с запасом хватит, но только безумец станет заезжать в город воротами, выходящими на Старую рыночную. Стражи здесь и в помине не было, а мзду, которую брали за проезд циркачи, вполне можно было считать грабежом. Это если днем. Дурак, сунувшийся сюда ночью, отправлялся прямиком к птицам. Здесь очень не любили чужаков.

Вот и сейчас возле задней стены монастыря, бывшего границей квартала, ошивался типчик размером едва ли не с какую-нибудь халупку. Булава у него на поясе казалась погремушкой.

Обри осторожно выглянула из-за угла, разглядывая улицу. Между вкривь и вкось стоящими домиками виднелись проходы, но Обри была уверена – заблудиться там раз плюнуть. Будешь еще аукать, чтобы нашли и помогли выбраться.

Потянул за плечо Ястреб, коснулся своей груди, указал за угол, потом ткнул в Обри и ладонью изобразил плывущую рыбку.

– Нет! – ей совсем не нравилась идея разделяться. – Давай в мой квартал вернемся и с середины района попробуем зайти.

Небо уже совсем посветлело, наверное, взошло второе солнце, но из узких переулков было не разглядеть. Каменные стены кончились, вот мазанка гончара, а за ней выход к циркачам. Дома здесь стояли совсем близко, Обри надеялась, Ястреб сможет протиснуться сквозь щель.

Выглянула первой, огляделась. Никого. Наверху тоже должно быть пусто, иначе, Ястреб обещал, их предупредит птица.

Раньше Обри ничего не имела против соседей. Живут как могут, грабят только богатых, девчонки из их квартала тоже в мастерской работали. Говорили, циркачи берут деньги за защиту, но правда защищают, никаких проблем. Когда-то действительно балаганом были, и сейчас иногда развлекают своих всякими фокусами. Кого-то из банды даже с детьми просили сидеть – дядю Падди, что ли? Говорили, он играет на дудочке.

Это он научил мага, что ли? Но там же перо нужно, а не дудка! И вообще что за глупости с балаганом – сколько Обри себя помнила, они бандитами были! Брендан, старый главарь, был даже более сердитым, чем старший мясник.

Когда Обри была совсем малявкой, она однажды случайно зашла в их район. Многие бандиты детей просто выпроваживали и все, а этот нравоучения полдня читал и выпорол еще за то, что плохо слушала. Помер – и слава птицам. Обри слышала, они какую-то телегу грабили, где охрана оказалась шустрей, чем циркачи, так что вообще все честно, как нормальный человек умер.

Вот только сейчас она вряд ли так легко отделается. И Ястреб еще, ему-то зачем в мышеловку лезть?

Оглянулась сказать монаху, чтобы подождал где-нибудь подальше, но тот приложил палец к губам. Помахал рукой – иди, мол.

Ладно. Если Сид у них, они за ним следить должны. Значит, какой-нибудь из двухэтажных домиков, или хотя бы с чердаком большим. И чтобы наверху окон не было открытых. Подвалов-то посреди улицы не накопаешь, чтобы там пленников держать.

Приметила пару подходящих, подкралась к ближайшему, прислушалась, заглянула в окно.

Не то, склад какой-то, сплошь пустые мешки.

Проверить второй дом не успела.

– Опа. Это что у нас за цыпочка?

Обри вскинула голову, не собираясь отступать перед неожиданно выскользнувшим из-за дома мужиком. Сушь, он тише кота ходит! Еще и с мечом. Вот дрянь.

– Я пришла торговаться. У вас есть то, что мне нужно, а у меня – дары.

– Пфе, деньги, – он отмахнулся так презрительно, словно триверским королем был! – Какие дары у такой шмакодявки могут быть? Лучшая доильщица Илаты?

Она оскалилась, вытащила из кошелька пару монет, швырнула в лоб мужику. Тот поймал одну, вторая все-таки попала и отлетела, зазвенела по брусчатке.

– А ну-ка, – он попытался ухватить ее за плечо, Обри увернулась.

– У меня еще один такой же кошелек есть. Спрятан, ты сам не найдешь.

– Ты мне найдешь, девка, – пообещал мужик. Ястреб сунул Обри себе за спину, издал жутковатый низкий звук, словно труба загудела.

– Чед, какой суши? – раздалось откуда-то из-за домов.

– Тут чужие! – отозвался мужик, увернувшись от кулака Ястреба.

Сушь!

Обри юркнула в переулок – они договаривались, Ястреб сейчас то же самое сделать должен. Покружила между белесыми, выцветшими под солнцем стенами, прислушиваясь к голосам. Вроде оторвалась, теперь главное выбраться.

Как она и боялась, это оказалось совсем не легко. Тем более когда тебя все ищут, ходят, перекликаются. Крадутся, чтоб их птицы!

Обри едва успела юркнуть в завешенный тряпкой проем, чтобы ее не заметили. Вздохнула, начала оглядываться…

– Замри.

Как-то стало понятно, что нужно слушаться. Нельзя не. Можно делать только то, что скажут.

Ее развернули, осмотрели. Приказали:

– Дыши.

Обри жадно вдохнула. Теперь получилось сосредоточиться, подумать – а почему она слушается?

“Потому что иначе невозможно”.

Стало жутко. Обри смерила взглядом задумавшегося человека – только глазами, даже головой шевельнуть было нельзя. Высокий. Волосы темные, но уже седеют целыми прядями. Подстрижены странно, на макушке длинные, а к затылку короче. Выбрит гладко, только маленькая бородка клинышком, которую он поглаживает двумя пальцами. Морда от этого еще длинней становилась, породистая, как у господ, хотя одежда простая. Ну, не совсем, скорее как у очень серьезных менестрелей.

Кто он такой, птицы возьми? Маг? А перо где спрятал? В рукав не влезло бы, узкие слишком!

– Иди на улицу и попадись кому-нибудь из банды циркачей. Ненавязчиво, все должно быть естественно. О том, что заходила в этот дом и обо всем, что здесь происходило – забудь.

Обри моргнула, стоя на пороге домика. Так, сейчас ее не заметили, хорошо. А вот уже и край ее района! Сейчас направо, прямо и сразу…

– О, а вот и наша верткая птичка!

Обри вцепилась зубами в обхватившие ее руки, но ловец был не один. От тяжелой оплеухи потемнело в глазах, брыкающиеся ноги тоже поймали, обмотали чем-то.

– Ого, какая горячая!

– Смотри, как бы она тебя не сожгла, – сердито отозвался мужчина поменьше. Видать, стрелок, а не драчун. – Держи крепче, я свяжу.

В рот сунули веревку, словно упряжь козе, скрутили. Мужик – тот самый, на которого она налетела в самом начале – вскинул Обри на плечо, похлопал по заднице. Она яростно дернулась, чуть не свалившись.

– Хороша козочка, надо объездить. Робби, как насчет на двоих?

– Сдурел вообще? Хильда ездилку оторвет за любую девчонку! Тащи к тем двоим, пусть полежат вместе, пока Витам не вернется.

Тем двоим? Обри даже брыкаться перестала. Кто там? Они Ястреба поймали?! Но даже если правда поймали, то второй…

Этот дом стоял с северной стороны улицы, где начинался мирный квартал, она бы и не подумала здесь посмотреть. Заскрипела лестница, Обри охнула, когда ее сбросили на пол. Попыталась перевернуться, осмотреться. Рядом правда Ястреб, сушь, хорошо, не убили. А птица где?

– Мы с тобой еще поиграем, красотка, – пообещал мужик. Оглянулся к кому-то, приказал: – Этих двоих не слушай. И следи за ними.

Обри извернулась – сушь, ее спеленали, как гусеницу! – смогла закинуть голову на колено мирно лежащего Ястреба. Задохнулась.

Она была права. Права! Только…

Что тогда значили слова циркача?

***королевство Цергия, приграничная пустыня

16 Петуха 606 года Соленого озера

Цепочка следов то исчезала, слизанная ветром, то появлялась вновь. Рагнар полностью сосредоточился на этих темных отпечатках – ступня чуть меньше его, соответствующая росту беглеца, промежуток между следами тоже. Идет уверенно, но шаг левой немного короче, вероятно, из-за раны. Когда беглец долго брел по изменчивому гребню дюны, и следы надолго прерывались, приходилось рисовать птиц, а затем снова можно было идти по залитому холодным звездным светом песку, глядя только себе под ноги и думая только о том, что видит.

Рагнар делал это так упорно и поднимал голову так редко, что когда снова пришлось оглядываться, вздрогнул, невольно отступил на шаг. Нога поехала по песку, Рагнар с трудом вернул потерянное равновесие.

– Как? – вырвался вопрос.

Он снова стоял перед обелиском, от которого начал путь на закате. Черная стрела на фоне усыпанного звездами неба, белое полотнище полоскалось на ветру, яркое, словно впитавшее свет. На него было больно смотреть.

Рагнар моргнул, отворачиваясь. Оглянулся, ища цепочку следов, но налетевший порыв ветра взметнул песок, запорошил лицо, заставляя прикрыть глаза рукой. Словно толкая в спину – посмотри. Убедись, что это не сон.

Что весь день ты в самом деле шел зря.

– Мы оба шли зря, – дополнил мысль словами. Почему Эрик пошел кругом?

Из-за раны. Из-за короткого шага левой ноги, если он не следил постоянно за звездами, легко мог потерять направление. А Рагнар просто шел по его следам. Верно?

Нет. Он чувствовал, что простое объяснение не подходит, на нем все не заканчивается. Сделать настолько идеальный круг, когда все время ищешь более простые пути, поднимаясь по пологим бокам дюн, идя по их вершинам не напрямик, а чтобы не пришлось скатывать с крутого склона? Ерунда!

И все же это случилось. Вот он, обелиск.

Или не он?

Рагнар спустился к каменному основанию, огляделся. Увы, за ночь следы стоянки исчезли, а рисунки, высеченные на камне, он не запоминал. Он вообще едва заметил их вчера, сконцентрировавшись на цели.

Схватил воздух по боевой привычке, заметив, что к нему что-то летит. Разжал кулак.

Еще один рисунок, как тот, что принесло у колодца. Распахнувшая крыла птица, нарисованная знакомой рукой, но манера иная, Эрик никогда раньше так не рисовал.

Рагнар еще раз посмотрел на обелиск, коснулся пальцами, прослеживая едва видимые в темноте линии. Сравнил с эскизом, убеждаясь в правильности идеи – ученик решил скопировать изображенных в камне существ.

Значит, он потерял время. Разрыв должен был сократиться, об этом говорили и явственно видимые следы, по которым шел Рагнар.

Говорили бы, если бы он не знал, что как минимум начал идти по следу спустя шесть часов после того, как его оставили.

– Стоянка, – прошептал. – Я не видел следов стоянки. Он шел весь день?

Очевидно, да, иначе он бы заметил.

Так же, как очевидно, что невозможно выйти на одно и то же место, путешествуя по огромной пустыне.

Зачем Эрик копировал рисунки? Даже он не стал бы просто так терять время, он должен понимать, что от этого зависит его жизнь!

– Я совершаю ошибку, – сказал тихо. Сел на песок, достал из сумки несколько листов и кусок графита. Присмотрелся к обелиску, замерил длиной пальца пропорции первого попавшегося на глаза существа, больше всего напоминающего большую тонконогую козу со странно длинной шеей. Отчеркнул крайние точки, обозначил пропорции.

Рагнар рисовал, а за его спиной всходило первое солнце.

***республика Магерия, город Варна

16 Петуха 606 года Соленого озера

– Бедный мальчик!

После церемонии погребения ахали многие дамы: в традиционной одежде, открывающей торс, Аластер был весьма эффектен.

– Грета, тише. Ему все-таки было сорок семь, – Адель воспользовалась случаем присесть на свободный стул рядом с подругой. Ноги гудели от беготни: даже сейчас она должна была ходить между столами, лично проверяя, все ли в порядке и указывая замершим в углах шатра служанкам, где нужно что-то добавить.

Увы, правильный птичий стол требовал от хозяйки редкой стойкости.

– Он так рассказывал про свое путешествие, что мне казалось, не больше тридцати, – вздохнула Грета с потрясающей смесью искренности и лицемерия. – Только вчера мы танцевали, а сегодня хороним его. Как жестока жизнь!

– Не “жизнь”, дож Мейер, отнюдь, – Фриц остановился рядом. Он мог бы сидеть за большим столом, но вместо этого бродил тенью среди гостей. Немного помогал со служанками, но в основном выслушивал соболезнования, которые иначе изливали Адельхайд. – Вполне конкретные убийцы.

Грета ахнула, прижимая пальцы к губам. Адель оглянулась, посмотрела на жениха внимательно:

– Так его убили? Вы писали весьма обтекаемо…

– Я писал так, потому что знаю наше общество, – Фриц заговорил громче, перекрывая дамские причитания и разговоры. – Вы не пришли бы, если бы я написал, что Аластера убили. Здесь приемлют лишь приличную смерть, пришедшую от времени или болезни. Яд еще позволителен высшему свету, но от жертв кинжалов и перьев отворачиваются.

– Мы все видели тело, Ройтер, – встал Бальдвин. – Кинжалы здесь ни при чем, значит, ты утверждаешь, его убили магией? Это серьезное заявление!

– Я знаю. Я не обвиняю вас или ваш город, – он даже поклонился в знак уважения. Собрал гостей обманом, а теперь произносит речи, ну-ну. – Однако должен предупредить, что буду искать убийцу и надеюсь на помощь.

– Можно просто позволить страже делать ее работу, – заметила Зара.

Адель сдержала улыбку, Фриц усмехнулся открыто.

– Увы, первая леди Варны. Я желаю видеть убийцу Аластера на виселице, и знаю, что для этого должен потрудиться сам.

Вероятно, он все-таки имел в виду финансирование наемников, но, конечно, уточнение прозвучало бы менее героично. Бальдвин кивнул, церемония вернулась в прежнее русло, но, конечно, не вполне. Обычно птичьи столы длились до тех пор, пока виден Вороний глаз, но гости постепенно исчезали из шатра. Традиция не прощаться после погребения была всем на руку.

Всем, кроме Адельхайд, которая осталась на рассвете с Фрицем вдвоем. Последними ушли Бальдвин с Зарой, Грета сбежала еще раньше, сказав, что не может так часто не спать всю ночь. Адель старательно посочувствовала.

Третья ночь подряд. У нее уже даже не слипались глаза, просто сильно болела голова и иногда казалось, что из памяти выпадают отдельные моменты. Пока нужно было играть роль хозяйки, было проще, а сейчас, когда даже Фриц вышел подышать свежим воздухом, хотелось сесть и уснуть.

Но было нельзя.

Адельхайд вышла из шатра, прищурилась на встающее солнце и, к счастью далекую, дымку над озером. Фриц сидел прямо на земле, смотрел на север, где недавно померк Вороний глаз.

– Проводите меня домой?

– Конечно, – он быстро поднялся, предложил ей руку. Адель слышала, как за спиной начинают переговариваться рабочие. Все-таки иногда от дорогих трактиров есть польза – достаточно заплатить, согласовать меню, объяснить свои пожелания, и тебе привезут не только еду с напитками, но и шатер на случай дождя, а после соберут все без твоего участия.

– Прошу прощения, – жених был бледен. – Вы очень много сделали для меня, а я еще даже не поблагодарил.

– Я не могла оставить вас в такой тяжелой ситуации одного, Фриц.

Он не нравился ей ни на полмизинца. Это он был виноват в смерти триверца, во всей этой беготне, и он собирался отправить Аду на виселицу, хоть и не знал еще, что говорит о ней. И все же сейчас, глядя на него, она почти готова была ему посочувствовать.

Адель приезжала на наемной повозке, а вот у Фрица оказалась своя. Сонный кучер запряг пасшихся на лугу коз, направил повозку в город. Адельхайд поежилась от холодного озерного ветра, с беспокойством посмотрела на улицы. Нет, тумана не было. Разве что на набережной, но туда ей, к счастью, не нужно.

У дома творилось птицы знают что: стайкой сбились служанки, толпились зеваки, которых аккуратно оттесняла стража.

– Что происходит? Где Ферстнер?

Адель встала в повозке, высматривая хозяина дома. К ней тут же устремились служанки.

– Леди, такой ужас!

– Простите, леди Зальцман…

– Хозяин сам пошел посмотреть, а там!..

Адель прижала пальцу ко лбу, потребовала:

– Пусть рассказывает одна!

Женщины переглянулись, выступила вперед девушка, отвечавшая за квартиру Адельхайд.

– Простите, леди. В дом залезли бандиты. Хозяин как раз приехал проверить, что у жильцов все в порядке, услышал шум… С ним сейчас лекарь.

Фриц сжал ее запястье.

– Если бы вы были дома…

– Вероятно, они бы тогда не полезли в квартиру. Стража, я живу здесь. Я могу попасть к себе?

Одетые в зеленую форму юноши переглянулись, один побежал внутрь. Адельхайд ждала, сидя в повозке. Фриц говорил, что бандиты совершенно распоясались, она кивала, едва слушая.