Текст книги "Витамины любви, или Любовь не для слабонервных"
Автор книги: Анна Макстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Анна Макстед
Витамины любви, или Любовь не для слабонервных
Глава 1
Женщине всегда нравится, когда мужчина предлагает ей руку и сердце, даже если она собирается отказать. Я, во всяком случае, была в этом уверена, пока сама не отвергла пару предложений. Помню, в пятнадцать я прочитала в местной газете об одной тетке тридцати с чем-то лет, которая хвасталась, что на ее счету пять таких отказов. Тогда я решила, что это – счастливица, этакая леди-вамп, покорительница мужчин. Мне, подростку, подобные вершины казались недостижимыми. О моей тогдашней самооценке можно судить но такому случаю в поезде: когда я вытащила изо рта комок жвачки, сидевший напротив мужчина наклонился ко мне и сказал: «А, так это резинка! А я уж было подумал, что у вас челюсть дефективная». Я его словам даже не удивилась.
Со временем я поняла, что с той собирательницей предложений у меня есть кое-что общее: она тоже была законченной дурой.
Потому что женщина с нормально функционирующим мозгом не будет вести себя с парнем так, словно собирается провести с ним всю жизнь, если у него такого намерения нет. Ведь ни один мужчина не сунется к тебе с предложением, если не убежден, что ты ответишь «да». И это, кстати, ставит под сомнение проницательность и чувство собственного достоинства некоторых мужчин.
Хотя я, конечно, слишком категорична. Если женщину предложение замужества застало врасплох один раз – это еще можно понять. Бывают мужчины, у которых есть идефикс – найти себе жену. Им, в общем, все равно, кто попадет в их капканы. Жена для них – просто необходимый компонент, вроде дрожжей в тесте. Такой вцепляется в свою жертву, как питбуль, и если девушка не обладает скоростью и увертливостью зайца, велика вероятность, что один из таких охотников неожиданно шлепнется перед ней на колени. И она тут ни при чем.
А еще бывает так. Если тебе кажется, что кто-то долго и упорно воспринимает тебя как совершенство, то, даже если этот кто-то обладает весьма скромными достоинствами, он все равно может неожиданно превратиться в супруга. Да к тому же женщины подвержены страстной тяге к мужчинам, мягко говоря, «проблемным». Дело вот в чем. Мужчины внушают своим подругам, что раз для удовлетворения своих потребностей они выбрали именно их, значит, они идеал красоты. А у нас срабатывает инстинкт – тянуться к тем, кому мы нравимся.
Можете со мной не соглашаться. Но однажды встретится на вашем пути некто, кому вы сильно не понравитесь, и он не посчитает нужным это скрывать. Вот тогда-то вы поймете, что никакие достоинства не сделают этого гада менее отвратительным в ваших глазах. И постараетесь уйти от него подальше как можно быстрее.
Итак, если вы способны реально смотреть на вещи, то согласитесь со мной: радость, испытываемая от получения брачного предложения, – это из мира фантастики и глупого идеализма. Судите сами. Человек без явных признаков душевной болезни рассыпает перед вами дары как из рога изобилия: цветы, драгоценности, шикарные обеды, наконец, свою персону. И все это льстит вашему самолюбию. А в особенности тот факт, что из миллиона женщин, встретившихся ему в жизни, именно в вас он увидел совершенство. Но мы-то реалисты и осознаем, что совершенство в этом случае означает «та, которая, по его мнению, ему не откажет».
Увы, реальность сильно отличается от идеала. Это я обнаружила, когда пережила неловкую ситуацию нежелательного предложения. И поскольку всегда интересно бывает послушать рассказы о чужих любовных переживаниях, я просто обязана поделиться. Но прошу терпения. Я уже говорила, что мне делали предложение дважды. Нет, постойте! Я вспомнила: трижды, с учетом принятого. Про одно из этих событий я расскажу подробно. Но предупреждаю: это чтение не для слабонервных.
Мы ехали к морю, в Сент-Айвс. Машину вел Джейсон. Но не потому, что хотел сделать мне приятное накануне моего дня рождения. Просто когда мы ехали куда-то вместе, за рулем всегда был Джейсон: мне все равно, а ему стыдно было показываться на публике в машине, управляемой лицом женского пола. Куда бы мы ни собирались, я сразу направлялась к его машине, поскольку всегда готова оказать другому любезность, когда мне это ничего не стоит.
Для мужчин вождение – деятельность, повышающая самооценку. В общем, для меня тоже, но только если я не в его «Фиате». К тому же настоящая власть – в руках штурмана. Мы оба убедились в этом не так давно, когда я нарочно указывала ему направление в Суиндон, хотя отлично знала, что мы едем в Оксфорд.
Возможно, у вас создалось обо мне нелестное впечатление. По словам моей невестки Габриеллы, все мои недостатки – неизбежный результат того, что я выросла в Хэмпстед-Гардене. Кто не знает, Хэмпстед-Гарден – это район Лондона с большими красивыми домами, подстриженными вересковыми лужайками и жесткими правилами содержания участков. Так вот, Габи считает, что типичный его житель – это заносчивый богач, который плохо водит огромный автомобиль, потому что очень задирает нос и не видит дороги, а также время от времени грубит горничным, уборщикам, официантам и всем прочим беднякам, проживающим в домах стоимостью менее миллиона фунтов. А когда я напоминаю Габриелле, что езжу на стареньком «воксхолле» и зарабатываю очень немного, она отвечает: «Может, и так, милая, но все же ты ужасно заносчивая».
Прошу прощения, если это правда. Слабым оправданием мне будет то, что это просто защитная реакция. В словах Габриеллы есть доля истины. Конечно, Хэмпстед-Гарден живописен и эксклюзивен, но здесь живет много несчастливых семей, члены которых срывают злобу на соседях и прочих подвернувшихся под руку. И пусть мой шеф и друг Грег говорит, что нечего из-за них переживать, потому что половина из них со сдвигом, ты все же пытаешься им понравиться: ну, там, улыбнешься кому-то или спросишь о здоровье, хотя они все равно тебя сторонятся, словно ты предатель («нечего улыбаться моему мужу!»). Ведь именно окружающая среда препятствует проявлению природной любезности (если она, конечно, тебе вообще свойственна).
Профессию мою соседи тоже не одобряют. Я частный детектив, правда, не очень хороший. Когда соседи узнают, кем я работаю, они реагируют так, как будто у каждого из них в саду закопан труп. Поэтому я стараюсь не распространяться на эту тему и, если я не в настроении хамить, что редко бывает, на вопрос о работе отвечаю, что тружусь в отделе связей с общественностью. Это почти, правда. Время от времени – когда я не притворяюсь, что работаю, – я действительно делаю достоянием общественности тайные связи.
Мое хобби – изучение людей и человеческих взаимоотношений (надеюсь, это прозвучало романтично). В сущности, все изучение обычно сводится к разговорам, в которых я неизменно изображаю кого-то, кем не являюсь. Это каждый может. Разве не так мы ведем себя на свидании? Вот, к примеру, Грег, мой начальник, считает меня забавной, потому еще и не выбросил на улицу.
В то время, когда случилась та история, о которой я хочу рассказать, я изучала свои отношения с Джейсоном. Должна признать, они сохранялись именно благодаря ему. Потому что, была бы у меня такая возможность, я бы все испортила. Но Джейсон – редчайший человек, настоящий душка. Не знаю почему, но он любит женщин с трудным характером. Так что я была для него просто находкой. Когда говорят «трудный характер», представляешь человека необузданного, независимого, неукротимого. Такие, мне нравятся. Но, боюсь, что истинное значение этого выражения в моем случае – «злобный и раздражительный».
Джейсон терпел меня, пять лет. Когда кто-то называет себя спокойным человеком, я мысленно усмехаюсь. Пока у меня хватает здравого смысла не произносить это вслух. Я вот что имею в виду. Эти люди обычно просто слишком ленивы, чтобы отстаивать свои интересы, вот и позволяют, кому попало делать все за них. Большинство из тех, кто объявил себя спокойным, приходят в бешенство, если из супермаркета принесли не тот сок, какой они хотели. Хороший тест на спокойствие: примешь ли ты чей-то выбор, если он окажется прямо противоположным твоему? Джейсон Брокльхерст – вот действительно спокойный человек. Пять лет – довольно долгий срок, если позволяешь своей девушке поступать так, как она хочет.
Так вот. Накануне своего тридцать первого дня рождения я чувствовала себя прекрасно. Хотя я обожаю Лондон, меня всегда радует возможность убежать из его толчеи. К тому же Джейсон все время говорил: «Жду не дождусь, когда вручу тебе подарок». Я была уверена: он купил мне ванну! Вам может это показаться странным. Но дело в том, что ванна у меня дома зеленая, старая и давно облупившаяся, хотя ее уже дважды заново покрывали эмалью. Сидя в ней, я чувствовала себя грязнее, чем до того, как в нее залезла. Я была убеждена, что частички отмершей кожи с задниц предыдущих владельцев моей квартиры застряли в трещинах ванны. И от этой мысли меня мутило.
В результате мои помывки длились не дольше двух минут. Отсутствие возможности нормально вымыться стало разрушающе действовать на мою психику. В мечтах я видела себя владелицей шикарной ванны – шедевра дизайнера. Может, Филиппа Старка? Что-то вроде того. Белая, гладкая, установлена посреди ванной комнаты, борта слегка наклонные, стоит целых семьсот долларов – и это на распродаже!
Я понимала, что Джейсон вряд ли купит ванну и спрячет ее в багажнике машины (ее кран точно торчал бы из «Фиата»), но предполагала, что он вручит мне ее фотку. И мне не стыдно признаться, что в ожидании этого я не спала ночь. Только люди, сильно уставшие от жизни, не волнуются, предвкушая подарки.
И еще я не верю, что кому-то больше нравится делать подарки, чем их получать. Разве что подкидываешь под дверь своему заклятому врагу дохлую черную кошку в подарочной упаковке.
Путешествие в Сент-Айвс затянулось. А все потому, что Джейсону надо было выполнить все неотложные дела из составленного им же списка. К примеру, задача номер двадцать восемь: «Купить воду по пути в отель».
Когда Джейсон вышел из магазина на заправке, неся семь гигантских бутылок «Эвиан», я злорадно ухмыльнулась. Каждая бутыль была размером и весом с двухмесячного младенца. Таких запасов мне хватило бы на две недели. Эти бутылки очень тяжелые, а к тому моменту, когда уже полегчают, вода в них протухает. В Лондоне водопроводная вода – так в обиходе называют ржавую жидкость, текущую из кранов, – для употребления внутрь не пригодна. Я, конечно, купила себе фильтр для очистки воды, но меняла его начинку так редко, что вместо «кристально чистой, обогащенной минералами воды», обещанной его производителями, из него выливалась зеленая жижа. В итоге я оказалась так же обезвожена, как пища, которую НАС А отсылает астронавтам в космос.
Всего за неделю до этого Джейсон налепил мне розовый стикер на крышку унитаза: «Твоя моча слишком желтая. Исправь оттенок: она должна быть бледно-желтой. Пей больше жидкости». В тот вечер мы ходили в гости. Я выпила изрядное количество водки – причем только для того, чтобы сделать ему приятное.
– Вот тебе. – Он бросил небольшую бутылочку воды мне на колени. – Даже ты сможешь ее поднять.
– Ой, как мило с твоей стороны. Спасибо. Только я сейчас пить не буду, а то придется все время останавливаться.
Джейсон глянул на меня:
– Остановиться не трудно, Ханна.
– Ага, но остановиться придется у ближайшего куста.
Джейсон рассмеялся:
– У тебя кожа высохнет, появятся морщины. Надо пить столько, сколько нужно, чтобы пропитать водой каждую клеточку тела, иначе кожа начнет отвисать.
– Ну да, конечно, я знаю… – промямлила я в ответ, чтобы отвязаться.
Джейсон вздохнул:
– Какую музыку хочешь? Теперь рассмеялась я:
– Решил быть любезным?
Он улыбнулся:
– Ну, завтра же твой день рождения. Все чудесно. Мы влюблены, отправились в путешествие. Что может быть лучше?
– Джейсон, так обычно говорят в кино, а в следующем эпизоде оба гибнут в автомобильной катастрофе.
– Ханна!
– Ну, прости. Я просто хочу сразу предположить все самое страшное и ужасное, чтобы потом радоваться, что все сложилось немного лучше.
Джейсон покачал головой. Сознавая, что веду себя как ребенок, из вредности топающий по рассыпанным им же ягодам, я выбрала «Скорпионз», и дальше путешествие протекало спокойно.
Джейсон заказал нам номер в настоящем замке. Он, во всяком случае, был в этом уверен. Зная, что я люблю все старинное, он был просто в ужасе, обнаружив, что, то место, куда мы приехали, – подделка.
– На сайте у него старинный вид! – повторял он, пока мы любовались стенами со свежее пробитыми амбразурами.
Бывает молчание, свойственное длительным отношениям, которое называется «уютным». Наше молчание было другим.
– Можем вернуться домой, – сказал Джейсон.
– Что за глупости! Интерьер, по крайней мере, действительно древний, – заключила я, когда портье захлопнул за нами дверь нашей спальни, и мы обозрели пластиковую отделку номера, созданную явно в шестидесятых годах. Джейсон чуть не плакал.
– Джейс, – я постаралась его отвлечь, – погляди, какой вид.
Из нашего окна открывалась чудная картина: роскошные изгибы прибрежной линии, бриллиантовый блеск солнца на воде и знойное синее летнее небо.
Я сжала руку Джейсона.
– У нас будут отличные выходные. – И добавила: – Пойдем гулять. – Я считаю прогулки необходимым атрибутом пребывания на природе. – А давай вечером пойдем в ресторан есть печеный картофель и фадж?
Лицо у Джейсона было напряженным, как будто он сел на булавку.
– Что? – спросила я. Я сама с трудом сдерживалась, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Мне завтра тридцать один год. Я теперь не в том возрасте, когда терпеть лишения и неудобства, значит быть сильной. Сейчас терпеть означает, что я не преуспела в жизни. Это выводило из себя.
– Готов сделать все, что ты хочешь, – сказал Джейсон.
– Но только не…
– Все абсолютно.
Джейсон вообще был великодушен. К примеру, при моей мизерной зарплате получалось, что он оплачивал все наши удовольствия. Он знал, что мне это неприятно, и всеми силами старался обойти тему финансов.
После положенной прогулки по берегу, мы пошли в ресторан отеля пообедать.
Там мы минут двенадцать слушали мелодии Шарля Азнавура в исполнении саксофониста и поглощали стручковую консервированную фасоль, потом покинули ужасный ресторан и обед.
– Боже, это я виноват, – сказал Джейсон.
Он порулил в Сент-Айвс. Я оставалась в машине, пока он покупал две порции печеного картофеля. И еще – прессованный творог, и салат без масла для него. Сыр чеддер, масло и тунец в майонезе – для меня. Я всегда считала, что здоровья Джейсона хватит на нас обоих.
– Ура, – сказала я, хватая еду. С трудом, удерживая на коленях желтый контейнер, я стала распаковывать добычу. Раздался скрежет зубов, от которого у меня по спине побежали мурашки.
– Не надо. – Джейсон постучал по крышке моей коробки.
– Почему?
– Подожди, пока вернемся в замок.
– Почему?
– Потому.
Джейсону вообще-то не свойственно приказывать, и мне стало жутко. Я подумала вдруг, что он собирается меня бросить. Эта мысль меня взволновала. Некоторые мужчины считают, что если объявить о намерении разорвать отношения в цивилизованной обстановке, то женщине будет не так больно. Это просто психи. Вот будет номер, если Джейсон из таких. Мы оба молчали, пока не зашли в комнату. Я еще раз потянулась за своей картошкой. Если я вот-вот потеряю мужчину, то надо постараться не потерять хотя бы аппетит.
– Оставь в покое картошку! – скомандовал Джейсон. (Вот что значит работать в фирме под названием «Гончие берут след».)
– Может, приляжешь, почитаешь? – уже мягче добавил он. – Я накрою стол.
Я шлепнулась на кровать кверху попой, схватила книжку и притворилась, что читаю. Джейсон подтащил к окну столик и два кресла, достал две бутылочки шампанского из мини-бара, повозился с салфетками и пластмассовыми ложками-вилками, разложил картошку на две тарелочки. Потом подсоединил малюсенькие колонки к своему плееру и нажал клавишу.
Комнату наполнила мелодия «Девушки с карими глазами». Я поджала пальцы ног. Когда-то в прошлом я ходила на шейпинг, нашим инструктором была женщина по имени Гертруда, наверняка уволенная из рядов немецкой армии в звании капрала. Именно под мелодию «Девушки с карими глазами» она заставляла нас приседать, поэтому каждый раз при этих звуках я переживаю прежние ощущения. Ван Моррисон мурлычет «Куда бы я ни шел», а Гертруда кричит: «Присесть ниже, зад отклячить».
– Я на секунду, – сказал Джейсон и исчез в ванной.
Через двадцать минут я постучала в дверь:
– Джейс?
У Джейсона чувствительный желудок, и он проводит в туалете не меньше времени, чем другие в баре. Я собиралась попросить разрешения съесть свою картошку, пока она не протухла.
– Джейс?
Я толкнула дверь ванной. Джейсон безжизненно растянулся на полу рядом с унитазом.
– Джейсон! – закричала я. Он лежал лицом вниз, и передо мной возникло страшное видение: вот я переворачиваю тело, а половина головы отъедена. К счастью, все оказалось на месте. Он был бледным, но теплым. И хлопал глазами.
– Осторожно, – сказала я, когда он попытался сесть. – Ты, наверное, потерял сознание.
– Потерял сознание, – повторил Джейсон. Он с трудом натянул брюки, спущенные до щиколоток. – Ханна, выходи за меня замуж.
– Чего?
– Выходи за меня замуж! – Теперь Джейсон просиял и начал рыться в кармане брюк.
– Выходи из туалета! – прорычала я.
Ради счастья всего человечества надеюсь, что я единственная, кто на предложение «Выходи за меня замуж» отвечает: «Выходи из туалета».
– Ты головой ударился? – предположила я.
По сути дела, мы оба не слушали друг друга.
Джейсон быстрым движением раскрыл ладонь левой руки, и я узнала обручальное кольцо его бабушки. Он когда-то показывал его мне, оно напоминало большую бородавку. Инкрустированное красными и черными камнями, кольцо буквально источало зло и к тому же принадлежало умершей женщине. Оно было явно не мое. Мне еще предстояло увидеть свое обручальное кольцо.
Джейсон снова опустился на пол, на этот раз нарочно, на колени. Я была поражена, что такое пришло ему в голову.
– Ханна, – сказал он, – я уже четыре года жду, чтобы ты стала моей. Прошу тебя, выйди за меня.
Я взяла его руку и поцеловала.
– Джейсон, – ответила я, – ты чудесный, замечательный человек. Ты меня прости, пожалуйста. Но… нет.
Глава 2
После шести месяцев встреч с Джейсоном я представила его как бой-френда своей невестке. Единственное, что на это сказала Габриелла: «Бедный парень». Она так сказала потому, я думаю, что Джейсон моложе меня и у него мечтательный взгляд. Мне ее слова были неприятны. За кого она меня принимает, за Хайди Флайс? Видимо, блаженствуя в благополучном браке с моим братом Оливером, Габриелла считает себя монополистом в вопросах любви. И муж от нее не отличается. Когда Габриелла рассказала ему, что я встречаюсь с Джейсоном, он оставил мне на автоответчике такое сообщение: «Ан, – выговорить «Ханна» для него всегда слишком трудно, – слышал, ты снюхалась с Джейсоном! Просто цирк!»
Мы с Джейсоном как раз были на кухне, искали в холодильнике что-нибудь на ужин. Нам обоим этот звонок страшно не понравился.
– Видишь ли, мы моложе, чем они, – сказала я, стирая сообщение. – Вот и умничают. И потом, они же в законном браке. Считают, наверное, что это их изобретение.
Джейсон засмеялся. Он часто смеялся над моими словами, что меня удивляло. До знакомства с Джейсоном никогда не думала, что я такая остроумная.
Вообще-то невероятен сам факт, что я стала с ним встречаться. Он учился в одной школе с Оливером, наши старшие братья были одноклассниками. Его семья занимала огромный белый дом в престижном районе Хайгейт. Когда я впервые увидела Джейсона, мне показалось, что мы знакомы давным-давно. Нет, не в том смысле, будто мы половинки друг друга. Просто я знала сотни таких же мальчишек: темноволосых, кареглазых, из богатой семьи, каждое воскресное утро гоняющих футбольный мяч. С первого взгляда понятно, что он учился в университете. Таким, мамы еженедельно отправляют посылки с продуктами.
Оказалось, что мама не посылает ему ничего подобного, потому что она умерла, когда ему было тринадцать лет. Вышла купить орехи для вечеринки и упала на улице с сердечным приступом. Я вспомнила, что слышала об этом случае. Плохие новости – повод для общения, только когда ты уже взрослый человек. В пятнадцать же лет я представления не имела, как разговаривать с тем, кто потерял родителя, так что на всякий случай старалась его обходить в школьном коридоре. Оказывается, он это заметил, – чувствительный был мальчик. Впоследствии я, конечно, извинилась.
На третьем свидании он спросил:
– А тебя грудью кормили?
Я хотела тогда же прекратить с ним общаться. Но не сделала этого: он был очарователен. Он был восторженный, как трехмесячный щенок, и в нем напрочь отсутствовал цинизм.
Познакомились мы с ним на вечеринке по случаю встречи Нового года. Я такие вечеринки ненавижу. Лучше бы сидела одна дома, а первого января просто посмотрела бы в Интернете сводки о количестве несчастных случаев в праздничную ночь. Хозяин дома был другом Оливера. Брат с Габриеллой обещали встретиться со мной у него дома, а сами не явились. Было десять минут до полуночи, я уже собралась уйти – лучше было встречать Новый год на улице, чем с этими типами, – но решила перекусить хотя бы арахисом или чипсами перед уходом. Очень есть хотелось. От хозяев никогда не дождешься существенной кормежки, если ты молодой. Видимо, все считают, что есть, хочется только после двадцати пяти лет. Едва я вытряхнула в рот последние крошки из пакетика с чипсами, как почувствовала, что на кухне кто-то есть. Обернулась и вижу: на меня уставился какой-то парень. Дурак, подумала я. Ведь первое правило слежки – не смотри пристально в затылок объекта, тот может обернуться и увидеть тебя. Это же, как дважды два.
– Чего тебе? – спросила я.
Согласна, сказано резко, но у меня был тяжелый год. Он ответил:
– Мне твой затылок понравился. Я, не сдержавшись, захохотала. Придумал бы он что получше, я тут же и ушла бы.
– Я вообще-то не намерена тут торчать, – заявила я.
– Да и я, собственно, не собирался приходить, – сказал Джейсон, оказавшийся младшим братом хозяина. Джейсон на новогодних каникулах собирался заняться серфингом в Австралии, но три дня назад лопнула его туристическая фирма, перед этим содрав с него тысячу долларов, и ему еще не вернули страховку за путевку.
– Интересно, когда ты собирался ее получить? – улыбнулась я. – В самолете на обратном пути?
Он стал рассказывать мне о серфинге, и, к моему удивлению, мы так и проторчали до утра в той кухне у Сэма. Джейсон влюбился в серфинг после того, как увидел Шона Пертви в главной роли в фильме «Голубой сок» с Кэтрин Зета-Джонс. В этом фильме лучшей оказалась не она, а, очевидно, Шон Пертви. Меня потрясло, что кто-то мог всерьез воспринять этот дурацкий фильм и признаться в этом. Наверное, поэтому я позволила ему себя поцеловать. Джейсон явно хотел произвести на меня впечатление, а я жаждала, чтобы на меня произвели впечатление. После нескольких недель знакомства он даже попытался приобщить меня к серфингу. Я никогда не чувствовала необходимости посягать на интересы партнера. Даже если он ездит на серферский пляж в Полсит [1]1
Полсит – фешенебельный пляж для занятий серфингом в Корнуолле, Англия.
[Закрыть]. По-моему, хорошие отношения между мужчиной и женщиной могут сохраняться только при условии, если каждый имеет возможность проводить какое-то время без партнера.
Я была не в восторге от облачения в облегающий костюм серфера. Если рассуждать о теле, мое – как седан «воксхолл»: выполняет свои функции, но внешне не блещет. Когда себе в этом признаешься, остаются два пути: уйти от мира в пустыню или принять себя таким, какой ты есть. Я смахиваю на моржа, но, несмотря на это, при приближении к воде у меня подгибаются коленки. Хотя костюм серфера – это чепуха в сравнении с самим серфингом. Благодаря ему я поняла, как мне не нравится совершать какие бы то ни было физические усилия. Ко всему прочему я ношу контактные линзы, и в воде мне приходится щуриться. Опыт покорения волны запомнился мне как восемь минут невероятного нервного напряжения.
Короче говоря, я не приобщилась к увлечениям Джейсона, но к нему привязалась. До него я шесть лет жила как во сне. Я пропускала занятия в колледже, работала, как это называет мой начальник Грег, «трещоткой». «Трещотка» в мире РIS [2]2
Рis – pinnacle information system – поисковая интернет-сисгема, популярная в Великобритании (примеч. ред.).
[Закрыть]– самая примитивная форма жизни. Я работала в агентстве социальных исследований. Годы проходили, как в тумане. Каждый рабочий день я звонила разным людям и опрашивала их о всякой ерунде. Разговор можно построить очень мило, но на практике норовишь управиться побыстрее. О себе надо говорить как можно меньше. Моя зарплата была ниже прожиточного минимума. Это не прибавляло самоуважения. Джейсон вернул меня к жизни, разбудил ото сна. Он оказался тем пинком под зад, который был мне необходим. Через неделю после нашего знакомства я сумела убедить фирму «Гончие берут след» принять меня на работу.
Джейсон тогда еще учился в университете и был намерен спасти мир. После первого курса он побывал в Тибете и только об этом и говорил. После аспирантуры хотел специализироваться на защите прав человека. Он сдавал на переработку банки из-под лимонада и номера любимой газеты. По моим наблюдениям, он, в противоположность многим сверстникам, относился к женщинам с уважением. Наверное, в его глазах все мы – потенциальные матери. Что бы там ни было, но я находила его очаровательным. Старомоден, истинный джентльмен. Он был полной противоположностью мне. Однажды повел меня на «Гамлета» в «Национальный театр» и все четыре часа просидел там с мокрыми глазами. Мои то оставались сухими. Мокрым стал только зад.
– Ну, как тебе? – выдохнул он после спектакля.
– Никак, – ответила я, – видала я таких мрачных типов…
Такие, как Джейсон, мне раньше не встречались. Как бы ни иронизировали Габриелла и Оливер, но у нас с ним оказалось много общего. Например, Джейсон считал, что «все будет испорчено», если жить вместе до брака. Я соглашалась всей душой. Мне было двадцать шесть лет, я любила свое жизненное пространство. Оно было небольшим, тем больше я его ценила. Я жила в кошмарном районе Кэмден, в цокольном этаже. Это была даже не квартира, а что-то типа холла, окно гостиной находилось на уровне тротуара. Когда я впервые пришла посмотреть на это жилище, перед окном гостиной бродяжка задрала юбку и помочилась прямо под его решеткой. Даже риэлтора шокировало, что я согласилась на это жилье. Будто мне есть дело до бродяжьих задниц. Забавно, подумала я. Риэлтора, наверное, не так бы возмутило, будь на ее месте собака.
Мой дом не произвел особого впечатления на Джейсона, но и не вызвал неприязни. Джейсон в свои двадцать четыре года все еще жил в родительском доме с папой, и, наверное, ему казалось воплощением свободы то, что никто не орет на тебя, когда ты заталкиваешь под кушетку упаковки из-под чипсов. Вообще-то я могла и не такое себе позволить. Я довольно бесхозяйственна. Зато у меня бывают приступы одержимости чистотой. Когда состояние квартиры начинает требовать генеральной уборки, я до трех утра могу чистить и мыть. У меня появляется орлиная зоркость, и в четыре часа утра я еще могу углядеть рисовое зернышко на кухонном полу или крошку бисквита возле ножки стола в гостиной.
Можно было бы нанять уборщицу, но зачем? Хотя Габриелла поддевает меня: «Это было бы в традициях жительницы Хемпстед– Гардена». Габриелла любит поиздеваться над тем, что я родилась там. Но я не даю ей спуску. Я и сама неплохо могу спекулировать тем, что она родом из пригорода Милл-Хилл. Миу-Миу – так я произношу это название, учитывая местный говор (в конце каждого слова надо опускать уголки рта как можно ниже).
В сущности, Миу-Миу ничем не плох, просто он находится далеко от Лондона и там довольно скучно. Я никогда там не жила, но уверена, что обитающие там дамы еженедельно посещают местный парикмахерский салон и делают прически, сумки у них в тон загара, и они не выйдут из дому, пока не накрасят красным лаком длинные накладные ногти. Если мне вдруг захочется вывести Габриеллу из себя, я опишу кого-нибудь так: «Она немножко Миу-Миу». Габриелла закричит тогда: «Заткнись, ты ни разу там не была», а я отвечу: «Когда всю жизнь прожил на северо-западе Лондона, Габриелла, такое чувствуешь инстинктивно».
Габриелла изменилась с того времени, когда волосы ей красила и укладывала женщина, сбежавшая из дурдома. Оливер однажды показал мне ее старую фотографию, и это зрелище нанесло мне душевную травму: глаза у Габриеллы были тогда накрашены, как у Оззи Осборна.
Прошло двенадцать лет, Габриелла родила ребенка. Теперь она проживает в чудесном Белсайз-парке вместе с моим братом. Она изменила свой имидж – хотя не скажу, что я от него в восторге. В Белсайз-парке полным-полно женщин, следящих за собой, но вряд ли многие из них способны потратить на себя столько денег, сколько моя невестка. В сентябре прошлого года, когда их сыну Джуду было четыре месяца, Оливер обнаружил в спальне пакет с замшевым пальто стоимостью в три тысячи фунтов. А рядом – коробку с туфлями за 545 фунтов. Она сказала, что это туфли от какого-то супердизайнера.
Оливер осторожно поинтересовался у Габриеллы, не стал ли для нее поход по магазинам «эмоциональной подпоркой»?
– Так оно и есть, – был ее ответ.
Вскоре после этого они наняли няню на неполный день. Это позволило Габриелле вернуться на работу – она модельер, делает свадебные платья – и возобновить членство в спортивном клубе. Кажется, счетов за покупки стало поменьше. Хотя она заявляет, что для карьеры ей необходимо хорошо одеваться, чтобы перспективные невесты-заказчицы с первого взгляда чувствовали ее хороший вкус. Я тут вам про нее понарассказывала, но в глубине души соглашаюсь со всем, что она говорит. Мода – не мой конек. Она же в этих вопросах действительно сильна. Читает ежедневное издание «Женская одежда», как священник – библию. Хотя изредка я теряю в нее веру. Как-то утром Габриелла постучала в мою дверь, а я была в своей ночной рубашке с Микки Маусом. Она закричала: «Ханна, отлично смотришься!»
Четыре с половиной года назад я познакомила Габриеллу и Джейсона в полной уверенности, что они найдут общий язык. Габриелла знает, что носят сейчас и будут носить завтра, что с чем сочетается, где стричься, какой ресторан популярен, какие вина заказывать. Объем ее познаний потрясает (и утомляет). Как бывший обитатель Миу-Миу она преуспела в реализации своей задачи – стать всезнайкой. Ее блистательный взлет был приостановлен всего минут на пять, пока она становилась матерью. Но она, как и Джейсон, душевный человек, с добрым сердцем и традиционными жизненными ценностями. Вот вам пример. Какая-то звездочка выходила замуж в платье, которое, клянусь, лучше бы смотрелось на вешалке, и я, не подумав, позволила себе комментарий. Габи ледяным голосом сделала мне замечание: