Текст книги "В плену Морфея (СИ)"

Автор книги: Анна Куртукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Лишь на миг Кристина заставляет себя представить то, как себя почувствовал Эрик, когда она его внезапно уняла, словно окатила ледяной водой, заставляя вернуться в такую жестокую реальность, напоминая о том, где его истинное место, кто он есть на самом деле – только цирковой уродливый зверек, жалкая игрушка для битья.

Боже, зачем?! Зачем она его оттолкнула?!

Громко всхлипнув, Даае вся сжимается, обнимая свои худые колени руками, и содрогается от охвативших её рыданий, от этого мимолетного понимания его чувств. Она вновь стала для него очередной звонкой пощечиной от жизни, очередным нестерпимым кошмаром, очередной подножкой Судьбы.

– Эрик… – на выдохе шепчет она в пустоту, бессмысленно надеясь, что вот сейчас, прямо как в детстве, незримый Ангел обратит к ней свой волшебный баритон, что он придет к ней на помощь и утешит.

Он ведь никогда ещё её не покидал. Никогда. Как бы сильно она не задевала его за живое, как бы больно не делала, Эрик оставался рядом, чтобы быть уверенным, что она, его единственно любимая, будет в порядке. И теперь… оказавшись без такого преданного и верного покровителя, Кристина осознает, как она всё-таки глупа, что не ценит всего того, что он делает для неё так искренне и душевно. Переступая через себя. Разрывая собственные артерии от обжигающей невзаимности. Но делает. Только чтобы она была счастлива.

Тяжело вздохнув, Кристина заставляет себя подняться с дивана и, пододвинув кресло к небольшой деревянной раме окна, устроится в нём, впившись взглядом в солнечную улицу в ожидании. В ожидании, что Эрик покажется где-то вдалеке, и она, затаив дыхание, будет ждать его на пороге дома, чтобы извиниться… Извиниться и дать им ещё один шанс.

***

Лесная прохлада приятно ласкает свежие шрамы на лице Призрака, пока он неспешно прогуливается вдоль юркой небольшой реки. Вид чистой воды, торопливо бегущей по антрацитовым, сверкающим камням, хоть немного помогает Эрику успокоиться и привести свои мысли в порядок.

К полудню он неуклюже устраивается на небольшой поляне около бурного потока и одергивает воротничок рубашки, укрывая шею от прохладного ветра, с каждой минутой набирающего всё бóльшую силу. Погода, казавшаяся с утра особенно прекрасной, резко начинает портиться, и светлое небо постепенно окутывают мрачные тучи.

Мужчина же только безжизненно глядит в небо, лежа на влажной траве, и невольно возвращается к мыслям о том, как всё-таки сильно он оступился, какую страшную ошибку совершил. Ошибку, стоящую самого ценного, его родной Кристины, доверившейся ему и решившейся поехать за ним в такую глушь лишь ради заботы о нём самом.

Призраку становится паршиво.

Кристина…его милая Кристина. Она тоже оказалась неправа, последовав за ним, а не выбрав легкую и беззаботную жизнь с виконтом. Что двигало ею тогда? Что заставило отказаться от благородного, так сильно любящего её жениха? Что, если не тот самый огонек, который Эрик разглядел в её светлых глазах прошлым вечером, тот огонёк, который так внезапно толкнул его к её мягким губам?

Если бы только Призрак мог ответить на каждый вопрос самостоятельно, если бы только мог разобраться в душевных метаниях Кристины без неё самой, если бы мог разрешить всё между ними, не мучая её.

Если бы…

Глухо вздохнув, он прикрывает саднящие от усталости глаза. Предательское воображение не позволяет ему забыться и на секунду, оно продолжает неистово создавать картины того, что Эрику уже никогда не пережить, что ему уже не испытать, что ему никогда не было и не будет позволено вкусить. Почувствовать.

Он оказывается вынужден видеть то, как нежно Кристина целует его в исполосованную шрамами щеку, а затем в пересохшие губы, как спускается россыпью мелких поцелуев вниз к груди по чувствительной шее, не переставая улыбаться, не переставая быть счастливой, не переставая быть…его.

Эти навязчивые иллюзии невыносимы. Тихо простонав, Эрик резко распахивает глаза, отрешенно мотая головой, будто желая избавиться от этих несбыточных, нереальных картин собственной фантазии, сходящей с ума от такой жестокой, неправильной любви.

Возвращаться домой откровенно не хочется. Призраку кажется, что теперь он совсем не способен контролировать себя, видя Кристину, такую родную и желанную, что теперь ему нет места с нею рядом, что следует покинуть ее вовсе и больше никогда не встречаться с нежным топазом ее добрых глаз.

Невольно Эрик задумывается о том, как она без него там. Скучает ли хоть немного, думает ли о нем? Или же безгласно радуется его исчезновению. Мужчине хочется верить, что дома его всё-таки ждут.

Мрачное небо вдруг разражается громом и холодные капли промозглого дождя тотчас свирепо орошают, так больно обжигают свежие раны Эрика, не успевшие ещё зарубцеваться. Он только судорожно выдыхает, нерешительно поднимаясь с земли.

Что бы между ними не происходило, Эрик точно знает, что Она будет волноваться, лишь поэтому ему необходимо поскорее вернуться домой. Нужно только найти в себе силы добраться.

***

Когда старенькие часы, висящие на деревянной стене над камином, указывают стрелками на седьмой час, а за окном внезапно бьёт мощный ливень, Кристина ощущает, как страх в очередной раз за этот день сковывает все ее тело. Она впивается взглядом в освещаемую лишь ярким светом молнии улицу и сглатывает подступивший к горлу ком.

Почему его нет так долго?

Сердце девушки болезненно сжимается в груди с очередным раскатом грома, и она утирает ладонью выступившие на глазах слезы. Ей невыносимо сидеть в уютном доме, зная, что её Эрик сейчас где-то там, в западне яро бушующей стихии.

Она обязана его найти. Вдруг что-то случилось? Вдруг травмы Эрика вновь застали его врасплох? Вдруг он сейчас обездвиженно лежит в какой-нибудь канаве и зовёт её? Зовёт так же отчаянно, как каждую ночь, находясь в плену Морфея.

Решительно поднявшись с кресла, Кристина шагает к резному шкафу и торопливо достает оттуда плащ Эрика, чтобы поскорее облачиться в него и сразу почувствовать такое знакомое ей тепло и…его аромат.

Приподняв воротничок плаща повыше, Даае замирает на пороге дома, обводя печальным взглядом гостиную, и понимает, что без Эрика здесь нет места и ей.

Ветер больно бьёт в лицо, едва Кристина прикрывает за собой дверь. Она сильно жмурит глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь стену из тяжёлых капель дождя, надеясь увидеть Его.

Вокруг оказывается пусто. Собравшись с духом, она решает идти дальше, в сторону леса, казавшегося в ясную погоду невероятно сказочным местом. Сейчас же…сейчас Кристине хочется вернуться в прошлое лишь на какие-то сутки, вернуться и изменить хоть что-то в этой череде болезненных для них обоих событий. Хочется, что бы Эрик просто был дома и никогда больше ее не покидал.

Словно на ватных ногах, стремительно промокающая от дождя Даае двигается между массивными деревьями леса. Отчаяние охватывает ее с каждой секундой все сильнее и вскоре она, не выдержав, восклицает:

– Эрик! Прости меня!

Ее тонкий голос растворяется в шуме дождя, и она заходится глухим кашлем, замирая на месте. Оглянувшись испуганно по сторонам, Кристина вдруг понимает – она не помнит, с которой из сторон шла.

Неловко обняв себя руками, Даае до боли прикусывает губу, стараясь хоть немного унять поднимающуюся внутри панику, стараясь убедить себя, что вот-вот они с Эриком столкнуться и вернуться домой вместе, как ни в чем не бывало.

Время идёт…но Призрак не появляется – надежда Кристины неумолимо гаснет, ровно как и всякая ее сила.

Замёрзшая девушка падает, словно подкошенная, на небольшой полянке среди густого леса. Она решает, что здесь ее, по крайней мере, сможет заметить Эрик, если всё-таки придет, если решит вернуться.

Если вновь поможет ей и оградит собою ото всех ненастий.

Если только сможет вновь ее простить.

========== Тринадцатая глава ==========

Когда поздним вечером Эрик оказывается на пороге их с Кристиной скромного дома, погода успевает испортиться окончательно, не давая ему никакой возможности передумать и вновь сбежать.

Да и куда? Нельзя же теперь прятаться от неё вечно. Нельзя же бояться её добрых глаз и ласковой улыбки. Ему нужно учиться привыкать к тому, что всё тепло, плещущееся в её взгляде не предназначено для него, не обращено к нему. Нужно учиться принимать то, что её сердце, бьющееся в единый такт с его столь долгие годы, никогда не будет принадлежать ему. Никогда.

Он должен привыкнуть и принять, что ее отказ от Рауля – лишь вынужденная мера в связи с его страшной травмой после падения, должен осознать, что после его восстановления его милый Ангел вновь вернется к любящему ее жениху, должен принять, что единственное, что Эрик может вызвать в ее душе – сострадание, а в сердце – жалость. Все это не то. Не то, в чем он так сильно нуждается. Но он должен смириться. Он должен понять, что никогда не сможет наречь ее своей. Никогда не сможет реализовать свои священно томимые мечты и желания, сокрытые глубоко-глубоко, в самых уголках не только своей души, но и памяти. Кристина никогда не станет его. Он не достоин ее. И никогда не был.

Тяжело вздохнув, Призрак решается отворить резную дверь в удивительно тёмную комнату и войти неслышно, словно тень, в дом. В неосвещенной гостиной оказывается пусто, и Эрик, чуть насторожившись, тихонько проходит к смежным дверям ванной и спальни, чтобы вполголоса заявить:

– Кристина, я дома!

Ответом ему служит тишина, тотчас порождающая сильную панику внутри замершего посреди гостиной Призрака. От его внимания не ускользает то, что плащ, брошенный им на спинку кресла накануне вечером, отсутствует, и он в тот же миг понимает – она ушла.

Ушла… и какими бы ни были её мотивы, Эрик не может допустить того, чтобы Кристина осталась наедине с опасностью разбушевавшейся в этот день стихии. Затем он, конечно, её отпустит, не смея держать силой, но сделает это лишь тогда, когда убедится наверняка и абсолютно точно, что она в безопасности, что его хрупкой, слабой девочке ничего не угрожает.

Призрак бросает короткий хмурый взгляд на окно, глядящее прямо на густой лес, и сглатывает подступивший к горлу ком, представляя себе лишь на секунду то, что может случиться ненароком с его Ангелом, с его родной Кристиной.

Он стряхивает с промокшей почти насквозь мантии холодные капли дождя и набрасывает её обратно на плечи. Переведя дыхание, Эрик решительно шагает на улицу, тут же встречаясь лицом к лицу с резким порывом ветра.

Он обязан найти её как можно скорее. Только лишь найти, а остальное, что бы она ни сказала ему, что бы ни сделала, не имеет никакого значения.

Пройдя чуть вперед, Эрик застывает у порога дома и оглядывается по сторонам. Ему неизвестно ничего о том, куда она могла пойти, ничего о том, где её искать. Он отчаянно хочет верить, что она направилась куда угодно… куда угодно, но только не в лес.

Однако то оказывается единственным местом, отправившись куда, Кристина и впрямь оказалась бы совершенно беспомощна.

Страх за возлюбленную заставляет Призрака сорваться на бег. Пускай неустойчиво и шатко, то и дело оступаясь, но он всё-таки бежал, охваченный нестерпимой тревогой и пугающими картинами собственного сознания.

– Кристина! – восклицает он, что есть силы, перепуганно оглядывая чащу леса, стремительно застилаемую ливнем.

Молния, сверкнувшая под продолжительный и жуткий раскат грома, освещает всё вокруг, позволяя мужчине понять, что Кристины поблизости нет. Тихо чертыхнувшись, он шагает в сторону реки, смаргивая капли дождя с коротких ресниц и напряженно щурясь.

Призрак ищет глазами что-то хотя бы отдаленно напоминающее её утонченный силуэт. Ищет хоть что-то, способное разжечь огонь надежды в глубине его души сильнее, способное помочь ему почувствовать её.

Что, если не его безумная любовь, может еще помочь? Что, если не эти топящие всё вокруг себя, чувства? Единственное, что есть у Эрика, что заставляет его жить и бороться, просто обязано толкнуть его прямо к ней навстречу, где бы она не оказалась. Куда бы она не ушла. Даже если не чувствует то же самое к нему. Он найдет ее.

Ибо он разделил свою любовь и на ее сердце тоже. Ибо его огромной любви хватит им обоим. Он любит за них двоих. По-другому просто не может быть.

***

Рвано дыша от сковывающего всё тело холода, Кристина сидит на мокрой, зябкой полянке, беззвучно плача и сильнее сильнее в плащ Эрика, будто до сих пор хранящий его тепло. Плача от собственной никчемности и ущербности, от безысходности, охватившей её в одночасье, плача от своей очередной страшной ошибки, заставивший ее оттолкнуть Призрака в такой хрупкий, чувственный, сакральный момент поцелуя.

Она в очередной раз ударила ножом в его открытую нараспашку душу, заставляя Эрика сжаться и вновь оказаться в плену яростно гонимых кошмаров прошлого.

Она в очередной раз стала для него самым худшим в его жизни. Она в очередной раз заковала его тонкие запястья в удушающие кандалы личного обожженного ада.

Проведенный в жутком лесу час кажется девушке невыносимой вечностью, и она тихо скулит, прижимая колени к собственной груди, надеясь хоть немного согреться. Яркая вспышка молнии, внезапно озарившая небо, заставляет продрогшую и запуганную Кристину подскочить на месте и сорваться на истошный крик, переполненный отчаяньем:

– Эрик!

Она не знает даже того, был ли он здесь ещё до её прихода или решил вовсе покинуть её навсегда, бросить на такой заслуженный ею произвол. Бросить и обречь на одну лишь волю Судьбы, но… Отчего-то Кристина уверена – он её не оставит, он обязательно её найдет. Несмотря ни на что.

Выпрямившись в спине, она прячет замерзший кончик носа под плотный воротничок его плаща и решительно двигается обратно, вглубь дремучего леса, неумолимо повторяя уже успевшим сорваться голосом его имя, неизбежно утопающее в раскатах могучего грома.

У неё почти уже нет сил, чтобы двигаться дальше, но она всё же идёт вперёд, надеясь всё-таки выйти из этого жуткого леса, надеясь оказаться скорее дома в тёплых объятиях Призрака, изможденного гонениями Кристины.

Живот нещадно сводит и девушка обвивает его руками, стремясь хоть немного притупить боль от такого мучительного голода. Она уже давно привыкла подолгу обходиться без еды: балерины труппы всегда обязаны были соблюдать строгую диету, но сейчас… Кристина уж и не помнит, когда ела нормально в последний раз, – её волновало лишь состояние Эрика.

Содрогающаяся от холода и голода Кристина двигается вперёд чисто интуитивно, совсем не глядя под ноги, и совсем не замечает толстого корня дерева, выглядывающего из-под влажной земли, – резко споткнувшись об него, она мгновенно валиться с ног прямо в размытую дождём землю.

Не выдержав, она срывается на рыдания, укрывая перепачканное грязью лицо ладонями, и судорожно хватая ртом воздух. В эти секунды ей начинает казаться, что это сам Бог подкидывает ей ужасные испытания за то, как жестоко она поступила со своим Ангелом, посланным ей, безусловно, самими небесами.

Чем больше времени она проводит там, сидя в вязкой земле, тем меньше чувствует свои в край заледеневшие конечности, тем сильнее сжимается в клубок, страшась окончательно замерзнуть посреди этого дремучего леса.

Голос её совсем перестаёт слушаться, когда, собрав всю волю в кулак, она старается подать его, подать последнюю надежду для себя и кричит, срывая его окончательно:

– Эрик!

Ей кажется, что это родное имя, отчаянно званое ей лишь мгновенье назад, никем не было услышано. Кажется, что его здесь нет сейчас и не было вовсе. Кажется, что так нелепо и глупо наступает её совсем ранний, но такой справедливый конец.

***

Призрак совсем сбивается с ног, преодолев несколько тысяч метров вдоль злосчастной реки, протекающей через этот нескончаемый лес. Как бы он ни старался, но не мог разглядеть ничего, кроме многочисленных зверушек, спасающихся от пугающей их так сильно молнии.

Чем дальше Эрик заходит в лес, тем больше растет в нём тревога за Кристину, – любое массивное дерево, поваленное мощным порывом ветра могло запросто её убить, любой изголодавшийся зверь, любое, что вообще может произойти в этом необжитом людьми месте – на каждом шагу здесь ждет скрытая, хитрая опасность, явно не желающая присутсивя посторонних в своей девственной глуши.

И он молится. Отчаянно молится за Кристину, тихо шепча слова, обращенные к Богу, вслух, желая в самом деле их кричать, только бы быть услышанным, только бы почувствовать её, только бы успеть придти на помощь…только бы не было поздно. Не поздно… Не поздно.

– Не поздно! – срывается с тонких, иссохшихся губ.

Сквозь шум дождя совсем ничего не слышно, но его чуткий слух всё же различает нечто, отдаленно напоминающее крик. Такой обреченный, такой душераздирающий крик. Родной крик. Её крик.

Он срывается на этот зов настолько резко, насколько это возможно, ощущая такое сильное, сокрытое до этого второе дыхание. Второе дыхание, дарящее новую надежду. Только бы с Ней все было в порядке…

Оказавшись в той стороне, Эрик растеряно оглядывается по сторонам и ищет, ищет, ищет…

– Кристина! – кричит он и рвано выдыхает, заставляя пар его теплого дыхания разрезать холодный воздух, пробирающий до самых костей.

Вместо ответа откуда-то неподалеку раздается едва уловимый, протяжный стон, и Эрик, не помня себя, кидается на него, невзирая на привычно плывущее сознание и ноющие раны, игнорируя всякую боль, игнорируя всё, что только может его остановить. Ему нельзя. Нельзя останавливаться! Нельзя! Нельзя…

Уже издалека он замечает силуэт, едва различимый за стеной ливня и содрогающийся от каждого, даже самого невзрачного, раската грома. Прямо в том самом светлом шлафоре, что был надет ещё прошлым вечером, Она неподвижно лежит на мокрой холодной земле, кутаясь отчаянно в его тёмный, уже совсем не греющий плащ.

Сердце Эрика пропускает один удар за другим, когда он падает перед ней на колени, когда обхватывает пылающими жаром ладонями её бледное, ничего не выражающее лицо. Она безвольно повисает в его объятиях, как только он спешно подхватывает ее на руки и так бережно прижимает к своей горячей груди, в которой так отчаянно, так бесконечно бьется безумно любящее, сходящее с ума сердце.

– Кристина, – выдыхает он, глядя на неё с нескрываемой печалью, – ты только потерпи…мы скоро будем дома.

Удерживая её хрупкую фигуру одной рукой, Призрак быстро стаскивает со своих плеч мантию, чтобы закутать в неё бессознательную, ослабевшую Кристину.

Теперь, когда он, наконец, нашел её, они могут вернуться в такой уютный и теплый дом, столь быстро и внезапно ставший родным. Вернуться, разжечь огонь в камине, разлить по бокалам сладкий глинтвейн и забыть о произошедшем, словно между ними не разрослась эта пугающая пропасть, словно последних суток в их жизнях не было вовсе.

Нужно только добраться. Преодолеть эти тяжелые несколько километров, несмотря на стремительно растущую в руках боль от проклятых струпьев и ожогов, несмотря на ужасное головокружение и сковывающий их промокшие тела холод. Нужно только добраться. Ведь иного выхода нет.

Дождь застилает перед собой всё: деревья, бьющие Эрик по лицу своими мокрыми тяжелыми листьями, причиняют жуткую боль его ранам, но он мужественно терпит; крепкие стволы, ставшие от дождя угольно-чёрными мелькают перед глазами, заставляя и без того гудящую голову неприятно кружиться. В глазах дико плывет, и Призрак оступается о притаившиеся в листве коряги или пни на каждом неловкой шагу – он совсем не чувствует сил. Эрика мутит, тело будто отказывается работать на собственное же спасение – хочется безвольно подчиниться этой бушующей в самом царстве природы стихии, перестать бороться и, наконец…согреться.

Но что бы не твердило тело своими невольными реакциями, Эрик понимает, что нужно идти. Нужно идти, нельзя останавливаться, нельзя поддаваться такой притягательной, затаскивающей в омут слабости. Он не имеет права. На его руках Кристина – она должна оказаться дома как можно скорее. Он растопит ей камин …

Эти мысли придают уставшему Эрику новую порцию сил, и он с рвением бросается навстречу окружающему их обоих ливню.

Остается только молиться.

***

Для ослабшего организма Эрика путь до дома против мощного порывистого ветра оказывается невероятным испытанием – ему едва хватает сил, чтобы переступить порог их небольшого дома.

Лишь когда он вместе с Кристиной на замерзших руках оказывается дома, тяжелый груз ответственности, наконец, спадает с его плеч и позволяет вдохнуть полной грудью.

Торопливо пройдя в теплую спальню, Эрик осторожно кладет Кристину в мягкую постель в спальне и преданно опускается перед ней на колени.

Глядя на Даае с нескрываемой жалостью, он стягивает с неё промокшие насквозь мантию и плащ, едва ли не полностью обнажая её бледное, испачканное грязью тело. Незваные слёзы щиплют неприятно глаза, и он торопливо поднимается с пола, чтобы неслышно выскользнуть из комнаты и удалиться в ванную.

Набирая в небольшой тазик воду, взяв полотенце, Эрик не сводит раскрасневшихся глаз со своего изрядно потрепанного отражения. После шторма, бушующего за дверями дома, он стал выглядеть во сто крат хуже, чем всегда: струпья, покрывающие его бледно-серое лицо, дали мелкие трещины и покрылись прозрачной, щиплющей сукровицей, а бинты, клочьями свисающие с его тощих рук, насквозь пропитались свежей кровью вперемешку с гноем.

С отвращением отвернувшись от зеркала, Призрак аккуратно сжимает пальцами таз и тихонько следует в спальню Кристины, боясь ненароком её разбудить после всех этих испытаний, выпавших на её тонкую душу.

Замерев у её кровати, он вынимает смоченное полотенце из тепловатой воды и хорошо его отжимает, чтобы затем почти невесомо и очень-очень бережно стереть засохшую грязь с её расслабленного, красивого лица.

Мягко обхватив тонкими пальцами её обездвиженные руки, Эрик омывает водой и их, осторожно удаляя землю из-под её ноготков и бессознательно поглаживая тыльные стороны её сухих от холода ладоней.

И… какая-то невыносимая тоска заполняет его сердце, пока он трепетно заботиться о бессознательной Кристине, пока может прикасаться вот так нежно к ней, не боясь вновь оказаться отвергнутым, отстраненным, отринутым.

Пока может её любить.

Лишь когда на теле девушки не остается ни единого следа от этого страшного дня, проведенного в западне жуткого леса, Эрик позволяет себе отступить от неё с глухим вздохом, отчаянно отговаривая себя остаться, отчаянно умоляя себя уйти.

Подавив в себе всякие с остервенением рвущиеся наружу чувства, он бережно накрывает её пуховым одеялом и тихонько шагает в сторону маленькой двери.

Замерев на пороге спальни, Эрик ещё раз разрешает себе окинуть спящую девушку упоенным взглядом и тепло улыбнуться одними уголками бледных губ. Прикрыв глаза, не силясь больше сдерживать слёз, он всё же покидает её комнату.

Когда Призрак неловко устраивается гулящим от повсеместной боли телом на крохотном диване, за окном из-за горизонта медленно поднимается солнце, заполняя все пространство вокруг необычайно красивым рубиново-янтарным светом, преображая дремучий лес в настоящую сказочную рощу.

Однако Эрик проваливается в сон прежде, чем волшебство полностью окружает их с Кристиной дом.

Он видит сон.

Жуткий сон, в котором волшебной утренней сказке нет места.

========== Четырнадцатая глава ==========

Тяжелая боль сковывает светловолосую головку девушки, лежащей, свернувшись клубочком, на кровати маленькой спальни, заботливо отопленной печью её незримым покровителем.

Нахмурив тонкие брови, Кристина неустойчиво приподнимается на локтях и внимательно оглядывает расправленную чистую постель, старательно вспоминая то, как здесь очутилась.

То, что казалось в первые секунды после сна всего лишь кошмаром, оказывается реальностью – это Кристина понимает, как только замечает на своей тонкой щиколотке мрачный, широкий синяк, поставленный ею по неосторожности в лесу.

Лишь одно заставляет улыбнуться её, несмотря на пережитый страх, – они выбрались. Он её нашел. Целенаправленно нашел и спас от верной, но такой глупой, гибели, выцепив из лап смерти в самый последний, судьбоносный момент, едва не пожертвовав самим собой.

Сердце девушки болезненно сжимается в груди, и она, укутавшись посильнее прямо в одеяло, поднимается на слабые, дрожащие от напряжения ноги. Не взирая на ноющую боль, эхом разносящуюся по телу, Кристина тихонько шагает по холодному полу ступнями в сухих, тёплых чулочках, желая поскорее взглянуть в глаза своему вечному спасителю, своему родному Ангелу.

Неслышно выскользнув из своей спальни, она оказывается в жаркой гостиной и замечает на диване Эрика в распахнутой на груди рубашке, перепачканной землей и его собственной кровью.

Его тяжелое, хриплое дыхание никак не может ускользнуть от её тонкого слуха. Едва расслышав его сбитые, отчаянные вдохи, она кидается к нему, перепуганная его таким нездоровым, таким неправильным состоянием.

– Эрик, – шепчет она, мягко обхватывая ладонями его, покрытое холодной испариной лицо, исполосованное многочисленными шрамами, – Эрик!

С глухим стенанием он сжимает руки на собственной груди, пока по его безобразному лицу скатываются солёные, разъедающие кожу слёзы. Девушка рассеяно глядит на него, беспорядочно скользя своими дрожащими ладонями по его напряженному телу, не зная наверняка того, что именно причиняет Призраку такую боль.

Когда Эрик выгибается в спине, стискивая до противного скрежета зубы, Кристина окончательно теряется и, отчаянно желая спасти его от кошмара, резко склоняется к его искаженному страданиями лицу, чтобы почти невесомо, но так нежно коснуться влажными губами его искусанных в кровь губ.

Ей неизвестно чувство, толкающее её на этот совершенно не обдуманный шаг. Неизвестно, а потому кажется таким неправильным и буквально безрассудным.

Она уже желает отстраниться от Эрика, пока не стало слишком поздно, пока он не пробудился ото сна, как его напряженное тело расслабляется вдруг под лаской её нерасторопного поцелуя.

Оторваться Кристина уже не смеет. Только не сейчас, когда он стоит на пороге преисподней самого Морфея. Только не сейчас, когда его истерзанные губы невольно приоткрываются ей так податливо, а сердце… оказывается вновь оказывается в её неумелых, порой жестоких руках, ровно как и всё их будущее.

И она позволяет. Позволяет этому безумию продолжаться, не силясь вновь оттолкнуть такого родного ей Эрика, такого потрепанного Судьбой и безнадежно её любящего, не силясь больше причинять ему боль.

Она ощущает едва ли не физически, как сейчас велик его страх. Ощущает, как он боится оступиться вновь, ненароком поняв её не так, как на самом деле, как боится ответить на эту внезапную, неумелую ласку.

Когда Призрак всё же решается откликнуться её губам, отчаянно надеясь, что это не просто благодарность Кристины, когда неуверенно прижимает её слабыми руками к себе, ей хочется плакать. Плакать от сумасшедшего резонанса чувств, разрывающего душу, но в этот раз… В этот раз ей хватает воли, чтобы сделать однозначный, бесповоротный выбор. Вынужденный выбор, обязанный сделать абсолютно Эрика счастливым.

– Ты ничем мне не обязана, – шепчет он подавленно, когда она отстраняется от него на короткое мгновенье, – я не могу так, Кристина.

Она непонятливо вглядывается в золотистые глаза мужчины, наполненные слезами, и поджимает губы, не смея скрыть отчетливое чувство вины перед ним.

– Я сама хочу этого, Эрик, – пытается тихо оправдаться Кристина, сжимая в своих маленьких ладонях его тонкие пальцы.

Он только печально улыбается ей и отводит потускневший вмиг взгляд в сторону, переводя дыхание, сбитое этими нереальными действиями Даае.

– Не ври хотя бы самой себе, – срывается сдавленный шепот с его тонких, ещё минутой ранее ласкаемых ей губ, – прошу тебя, родная.

Тяжело приподнявшись с подушек, Эрик даже не поднимает на Кристину глаз. Ему невыносимо видеть в них столько вины и жалости одновременно. Невыносимо знать, что она вот так себя пересилила только лишь ради того, чтобы не чувствовать себя обязанной ему.

– Эрик… – шепчет девушка так, словно обращается к тому сказочному Ангелу Музыки из своего детства, неожиданно сильно обхватывая его запястья, не позволяя ему подняться с места.

Глухо вздохнув, он всё-таки переводит на неё затравленный взгляд, вынужденный выслушать её пропитанные горечью слова. Он почти уверен, чтобы сейчас Кристина заговорит, что жалеет о содеянном ею и желает забыть, что хочет поскорее покинуть его и уехать в дом Жири, что вообще не может более находиться рядом, согревая его трепетной надеждой, но…

Вместо этого Кристина бережно очерчивает выступающие на его избитых кистях костяшки и севшим от волнения голосом говорит:

– Послушай, ещё в тот раз, когда ты… Когда я тебя оттолкнула, я сделала это не из-за того, что мне было противно, нет! Я не могу испытать этого к тебе. Всё от того, что мне нужно немножко времени, Эрик. Совсем чуть-чуть, чтобы понять, что за чувство поднимается во мне, когда ты смотришь на меня вот так…

Вслушивающийся в её тихие слова Эрик не замечает того, как упоенно и вожделенно на неё смотрит, теряя всяческий разум, и тотчас осекается.

– И, знаешь, – не договорив, она смолкает и пододвигается к нему, переплетая в тот же миг пальцы их сцепленных рук, – я хочу дать нам хотя бы шанс. Только если ты до сих пор того действительно желаешь.

Глухо вздохнув, Эрик молча выдергивает свою кисть из её цепкой хватки и поднимается с дивана, не решаясь больше на неё взглянуть. Он неторопливо проходит к окну и замирает у него, выпрямляясь в спине.

– Дай мне знать, если поймешь то самое чувство, – говорит он сухо, но голос предательски вздрагивает под конец его слов.

Она резко поднимается на ноги и делает к нему быстрый шаг, чтобы мягко накрыть его острое плечо ладонью и вынудить обернуться на неё. Впервые Кристина не может прочесть во взгляде Эрика того, что бушует в его истерзанной душе, того, что плещется в его нежном сердце.

– Не отталкивай меня, – шепчет она рассеяно, – я лишь хочу, чтобы ты был счастлив. Разве не об этом ты грезил так давно?

– Лишь о том, что бы твои глаза сияли, глядя на меня, – откликается он нехотя, – я не смогу перестать думать о том, что это не твоё искреннее желание. Неужели ты не понимаешь?

Она с трудом разбирает слова мужчины, на лице которого так отчетливо и ясно отражена боль. Не физическая, нет. Душевная. Боль от её ранящей так глубоко жертвы во имя его благополучия. Одними губами Кристина беззвучно произносит «прости», обреченное быть неуслышанным, и опускает свой застеленный слезами взгляд на его кровоточащие от изодранных ран предплечья.