Текст книги "В плену Морфея (СИ)"

Автор книги: Анна Куртукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Кристине хочется смеяться. Смеяться от счастья и долгожданного ощущения правильности выбранного пути. Девушка убирает снятое с пальца кольцо в кармашек своего платья и тянется рукой к спине Эрика, чтобы накрыть его острые позвонки теплой ладонью.

Увлеченный игрой мужчина словно и не замечает её невесомых касаний, а только ускоряется в темпе игры, полностью отдавая всего себя Музыке – Кристина лишь расплывается в блаженной улыбке ощущения абсолютной свободы. Теперь она может быть вольна делать всё, что пожелает, а первым и единственным её желанием сейчас является нахождение здесь, в сказочном царстве Призрака Оперы, ее вечного, родного Ангела.

– Всегда поражалась тому, как тебе удается это, – шепчет Даае, склоняясь над клавиатурой органа, – как тебе удаётся создавать такую прекрасную Музыку.

– Я живу Ею, Кристина, – тихо откликается Эрик, плавно уводя мелодию в третью октаву.

Она тепло улыбается его словам, заворожено глядя на его тонкие пальцы, порхающие над инструментом, и ей кажется, что нет ничего красивее этого, что она могла бы провести так всё время, стоя рядом с ним и наблюдая за невероятной игрой.

– Тебе не скучно здесь? – вполголоса спрашивает он, напрасно пытаясь укрыть сквозящую в голосе надежду, – Сегодня всё-таки выходной, твои подруги, наверняка, решат прогуляться.

– Нет-нет, – мягко отвечает Даае, когда Эрик медленно оборачивается на нее, – я не хочу больше бежать от тебя, мой Ангел.

Он невольно улыбается, в смущении отводя глаза, и аккуратно убирает руки с клавиш. Они будто бы возвращаются вновь в своё нежное прошлое, не знавшее страхов, обид и… ужасных предательств.

Теплящаяся в сердце Эрика, сокрытая за семью печатями любовь не позволяет ему и дальше держать зло на девушку, посвятившую ему всю себя в эти страшные дни, проведенные им в нестерпимых муках, как физических, так и моральных.

– Я так и не поблагодарил тебя за всю твою заботу, – вдруг обращается он к Кристине, нерешительно поднимая на неё свои золотые глаза, – за спасение и…

– Замолчи, – перебивает Даае Призрака, бережно беря его холодные руки в свои, – я не смогла бы поступить иначе.

Он опускает взгляд на их сцепленные Кристиной руки, бессознательно затаив дыхание, и внезапно замечает отсутствие такого больно режущего его тонкую душу кольца. Ещё утром, Эрик уверен, оно было на изящном пальчике Кристины, а теперь вдруг пропало. Это не может быть нарочным, оно безусловно потерялось где-то в доме у озера, а девушка и не заметила пропажи.

– А где твоё кольцо? – решается спросить Призрак, боясь разочарования Кристины от его потери.

Девушка тихонько вздыхает, осторожно выскальзывая ладонью из слабых пальцев мужчины. Она не знает, как правильно ему преподнести это известие. Не знает, как отреагирует Эрик на её внезапно изменившееся решение. Но и не решается ему соврать.

– Я не готова к такому шагу, – выдыхает она, опуская взгляд в пол, – не сейчас, Эрик. Сейчас я нужна тебе.

Ему бы хотелось радоваться. Хотелось бы, но мысль о том, что он рушит счастье своего Ангела, невыносима. Её жертва слишком велика для такого ничтожества, как он, не заслужившего и толики её отверженности.

– Не нужно из-за меня рушить свою Судьбу, – строго говорит он, – тем более, когда речь идёт о любимом тобой человеке, Кристина.

Она прикусывает губу, задумываясь над его словами, и не может подобрать подходящих слов, чтобы объяснить своё решение.

– Ты не понимаешь, – Кристина неловко тянется в кармашек, чтобы вынуть оттуда кольцо и ещё раз на него взглянуть, – я… не знаю какого это – любить.

– Этого невозможно передать словами, – глухо шепчет Эрик, аккуратно поправляя маску, натершую своей острой каймой его щеку, – только лишь почувствовать.

– Я не знаю никого более любящего, чем ты, – тихо говорит Кристина, – кто, кроме тебя, способен мне показать её?

Сами собой в голове Эрика пролетают те редкие мгновения, что возникали между ними в недалеком прошлом и заставляли его сердце срываться в бешеный бег, болезненно сильно стучась о грудную клетку, стремясь разрушить её своей силой.

Тогда он мог касаться Кристины и не бояться увидеть отвращение в её прекрасных глазах цвета морской волны. Тогда он мог бережно прижимать её к своей костлявой груди и наслаждаться ее тёплым дыханием, щекочущим чувствительную шею. Тогда всё было иначе. Тогда он действительно был способен показать ей ту самую любовь. Тогда не было треклятого Рауля, убившего последнюю трепетную надежду Эрика. Тогда не было этого мучительного, испепеляющего ада, не было слащавого виконта, перечеркнувшего целое десятилетия святого единения между Эриком и Кристиной.

– Только Рауль, – мрачно откликается он после продолжительной паузы и с трудом поднимается с банкетки, тотчас заваливаясь набок от боли, внезапно ударившей в голову…

И вновь его охватывает тьма. Тьма, взрывающаяся десятками цветных вспышек перед глазами и разносящаяся болью от затылка по ослабшему, худому телу. Предательская тьма, выставляющая его безвольной куклой в проклятых лапах охватившей его беды. Он не должен. Так не должно быть!

– Эрик! – испуганно восклицает Кристина, бережно прижимая мужчину к себе и вглядываясь в его потерянные глаза, ища в них ясность, присутствие сознания.

Его золотистый взгляд не выражает ничего – в нём читается лишь пугающая пустота, поглощающая душу Даае в себя, убивающая её радость и счастье. Пустота, заставляющая вмиг забыть обо всем. Забыть и сосредоточить всю себя лишь на заботе о Нём и его шатком здоровье.

Осторожно оттащив окончательно провалившегося в беспамятство Призрака на изящный диванчик, расположившийся у камина в главной комнате, девушка спешит в его спальню, чтобы забрать оттуда все необходимые лекарства и принадлежности.

Вернувшись с полностью занятыми руками, Кристина рассыпает всё по небольшому кофейному столику и обхватывает дрожащими руками металлический шприц, чтобы заполнить его затем таким необходимым сейчас морфием и освободить Эрика от боли.

– Сейчас, родной, – нежно шепчет Даае, мягко сжимая его запястье и старательно унимая бьющую её дрожь.

Ставя укол, она не знает наверняка, имеет ли он хоть какой-то смысл, имеет ли вообще смысл лечение, или же Эрик обречен теперь на вечное страдание от этих провалов, а тогда… тогда опасность будет преследовать его бесконечно, ведь Кристина не сможет быть рядом всегда.

Ведь не сможет?

– Очнись же, – безнадежно выдыхает она и смачивает в карбоновой кислоте марлю, чтобы приложить её затем к его ране на затылке, – Эрик…

Тяжело вздохнув, девушка опускает резко потяжелевшую голову прямо у отекшего бока мужчины и прикрывает глаза, представляя на мгновенье, будто бы ничего этого вовсе не происходило.

Представляет, что не было никакой злосчастной помолвки, как и самого Рауля в её жизни, что тогда бы она укрывалась на крыше от Призрака в полном одиночестве, тогда бы многое могло обернуться иначе.

Представляет, что не было бы никакого убийства треклятого Жозефа Буке, а, значит, не было бы и дикого страха, толкнувшего её к самому глупому решению в жизни.

Представляет, что не было никакого невыносимого любопытства, сыгравшего с ней злую шутку и толкнувшего к тому, чтобы сорвать с Эрику маску, тогда бы не было и её страшного предательства, ставшего точкой разрыва их трепетных отношений, поставившего крест на его вере.

Если бы только все было иначе…она бы ни за что его не покинула. Она бы не оставила Эрика там, на крыше…на их с ним крыше. Как было неправильно пустить в эту блаженную святыню Рауля! Как было неправильно смять все то, что было между ней и Эриком все эти годы, так бездумно, оборвано, предательски отдав себя не тому человеку.

Тогда они были бы вместе. Она и Эрик. Он бы не получил очередные ужасающие шрамы и раны, его безумно красивые глаза не потухли бы, не обесцветились бы в своем обреченном, глухом отчаянии; ему бы не снились эти отвратительные кошмары, кошмары, от которых даже Кристину, не видящую их, бессознательно бросало в дрожь.

А каково Эрику? И все из-за нее.

За эти дни, что она провела рядом с ним, она поняла, что ее Ангел – единственный человек на этой планете, с которым ей так хорошо. Так хорошо, спокойно и правильно, несмотря на его сложный, трудный характер. Несмотря на то, что швы на его сердце завязаны слабыми, легко рвущимися узлами. Из-за неё. Несмотря на то, что его хрупкую душу так легко уронить. Разбить. Разбиться.

И Он падает, падает, падает…

Девушка обхватывает свою голову руками, цепляясь пальцами в свои кудрявые волосы, и тянет их, будто пытаясь вырвать с корнем, будто пытаясь освободиться от своего предательства…и от его кошмаров. Пытаясь освободить Эрика от боли. Навсегда.

Если бы только всё было иначе…если бы только, если бы только она могла, если бы…

Представляя эту идеальную, лишенную всяких ошибок жизнь, Кристина не замечает того, как неизбежно проваливается в сон. Сон сладкий и по-своему прекрасный. Сон, сопровождаемый размеренным ритмом биения сердца Эрика, так сладко ласкающим слух. Ритмом биения отчаянно любящего сердца.

Сердца человека, который среди всего этого кошмара смог любить по-настоящему.

Из-за неё.

========== Седьмая глава ==========

Дом на улице Скриб не видал гостей до этого дня несколько лет кряду. Поэтому, когда ранним утром в дверь квартиры Жири звонко, отчетливо стучат, Антуанетта не сразу решается пройти в коридор.

Всякие проходимцы частенько топчутся на пороге их дома, надеясь на радушие хозяев и их, если повезет, широкий кошелек. Мадам Жири уже давно привыкла к настырному топтанию бродяг на пороге их квартиры, а потому и научилась упорно это игнорировать.

Настойчивость неизвестного вскоре не оставляет ей выбора, и она всё же откладывает со своих колен пряжу на изящный столик, чтобы затем пройти в небольшую прихожую и тихонько спросить:

– Кто это?

– Рауль де Шаньи, мадам, – откликается нежданный мужской голос, и она понятливо кивает, протягивая руку к ключу, чтобы отпереть дверь.

Молодой человек шагает через порог, смущенно улыбаясь, и стряхивает со своего промокшего пиджака капли дождя.

– Прошу прощения за внезапный визит, – тут же виновато тараторит он, – мадемуазель Жири сказала, что я могу найти Вас только здесь сегодня. Я не сильно помешаю?

Насторожившаяся дама прищуривает глаза, чуть хмурясь, но всё-таки коротко кивает, позволяя ему войти в гостиную квартирки и занять место у кофейного столика.

– Я согрею Вам чаю, месье, – мягко говорит женщина, – а Вы пока объясните мне в чём причина столь раннего Вашего визита.

Он тушуется, не зная даже с чего правильнее будет начать, и тяжело вздыхает, подбирая судорожно подходящие слова.

– Просто я подумал, что у Кристины нет никого ближе Вас… – начинает пояснять он.

Женщина едва не заходится смехом. С самого детства рядом с малышкой Даае была вовсе не она, её названная мать, а её Ангел Музыки, оберегающий невинное Дитя от мрака и жестокости всего мира, дарящий маленькой девочке нескончаемое счастье и радость, всегда понимающий её и поддерживающий. Мадам Жири же всегда оставалось лишь радоваться, что две покинутые Богом души нашли друг друга и приняли.

– Отчего же? У неё есть человек куда более родной, чем я, – со сдержанной улыбкой отвечает Антуанетта, разливая по фарфоровым чашечкам ароматный чай.

– Я понимаю, – мрачно отвечает Рауль, – и я бы пошел прямиком к нему, знай я, как туда попасть.

– Этого Вам не стоит знать, месье, – откликается женщина, мягко усмехаясь, – так, в чём собственно дело?

– Я безумно волнуюсь за неё, мадам, – тихо говорит виконт, нервно стуча длинными пальцами по столу, – я хотел бы забрать её с собой в наш особняк в пригороде Парижа, но никак не могу её поймать в Театре.

– А я тут при чём? – сдержанно уточняет дама, склоняя аккуратно причесанную голову к плечу, укрытому шерстяной шалью.

– Вы не могли бы попросить её встретиться со мной? – едва не моля, обращается к ней Рауль, – Это очень-очень важно! Всё-таки впереди свадьба. Мне хочется успеть познакомить её со всей семьей!

Как бы не была сильна нелюбовь мадам Жири к слащавому виконту, она просто не сможет утаить этого разговора от своей названной дочери, как бы ей того не хотелось, не сможет молча глядеть ей в глаза, не коря себя за молчание.

– И что же мне ей передать? – с тяжелым сердцем сдается женщина.

– Что сегодня же я буду ждать нашей встречи прямо в её гримерной, – вполголоса говорит де Шаньи, – что ровно в девять вечера я приду туда и прожду столько, сколько потребуется, хоть до самого утра. Если же она не появится… Что ж, я всё пойму без всяких слов.

– Я поняла Вас, месье, – мягко кивает дама, – я очень скоро нанесу им визит, так что можете не переживать, Ваши слова будут услышаны.

Виконт поднимается из-за стола, облегченно выдыхая. Последние несколько дней стали для него настоящим адом, состоящим из страха за Кристину, тревогу за их Судьбу и полной безнадежности.

– Спасибо! – восклицает он, плотнее затягивая шейный платок на рубашке, – Спасибо большое!

Он торопливо движется к выходу из небольшой квартирки, не переставая улыбаться. Сегодня вечером они вновь смогут встретиться. Он и его прекрасная невеста. Сегодня вечером он обязательно заберет её домой. Домой к её будущей семье.

Попрощавшись с мадам, он покидает дом на улице Скриб, переполненный отчаянной уверенностью в том, что их ждёт светлое и счастливое будущее, что осталось подождать ещё совсем немного, и они сыграют чудесную, громкую свадьбу на весь Париж, что ещё немного, и его терпение, наконец, будет вознаграждено.

Если бы…

***

Сонная истома медленно отступает от Призрака, позволяя ему постепенно придти в себя и вспомнить последние несколько часов до окатившей внезапно его тело боли. Такие прекрасные и трогательные несколько часов.

Едва ощутимое тепло приятно греет его ушибленный бок, снимая собой мучительные ощущения, и он переводит свой заспанный взгляд вниз, замечая там Кристину, безвольно растянувшуюся на компактном диванчике прямо у его искалеченного торса.

Заметив в свете немногочисленных свечей тени, залегшие под глазами девушки, Эрик тяжело вздыхает, ругая себя за такую невнимательность к ней. Он тихонько сползает с дивана на пол и выпрямляется в спине, отмечая про себя, что его сознание теперь почти не плывет, и он может даже сносно стоять на ногах.

Он делает неуверенный шаг к холодному камину и чуть пошатывается, но, всё же, успевает сохранить едва не потерянное равновесие. В глазах нещадно двоится, путая его и без того неясный ум – он тихо чертыхается, спотыкаясь о кайму расписного ковра, и падает на колени прямо у аккуратной изгороди камелька.

Сам Эрик уже давно привык к пробирающему до самых костей холоду подземелий своей Оперы, но вот Кристина… Нежная девушка вся продрогла, едва успев задремать. Сердце мужчины болезненно сжалось в груди, тотчас как он увидел её побледневшие от озноба губы и многочисленные мурашки, бегущие по не укрытой легким платьем коже.

Призрак торопливо раскладывает внутри камина ссохшиеся ветви и увесистые кленовые поленья. Как следует уложив растопку, Эрик осторожно подносит к ней зажженную спичку, и огонь тотчас расползается по тоненьким прутьям, распаляя широкую камельку.

Помаленьку тепло начинает проникать в каждый уголок главной комнаты дома у озера, и Призрак неловко поднимается с колен, чтобы взглянуть на столь сладко спящую Кристину. Неустойчиво Эрик проходит вдоль зала к резному комоду у стены и вынимает оттуда легкий шерстяной плед, чтобы вернуться затем к не успевшей отогреться девушке и укрыть её им.

Нежная улыбка моментально украшает лицо Даае, и она благодарно кутается в теплое покрывало, пряча в нём свой аккуратный носик и вынуждая тем самым самого Эрика невольно залюбоваться её красотой.

Впервые за время, кажущееся таким долгим, ему выпадает возможность позаботиться о Кристине, а не, напротив, беспомощно валяться перед ней, загибаясь от боли, и находиться в зависимости лишь от продолжительности действия чертова морфия.

Тихонько присев на краешек дивана, Эрик бережно подтыкает плед под ноги Даае, окончательно укрывая её от остаточной прохлады ветра, беспрерывно гуляющего по дому у озера.

Его чуткий слух внезапно улавливает глухой стук каблуков, разносящийся по подземным лабиринтам Оперы, и чуть улыбается – Антуанетта с минуты на минуту появится у них.

Совсем неосознанно Эрик начинает называть этот мрачный дом, ставший с появлением Кристины уютным и светлым, их домом. И, пускай в глубине души музыкант понимает собственные глупость и наивность, но он ничего не может поделать с этой сладкой иллюзией.

Вскоре мадам Жири правда появляется на пороге обители Призрака, держа в руках пакет, доверху забитый продуктами и лекарствами. Чуть улыбнувшись мужчине, она проходит вглубь комнаты своей грациозной походкой и лишь тогда замечает Кристину, забывшуюся крепким сном на диване у горящего камина и непроизвольно вытянувшую свои стройные ножки на колени Призрака.

– Вижу, тебе лучше, – шепотом говорит Антуанетта, опуская увесистую сумку с покупками на соседнее кресло.

– Всё так, – кивает Призрак, отвечая ей в тон, – спасибо за помощь. Боюсь, что пока мне не стоит даже пытаться выходить за двери дома…

– Рано или поздно, – обнадеживает его женщина с легкой улыбкой, – последствия этой травмы пройдут, Эрик.

– Я чувствую себя, словно беспомощный уличный котенок, – тихо фыркает он, опуская взгляд на сопящую Кристину, – подобранный чьими-то добрыми руками.

Мадам Жири глядит на них с нескрываемым счастьем. Ей кажется, что их союз заключен где-то наверху, прямо на Небесах, кем-то незримым и всемогущим, ведь такая сильная любовь, как та, что теплится в сердце Эрика, просто не может быть не взаимной. Несмотря на собственные предчувствия, она не может молчать, не может нарушить данного слова.

– На самом деле, мне нужно поговорить с Кристиной, – тяжело вздохнув, говорит Антуанетта, глядя с нескрываемой тоской, на Эрика, – передать ей кое-что очень важное…

– Это не может подождать? – печально уточняет Эрик, машинально сжимая пальцами тонкую, облаченную в мягкий чулок щиколотку Даае, выпавшую из-под покрывала.

– Боюсь, что нет, – откликается женщина, опуская взгляд в пол.

Прикусив свою тонкую губу, Эрик пожимает плечами, позволяя мадам Жири шагнуть тихонько к спящей девушке и легонько потормошить за плечо.

– Кристина, – мягко обращается она к ней, – просыпайся, милая.

Сон отступает от Даае нехотя и медленно. Она неуклюже потирает свои заспанные глаза и щурит их даже от того небольшого света, что горит в главной комнате.

– Мадам? – растерянно спрашивает она, тотчас возвращаясь в реальность, и испуганно оглядывает всё вокруг себя прежде, чем натыкается взглядом на Эрика, робко сидящего в её ногах.

– Дорогая, – ласково продолжает женщина, бросая осторожные взгляды на напрягшегося мужчину, – сегодня утром ко мне приходил Рауль и, боюсь, лично тебе он так и не смог передать, но… Он желает встретиться с тобой вечером и, наконец, забрать в их загородный особняк, ну, знаешь, познакомить с семьей.

Вместо ответа девушка только переводит свои сонные глаза на замершего в ожидании её ответа Призрака и тяжело вздыхает.

– В чём дело? – растерянно спрашивает Жири, бросая непонятливый взгляд то на Эрика, то на Кристину.

– Я…я не могу выйти за него замуж, – всё же откликается Даае, прикрывая глаза, – всё это было бы страшной ошибкой, выйти за нелюбимого мужчину. Я не думаю, что мне стоит туда пойти.

На мгновенье Эрику кажется, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди, настолько нереальными являются для него прозвучавшие слова Кристины, настолько ласкающими и обнадеживающими.

– Ты причинишь ему невероятную боль, если не придешь, – понуро шепчет мадам, накрывая ладонью руку девушки, – нужно уметь достойно прощаться, дорогая.

Слова Антуанетты сбивают с толку – Кристине, напротив, кажется безумием пойти на эту встречу и обратно всучить кольцо, с таким счастьем и восторгом принятое лишь несколькими днями ранее.

– Эрик, – внезапно обращается Даае к Призраку, молчаливо замершему в уголке дивана, – а ты… Что ты думаешь лучше сделать?

– Будет гораздо больнее, если ты не придешь, – отстраненно шепчет он, глядя на огонь, пляшущий в камине, пустым взглядом и Кристина понимает, как глупо было спрашивать об этом именно у Него.

– Что ж, должно быть вы правы, – тихо откликается Даае, аккуратно поднимаясь с дивана, и чуть потягиваяется, – я попрощаюсь…

***

Сердце Рауля отчаянно стучит о грудную клетку, будто желая разорвать её в клочья и обрести, наконец, долгожданную свободу. Свободу от страха за их с Кристиной Судьбу, за их любовь. Свободу от проклятого Призрака Оперы, разрушившего в одночасье всё то счастье, что они едва обрели, от Призрака, так внезапно и бесправно посмевшего вмешаться в их союз.

Он мерит шагами гримерную который час кряду, отчаянно надеясь, что вот-вот и она появится на пороге комнаты. Обязательно появится! Ведь она его любит.

Ведь любит?

И в этом нет сомнений. Они развеялись окончательно, когда она безысходно, беспомощно жалась к его крепкой груди, ища защиты, ища понимания и поддержки, когда молила его о спасении её светлой души, когда шептала о своих чувствах, нежась в его объятиях.

Любит.

Когда дверь гримерной по-настоящему отворяется, и он, наконец, смотрит на свою прекрасную невесту, на свою любимую Кристину, то сердце де Шаньи пускается в бег, безумная улыбка скользит по губам, а взгляд распаляется счастьем.

Она подходит к нему робкими шагами, глядя отчего-то в пол, а не в его родные глаза, и затем осторожно берет за руки прежде, чем сказать:

– Я подумала, что нужно, всё же, прийти…

И одними лишь этими словами резко обрывает окрыленную мечтами о счастливом будущем их семьи душу Рауля, разбивает её на мелки осколки.

– Что? – не верит он в услышанное, всё напрасно пытаясь заглянуть в её светлые, глубокие глаза.

Она медленно тянется к кармашку на своём чайном платье, измятом от дневного сна в доме Эрика, чтобы вынуть оттуда блистающее кольцо и в последний раз на него взглянуть с толикой сожаления и тепла.

– Я не знаю, Рауль, – шепчет она и не сдерживается больше, давая волю горьким слезам, – я не чувствую того, что должна… И я не готова к такому шагу, понимаешь?

Она глухо всхлипывает и укрывает губы ладонью, подавляя тяжелое стенание глубоко внутри себя. Ей больно. Безумно больно видеть то, как меняется лицо Рауля с того воодушевленно-счастливого на искаженное непониманием и отчаянием.

– Но как? – вопрошает он, хватая её за руки чересчур грубо, – Как, родная? Неужели эти дни с Ним, перечеркнули всё между нами?! Вот так, будто ничего и не было вовсе?

– Эти дни лишь дали мне возможность всё обдумать, – отвечает она, судорожно выдыхая и вкладывая дрожащими пальцами в ладонь Рауля кольцо, – всё обдумать и понять, что я не могу стать твоей женой. Возможно, позже я почувствую, что хочу этого, но… прости, не сейчас.

– Ты бредишь, – шепчет отрешенно де Шаньи, качая головой, когда Кристина торопливо отступает от него, – ты же любишь меня, Кристина, любишь!

– Не люблю, – замерев мгновение на пороге, твёрдо отвечает она прежде, чем спешно покинуть гримерную.

Покинуть гримерную. Покинуть Рауля. Покинуть навсегда его сердце.

– У нас есть хотя бы шанс? – выкрикивает он свой вопрос, обреченный растворится в абсолютной пустоте.

Ответом виконту служит только сводящая с ума, давящая на уши тишина. Он понимает вдруг, что ничего хуже этой тишины быть уже не может. Она будет сводить его с ума и дальше, напоминая собой о том, что Кристина покинула его, что Кристина никогда его и не любила.

– Нет, – тихо доносится из пустынного, величественного коридора.

И Рауль не знает – это голос Кристины или лишь его сошедшее с ума воображение.

И за дверью по наборному мрамору раздаются глухие шаги.

========== Восьмая глава ==========

Яркие огни уличных фонарей Парижа заглядывают один за другим в небольшое окошко экипажа с гордым гербом семьи де Шаньи, торопливо несущегося к самой окраине романтичного города, невзирая на холодный ливень и жуткие раскаты грома.

Безжизненным взглядом виконт глядит куда-то в хмурое небо, сверкающее молнией, и думает о том, как сможет теперь появиться на пороге родного дома в одиночестве, без любимой невесты, как сможет теперь объяснить её внезапно изменившееся решение, как сможет теперь жить дальше… не имея своего единственного лучика света.

А причина? Причина, по которой она покинула его, даже неизвестна ему – Раулю остается лишь томиться в мучительных домыслах, строить догадки, предположения. Мысль, навязчивая мысль, не даёт де Шаньи покоя – она не любит его.

Не любит и никогда не любила..

И виконт никак не может того изменить. Он отчетливо разглядел в её глазах это твёрдое, непоколебимое «нет» и осознал тотчас, что на том их пути разойдутся навсегда, но надежда… святая надежда умирает последней. Даже держа путь в загородный особняк, Рауль надеется, что однажды Кристина опомнится и изменит своё решение, избрав истинный для их нежных чувств путь.

Непогода, неистово бушующая за окном уютного экипажа, сейчас является точным отражением глубоко раненной души виконта – она столь же необузданна, мрачна, непроходима, не развеяна никакими ветрами и потоками – кажется, она вечна. Ливень с каждой минутой только усиливается, пряча в своём оглушающем шуме печальное стенание де Шаньи и смывая своими тяжелыми каплями все его сладкие иллюзии и нежные мечты, казавшиеся ещё вчера такими близкими и обязательными. Грубо стирая остатки несбывшегося миража.

Он чрезвычайно сильно ошибался, полагая, что получит всё так просто, без всякого боя. Да и нужно ли бороться? Бороться за отношения, необходимые лишь ему одному. Кристина же… Кристина теперь остается с тем, кто так бесконечно в ней нуждался всю свою жизнь, кто оберегал её и поддерживал, и это кажется Раулю справедливым, несмотря на такую тяготящую, щемящую в сердце боль.

Только бы она не пожелала о своём выборе.

Только бы была счастлива.

Кеб очень скоро останавливается у высоких, кованных ворот графской резиденции, и де Шаньи замечает из окна спешащую на встречу к нему маму, желающую поскорее познакомится с его дорогой невестой.

С тяжелым сердцем Рауль покидает экипаж. Он должен обо всём рассказать семье. Рассказать и принять их трепетную поддержку, которой никогда ещё его не обделяли, что бы не случалось.

Но никакие распростертые объятия и пышные столы особняка знатного рода де Шаньи не смогут залатать кровоточащую, свежую рану на его не успевшем познать страданий сердце, не смогут вернуть ему ее чувства, ее любовь, объятия, не смогут вернуть его нежное личное Солнце. Они никогда не смогут вернуть Её.

***

Когда совсем опустошенная Кристина поздним вечером возвращается в их дом у озера, мадам Жири там уже не оказывается, чему она в глубине души тихо радуется – ей хочется побыть с Эриком наедине.

Она неслышно проскальзывает в главную комнату и замечает его костлявую фигуру, сидящую прямо на холодном полу, склонившуюся над увесистым клавиром с изящным пером, чтобы внести какие-то поправки в одно из своих невероятных произведений.

– Так ты можешь простыть, – тихо говорит Кристина, замирая за спиной Призрака и глядя на него с толикой осуждения.

Он медленно оборачивается на её голос, будто не веря в его реальность, и упорно борется с желанием расплыться в счастливой улыбке.

– Я был уверен, что он всё же заберет тебя с собой, – шепчет Эрик севшим голосом и откладывает в сторону перо, – или ты лишь решила попрощаться со мной?

– Я решила попрощаться с ним, – поправляет его Кристина, опускаясь рядом с ним на колени и чуть улыбаясь одними уголками губ, – и, если честно, не жалею об этом.

– Но почему? – не понимает Эрик.

Девушка осторожно берет хрупкие руки Призрака в свои, согревая их теплом, и нежно очерчивает мягкими подушечками пальцев его выступающие костяшки, отчаянно нуждаясь в этих мимолетных прикосновениях.

– Я не хочу ничего менять, – откликается она, вглядываясь в искрящиеся глаза мужчины, – мне нравится то, как я живу сейчас. Нравится быть здесь.

Он глухо вздыхает, переводя взгляд на их сцепленные руки, и невольно задумывается о том, что было бы с ним, покинь она его в самом деле.

Задумывается о том, как бы он погибал без трепетной заботы Кристины, которую так упорно отвергал, не желая казаться слабым, без её бережных пальцев, касающихся его жутких шрамов на бледной коже, без ее улыбки, вызывающей неземной трепет, без ее мягкого голоса, без ее доброты, без ее…без нее.

Задумывается о том, как сходил бы с ума от мыслей о ней, такой любимой и родной, в чужих руках, которым он сам ни на секунду не решился бы её доверить, от мыслей о том, что способны были бы с ней сделать те самые чужие руки.

Задумывается о том, как задыхался бы ночами от кошмаров собственного прошлого, от которых Кристина так упорно спасает его израненную душу. Он знает об этом. Знает, потому что раньше просыпался в полночь в холодном поту, сотрясаясь от страха… С появлением Даае они исчезли. Исчез его извечный ад.

– Я рад, что ты осталась, – признается он, чуть сжимая своими тонкими пальцами её ладонь, – не потому что люблю, не поэтому. Должно быть, я слишком привык к тому, что ты здесь.

Его ‘люблю’, прозвучавшее вот так вскользь, почти незаметно, вынуждает сердце Даае совершить кульбит. Она и сама не понимает, почему так реагирует на эти слова, почему эта искренняя фраза, произнесенная им, заставляет светиться счастьем и смущенно улыбаться, заливаясь румянцем.

Девушка осторожно пододвигается к Эрику, будто боясь спугнуть, бережно обнимает со спины свободной рукой, почти невесомо скользя пальцами по обширной гематоме на его тощем боку, и вынуждает его чуть вздрогнуть от такой неожиданной для него нежности.

– И я не уйду, – тихо говорит Кристина, – пока ты сам того не пожелаешь.

Он только качает головой и отводит золотистые глаза в сторону, судорожно выдыхая и ощущая всем телом то, как в обычно прохладной комнате внезапно стало невыносимо душно и жарко.

– Я не пожелаю, – откликается он, почти не дыша, – ты и сама знаешь.

– Да, – мягко соглашается девушка и переплетает пальцы их сцепленных рук, тем самым обращая внимание Эрика на себя, – так странно знать всё, что бушует в твоей душе, совсем ничего не зная о тебе самом…

– А что тебе хотелось бы знать? – уточняет Призрак, с трепетом внемля каждому её прикосновению.

– Всё, – отвечает не колеблясь Кристина, – абсолютно всё, что ты сам готов будешь мне поведать, Эрик. Мне будет приятно услышать любую из твоих историй и разделить её с тобой.

На мгновенье он задумывается о том, чем ему хотелось бы поделиться больше всего, и понимает, что почти каждое его воспоминание жаждет скорейшего выхода наружу, выплеска скопившихся эмоций и… понимания. Такого простого человеческого понимая, чуждого ему с самого детства.