Текст книги "Развод. Будущий бывший муж (СИ)"

Автор книги: Анна Кэтрин Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 44

Валера

Не спалось.

Ходил как бешеный по гостиничному номеру, и пытался собрать себя в кучу. На меня накатывало, ошарашивала каждый раз все сильнее и сильнее оставшаяся в недомолвке ситуация с Кариной, Тим, плачущая Лида…

Молодец, отделил зерна от плевел, решил, что так нормально, с одной стороны секс, с другой стороны – семья и любовь.

Молодец, нечего больше сказать.

Сам все просрал, но самое интересное, что это безумно логично выглядело в моей голове на момент принятия решения. И ведь самое смешное, что первая мысль, которая приходит, когда идёшь на такой шаг, что никто не узнает, никто никогда не поймёт и не увидит. Но все тайное рано или поздно становится явным. Сон не шел и через два часа, и через три, и даже когда я встретил рассвет, все равно в голове было пусто и напряжённо, как будто бы вакуум какой-то образовался. Материл себя последними словами.

Как только время приблизилось к завтраку, решил поехать домой.

Никого не было.

Карина и дети уже куда-то уехали. Я прошёл в кабинет, приоткрыл дверцу сейфа, она не брала деньги. На что они жили – я не понимал, и это бесило, потому что я не хотел, чтобы моя семья в чем-то нуждалась, даже принимая тот факт, что Карина пойдёт до конца, Карина разведётся, я все равно не хотел, чтобы мои дети, моя жена испытывали какое-то неудобство.

Поехал на работу. Вздрючил несколько начальников отделов, бесили тупостью своей, бесили медлительностью. Вечером снова приехал домой. Моя машина стояла на парковке, значит, Карина и дети были дома. Позвонил Лиде. Плакала, хотела, чтобы я пришёл на ужин, но, если честно, зайдя в квартиру, надо было бы договорить с Кариной. Я трусил как самый последний ссыкун, потому что видел в её глазах остановившуюся жизнь.

Кожу с себя содрать хотелось, только чтобы мне было так же больно, и ведь когда я предавал её, я не думал, что это будет так, настолько фатально, настолько убийственно. Измена – она не в теле, она в душе, в мыслях, в голове. И даже несмотря на то, что у меня ничего не было со Снежаной, это все равно было предательством.

И для Карины это был удар.

Опять не спал, впадал в какое-то пространное ощущение того, что мне на секунду удаётся сомкнуть глаза, а потом в холодном поту просыпался от того, что перед глазами стояла на коленях Карина рыдала в голос, по щекам текли слезы, из носа – кровь.

Не мог, не мог смотреть на неё на такую.

Хотелось вздёрнуться самому. Но это бы означало ещё большую трусость.

В обед раздался телефонный звонок. Снежана раздражала неимоверно, и да, сейчас я испытывал гамму чувств, которую можно обрисовать как ненависть по той простой причине, что видел в одном человеке скопление всех своих бед. Рационально подходя к вопросу, я был тем человеком, который заварил всю эту кашу, поэтому поднял трубку.

– Валерочка, котик, милый мой, – прощебетала мне Снежана. Поморщился. – Валера, мне сейчас звонил какой-то мужик. Говорит, что участковый, типа на меня написано заявление о нападении.

– А ты что хотела? Думала авария тебе сойдёт просто так с рук?

– Валера, ну разберись…

Выбесило.

Хотелось рявкнуть и долбануть телефоном по столу.

– Слушай сюда, это те последствия, которые идут за твоим поступком. Ты накосячила. Ты подвергла мою жену опасности. Ты подвергла моих детей опасности. Так что статья тебе – самое то, и я тебе уже, по-моему, говорил – не смей звонить. Не смей приближаться к моей семье. Узнаю, что хоть на дюйм подошла, тебя ни одни менты с собаками-ищейками не найдут.

Бросил трубку.

Вечером снова приехал к дому, оставил машину снаружи на парковке, сам прошёл к подъезду.

Карина гуляла с Лидой на детской площадке. Не рискнул подойти. Не хотел разрушать хрупкий мир.

Обед следующего дня.

На меня коршуном спикировала тёща. Её звонок был громом среди ясного неба, и сорванный нервный голос, который звучал в трубке, резал не хуже ножа.

– Валера, что у вас происходит?

– Я не понимаю, о чем вы… – холодно, сказал я, испытывая раздражение.

– Не надо мне врать. Сегодня я позвонила и сказала, что приеду. Карина сначала отнекивалась, а потом сказала, да приезжай. И вот я приехала, а она куда-то уехала и сказала, чтобы я посидела с детьми, потому что её пару часов не будет. Куда это у тебя жена уезжает, что ты не знаешь где она, как это она так может поехать и бросить детей? Нет, я все понимаю. Они у меня на пригляде. Я и суп щавелевый сейчас сварю. Ничего страшного. Ну, мало того, что вы скрываете от меня, что у меня, оказывается, дочь в больнице лежала, так ещё сейчас непонятные какие-то отлучки происходят. Валера, что происходит? Куда ты смотришь? Ты плохо воспитываешь свою жену!

Бесило, когда теща переходила границы и начинала тыкать – как мне себя вести с моей женой. А в самом начале морду воротила от меня, пока не прочувствовала, как хорошо быть моей родственницей. И от этого лицемерия меня еще больше выворачивало.

– Куда она уехала? – спросил я тихо, подозревая самое страшное.

– Я тебе и звоню узнать, куда она уехала. Мне ничего не сказала, ответила, что по делам.

Я только сглотнул.

Пазл сложился.

Остановленная жизнь в её взгляде.

Прерванное сердцебиение.

Потеря самого бесценного, что у неё сейчас было.

Твою мать…

Она поехала на аборт…

Глава 45

Карина

Решение неподъёмное, тяжёлое, настолько убивающее меня, что я понимала, не смогу сразу выйти из клиники, поэтому планировала все заранее, думала пригласить наемную няню, чтобы она несколько часов побыла с детьми. Но позвонила мама, и пока я соображала, уже высказалась о том, что она приедет, хочет увидеться, хочет посмотреть на внуков.

Когда она шагнула в квартиру, я поняла, что, может быть стоило все-таки действительно выбрать няню, потому что мать начала с порога на меня давить.

– Что у вас происходит? – сурово спросила она, шлёпнув сумку об пол. – Какие-то тайны, все от меня скрывают…

– Мам, нет никаких тайн.

Я не собиралась вдаваться в подробности, тем более сейчас. Она меня просто не выпустит из квартиры, пока не получит ответы на все вопросы, а я не хотела опаздывать. Я хотела хотя бы перед процедурой побыть наедине с собой.

– А что это было? Что это ты лежала в больнице? Что случилось? Произошла авария?

– Я ударилась, в меня влетела подушка безопасности. И все, – сказала я нервно.

– Нет, не все. Я знаю, что вы от меня что-то скрываете.

Мама даже не обращала внимания на подбежавшую к ней Лидочку, которая просилась на руки. Лида вообще была тем самым ребёнком, которого любить очень легко, и просто она была одинаково привязана ко всем. Про неё пословица: ласковый телёнок двух маток сосёт. Тим был шероховатый, нервный, своенравный. Мне, как матери, тяжело было оценивать, любить его легко или непросто, потому что я детей любила одинаково, но я смотрела на реакцию родственников, родителей на детей и понимала, что Лида, она своего не упустит. А вот Тим, он будет упёрто долбить в одну точку.

Если ему что-то не нравится, он не сделает вид, что он проглотил, нет. И поэтому из-за того, что мать очень часто лезла в нашу жизнь и в жизнь детей, Тим старался держаться от неё подальше. Он только выглянул, крикнул, что рад видеть, и снова запер дверь.

Мама приподняла Лиду на руки и недовольно посмотрела в сторону коридора.

– Вот опять сидит со своими игрушками, со своими интернетовыми друзьями, вместо того, чтобы бабушку поприветствовать, – начала мать свою излюбленную песню.

– Мам, отстань от него. Он взрослый парень, он уже прекрасно знает, что бежать и ждать, когда ты вытрешь сопли, это не про него.

Мама фыркнула.

– Так чем дети накормлены?

– У нас только был завтрак, на обед пусть Тим закажет что-нибудь…

– Как это закажет? – нервно выдала мать. – Я лучше сама что-нибудь приготовлю.

Я покачала головой. И выдохнула:

– Да, можешь сама что-то приготовить. Все, что тебе угодно. А мне уже пора.

– Куда это ты собралась?

– Мам, у меня дела, – ответила я холодно. Мать не стала ничего допытываться. Лишь запыхтела тяжело, однозначно будет у детей все выспрашивать. Я чмокнула Лиду, зашла к Тиму в спальню и поцеловала его в макушку, пообещав, что скоро вернусь.

– У меня очень важные дела, но я постараюсь как можно быстрее приехать домой.

– Мам, да не переживай, все нормально будет, – выдал сын и посмотрел на меня с сомнением. – Что у тебя за дела?

– Это по поводу больницы, надо немного ещё сдать анализов.

Тим сузил глаза, словно бы не доверяя мне, но потом кивнул. Я быстро крикнула маме «до вечера» и выбежала в подъезд. Села в машину, с непривычки которая была для меня слишком большой, тяжело задышала, но все-таки завела двигатель и тронулась с места.

За двадцать минут доехала до больницы, меня уже ждала мой лечащий врач. И с сомнением прикусывала губы:

– Карина, вы точно уверены?

Я не была ни в чем уверена. Поэтому просто без слов кивнула, чтобы она не увидела мои глаза, полные слез.

Я не хотела делать аборт, я очень сильно не хотела этого. Но я понимала, что, ну не смогу, я не вытащу, не вывезу, себя прокляну, ребёнка возненавижу. Но не вывезу. В живой природе ведь так происходит. Для выживания остальных детёнышей, слабых выбрасывают.

Меня провели в палату для осмотров, померили давление. Взяли кровь. Принесли медицинский халат на завязках.

– Кстати я вас направила к очень хорошему врачу. Все должно пройти без сучка и задоринки. У нас будет эпидуральная анестезия, поэтому вы будете в сознании, и ничего опасного не должно случиться, – сказала мне врач, я только кивнула головой, сдерживая злые слезы отчаяния, сдерживая всю свою боль.

В какой-то момент я снова осталась одна, приложила ладонь к низу живота.

– Прости, прости меня, – прошептала я, упираясь рукой в подоконник. Природа так создала людей, чтобы мать любила своего ребёнка, даже когда он ещё размером с семечку. За это отвечал гормон окситоцин, у меня его было очень много и, может быть, не в гормонах было дело, а в том, что это его ребёнок.

Ребёнок мужчины, которого я любила сильнее всего в жизни. И зная, что этот ребёнок – плод моей любви к мужу, расстаться с ним было невыносимо.

Это было очень страшно, страшно шагать в неизвестность, страшно шагать на неправильную тропку. А убийство собственного ребёнка – это то, за что потом люди горят в аду.

Когда появилась медсестра, я уже не могла сдержать слез.

– Вы готовы? – тихо спросила она.

Понимая, что нихрена я ни к чему не готова, понимая, что не хотела я этого аборта, я стиснула зубы, шмыгнула носом и призналась:

– Я готова.

– Тогда пройдёмте в операционную…

Глава 46

Валера

Я зажал пальцами переносицу и тяжело задышал, дёрнул рукой в сторону телефона, снова набрал тёщу.

– Зайди в спальню, – произнёс я резко, – у неё должен лежать ежедневник на тумбе.

– Валера, что происходит? Почему вы водите меня вокруг пальца? Это ненормально.

Я поджал губы и чуть не заорал, хотелось выматериться. И послать к чертям любимую мать супруги.

Я просто не знал, где сейчас принимал врач Карины. Она была у меня очень дотошной и за своим доктором ходила по нескольким клиникам. Последний раз я привозил её куда-то в северный район и боялся, что просто тупо не соображу, где сейчас принимает врач.

– Я тебя прошу, пройди в спальню и возьми её ежедневник. Открой и в адресах поищи адрес гинеколога.

– Так, Валера, все, я теряю терпение. Это ни в какие ворота не лезет. Сколько это может продолжаться? Что вы из меня дуру делаете? У вас что-то случилось? Карина чем-то заболела, и поэтому все такие?

Я тяжело задышал и бросил трубку, нашёл в контактах номер сына и стал звонить.

Умолял только, чтобы он взял, но Тим не брал с ни первого раза, со второго, с третьего. Я уже думал звонить Лидии, чтобы она отнесла ему мобильник, но на четвертый раз Тим принял звонок и хрипло уточнил:

– Ну что тебе?

– Открой ноут матери, найди переписку в мессенджере с её врачом. Отмотай до адреса.

– Ты что решил? Я просто так сейчас пойду и буду шпионить за матерью? – зло выдохнул сын. Я чуть не придушил его.

– Тим, я умоляю тебя. Ты можешь меня ненавидеть. Ты можешь меня посылать. Ты можешь со мной не общаться. Можешь со мной не разговаривать. Но сейчас, будь добр, засунь свои обиды, между прочим, правильные и нормальные, очень глубоко, потому что мне нужна твоя помощь. Помощь нужна твоей матери в первую очередь, потому что если она сделает то, что задумала, то будет плохо всем. Поэтому я тебя прошу. Давай мы сейчас с тобой заключим временное перемирие, и ты сходишь и найдёшь контакты её врача в переписке.

Сын тяжело задышал. Я понял, что нельзя было так обращаться с ним, нельзя было так рычать на него, но у меня нервы сдали. Я понимал, что если Карина рискнёт сделать последний шаг, то её потом ничего не удержит на краю, а я не хотел, чтобы она себя в чем-то винила, потому что винить в этой ситуации надо только меня.

– Ну же, Тим, – рыкнул я. – Я тебя прошу. Я тебя умоляю. Ты можешь со мной не общаться. Можешь меня не любить, ненавидеть меня. Но сейчас не дай матери совершить ошибку.

– Я не понимаю, о каких ошибках ты говоришь. Ошибаешься у нас в семье один ты…

– И ты прав. Я ошибся. И вместо того чтобы мне заплатить цену этой ошибки, её сейчас заплатит мать, поэтому бегом.

Тим тяжело задышал, и у меня в трубке раздались шаги, он налетел на тёщу, которая даже сквозь его мобильник умудрилась что-то нелицеприятное высказать мне.

– Что искать? – выдохнул Тим.

– Не знаю. Открой переписку, там должна быть какая-нибудь Лиза, врач Маша, врач что-то такое.

– Анастасия Георгиевна, врач, – мягко сказал Тим, – эту переписку открываем?

– Открывай, ищи по поиску адрес, новый адрес.

Тим застучал клавишами. А я понял, что время на исходе, если Карина уехала хоть за час до моего звонка, то уже все должно было быть предрешено. У меня оставалось, даже если она уехала за час, не больше чем полчаса на поездку и на возможность её остановить.

– Красногвардейская двенадцать, – произнёс мягко Тим. Я только сглотнул.

– Спасибо, родной, спасибо, любимый, – сказал я и отключил звонок, сдёрнулся с места. Выскочил из кабинета и, наплевав на все встречи, на все переговоры, которые были на сегодня запланированы, выскочил в коридор. Пробежал к лифту, вызвал его, не дожидаясь, сиганул по лестнице, быстро пересёк несколько пролётов, выскочил в холл, запыхался, пробежал до стеклянных дверей, вылетел наружу, кликнул брелоком, прыгнул в машину.

Все отдам ей, только бы чтобы родила ребёнка, пусть ненавидит меня. Пусть разводится со мной, но если она сделает аборт, это в первую очередь убьёт её саму. А убивать должны меня, это я во всем виноват.

Я тяжело задышал и понял, что сердце отчаянно рвалось из груди, давление било по глазам, и я постоянно растирал их пальцами.

В обеденное время машины сновали, из-за этого я рисковал попасть в пробку, бесило, хотелось быстрее доехать. От меня до адреса клиники было примерно пятнадцать минут по пустому городу, а по пробкам я мог застрять на час и больше, но психанув я вырулил на объездную и, потеряв пять минут драгоценного времени, все же через пятнадцать, припарковался у подъезда к клинике.

Я выскочил из машины. В голове все шумело, дребезжало, звенело.

Карина не должна так поступать. У неё не хватит сил пережить такую потерю, и в этом буду виноват только я. И пусть все, что угодно делает, все, что хочет я ей отдам, только чтобы родила ребёнка. Дети – это её. У неё чудесно получается воспитывать их. Это со мной, с моими замашками гопника, дети росли бы золотой молодёжью, нифига не ставящими ничего в центр. Но у Карины был природный дар растить чудесных детей, воспитывать хороших людей. Если она избавится от ребёнка, это в первую очередь принесёт боль одной лишь ей.

Я дёрнулся вперёд, пролетел несколько ступеней, даже не заметив, что их была целая вереница, схватился за ручку стеклянной двери, дёрнул на себя, ничего не поддалось, замок пискнул, я резко оглянулся, посмотрел, увидел датчик со звонком, нажал и стал нервно ожидать.

– Вы записаны? – раздался мелодичный голос администратора.

– Нет, у меня жена у вас, – рявкнул я на всю улицу. Девушка ничего не ответила, только сработала мелодия, говорящая о том, что двери открылись, я дёрнул на себя ручку и чуть вместе с мясом не выдрал из петель дверь. Пролетел холл, подался вперёд, развернулся, оглянулся на ресепшен, пытаясь сообразить, как узнать, в каком кабинете принимает лечащий врач моей жены, но в этот момент двери лифта раскрылись, и в них показалась заплаканная Карина.

Наплевав на все, я дёрнулся вперёд. Наплевав на все, я только успел, что упасть перед ней на колени. Схватить её, прижать к себе, уткнуться лицом в живот и прошептать:

– Карин, Карина... Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что я не опоздал. Я тебя умоляю, Карин, умоляю…

Глава 47

Карина

Я стояла и тряслась, сжимала побелевшими пальцами ремешок сумочки.

Вот что я ему должна была ответить? Садануть этой сумочкой хотелось ему по голове, да так сильно, чтобы мозги на место встали.

– Карин, прошу, скажи, что я не опоздал.

Сказать ему обо всем? Сказать о том, что когда я оказалась в палате и когда начался разговор с анестезиологом по поводу эпидуральной анестезии, когда меня попросили сесть на каталке и согнуться, прижать к себе к груди ноги, чтобы прощупать позвоночник, меня накрыла лютая паника и страх, и боль? Меня накрыло такое отчаяние, как будто бы я уже была в аду, заживо горела там, вертелась на вертеле у чертей. Сказать о том, что секундная заминка анестезиолога, которая произнесла: «Простите, не прощупывается. Сейчас я возьму иглу потоньше…», стоила нашему ребёнку жизни? Стоило того, что у меня, согнувшейся пополам, началась истерика, и я закричала на все помещение:

– Не трогайте меня, не надо. Пожалуйста, прошу вас!

Анестезиолог, бросив все, резко развернулась ко мне.

– Тише, тише, что случилось? Почему? Что у вас за паника?

– Не подходите ко мне! – взвизгнула я, сжимая себя руками и стараясь натянуть на себя тонкую медицинскую простынь. – Не трогайте меня.

Медсестра поджала губы.

– У неё истерика, надо успокоительное вколоть. Так, подождите, дайте мне секунду…

– Нет! – вскрикнула я. – Нет, не надо меня трогать. Я передумала, я не хочу.

– Нет, подождите секундочку, – мягко начала анестезиолог.

– Не надо ждать. Нет, – я дёрнулась, срывая с руки манжету для давления, попыталась спустить ноги, но кушетка была слишком высокой, зацепилась пальцами за перекладину, чуть не переломала их. – Не надо меня трогать, не надо.

Я уже рассказывала о том, что мать любит своего ребёнка ещё в утробе, с самых маленьких сроков, потому что работает окситоцин. Так вот, перед абортом окситоцин бьёт по мозгам настолько сильно, что ничего не соображаешь, работает только этот гормон привязанности, и он у меня сработал идеально.

– Не надо меня трогать. Я не хочу ничего делать. Я передумала! Я никому не позволю отобрать у меня ребёнка.

– Карина, успокойтесь, пожалуйста, – мягко подняла руки анестезиолог. – Мы вас слышим. Все хорошо.

– Нет, не хорошо. Не надо меня трогать.

В операционную зашёл врач и растерянно хлопнул глазами.

– Это что это у нас здесь происходит?

– Я не буду ничего делать, – вскрикнула я, все дальше и дальше отступая к стене до тех пор, пока гладкий холодный кафель не толкнулся мне в лопатки.

– Карина, успокойтесь, – сказала анестезиолог. – Все понятно. Не надо кричать. Давайте дождёмся вашего лечащего врача.

– Я не буду никого ждать. Я не хочу. Нет, я не буду ничего делать. Проводите меня в палату.

Меня било крупной дрожью, а кровь в жилах леденела. Мне казалось, что у меня онемели руки, и я почти не чувствовала ног, которые босыми ступнями переступали по ледяному кафелю.

– Я не хочу ничего делать. Нет, пожалуйста.

Через десять минут меня вернули в палату.

Через полчаса я сидела зарёванная перед лечащим врачом и извинялась.

Она качала головой, тяжело вздыхала.

– Я же спросила несколько раз…

– А я ответила несколько раз, – заметила я сдавленно, но это ничего не изменило. Мне было безумно стыдно, мне было больно, мне было до отчаяния тяжело. В конце концов, какая к чертям разница? Рожу я ребёнка и что дальше? Да кто меня за это проклянёт? Сама я себя? Да куда мне…Амёбой безвольной выходила замуж, амёбой и осталась, поэтому про проклятие я, конечно, загнула. И вообще… Так ли мне важно остаться этой амёбой? Или, может быть, просто из-за того, что мне наконец-то на это указали, я перестану жевать сопли и заберу своё?

Это мой ребёнок, зачатый в любви.

Я не знала о том, что у него есть другая.

Я подумать не могла, что такое могло произойти.

Не я виновата в этой ситуации, а он! Так почему я сейчас всю эту вину брала на свою душу, на своего ребёнка? Зажать мужа, стрясти с него все, что можно, и спокойно растить малыша. Лиду с Валерой отпускать и не противиться никакому общению, чтобы меня разгрузил с младенцем. Я что должна буду одна тянуть детей? Нет, он отец, он тоже родитель. И в конце концов, я, можно сказать, жена военного, а был раньше такой закон, что жёнам военных потом выплачивали пенсию, такую же, как и мужу, по той простой причине, что военных часто перебрасывали с одного гарнизона в другой. Женщина просто не могла где-то надолго устроиться на работу, соответственно, стажа у неё не было. Если женщина была женой военного, то и потом государство так же оплачивало их несостоявшийся стаж.

Вот и у меня стаж не состоялся, почти как у жены военного. Да, мы никогда не катались, не жили по разным городам. Но аналогию я провела достаточно чёткую. И поэтому, когда я стояла, смотрела на Валеру, который ещё несколько недель назад кричал о том, что он первый и последний раз встал на колени, мне хотелось его придушить, забить сумкой, бить и кричать о том, что он сволочь, что из-за него чуть не погиб ребёнок, что из-за него разрушилось все, поэтому я набрала в лёгкие побольше воздуха и только собиралась начать свою обличительную речь, которая из меня рвалась всхлипами и рыданиями, как Валера меня перебил:

– Богом тебе клянусь, никто мне кроме вас не нужен, никто мне кроме тебя с детьми не нужен. Третий ребёнок – это самое большое счастье, бесценное счастье. Я все тебе докажу. Вот смотри, – Валера отшатнулся от меня, дёрнул рукой к карману, вытащил мобильник, что-то быстро в нём набрал. – Вот смотри, я правда тебе не изменял. Да, я подлец, я ужасный человек. Я сволочь последняя, что вообще создал эту ситуацию. Да, мне офигеть как польстило, что девка купилась на меня. Да, я подарил ей это грёбаное колечко с фианитом, потому что мог это сделать, чтобы опять-таки наткнуться на долю того, что меня будут обожать. Мне нужно было это грёбаное щенячье обожание, потому что я самовлюблённый идиот, потому что я нарцисс, самый настоящий. И да, хреновый из меня отец выходит, потому что если я буду растить наших детей, из них получатся какие-нибудь отморозки. Но несмотря на все это, я неплохой человек, я очень люблю тебя, детей, пожалуйста, вот смотри, смотри, я не изменял тебе. Смотри, Карин…